Глава 2
Соседи по континенту
История непосредственных взаимоотношений российского и китайского государств насчитывает несколько столетий (в 2018 г. исполнится 400 лет миссии Ивана Петелина – первому русскому посольству в Китае). Однако общение между китайской цивилизацией и народами, населяющими сегодняшнюю Россию, взаимообогащение культур и взаимовлияние на идентичность народов началось значительно раньше.
Около десяти лет назад в науках, изучающих древнейшую историю человечества, произошел качественный скачок. К традиционно медленным и колоссально трудозатратным наукам антропологии, археологии и палеолингвистики прибавилась ДНК-генеалогия[48]. Данные о редких, раз в несколько тысяч лет, мутациях в Y-хромосомах, позволяют реконструировать «одиссею человечества» с момента возникновения общего предка до наших дней. Распространенность определенного типа мутаций получила название гаплогруппы. Определенные гаплогруппы можно ассоциировать с народами, известными в истории.
По картине мутаций в ДНК новая наука позволяет воссоздавать миграции человеческих популяций, происходившие в далеком прошлом – до десятков тысяч лет назад – и рассчитывать время этих миграций с точностью до сотен лет. С помощью методов ДНК-генеалогии было, в частности, установлено, что группа носителей индоевропейской гаплогруппы R1a1 примерно 3600 лет назад перешла с Южного Урала в Индию. Вместе с языком переселенцы дали местным народам индоевропейскую религию и космогонию (структурное и содержательное сходство индийских Вед с другими индоевропейскими источниками, от Авесты до греческих теогонии и «Голубиной книги» (сборника восточно-славянских духовных стихов XV–XVI вв., уходящих корнями в далекую эпоху индоевропейской общности), отмечали многие исследователи, в т. ч., Антуан Мейе, Жорж Дюмезиль, Владимир Топоров, Александр Зайцев, Томас Гамкрелидзе, Вячеслав Иванов, Михаил Серяков и др.) Аналогичное вторжение индоевропейцев в течение III–II тыс. до н. э. было в Иран, Грецию и другие территории.
На основе индоевропейской ведической религии и брахманизма сформировался индуизм, одна из наиболее крупных по числу последователей религий мира, а также буддизм, ныне – одна из ведущих мировых религий. В середине I в. буддизм начал проникать в Китай, со временем став одной из наиболее распространенных религий в Срединной империи и во многом сформировав сам национальный характер китайцев, принципы китайской эстетики и основы духовной организации общества. Так опосредованным образом Китай подвергся духовному влиянию индоевропейской культуры.
Дальше других в Центральную Азию продвинулся один из самых загадочных индоевропейских народов – тохары. Остатки их цивилизации и памятники письменности были найдены в Китае, на территории современного Синьцзяна. Их изучение показало, что всего лишь 1000 лет назад здесь существовал архаичный язык, сохранивший реликтовые формы индоевропейской основы и более близкий к языкам западных, а не восточных индоевропейцев, в окружении которых они находились. Было также выяснено, что тохарская культура оказала влияние на китайскую. Факты первых контактов тохарского и древнекитайского языков относятся еще к III в. до н. э., причем заимствование слов происходило как из тохарского в китайский, так и наоборот[49].
Контакты между Китаем и народами, проживающими на территории современной России, вошли в новую фазу в связи с открытием Великого шелкового пути, северная часть которого проходила через Крым, Кавказ, Северное Причерноморье, Нижнее Поволжье и достигала Южного Урала. Благодаря активным культурным и экономическим обменам на протяжении этой главной магистрали древности и средневековья началось формирование государственных образований, первоначально состоявших из цепочки торгово-военных факторий вдоль основных торговых путей (Волжская Булгария, Хазарский каганат, Русский каганат).
Непосредственные контакты с далеким Китаем начались у России уже значительно позднее. В 1246 г. участники миссии Плано Карпини были свидетелями проходившей в Каракоруме церемонии провозглашения Гуюка великим ханом Монгольской империи, на которой присутствовали в числе «четырех тысяч послов» покоренных чингизидами народов великий князь Ярослав Всеволодович и несколько «вождей китаев»[50]. Очевидно, что там, в ставке великого хана, и могли произойти первые контакты между представителями Руси и Китая – не в этот, так в другой раз: Каракорум русские князья посещали часто и жили там подолгу.
На китайских картах государство русских, алосы, появляется в XIV в. – как северо-западная оконечность Монгольской империи. К этому времени о наших предках в Поднебесной знали уже не понаслышке – в пекинской гвардии был даже отдельный полк, укомплектованный русскими воинами. Впервые о нем упоминает китайская летопись «Юаньши» за 1330 г.
Факт существования в средневековом Китае русского полка удивителен, но вполне объясним. «В ту пору появление русских в Пекине было следствием обычая монгольских ханов набирать в покоренных ими владениях дружины и включать их в свою пекинскую гвардию»[51], – пишет знаменитый русский китаевед XIX в. Петр Кафаров (о. Палладий).
На китайских картах государство русских, алосы, появляется в XIV в. – как северо-западная оконечность Монгольской империи. К этому времени о наших предках в Поднебесной знали уже не понаслышке – в пекинской гвардии был даже отдельный полк, укомплектованный русскими воинами.
Под поселение для Русского полка был куплен большой участок земли между Великой стеной и Пекинской равниной, гвардейцы были снабжены одеждой и хлебом. Последнее упоминание о русской дружине на службе пекинских ханов датируется 1334 г. – дальнейшая ее судьба неизвестна. «Тем не менее, – указывает о. Палладий, – замечателен факт, что русские православные колонии еще в первой половине XIV в. пребывали в Китае, а быть может, и в Маньчжурии, … где чрез несколько столетий после того суждено было снова повеять русскому духу, но уже с иными правами и с надеждой на плодотворную будущность»[52].
В XV в. Россия начала движение на Восток, стремясь подчинить себе области распавшейся империи монголов. В 1483 г. состоялся первый русский поход на Сибирь. А несколько ранее (1466–1472) состоялось первое русское путешествие в Индию – знаменитое «хождение за три моря» Афанасия Никитина, не принесшее коммерческого успеха (индийские товары оказались неподходящими для России), однако расширившее знания русских о таинственном Востоке. Следующее путешествие в Индию состоялось уже при Петре I, однако миссия Семена Маленького (1696) также не привела к открытию торговли.
Успешнее были действия в Сибири и на границе с Китаем, которые велись казаками. Первым русским послом к пекинскому двору стал Иван Петелин (1618), который привез в Тобольск китайскую грамоту, прочесть которую, естественно, там никто не мог.
Активные попытки установить дипломатические и, как следствие, торговые отношения с Пекином начались после походов Ерофея Хабарова, Афанасия Пашкова и др., приведших к освоению Приамурья и расширению влияния на Маньчжурию. Эпопея мирного завоевания Сибири, когда многие из языческих народов охотно принимали православие и русское подданство, не имела прецедента во всемирной истории. Ясак в виде пушнины, который они выплачивали в казну, был необременительным. Казаки и стрельцы обучали аборигенов земледелию, учили строить теплое жилье, снабжали железными орудиями труда и оружием для охоты. В Сибири и на Дальнем Востоке возникли первые русские остроги – крепости с гарнизонами, защищавшие как русское, так и аборигенное население от набегов чужаков. В результате экспедиций Дежнева, Хабарова, Атласова, Пояркова и других первопроходцев к российскому государству была присоединена огромная территория, охватывающая весь северо-восток Евразии.
Вместе с тем, официальные посольства, отправленные в Пекин во второй половине XVII в., трудно назвать успешными, что было связано со спецификой китайского придворного этикета. Чиновники из «Ведомства церемоний» заставляли прибывающих из разных стран, в том числе и из России, посланцев зарубежных «вассалов» тщательно репетировать, а затем неоднократно – перед грамотой императора, при въезде в пределы империи, перед передними (южными) воротами дворца, перед пустым троном и, наконец, во время аудиенции императора – исполнять обряд коленопреклонения. В случае невыполнения ритуала провинившихся дипломатов высылали из страны. Так было, например, с боярским сыном Федором Байковым, прибывшим в Пекин в 1665 г. и отказавшимся исполнить обряд коутоу, дабы «царской чести не порушить» – вместе с посольством он был вынужден уехать, не повидав императора, и увезти обратно свои подарки[53].
Не намного более удачной оказалась и миссия Николая Спафария (1676), также уехавшего ни с чем, однако привезшего с собой познавательнейший и выдающийся в литературном отношении «статейный список» о своем путешествии, содержащий массу сведений об еще неведомом и таинственном в ту поре Китае[54].
С воцарением Петра I внешняя политика государства концентрируются на западном направлении. Именно с этим связано заключение в 1689 г. Нерчинского договора, по которому к Китаю отходил ряд российских территориальных приобретений, в т. ч. Приамурье, а основанная Хабаровым героическая крепость Албазин подлежала уничтожению. Нередко Нерчинский договор трактуют как политический провал России, объясняют его военной слабостью нашей страны на Дальнем Востоке. Однако русские имели в то время подавляющее военное превосходство над Цинской империей (казачьи отряды добивались побед даже при двадцатикратном численном перевесе маньчжуров). А территориальные уступки объясняются чисто прагматическими мотивами: взамен утраченного Приамурья Россия получала право на регулярную (и сверхприбыльную) торговлю с Китаем, обладавшим огромным рынком.
Первый казенный караван был отправлен из России в 1693 г., а уже в 1715 г. в Пекине была открыта Духовная миссия – посольство России в Китае. Формальным поводом для ее открытия была забота о русских казаках, проживавших в китайской столице с 1685 г. В 1727 г. был подписан Кяхтинский договор, который устанавливал границу с монгольскими землями, определял порядок дипломатических сношений между странами и восстанавливал караванную торговлю с Пекином. В 1731 г. в Москву и в 1732 г. в Петербург прибыли китайские посольства от Иньчжэня. Россия стала первым европейским государством, которое посетили китайские послы.
Россия стала первым европейским государством, которое посетили китайские послы. На илл.: Ефим Виноградов. Вид Зимнего дворца Петра I
Одним из результатов подписания Кяхтинского договора стало создание на русско-китайской границе торгового центра поистине грандиозного масштаба. Оборот торговли через Кяхту достигал 16 млн. рублей, что превышало 10 % от всего внешнеторгового оборота России.
Если учесть тенденцию к самоизоляции Китая от западных стран во второй половине XVIII в., именно Россия из всех стран «Старого света» имела в те времена с Китаем наиболее тесные сношения. С развитием связей усиливалось взаимообогащение культур. Взаимообмен происходил не только в сфере технологий и военного дела, но и на бытовом уровне. Так, именно от русских китайцы узнали о коровьем молоке, которое с тех пор вошло в повседневный рацион их питания: оно появилось в Китае в XVIII в. вместе с казаками-абазинцами, взятыми в плен на Амуре и основавшими русскую колонию в Пекине. Именно они привезли с собой коров.
В свою очередь, русские заимствовали в Китае одну из самых любимых игрушек детворы – куклу Ванька-встаньку (по-китайски – Дамо; это название кукла получила от китайского имени основателя чань-буддизма Бодхидхармы, которого она изображает). На протяжении многих поколений она учила русских детей стойкости.
Если учесть тенденцию к самоизоляции Китая от западных стран во второй половине XVIII в., именно Россия из всех стран «Старого света» имела в те времена с Китаем наиболее тесные сношения.
Огромный интерес к Китаю проявляли российские ученые. В 1760-1780-е гг. появляется ряд важных переводов, опубликованных бывшими сотрудниками Российской духовной миссией в Пекине – И.К. Россохиным и А.Л. Леонтьевым. В 1837 г. в Казанском университете впервые в России началось преподавание китайского языка, а в 1851 г. – и китайской литературы.
Исключительное значение для науки имели переводы и исследования по истории, этнографии, географии и лингвистике Китая, выполненные в первой половине XIX в. Никитой Яковлевичем Бичуриным, более известным современникам под монашеским именем о. Иакинф. В 1819–1851 гг. он создал китайско-русский словарь, опубликовал 14 книг и около 100 статей о Китае, перевел с китайского десятки важнейших исторических трудов. «В трудах Бичурина достижения европейской науки впервые были обогащены достижениями науки китайской, – отмечают академик Владимир Мясников и профессор Ирина Попова. – Он оценил то, что максимально полный охват материала и непреложность факта на протяжении многих веков оставались главными принципами китайской историографии. Ему удалось соединить рационализм и практицизм китайского историописания с западным сопоставительным исследовательским методом. Фактически он был первым европейским ученым, осознавшим подлинное значение китайской гуманитарной науки и признавшим ее равную ценность с западной»[55].
Отец Иакинф стал первым русским китаеведом, получившим общеевропейскую известность. Его воздействие на отечественную культуру заметно не только в области синологии: например, его рассказы о жизни в Пекине повлияли на замысел утопической повести Владимира Одоевского «4338-й год. Петербургские письма». Под влиянием трудов Бичурина Лев Толстой предпринял попытку перевести на русский язык сокровища китайской мудрости – Дао дэ цзин и Лунь юй — на язык, понятный простому русскому народу.
Весь XIX в. Китай и Россия активно упрочивали двусторонние связи. Апогей этой активности приходится на вторую половину XIX – начало XX в. В 1858 г. был подписан Айгуньский договор, вернувший России часть Приамурья, в 1860 г. – Пекинский договор, по которому России передавался Уссурийский край и ряд льгот на территории Китая.
Свободный от европоцентристских предрассудков, о. Иакинф (Бичурин) впервые дал объективную картину «гражданского и нравственного состояния» Китая. «Я первый раскрыл неверность сведений и неосновательность мнений о сем государстве, укорененных в Европе, – писал он, – и несправедливо думает тот, кто это раскрытие считает защищением».
С 1883 по 1886 г. на территории Маньчжурии существовала т. н. Желтугинская республика – уникальный пример самоорганизации русских и китайцев в общее протогосударственное образование. Уже к 1885 г. золотоносная река Желтуга привлекла на свои берега более 15 тысяч охотников за длинным рублем, в «республике» действовали жесткие законы, пресекавшие преступность, имелось собственное правительство, работали магазины, гостиницы, игорные дома и даже зоопарк.
В 1896 г. был заключен Московский договор о союзе России и Китая против Японии, в т. ч. предоставивший России право на постройку железнодорожной магистрали через Манчжурию (КВЖД), ставшую мощным фактором утверждения нашей страны как тихоокеанской державы. В 1898 г. была подписана конвенция об аренде Россией портов Порт-Артур и Дальний, по сути, превращающихся в российские военно-морские базы. В том же году был заложен Харбин – ярчайший символ российско-китайского сотрудничества. Размах строительства этого города был таким, что его сравнивали со стремительно растущими американскими городами. Всего за несколько лет он превратился в настоящий мегаполис, расположенный на перекрестке водных, сухопутных, железных и торговых дорог и, подобно же Дикому Западу, привлекающий пассионариев со всей Российской империи. Из 100 тысяч жителей более трети составляли русские. Наряду с местной в городе действовали русская администрация и полиция, ходили особые «харбинские» рубли. А после Октябрьской революции Харбин стал одним из главных центров русской эмиграции. До середины XX в. Харбин оставался единственным городом, в котором сохранялись дореволюционный русский уклад жизни и русская культура.
Уже в начале XX в. Харбин – русский город в Китае – представлял собой настоящий мегаполис
Даже в условиях военных соприкосновений с Россией (как было, например, во время Боксерского восстания 1900 г., когда русские войска вошли в захваченный мятежниками Пекин), местное население относилось к нашей стране весьма благодушно: в северном соседе жители Поднебесной видели воплощение конфуцианского принципа справедливости, в отличие от Запада, строящего свою политику по отношению к Китаю на хищничестве и неуважении к традициям.
Эта политика вызывала негодование у такого гуманиста, как Лев Толстой, обращавшегося к китайскому народу со словами поддержки и сочувствия: «Вы жили своей отдельной от европейцев жизнью, ничего от них не требуя и прося только того, чтобы они вас оставили в покое, но они, под самыми странными предлогами, лезли с своими товарами, с своею религией, и как только был какой-нибудь предлог, бросались на вас, как дикие звери, как разбойники, и вырывали у вас то, что им было нужно.
Так шло это уже несколько веков, но не потому, что вы стали иные, а только потому, что их жадность увеличилась, они в последнее время всё наглее и наглее нападали на вас, залезали к вам и захватывали обитаемые вами земли….
Войска Белого царя в Пекине. 15 августа 1900 г.
Поступки против вас европейцев вызывают в нас величайшее, негодование по своей несправедливости и жестокости. Мы всей душой сочувствуем незаслуженным страданиям, которые несет теперь ваш народ, в особенности сострадаем лишенным крова и пищи – миллионам детей, женщин, стариков; возмущаемся против зверств, совершаемых европейцами среди вашего народа, но более всего возмущены той ужасной ложью и клеветой на христианское учение, во имя которого они совершают все свои ужасы»[56].
В век великих войн и революций – судьбы Китая и России сплелись еще сильнее. Большую часть двадцатого столетия Китай, по сути, шел в фарватере своего северного соседа – в том числе, и по той причине, что Запад высокомерно игнорировал попытки Поднебесной пойти с ним на сближение.
Большую часть двадцатого столетия Китай, по сути, шел в фарватере своего северного соседа – в том числе, и по той причине, что Запад высокомерно игнорировал попытки Поднебесной пойти с ним на сближение.
Интерес к достижениям западной цивилизации появился в Китае уже во второй половине XIX в., когда великая еще недавно держава превратилась в практически бессубъектное пространство, колонию империалистических держав, разделивших ее на сферы влияния. Именно тогда правящая элита инициировала т. н. «политику самоусиления» (1861–1894 гг.), лозунгом которой стал тезис «китайская мудрость для фундаментальных принципов, западная мудрость для практического использования» (тиюн). Политика самоусиления предполагала заимствование Китаем у Запада современных технологий, в первую очередь – военных.
Ряд ученых и политиков (Янь Фу, Кан Ювэй, Лян Цичао, Ху Ши и др.), однако, считали, что вестернизация Китая должна стать абсолютной, охватив все сферы жизни, а от всего китайского необходимо освобождаться как от рабских оков, сдерживающих развитие общества. В презрении к своим традициям, культуре, народу китайские «западники» зачастую превосходили даже самых отпетых российских либералов сегодняшнего дня. «Беда Китая не в том, что он утрачивает свою национальную сущность, а в том, что ее пытаются сохранить, – утверждал, например, философ Ху Ши. – Китай уступает странам Запада не только в материальном и теоретическом отношении, но и стоит ниже других стран в сфере морали, науки, литературы, искусства, музыки. Даже в физическом здоровье мы уступаем людям Запада»[57].
Куда более взвешенной была позиция лидера движения Тунмэнхой Сунь Ятсена. Несмотря на европейское образование и христианское вероисповедование, Сунь был убежден, что Китай должен идти по особому пути развития, отличному от западного. По его мнению, в основе нового китайского общества должны лежать три народных принципа: национализм (Китай должен был освободиться от гнета маньчжурской династии и империалистических держав), народовластие (монархический строй в стране должен быть сменен республиканским) и народное благосостояние (бедность в стране должна быть побеждена за счет создания индустриальной экономики и обеспечения равенства крестьянского землевладения).
Именно Тунмэнхой стал ведущей политической силой Синьхайской революции 1911–1912 гг., в результате которой была свергнута маньчжурская монархия. Временным президентом Китайской республики стал Сунь Ятсен, однако вскоре ему пришлось передать полномочия генералу Юань Шикаю. В августе 1912 г. на основе движения Тунмэнхой была создана Национальная партия (Гоминьдан), которой было суждено сыграть огромную роль в истории современного Китая.
Юань Шикай играл в демократию весьма недолго – в 1914 г. он распустил парламент, подавляющее количество мест в котором занимали гоминьдановцы. Планы Юаня восстановить монархию и провозгласить себя императором в 1915 г. привели к восстанию военных сначала в южных провинциях, а затем и по всему Китаю.
После смерти Юань Шикая в 1916 г. страна фактически распалась: губернаторы и генералы не подчинялись центральному правительству, располагали собственными армиями, самостоятельно заключали союзы с западными державами. Китай оказался ввергнутым в многолетнюю гражданскую войну.
Подлинным центром объединения Китая в эти трагические годы стал юг страны, где с июля 1917 г. действовало правительство Сунь Ятсена – т. н. Правительство защиты конституции. Поначалу лидер Гоминьдана искал поддержку на Западе, призывая поддержать модернизацию Китая, что, по его мнению, могло бы стать важным фактором мирового прогресса. «Моя идея, – писал Сунь Ятсен, – состоит в желании использовать иностранный капитал для создания социализма в Китае так, чтобы, гармонично сочетая эти две экономические формы, двигая человечество вперед, заставить их действовать вместе и тем самым ускорить развитие будущей мировой цивилизации»[58].
Однако его призывы остались неуслышанными, и Сунь устремил взор на Советскую Россию.
Летом 1918 г. Сунь Ятсен послал приветственную телеграмму Ленину, в которой выразил надежду на сотрудничество их революционных партий. Налаживанию контактов поспособствовали встречи Сунь Ятсена с деятелями Коминтерна Григорием Войтинским, Хенком Сневлитом и Сергеем Далиным, а также с российским полпредом в Китае Адольфом Иоффе. По результатам бесед с Иоффе в 1923 г. было выпущено коммюнике, в котором было отмечено, что Китай пока не готов к утверждению в нем «коммунизма или советизма», и самой его насущной задачей на данный момент является национальное объединение и приобретение полной национальной независимости, в чем он может рассчитывать на поддержку России[59].
Эта задача предполагала объединение Гоминьдана в единый фронт с другими прогрессивными силами Китайской Республики, прежде всего, с Коммунистической партией Китая, созданной при непосредственном участии представителей Коминтерна.
Толчком к распространению в Китае коммунистических идей стала Октябрьская революция 1917 г., с энтузиазмом встреченная левой интеллигенцией. Профессор Пекинского университета Ли Дачжао восторженно пророчествовал: «Отныне повсюду будут видны победные знамена большевизма и слышны триумфальные его песни. Прозвучал набат гуманизма. Взошла заря свободы. Будущий мир будет миром красного знамени»[60].
Другим событием, определившим судьбу Китая, стала Парижская мирная конференция 1919 г., руководители которой – американский президент Вудро Вильсон, английский премьер Дэвид Ллойд Джордж и глава правительства Франции Жорж Клемансо – буквально вытерли ноги о китайскую делегацию, закрепив за Японией права на захваченную ей в 1914 г. провинцию Шаньдун с портом Циндао. Иллюзии периода войны относительно западного «либерализма» развеялись в одночасье: стало очевидно, что Запад по-прежнему относится к Китаю как к полуколонии.
Протест против итогов Парижской конференции вылился в Китае в бурные народные волнения, названные «Движением 4 мая». Именно в этот день 1919 г. на центральной площади Пекина Тяньаньмэнь начались выступления студентов под лозунгом: «Защитим государственный суверенитет». Вскоре в борьбу включились и рабочие, по стране прокатились забастовки, бойкотировались японские товары. В результате китайское правительство было вынуждено освободить арестованных студентов и ушло в отставку, отказавшись подписать Версальский мирный договор с Германией. По словам профессора Шанхайского университета Чжу Сюециня, «Движение 4 мая» ознаменовало самый серьезный поворот в истории Китая в новое время: китайская элита окончательно отвернулась от идей западной демократии и стала считать примером для себя вместо западных стран большевистскую Россию[61].
В 1920 г. при организационной поддержке Коминтерна и лично Григория Войтинского в Китае стали образовываться первые коммунистические кружки. Кружок в Шанхае сплотился вокруг активного участника «Движения 4 мая» Чэнь Дусю; пекинский кружок возглавил Ли Дачжао, в скором времени привлекший к работе своего молодого помощника, сотрудника библиотеки Пекинского университета Мао Цзэдуна. В июле 1921 г. в Шанхае состоялся съезд делегатов марксистских кружков, на котором была основана Коммунистическая партия Китая. Активное участие в работе съезда приняли представитель Коминтерна Хенк Сневлит (Маринг) и Владимир Нейман (Никольский). Партия поставила целью свержение капиталистических классов, установление диктатуры пролетариата и построение социализма. Секретарем Центрального бюро КПК был избран Чэнь Дусю.
Между КПК и Национальной партией было налажено сотрудничество. Сам Гоминьдан в соответствии с указаниями представителя Коминтерна Михаила Бородина был реорганизован по принятому в компартиях принципу демократического централизма. «Русские – люди большого размаха, обширных познаний, поэтому они сумели выработать правильные методы, – пояснял свое решение обратиться к советскому опыту Сунь Ятсен. – Мы должны учиться у России ее методам, ее организации, ее подготовке членов партии, только тогда мы можем надеяться на победу»[62].
На I съезде обновленного Гоминьдана в 1924 г. были приняты три важнейших установки: союз с СССР – первым в мире государством, порвавшим цепи империалистической эксплуатации, поддержка борьбы крестьянских и рабочих масс Китая и союз с КПК. Последний пункт, в частности, предполагал индивидуальный прием в партию коммунистов. В том же году был создан единый национально-революционный фронт для борьбы с милитаристскими кликами. В Китай были направлены советские инструкторы для подготовки кадров профессиональных революционеров, партия Сунь Ятсена щедро снабжалась деньгами, товарами и оружием. В созданных в Южном Китае офицерских школах советскими военными советниками были подготовлены более 6 тысяч офицеров. Многие члены Гоминьдана направлялись на учебу в Москву – среди них был и Чан Кайши, самый многообещающий офицер из окружения Сунь Ятсена.
«Мы должны учиться у России ее методам, ее организации, – призывал основатель Гоминьдана Сунь Ятсен. – Только тогда мы можем надеяться на победу».
Таким образом, и КПК, и Гоминьдан – партии, которым предстояло сыграть решающую судьбу в истории нового Китая – были взращены Советским Союзом. И хотя Москва не сильно скрывала своей большей расположенности к китайским коммунистам, видя мелкобуржуазный характер Гоминьдана, поддержка оказывалась обеим партиям в равной степени. Тем более что союз с партией популярного в Китае Сунь Ятсена уже сам по себе укреплял позиции КПК. Отправляясь в деревни и на фабрики от имени Гоминьдана, коммунисты вели там свою агитацию и приобретали все больше сторонников.
В 1925 г. после смерти Сунь Ятсена во главе правительства и партии встал недавно вернувшийся из Москвы Чан Кайши. Под его командованием объединенные силы гоминьдановской Национально-революционной армии и китайских коммунистов в 1926 г. начали знаменитый Северный поход, намереваясь объединить страну военным путем. НРА многократно уступала по численности армиям противника, однако благодаря активной помощи Советского Союза (как оружием и самолетами, так и военными специалистами, которых возглавлял Василий Блюхер) уже в 1927 г. власть Чан Кайши признал почти весь Китай.
И КПК, и Гоминьдан – партии, которым предстояло сыграть решающую судьбу в истории нового Китая – были взращены Советским Союзом.
В апреле 1927 г. Чан Кайши, которого беспокоила растущее влияние Компартии, принял решение о физическом уничтожении ее сторонников. По договоренности с главой Гоминьдана члены т. н. Зеленой банды, вооруженные властями иностранных концессий, начали в Шанхае резню красногвардейцев, в результате которой погибло около 5 тысяч человек. По стране начались массовые аресты и расстрелы деятелей КПК. Коммунисты ушли в подполье.
Разрыв КПК и Гоминьдана привел к десятилетней Гражданской войне (1927–1937). Уступающим в военной мощи коммунистам пришлось отступить на север, в провинцию Шэньси, где был создан т. н. Шэньси-Ганьсу-Нинсяский советский район (Шэньганьнин) со всеми атрибутами суверенного государства – своим законодательством, экономикой, армией, системой образования, валютой. Укрывшиеся в горах Северного Китая, коммунисты во главе с Мао Цзэдуном копили силы для дальнейшей борьбы.
Нелегкое перемирие между Гоминьданом и коммунистами наступило в июле 1937 г., когда Япония вступила в войну с Китаем.
В столице Китайской Республики Нанкине японцы следовали правилу «трех дочиста» – «выжигай дочиста», «убивай всех дочиста», «грабь дочиста».
Зверства японцев не имели аналогов в мировой истории, зачастую превосходя даже зверства нацистов. Лишь во время т. н. Нанкинской резни в конце 1937 г. японцы уничтожили свыше 300 тысяч мирных жителей и военнопленных, что превосходит число жертв бомбардировок Хиросимы и Нагасаки. Японские солдаты даже не тратили пуль – они отрубали китайцам головы мечами, закалывали их штыками, травили собаками, закапывали заживо в землю, обливали бензином и сжигали, вспарывали животы, выворачивая внутренности наружу. Насиловали всех – даже девочек-подростков и старух. По воспоминаниям очевидцев, по Янцзы нельзя было проплыть на лодке – мешали десятки тысяч трупов[63].
Специальным циркуляром японским военнослужащим разрешалось принимать в пищу мясо китайцев. Для офицеров людоедство обставлялось торжественными церемониями; к столу японцев рангом ниже подавался суп из мяса убитых пленных.
Чудовищные зверства чинились во всех городах, куда ступала нога японского захватчика. Широко распространена была практика использования пленных для медицинских опытов – их заражали выращенными в лабораториях бактериями чумы, холеры, тифа, сибирской язвы, газовой гангрены, варили в кипятке, замораживали, последовательно удаляли внутренние органы, заменяли человеческую кровь обезьяньей или лошадиной. Все это делалось для установления количества времени, которое человек сможет прожить под воздействием перечисленных факторов. В своих отчетах японские живодеры именовали подопытных «бревнами»[64]. Особенно прославился своими опытами над живыми людьми т. н. «отряд 731» – настоящий конвейер смерти. После окончания Второй мировой войны изуверы из этого подразделения нашли убежище в армии США, которая переняла их преступный опыт[65].
Специальным циркуляром японским военнослужащим разрешалось употреблять в пищу мясо китайцев – это не считалось каннибализмом, поскольку китайцы не считались людьми. «Иногда людоедство обставлялось для офицеров торжественными церемониями, имело место во время празднеств, – указывалось в приговоре Международного военного трибунала для Дальнего Востока, судившего в 1946–1948 гг. японских военных преступников. – Даже высшие офицеры в звании генералов и контр-адмиралов принимали в этом участие (суп из мяса убитых пленных подавался к столу японцев рангом ниже»[66].
Подобно Гитлеру, японские милитаристы делали ставку на молниеносную войну, рассчитывая полностью захватить Китай всего за три месяца. Однако планы оккупантов не сбылись.
Уже осенью 1937 г., несмотря на серьезные проблемы в двусторонних отношениях в недалеком прошлом[67], Советский Союз начал масштабную помощь Китайской Республике. Только в 1938–1939 гг. СССР предоставил Китаю займы на сумму в 250 млн. долларов США. За период 1937–1941 гг. в Китай было поставлено более 1000 самолетов, около 100 танков, тысячи единиц артиллерийского и стрелкового оружия[68]. Грузы везли по автодороге, которую специально для этого проложили через Синьцзян.
ВВС Китая были созданы, укомплектованы и обучены в рамках советской военной помощи в конце 1930-х гг. У советских инструкторов прошли подготовку тысячи китайских летчиков, многие из которых стали настоящими асами
В оказании Китаю непосредственной военной помощи участвовали десятки военных специалистов, в т. ч. такие видные военачальники, как Василий Чуйков, Павел Рыбалко, Павел Батицкий, Павел Жигарев, Григорий Тхор, и 3,5 тысячи добровольцев, в первую очередь, летчиков и авиатехников. Благодаря этому к началу 1939 г. резко упали потери в китайской армии. Если в первый год войны китайские потери убитыми и раненными составляли 800 тыс. человек (5:1 к потерям японцев), то за второй год они уравнялись с японскими (300 тыс.)[69].
По словам замдиректора Института стран Азии и Африки МГУ Андрея Карнеева, «Советский Союз оказался фактически единственной страной, которая была готова не просто на словах, но и фактически на деле оказать военную помощь Китаю»[70]. Помощь Китаю исходила и из США, но чисто символическая. Так, с июля 1937 г. по январь 1938 г. Китай получил от США всего 11 самолетов, 450 тонн пороха и в 10 раз меньше финансов, чем от СССР. Зато Японию Вашингтон поддерживал щедро, только в 1937 г. поставив ей свыше 5,5 млн. тонн нефти и более чем на 150 млн. иен станков. В 1937–1939 гг. Япония получила от США военную помощь и стратегическое сырье на сумму 511 млн. долларов[71]. Американская нефть перестала поступать в Японию лишь в конце июля 1941 г. – после оккупации японскими войсками Южного Индокитая[72]. Ни США, ни Великобритания, столь чтимые Чан Кайши, не выступили даже с осуждением японской агрессии против Китая.
Советский Союз оказался фактически единственной страной, которая была готова не просто на словах, но и фактически на деле оказать военную помощь Китаю.
Несмотря на военное превосходство противника, Китай не капитулировал, в течение восьми лет упорно сопротивляясь Японии, за несколько месяцев вытеснившей Великобританию, Францию, Голландию и США из их азиатских колоний. Боевыми действиями на своей территории Китай сковал 80 % личного состава японских вооруженных сил, которые могли бы захватить Индию, Австралию, Иран, напасть на советский Дальний Восток. Именно по этой причине советская помощь Китаю не прекращалась даже после начала Великой Отечественной войны, а советские летчики и военные специалисты продолжали воевать там даже тогда, когда шли бои под Москвой. Например, генерал Чуйков, герой Сталинградской битвы, прибыл на фронт только в 1942 г. непосредственно из Китая, где занимал должность главного военного советника Чан Кайши[73].
9 августа 1945 г. Советская армия вступила в войну против империалистической Японии и менее чем за месяц наголову разгромила миллионную Квантунскую армию, дислоцированную в Маньчжурии, освободив от японской оккупации весь Северный Китай и часть Центрального Китая. Однако мир для Китая еще не наступил. В июне 1946 г. в стране началась полномасштабная гражданская война, через три года закончившаяся победой коммунистов.
1 октября 1949 г. лидер компартии Китая Мао Цзэдун провозгласил образование КНР. Советский Союз первым признал Китайскую Народную Республику, установив с ней дипломатические отношения уже на следующий день. Между двумя странами установились отношения дружбы и сотрудничества.
В конце 1949 г. Мао приехал в Советский Союз. Никогда прежде правитель Поднебесной не покидал ее пределов.
В конце 1949 г. Мао приехал в Советский Союз. Никогда прежде правитель Поднебесной не покидал ее пределов. Но до сих пор Китаю никогда и не приходилось изменять свой многовековой уклад на заграничный манер. Официальное «господа» в адрес членов китайской делегации довольно быстро сменилось обращением «товарищи» – по советскому стандарту.
Вопреки распространенному мнению о том, будто бы Сталин очень долго не принимал Мао Цзэдуна и вообще относился к нему без должного внимания и уважения, встреча вождей носила очень дружественный и взаимно уважительный характер[74]. 14 февраля 1950 г. были подписаны важнейшие документы – Договор о дружбе, союзе и взаимной помощи между СССР и КНР, Соглашение о Китайской Чанчуньской железной дороге, Порт-Артуре и Дальнем, передававшее их народному Китаю, и Соглашение о предоставлении кредита КНР в сумме 300 млн. долларов под 1 % годовых (огромная по тем временам сумма!)
Во имя мира. Сталин и Мао на китайской марке, 1950 г.
Накануне отъезда Мао выразил «сердечную признательность генералиссимусу Сталину, Советскому правительству и советскому народу» за теплое гостеприимство[75].
Открытая в 1956 г. гостиница «Пекин» с одноименным рестораном (на долгое время – единственное в столице заведение китайской кухни) – наглядный символ дружбы великих народов. Фото Наума Грановского.
В 1950-е гг. советско-китайская дружба казалась нерушимой. «Русский с китайцем – братья навек», – пелось в популярной песне, и люди верили, что ничто не может омрачить наших отношений. С 1949 по 1959 г. в Китае работало около и тысяч советских специалистов, которые оказали братскому народу неоценимую помощь в создании основ экономики. С их помощью было возведено 150 крупнейших предприятий. За период 1950–1967 гг. общий объем обязательств СССР по оказанию технической помощи оценивался в сумму 14 млрд. руб. В Советском Союзе обучалось и проходило производственную практику 7,8 тысяч китайских специалистов, более 7 тысяч студентов и аспирантов.
Однако уже в середине 1950-х гг. стало очевидным стремление Мао Цзэдуна вывести Китай из-под опеки Советского Союза. Это проявилось после того, как новое советское руководство в решениях XX и XXII съездов КПСС осудило культ личности Сталина.
В статье «Об историческом опыте диктатуры пролетариата», вышедшей 5 апреля 1956 г., через месяц после XX съезда, руководство КПК ополчилось не на отдельные и частные, а на кардинальные и основополагающие установки идеологической платформы КПСС. Никита Хрущев, изложивший в докладе на съезде тезис, согласно которому положение в мире «коренным образам изменилось», обвинялся в пересмотре ленинского учения об империализме, о войне и мире[76].
Однако в основном она посвящена была двум вопросам – об осуждении Хрущевым Сталина и о мирном парламентском переходе от капитализма к социализму. Позднее, в речи на 2-м пленуме ЦК КПК в ноябре 1956 г. Мао говорил: «Я думаю, имеется два «меча»: один – Ленин, другой – Сталин. Теперь Сталина как меч русские отбросили. Мы в Китае его не выбросили. А не отбросили ли теперь в известной мере некоторые советские руководители и Ленина как меч? Я думаю, они и его отбросили в довольно значительной мере. Остается ли в силе Октябрьская революция? Может ли она еще служить примером для всех стран? В докладе на XX съезде КПСС говорится, что можно взять власть парламентским путем. Это значит, что другим странам больше не надо учиться у Октябрьской революции. С открытием этой двери ленинизм уже в основном отброшен»[77].
Одна из главных причин разрыва заключалась в неприятии китайским руководством решений о разоблачении культа личности. Сталин считался отцом китайской революции: он помог местным коммунистам прийти к власти.
Таким образом, одна из главных причин разрыва заключалась в неприятии китайским руководством решений о разоблачении культа личности. Сталин считался отцом китайской революции: он помог местным коммунистам прийти к власти.
Несмотря на серьезные разногласия, Москва подтвердила верность дружбе со своим идеологическим оппонентом и более серьезным образом.
В августе 1958 г. Народно-освободительная армия Китая предприняла попытку освободить острова Мацзу и Цзиньинь у побережья Тайваня, где располагалось до 100 тысяч гоминьдановских солдат и офицеров. Это привело к введению в пролив 130 американских военных кораблей, переброске на остров крупных соединений авиации США и формирований морской пехоты Японии и Филиппин, а также к установке площадок для запуска ракет. Министр иностранных дел СССР Андрей Громыко вылетел в Пекин для получения объяснений. Принявший его китайский премьер Чжоу Эньлай предложил Громыко начать войну против Штатов, уверяя, что Китай согласен принять на себя ядерный удар США, но в это время СССР должен разбомбить Америку.
Началу большой войны помешала лишь решимость СССР встать на защиту Китая всей своей мощью, включая ядерное оружие, о чем было заявлено в посланиях президенту США Дуайту Эйзенхауэру от 7 и 19 сентября 1958 г.[78] И это притом, что Мао Цзэдун даже не проинформировал Хрущева о предстоящей акции, которая была предпринята вскоре после их встречи. «Ярости Хрущева не было предела. Мао хотел воспользоваться новоприобретенными советскими ракетами, чтобы балансировать на грани войны и за счет этого решать свои проблемы! Опытные кремлевские аппаратчики схватились за голову: хрущевский блеф о ракетах, якобы поставленных на конвейер, обернулся против Москвы. Отношения между Москвой и Пекином испортились»[79].
Большой обидой для Мао Цзэдуна стало ограничение ядерного сотрудничества Советского Союза с Китаем. В соответствии с установками XX съезда КПСС по вопросам войны и мира Москва взяла линию на достижение договоренности с США о нераспространении ядерного оружия. Как следствие, в июне 1959 г. было аннулировано соглашения о предоставлении КНР образцов атомной бомбы и технической документации по ее изготовлению. Нежелание Хрущева оснастить КНР ядерным оружием шло вразрез с планами Мао превратить страну в одного из лидеров мировой политики. Мао Цзэдун прекрасно понимал, что в условиях холодной войны в ряд ведущих государств мира Китай могло поставить лишь наличие ядерного оружия.
Объектом безжалостной китайской критики советское руководство стало и в связи с Карибским кризисом, разразившимся осенью 1962 г. Согласие Хрущева на вывоз советского ракетного оружия с территории Кубы, напрямую не задевавшее интересов КНР, было гневно осуждено Пекином как сдача Москвой своих позиций, унизительное отступление под нажимом США.
10 июля 1964 г. в ходе беседы с делегацией Японской социалистической партии Мао Цзэдун впервые обнародовал свою теорию о делении мира на три части. Обвинив Советский Союз в том, что он «вступил в сговор с США за мировое господство», он включил нашу страну в одну зону с США. Согласно этой теории, «СССР и США – эти империалистические сверхдержавы образуют первый мир и уже стали крупнейшими международными эксплуататорами, угнетателями и агрессорами, общими врагами народов всего мира, … схватка между ними неизбежно приведет к новой мировой войне»[80]. СССР и США были охарактеризованы Мао как сверхдержавы[81], сопоставимые по совокупной военной и экономической мощи со всеми остальными странами мира[82] и проявляющие «невиданные в мировой истории агрессивные устремления». Сверхдержавам противостоят страны двух промежуточных зон. «Первая, – по утверждению Мао, – включает в себя Азию, Африку и Латинскую Америку. Во вторую входят Европа, Северная Америка и Океания. Монополистический капитал Японии также относится ко второй промежуточной зоне, так как даже монополисты Японии и те высказывают недовольство Америкой, а некоторые открыто выступают против США. Даже те, кто сейчас зависит от США, со временем тоже сбросят со своей шеи Америку»[83].
«Теория трех миров» была официально закреплена XI съездом КПК (1977 г.). Как и прочие политические концепции, она служила нуждам как внешней, так и внутренней политики Китая. С одной стороны, она должна была подкрепить тезис о перемещении в Китай центра мировой революции и обеспечить Пекину роль лидера национально-освободительного движения. С другой стороны, «правильная» трактовка мировой ситуации оказывалась тем важнее, чем хуже становилось экономическое положение внутри Китая. Трудности в социальном развитии с середины 1960-х гг. объяснялись крайне враждебным внешним окружением. Это автоматически снимало всякие вопросы по поводу того, почему китайское руководство так и не могло осуществить коммунистическую идею внутри одной страны. Стране был нужен «образ врага», призванный сплотить нацию, и таковым был объявлен «первый мир» – «советский ревизионизм» и «американский империализм».
«Партизанской базой», с которой пойдет наступление на «Мировой город», Мао Цзэдун объявил народный Китай.
Отношения СССР и Китая в XX в. были крайне неровными – от абсолютно союзнических при Сталине («русский с китайцем – братья навек») до совершенно враждебных – после событий на Даманском и Жаланашколе в 1969 г. Однако все это время взаимопроникновение культур было, пожалуй, беспрецедентным. В 1950-е гг. в Советском Союзе были изданы чуть ли не все китайские классики, а в Китае, соответственно, русские. Даже в условиях охлаждения отношений с Китаем публиковались современные переводы древних китайских философов[84], которые вызвали широкую волну увлечения Древним Китаем.
С началом перестройки атмосфера в отношениях СССР и Китая начала улучшаться. Этому способствовала как т. н. «народная дипломатия», так и выступления Михаила Горбачева во Владивостоке (1986) и в Красноярске (1988). «Развитию успеха» поспособствовал визит в 1988 г. в советскую столицу министра иностранных дел КНР Цянь Цичэня, а укреплению доверия – вывод в декабре 1988 г. советских войск из Монголии и реорганизация структуры военных округов с переориентацией на сдерживание не китайской, а скорее американо-японской угрозы.
В мае 1989 г. в Пекине состоялась встреча Горбачева с Дэн Сяопином и тогдашним генеральным секретарем ЦК КПК Чжао Цзыяном, лозунгом которой стало известное изречение «покончить с прошлым и открыть будущее».
По мнению ряда ученых, то, что Горбачев посетил Пекин только в мае 1989 г., через четыре года после того, как он встал во главе партии, свидетельствовало о его политической недальновидности. «Он упустил драгоценное время для заимствования китайского опыта, – сетует Владилен Буров. – Нам не хватало творческого взгляда на вещи, умения рассматривать социально-экономический опыт развития Китая последних лет в контексте его традиций и культуры, исторических судеб мирового сообщества вообще»[85].
Напротив, китайцев очень интересовало происходящее в обновляющейся России. «Их интересовало буквально все – сущность, глубина, ход экономической реформы и характер демократизации общественно-политической жизни; само содержание понятия "гласность" (оно переводилось здесь как "открытость") и масштабы обновления партийных кадров; отношение к перестройке со стороны различных слоев населения, в том числе работников партийного и государственного аппарата, и роль партии в современных условиях; достижения и трудности перестройки, положение в общественных науках и последние новинки в литературе и искусстве, и оценка исторических личностей, таких, как И.В. Сталин, Н.С. Хрущев, Н.И. Бухарин (в 1988 г. сразу в двух китайских издательствах в разных переводах вышел роман A.C. Рыбакова "Дети Арбата"), еще раньше, в начале 80-х гг., с грифом "для внутреннего использования" были изданы произведения А. И. Солженицына»[86].
Тем временем официальная Москва пыталась решить наболевшие проблемы с Пекином, в т. ч. касающиеся территориальных споров. В 1991 г. министры иностранных дел КНР и СССР подписали в Москве Соглашение о китайско-советской государственной границе в ее восточной части. Этот документ, призванный урегулировать территориальные проблемы, впоследствии вызвал новые вопросы. Согласно договору, граница между СССР и КНР определялась по фарватеру Амура. Тогда в районе Хабаровска, остался единственный недемаркированный участок – остров Тарабаров и часть острова Большой Уссурийский. В последующие года Китай провел масштабные ирригационные работы по изменению русла реки Амур, в результате чего протока Казакевича, которая отделяет острова от китайского берега, значительно обмелела. Это привело к тому, что фактически острова соединились с китайской территорией отмелью. Соответственно, Китай считал эти острова своими. Наличие этой проблемы мешало налаживанию отношений добрососедства в полном смысле этого слова.
В декабре 1991 г. с подписанием Беловежских соглашений был распущен Советский Союз. В Китае это событие было встречено с горечью – несмотря на весьма натянутые отношения в 1960-1980-х гг., в СССР видели страну, близкую Китаю по своим социальным идеалам. Кроме того, крушение СССР и распад антиимпериалистического фронта означал, что Китай оставался один на один с США, обретшими теперь небывалую свободу действий.
Неудивительно, что Россия и КНР все чаще солидаризировались в вопросах мировой политики. Год от года в отношениях между странами становилось все меньше неразрешенных вопросов, что подтверждалось подписанием важнейших договоров, регулирующих партнерство между двумя странами.
Так, в сентябре 1994 г. во время визита Председателя КНР Цзян Цзэминя в Россию был подписан целый ряд документов. Среди них – Декларация о долгосрочном развитии двусторонних связей, протокол о торговле и экономическом сотрудничестве и соглашение о таможенном сотрудничестве. В ходе этого визита Цзян Цзэминь охарактеризовал состояние российско-китайских отношений как «конструктивное партнерство».
Россия и КНР все чаще солидаризировались в вопросах мировой политики. Год от года в отношениях между странами становилось все меньше неразрешенных вопросов.
В апреле 1996 г., во время визита президента РФ Бориса Ельцина в Пекин было подписано Совместное заявление, где говорилось уже о «стратегическом партнерстве на основе равенства, взаимного доверия и взаимной координации». Россия и Китай объявили об установлении отношений равноправного доверительного партнерства, направленного на стратегическое взаимодействие в XXI в. А в апреле 1997 г. на высшем уровне была подписана совместная Декларация о многополярном мире и формировании нового международного порядка, на основе которой Россия и Китай и по сию пору строят взаимодействие на международной арене.
Поистине прорывное значение имело подписание 14 октября 2004 г. главами государств «Дополнительного соглашения между РФ и КНР о российско-китайской государственной границе на ее восточной части» о добровольной передаче КНР острова Тарабарова и части Большого Уссурийского острова. «Сделан важнейший политический шаг, поставлена точка в пограничных вопросах между нашими государствами, – заявил президент Владимир Путин. – Мы шли к решению этого вопроса 40 лет. Россия и Китай проявили государственную мудрость и вышли на сбалансированное, отвечающее взаимным интересам решение. Впервые в истории российско-китайских отношений граница на всем ее протяжении будет юридически оформлена и установлена на местности[87].
Наличие спорных территорий сдерживало развитие отношений между Россией и Китаем. Ссора Хрущева с южным соседом в свое время не только поставила наши страны на грань войны, но и лишила нас возможности использовать экономические возможности Китая, чем воспользовались США, превратив КНР в собственную «мастерскую». Демаркация границы положила конец всем возможным разногласиям между Россией и Китаем. По словам министра иностранных дел Сергея Лаврова, «из двусторонних отношений устраняется несущий в себе опасность раздражитель, которым всегда являются нечетко и не до конца урегулированные пограничные вопросы»[88].
Соглашение между Россией и КНР, заключенное 14 октября 2004 г., закрыло пограничные вопросы, по которым стороны вели переговоры более 40 лет
Согласно соглашению, граница между нашими странами должна пройти таким образом, что территория двух участков (около 375 кв. км) в районе острова Большой в верховьях реки Аргунь (Читинская область) и в районе островов Тарабаров и Большой Уссурийский при слиянии рек Амур и Уссури вблизи Хабаровска распределятся между Россией и Китаем примерно пополам. При этом часть острова Большой Уссурийский (не заселенную российскими гражданами), а также весь остров Тарабаров передаются Китаю.
Получив территории в Хабаровском крае, китайцы отказались от притязаний на остров Большой в Читинской области. Таким образом, речь шла не о сдаче Россией своих позиций, а о взаимных уступках. На передаваемых территориях китайцы решили построить целый город – для облегчения торговли с российской стороной.
Теперь России не придется дружить с Китаем «через прицел» – не будем забывать, что это огромная страна с мощной армией и ядерным арсеналом. Между Россией и Китаем проведена окончательная граница. Теперь у Китая нет даже формального предлога к пересмотру «неравноправных» договоров середины XIX в.
Соглашение о российско-китайской границе не только послужило укреплению пограничной безопасности России – перед Россией открылись возможности заключать с Китаем миллиардные сделки, вполне соответствующие гигантскому потенциалу нашего южного соседа – Пекин принял решение об инвестировании в российскую экономику в предстоящие полтора десятилетия 12 млрд. долларов. Путь к установлению стратегического сотрудничества стал открыт.