Россия и Европейский Союз в 2011–2014 годах. В поисках партнёрских отношений V. Том 2. Раздел 5. Нарастание кризисных явлений в отношениях между Россией и Европейским Союзом: годы инерционности, упущенных возможностей, накопления противоречий (ЕС...

Первый глобальный экономический кризис изменил все. Он заставил государства переосмыслить стратегии национального развития. Ускорил эволюцию мирохозяйственных связей. Вызвал необратимые изменения в системе международных отношений. Вынудил экспертное сообщество по-новому взглянуть на окружающий нас мир. Признать очевидное. Переосмыслить происходящее. Поставить целый ряд очень сложных неудобных вопросов. В том числе о правильной оценке национальных интересов, выборе союзников, определении того, против чего или кого следует бороться сообща и какими методами, об уточнении мировой повестки дня, а также нынешних и будущих приоритетов.

Ответы на эти вопросы даются самые разные. Обоснованные и не очень. Вдумчивые и эпатажные. Сугубо консервативные, даже ретроградские, или новаторские.

Не важно. Главное, что разброс мнений серьезно усилился. Вынужденный плюрализм мнений является наилучшим индикатором растерянности политического руководства, правящего класса, экспертного сообщества.

Некоторый набор истин, в которые все раньше верили, в большей или меньшей степени, не кажутся теперь такими уж безоговорочными. Идейный багаж прошлого воспринимается как ощутимо обветшалый. Все «поплыло». Все ставится под сомнение.

В этих условиях крайне важно не потерять голову. Не бросаться из одной крайности в другую. Не предаваться новому идейному фетишизму, полностью порывающему с прошлыми чаяниями и представлениями.

В полной мере это относится к проблематике конструирования отношений между Россией и Европейским Союзом. Мы должны быть вместе. Мы обречены на это. Как бы ни складывалась жизнь в краткосрочной перспективе.

Отрицание данной констатации в практической политике способно нанести колоссальный ущерб и России, и ЕС. Привести к утрате темпа. Неэффективному использованию, говоря проще, разбазариванию колоссальных ресурсов, ограниченных сил и средств, имеющихся у семьи европейских народов.

Если мы не хотим этого – а мы очевидно не стремимся к подобному развитию событий, давайте исходить из признания существующей реальности, как она сложилась на сегодня и на многие десятилетия вперед. Будем же мыслить и действовать прагматически. Начнем, наконец, выстраивать оптимальную, продуманную, взаимовыгодную стратегию совместного выживания в условиях усилившейся анархии международных отношений, роста непредсказуемости мирового развития, появления все большего числа вызовов, на которые надо давать честный, выверенный, совместный ответ.

Любовь к обманчивым сценарным подходам: меняющееся соотношение сил в мире

Жонглировать представлениями и символами – веселое и крайне выгодное занятие. Усилий почти никаких, а можно сойти за истинного оракула. За признанного авторитета, с предсказаниями которого лучше не спорить – себе дороже.

В последнее время методика, с помощью которой кроится тога такого оракула, хорошо обкатана. Достаточно выбрать несколько произвольных параметров, оттолкнувшись от каждого из них, предложить вероятные (и маловероятные) сценарии развития и далее, как по кочкам на болоте, проложить дорогу к желаемому или наиболее вероятному будущему – что кому нравится.

Применительно к описанию парадигмы внешней политики России и ее места в глобальных процессах и мирохозяйственных связях она используется примерно таким образом. Первый параметр – относительное возвышение новых и ослабление старых центров силы.

Здесь все, мол, очевидно. Соединенные Штаты постепенно утрачивают характеристики единственного, признанного мирового лидера. США стали уступать другим в динамизме развития и обновления. Они переоценили свои силы. Они слишком долго вели неприемлемо расточительный образ жизни. Зарвались и сейчас в долгах как в шелках. Новая внутриполитическая повестка дня и поменявшиеся ориентиры внешней политики Барака Обамы – не более чем запоздалая попытка сбросить балласт, набранный предыдущими администрациями, и привести все в соответствие с реальными возможностями и потребностями страны. Попытка, в успешность которой не очень-то верится.

Европейский Союз и все его государства-члены превращаются в «музейный экспонат». Они сделали ставку на ускоренную внешнюю экспансию и создание условий для комфортного существования за чужой счет и просчитались. Они запоздали со структурными реформами и упустили момент, когда надо было во главу угла поставить достижение международной конкурентоспособности. Теперь у них все плохо. Население стареет. Темпы экономического роста недопустимо низкие. Кризис суверенных долгов подрывает все и вся. С безоблачным будущим покончено. За то чтобы остаться на плаву, и то придется побороться. А ЕС и государства-члены даже не научились говорить одним голосом.

Напротив, Китай «прёт как танк». Он сделался всемирной фабрикой. С ним никто не в состоянии конкурировать. Его восхождение стремительно. Головокружительно. Ни на что не похоже. У него получается даже невозможное. На протяжении многих лет ему удается поддерживать невероятно высокие темпы экономического развития, снимать социальную напряженность в обществе, сохранять политическую стабильность и не зарываться. Он вышел на второе место в мире по объему ВВП и продолжает подтягиваться к постиндустриальным странам по уровню благосостояния. От копирования чужих технологий он перешел к созданию своей собственной мощнейшей научно-технической базы. За ним будущее. Как и за внушительной группой быстро развивающихся экономик, идущих за ним по пятам. В их числе не только такие гиганты, как Индия или Бразилия, но и страны второго эшелона – Южная Корея, Вьетнам, Казахстан, Мексика, Сингапур и т. д.

Напрашивающийся вывод – стоит ли ориентироваться на «угасающие» регионы, утрачивающие свои позиции, величие которых «в прошлом», а будущее неопределенно, когда гораздо проще и органичнее взаимодействовать с новыми центрами силы и, быть может, выгоднее способствовать их утверждению на международной арене.

Туманные судьбы России

Второй параметр – определение возможностей и перспектив развития собственно Российской Федерации. С одной стороны, потенциал страны по-прежнему уникальный. Огромная территория. Колоссальные ресурсы. Выдающиеся достижения в области науки и техники. Хорошо образованное многочисленное население. Богатейший опыт проведения реформ. Статус ядерной державы и проч.

С другой – более двух десятилетий топтания на месте. Незавершенность проводившихся преобразований. Старая негодная инфраструктура. Низкий уровень жизни. Катастрофическая смертность и низкая рождаемость. Утрата моральных, нравственных и социальных ориентиров. Нарастающая эмиграции молодежи и среднего класса. Далеко зашедшая деиндустриализация. Развал народнохозяйственного комплекса. Низкая эффективность государственных институтов и аппарата. Чудовищная коррупция. Разрыв политических, экономических и культурных связей с некогда «братскими» странами и народами. Травма от утраты статуса мирового лидера и центра притяжения для других. Отсутствие как политической конкуренции, так и консенсуса внутри правящего класса и политических элит.

Основных сценариев будущего, которые повсеместно активно обсуждаются, всего три (хотя с модификациями можно насчитать любое количество). Согласно первому, негативному, в России возобладает инерционный тип развития. По такому пути, к сожалению, страна идет, лишь на время просыпаясь, чуть ли не все годы своего существования в качестве независимого государства. Если нисходящий тренд продолжится, она окончательно превратится в третьеразрядную сырьевую авторитарную державу. Все дальше будет отставать от других в технологическом плане. Утратит все внешнеполитические и военные козыри. Хотя нефтяная и газовая рента позволит власть предержащим еще длительное время подкармливать своих сторонников и поддерживать относительное согласие в обществе.

Второй сценарий чуть более оптимистичен. По динамизму обновления хозяйственного комплекса присоединиться к группе быстро растущих экономик Россия, конечно же, не сможет, но будет развиваться достаточно поступательно. Ей удастся перенаправить часть ресурсов, аккумулируемых ТЭКом, в другие отрасли, провести некоторые из реформ, в которых страна так нуждается, продолжить структурные преобразования и разумно использовать часть остающихся у нее естественных преимуществ. Она сможет удержать за собой роль регионального лидера и проводника интеграционных процессов. Будет отстаивать сохраняющееся у нее влияние на международной арене.

Третий – наиболее благоприятен. Политический класс, с опорой на бизнес, реально – не на словах, а на деле – возьмет на вооружение инновационную модель развития. Россия встанет на путь модернизации. Она сумеет преодолеть социальную и политическую стагнацию, завершить необходимые институциональные реформы, победить коррупцию, создать конкурентную политическую и экономическую среду. С технологическим отставанием от передовых стран будет покончено. Современная инфраструктура – построена. Уровень жизни существенно повысится. Из колосса на глиняных ногах, часть правящего класса которого жиреет за границей на нефтяной ренте, тогда как коренное население вымирает, Россия превратится в респектабельную державу, обладающую большим моральным авторитетом, модель для подражания, центр политического и экономического притяжения.

Какая модель предпочтительнее, не вызывает сомнений. Хотя как ее реализовать при нынешнем раскладе сил в обществе, не очень понятно. И верится в столь светлое будущее с большим трудом. Но все-таки.

Меняющееся видение основных центров силы

Третий параметр – место России в мировой политике или, иначе, выбор либо в пользу сближения с тем или иным центром силы и выстраивания союзнических отношений с соответствующим государством или группой государств, либо политики балансирования между ними. Естественно, что России хотелось бы выступать в качестве самостоятельного центра силы. С учетом ее прошлого. Ее размеров. Естественных преимуществ. Места в Совете Безопасности ООН и обладания ядерным оружием. Где-то в 2000-е годы на какое-то время даже показалось, что это не химера. Раздались заявления о том, что Россия является великой энергетической державой. Что ЕС будет плясать под дудку Москвы. Появились и другого рода аберрации сознания. Но страшный удар, нанесенный по однобокой и зависимой экономике России глобальным экономическим кризисом, и бесславная война в Закавказье развеяли все иллюзии.

Самостоятельных, в смысле самодостаточных, центров силы всего три. Это США, ЕС и Китай. Но союзнические отношения всегда в прошлом выстраивались против кого-то. Играть с ЕС против США или с США против ЕС у России заведомо не получится. Такой вариант можно даже не рассматривать. Стоило членам НАТО заподозрить, будто бы инициатива заключения договора о европейской безопасности направлена как раз на достижение этих целей, как ее чуть было не «похоронили». Спасти инициативу удалось, только устранив первоначально возникшее предубеждение.

Играть против Китая самоубийственно. Советский Союз все это проходил еще в 30-е годы прошлого века, когда никакие заигрывания с демократическими странами не смогли предотвратить Вторую мировую войну. В недавнем прошлом Москве пришлось приложить немало усилий, пойти даже на территориальные и некоторые другие уступки, чтобы расстроить планы западных держав и не позволить им поссорить себя с Пекином.

Поэтому настоящие рабочие сценарии глубокого сближения России с теми или иными центрами силы прописать оказывается чрезвычайно трудно. В отсутствие политической воли они не выстраиваются. Анализируя их, эксперты и политики зачастую опускают конкретику и обходят острые углы или выпячивают прежде всего негативные последствия курса на построение союзнических отношений.

Причем, что показательно, вне зависимости от того, с кем предлагается налаживать такие отношения, каждый раз утверждается, что России уготована роль «младшего брата», сырьевого придатка или еще чего-то уничижительного с необоснованно приниженным статусом. Ну кто же из патриотов – а в такие моменты все считают своим долгом на всякий случай записаться в государственники – с подобным оскорблением может согласиться.

По поводу союза с Китаем с ходу указывается, что Пекину он без надобности. Более того, противопоказан. Для Поднебесной отношения с США как единственной супердержавой, главным торговым партнером и основным финансовым клиентом намного, на порядок, на десять порядков весомее. Для России же такой союз чреват скорее минусами, чем плюсами. На рынок Китая не пробиться, внутренний же защитить окажется еще сложнее. Брать у Китая новейшие технологии для возрождения национальной экономики России явно не с руки – Китай в них сам нуждается. В целом союз с Китаем превратится для нее в неизлечимую головную боль. Россия лишится столь нужного ей инструментария сдерживания китайской экспансии по всем азимутам. Внешнеполитических козырей же у нее не прибавится.

Возможный союз с США, утверждает большая группа отечественных экспертов, был бесповоротно скомпрометирован еще в бытность Андрея Козырева министром иностранных дел России. Ни стратегическое противостояние с ними, ни отсутствие сколько-нибудь весомой повестки двустороннего сотрудничества и неразвитость экономических связей, ни по-старому лелеемый менталитет «холодной войны» не дают никаких оснований проводить практическую политику, ориентированную на утверждение союзнических отношений. Начинать надо с установления элементарного доверия, ломки стереотипов прошлого. Только потом можно будет надеться на что-то большее.

С Европейским Союзом ситуация иная, соглашаются скептики. Объем экономических, политических и гуманитарных связей между Россией и ЕС колоссален. ЕС является крупнейшим совокупным партнером Москвы. Из ЕС идут массированные инвестиции в экономику России. ЕС зависит от поставок энергоносителей с востока. Политический диалог между Москвой и Брюсселем поставлен на прочную институциональную основу. Хорошо структурирован. Интенсивен. Охватывает все и любые вопросы мировой повестки и двустороннего сотрудничества.

Но в Европейском Союзе Россию тоже не ждут. К тому чтобы открыть свои объятия Москве, не готовы даже старожилы ЕС. Новички же вообще занимают в ее отношении настороженную, читай, враждебную позицию. С интересами Москвы ЕС не считается. Кремль подвергается нескончаемой утрированной критике. Во многих областях ЕС осуществляет антироссийскую политику. Он закрывает свой внутренний рынок от конкурентоспособной российской продукции, настаивая в то же время на свободном доступе на российский рынок для своих компаний. Он всячески подрывает позиции России в Восточной Европе и Закавказье. Все что им делается в области энергетики, будь то имплементация Третьего энергетического пакета или продавливание строительства трубопроводов в обход России, направлено на подчинение российской экономики диктату Брюсселя.

Союз с ЕС будет означать утрату национального суверенитета. Вынудит Москву отказаться от собственных планов обустройства постсоветского пространства. Приведет к подрыву влияния России в ближнем зарубежье. Заставит российскую элиту жить по правилам, в формировании которых она не принимала почти никакого участия. Ставка же на то, что финансовые вливания из ЕС помогут экономическому возрождению страны – иллюзия. ЕС будет развивать лишь то, в чем он сам нуждается, и вести дело к утверждению внешнего контроля над российскими финансовыми потоками и хозяйственным комплексом.

Тщетность сценарного подхода

Казалось бы, представленные сценарии, пусть и по необходимости расплывчатые, как равно и обоснованный отказ от следования тем или иным из них выглядят вполне убедительно. Дают новое знание. Помогают ориентироваться в происходящем. Позволяют прийти к правильным выводам.

Ничего подобного. Даже близко. Все это спекуляции. Не более. Однобокие. Тенденциозные. Иллюзорные. Затушевывающие реальность вместо того, чтобы обнажать и реконструировать ее. Подталкивающие к ошибочным заключениям. Мешающие проводить прагматичную политику.

По первой группе сценариев. Конечно, перераспределение экономической мощи в мире идет и очень быстро. Но выдавать тенденции за свершившийся факт было бы ошибкой. С одной стороны, львиная доля мирового благосостояния, интеллектуальной собственности, технологических знаний, военной мощи по-прежнему сосредоточена в руках группы западных демократий. Несмотря на их относительное ослабление, в этом плане мало что пока изменилось. С другой, любые среднесрочные тенденции, как всегда и происходило в прошлом, в долгосрочной перспективе могут поменяться на свою противоположность. Исходить только из спекуляций по поводу главенствующих тенденций, а не реального положения дел в мире, было бы ошибкой.

По второй. Вне осуществления политики модернизации самостоятельное развитие России невозможно. Без перехода на интенсивный инновационный путь развития у нас не будет будущего. И все трудности, с которыми Москва столкнулась в настоящее время, все перипетии политического процесса в этом плане ничего не меняют. Ставку можно и нужно делать только на модернизацию и в обязательном порядке с упором именно на нее выстраивать иерархию своих внешних связей.

По третьей. Без союзнических отношений ни одна страна в современном мире не выживет. России союзнические отношения, взаимопомощь и взаимодействие с другими сильными державами нужны как никогда. Их отсутствие, недостаточная формализация, рудиментарность являются трагедией современной России. Чем быстрее мы исправим допущенные исторические ошибки и несправедливости, тем лучше. Утверждения же некоторых исследователей о том, что всем ходом истории Россия превращается в балансир между Китаем и остальным миром, в благосклонности которого все самостоятельные центры силы будут кровно заинтересованы[3], очень похожи на спекуляции. Их назначение – в очередной раз убедить российские элиты в том, будто бы им ничего не нужно делать: сила и влияние придут к ним сами собой.

Единственно возможный курс действий

Можно сколь угодно тешить себя иллюзиями, но никакого выбора у России в действительности нет и не было. Противопоставлять себя коллективному Западу было бы самоубийством. С учетом и соотношения сил в мире, и ценностных установок современного российского общества. Любой иной подход равнозначен попытке перечеркнуть все, что России удалось сделать за период, прошедший после окончания «холодной войны», все достигнутое нами для построения современного свободного общества и выстраивания ровных взаимовыгодных отношений с США, ЕС, НАТО и их государствами-членами.

Бросать абсурдный вызов нашим стратегическим партнерам нельзя и по другой причине. Внутренние ресурсы страны ограниченны. С опорой на собственные силы поднять национальную экономику не получится. Подключение западного капитала к технологическому обновлению хозяйственного механизма страны, к ее обустройству необходимы как воздух. Иначе никакой модернизации не получится.

Политика равной удаленности – тоже не выход. С ее проведением у России ничего не выходило в прошлом. Не получается в настоящем. И нет никаких оснований утверждать, что в этом плане что-то изменится в будущем. Вместо того чтобы накапливать выигрыш, мы оказываемся у разбитого корыта. Постоянные колебания порождают настороженность. Создают ситуацию неопределенности. Подрывают доверие. Усиливают риски.

Результат налицо. Западными рейтинговыми агентствами и МНПО Россия давно и почти бесповоротно объявлена страной, где благоприятный инвестиционный климат так и не сложился. Институты свободного рынка действуют плохо. Защита частной собственности не обеспечена. Право применяется избирательно. Свободы свободного рынка не развиты.

Можно, конечно, вставать в позу обиженного и утверждать, что результаты рейтингов подтасованы, что в действительности ситуация намного лучше, что навязываемые миру данные отражают предвзятое отношение к России. Можно, но мало что дает. Ведь на поведение инвесторов все равно не влияет. Они руководствуются общепризнанными данными.

Значит, надо предпринимать реальные меры, способные повысить инвестиционную привлекательность России. От спорадических усилий перейти к осуществлению эшелонированной продуманной программы экономической либерализации. Вместе с тем, важно отдавать себе отчет в том, что с помощью лишь внутренних мер добиться перелома не удастся. Необходимо их органическое сочетание с соответствующим образом ориентированной внешней политикой.

Суть такой политики должна заключаться в установлении союзнических отношений с теми передовыми государствами и группами государств, сотрудничество с которыми может сыграть решающую роль в модернизации России. Осознание этого в декларативном плане уже нашло отражение в директивных заявлениях и политических ориентирах российского руководства. Но от провозглашения некоторых абстрактных целей давно пора переходить к выстраиванию привилегированных отношений с соответствующими мировыми игроками. Их круг очевиден. Это США и страны ЕС. По возможности также Япония, Южная Корея и ряд других.

Но ответ на вопрос почему, связан отнюдь не только с тем, что США и страны ЕС обладают знаниями, технологиями, ресурсами и финансовыми возможностями, нужными России для осуществления форсированной модернизации. Если бы дело заключалось только в этом, круг государств, с которыми следовало бы установить привилегированные отношения, можно было бы существенно расширить. Дело также и в другом.

Исторически, культурно, цивилизационно Россия принадлежит к Европе. Ее географическое положение между Европой и Азией в этом плане вторично. Во всех этих отношениях Россия является частью Европы, частью евро-атлантической цивилизации. Ей просто и органично жить, быть на одной волне, вести дела с партнерами, которые все чувствуют, понимают, оценивают одинаково. Причем Россия – не просто часть чего-то. Она сама сформировала евро-атлантическую цивилизацию. Она внесла колоссальный исторический, человеческий, интеллектуальный вклад в ее становление и развитие. Без российского участия представить себе будущее Европы невозможно. Причем, в отличие от других ситуаций, быть частью Европы для России не значит ни в коем случае противопоставлять себя другим мировым игрокам и регионам или отказываться от представлений о децентрализованном мировом устройстве, базирующемся на координации, а не гегемонии.

Но если будущее России лежит в Европе, если иного не дано, проводить какую-то иную политику, нежели ту, которая из этого исходит, просто нелогично. Слово «нелогично» – самое деликатное из тех, которые могут быть использованы. Если не сдерживаться, выскочат и другие определения – глупо, преступно, ошибочно, ущербно. Давайте же, наконец, два десятилетия спустя после того, как Россия покончила с «холодной войной», посмотрим правде в глаза. Давайте отставим в сторону красивые, но абсолютно бесполезные сценарные подходы, раскритикованные выше, и договоримся: России нужен внутренний консенсус по поводу пути и модели дальнейшего развития. Единственный реалистичный подход состоит в провозглашении курса на всемерное сближение с США и ЕС и установление с ними союзнических отношений.

Главным элементом такого курса должны стать скорейший отказ от старой повестки дня в их взаимоотношениях, сохранившейся со времен тотального противостояния (только после того, как Россия, в конце концов, вступит во все наиболее важные всемирные и трансрегиональные экономические структуры и завершит очередной раунд переговоров с США по стратегическим вопросам), и формирование новой. Основными ее слагаемыми призваны сделаться наращивание экономического сотрудничества и взаимодействия во всех областях и по всем направлениям с США и распространение на Россию преимуществ единого рынка ЕС и пространства свободы, безопасности и законности.

Инструменты – запуск соответствующих переговоров и заключение двусторонних и трехсторонних договоров интеграционного типа с критически большим числом статей прямого действия, обеспечивающим одинаковое применение правовых норм на территории друг друга, и гармонизация законодательства и правоприменительной практики. Формы – на первом, промежуточном или переходном этапе создание Большой Европы, иначе, Союза Европы. Хотя и не обязательно. Переходные структуры и решения могут быть самые разнообразные.

Государственно-правовое развитие России как определяющий фактор решения задач внешней политики

Продолжающиеся мучительные переговоры между Россией и ЕС по новому базовому соглашению, призванному заменить действующее Соглашение о партнерстве и сотрудничестве, искомый результат просто не могут дать. Новое соглашение устарело еще до того, как стороны вышли на его окончательное согласование и подписание. Оно проникнуто минималистским подходом. Оно не в состоянии внести перелом в отношения между Россией, ЕС и его государствами-членами. Концептуально оно ориентируется на политическую парадигму вчерашнего дня, согласно которой его предметом являются двусторонние отношения, ценностными ориентирами – легитимация деления единой Европы на две части.

Москве и Брюсселю нужен совершенно другой правовой документ. Такой документ, который бы одинаково регулировал жизнь простых людей и экономическую деятельность в пределах России, ЕС и его государств-членов как единого экономического, социального, правового и гуманитарного пространства. Такой наднациональный правовой акт, который мог бы служить непосредственной основой практически любых будущих правоотношений. Который бы формировал правовую реальность, а не плелся у нее в хвосте. Который бы обеспечивал сращивание хозяйственных механизмов России и ЕС, их системную поступательную модернизацию, дальнейшее совместное принятие нового наднационального законодательства и его имплементацию.

Понятно, что, с политической точки зрения, до создания предпосылок, необходимых для запуска переговоров о заключении подобного соглашения и его вступления в силу, очень и очень далеко. Хотя от постановки указанной задачи ни в коем случае нельзя отказываться. Важно только на создание таких предпосылок неустанно работать. Твердо, упорно и последовательно. Какие-либо серьезные противопоказания отсутствуют. Достаточно, чтобы была политическая воля и консенсус в обществе. Остальное приложится.

Но сейчас главным должно стать проведение курса на гармонизацию законодательства и правоприменительной практики. Почему, совершенно очевидно. Его проведение зависит от российского политического и бизнес-истеблишмента и только от него. Никакого внешнего согласия на это не требуется. Как, впрочем, и финансовой подпитки, политической поддержки или экспертного содействия.

А результат он даст оптимальный. Что хотелось бы получить на выходе, тоже предельно очевидно. Это полная совместимость правового регулирования в России, ЕС и государствах-членах, позволяющая действовать всем, – государственным чиновникам, простым людям и бизнесменам в понятной, знакомой, предсказуемой правовой среде. Такая совместимость, которая давала бы все возможности для стратегического планирования своей собственной жизни, жизни своих близких, своей семьи и экономической деятельности. Без сюрпризов, неприятных неожиданностей, разрушительных открытий. Которая была бы в должной степени обеспечена институтами и всей мощью государственного и наднационального правоприменительных механизмов.

Ставка на получение ожидаемого конечного результата должна определять все: этапы продвижения по избранному пути, процедуры, механизмы, стимулы – вообще все принципиальные моменты. В качестве базовых принципов проведения подобной работы можно предложить следующее.

Первое. Поставить политические и административные препоны ревизии избранной стратегии скоординированного национального, наднационального и международного развития. О внесении изменений в конституцию речи не идет. Все необходимое для правового обеспечения рассматриваемого выбора в ней уже имеется. Но все соответствующие положения необходимо использовать не как икону, а как конкретное руководство к действию. А под это руководство уже последовательно и целеустремленно подстраивать текущее законодательство и правоприменение.

Второе. Осуществлять ее системно. Совершенно очевидно, что выдергивание из общего контекста отдельных правовых норм и институтов ничего не даст. Все правовые установления должны быть взаимосвязаны и бить в одну точку. Согласившись с этим, надо будет проработать все действующее законодательство и правоприменительную практику с тем, чтобы четко определить, от чего следует отказаться, что уже дает хорошую отдачу, что нуждается в доводке и реформировании, а за что придется приниматься практически с нуля. Но все это во взаимосвязи друг с другом.

Третье. Укрепить действующие государственные и самоорганизующиеся структуры таким образом, чтобы все законодательные инициативы, директивные документы и утверждаемые практики проходили предварительную и последующую экспертизу на предмет соответствия поставленным целям. В дополнение к этому отладить процедуры постоянного неослабного контроля и обратной связи, чтобы добиваться убедительного и нужного обществу правоприменения и одновременно постоянного совершенствования правовой среды.

Четвертое. Объединить усилия государственного аппарата, бизнеса, СМИ и гражданского общества, чтобы обеспечить не только воспроизводство общенационального консенсуса, но и его воплощение в практическую политику.

Скептики, как обычно, скажут: фантазии. Это абсолютно невозможно. Хуже того, это кому-то или чему-то подчиняет страну. Неправда. Никому и ничему не подчиняет, кроме как осознанному выбору в пользу ускоренной модернизации в интересах народа, в интересах страны и всех тех сил, которые на них ориентируются.

История учит, что если ничего не делать или делать заведомо неправильно, то ничего и не выйдет. Если приниматься за работу с мыслями о неизбежном поражении, то ничего и не получится. Но предлагается по-настоящему рабочая реализуемая программа: покончить с колебаниями, объединить усилия общества и сделать ставку на победу, исключив для себя какие-либо иные варианты.

Когда-то в прошлом легенды творились веками, десятилетиями, во всяком случае, очень тяжело, долго, раздумчиво. Передавались из уст в уста. Фиксировались в материальных источниках культуры. Становились частью обыденного сознания. Сейчас они создаются чуть ли не мгновенно и моментально завоевывают широкую аудиторию. Одна из таких укоренившихся легенд гласит: британцы относятся к Европейскому Союзу с понятной и естественной подозрительностью. Новейшую рассказала нам профессура Центра европейских исследований Астонского университета (не путать с Бирмингемским университетом и университетом г. Бирмингема – обижаются).

Коллеги собрали у себя на мозговой штурм по проблематике Европейского Союза большую группу именитых политиков и государственных чиновников, но перед тем, как приступать к обсуждению, попросили поразмышлять по поводу того, как в ЕС принимаются решения. Выяснилось, что участники не имеют об этом ни малейшего представления. От этого открытия до вывода о том, что подозрительность объясняется незнанием, – всего один шаг. Эксперты сделали менее очевидный вывод. Якобы утвердившаяся неприязнь британцев к ЕС не более чем миф. В действительности подход Лондона и политической элиты страны к интеграционному объединению не имеет ничего общего с политическим идеализмом, укоренившимся в континентальной Европе. Но наклеивать на него какие-то обидные этикетки было бы абсолютно несправедливо. Гораздо лучше описывать его в терминах прагматического видения ЕС: как его возможностей, так и связывающих его ограничений.

Вот этим видением ЕС британская профессура и поделилась с представительной группой российских государственных служащих, работающих в своих министерствах и ведомствах и других государственных структурах на направлениях сотрудничества с ЕС и проходящих переподготовку в Европейском учебном институте при МГИМО (У). Для них Астонский университет подготовил специальную ознакомительную программу, позволяющую составить максимально полное представление о том, что значит ЕС для своих государств-членов и какую политику в его отношении проводит Великобритания.

Первая часть программы прошла в Бирмингеме (4–8 июля). Она носила скорее академический характер. В ней были задействованы ведущие специалисты всех трех упомянутых университетов. Вторая – в Лондоне (11–15 июля 2011 г.). Ее стержнем стали многочисленные встречи и дискуссии в Палате общин и Палате лордов, Форин офисе и других министерствах.

Конечно, картинка пестрая. Однако некоторые наиболее характерные особенности этого видения вполне различимы. Попробуем рассказать о них с помощью последовательного ряда взаимосвязанных зарисовок, не претендуя на по-настоящему системное изложение.

Является ли ЕС международным игроком: да или нет

С вступлением в силу Лиссабонского договора, констатируют британские эксперты, ЕС обрел международную правосубъектность. Государства-члены уполномочили его заключать международные договоры и выступать ответчиком по международным искам, вести от их имени дела, а в каких-то областях международного общения даже полностью подменять их и учредили для этого все необходимые институты.

Брюссель, подчеркивают они, концентрирует в своих руках колоссальную экономическую мощь. Оказывает огромное влияние на мировую политику и на все, что происходит на международной арене. Сформировал глобальную сеть представительств во всех третьих странах и при международных организациях. Является крупнейшим донором помощи развитию. Через свою нормативную экспансию накладывает неизгладимый отпечаток на то, что происходит в третьих странах, и системы многоуровневого регулирования международного сотрудничества.

Он все в большей степени присутствует вне своего собственного региона, осуществляя впечатляющий набор гражданско-военных операций. Обладает военной мощью. Представляет собой чрезвычайно привлекательный для других пример региональной интеграции и решения проблем, с которыми сталкиваются отдельные страны. Поэтому утверждать, будто бы ЕС не является ведущим международным игроком, является нонсенсом.

Так-то так, признают они, но в действительности Брюсселю не удается говорить одним голосом. По-прежнему в ЕС царит разноголосица. Крупнейшие государства-члены предпочитают сохранять за собой свободу рук и выступать на международной арене со своими собственными инициативами, продвигать свои собственные национальные интересы. У них не получается добиваться синергетического эффекта, при котором их совокупный политический потенциал был бы больше или хотя бы равнялся сумме складываемых потенциалов внешнеполитического влияния. Ни правовые, ни институциональные решения, даже после Лиссабона, не позволяют Брюсселю выступать в качестве гомогенного игрока. Слишком глубоки противоречия между институтами ЕС, представляющими наднациональные или межправительственные структуры подготовки, принятия и осуществления решений.

Вместе с тем, все не так просто. В какой-то степени дихотомия взглядов объясняется тем, что, говоря о международном игроке, исследователи и политики, равно как и рядовые граждане, очень часто имеют в виду совершенно разные вещи. До сих пор под международным игроком подразумевается, прежде всего, национальное государство. Но ЕС ни в коем случае не является национальным государством. Чтобы преодолеть эту сложность и предложить более-менее приемлемое описание ЕС в классических терминах международного игрока, многие политологи квалифицируют ЕС в качестве формирующегося государства, «предгосударства», некой общности, переживающей этап федерализации. По этому поводу издано море публикаций. Но и что такое формирующееся государство, «предгосударство», общность, переживающая этап федерализации, мало кто может вразумительно объяснить.

По тонкому льду доказательства очевидного

Нынешнее поколение британских сторонников теорий политического реализма, как и в прошлом, рисуют современные международные отношения в сугубо пессимистических тонах, выпячивая их хаотичный, непредсказуемый характер. Согласно их видению, международные отношения представляют собой неустанную борьбу государств между собой и с международной системой.

Неолибералы гораздо большее значение придают роли международной торговли. Они выпячивают влияние международных образований, союзов, организаций и т. д.

Но ближе всего приблизились к пониманию взаимозависимости между национальным государством и международными структурами адепты социального конструктивизма. Они утверждают, что идеального национального государства давно не существует. Становясь частью международных образований, они частично перерождаются. В большей или меньшей степени.

Максимальным перерождение становится в рамках ЕС. Об этом напоминают британские исследователи – писал внушительный синклит авторов. В их числе многие (G. Sjostedt – 1977, Allen and Smith – 1991, C. Hill – 1993, A. Herrberg – 1997, R. Whitman – 1998, Jupille and Caporaso – 1998, Hettne – 1996, 2004, 2007), пользующиеся мировым признанием. После Лиссабона волна таких публикаций снова пошла вверх. Разброс мнений, естественно, очень велик. Но есть и кое-что общее. Все они рассматривают международного игрока как некоторую сущность, обладающую определенным набором основополагающих черт, и указывают на то, что ЕС уже приобрел многие из них или шаг за шагом приближается к этому.

Избегая привязки к указанным или каким-то другим конкретным работам, проиллюстрируем присущую им логику рассуждений буквально на нескольких наиболее показательных примерах, как это предпочитают делать наши британские коллеги. Совершим вместе с ними, избегая, правда, по возможности понятийной эквилибристики, ряд последовательных смысловых шагов.

Начнем с очевидного. Без признания того или иного государства в качестве законного, т. е. независимого участника международного общения ему гораздо сложнее действовать на международной арене. Его возможности институционально ограничены. Так вот, ЕС проблему признания решил уже несколько десятилетий тому назад. Его особый статус на международной арене никто давно уже не ставит под сомнение. Все – США, Китай, Россия и др. ведут с ЕС переговоры по самому широкому кругу вопросов. Они вступают с ним в договорно-правовые отношения. Предоставили его представительствам дипломатический статус, ничем не отличающийся от того, которым пользуются посольства, учреждаемые национальным государством. Под этим углом зрения ЕС является общепризнанным международным игроком.

Ура, первый шаг сделан. Можно переходить ко второму. Нам надо установить теперь, насколько влиятельным. Этот параметр измеряется тем, в какой степени международный игрок оказывается в состоянии определять мировую повестку дня. Выясняется, что в этом отношении Брюсселю вообще нет равных. Вспомним экологическую проблематику и борьбу с изменениями климата. Добавим ряд других направлений, в их числе – гуманитарные интервенции, помощь развитию, укрепление системы международных судебных учреждений и в первую очередь создание Международного уголовного суда. Продолжим составление списка, упомянув также ставку ЕС на демократизацию третьих стран, навязывание другим предпочтительных моделей развития, содействие урегулированию пылающих и замороженных конфликтов и т. д.

Третий шаг – анализ институциональной роли международного игрока. В этом плане ЕС также уже очень много успел сделать. Как внутри себя, институализировав все, что только можно и даже нельзя, – превратив организационно обеспеченный консультационный процесс в форму существования национальных государств. Так и в отношениях с третьими странами и в более широком плане – на международной арене. Главный конек ЕС – нормативная экспансия. В ней он достиг действительно впечатляющих высот.

Таким образом, если разобраться, всем характеристикам международного игрока ЕС соответствует, делают вывод британские исследователи. Полностью и безусловно. Видимо, они правы. Спорить с ними нет никаких оснований.

Сильные и слабые стороны ЕС как международного игрока

Но если вместе с британскими коллегами мы пришли к подобному выводу, нужно сразу же ответить на следующий вопрос – в чем проявляется сила, а в чем слабость ЕС в качестве международного игрока. Сделать это несколько сложнее.

Вроде бы присущая ему слабость, утверждают британские политологи, связана с тем, что самостоятельность, надежность и предсказуемость ЕС серьезно ограничивается тем, что входящие в него образования обладают суверенитетом. Крупнейшие из них боятся быть подмятыми ЕС. Они не готовы раствориться в нем. Хотя, с другой стороны, способность Брюсселя действовать на международной арене вместе и наряду со своими членами должна была бы усиливать его позиции.

Другое ограничение – большой разброс в экономической и политической мощи входящих в него государств, предопределяющий не меньший разброс отстаиваемых ими интересов. Результирующий эффект – сложности, испытываемые ЕС при формулировании внешнеполитических приоритетов.

Третий – поглощенность своими собственными делами. На протяжении всех лет своего становления и развития ЕС концентрировался на разрешении своих собственных внутренних противоречий, на нахождении баланса интересов и влияния между его государствами, на согласовании политик. На что-то другое времени, сил и ресурсов уже не оставалось.

Плюсами ЕС является высокий уровень экономического, политического и социального развития государств-членов. ЕС образует ядро Организации экономического сотрудничества и развития. Он состоит, в том числе, из большого числа крупнейших и наиболее влиятельных государств. Все они входят в G 7 и G 20, составляют их весомую часть. Большинство стран ЕС обладают колоссальным опытом ведения международных дел.

Таким образом, объективно ЕС обладает колоссальным потенциалом, гораздо большим, нежели тот, который он реализует. Научиться им пользоваться – вот настоящий вызов. Ответить на него, однако, у ЕС никак не получается. Хотя по-разному. В одних областях дело обстоит чуть лучше, в других – чуть хуже.

Стратегические вызовы ЕС в Восточной Европе

Применительно к ЕС самые очевидные обобщения зачастую оказываются ложными, предупреждают знатоки из Великобритании. Они дают неверную картинку ЕС и проводимой им политики. Подталкивают к неверным оценкам его возможностей и будущего. Объясняется это тем, что ситуация меняется в самых широких пределах в зависимости от той конкретной сферы, в которой ЕС действует. Поэтому очень важно посмотреть, каким образом ЕС реализует свой потенциал в тех или иных регионах планеты, что ему удается, а что нет на тех или иных направлениях внешней политики и внешнеэкономической деятельности.

Одним из критических регионов для ЕС и его государств-членов в последние годы стало их ближнее соседство, считают на Туманном Альбионе. О том, насколько «эффективна» политика ЕС в отношении Средиземноморья, свидетельствуют его полная неподготовленность к феномену «арабской весны» и реакция на нее.

Применительно к Восточной Европе, утверждают, как ни странно, британские эксперты, ситуация совершенно иная. Ведь ЕС вышел на ее границы только недавно. Он разработал политику соседства, а затем Восточного партнерства всего несколько лет назад. Политика быстро эволюционирует. Вопрос только, в какую сторону. Что от ЕС можно ожидать в ближайшем будущем, пока не ясно.

Основная цель, которую ЕС пытается достичь в Восточной Европе, состоит во встраивании этого региона в парадигму своей идеологии и политики. В этом плане Брюссель занимается экспортом демократии в страны региона. Коррелирующая задача – их стабилизация и включение в мировую капиталистическую систему рыночной экономики.

Методом служит предоставление возможностей доступа на свой колоссальный внутренний рынок под условие выполнения некоторого набора общих требований. Вторая «морковка» – распространение на них пространства свободы, безопасности и законности.

Словом, ЕС ведет дело к утверждению в соседних странах своей модели политического и экономического развития. Делается это таким образом, в то же время, чтобы оставить страны региона вне политической и институциональной системы ЕС.

Результаты пока крайне сложно оценить. Во многом из-за того, что все применяют разные критерии оценки. Значит, ключевое значение для более-менее правильной оценки имеет осмысление критериев. Если за основу взять дрейф в сторону ЕС, то итоги пока весьма противоречивы. Украина и другие движутся в сторону ЕС крайне медленно. Из этого многие делают ошибочный вывод, будто бы политика ЕС в Восточной Европе провалилась, сетуют знатоки региона.

На самом деле вопрос надо полностью переформулировать. Вернее было бы спросить, почему политика ЕС в Центральной Европе оказалась настолько успешной, и чем она отличается от того, что происходит чуть восточнее. В Центральной Европе ЕС воспользовался крайне выгодным стечением обстоятельств. В те годы зона ЕС динамично развивалась. Экономическая конъюнктура благоприятствовала. Серьезных конкурентов у ЕС не было. Энтузиазм, связанный с крушением коммунистической системы, еще не выветрился. Европейская модель казалась лучшей в мире. Никто либеральную модель демократического устройства и рыночной экономики не мог и не решался оспорить.

Сейчас все изменилось. Экономический кризис. Возвышение быстро развивающихся экономик. Трудности, переживаемые ЕС. Все это препятствует повторению успеха 90-х годов прошлого века и начала нынешнего. К этому добавилась усталость от расширения, испытываемая населением ЕС. Но самый сильный удар по иллюзиям прошлого нанес кризис задолженности и катастрофическое экономическое положение Греции. Эту страну приняли в ЕС по политическим соображениям с учетом ее роли как колыбели европейской цивилизации. В экономическом отношении критериям членства она не соответствовала. На это закрыли глаза. Набором необходимых условий ее вступление в ЕС обставлено не было. Сейчас ЕС расхлебывает былые ошибки. Но повторять их у него нет никакого желания.

Как следствие, Брюссель не готов использовать весь набор поощрений, которые бы сделали принятие стандартов интеграционного объединения для политических элит стран Восточной Европы выгодными и желанными. У ЕС, похоже, нет возможности оплачивать приспособление их экономики к требованиям совместимости со своим внутренним рынком. Кроме того, внутри ЕС нет единства по поводу возможности их приема в полноправные члены. «За» выступают в принципе только страны Балтии и несколько стран Центральной Европы.

В дополнение к этому ЕС слишком долго обвинял будущих потенциальных членов в недостаточной демократичности, ничего не делая для практического решения проблем, с которыми сталкивается Восточная Европа. Тем самым он вызвал «встречную волну».

Чтобы снова взрастить в Восточной Европе, как когда-то в Центральной, чувство обожания к политическому и экономическому выбору, завязывающую регион на ЕС, Брюсселю, по мнению британского экспертного сообщества, надо пересмотреть все основные слагаемые политики Восточного партнерства. Требуется:

1) делать все необходимое для того, чтобы она стала деполитизированной и менее забюрократизированной;

2) поддерживать процессы демократизации не сверху, а снизу;

3) открывать кредитные линии щедро и всегда, когда это только возможно;

4) использовать финансовую помощь для стирания границ;

5) навязывать странам только те требования из правового наследия, которые совершенно необходимы, а не все подряд;

6) распространять на регион преимущества единого рынка ЕС вне зависимости от скорости реформ, понимая, что тем самым их осуществление становится гораздо более вероятным.

С точки зрения Лондона, оценки и рекомендации вполне здравые. Но договориться по ним с другими членами ЕС будет нелегко.

Ведение переговоров внутри ЕС

В Брюсселе принято жаловаться на то, что с Москвой крайне сложно вести переговоры, указывают англичане. Причин якобы две. Первая – Брюсселю противостоят очень хорошие переговорщики. Вторая – никто в ЕС не знает и не понимает, как в России принимаются внешнеполитические решения.

Суждения в какой-то степени спекулятивные. Но только частично. Однако то, в чем можно быть уверенным, так это то, что в Москве точно так же теряются в догадках по поводу того, как внешнеполитические решения принимаются в ЕС. Тем более что и брюссельские бюрократы, не говоря про представителей столиц, зачастую не могут ответить на вопрос, откуда какие решения берутся.

Поэтому крайне любопытно посмотреть, как оценивают процесс внутренних переговоров специалисты по ЕС, специально занимающиеся исследованием специфики их ведения в рамках институциональных структур интеграционного объединения. Ведь ЕС – это не уменьшенные ООН или ОБСЕ. В какой-то степени это их антипод.

Прежде всего, в ЕС исходят из того, что страны-члены сумели сформировать специфическую культуру ведения переговоров, исключающую предрасположенность к защите и продвижению индивидуальных интересов в ущерб остальным. Переговоры ведутся в стилистике поиска вариантов решения конкретных проблем. Для этого предлагается придерживаться нескольких элементарных требований. Вот их упрощенный список.

1. Четко определять цели переговоров и результат, который стремятся получить с их помощью.

2. Правильно оценивать их значимость и выстраивать иерархию приоритетов.

3. Обладать всей необходимой информацией, включая ее правовую и финансовую составляющие.

4. Своевременно определять красные линии, за которые не следует переходить.

5. Придерживаться разумной реалистичной тактики продвижения индивидуальных интересов.

6. Формулировать мандат на ведение переговоров таким образом, чтобы обеспечивать достаточную гибкость индивидуальных позиций (не стремиться к недостижимому, хотя и желательному результату; микшировать то, что можно достичь, с тем, чего нужно добиться; не принуждать никого отдавать больше, нежели те уступки, на которые стороны вправе согласиться).

7. Ориентироваться на такой результат, который был бы лучше, нежели то, на что страны могли бы рассчитывать в отсутствие соглашения (выстраивать индивидуальное поведение с учетом возможных или желательных альтернативных внедоговорных результатов).

8. Использовать преимущества различных типов ведения переговоров (жестких – мягких, деловых – бюрократизированных), стараясь ослабить свойственные им многочисленные недостатки.

9. Иметь в запасе несколько вариантов приемлемых решений, чтобы суметь выбрать наиболее подходящее.

Суммарно все эти требования выражаются в поисках формулы, по которой совокупность стран, участвующих в переговорах, должна стремиться к получению максимизированного результата. Это такой результат, который дает оптимальное выполнение всех индивидуальных мандатов, поскольку тогда интеграционное объединение, на интерес которого работают переговоры, могло бы получить максимальный выигрыш.

Правда, вздыхают старожилы ЕС, к которым причисляет себя и Великобритания, с вступлением в ЕС все большего числа государств, согласно классической теории, достижение оптимального результата становится все менее вероятным. Почему, достаточно очевидно.

Становится больше не только разброс интересов. Усиливается разрыв также между политическими культурами, традициями, стратегиями, привычками, предпочтениями и т. д. Возникает слишком много предпосылок для возникновения мини-конфликтов, связанных с противостоянием отдельных стран, интересов, индивидуальностей.

Возрастает пропасть между оптимальным и возможным результатами. Становится все более сложным определить, при каких условиях выигрывают все и в какой степени.

Кроме того, логичное и непротиворечивое построение институциональной системы ЕС до сих пор отсутствует. С помощью Лиссабонского договора какие-то проблемы удалось снять. Однако новые возникли. Пожалуй, даже еще более сложные.

Ничего не изменилось и в освещении переговоров на национальном уровне. По-прежнему все достижения государства и политики приписывают себе. Все неудачи сваливают на Брюссель.

С учетом этого в ЕС разработаны многочисленные меры, направленные на то, чтобы усилить «договороспособность» стран-членов. Некоторые из них уже активно проводятся в жизнь. К их числу относятся, в первую очередь, расширение каналов обмена информацией, совершенствование коммуникационных практик, разъяснительная работа и т. д.

Акцент делается на предварительную рутинную подготовку решений по большинству вопросов. Как следствие, львиная доля вопросов, вносимых в повестку дня министерских встреч, не нуждаются в дополнительном обсуждении и утверждаются без него. Еще один осознанный выбор – ЕС стремится не загонять себя в тупик. Он обходит стороной вопросы, по которым согласие заведомо невозможно. К их числу относятся чаще всего те, которые являются для отдельных государств слишком важными и болезненными. Это, например, монополия на ОМП и сходные.

Особенно довольны в Великобритании, похоже, тем, как идут переговоры внутри ЕС по финансовым вопросам, и тем, о чем удалось договориться по поводу общей стратегии экономического развития.

Что заботит европейцев по ту сторону пролива

Когда европейцы говорят о Программе 2020, они имеют в виду только и исключительно амбициозные документы ЕС, корректирующие Лиссабонскую стратегию. Англичане называют так и свою собственную Программу реформ 2020. Она имеет национальный охват. Вместе с тем ее стержнем является безусловная поддержка идеологии и приоритетов того, что собирается делать все интеграционное объединение. Обе дебатировались в Палате общин и Палате лордов, и везде были встречены на ура.

В обоих случаях основной посыл – делать все необходимое для формирования «устойчивой зеленой экономики роста и развития». Он органически объединяет установку на обеспечение устойчивого экономического роста, создание новых рабочих мест, защиту окружающей среды и предотвращение негативных изменений климата.

Европейской Комиссии, по общему мнению британского истеблишмента, удалось главное. Она подготовила рамки для координации экономической политики и технологического развития отдельных стран, сориентировала их на достижение наиболее важных политических и экономических результатов.

В Программе есть все необходимое: цели, индикаторы их достижения, механизмы и инструментарий, с помощью которых на них можно будет выйти. Предусмотрены также и процедуры контроля над тем, что предпринимается отдельными странами, и за расходованием средств. Аналогичным образом британским контролирующим органам доверен мониторинг использования средств, выделяемых на реализацию национальной программы.

Но англичане не были бы англичанами, если бы не нашли, за что бы покритиковать Брюссель. Так, они акцентируют, что в основе Стратегии 2020 лежит функционирование единого рынка ЕС. По мнению Лондона, этот фактор недооценивается. Ведь для успеха Стратегии надо, чтобы формирование единого рынка все-таки было закончено, а уровень использования его преимуществ был бы серьезно повышен.

Данному требованию в ней уделяется недостаточное внимание, подчеркивают здесь. Пока ситуация далека от оптимальной. Препятствия для нормального функционирования единого рынка по-прежнему остаются. Характер применения директивы по единому рынку услуг вызывает озабоченность. Слишком много административных и иных препятствий все еще сохраняются на национальном уровне.

С созданием информационного общества тоже далеко не все получается. А ведь цифровые технологии образуют ядро нового технологического уклада зеленой экономики. Без их надлежащего освоения повсюду в ЕС надеяться на ускорение экономического развития, придание ему большего динамизма и подтягивание отстающих районов не приходится.

Другая центральная идея, которую следовало бы четче прописать в Стратегии, считают по ту сторону пролива, состоит в горизонтальном распространении инноваций. Все равно, идет ли речь о финансировании университетов, поддержке среднего и малого бизнеса или каких-то массированных капиталовложениях в большие наукоемкие проекты.

Но в целом по своему дизайну Стратегия крайне привлекательна. Насколько она реализуема, можно будет судить по первым результатам. Однако уже сейчас следует признать, что механизмы контроля за имплементацией намного эффективнее, нежели те, которые применялись в отношении Лиссабонской стратегии.

Это не значит, однако, что не стоит думать об их совершенствовании. В том числе применительно к тем или иным процедурам, обеспечивающим нахождение нужного баланса между справедливой конкуренцией и поддержкой компаний, заботящимся об общем благе и создающим рабочие места. Достаточно вспомнить, что на этапе согласования многими отмечалось, что использованный ранее применительно к Лиссабонской стратегии открытый метод координации не оправдал возлагавшихся на него надежд (его заменили на «европейский семестр»).

Чтобы понять, откуда ветер дует применительно к формулированию и отстаиванию данной позиции, нужно знать нюансы внутриполитической ситуации, сложившейся в Великобритании к середине лета 2011 г. В июле всеобщее внимание здесь было привлечено к результатам европейского тендера на обновление и расширение парка высокоскоростных железнодорожных составов страны. Известнейшая английская компания, один из старожилов местной промышленности, символ былого индустриального величия Великобритании, проиграла «Сименсу». Правительство оказалось под огнем критики. Его обвинили в том, что оно недостаточно защищает интересы национальных производителей.

Премьер-министр разъяснил, что условия тендера были утверждены правительством лейбористов. Нынешнее обвинять не в чем. К тому же процедура четко прописана в европейском наднациональном законодательстве. В этом отношении ничего изменить нельзя. Вместе с тем он пообещал тщательнейшим образом изучить, что можно было бы сделать для повышения конкурентоспособности отечественных машиностроителей. Поэтому одним из лозунгов дня в стране стала возможная ревизия, в случае необходимости, требований к проведению тендеров на государственные закупки, предусматриваемых наднациональным регулированием.

В Великобритании все сейчас очень озабочены проблемой экономического роста. Объяснение очевидно. Рост необходим для того, чтобы выбраться из долговой зависимости. На фоне Греции положение здесь не такое критическое. Однако если сравнивать со средними показателями по ЕС, вызывают самую серьезную озабоченность. Речь идет ни много, ни мало о возможности сохранить в странах ЕС европейскую модель общества всеобщего благоденствия. Солидарность трещит по швам. Полагаться в новых условиях на то, что последующие поколения будут оплачивать счета нынешних, не приходится.

Значит, необходимо все менять. Системы пенсионного обеспечения. Системы здравоохранения. Подходы к финансированию высшего образования. Методы субсидирования сельского хозяйства. Отжившие представления о том, что с зависимостью от импорта сырья и энергоресурсов можно мириться, а также с тем, что китайские промышленники заведомо будут выигрывать в конкурентоспособности. Но менять таким образом, чтобы все лучшее по возможности сохранить, улучшить, модернизировать, в смысле сделать все расходы посильными для государственного аппарата и страны в целом.

Любопытно сравнить эти размышления с официальной позицией Европейской Комиссии. В своих основных чертах она сводится к следующему. Экономический кризис продемонстрировал, насколько страны ЕС нуждаются в совместных скоординированных действиях. Стратегия 2020 – ответ на эту потребность. Одновременно она является отражением нового осознания политическими элитами европейских стран своей исторической ответственности.

Отличительная особенность Стратегии – решено, что будут только три агрегированные цели. Раньше было много. Это запутывало. Первая носит фундаментальный характер и предполагает, что к 2020 году ЕС выйдет на уровень занятости трудоспособного населения в 75 %. Вторая касается уровня капиталовложений. Третья – энергетической триады 20/20/20. Смысл агрегированных целей состоит в том, что они должны быть трансформированы в национальные цели, приоритеты и показатели. За ЕС остается контроль, консультирование и запуск панъевропейских инициатив. В остальном Стратегия методично описывает, что и как должно делаться во всех секторах и областях, которые она охватывает.

Вместе с тем, анализировать ее в отрыве от совокупности обеспечивающих или связанных с ней документов было бы наивно. Так, финансовые предложения Европейской Комиссии на последующий семилетний период проникнуты идеологией Стратегии, отталкиваются от нее и предусматривают выделение средств, которые должны быть использованы на достижение намечаемых ею целей. Один из примеров – Комиссия предложила увеличить расходы на исследовательскую деятельность и поддержку инноваций. В пакете – Пакт развития и стабильности, законодательство об оценке выполнения и ответственности (с последующим исправлением дисбалансов), о штрафных санкциях финансового характера, бюджетных пропорциях на национальном уровне и т. д.

В Великобритании двумя руками за то, чтобы всего этого добиться. Но полностью отдают себе отчет в том, что в заявленном виде у ЕС не получится. Под ударами кризиса суверенных долгов целый ряд государств-членов ЕС взяли на себя тяжелейшие обязательства по сокращению расходов. Они просто физически не смогут выйти на показатели, предусматриваемые Стратегией. Кроме того, трансформировать в практическую политику все перечисляемые в ней благие пожелания будет чертовски сложно. Ведь ситуация во всех странах ЕС разная. Региональные различия, характеризующие внутренний рынок ЕС, колоссальны. К тому же столь нужное ЕС общее экономическое правительство (или управление) отсутствует. До него Брюсселю еще далеко. Поэтому основная борьба за Стратегию 2020 еще впереди. Она развернется на стадии реализации.

Европейской Комиссии скептические оценки островитян хорошо знакомы. Но Брюссель разворачивает полемику в другую сторону. Согласно отстаиваемой им позиции, не надо требовать от Стратегии несбыточного. Не нужно предъявлять к ней завышенные требования. Она объясняет, что и как надо делать. В этом ее сила. Она дает описание некоторого идеального варианта развития. Со всеми его недостатками, но и со всеми преимуществами. Это инструмент поощрения государств-членов, инструмент принуждения. Соответственно главное – его умело использовать.

Лиссабонская стратегия «не во всем оказалась успешной». Хотя что-то получилось. Например, либерализация телекоммуникационной сферы. В результате отрасль получила массированные финансовые вливания. Стратегия 2020 имеет гораздо лучшие стартовые позиции. ЕС стал более сплоченным. Единый рынок, по крайней мере, в отношении движения товаров, эффективно работает. Процедуры обкатаны. Предпосылки для формирования столь же эффективного рынка услуг имеются. Сложился широкий политический консенсус в поддержку неукоснительной реализации Стратегии.

По поводу же сомнений, высказываемых британским экспертным сообществом, Европейская Комиссия подготовила стандартный набор контраргументов. Стратегия 2020 исходит из того, что все страны ЕС разные. Она учитывает специфику каждого члена. Поэтому первым делом она нацелена на использование преимуществ единого рынка и его достройку. Тесно связана с наметками финансовых рамок на 2014–2020 годы. Хорошо увязана с решением вопросов внутренней безопасности: мягкой, энергетической, продовольственной. Она задает вектор. В том направлении, которое он указывает, ЕС и будет двигаться.

Если только удастся санировать финансовый сектор.

Влияние экономического кризиса на финансовый сектор

Экономический кризис начался в 2007 году. Но утверждать, что он закончился, было бы преждевременным, считают островитяне. Он продолжается. И сказывается на работе хозяйственного механизма ЕС в целом и Британии в частности самым болезненным образом.

Основная задача, которую финансовым структурам стран-членов и Европейскому центральному банку приходится решать последнее время, состоит в адаптации финансовой системы двадцати восьми к изменившимся условиям. Главный императив – тесная координация. Чтобы ничего не делалось в одностороннем порядке, по отдельности, без учета требований синхронизации.

Но усилий лишь ЕС и его государств-членов сейчас уже недостаточно. Координация должна вестись на глобальном уровне. Частично это и происходит. Группа-20 взялась за согласование многих важных решений. Однако их ведь еще надо трансформировать в конкретные меры. ЕС берет на себя их трансформацию во внутреннее право Союза и тем самым во внутреннее право государств-членов. Тем самым гарантируется единообразие правоприменения в масштабах единого рынка.

Институционально единообразие и, соответственно, максимально возможная эффективность координации обеспечиваются новейшими финансовыми, регулятивными и контрольными структурами. Смысл их создания заключается в разработке целостной финансовой политики ЕС (в том числе в отношении банковской системы, страховых компаний и т. д.) и поощрении к ее скоординированной имплементации регуляторами всех стран-членов, включая совместную оценку рисков.

Британское министерство экономики и финансов, как правильнее было бы переводить часть правительства, известную у нас под названием министерства финансов (Трешари), не только представляет интересы своей страны, но зачастую выступает в качестве консультанта при подготовке политических и экономических решений, принимаемых на уровне ЕС. Хотя последнее время это делать несколько сложнее. К советам, идущим из Лондона, континентальная Европа относится еще более подозрительно, чем раньше, – мол, глобальный кризис был спровоцирован пороками именно англо-саксонской модели капитализма. К тому же Лондон остается вне зоны евро. Вследствие этого он не участвует в процедурах принятия решений, действие которых распространяется только на зону евро.

Правда, как считают профессионалы, вступать в нее англичанам было бы противопоказано. Лондон умело пользуется свободой рук. Девальвация фунта очень помогла справиться с экономическими трудностями и сохранить низкие процентные ставки по кредитам. Менять что-либо в этом отношении здесь не собираются.

Вместе с тем и пассивно наблюдать за кризисом зоны евро Лондон не может. Отсюда потребность в тесной координации с партнерами по ЕС. Ведь ЕС действительно оказался в крайне сложном положении. Зону евро надо спасать. В настоящее время это главный приоритет.

Внешние связи тоже важны. Но с их оптимизацией можно и подождать. Хотя сбрасывать их со счетов никто не собирается. Ни в Брюсселе, ни в Лондоне. И там, и там созданию благоприятных условий для доступа промышленной продукции и услуг, поставляемых национальными производителями на рынки третьих стран, уделяется самое трепетное внимание.

Двусторонние соглашения о свободной торговле

Их заключение стало характерной особенностью эволюции мировой торговли в последние годы. Число таких соглашений стремительно нарастает. Естественно, что ЕС делает на них ставку. Они органично дополняют соглашения об ассоциации, стабилизации и ассоциации, общем экономическом пространстве, предоставлении преференций и т. д. или разрабатываются в их развитие.

ЕС имеет соглашения о свободной торговле с рядом государств Латинской Америки и почти всеми соседними малыми государствами. С широким кругом государств переговоры завершены и вскоре вступят в силу. С другими активно ведутся. В число последних входят страны, особенно важные для экономических и политических связей, поддерживаемых ЕС, такие, как Индия, Украина, Сингапур и т. д.

Вместе с тем, ЕС учитывает, что соглашения о свободной торговле в краткосрочной перспективе могут иметь отрицательный эффект. Они приносят безусловную пользу только в долгосрочной перспективе. К числу таких преимуществ относится, во-первых, формирование более широкого рынка, снижающего издержки производства.

Во-вторых, на более широком рынке конкуренция усиливается. В результате существенно возрастает мотивация к проведению инновационной политики на всех уровнях, повышению эффективности государственного аппарата и хозяйственного механизма, к осуществлению назревших и необходимых реформ.

И наконец, в-третьих, соглашения о свободе торговли выгодны также тем, что усиливают переговорные позиции государств-участников в их взаимоотношениях с третьими странами. Боязнь остаться в изоляции, существенно переплачивать за доступ на внешние рынки заставляет их идти на уступки. Иногда весьма существенные.

ЕС, несмотря на все подвижки и относительное снижение его удельного веса в мировой торговле, по-прежнему занимает в ней лидирующие позиции, уверены по ту сторону Ла-Манша. Поэтому ЕС обладает колоссальной мягкой силой. К сожалению, конвертировать ее в политическое влияние ему не удается. В качестве ведущего мирового политического игрока ни Китаем, ни Россией, ни Соединенными Штатами Брюссель не воспринимается.

Однако в других отношениях проводимая им политика оказывается достаточно успешной. ЕС использует свою экономическую мощь для завоевания внешних рынков и обеспечения на них чуть ли не доминирующего положения.

С ее помощью Союз влияет на внутреннее развитие третьих стран и формирование благоприятного международного окружения. Он продвигает также вовне отстаиваемые им ценности и представления о наиболее приемлемом развитии планеты.

Но наиболее умелым и влиятельным стратегом ЕС остается в том, что касается торговых переговоров. Вследствие этого лучше всего у Брюсселя получается осуществлять нормативную экспансию.

В этих целях им умело используется обусловленность сотрудничества. Для восприятия третьими странами навязываемых ЕС правовых норм и подходов. Для поддержки ими отстаиваемых ЕС внешнеполитических и внешнеэкономических позиций. Ограничения эмиграции в ЕС и контроля над ней. Борьбы с организованной преступностью во всех возможных формах и проявлениях. Для перехода к построению устойчивой зеленой экономики.

ЕС является главным торговым партнером России. Поэтому он мог бы сыграть ключевую роль в поддержке взятого ею курса на модернизацию. Но для этого увеличения объема капиталовложений, идущих из ЕС, совершенно недостаточно. Речь ведь не идет о догоняющем развитии. Нужны также, как минимум, следующие ингредиенты.

1. Приток денег на биржу и привлечение средних и малых фирм к сотрудничеству. Предпосылки – коренное реформирование финансового сектора России с тем, чтобы он мог взять на себя финансирование экономического возрождения.

2. Поощрение конкуренции и создание необходимой конкурентной среды, в том числе в области государственных закупок.

3. Совершенствование системы образования. Налаживание связей между высшей школой и бизнесом.

4. Обеспечение мобильности рабочей силы, совершенствование ее качества, увеличение инвестиций в человеческий капитал.

5. Создание экономических и иных предпосылок для инноваций вместо призывов заниматься ими.

6. Превращение государственного аппарата в практического проводника модернизации, повышение его эффективности.

Поэтому взаимодействие России с ЕС должно быть соответствующим образом перестроено.

Но оно заработает только, если Россия сама будет решать задачи, вытекающие из модернизационной повестки.

Кроме того, вместо закупок в ЕС ширпотреба России надо переходить к приобретению оборудования, нужного для реиндустриализации и обустройства страны.

Парламентский угол

Казалось бы, все должно быть наоборот – парламентариям налаживать связи гораздо легче. Они работают в неформальном ключе. Они не так сильно связаны официальной позицией своего государства. Им проще находить компромиссы. Они следят за самыми разными сферами деятельности. Но как-то так складывается, что наладить нормальные деловые отношения между собой у депутатов Европарламента, национальных парламентов многих государств-членов и России никак не получается. Они находятся в ужасном состоянии. Повестка дня непонятна. Отдача минимальна. Вред очевиден. Наиболее резкая предвзятая деструктивная критика друг друга исходит от парламентских структур.

Почему? На этот вопрос даются путаные развернутые ответы. Вот в каком виде они раздаются из уст членов Палаты общин и Палаты лордов, в круг обязанностей которых входят контакты со своими партнерами из России.

Прежде всего, Россия не является демократической страной в том смысле, который вкладывает в это понятие британский истеблишмент. Власть в стране узурпирована Кремлем и Белым домом. Отношение к правам человека, самому дорогому для сердца любого британца, наплевательское. Они систематически и повсеместно нарушаются. Российские олигархи отвратительны. Вообще совместная политика государств-членов в отношении Москвы была бы гораздо жестче, по крайней мере, на словах, если бы не Германия, интересы которой ощутимо сдвигаются на восток, и зависимость от поставок энергоносителей по магистральным трубопроводам.

В том, что последовательное взаимодействие с Россией подменяется как объективистской критикой, так и политиканством и критиканством, ничего экстраординарного нет. Политика двойных стандартов – обычное явление. Вернее, политика двойных стандартов – выдумки дилетантов. Просто при определенных обстоятельствах выгоднее говорить и делать так-то, при других – иначе. Как применительно к североирландским террористам, с которыми пришлось находить модус вивенди. Или талибам, с которыми воют после того, как сами же сначала вскормили, и т. д. Какую проблему ни возьми. Такова жизнь. И ничего в этом не изменишь.

Предъявлять претензии к России стало традицией. Хотя, во-первых, ни у кого нет сомнений в том, что и британцы не без греха. Ярчайшим подтверждением этого стала история с прослушиванием журналистами частных телефонных разговоров при попустительстве полиции, раскрученная летом 2011 года.

Общественность годами кормили сказками о нескольких изолированных случаях. Оказалось, что их число достигло 4 тысяч. Журналисты наиболее популярных новостных и глянцевых периодических изданий, в первую очередь из подконтрольных Руперту Мердоку, грешили этим на постоянной основе. Дело зашло очень далеко. Выяснилось даже, что журналисты использовали голос погибшей девочки, дабы выудить информацию у ее родителей. Прослушивались мобильники английских солдат, занятых в боевых действиях. Была предпринята попытка подключиться к каналам связи королевской семьи.

13 июля политический скандал достиг своего апогея. Выступая в Палате общин, премьер-министр заявил, что ограничиться полицейским расследованием отдельных случаев недостаточно. Прогнила вся система (взаимоотношений власти, СМИ и полиции). Поэтому нужны намного более масштабные действия по санации политической системы. Соответственно он дает мандат на пересмотр этических принципов работы британской прессы, на фактическую реформу полиции и осуществление более серьезных мер противодействия коррупции.

Хотя, во-вторых, Европейский Союз переживает не лучшие времена. Убежденности в том, что зону евро удастся спасти, нет. И Грецию-то никак вытащить не удается. А на горизонте маячит возможность дефолта и других средиземноморских стран. Причем, если ситуация в Италии пойдет по негативному сценарию, а Италия – не Греция, это третья крупнейшая экономика в Европе, никому мало не покажется.

Лиссабонский договор не оправдал возлагавшихся на него надежд. Выяснилось, что при его написании, как всегда поступают генералы, принимавшие участие в прошлых войнах, ориентировались на старые потребности, а не то, с чем ЕС столкнулся сейчас.

В сфере общей внешней политики и политики безопасности подвижки совершенно недостаточны. Демократизация ЕС похожа скорее на реставрирование фасадов. Большей вовлеченности в решение панъевропейских задач национальные парламентарии, во всяком случае, британские, не ощутили.

Эффективности у ЕС не прибавилось. В целом года два-три ему придется барахтаться в кризисе.

Хотя, в-третьих, как прекрасно отдают себе отчет британцы, многие проблемы, с которыми сталкивается современное британское общество, схожи с переживаемыми российскими.

Население стареет. Адаптироваться к этому крайне сложно. В стране создается намного больше рабочих мест для иммигрантов и детей иммигрантов, нежели чем для своих. Молодежь теряет перспективу. Предложить ей хорошую надежную карьеру все труднее и труднее.

Система социального обеспечения в кризисе. Региональные различия углубляются. Государственные расходы приходится урезать. В условиях продолжающейся рецессии и общего ухудшения экономического и инвестиционного климата под влиянием кризиса суверенных долгов это имеет тяжелейшие последствия.

Однако дальше этого понимания британские парламентарии не идут. Вывод о том, что для их решения необходимо тесное сотрудничество, не делается. И, главное, не будет делаться.

Негативное восприятие России общественным мнением является колоссальным, фактически непреодолимым ограничителем. Ни исполнительная власть, ни парламентарии против общественного мнения никогда не пойдут.

Радикальное улучшение российско-британских отношений не может быть элитарным проектом. Такой проект нуждается в массовой поддержке. Ее надо обеспечить. В качестве предварительного условия. Если общественное мнение удастся перетянуть на сторону России, абсолютно все станет возможным.

Как? У британцев на этот вопрос тоже есть заранее заготовленный ответ. Ключ к развороту общественного мнения – в ином освещении российской внутренней и внешней политики мировыми и местными СМИ.

С ними нужно работаться совершенно иначе, нежели сейчас. Надо, чтобы в поддержку углубления отношений с Россией, превращения их в действительно партнерские, дружеские, союзнические, выступили журналистское сообщество, популярные писатели, актеры, комментаторы. Важно, чтобы во главе кампании оказались настоящие властители душ, лица, к словам которых все прислушиваются.

Второй рецепт состоит в том, чтобы отобрать несколько максимально выигрышных направлений политики, на которых Россия и Запад действуют сообща, или проблем, для решения которых Запад кровно заинтересован в помощи со стороны России, и превратить то, что делается Кремлем, в ядро пропагандистско-разъяснительной кампании. Выбор очевиден – Афганистан. Британия, США, НАТО проигрывают войну. Им крайне важно отыскать пути стабилизации ситуации в регионе, пути политического урегулирования, чтобы выйти из нее, не потеряв лица.

Россия может им помочь в этом. У нее все козыри на руках. Но просто позволять снабжать натовские войска в Афганистане, действовать сообща против наркобаронов, передавать разведданные, поставлять необходимое оружие и военное оборудование, совершенно недостаточно. Нужно научиться все это «продавать» западному общественному мнению. Умело. По-современному. Чтобы оно знало. Уважало. Ценило. Отвечало взаимностью.

Вот таких общих проблем следовало бы отобрать несколько. И дать по ним громкие резонансные предложения. Скажем, провести по Афганистану новую многостороннюю конференцию. Зазвать на нее Китай и Иран, что американцы и британцы себе позволить не могут. Предыдущая провалилась. Но тогда ситуация была другая. Администрация Буша-младшего на что-то надеялась. Нынешняя – нет.

Конечно, приведенные соображения, обсуждавшиеся с британской профессурой и чиновничеством, мозаичны. Но, хотелось бы надеяться, помогают лучше понять, как Великобритания ощущает себя в ЕС и воспринимает отношения с нашей страной.

За последние годы дискуссии относительно характера современного мирового порядка претерпели качественное изменение. На протяжении 1990-х и первой половины 2000-х гг. основная ось противоречий проходила между экспертами, акцентировавшими моноцентричный характер современного мирового устройства, которое было организовано вокруг единственной сверхдержавы – США, и его критиками, которые стремились отрефлексировать пределы их влияния и могущества. В настоящее время на фоне сравнительного ослабления Соединенных Штатов[4] фокус дискуссии стремительно смещается. Вместе с тем, современный мир имеет мало общего и с примерами классической полицентричности[5], как она существовала в Европе XIX в. В результате расширяется диапазон поиска более сложных схем, способных объяснить специфику современной ситуации.

Новейшие представления о мирорегулировании

Смысл современных тенденций наиболее точно был отражен в концепции «децентрализации» миропорядка, сформулированной российским исследователем А. Д. Богатуровым[6]. Признавая сохраняющееся лидерство Соединенных Штатов в каждом из основных параметров международного могущества (военная, экономическая и технологическая мощь, организационный и совокупный креативный ресурсы), отечественный эксперт отмечает сокращение их отрыва от других игроков.

На этом фоне активизировался поиск ведущей группы субъектов, подключающейся к мирорегулированию. В частности, американский политолог Т. Барнетт предложил концепцию «функционирующего ядра», предполагающую присоединение новых возвышающихся государств к группе мирорегулирующих держав[7]. Другой пример демонстрирует сформулированная П. Хаассом идея «бесполюсного» мира – такого, в котором власть и влияние распылены среди бесчисленного числа субъектов различных типов[8].

Несмотря на несомненную пользу и познавательную значимость предложенных концептуальных построений, вряд ли они отражают характер современной трансформации мирового порядка в достаточной мере. Для обеих схем характерен крайне расширительный подход к определению ведущих игроков современного мира. Они отмечают рост возможности влияния по различным вопросам международной повестки дня для широкого круга субъектов.

Вместе с тем, стоит разделять государства и другие объединения по степени и спектру влияния. Так же как сорокапроцентная доля Кот-д-Ивуара на рынке какао-бобов не превращает эту страну в ведущую силу мировой экономики, секторальное участие в отдельных аспектах мирорегулирования не превращает субъекта в глобальный центр силы. Последний должен играть существенную роль в разрешении широкого спектра вопросов и, более того, вносить свой вклад в формирование международной повестки дня. В этой связи количество глобальных центров силы никогда не бывает слишком большим. Они выступают в качестве устойчивого ядра изменчивой геометрии мирового регулирования.

Децентрализация современного миропорядка: от хаотичности к управляемости

Сегодня формирование и укрепление альтернативных центров силы происходит двумя путями. Во-первых, имеет место объединение ресурсов нескольких государств, в результате которого формируется новый крупный субъект международной политики – интеграционный путь. Во-вторых, ускоренное наращивание потенциала ряда уже существующих субъектов дает примеры модернизационного пути.

Основываясь на ряде долгосрочных прогнозов, подготовленных ведущими аналитическими организациями мира[9], можно выделить пять игроков, претендующих на то, чтобы разделить с Соединенными Штатами мировое лидерство. К ним относятся страны БРИК, достигшие успеха в реализации модернизационного пути, и Европейский Союз, представляющий наиболее успешное воплощение интеграционного пути.

Развитие тенденции децентрализации мира ставит вопрос о перспективах сотрудничества между этими субъектами, вступающими в круг ведущих мировых игроков. Хотя тезис о неизбежности крупного вооруженного конфликта в процессе трансформации мировой системы и представляется несостоятельным, подобный переход всегда сопряжен с обострением международной ситуации. Восхождение одних центров и сравнительное ослабление других неизбежно связано с ростом взаимных опасений и подозрений. В современной ситуации вопрос координации приобретает особое звучание в связи с тем, что на участие в мирорегулировании претендует не одна держава, а несколько центров силы. От их способности добиться консенсуса по принципиальным вопросам зависит в том числе и характер развития отношений с действующим лидером, и стабильный, мирный характер трансформации международной системы.

Становление новых центров силы и их самоорганизация

Центры силы, формирующиеся по модернизационному пути, уже добились определенных успехов в институционализации сотрудничества между собой в рамках объединения БРИКС. Понятие БРИК возникло впервые в 2001 г. как аналитическая категория в докладе американского инвестиционного банка «Голдман Сакс»[10]. Акроним призван был объединять группу крупных быстрорастущих рынков – Бразилию, Россию, Индию и Китай.

Несмотря на экономическое происхождение, практически с самого появления он приобрел политическое измерение. Выделение четырех стран банком «Голдман Сакс» накладывалось на ряд политических форматов, которые были инициированы с середины 1990-х гг., таких как предложенный российским министром иностранных дел, а затем и премьер-министром Е. М. Примаковым треугольник «Россия – Китай – Индия». Схожие экономические тенденции совпали с постановкой общей политической цели: развития полицентричного миропорядка, в котором бы страны БРИК смогли бы играть большую роль.

В результате БРИК из аналитического инструмента начал преобразовываться в политический форум. Инициатором такого развития событий выступила Россия. Первые шаги в направлении сотрудничества были предприняты в сентябре 2006 г. в Нью-Йорке, когда состоялась встреча представителей четырех стран на уровне министров в ходе открытия очередной сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Спустя год на второй такой встрече стороны договорились о создании механизма консультаций заместителей министров. По предложению России в мае 2008 г. впервые состоялись полноформатные министерские консультации вне ООН. В том же году сотрудничество внешнеполитических ведомств было дополнено взаимодействием по линии министров финансов[11].

За короткое время количество форматов консультаций «четверки» стремительно расширилось. К ним добавились встречи министров сельского хозяйства и торговли, высоких представителей по вопросам безопасности (секретарей координационных ведомств, аналогичных российскому Совету безопасности), руководителей банков развития, статистических и антимонопольных служб, судей Верховных судов, представителей частного сектора и исследовательских сообществ. Координация дипломатов четырех стран в международных организациях системы ООН приобрела регулярный характер[12].

Вместе с тем, ключевым, системообразующим элементом усложняющейся конструкции БРИК стали саммиты лидеров группы. Первая встреча на высшем уровне состоялась в Екатеринбурге осенью 2009 г. С тех пор они стали ежегодными и проходят по очереди в каждой из стран БРИК.

В 2011 г. на саммите в китайском Хайнане было принято решение о расширении клуба за счет вступления в него ЮАР. Присоединение Южной Африки стало дополнительным свидетельством политических оснований создания группы. По всем экономическим показателям ЮАР существенно отстает от ее первоначальных участников. Ее включение было обусловлено, в первую очередь, региональной ролью этой страны как политического и экономического лидера Африки – континента, значение которого существенно вырастет в ближайшие десятилетия[13].

ЮАР была не единственным кандидатом на присоединение к клубу. В частности, свою заинтересованность не раз декларировала Мексика[14]. Вместе с тем, показательно, что Европейский Союз ни разу до сих пор не рассматривался в качестве претендента на участие в группе, несмотря на то, что с каждым из членов группы у него выстроены преференциальные отношения[15]. Более того, по масштабам экономики и политическому влиянию он оказывается субъектом наиболее близким к первоначальным участникам группы.

Повестка дня БРИКС и интересы других центров силы

Отсутствие ЕС в списке кандидатов в клуб не удивительно. Оно обусловлено противоречием интересов ведущих мировых игроков. Как отмечалось выше, страны БРИКС стремятся к трансформации международной системы в сторону большего полицентризма, но не путем ее кардинального слома и, по возможности, без роста напряженности в отношениях с нынешним лидером – Соединенными Штатами. Вместе с тем, возвышение новых центров силы возможно лишь за счет сравнительного ослабления других. В этих условиях ЕС и его государства-члены оказываются естественными конкурентами группы по большинству приоритетных направлений[16].

Прежде всего, страны БРИКС неизменно подчеркивают свою приверженность Организации Объединенных Наций как основному многостороннему институту мирорегулирования. Между тем Европейский Союз наряду с другими международными организациями занимает лишь позицию наблюдателя в ООН, и перспективы повышения его статуса пока не просматриваются. То есть ЕС как единый субъект не имеет права голоса в форуме, на укреплении роли которого настаивают участники БРИКС. Естественно, отдельные государства – члены европейского объединения состоят в ООН. Многие из них были в числе учредителей организации. Более того, Франция и Великобритания сохраняют места постоянных членов Совета Безопасности. Тем не менее, как еще раз показало голосование по резолюции 1973, установившей зону, свободную от полетов в Ливии, представители ЕС не всегда действуют в унисон (Германия воздержалась от поддержки документа, принятия которого так добивались Париж и Лондон). В этих условиях укрепление ООН как института мирорегулирования нельзя отнести к приоритетам ЕС.

Вторым ключевым пунктом согласованной позиции государств БРИКС остается реформирование международной финансовой системы, и здесь противоречия с интересами ЕС проявляются наиболее ярко. БРИКС выступает за передачу большего числа голосов в МВФ странам с формирующейся рыночной экономикой и развивающимся странам, а также за расширение присутствия своих представителей на высших постах в менеджменте Фонда. Эти планы могут быть осуществлены только за счет сокращения европейского влияния в МВФ. В частности, в нынешнем году на фоне дискуссий о выборе нового директора-распорядителя Фонда страны БРИКС поставили под сомнение устоявшуюся практику назначения на этот пост исключительно представителей Западной Европы[17].

Параллельно страны БРИКС выступают за реформирование финансовой системы путем диверсификации мировой корзины резервных валют. Тем самым они добиваются включения в эту корзину своих национальных валют. В условиях, когда евро фактически превратилась во вторую резервную денежную единицу мира после доллара, ЕС вряд ли заинтересован в дальнейшем расширении плюрализма международной валютной системы.

Третье направление, по которому странам БРИКС удалось добиться скоординированной позиции, – это вопросы международной торговли и тесно увязываемые с ней проблемы продовольственной безопасности. Страны БРИКС выступили за всеобъемлющее и сбалансированное завершение «Дохийского раунда» переговоров ВТО. По сути, группа выступила с требованием к развитым государствам существенно снизить субсидии своим производителям сельскохозяйственной продукции и открыть рынки продовольствия для товаров из развивающихся стран. Такие действия прямо противоречат принципам общей сельскохозяйственной политики ЕС, которая играет роль одной из опор экономической консолидации интеграционного объединения с момента его появления. Очевидно, что здесь также интересы ЕС и БРИКС прямо сталкиваются.

Четвертый вопрос, по которому договоренность группы носит наиболее принципиальный характер, связан с политикой минимального вмешательства во внутренние дела государств. Ее артикулирование в явной и обостренной форме стало возможно в условиях сложившейся международной конъюнктуры на фоне развития тенденций дестабилизации на Ближнем Востоке и в Северной Африке. В отношении событий, происходящих в Ливии, БРИКС выступила с требованием добиться урегулирования мирными способами на основе переговоров внутренних политических сил. Такая позиция, как представляется, обусловлена опасением, что военные интервенции Запада могут затронуть интересы стран – участниц группы. Вместе с тем, в современных условиях глобальной взаимозависимости и распространения представлений о существовании универсальных ценностей политика полного невмешательства представляется утопичной. В результате участники группы исходят из того, что международное сообщество должно оказывать гуманитарную помощь и содействовать достижению договоренности между противоборствующими сторонами, а не заниматься «сменой режимов». Напротив, Европейский Союз с самого начала выступил за отстранение М. Каддафи от власти[18] и оказывал всю возможную поддержку военной операции НАТО в Ливии. Такая наступательная позиция ЕС, связанная с надеждами на переформатирование пространства Ближнего Востока и Северной Африки в соответствии со своими представлениями и интересами, создает почву для еще больших опасений стран БРИКС, которые ранее связывали западный экспансионизм преимущественно с деятельностью Соединенных Штатов.

Наконец, последнее направление, которое пока в деятельности БРИКС намечено только пунктирно, но имеет большое значение для всех участников группы, – это энергетическая безопасность. Здесь наблюдается расхождение интересов членов клуба: тогда как Китай и Индия входят в число крупнейших импортеров энергоносителей, Бразилия и Россия остаются ведущими нетто-экспортерами. Вместе с тем характерно, что, несмотря на различное положение на международном энергетическом рынке, никто из стран – участниц БРИКС не поддержал Договор к Энергетической хартии, который рассматривается ЕС в качестве основы мирового регулирования в энергетической сфере. В случае конкретизации позиции БРИКС по энергетической безопасности можно ожидать усиления противоречий между подходами группы и нормативными рамками, навязываемыми ЕС.

Документы БРИКС включают в себя также упоминания и других тем, таких как изменение климата и экологическая проблематика в целом, противодействие терроризму, вопросы развития и борьбы с бедностью. Вместе с тем по столь широкому кругу вопросов группа еще не дозрела до выдвижения конкретных предложений и требований. Она ограничивается призывами развивать сотрудничество в многостороннем формате на основе уже выработанных формул и одобренных инициатив. В данном случае для стран БРИКС важно зафиксировать их заинтересованность в сохранении этих вопросов в международной повестке дня и наличие общих подходов к их определению. В целом, предложенный перечень соответствует списку тем, находящемуся в центре внимания ЕС, но в отношении ответов на существующие вызовы позиции могут существенно расходиться.

Отношения между ведущими центрами силы: сотрудничество или конкуренция

Таким образом, по всем основным вопросам повестки дня, сформулированным БРИКС, интересы ЕС противоречат интересам клуба. Означает ли это, что крупнейшее интеграционное объединение в мире и группа быстрорастущих держав обречены исключительно на конфронтационное взаимодействие?

Такой вывод не представляется неизбежным. Между самими странами БРИКС достаточно расхождений, в том числе по ключевым проблемам, что не мешает им успешно сотрудничать. Даже если вынести за рамки непосредственно двусторонние противоречия, такие как взаимные территориальные претензии Индии и Китая, и сконцентрироваться только на вопросах мирорегулирования, существует масса тем, где члены БРИКС преследуют противоположные интересы. Выше уже упоминалась сфера энергетической безопасности, но не меньшие различия в позициях сохраняются по вопросам реформы Совета Безопасности ООН или о будущем международного климатического режима. В документах, принятых БРИКС, разногласия по таким темам умело обходятся, стороны стремятся концентрироваться на точках соприкосновения и сближения, но, очевидно, что спорные вопросы сохраняются и затрагиваются в ходе обсуждений.

Между тем сам феномен стремительного роста крупных стран и их консолидации представляет не только угрозу, но и определенные возможности для ЕС, связанные с его внутренним развитием. На фоне укрепления позиций новых восходящих гигантов как экономические, так и политические позиции отдельных государств ЕС будут и дальше ослабевать, а значит, продолжит возрастать их заинтересованность в углублении интеграции для сохранения глобальной конкурентоспособности.

Кроме того, между группой и ЕС существует консенсус по самым базовым вопросам функционирования международного порядка. Все стороны признают, что построение полицентричного мира требует разделения ответственности между ведущими субъектами как развитого, так и развивающегося мира. А оно, в свою очередь, предполагает и разделение полномочий по осуществлению мирорегулирования.

Поэтому поле для сотрудничества между БРИКС и ЕС существует, но отношения должны строиться на других основаниях, чем внутри БРИКС. Сторонам необходимо концентрировать усилия не на согласовании действий там, где их подходы уже близки (потому что примеров тому не много и они, в первую очередь, относятся к периферийным темам), а на сближении позиций там, где их интересы расходятся. В данном случае стоит говорить не столько о координации, сколько о переговорах относительно условий возможного компромисса. В самом компромиссе заинтересованы все стороны, но его конкретные параметры представляют собой предмет торга.

Примером подобного торга между восходящими державами и ведущими развитыми странами стала встреча «группы двадцати» в Сеуле, где решение о перераспределении голосов в Международном валютном фонде было принято по итогам прямых переговоров между представителями БРИК и семи крупнейших индустриально развитых стран[19]. В случае если ЕС стремится обеспечить себе преимущество в подобных обсуждениях по сравнению с Японией, Канадой и Соединенными Штатами, ему стоит задуматься над предложением самостоятельного формата взаимодействия с группой БРИКС.

Возможности прямого взаимодействия по линии ЕС – БРИКС

На экспертном уровне такая идея уже высказана. В частности, ее обсуждению был посвящен семинар ведущих исследователей стран БРИКС и ЕС, состоявшийся в МГИМО 23–24 мая 2011 г. Его модераторами выступили директор Европейского учебного института Марк Энтин, руководитель Европейской лаборатории политического прогнозирования (ЕЛПП) Франк Бьяншери и Директор региональных программ Фонда «Русский мир» Георгий Толорая. По их приглашению в МГИМО собралась авторитетная группа специалистов, включающая экспертов ведущих учебных и исследовательских центров России, Бразилии, Индии, Китая и ЕС.

На нем был рассмотрен максимально широкий круг вопросов, представляющих приоритетный интерес для стран ЕС и БРИКС, в целях определения будущей совместной повестки дня. С докладом о перспективах реформирования международной валютной системы перед участниками выступила заведующая Кафедрой европейской интеграции МГИМО(У) Ольга Буторина. Оценку перспектив влияния демографических процессов на развитие отношений БРИКС с европейскими странами и институтами дал профессор Шеффилдского университета Диего Акоста. На необходимость изучения группы БРИКС в контексте формирования многополярной системы мира указал директор Института Латинской Америки РАН Владимир Давыдов. Эта мысль была развита в сообщении вице-президента ЕЛПП Гаральда Грейба, который рассказал о возможном вкладе партнерства Россия – ЕС в развитие отношений БРИКС-ЕС. Декан Факультета политологии Алексей Воскресенский напомнил присутствующим о разнородности группы БРИКС и проблемах в обеспечении экономического базиса их сближения.

После естественной для постановки столь острых вопросов живой, эмоциональной дискуссии с анализом перспектив развития группы БРИКС на семинаре выступил директор европейских программ Фонда «Русский мир», заместитель директора Института Европы РАН, президент Ассоциации европейских исследований Алексей Громыко. Он охарактеризовал БРИКС как хотя и молодого, но перспективного партнера для ЕС. Профессор бразильского Центра политических исследований БРИКС Фабиану Мельничук остановился на проблемных узлах в развитии политических отношений группы и ЕС. Своими рассуждениями о возможностях формирования устойчивых отношений ЕС и БРИКС поделился патриарх российской школы европейских исследований Юрий Рубинский. Доцент Кафедры международных отношений и внешней политики России МГИМО (У) Виктория Панова постаралась определить место БРИКС в кругу других, похожих неформальных институтов глобального управления, таких как «группа восьми» и «группа двадцати».

В ходе заседания, посвященного проблемам диалога в формате Евро – БРИКС по экономическим вопросам, эксперт Европейского центрального банка Франсиско Рамон-Баллестер обратил внимание участников на наметившийся переход к новой парадигме финансовой политики. Развитие глобального кризиса поколебало до тех пор незыблемые представления о приоритетности задач таргетирования инфляции, что повлекло за собой потребность в переосмыслении политики центральных банков. В выступлении заведующего Кафедрой востоковедения МГИМО (У) Дмитрия Стрельцова был рассмотрен вопрос подключения России к региональным интеграционным группировкам, отмечено недостаточное внимание Москвы к такому сотрудничеству в условиях углубления общемировой тенденции к регионализации.

Такой анализ в значительной степени коррелировал с выступлением профессора Индийского совета по исследованиям международных экономических отношений Б. Лал Пандита. Он детально разобрал процесс ослабления финансово-экономического преобладания западных государств в условиях стремительного подъема новых экономических игроков. Логичным следствием этого процесса становится и увеличение роли валют государств БРИКС в международных экономических отношениях. Оттолкнувшись от этого, глава Отдела макроэкономических исследования «Кайксин медиа» Чангченг Чжу рассказал о перспективах интернационализации юаня. Он остановился также на неизбежности повышения его международного статуса. Заместитель декана Факультета международного бизнеса и делового администрирования МГИМО (У) Татьяна Исаченко охарактеризовала перспективы присоединения России к ВТО и сравнила потенциальные выгоды от подключения к этой организации с запланированными приобретениями от развития Таможенного союза. Тему продолжила эксперт Германского института международных отношений и безопасности Сьюзан Стюарт, которая продемонстрировала, что поддержка странами ЕС и БРИКС российского вступления в ВТО имеет твердую экономическую основу. Еще один выступающий, профессор Кафедры международных финансов Виктор Кузнецов обратил внимание собравшихся на необходимость дальнейшего реформирования МВФ как одной из краеугольных основ международной валютной системы.

Второй день работы форума начался с выступления проректора МГИМО (У) Валерия Воробьева. Он посвятил свой доклад итогам саммита БРИКС в Китае и перспективам установления партнерских отношений между БРИКС и ЕС. Особенно подробно представитель МГИМО (У) остановился на вопросах организации научных исследований в Университете по проблематике БРИКС и создании соответствующего специализированного исследовательского центра. Директор Индийского совета по глобальным отношениям Ниилам Део всесторонне проанализировала, каким образом различные демографические тренды сказываются на развитии стран БРИКС и ЕС. Все государства и группы государств сталкиваются с демографическими проблемами, повсюду очень острыми, хотя и разными, ищут на них несовпадающие, зачастую противоположные ответы, экспериментируют. Получается не так много. Тем более важно тщательно изучать и учитывать опыт друг друга. В том числе, в том, что касается работы с диаспорами и интеграции мигрантов.

С системным обобщением того, что происходит в странах БРИКС, того, что их связывает и разъединяет, выступила профессор Кафедры истории и политики стран Европы и Америки МГИМО (У) Людмила Окунева. Она проанализировала, в чем их интересы совпадают, и одновременно вскрыла наличие широкого набора противоречий, которые еще потребуется преодолеть. Особенно большое внимание ею было уделено разбору причин и характера восхождения Бразилии и Южной Африки, их вхождения в семью ведущих мировых игроков. Сделанные российским ученым выводы были весьма убедительно подтверждены статистическими данными, приведенными профессором Федерального университета Рио-де-Жанейро Александром Жебитом. Он обстоятельнейшим образом проиллюстрировал меняющуюся структуру мировой торговли, проанализировал динамику экономических связей стран БРИКС и ЕС. С учетом приведенных данных показал положение Бразилии в системе глобальной экономики и управления, раскрыл отношение своей страны к фактически начавшейся реформе мировых структур, высказался за придание ей намного более глубокого, далеко идущего, радикального характера.

Под несколько иным углом зрения посмотрела на отношения между участниками двух клубов государств профессор МГИМО (У) Евгения Обичкина. Она показала, что, с одной стороны, членство в них усиливает позиции соответствующих стран, помогает более эффективно решать задачи внутреннего развития и продвигать свои интересы на международной арене. С другой стороны, Россию упорно стараются поставить перед некорректным и неоправданным выбором между ЕС и Китаем, убедить в том, что ей угрожает превратиться в «сырьевой придаток» последнего. В своем выступлении российский исследователь постаралась исчерпывающим образом ответить на вопрос о том, насколько это оправданно, можно ли противопоставлять региональный подход глобальному. Как раз на глобальном подходе, соотношении регионализации и глобализации и повестке дня структур глобального управления остановились вице-президент «Обсервер ресерч фаундейшн» из Нью-Дели Нандан Уникршнан и заведующая Сектором институциональных проблем международных отношений ИМЭМО РАН Марина Стрежнева. Индийский ученый подчеркнул предпочтительность глобальных решений и указал на важность сотрудничества в решении не только экономических и финансовых, но и экологических, климатических и других проблем аналогичного порядка. В свою очередь, российский профессор на конкретных примерах показала, что региональное взаимодействие зачастую оказывается более эффективным и перспективным. Оно дает большую отдачу. Опирается на гораздо более разработанную и гомогенную нормативную базу. Создает необходимые базовые предпосылки для более широкого использования накопленного опыта. В своем выступлении она показала возможности структур управления управлением, управления рисками и продуманной функционализации, в том числе, с использованием механизмов наднациональности.

Серию заявленных на конференции докладов завершили выступления судьи Арбитражного суда города Москвы, доцента Международного института управления МГИМО (У) Елены Кондрат и директора парижского Института Шуазёль Дидье Лука. Елена Кондрат дала общую картину проблем финансовой безопасности, проанализировала подходы стран БРИКС и группы в целом к ее обеспечению. Французский исследователь разложил по полочкам совокупность проблем финансовой стабильности и предсказуемости в условиях глобальной нестабильности и непредсказуемости.

Вырисовывающаяся повестка дня

По завершении представления докладов и сообщений на обсуждение были вынесены вопросы и предложения, которые могли бы войти в повестку дня будущего саммита БРИКС – ЕС. Их рассмотрение прошло в режиме мозгового штурма. В центре дискуссии сразу оказались такие из них, как торговый протекционизм ЕС, сохранение системы преференций и расширение торговых связей между БРИКС и ЕС; регионализация валютного регулирования, переход к многополярной системе валют и реформа механизмов валютно-финансового контроля; мониторинг трансграничного движения капиталов. Существенное внимание было уделено миграции, свободе передвижения и поощрению мобильности; борьбе с бедностью и сохранению ее приоритетности в контексте мер жесткой экономии; а также обеспечению социального равенства. Была акцентирована важность объединения усилий для предотвращения очередного продовольственного кризиса; защиты окружающей среды; купирования продолжающихся изменений климата и рационального использования природных ресурсов. Отдельные участники высказались в поддержку тематики обеспечения культурного разнообразия; обеспечения прав, потребностей и безопасности личности и сотрудничества в предотвращении стихийных и техногенных бедствий и катастроф. Какие-то моменты были только обозначены. Их обсуждение продолжится на последующих встречах участников форума.

Но один из них, может быть даже самый важный, решено было пока оставить за его рамками. Безусловно, становление диалогового формата БРИКС – ЕС станет вызовом для Соединенных Штатов, которые окажутся исключенными из разворачивающегося торга. США, напротив, будут стремиться к укреплению единства развитого мира на фоне консолидации ведущих восходящих держав. В этих условиях развитие взаимодействия между ЕС и БРИКС скорее возможно на слабо институционализированной основе и в весьма ограниченных масштабах. Вместе с тем, диалог необходим, иначе параллельная консолидация развитого мира и восходящих держав приведет к столкновению двух групп. Вне зависимости от того примет ли оно форму традиционного вооруженного противостояния или будет развиваться в форме торговых и валютных войн, его последствия станут катастрофическими для мирорегулирования. И ЕС, и государства БРИКС как формирующиеся глобальные центры силы несут особую ответственность за предотвращение подобного апокалипсического развития событий.

© М. Л. Энтин, И. Истомин

Европейский Союз, проводимая им политика взаимодействия с третьими странами, отношения между Россией и ЕС – очень сложный предмет для анализа. В хитросплетениях постоянно меняющихся, эволюционирующих связей так трудно разбираться. Не мудрено, что исследователи поневоле все упрощают. В результате зачастую получается картинка, весьма далеко отстоящая от реальности.

Так, ЕС в большинстве случаев рассматривают как единое образование. И проводимые им политики описывают как нечто целостное. Не говоря уж об отношениях между Москвой и Брюсселем. Хотя все это не более чем фикция. В действительности ситуация намного более запутанная, многогранная, неоднозначная.

Идя на упрощения, эксперты и политики приносят в жертву далеко не только нюансы, полутона и тонкости. Иногда они поступаются даже элементарным здравым смыслом. Начинают воевать с химерами. Допускают такие ошибки и передержки, что впору хвататься за голову.

Попытаемся же слегка раскрасить картинку. Попробуем взглянуть на то, что происходит в ЕС и в целом на нашем континенте через столь модные сейчас панорамные очки. Выяснится тогда, что в действительности мы имеем дело со сложными многофакторными процессами, развивающимися с разными скоростями.

Это ключевое понятие[21].

Два измерения Европейского Союза

Начнем, естественно, с Европейского Союза. Утверждать, что Союз является некоторой целостностью, – очевидно, грешить против истины. Даже теперь, после того, как Лиссабонский договор и кризис суверенных долгов так много поменяли в его функционировании.

Дихотомия восприятия ЕС носит запрограммированный характер. Ее проводником служат лидеры, политики, высшие чиновники государств-членов. Как следует из всех разъяснений, даваемых ими по любому поводу и без повода, во всех ошибках, провалах, недостатках и неточностях, допускаемых ими, виноват Брюссель. Не они, боже упаси, а тот самый многоголовый монстр, частичкой которого они являются.

В аховом состоянии финансов интеграционного образования виноват Союз. И в преддефолтной истерике вокруг Греции. Невнятности экономической стратегии или ее отсутствии. Неподготовленности зоны ЕС к новому изданию мирового экономического кризиса. Неоднозначности для нее последствий глобализации. Некоторой утрате конкурентоспособности по сравнению с быстро растущими экономиками. Неспособности говорить одним голосом на международной арене. Слабости внешнеполитических позиций. Всех тех промахах на Балканах, Ближнем Востоке, в Азии, Африке и Латинской Америке, которые позволяют некоторым до сих пор обзывать ЕС политическим карликом, несмотря на всю вздорность этого давно устаревшего клише.

Насколько эти суждения справедливы, имеют ли они под собой почву, значения не имеет. Главное, что ответственность за возникающие проблемы национальные элиты перекладывают на ЕС. Себя они выгораживают. Мол, мы-то что. Мы старались, мы бились за правое дело, мы отстаивали ваши интересы. Если не получилось, то не наша вина. Имидживые потери терпит только интеграционное объединение.

Одновременно все успехи, все свершения ЕС национальные лидеры, политики, высшее чиновничество ставят себе в заслугу. Своей мудрости, настойчивости, прозорливости. Акцентируя свой вклад в общее дело, свою решительность и эффективность. Идет ли речь об общих показателях благосостояния, снятии внутренних границ между странами, формировании международной повестки, продвижении повсюду, включая Ирак, Китай и Ливию, демократии и прав человека или более узких конкретных достижениях.

В результате население стран ЕС живет как бы в двух несовпадающих выдуманных реальностях. Отнюдь не все хорошее, что можно действительно записать на счет ЕС, ассоциируется с интеграционным объединением. И, напротив, на него сваливают вину за то, на что ЕС никак не в состоянии повлиять, за то, к чему он не имеет почти никакого отношения (характерно, что по этому сценарию был провален первый референдум в Ирландии, когда жители этого «кельтского тигра» дружно высказались против ратификации Лиссабонского договора).

Как следствие, поддержка со стороны социума, оказываемая ЕС, намного меньше, нежели могла быть, нежели он заслуживает. Об этом свидетельствуют все опросы общественного мнения и прежде всего то безразличие, с которым проходят выборы в Европарламент. Зная это, лидеры ЕС и национальные элиты в том числе таких стран, как Франция, Великобритания и Нидерланды, намеренно проигнорировали мнение общества, отстранив его от решения вопроса о введении в силу Лиссабонского договора.

Другое следствие, не менее важное, – формирование европейской (наднациональной) идентичности жителей ЕС приостановилось. В какой-то момент показалось, будто бы принадлежность к ЕС выходит на первый план по сравнению с национальной идентичностью. Теперь все опросы общественного мнения показывают, что это не так.

Двойное дно в отношениях между Россией и ЕС

Столь же превратное представление имеет население ЕС о Российской Федерации, а население нашей страны – об интеграционном объединении. Но в отношениях между Россией и ЕС две несовпадающие реальности легко различимы и несколько в другой плоскости.

У Российской Федерации уже имеются вполне неплохие отношения с большинством грандов ЕС – с Францией, Германией, Италией и Испанией. Между нами налажено интенсивное сотрудничество. Причем, практически во всех сферах. Экономические связи активно развиваются. Осуществляются большие совместные проекты (Северный поток, запуски российских ракетоносителей с французского космодрома, промсборка десятков модификаций немецких и французских авто на российских предприятиях, тысячи совместных предприятий и пр.). Институализирован процесс консультаций по текущим вопросам международной политики. Ведется масштабный культурный обмен. Установлены доверительные контакты на высшем уровне. В общем, все обстоит сравнительно неплохо. Наверное, могло бы быть на порядок лучше, но более-менее.

За последние годы произошли позитивные изменения в отношениях между Россией и теми странами ЕС, которые относились к развитию связей с Москвой с особым предубеждением и выступали скорее за ее изоляцию и выталкивание из Европы. Произошла нормализация отношений между Россией и Польской Республикой. Неполная, частичная, раздумчивая, но достаточно ощутимая. Ровнее стали отношения вообще со всеми государствами Центральной и Восточной Европы. Нащупывается совпадение позиций с Великобританией. Что-то сдвинулось в отношениях со странами Балтии. Они стали более спокойными. Менее спекулятивными. Во всяком случае, не такими задиристыми и эмоциональными. Хотя, конечно, никто не застрахован от рецидивов.

А вот отношения между Россией и ЕС пребывают в состоянии стагнации. И ничто их вывести из него не может. Переговоры по новому базовому соглашению находятся в тупике. На пути свободного движения товаров, услуг, капиталов и рабочей силы обеих сторон воздвигаются бесконечные преграды, прежде всего, административные. Множество нетарифных барьеров с лихвой компенсируют формальное снижение или отмену тарифных. Стороны до сих пор не отказались от количественных ограничений. И это вопреки действующим соглашениям и долгосрочным контрактам.

Обычной практикой стало введение дискриминационных мер законодательного характера. За иностранными инвестициями установлен особенно пристальный контроль. В ряде случаев откровенное предпочтение отдается запретительным правовым режимам. Они распространены на необоснованно широкий круг областей экономической деятельности, произвольно названных стратегическими.

Вместо того чтобы сужаться, разногласия по самым разнообразным вопросам глобального развития и внешнеполитической повестки продолжают нарастать. Идет ли речь об оценке последствий «арабской весны», реформирования мировой финансовой системы, нахрапистых попытках переориентировать на себя элиты отдельных стран или целых регионов совместного ближнего зарубежья или неоднозначных, непродуманных мерах по борьбе с международным терроризмом и наркотрафиком.

В целом, картина печальная. Приходится констатировать, что «перезагрузки» в отношениях между Россией и Европейским Союзом не произошло. Заявления руководства ЕС о том, что «перезагрузка», мол, нужна только в отношениях между Россией и США, Россией и НАТО, а в общении Брюсселя с Москвой все обстоит благополучно, никого не должны вводить в заблуждение.

ЕС слишком погряз в своих внутренних проблемах для того, чтобы по-настоящему переосмыслить свою стратегию применительно к России, постсоветскому пространству, целям и перспективам построения Большой Европы. Продуманной политики в отношении Москвы у Брюсселя как не было, так и нет по сию пору.

Зато претензий к Москве и нареканий в ее адрес не счесть. Признанию за Россией статуса равноправного партнера Брюссель упорно противится. Его вполне устраивает, что соглашения об ассоциации, продвинутом партнерстве, зонах свободной торговли плюс, навязываемые третьим странам, мало чем отличаются от колониальных или неоколониальных. Сотрудничество в них обставлено многочисленными условиями. К партнерам предъявляются далеко идущие требования. Всем им предлагается жить по правилам, вырабатываемым ЕС.

Даже на реализацию инициативы «Партнерство для модернизации» Брюссель наложил сходный отпечаток. Программа теоретически чрезвычайно перспективна. Она ориентирует стороны на получение конкретного результата. На углубленное сотрудничество в приоритетных областях. На повышение его эффективности. Но Брюссель и в него продвинул проекты и программы, меняющие политическую сущность «Партнерства для модернизации», превращающие его из улицы с двусторонним движением во все ту же набившую оскомину колею технического содействия и назидательных увещеваний.

Однако политика «зашоренности», проводимая ЕС в отношении России, накладывается к тому же на откровенное соперничество между институтами ЕС и государствами-членами на российском направлении. Европейской Комиссии, Европарламенту, Совету ЕС очевидно не нравится, что многие из государств-членов проводят на «восточном» направлении самостоятельный курс. Европейская бюрократия и институты ЕС зачастую ведут себя как ревнивая жена. В результате получается гремучая смесь: с одной стороны, имперское высокомерие, с другой – ревность.

Но есть и третья сторона. Любые переговоры, любые договоренности с Россией, в том числе, по вопросам, далеко выходящим за рамки исключительной и смешанной компетенции ЕС, делегации ЕС стремятся использовать для всемерного расширения своих полномочий. Зачастую им это удается.

Не облегчает дело и то, что российские государственные структуры и российский бизнес не всегда понимают, о чем и когда надо договариваться с ЕС, о чем и когда – с его государствами-членами. Загадкой остается, как лоббировать свои интересы в Брюсселе и Страсбурге. Нет у российской стороны и полной уверенности в том, что институты ЕС достоверно информируются и, в свою очередь, достаточно полно и непредвзято информируют государства-члены.

Вот вам и двойная реальность в отношениях России со своим огромным влиятельным западным соседом. Одна реальность складывается в отношениях с государствами-членами. Другая – в отношениях собственно с ЕС.

Дальнейшая фрагментация Европейского Союза

Сотрудничество между Россией и ЕС не стоит на месте. И Россия, и ЕС, и окружающий мир стремительно меняются. Изменения, происходящие в ЕС, для верности анализа, конечно же, ни в коем случае нельзя игнорировать. Они очень существенны. Они рисуют еще несколько реальностей, возникающих на пространстве Большой Европы.

В прошлом ЕС неоднократно переживал всевозможные внутренние кризисы. Без преувеличений можно сказать, что ЕС перманентно их преодолевает. Сейчас – кризис задолженности. Чуть раньше – экономический, финансовый кризис и кризис ликвидности. До этого конституционный и т. д.

Но раньше ЕС выходил из каждого кризиса окрепшим и возмужавшим. Он делал очередной шаг на пути к реализации интеграционного проекта. Он усиливал интеграционные, наднациональные моменты в своем функционировании. То есть каждый раз у ЕС и государств-членов получалось «больше Европы».

Теперь может получиться несколько иначе. ЕС, не исключено, выйдет из кризиса по формуле «меньше Европы». В чем это «меньше Европы» будет заключаться, уже прорисовывается. В ЕС начнут складываться устойчивые союзы по интересам различной геометрии. Возникнет двухскоростной, трех-, четырех-, пятискоростной Европейский Союз.

Как это будет или может выглядеть, хорошо иллюстрирует особый статус Великобритании в рамках ЕС. Великобритания находится вне Шенгена. Она предпочла не входить в социальную Европу. Лондон при подписании и ратификации Лиссабонского договора оговорил, что Хартия ЕС о фундаментальных правах на него не распространяется. Он не полностью интегрирован в формируемое ЕС пространство свободы, безопасности и законности. И, конечно же, Великобритания остается вне зоны Евро и не собирается в обозримой перспективе к ней присоединяться. Зато в сфере военного и военно-технического сотрудничества Лондон занимает совершенно иную позицию.

Тиражирование статуса Великобритании в практике гораздо большего числа государств-членов, только, естественно, применительно к неограниченному кругу сфер интеграционность взаимодействия – один из вполне возможных вариантов эволюции ЕС.

К многоскоростным форматам взаимодействия с ЕС

Однако если оценки экспертного сообщества справедливы, и ЕС в действительности будет развиваться именно таким образом, то и отношения с ним и его государствами-членами можно и нужно строить несколько иначе, чем сейчас.

В настоящее время взаимодействие между Россией и ЕС идет как бы в трех больших форматах. Это фронтальное, иначе, системное взаимодействие. Под него пишется новое базовое соглашение. Оно олицетворяется, кроме того, прежде всего, встречами в верхах Россия – ЕС.

Второй формат – межотраслевое сотрудничество. Под него построены диалоги между Россией и ЕС. Создано большое количество рабочих групп. Российская концепция нового базового соглашения отталкивается от его реалий. Ею предусматривается, что общий договор должен быть сравнительно коротким и закреплять, что конкретные режимы в отдельных областях сотрудничества прописываются в отраслевых соглашениях, т. е. что договор дополняется и прирастает документами отраслевого охвата.

Третий формат – дорожные карты построения четырех общих пространств, покрывающих экономику, внутреннюю и внешнюю безопасность, науку, образование и культурные аспекты. В развитие этого формата запущена реализация инициативы «Партнерство для модернизации».

Проанализируем сильные и слабые стороны каждого из них. Встречи в верхах дают импульсы сотрудничеству. Они позволяют подвести итог сделанному, обсудить имеющиеся проблемы, поставить новые задачи, сверить часы. В принципе они обладают колоссальным потенциалом.

Вместе с тем, саммиты Россия – ЕС нередко подвергаются сокрушительной критике. Причем, со стороны абсолютно всех – и гражданского общества, и экспертных кругов, и политического истеблишмента. Мол, встречи работают вхолостую. Отдача от них минимальная. Каждая из них – очередное плановое крушение завышенных ожиданий.

Их медиатическое освещение также сугубо негативное. Это несправедливо, но это так. С фактами не поспоришь.

Фронтальные переговоры, о чем говорилось выше, были задуманы как инструмент существенного улучшения двусторонних отношений, придания им системного характера. Из этого, по большому счету, ничего не получилось.

Межотраслевой формат гораздо более прагматичен и заземлен. Однако он фрагментирует, расчленяет общую ткань сотрудничества. Делает его еще более гетерогенным. Вносит в него многочисленные противоречия. Противопоставляет специальные режимы взаимодействия более общим и универсальным, фактически подрывая их.

К тому же в условиях отсутствия благоприятного политического климата такой формат зачастую превращает отраслевое взаимодействие из полигона сотрудничества в арену соперничества. Или по крайней мере делает заложником политической конъюнктуры.

Формату дорожных карт «достается» в России больше всего. Его критикуют буквально за все. Дескать, дорожные карты составлены кое-как. Они аморфны. Тавтологичны. Расплывчаты. Не содержат сроков исполнения. Не обладают юридической силой. Никого ни к чему не обязывают. Это так – набор благих пожеланий.

Критика во многом правильная. Но несправедливая. Дорожные карты – это возможность серьезного качественного углубления двусторонних связей. Как ей воспользовались или воспользуются – другое дело. Но возможность отличная. И главное – вот она, под рукой. Появится политическая воля, возникнут предпосылки, будут созданы необходимые управленческие структуры, концепция совместных пространств окажется востребованной, а ее реализация пойдет семимильными шагами.

Однако, как обычно, имеется несколько «но». Дорожные карты морально устарели. В каких-то своих моментах они дискредитированы. Чтобы реанимировать процесс, нужна их актуализированная, модернизированная версия, более энергичная и обязывающая.

В некоторой степени эту проблему решает инициатива «Партнерство для модернизации». Она переформатирует дорожные карты. Дает конкретные даты. Выделяет главное. Подключает бизнес. Во главу угла ставит получение значимого результата.

Вместе с тем, вне фокуса «Партнерства для модернизации» остается решение другой, не менее важной задачи – структурирования сотрудничества, без чего специфика отдельных его направлений как бы замазывается, и ее надлежащий учет, а соответственно, и возможности позитивного использования становятся проблематичными.

В «Партнерстве для модернизации» все свалено в одну кучу. Все перемешано. Логика объединения отдельных проектов и задач в рамках направлений сотрудничества не всегда прослеживается. По некоторым знаковым вопросам баланс интересов нарушен.

Предположения о происходящей фактической и юридической трансформации ЕС, его перерождении в много– и разноскоростное объединение с несовпадающими темпами развития и разной геометрией экономического, социального, политического, гуманитарного пространств и пространства безопасности дают ключ к выстраиванию более рациональных отношений между Россией и ЕС в контексте реализации курса на формирование Большой Европы или Союза Европы. Их новаторское перспективное структурирование воспринимало бы весь позитив, накопленный в отношениях между Россией и ЕС и, прежде всего, в связи с реализацией дорожных карт. Вместе с тем оно учитывало бы новейшие тенденции в эволюции интеграционного объединения.

Смысл реструктуризации – сделать так, чтобы негатив, неудачи, противоречия в одной области взаимодействия не мешали наращиванию сотрудничества в других. А успехи, достижения и позитивный опыт – напротив, воспринимались и тиражировались. Под этим углом зрения было бы целесообразно ставить вопрос о формировании между Россией и ЕС, во-первых, общего экономического пространства как совершенно самостоятельного и независимого. Во-вторых, и, в-третьих, – о создании общего пространства жесткой и мягкой безопасности. В-четвертых – о выделении диалогов и сотрудничества по гуманитарным вопросам, ценностям, правам человека, сотрудничеству в образовательной и культурной сферах в отдельное направление и их передаче Совету Европы.

Только общие пространства должны строиться как действительно общие. Сейчас это не более чем лозунг. То есть предметом регулирования должны выступать не межгосударственные отношения, а постепенное встраивание России в то, что создано и имеется у ЕС, постепенная либерализация всех режимов деятельности физических и юридических лиц стран ЕС на территории России и появление на этой базе гомогенной экономической, правовой и социально-политической среды.

Тогда при осуществлении любого комплекса мер в контексте становления общего экономического пространства речь бы шла о реальном зарождении начатков общего рынка в масштабах континента. Цель – добиться полностью сопоставимых условий экономической деятельности, однотипной работы регуляторов, выведения вопросов хозяйствования из-под влияния политической конъюнктуры, фактической ликвидации межгосударственных границ в этом отношении.

Принципиально по-новому высветит многоскоростной Европейский Союз перспективы работы над построением евразийского пространства борьбы с организованной преступностью, терроризмом, наркотрафиком, отмыванием грязных денег, базирующегося на самом тесном взаимодействии силовых и правоприменительных ведомств, полицейских и судебных органов. Потребности в таком взаимодействии колоссальны. Без него победы в борьбе с теневыми аспектами нашей жизни никак не одержать.

Международной преступности надо противопоставить объединенные силы нашего общества. Делается же пока до смешного мало. Сотрудничество по ряду субъективных причин постоянно тормозится. Вместе с тем, делается с каждым днем все больше и больше. Динамика хорошая.

Наконец, в области международной безопасности ЕС только нащупывает свое место. Из тени НАТО он выйти до сих пор не может. У него не получается. Все-таки весовые категории НАТО и ЕС в военной области слишком разные.

Однако ЕС надо определяться. И инициатива российской стороны, выдвинутая Дмитрием Медведевым, относительно заключения договора о европейской безопасности дает для этого достаточный простор. Она прокладывает путь к формированию целостного евроатлантического пространства жесткой безопасности без врагов, разделительных линий и рудиментов прошлого.

Если бы за инициативой последовали новые шаги, высветились бы все выгоды, которые несут Европейскому Союзу идеи и предположения, продвигаемые Москвой. Безопасность евразийского охвата – не химера. Это во многом оптимальный проект будущего, к которому надо стремиться. Разноскоростной Европейский Союз приближает такую перспективу.

В том, что касается социально-политического, гуманитарного, культурного, образовательного пространства в масштабах Большой Европы, общего пространства прав человека, инструмент его построения у нас – европейцев имеется. Это Совет Европы. За последние годы внимание к нему ослабло. Европейские страны его дружно недофинансируют. Он оттеснен на обочину общеевропейского процесса. Но в Совет Европы вполне можно вдохнуть новую жизнь. Его нельзя недооценивать. Во многом Совет Европы – уникальное образование. Он жемчужина панъевропейского сотрудничества.

Переналадка этой старейшей европейской организации уже началась. Ее нужно продолжить. Только под углом зрения использования Совета для нужд делового сотрудничества ЕС, его государств-членов, России и всех других европейских стран. Цель – «пересдать карты». То, что сейчас служит раздражителем в отношениях между Россией и ЕС, вызывает недопонимание и взаимные обиды, нужно превратить в орудие утверждения взаимного доверия, взаимопонимания, сближения.

Как представляется, у Совета Европы имеется для этого достаточный потенциал. Если нет, его всегда можно нарастить. От перевода политизированной проблематики в отдельную конфигурацию многоскоростной Европы выиграют все остальные сферы сотрудничества. Выиграют все.

Таким образом, вырисовывается новый абрис Большой Европы. Рождается новое видение того, по каким основным направлениям ее можно было бы строить.

Задание для общества

Одновременно появляется и новая повестка дня для Европы. Повестка, ориентированная в будущее. Исходящая из того, что Россия и ЕС – близкие соседи. Вообще близкие социумы. Им сообща творить новую конфигурацию Европы. Иного просто не дано.

Но ее нельзя отдавать на откуп лишь государственным структурам. Усилий лишь официальной дипломатии будет недостаточно. Все в этом давно уже убедились. Однако инерционность существующих структур, механизмов и процедур слишком велика.

К ее обсуждению и реализации вполне можно было бы подключить гражданское общество. Только при его поддержке, только тогда, когда за сближение между Россией и ЕС будет выступать общественное мнение, интеграционный проект в масштабах континента сможет стать реальностью.

Однако и применительно к гражданскому обществу желательно и перспективно использовать схему насыщенного постоянного сотрудничества в различных конфигурациях. Если они будут не случайны, если они будут взаимно поддерживать друг друга, тогда взаимодействие с различными скоростями пойдет ему не в минус, а в плюс.

Первая конфигурация – межпарламентское сотрудничество. Пока Комитет межпарламентского сотрудничества Россия – ЕС не оказывает должного влияния на развитие двусторонних отношений. Парламентское сообщество и в России, и в ЕС относятся друг к другу настороженно, с предубеждением. Обычная практика Европарламента – принятие по любому аспекту внутренней и внешней политики России вызывающих, пренебрежительных, а порой и голословных заявлений, совершенно не учитывающих позицию товарищей по цеху. Они лишь отравляют общую атмосферу отношений. Мешают практикам, лидерам ЕС и государств-членов, политикам, бизнесу, другим сегментам гражданского общества работать на позитив.

От такого общения надо уходить. И как можно скорее. В каком направлении, неоднократно разъяснялось специалистами. Европарламент и Федеральное собрание могли бы заняться сопоставлением действующего законодательства и вовлечением друг друга в законодательный процесс. Тогда к общению и взаимодействию, причем в каждодневном режиме, были бы привлечены парламентские массы. Устоявшиеся трафареты, мешающие взаимопониманию, рассыпались. Вместо слухов и спекуляций в основу взаимодействия легла бы совместная практическая работа.

Вторая – экспертное сообщество. Настоящих, знающих специалистов по России в ЕС осталось мало. Не много людей, профессионально занимающихся ЕС, и в России. Поэтому экспертное сообщество, на которое могли бы опираться партнерские отношения, надо расширять. В России для этого уже кое-что делается. Повсюду в региональных университетах вводятся соответствующие магистерские программы. Создан Европейский учебный институт при МГИМО (У), специально занимающийся подготовкой или переподготовкой государственных служащих для работы с Европейским Союзом. Но этого недостаточно.

В процесс взаимодействия важно вовлекать экспертов по самому широкому кругу вопросов, представляющих интерес для России и ЕС. Форматы общения надо множить. Необходимо запускать все новые и новые площадки для дискуссий, взаимного узнавания, совместной позитивной созидательной работы, инициировать новые программы с четким и понятным всем целеполаганием. Тогда, глядишь, со временем количество перерастет в качество.

Следующая конфигурация – общественные организации, структурированное гражданское общество. На сотрудничество в данной конфигурации, в принципе, распространяются предложения, сформулированные применительно к двум другим.

И еще одна крайне важная конфигурация – молодежное сотрудничество. Его обязательно надо наращивать. За ним будущее. Для этого все способы хороши. Но, видимо, главных два. Первый – обеспечивать мобильность молодежи по модели того, что уже сделано на пространстве ЕС. Второе – вовлекать в совместную практическую работу самую активную ее часть, т. е. людей с устоявшейся жизненной позицией. Не жалеть для этого ни денег, ни времени.

Хочется надеяться, что структурированное многоскоростное сотрудничество в разных конфигурациях, учитывающее общественные тенденции развития ЕС и Евразии, даст в итоге желаемый кумулятивный эффект.

Инициатива стала знаковой в отношениях между Россией и Европейским Союзом. Обе стороны вложили в нее много самых разных смыслов. Сейчас, по прошествии первых лет ее осуществления, можно подводить промежуточные итоги того, что получилось, что не получилось и почему.

Проплывающие облака

У известной французской писательницы Франсуазы Саган есть очень яркий, хватающий за сердце образ. Он сразу задает настроение и одновременно многое объясняет. В качестве эпиграфа к одной из своих книг она берет поэтическое обращение к облакам – удивительные, чудесные, обворожительные облака, проплывающие где-то там в высоте. Этот образ в какой-то степени применим и к тому, что выходит у России и Европейского Союза с программой «Партнерство для модернизации». Вы это сейчас и сами ощутите.

С помощью инициативы «Партнерство для модернизации» Москва и Брюссель как бы говорили: мы хотим избавиться от наслоений прошлого и придать нашему партнерству и сотрудничеству новое качество. Да, было время недопонимания, бесконечных претензий друг к другу, когда дело доходило чуть ли не до разрыва и прямого противостояния – как в ходе и сразу после вооруженного конфликта в Закавказье, – но оно прошло.

Наши отношения нуждаются в перезагрузке, как бы мы не отрицали этого на словах. И мы запускаем ее. Только делаем совсем иначе, чем американцы. И мощнее, и дальновиднее.

У нас есть богатый опыт взаимодействия. Неплохая правовая база. Наработанные процедуры. Достаточно солидная институциональная основа. Некоторое общее видение будущего. Все это мы возьмем с собой. И будем использовать для углубления и совершенствования наших отношений.

Но не вообще, не абстрактно, а чтобы привязать к стратегическим целям, которые Россия, которые наши общества поставили перед собой. Эти цели – модернизация, повышение конкурентоспособности, построение новой зеленой экономики, основанной на знаниях и самых передовых технологиях. Эти цели – переориентация двусторонних связей на решение приоритетных задач, стоящих перед нашей экономикой и обществом в целом.

И не просто к стратегическим целям, а в том, что касается Москвы, к тем приоритетам внутриполитического курса, которые уже были обозначены и утверждены на высшем государственном уровне. Тогда бы связи по линии Россия – ЕС, углубление взаимодействия, придание отношениям нового качества из чего-то внешнего, самодовлеющего превращались бы в фактор внутренней политики и вектор внутреннего развития, существенное подспорье для нынешней политической власти.

В том, что касается Брюсселя, к реализации курса на мягкое неназойливое подталкивание Москвы, вслед за всеми участниками «Восточного партнерства», признать преимущества продвигаемой ЕС модели развития. Тогда бы и видение слагаемых и условий модернизации у Москвы и Брюсселя оказались бы сходными, а ЕС взял бы на себя заветную роль ведущего, оставив России роль ведомой. Бонус – все то же, что и годы назад, когда Россия только становилась на ноги – содействие ее интеграции в мировую экономику и доступ по крайней мере на словах, к западным технологиям.

Однако, похоже, Россия и ЕС заложили в инициативу «Партнерство для модернизации» не во всем согласующиеся смыслы. В результате верх взяло стремление подчинить ее практическое насыщение разноплановым целям. В ущерб самому проекту и концепции равноправного взаимовыгодного партнерства.

Кабы не было войны

Насколько разным бывает восприятие одних и тех же вещей разными людьми, политиками, социумами, хорошо иллюстрирует нижеследующая история, срисованная с действительности. Чуть позже мы увидим, что и к инициативе «Партнерство для модернизации» она в какой-то степени применима.

Арабисты рассказывают ее так. Выступает премьер-министр Израиля при большом стечении народа и говорит, обращаясь к согражданам: «У меня для вас две новости – одна хорошая и одна плохая. Хорошая новость – Палестинское псевдогосударство скоро будет уничтожено. Страшный катаклизм сотрет его с лица Земли. Плохая же новость заключается в том, что вместе с ним будет уничтожено и все живое на нашей планете».

Американисты и европеисты продолжили шутку. Примерно так. Президент Обама выступает с регулярным обращением к народу и, как того требует традиция, провозглашает: «У меня есть две новости – одна плохая, одна хорошая. Плохая – нас всех в скором времени ждет страшная глобальная катастрофа (она же конец света). Но зато, как выяснилось, Рай в действительности существует, и все мы, и наши друзья окажемся в Раю, а наши недруги будут гореть в Аду».

Новость докатывается до России. Здесь она также приобретает несколько иную интерпретацию в связи с тем, что для многих глобальная катастрофа давно уже случилась в результате распада некогда могучего и системообразующего Советского Союза. Кто-то из высшего руководства громко заявляет: «У меня два известия – одно хорошее, другое плохое. Хорошее – Рай все-таки существует, и у нас есть шанс туда попасть. Плохое – к сожалению, наши нефть и газ там никому не нужны. Они ничего не стоят».

Присказка возвращается обратно на Ближний Восток. Арабские лидеры, хотя правильнее было бы сказать исламские, пересказывают ее совсем иначе: «Ура! Подлая, обманчивая, разложившаяся, противоестественная западная цивилизация будет уничтожена. Жаль только, что не нашей рукой».

Казалось бы, при чем тут инициатива «Партнерство для модернизации»? Она от всего этого очень далека. Отнюдь нет. Для нас ведь важна не сама новость, не ее содержание, а то, как по-разному к ней относятся мировые игроки.

Лебедь, рак и щука

Под этим углом зрения – вспомните об описанных выше смыслах – трактовка инициативы/программы «Партнерство для модернизации» скорее всего могла бы выглядеть примерно следующим образом.

Обсуждение ПДМ на слушаниях в Конгрессе США – то ли в нижней палате, то ли в Сенате. Выступающий на слушаниях высокий представитель Администрации Президента поясняет: «По поводу развития отношений между Россией и Европейским Союзом у нас есть три новости, хотя последняя и с длинной-предлинной бородой. Одна – плохая, другие вроде бы хорошие. Плохая – Москва и Брюссель снова женихаются. Они решили связать себя узами «Партнерства для модернизации». Вещь классная, если бы ее реализацией занялся кто-нибудь другой. Но – и это хорошие новости, играющие нам на руку, – у них заведомо ничего не получится. Никогда не получалось в прошлом, не получится и теперь. Во-первых, Москва и Брюссель наверняка не знают, о чем они в действительности договорились. Во-вторых, их бюрократия настолько закоснелая и неповоротливая, что скачка конкурентоспособности от наших дражайших союзников можно не опасаться».

В России, естественно, дискурс совершенно иной, хотя новостей опять же три. В стане тех, кто выступает за модернизацию, кто настаивает на необходимости выбора в пользу инновационной модели развития, ожидаемое ликование. И есть, чему радоваться. Первое. Разработана стратегия сближения с цивилизационно близким нам Европейским Союзом. Она вполне может стать общей платформой действий России и Европейского Союза. Второе. Это драгоценный камень в венец разгорающейся в стране предвыборной борьбы. Ну и, как всегда, иная весть, перечеркивающая все предыдущие, – тот, под заказ которого программа писалась, сошел с дистанции. Видимо, не судьба. Как всегда, остается надеяться. Может быть, на чудо. Может, просто надеяться. Ведь альтернативы инновационному пути развития нет. Ее не существует.

Из Брюсселя все видится намного мажорнее. Одни только плюсы. Первое. Россия согласилась с предложенной ей концепцией модернизации и обслуживающей ее программой «Партнерство для модернизации». Второе. Европейская Комиссия, самые сокровенные мечты которой наконец-то осуществляются, сумела подмять под себя все государства-члены и выступить на переговорах с Москвой как бы от их имени, в том числе по широкому перечню вопросов, не относящихся к ее компетенции. Третье. То, что на раскачку с осуществлением Программы уходит так много времени, значения не имеет. Брюссель всегда славился своим умением «годеть» – разъяснение термина читайте у Салтыкова-Щедрина. Не спешит он и теперь. У ЕС есть чем заняться на внутреннем фронте. Да и «Восточное партнерство» пока можно несколько активнее продвинуть.

И на десерт – отклики из Китая. Без него сейчас ничего не обходится. Обсуждаются все те же три новости. Только ракурс вновь несколько сдвигается. Как ни странно, запуск программы «Партнерство для модернизации» – хорошая новость. Он дает надежду, пусть и очень робкую, на укоренение в России современных стандартов управления, делового общения и технологического развития. Теоретически Программа открывает путь к возникновению колоссального рынка для сбыта китайских товаров и услуг. Она прокладывает путь к формированию инфраструктуры, которая Поднебесной в будущем очень пригодится. Вторая тоже хорошая новость – Европейский Союз вновь откровенно не понимает, в чем заключается его стратегический интерес. Он проходит мимо открывающихся перед ним необъятных возможностей. Ведь ставка на установление с Россией союзнических отношений могла бы оказаться тем допингом, в котором так нуждается дряхлеющая экономика интеграционного объединения. Однако ни на какие союзнические отношения ЕС в обозримой перспективе выходить не будет. Соответственно и третья – дурная новость. Похоже, из ПДМ ничего не выйдет, а значит, возможностей и в России, и в ЕС будет меньше, и сами они постараются отыгрываться на третьих странах.

Наверное, не со всеми моментами в озвученной шутке эксперты могут согласиться. Ничего страшного, ведь это просто шутка. Но, как говаривают, в каждой шутке есть доля шутки. И через призму показанного различия в восприятии так отчетливо видно, насколько разные смыслы вкладываются в инициативу «Партнерство для модернизации», насколько противоречивой она получилась.

Сухой остаток. Или баланс плюсов и минусов

Теперь по порядку. У программы «Партнерство для модернизации» целый набор замечательных черт, о которых Россия, ЕС, его государства-члены, третьи страны и все возможные бенефициары прекрасно осведомлены. Недаром бизнес так стремится продвигать в нее свои проекты. Они рельефно проступают сквозь намеренно шутливый рассказ о том, что нравится и что не нравится в ней отдельным мировым игрокам.

Среди прочих достоинств это: 1) притягательность слогана «модернизация», вынесенного в название программы. Все, связанное с ним, с понятием «модернизация», получает автоматическую поддержку общества. Такой слоган привлекателен и притягателен. Он будоражит и подстегивает воображение. Он – в центре непрекращающейся ни на миг полемики. Одно слово «модернизация» завоевывает широкие массы сторонников. Нет и, по определению, не может быть политических сил, открыто выступающих против нее, за отсталость, самоизоляцию, дремучесть.

2) Всеобъемлющий характер слогана. Под него, под понятие «модернизация» можно подвести практически все. Это и экономическая, и юридическая, и политическая категории. Он понятен и бизнесу, и обществу. Во всяком случае, воспринимается таким образом. Поэтому разные политические силы могут подвести под него все то, в чем заинтересованы именно они. Одновременно имеются предпосылки для того, чтобы включить в программу, которая так озаглавлена, любые выигрышные моменты.

3) Его привлекательное медиатическое звучание. Программа «Партнерство для модернизации» обладает глубоким, разносторонним, привлекательным содержанием. Ее легко «продать» абсолютно всем. Она интересна государственным и наднациональным структурам, бизнесу, обществу, избирателям. Проще перечислить, кому она безразлична, чем наоборот. В этих условиях она оказывается крайне выгодным и выигрышным пиар-ходом.

4) Способность объединить под своими знаменами самые разные страны и политические силы. Потребность в модернизации испытывают как Россия, так в равной степени и ЕС и его государства-члены, третьи страны и международные образования. С учетом этого программа «Партнерство для модернизации» относительно легко получает необходимую политическую поддержку. В частности инициатива запуска ПДМ оказалась настолько привлекательной, что уже 19 стран (по состоянию на первые числа ноября 2011 г.) подписали с Россией свои двусторонние программы модернизации.

5) Ориентация на использование всего позитивного, что уже накоплено в практике отношений России с ЕС, а равно при решении внутренних проблем отдельных стран и проблем глобального развития. Об этом мало и редко говорится, а напрасно. У партнерских отношений между Россией и ЕС есть свое acquis. Программа «Партнерство для модернизации» его фактически вбирает.

6) Нацеленность на повышение эффективности сотрудничества. Для ее реализации должны использоваться все те структуры, включая диалоги, рабочие группы и т. д., которые уже созданы под дорожные карты построения совместных пространств. Программа «Партнерство для модернизации» ставит задачи, связанные с повышением отдачи от их использования.

7) Стремление к получению конкретных результатов. Все предыдущие концепции соразвития России и ЕС страдали чрезмерной расплывчатостью и абстрактностью. Программа «Партнерство для модернизации» нацеливает, прежде всего, на получение конкретного результата. Причем в заранее оговоренные сроки.

8) Встраиваемость в любые национальные и наднациональные ориентиры развития. Россия провозгласила курс на модернизацию. Программа «Партнерство для модернизации» как раз подверстана под него. Но она в состоянии обслуживать и ориентиры экономического и технологического развития зоны ЕС. Не в меньшей степени.

9) Способность в одинаковой степени работать на интересы всех сторон. Спекуляции по поводу того, что программа «Партнерство для модернизации» по сути является инструментом содействия лишь России, до конца еще не изжиты. На деле она в равной степени интересна и выгодна обеим сторонам.

Список достоинств и сильных сторон программы «Партнерство для модернизации», по всей видимости, можно было бы продолжить. В этом, однако, нет необходимости. Все эти достоинства существуют лишь потенциально. Ими еще надо научиться пользоваться.

А вот ее недостатки, даже пороки – это реальность. И что обидно, таких недостатков ничуть не меньше, чем достоинств. Остановимся, скорее для примера, на важнейших из них.

1) Гетерогенность Программы. В ней оказалось все. В нее вошли проекты, относящиеся к добывающей и перерабатывающей промышленности, к хай-теку и сфере услуг. В ней говорится и об экономическом развитии, и об институтах государственного устройства, и о проблемах обеспечения внутренней безопасности. Понятно, однако, что разные сферы деятельности нуждаются в различных инструментах сотрудничества. Между собой они не связаны. Имеют различную приоритетность.

2) Гламурный характер. Программа написана в стилистике пиар-кампании. То, что до развертывания кампании дело не дошло, значения не имеет. Важно то, что она была составлена по законам жанра, мало связанного собственно с потребностями экономического сотрудничества и содействия укреплению его правовой, институциональной и административной базы. В нее включили выигрышные моменты, надерганные отовсюду. Как следствие, она пригодна в большей степени для того, чтобы создавать видимость, а не вести практическую работу.

3) Завязанность на проблематику, имеющую не экономическую, а сугубо политическую составляющую. В Программе оказались очень важные, очень значимые политические цели. Но к стратегии модернизации они имеют весьма отдаленное отношение. Их достижение связано с действием факторов, выходящих далеко за рамки Программы. Соответственно эффективность и оценка Программы оказываются в жесткой зависимости от политической конъюнктуры. А это как раз то, чего нужно было бы избежать.

4) Вкравшийся в нее отход от принципа равноправия. Несмотря на сопротивление российской стороны, Брюссель настоял на включении в программу «Партнерство для модернизации» ряда проектов, касающихся по сути оказания помощи Российской Федерации. В результате и статус, и характер Программы в целом претерпели крайне нежелательную трансформацию. Из чего-то равноправного, одинаково важного и полезного для обеих сторон, вся затея превратилась, пусть и во второстепенных своих элементах, в свою противоположность: программу предоставления России технической помощи и содействия. Из сугубо позитивной платформы партнерства и сотрудничества, нацеленной на сближение позиций, она превратилась в очередной раздражитель.

5) Настроенность на то, чтобы обещать больше, чем Программа реально может дать. Сразу после своего согласования и запуска инициатива «Партнерство для модернизации» породила явно завышенные ожидания. Правило разумной осторожности в ее отношении было нарушено. Поскольку по определению в краткосрочной перспективе задачи модернизации и повышения жизненного уровня населения она решить не в состоянии, с самого начала Программа стала продуцировать скептические настроения, восприниматься как некая формальность, не заслуживающая серьезного отношения, как очередной бюрократический экзерсис.

6) Смешение в Программе вопросов, относящихся к ведению различных уровней управления. С инициативой «Партнерство для модернизации» выступили государственные и наднациональные властные институты. Они взяли на себя также ее продвижение и реализацию. В Программу же включили проекты, к которым они не имеют прямого отношения, которые от них не зависят, которые носят сугубо коммерческий характер. То есть при ее подготовке и запуске были нарушены большинство элементарных требований надлежащего управления. Главное из них – правильный учет компетенции заказчика, сторон и участников.

7) Отсутствие эффективной системы управления, смешение в структурах управления функций поддержки, контроля и исполнения. Со стороны ЕС управление программой «Партнерство для модернизации» взяла на себя Европейская Комиссия. Собственно экономической деятельностью Комиссия не занимается. Она отвечает за регламентацию и контроль за исполнением согласованных норм поведения. Проекты же, включенные в нее, в большинстве своем связаны ни с чем иным, как с экономической деятельностью. С российской стороны оно возложено на Министерство экономического развития. Для него это еще одна головная боль. У него масса других обязанностей. МЭР никаким дополнительным административным ресурсом, по сравнению с другими правительственными ведомствами, не обладает. Командовать бизнесом тоже не должно. Слабость системы управления реализацией инициативы «Партнерство для модернизации», если ее в ближайшее время не удастся укрепить и усовершенствовать, обрекает всю затею на то, чтобы спотыкаться на любых политических колдобинах и подолгу простаивать на всех полустанках.

Перечень недостатков можно было бы продолжить. Но даже нескольких приведенных характеристик достаточно для того, чтобы настаивать на тонкой последовательной переналадке программы «Партнерство для модернизации», если мы хотим получить от нее не разнонаправленную, а согласованную отдачу.

Что делать

«Кто виноват», и в чем заключаются основные проблемы, с которыми уже сталкиваются и еще будут сталкиваться Россия, ЕС и его государства-члены при реализации программы «Партнерство для модернизации», мы вроде бы выяснили. Теперь нужно ответить на вторую часть вопроса: пояснить, что можно и нужно было бы сделать. Из предпринятого выше анализа сильных и слабых сторон Программы логически вытекают выносимые на обсуждение взаимосвязанные рекомендации. Как представляется, в первоочередном порядке следовало бы предпринять следующие шаги.

Первое. Заручиться принципиально иной поддержкой Программы со стороны общества. И России, и стран Европейского Союза. Пока освещение того, что происходит в отношениях между Россией и ЕС, включая реализацию Программы, носит сугубо негативный характер. Взгляните хотя бы на то, как освещаются результаты регулярных саммитов Россия – ЕС. Почитать, так провал следует за провалом. Прямо вереница разочарований и несбывшихся ожиданий. На самом деле, на практике много успешных проектов. Делается много и в области экономики, и в области внешней политики. Акцент надо делать на их всемерной популяризации. Привлекать к ним внимание общества. Научиться продавать имеющиеся достижения.

Будет поддержка со стороны общества, будет и драйв, и стремление политиков внести свой вклад в улучшение и реализацию ПДМ, ассоциироваться с ней. Будет такая поддержка, ПДМ начнет привлекать совсем другие деньги на цели осуществления Программы, лучше, правда, просто на цели модернизации.

Второе. Чтобы сделать Программу на порядок более привлекательной, из нее надо убрать раздражители, а саму Программу серьезно реструктурировать. Как этого можно было бы добиться.

А. Продумать, как развести то, что обсуждается на уровне Россия – ЕС, и что должно делаться на страновом уровне. За отношениями по линии Россия – ЕС оставить регулятивный разговор. Договориться о том, как придавать отдельным программам и проектам ПДМ статус поддерживаемых ЕС. Плюс к этому сосредоточиться на том, что помогает взаимодействию на страновом уровне, – снятию административных барьеров, устранению ограничений и дискриминации, разработке схем правовой поддержки и сопровождения всех инициатив, способствующих инновационному развитию и созданию рабочих мест.

Б. Убрать из Программы все те вещи, которые включены в нее искусственно и связаны не столько с экономическим партнерством и сотрудничеством, сколько с общим контекстом развития отношений между Россией и ЕС. Так, визовый диалог между Россией и ЕС чрезвычайно важен. Переход к безвизовому режиму – это будущее наших отношений. Но принятие соответствующих решений зависит исключительно от политических факторов. Этот и ряд других вопросов вполне можно было бы перевести в какую-то иную стратегическую программу развития отношений между Россией и ЕС.

В. Вынести в другие организационные рамки проблематику институционального строительства, в том числе все проекты, связанные с реформой судебной системы, борьбой с коррупцией и т. д. Уже сейчас для их осуществления использован аутсорсинг. Фактически они поручены Совету Европы. Так давайте и перенесем соответствующее сотрудничество в те рамки, которые предоставляет Совет Европы. Иначе идет нескончаемое и никому ненужное дублирование. Убьем двух зайцев. Проведем санацию программы «ПДМ». Вместе с тем, переформатируем Совет Европы не только на поддержку «Восточного партнерства», но и на создание общеевропейских пространств – правового, гуманитарного, демократического развития и т. д.

Третье. И, может быть, самое важное. Управление реализацией Программы надо менять. МЭР в России, конечно, пользуется большим авторитетом. Но нужен межведомственный орган управления на базе МЭР. Вообще, по большому счету, отдельная государственная структура – скажем, агентство. И как можно больше функций следует передать самоорганизующимся структурам – прежде всего, ТПП. Почему именно ТПП, несложно объяснить. Все другие структуры, представляющие интересы бизнеса, выступают от имени его отдельных сегментов. ТПП объединяет всех. У ТПП огромный аппарат и системное представительство в регионах. Это тоже очень большой плюс. К тому же началась давно ожидаемая и очень нужная переналадка самой ТПП.

Четвертое. Даже при большем вовлечении бизнеса в управление программой «Партнерство для модернизации», за государственными структурами останется крайне важная координирующая роль, роль оказания политического содействия в осуществлении больших системных проектов и программ. Наконец, никто не заменит государственные и наднациональные структуры в решении задач гармонизации права России и ЕС и совершенствовании национального и наднационального законодательства.

Но если так, то программа «Партнерство для модернизации» должна выстраиваться совершенно иначе, не как набор разношерстных проектов. Россия и ЕС должны согласовать дерево целей стратегического партнерства и сотрудничества и предложить бизнесу и обществу наполнять конкретикой те клеточки, которые это дерево целей обозначит.

Para Rusia, la principal dificultad en la estructuración de unas relaciones sólidas y fiables con la Unión Europea no consiste en unas contradicciones ideológicas – es que no las hay – ni en la diferencia de los intereses que, de por sí, es una cosa normal; los intereses de los países miembros de la Unión son bastante diferentes. Para Rusia, esta dificultad radica en buscar un equilibrio óptimo de sus relaciones con la UE y sus Estados-miembros.

Ritmo insatisfactorio de aproximación entre Rusia y la UE

A Rusia le cuesta mucho trabajo resolver este problema muy difícil al tratar con cualquier tercer país. Pues en Moscú hasta ahora no han legato a entender, qué ente o individuo tiene tal o cual responsabilidad. Desde la capital rusa se mira de un modo preconcebido a las instituciones comunitarias. Se apuesta por el desarrollo de contactos bilaterales con las grandes potencias de la región.

La UE tiene la misma actitud respecto a Rusia y manifiesta una opinión muy preconcebida sobre la política tanto interior como exterior del Kremlin acusándolo de todos los pecados mortales. Se reprueba siempre la profundización de las relaciones bilaterales entre Rusia y los Estados más influyentes de la UE. Prevalece la opinión de que el Kremlin pretende escindir los países de la Unión Europea aprovechando las contradicciones que existen entre ellos con miras a alcanzar sus objetivos que nadie conoce, pero que son a ciencia cierta censurables. Por esta razón precisamente hay que ponerle toda clase de impedimentos en este camino (como en cualquier otro).

Como resultado de ello no se consigue establecer unas relaciones armoniosas con la UE y sus Estados-miembros. Los últimos acontecimientos prueban que la situación sigue siendo desfavorable a pesar de que prácticamente todos los países comunitarios que miraban a Rusia con gran desconfianza que rayaba en unas fobias, han empezado a suavizar la política que aplicaban y han pasado a revisar los conceptos. Se han hecho un poco más cálidas las relaciones ruso-polacas. Gran Bretaña ha empezado el “reinicio”. Suecia se queda a la sombra. Algo ha empezado a cambiar en los países del Báltico.

Pero no ha cambiado nada en el enfoque coordinado por parte de la UE. En particular, la Unión sigue firme en cuanto y al acceso de compañías rusas al mercado interno, incluyendo el energético, de la UE. Siguen en suspenso las conversaciones sobre el nuevo acuerdo base. Está en un impasse la iniciativa rusa de concluir un tratado de seguridad europea. Se sigue dando largas a la creación de un consejo conjunto de política exterior y de política de seguridad. Se resiste a pasar al régimen sin visado al efectuar los viajes recíprocos, etc.

Resulta, pues, que no son las dificultades en las relaciones con algunos países de la UE, problemáticos para ella, lo que viene a ser el elemento más débil en la organización de una colaboración plena en el marco de la Gran Europa y en la creación de espacios comunes, tanto económico y político, como jurídico, social, cultural y humanitario. Obstaculiza este proceso, en primer lugar, todo el complejo de relaciones con la propia Unión. En estas condiciones poco pueden ayudar los adelantos logrados por Rusia con la mayoría de los países comunitarios.

Si la situación es así, hay que cambiarla en todos los aspectos, de la manera más radical y cuanto antes.

Los propios países de la UE deberían sugerir, por lo visto, lo que habría que hacer en concreto y en primer lugar para ello. Desde este punto de vista, las relaciones que existen hoy entre Moscú y Madrid, buenas y ejemplares, no serían autosuficientes. Éstas son importantes no sólo de por sí y no sólo en relación con el posible aporte al desarrollo de las multifacéticas relaciones entre Rusia y la UE, sino también en el sentido de una labor conjunta cuyo objetivo podría ser un equilibrio óptimo de las relaciones de variado nivel en el triángulo Rusia – UE – Estados-miembros de ésta, con la finalidad de habilitar de mancomún una Gran Europa. Estas relaciones podrían desempeñar un papel ponderable en activar a toda la UE a fin de cimentar sobre una base nueva todo el sistema de relaciones a escala de todo el continente.

Examinemos uno a uno los problemas planteados. Hemos agrupado los problemas en cinco apartados no muy extensos a fin de hacer más precisa esta exposición. Cada apartado lleva un subtítulo llamativo que evoca unos fenómenos, acontecimientos, imágenes e ideas bien conocidas en Rusia. Lo hemos hecho premeditadamente, para que las alusiones que hagamos impriman a los razonamientos expuestos un sentido no siempre evidente, oculto, descifrándolos, dándoles más relieve para percibirlos más fácilmente y con mayor integridad.

En nuestra casa se ha instalado un vecino original

Titulamos este apartado con una cita de una canción rítmica y alegre de autores rusos, que hace muchos años irrumpió en nuestra vida cotidiana y fue aprendida entonces por todos. Se hizo hit en un instante. Se la escuchaba por doquier; la interpretaban en todas las pistas de baile. La canturriaban todos, de niños a ancianos. Es una canción que irradia temperamento, es atractiva y fue de moda. Pero la letra de la canción dice que a una casa de vecindad se mudó un individuo que toca la trompeta día y noche, revolviendo la vida de los inquilinos. Todo cambió en la casa con su llegada.

La reciente ampliación de la UE que se produjo como un salto, elevando hasta veintisiete el número de los Estados-miembros, ha revuelto la vida política en el continente. Todo ha cambiado y ha perdido la configuración que tenía antes. Rusia y la Unión Europea tienen ahora una frontera común más larga. Ahora somos vecinos “inmediatos” por así decir, y tanto Rusia como la UE pretenden tener relaciones especiales con los estados que las rodean.

Es natural que Moscú y Bruselas hayan afrontado un amplio espectro de retos derivados de la transformación radical del mapa político de Europa. Al mismo tiempo han aparecido colosales posibilidades. Pero primero había que comprenderlas para tener conciencia hecha de ellas, interpretarlas adecuadamente y aprender a aprovecharlas.

Tanto Rusia como la UE no estaban preparadas en absoluto para esta nueva realidad, pues no sabían a ciencia cierta cómo había que abordarla y cómo debían actuar. La UE sigue hasta hoy sin una política consensuada respecto a Rusia. Moscú, por su parte, no ha definido qué significa Bruselas para él.

Las estrategias oficiales que se aplicaban en aquel entonces ya eran inviables y en las nuevas condiciones siguieron siendo papel mojado. Por eso las descartaron sin lamentar.

Hubo prisas para llenar el vacío con nuevas concepciones, esto son las de partenariado estratégico, de espacios comunes y de hojas de ruta destinadas a crear dichos espacios, así como el Acuerdo de Partenariado y Colaboración 2 entre otros. Pero ninguna concepción fructificó. En aquel mismo tiempo la UE y Rusia procuraron realizar unas políticas cualitativamente distintas respecto a la vecindad común.

Bruselas empezó a desarrollar la política de vecindad, de Partenariado del Este, de Sinergia del Mar Negro y de presencia en el Asia Central. Rusia llevó a cabo la política de plasmar nuevos proyectos regionales de integración y proyectos políticos extrarregionales, mucho más consistentes que los de antes. En cierto sentido, la actividad de los dos actores se proyectó en diferentes direcciones e incluso se equilibraban en algunos aspectos. Como resultado de ello tanto Rusia como la UE han caído en la trampa de una competencia directa, mejor dicho, se hicieron aprisionar por ella.

En suma, un día menos pensado Rusia se despertó descubriendo, más allá de su frontera oeste, un enorme imperio fuerte y seguro de sí mismo, moderno. democrático y progresista que no por ello deja de ser imperio. O sea, un ente político que está dispuesto y tiende a imponer a otros estándares y reglas de juego ventajosas para él. Además, se trataba de un ente incomprensible del todo, postmodernista y supranacional que por ello resultaba peligroso e impredecible. A pesar de que sólo tenía “fuerza blanda”.

Por su parte, la UE también ha descubierto, inesperadamente para sí, que ha terminado por oponerse directamente a Rusia. La UE había absorbido el tapón que la separaba de Rusia y se quedó a solas con ella sin estar preparada para ello. Bruselas trató de hacer la vista gorda evitando de diversas maneras resolver los problemas ya maduros e incluso evitando tocarlos. La Unión ha procurado escudarse con unas críticas e incluso aislarse de Rusia sin que esta actitud le haya disminuido el sentimiento de falta de confort.

Agrava esta situación desfavorable en las relaciones entre Rusia y la UE y, por ende, en el continente en general, el hecho de que los partenaires y vecinos tengan por fuerza una “banquillo de suplentes” de muy poca cabida. Tienen muy poca gente que entiende lo que ocurre “al otro lado de la frontera”. En Rusia solo hay unos cuantos centros docentes donde se enseñan sistemáticamente las bases de funcionamiento de la UE, el derecho, la economía y la política comunitarios. Hay contados europeístas profesionales, es decir, especialistas que se dedican al estudio de la UE y a los estudios europeos en general.

En la UE se han perdido muchos conocimientos acerca de cómo funciona la economía rusa, cómo se hace la política y cómo es la sociedad civil en Rusia. La generación de los sovietólogos ya han abandonado su oficio, sin que hayan venido a sustituirlos especialistas en estudios de Rusia. Ha disminuido el interés por Rusia. Los estudios rusos han degradado.

La falta de personal preparado, su escasez no pueden menos que rebajar la calidad de las soluciones políticas y económicas tomadas tanto en Rusia como en la UE y en sus Estados-miembros, la de las soluciones concernientes a los intereses de cada parte y que influyen en las relaciones entre ellas.

Se imponen por sí mismas las conclusiones que siguen. 1. Rusia y la UE tienen que entenderse mejor. Es una cosa totalmente necesaria. Sería muy difícil esperar que sin semejante entendimiento se optara por un escenario positivo.

2. Rusia y la UE deberían aplicar, una respecto a la otra, una política íntegra, bien pensada y de cara al futuro.

3. Para Rusia y la UE es de suma importancia tener una visión común del futuro de Europa. Sería deseable que dicha visión se formara teniendo en cuenta las concepciones de la Gran Europa y de la Unión de Europa.

4. Tanto Moscú como Bruselas deberían empezar, por fin, a formar sobre una base permanente y estable, personal que se encargaría de aproximarlas una a la otra. La creación del Instituto Docente Europeo adjunto a la MGIMO(U) de Moscú es un paso dado en una dirección correcta. Pero deberían darse otros pasos más.

Pero sería insuficiente formular unas conclusiones hechas. Es preciso que éstas sean acogidas y de hecho tengan demanda real.

Crítica a una crítica crítica

Para ello se necesita una actitud benévola respecto a ellas por parte de la sociedad, así como un clima político correspondiente. Es que hoy sentimos una falta absoluta y acuciante precisamente de estas dos cosas. Impide garantizarlos la crítica destructiva recíproca que ambas partes despliegan en los media, acabando todo respeto y confianza entre ellas. Se trata de una crítica peyorativa y desmedida.

La filosofía clásica (alemana) y la sociología de los siglos precedentes se basaban muchas veces en la negación y derrocamiento de las especulaciones teóricas de los antecesores. La crítica, por definición, tenía un carácter crítico. Para establecer unas opiniones nuevas había que hacer ver los puntos débiles, la inconsistencia e incongruencia de las que se desechaban. En la espira siguiente surgía la necesidad de proceder de la misma manera con la descripción ya establecida del cuadro del mundo. Otra variante era difamar el método usado hasta entonces.

Recurriendo, a decir la verdad, a los mismos procedimientos y herramientas. De ahí que se proceda a la crítica de la crítica crítica.

Así pues, en lo que Rusia y la UE realmente han logrado éxito es la difamación mutua. Se dedican a ello instintivamente, sin pensar y con pasión. Incluso con una especie de obstinación maníaca. Sin darse cuenta, en absoluto, de que están causando un colosal daño mutuo, destruyendo los fundamentos mismos del partenariado y la cooperación, condenando las relaciones entre las dos partes de Europa a un estancamiento sin fin.

En los tiempos de la Unión Soviética, los países occidentales necesitaban una imagen de enemigo que les ayudaba a asegurar su unidad y afianzamiento interno, consolidar la sociedad y fomentar la disposición a seguir realizando el proyecto de integración postmodernista. Desaparecido el enemigo, resultó imposible especular con su imagen, por eso se formuló un nuevo “encargo” social.

Empezaron a pintar a la Rusia contemporánea prodemocrática con los mismos colores que a la URSS, cambiando un poco, de una u otra manera, el hincapié, silenciando al máximo sus adelantos, sus sacrificios y su integración en Europa y en la civilización europea.

La resentan como a un salvaje. Atrasada. En extinción. Sin cultura. Con los pecados heredados del pasado, incluyendo la manía de grandeza imperial y el desdén hacia los países y pueblos menores. Confiando solo en la fuerza brutal. Profesando el nihilismo jurídico. Solo capaz de imitar las disposiciones democráticas. Despreciando a los ciudadanos de a pie y sus derechos. Y eso no es todo. En Rusia pululan bandas. En el país, sumido en la corrupción, nepotismo, favoritismo, concusión, engaño, mentira y fraude, inventa un modo singular de lucro: repartir el dinero público, el de cualquier fondo financiero. Se podría continuar esta larga lista tan impresionante y sucia…

Además, para crear semejante imagen en la opinión pública occidental los periodistas, políticos y comentaristas europeos no tienen nada que inventar. La prensa doméstica y los medios de comunicación electrónicos rusos les brindaban abundante información para reflexionar y sacar conclusiones. Pero esta es otra historia.

Pero en Rusia escriben sobre sus vecinos del continente con igual “benevolencia”, aunque sin llegar a los extremos sucios. A decir verdad, esto se hace con un matiz de envidia y ofensa de que el resto de Europa y América gocen de la vida a su cuenta todos los últimos años y prácticamente la hubieran traicionado cuando atravesaba el periodo de transición, duro y doloroso, y necesitaba muchísimo su ayuda y comprensión de parte de Europa.

Los éxitos de la integración europea, siendo evidentes, son subestimados. Y al contrario, cualquier fallo mínimo, sin hablar de los fracasos y errores, se resalta al máximo, como si los países de la Unión Europea se hubieran convertido en “seudoestados” que solo piensan en sí, preocupados por su bienestar. No les interesan los demás. Si bien sus riquezas acumuladas no son fruto exclusivo de su labor sino también de la absorción del trabajo del resto del mundo incluyendo Rusia. Semejante actitud no es honesta ni justa.

La Unión Europea es un enano político autosuficiente que quiere enseñar a todos. Sus pretensiones de ocupar las principales posiciones políticas en el mundo son infundadas. En la mayoría de los casos se porta como un lacayo de EEUU siguiéndole como pez que se pega a una ballena. No desempeña un papel independiente. Y si para la UE tiene sentido actuar conjuntamente con alguien es con Washington.

La Unión Europea es incapaz de contraer acuerdos. Es inútil acordar los enfoques comunes: jugará una mala pasada. Por regla general, no hay ninguna seguridad de que los siga. Para lograr algunos acuerdos comunes con ella hay que comer mucho guisantes. Quince en el pasado, los veintisiete en la actualidad difícilmente se ponen de acuerdo sobre unas posturas comunes en las negociaciones de las que es prácticamente imposible obtener algo que favorezca la búsqueda de unas decisiones mutuamente ventajosas o aunque sea admisibles. Es más facil no tener nada que ver con ellos.

La UE interviene en todo, se mete en todas partes tratando de apropiarse de todo, aplastándolo y transformándolo a su manera. No le importa si otros lo necesitan o no. Defiende exclusivamente sus intereses egoístas encubriéndose con palabras altisonantes sobre la democracia, los principios del estado de derecho, los derechos humanos.

La UE se hace cada vez más burocratizada. En vez de tomar decisiones económicas bien pensadas se inclina a menudo a las conyunturales y politizadas imponiéndolas a los demás.

Según sus enfoques, su actitud ante los que la rodean y los métodos de actuación se hace cada vez más parecida a la Unión Soviética derrumbada. Cabe suponer que la espere la misma suerte.

Existen solo dos variantes. Primero: su autoliquidación por las divergencias más profundas de los intereses de sus Estados-miembros que no soportarán la carga de las deudas soberanas y las disproporciones en la economía y entre las regiones. Segundo: convertirse en un museo vivo en el cual se guardarían minuciosamente los testimonios de la antigua grandeza. Sería un museo de lujo, acogedor, confortable, acomodado, pero solamente un Museo.

Tanto de parte de la UE como de Rusia todas estas evaluaciones y juicios, que se repiten activamente por los políticos, expertos y comunidad mediática, no son nada más que unas especulaciones, a menudo muy denigrantes, difamatorias y de mala fe, porque se basan sobre reticencias, semiverdades y amaños.

Es necesario dejar tal enfoque poco conciente de los procesos que se dan en Rusia y la UE. Este es el primer imperativo de la construcción de buenas relaciones normales. La percepción mutua benévola por la opinión pública es el fundamento obligatorio de colaboración, partenariado y de posible salida a compromisos mutuos de aliados en el futuro.

Será extremadamente difícil crear tal fundamento. La opinión falsa de una parte sobre la otra está araigada profundamente, a lo que todo el mundo está acostumbrado hace mucho. Además la inercia en la presentación de la información es demasiado fuerte.

Mas no podemos caernos de ánimo. Es el campo de batalla principal por un nuevo formato de relaciones en el continente, por la aproximación de la perspectiva de vivir en el futuro no tan lejano en una Gran Europa o una Unión de Europa.

El problema es ¿cómo ganar esta lucha? La respuesta a esta pregunta podrían sugerirla los países de la UE, los amigos de Rusia tales como España.

Podrían servir de ejemplo los políticos que, para empezar, renunciarían a las acusaciones falsas, a las opiniones y resoluciones prematuras que permiten caer bien a las capas más conservadoras de la población. Sin embargo no es suficiente tal reserva.

Es indispensable la voluntad sociopolítica para informar con benevolencia la opinión pública y llenar constantemente con la información respectiva todo el espacio mediático. De hecho se trataría del despliegue de un trabajo planificado de esclarecimiento persistente sin encubrir los problemas existentes de ninguna manera, de una información equilibrada, sea negativa o positiva.

Realmente hay muchas cosas positivas, proyectos conjuntos exitosos de verdad, muchos ejemplos de cooperación fructífera, política coordinada, iniciativas comunes. Es importante no silenciar lo positivo sino centrar la atención en este aspecto con mayor frecuencia. Aprender a “venderlo”, organizar la publicidad y de tal modo ganar el capital politico tan necesario para Rusia, la UE y sus Estados-miembros.

La propiedad privada de los medios de comunicación, la tendencia de la prensa hacia lo negativo, los escándalos y las obscenidades no es un obstáculo. En los primeros meses después del atentado del 11 de Setiembre de 2001 contra las Torres Gemelas en EEUU y la creación del amplio frente antiterrorista con la participación de Rusia los artículos que acusaban su política interior y exterior desaparecieron de los diarios y revistas. Los medios de comunicación electrónicos mundiales se depuraron. Tuve la oportunidad de observarlo personalmente trabajando en Estrasburgo. Dentro de un rato todo volvió a sus andadas. El episodio mencionado demuestra que la hostilidad puede desaparecer por más tiempo y tal vez para siempre.

Si esto ocurre, lo que hace falta, mucha falta, que ocurra, surgirá un clima politico que es tan necesario para Rusia y la UE, favorable a su acercamiento no solo en palabras, sino real y de hecho, para formar espacios comunes, realizar grandes proyectos comunes orientados hacia el futuro. Es importante que dichos proyectos sean realistas al máximo.

Maldita herencia soviética: amor por las consignas huecas

Esto tampoco sale bien. No podemos acabar con la costumbre heredada de la época soviética de proclamar algo y luego, al no salir nada, dejarlo en abandono y plantear una consigna nueva no menos hueca. Sería bueno deshacerse de esta costumbre.

Viene a la mente un cuento muy viejo, con la barba muy larga, de los tiempos soviéticos. Un magnífico barco turístico blanco y grande zarpa del malecón. Por la cubierta pasea el público bien vestido. Todo el mundo está de buen humor. El ambiente es festivo, todos están en espera de algo bueno y agradable. El barco se aleja de la orilla y de repente empieza a tocar la sirena, fuerte, larga, impresionante. Luego otra y ota vez… Después la nave se para en alta mar balanceando pacíficamente en las olas. El asombrado público pregunta al capitán:

– “Señor, ¿qué pasa, por qué estamos parados?” El capitán responde a la pregunta preguntando:

–”¿Qué tal la sirena? ¡Es fantástica! ¿verdad? ¡Un sonido profundo, poderoso, magnífico! ¡Cómo suena! ¡Es la mejor de todas las sirenas!

–“Sí, – confirma la gente-, la sirena es estupenda, nos ha gustado mucho, ha sido un placer, pero ¿por qué estamos parados?”

–“ Es que hemos gastado toda la fuerza en hacer sonar la sirena y no nos queda nada “.

Una anécdota exagerada, claro está, pero así es este género. No obstante, Rusia y la UE lo hacen en la práctica. Primero, Rusia, la UE y los Estados-miembros de ésta concertaron el Acuerdo de Colaboración y Cooperación (en la isla de Corfú,1994). Era un buen acuerdo, fundamental, orientado a la integración, multifacético, con todos los regímenes jurídicos necesarios, con las normas de acción directa, dirigido a la perspectiva, con que se había formado una base sólida para la formación de todo el complejo de los vínculos bilaterales y multilaterales.

¿Por qué no desarrollar las relaciones de partenariado?¿Cuál es el problema? Pues no. Nada de eso. La UE y sus Estados-miembros en seguida trataron de usarlo como instrumento de presión. Moscú reaccionó adecuadamente. Muchas de sus cláusulas resultaron en suspenso. Al pasar el tiempo el Acuerdo fue calificadocomo caduco, sin tener en consideración la evolución rápida que experimentaban las partes.

Así pues, no se logró establecer relaciones de partenariado fuertes o por lo menos normales. Entonces Moscú y Bruselas declararon amistosamente que desde aquel entonces tenían relaciones del partenariado estratégico.

A decir verdad, la asociación estratégica tampoco funcionó bien. Nadie y nunca pudo conocer qué tipo de compromisos estratégicos mutuos asumían los socios estratégicos y qué cosa era el partenariado estratégico como tal. Pero la consigna proclamada no aminoró las críticas al Kremlin, ni las divergencias profundas ni la feroz competencia.

Las partes no tardaron en proponer lo nuevo: la formación de los espacios comunes en el campo de la economía, la seguridad exterior e interior, la ciencia y la educación. Más tarde con estos fines fueron adoptadas las hojas de ruta de su construcción y formación.

Pero a las hojas de ruta se les atribuyó un carácter no vinculante. La abstracción de espacios comunes no se llenó en gran parte con un contenido concreto. A pesar de varios éxitos locales, nada cambió significativamente después de emprenderse su construcción. O sea, el resultado es de siempre.

Cuando los interminables discursos sobre los espacios comunes y las hojas de ruta fastidiaron hasta la coronilla, las partes inventaron una cosa de moda. Presentaron la iniciativa del “Partenariado para la modernización”, la que fue discutida en la Cumbre de Estocolmo y adoptada seis meses después en la Reunión Cumbre de Rostov del Don. Luego se dedicaron a componer un plan de trabajo renovable regularmente para materializar la iniciativa.

Suena muy hermoso, es indudable. Está de moda, es impactante y actual. Además, responde a las exigencias reales de desarrollo de las relaciones entre Rusia y la Unión Europea. Aunque las anteriores tampoco sonaban mal. Al mismo tiempo, presentaban una visión clara de cómo tendría que ser su futuro común.

De tal modo, lo principal es tomar en cuenta los errores del pasado y no aceptar la iniciativa como consigna, sino una tarea concreta a realizar. Pues, es de reconocer, es mucho más constructiva.

Libro de cocina para los políticos

Contiene todo lo necesario para abordar al fin de cuentas la resolución práctica de los problemas que preocupan a Rusia y la UE, a nuestros pueblos, la sociedad europea. Incluye todas las recetas que se necesitan. Como en un buen libro de recetas, que si uno las cumple puede convertirse en un excelente culinario.

En Rusia prácticamente en cada hogar se guarda el Libro de comida saludable y útil editado por primera vez en los años 50 del siglo pasado. No conozco otro libro de cocina que sea mejor. Es sencillo, refinado, comprensible, práctico. Con su ayuda uno puede preparar cualquier plato sabroso: entremeses, primer plato, segundo plato y el postre. Lo único que se requiere son las ganas. El “Partenariado para la modernización” se parece mucho a ese Libro.

La iniciativa y el plan de trabajo de su realización no rompen nada. Nada abolen. Nada borran. Son continuación de las hojas de ruta de la formación de espacios comunes y proponen hacer más exitosos los mecanismos y las estructuras organizativas creados para su materialización.

Las ventajas del “Partenariado para la modernización” son, como mínimo, varias. Primero, ofrecen la lectura más actualizada del contenido de las relaciones entre Rusia y la UE y de las necesidades a las que deberían responder.

Segundo, priorizan las tareas a las que Moscú y Bruselas deberían dedicarse.

Tercero, orientan hacia el logro del resultado concreto necesario a la sociedad, el Estado y el negocio en los plazos establecidos.

Cuarto, permiten construir un techo común para albergar diferentes programas, proyectos y líneas de la actividad.

Quinto, es ventajoso para Rusia y la UE. Con su ayuda es posible plantear y resolver tareas del mejoramiento de la competitividad de Europa en general.

Sexto, es formidablemente concreto. No da cabida a las abstracciones y consignas (¡ojalá!).

El “Partenariado para la modernización” contiene todo lo principal. La plasmación de la iniciativa permitirá concluir el proceso de la incorporación de Rusia en la economía global. Por ello, las conversaciones sobre la pronta formalización de la adhesión de Rusia a la OMC se convierten en uno de los elementos del plan de acción para llevarla a cabo.

El “Partenariado para la modernización” orienta al trabajo conjunto para el paso de Rusia a la vía de la “economía verde”. Por consiguiente, el hincapié particular en el plan de trabajo se hace en la colaboración en el sector energético: el ahorro energético, el uso activo de las fuentes renovables de la energía, las producciones y tecnologías concretas o la proyección conjunta de desarrollo del sector hasta el año 2050.

El “Partenariado para la modernización” apoya la realización de los proyectos industriales e innovadores de grandes dimensiones mutuamente beneficiosos importantes a los que Rusia, la UE y sus Estados miembros prestan una especial atención. Entre ellos, el lanzamiento de los vehículos espaciales rusos del cosmodromo francés en el ecuador, el acoplamiento de los sistemas espaciales de posicionamiento diseñados en Rusia y la Unión Europea, etc.

El “Partenariado para la modernización” incluye la renovación tecnológica de muchos sectores de la producción industrial que la dirección rusa considera como los campos posibles de la especialización de la economía nacional. Entre ellos, la farmacéutica, las nanotecnologías, empresas de construcción de maquinaria, etc.

La iniciativa supone el desarrollo de la cooperación en el perfeccionamiento de los diferentes sistemas de gestión: la optimación de los sistemas tecnológicos, del mercado de trabajo, apoyo a las pymes y el acceso a la información o reciclaje del personal.

No se le escapan los temas del perfeccionamiento de las estructuras públicas e instituciones de la sociedad civil. En el plan de trabajo se mencionan muchos proyectos significativos incluyendo la reforma del sistema judicial, la lucha contra la corrupción, el fomento de los contactos entre las personas, etc.

De tal modo, el potencial es enorme. Todo va a depender en qué grado la realización de este potencial se podrá ponerla al servicio de la sociedad y convertir en el instrumento de acercamiento de Rusia, la CEI y sus estados miembros.

Para la historia rusa son tradicionales dos preguntas: quién es el culpable y qué hacer. La iniciativa del “Partenariado para la modernización” da la respuesta a la más importantes de ellas en lo que se refiere a la agenda de relaciones entre Rusia, la UE y sus estados miembros. Y lo hace de una manera pluriforme, diversificada y convincente.

Pero han llegado los nuevos tiempos. La pregunta qué hacer ya ha dejado de ser autosuficiente. Sirve como preludio de los más complejo e inunívoco: cómo hacer. Pero la iniciativa y el plan de trabajo no dan respuesta a ella. Es una gran insuficiencia del “Partenariado para la modernización”. Es su defecto innato. Es posible que sea un error cometido por sus artífices.

Ni la renovación de la base jurídica de la asociación y la cooperación entre Rusia, la UE y sus estados miembros, ni la formalización del “Partenariado para la modernización” están previstas en esa iniciativa. Se prevé que serán implementadas en cierta medida en un nuevo acuerdo básico. Pero sus perspectivas son indefinidas. Además, el Kremlin apuesta por una variante limitada del acuerdo en el que muchos elementos de principio de carácter regulatorio sean omitidos. La práctica muestra que si están ausentes el acercamiento y la armonización de la legislación y la práctica jurídica y si no se usan los métodos obligatorios y vinculantes, la cooperación no se da, la asociación no se construye.

Fue designado como responsable por el plan de trabajo de la realización de la iniciativa el Ministerio de Desarrollo Económico. Está generalizando las solicitudes de otras entidades públicas y el negocio, acuerda las posiciones con la Comisión Europea y realiza la coordinación. Pero no quiere ni puede hacer frente a los grupos de presión sectoriales. No se dedica a marcar prioridades internas. No dispone de herramientas analíticas. Las funciones de control las ejerce ocasionalmente. No está vinculado directamente con la ejecución del plan. Como resultado el plan de trabajo se convierte en una combinación variopinta de programas y proyectos heterogéneos, de diferentes niveles, no interrelacionados, incomparables.

La gestión y la realización de la iniciativa se han trasladado al terreno de los diálogos y los grupos de trabajo constituidos en el marco de las hojas de ruta de construcción de los espacios comunes. Tales diálogos y grupos son casi cincuenta, pero no lograron cumplir los objetivos asignados. Si, el conocimiento mutuo, el debate, las investigaciones los logran efectuar. Pero no han aprendido a tomar decisiones e insistir en su cumplimiento. No gozan de los poderes correspondientes. Una total discordancia. No toman en consideración las experiencias de uno y otros. Sigue siendo un gran misterio cómo podrán hacerse eficaces repentinamente para implementar el “Partenariado para la modernización”.

A la cabeza del mecanismo de coordinación están los altos cargos del Ministerio de Desarrollo Económico y de la Comisión Europea. Deben ejer с er la función de conductores directos de la voluntad de la alta dirección de Rusia y la Unión Europea, asegurar el respaldo político de la iniciativa, controlar el proceso de coordinación y, en general, favorecer el resultado. Pero no se les dotó de poderes de mando suficientes. No han creado su propio órgano especializado. No han estipulado en ninguna parte cómo controlar la ejecución y el mecanismo de retroalimentación en los documentos constitutivos del “Partenariado para la modernización”. Como resultado, todo queda en el aire. Se ha perdido el principal eslabón de la iniciativa: no en cuanto a su concreción en el plan de trabajo sino la realización.

Todas las posiciones mencionadas, que ponen al descubierto las debilidades de la iniciativa, necesitan una minuciosa reflexión. Es bien evidente que hay que cambiar la gestión de la iniciativa. Sería más correcto decir que hay que crearla de modo profesional, con alta calidad y en términos reales.

¿Cómo? En este caso nos podrían ayudar las relaciones bilaterales con varios estados-miembros de la Unión Europea más amigos de Rusia. Según los datos de mediados del verano de 2011, Rusia tenía programas de modernización con 19 países de la región. Algunos de ellos podrían convertirse en programas piloto para probar en ellos los sistemas óptimos de gestión.

Puesto que sólo la aplicación de las experiencia de los países en materia de la cooperación y la combinación de los programas de modernización de esos países con el “Partenariado para la modernización” entre Rusia y al UE permitirá asegurar el avance que tanto necesitamos.

Несколько лет назад мировая экономика вступила в период нестабильности. Иначе говоря, в период стремительной трансформации. К настоящему времени нестабильность приобрела системный характер. Ее частным проявлением стал кризис суверенных долгов. От того, с какими потерями его удастся преодолеть, зависит будущее ЕС.

Черты эпохи

Предсказать, по какому сценарию будет развиваться в дальнейшем мировая экономика, крайне сложно. В единый поток объединились разнонаправленные тенденции. Сливаясь в одну гремучую смесь, они взрывают любые эвристические прогнозы и суждения. Слишком много нестыкующихся между собой факторов надо принимать во внимание. Уж очень новой и неординарной является быстро эволюционирующая ситуация.

Основных тенденций несколько. Это частичная утрата управляемости международными и внутригосударственными процессами. Управляемость мировыми процессами всегда была низкой. Но на тех или иных отрезках истории государства и группы государств по крайней мере умели поддерживать статус-кво. Сейчас, похоже, такие навыки утрачены. Да и с внутригосударственным развитием дело в большинстве случаев обстоит не лучше.

Это накопление дисбалансов в мировой экономике. Причем, практически по всем направлениям и во всех областях. Одни тратят больше, чем они могут себе позволить. Другие аккумулируют колоссальные средства. Одни еле-еле преодолевают стагнацию. Другие продолжают наращивать экспорт. Одни уповают на рыночные силы и дерегуляцию. Другие выступают за жесткий контроль и монопольный доступ к ресурсам. Всего и не счесть.

Это разбазаривание развитыми странами той мягкой силы, которой они так недавно безоговорочно обладали. Причины столь уж большого значения не имеют. Частично в результате допущенных промахов и просчетов, а также авантюристического курса, проводившегося ими во внешней политике, и пренебрежения к остальным. Частично из-за эксцессов казино-капитализма. Но факт остается фактом. Западная модель социально-экономического развития, будь то в исполнении США или ЕС, уже не завораживает так, как раньше. Ее слабые стороны проступили наружу.

Это восхождение быстро растущих экономик. Все они переживают свои трудности. И все же их успехи очевидны. Они не вызывают сомнений. Быстро растущие экономики перетасовали всю колоду карт современной политики и экономики. Они подтвердили, что достигнутое ими не случайно. И, что особенно важно, они продемонстрировали высокую степень устойчивости к внешним факторам.

Переосмысление основ

В сложившейся непростой обстановке представители политических кругов и экспертного сообщества разных стран дружно бросились искать объяснение происходящего. Только не частичное, фрагментарное, сомнительное, а по-настоящему целостное. Но не нашли его…

Они попробовали себе представить будущее равновесное состояние, в которое мировая экономика могла бы перейти по окончании эпохи трансформации. Но и здесь их поджидало фиаско. Целостной программы выхода из кризиса, купирующего его повторение в будущем, никто предложить не смог. Хотя отдельных благих пожеланий и дельных рекомендаций, не подкрепленных, однако, разъяснением того, как их реализовать, высказано немало.

В том, что касается причин нынешнего бедственного положения, указываются обычно, как минимум, следующие.

Спонтанный, хаотичный процесс глобализации, приведший к расстыковке различных уровней управления и многочисленным злоупотреблениям. Даже ведущие, наиболее мощные и влиятельные державы лишились прежнего контроля над тем, что происходит внутри и, тем более, за пределами их территории. Перелив информации, финансовых потоков, кризисных явлений по своим скоростным параметрам намного превысил возможности мировых игроков за ними уследить, а значит, и на них своевременно реагировать.

Неверная, искаженная, ошибочная оценка глобализации. В основу разработки практической политики отдельных государств, групп государств и международных структур легли устаревшие, а зачастую и откровенно порочные представления. Как следствие, в чем убедило последующее развитие событий, стал проводиться откровенно нежизнеспособный курс, приведший ко многим дополнительным искажениям и перекосам в функционировании мировой экономики и течении глобальных политических процессов.

Опаснейшие ошибки стратегического планирования национального, наднационального и международного развития, допущенные политическими элитами, политическим руководством отдельных государств, групп государств и международных структур. Их результаты мы теперь пожинаем.

Частичное исчерпание возможностей по-старому или, иначе, ущербно организованной рыночной экономики самостоятельно обеспечивать развитие, переходить с одного технологического уровня на другой, заботиться о поддержании конкурентоспособности, входить после регулярно случающихся сбоев в новое равновесное состояние. Ни национальные, ни наднациональные и международные регуляторы не смогли или не сумели подкорректировать действие рыночных сил. Сбой, который последовал, по своим масштабам намного превысил способности рыночной экономики самостоятельно преодолевать порожденные им последствия.

Зачастую в список причин включаются и многие другие. Однако они все же второстепенны. Системными или системообразующими для понимания нынешних реалий мировой политики и экономики являются только перечисленные.

С точки зрения мировой экономики, не говоря уже о пострадавших регионах, все они породили и стимулировали негативные процессы. Хотя нельзя сказать, что все от этого только проиграли. Те нарождающиеся экономические гиганты и некоторые другие страны, которым удалось остаться вне действия общих факторов, напротив, оказались их бенефициарами.

Напрашивающийся вывод из анализа указанных причин – необходимо усиливать роль регуляторов на всех уровнях управления, исправлять допущенные ошибки и перекосы, и совместно договариваться о том, как приводить мировую экономику в новое качественно иное равновесное состояние. Но это пока откровенно не получается.

С одной стороны, все мировые игроки придерживаются различных или даже разнонаправленных интересов, их отстаивают и продвигают. С другой стороны, каким должно быть качественно новое равновесное состояние, никто не знает. Державы, ранее доминировавшие в мире, хотели бы сохранить прежний порядок вещей, слегка подретушировав фасад. Державы, находящиеся на подъеме, ратуют за внесение в него гораздо более радикальных новшеств.

В итоге предложения G20 по реорганизации мировых финансов и мировой экономики и обеспечению большей дисциплины на национальном уровне носят либо слишком общий, либо половинчатый характер. Безоговорочно члены Группы сходятся только в одном – возврата к протекционизму быть не должно. Он слишком дорого стоил человечеству в прошлом. Он уже привел однажды к мировой войне. Что же касается элементов позитивной программы, они пока больше похожи на мозаику, и в общую картину не складываются.

Инициативы G20

Правда, G20, особенно ее меняющееся председательство, не склонно результаты своей деятельности недооценивать. На серьезный рывок вперед очень рассчитывало французское председательство. В том числе, чтобы передать что-то весомое мексиканцам, заступающим на капитанский мостик G20 в 2013 году. И к ноябрьскому саммиту в Каннах такие результаты вроде бы удалось получить.

Тем не менее, в неспециализированных СМИ о них и на этот раз почти ничего не говорилось. Кризис в еврозоне, Греции, Италии, правительственный кризис и там, и там, и смена влиятельных фигур отодвинули все остальное на задний план.

И все же они заслуживают хотя бы краткого упоминания. Их легче всего проследить по Коммюнике саммита и расцвечивающей его Итоговой декларации[24]. Оба документа начинаются с констатации неблагополучия. По мнению мировых лидеров, восстановление мировой экономики притормозилось. Особенно сильно темпы роста замедлились в развитых странах. Безработица в результате осталась на недопустимо высоком уровне. Напряженность на финансовых рынках возросла. Темпы роста оказались не столь высокими и в быстро растущих экономиках. Скачки цен на природные ресурсы продолжили раскачивать мировую экономику. Справиться с глобальными дисбалансами так и не удалось. Эта мрачная оценка нынешних экономических реалий стала отправной точкой для принятия участниками «двадцатки» широкого круга обязательств. Они сводятся к следующему.

В том, что касается укрепления мировой экономики, G20 приняла План действий во имя роста и занятости. В соответствии с ним развитые страны пообещали добиться финансовой стабилизации, повысить управляемость своей экономикой, справиться с проблемами задолженности и сделать все возможное для того, чтобы кризисные явления не переливались за их границы. Страны со стабильной финансовой системой пообещали стимулировать внутренний спрос в случае ухудшения экономического положения. Наконец, страны с крупным торговым профицитом взяли на себя обязательства стимулировать реформы, необходимые для адекватного роста внутреннего спроса и ослабления контроля за обменным курсом национальной валюты. Одновременно все страны высказались за осуществление структурных реформ. Цель одна – сбалансированное экономическое развитие, сопровождающееся увеличением темпов роста ВВП. Под эти цели должна быть подверстана и монетарная политика.

Одной из стержневых идей Плана стал уход от восприятия глобального кризиса как чисто экономического явления. G20 постаралась нащупать меры, которые могли бы помочь росту занятости и способствовали вовлеченности личности в жизнь общества. Таким образом, «двадцатка» постаралась включить в фокус своего внимания социальную проблематику глобализации.

В том, что касается стабилизации международной валютной системы, G20 вновь заявила о необходимости сделать ее более надежной и репрезентативной. Это означает воздвигнуть более высокие препятствия на пути финансовых спекуляций, сблизить подходы к контролю за финансовыми потоками, укрепить связи между МВФ и региональными партнерами, привести корзину СДР в соответствие с меняющимся весом национальных валют и продолжить эту работу также после 2015 г. и т. д. В число целей валютной стабилизации были включены сдержанность при осуществлении мер по девальвации национальных валют или, наоборот, активизация работы по приведению обменных курсов в соответствие с игрой рыночных сил при одновременном укреплении контроля над финансовой волатильностью. Была также подтверждена ориентация на реформу МВФ с тем, чтобы он мог оказывать более эффективную помощь нуждающимся в ней странам.

В том, что касается контроля за финансовым сектором, G20 вновь подтвердила курс на более жесткий контроль за банковским сектором и любыми другими структурами, предоставляющими финансовые услуги, в целом на осуществление глубокой реформы финансовой системы. Одним из ее неотъемлемых элементов станет поэтапное продвижение к ситуации, когда ни одно национальное финансовое учреждение не сможет играть для финансового порядка в целом системообразующего характера. Главный меседж этого раздела – «двадцатка» не допустит возвращения к той ситуации самоуправства и безнаказанности в банковском и финансовом секторе, которая сложилась накануне глобального кризиса.

В отдельные направления совместной деятельности G20 выделила снижение волатильности на сырьевых рынках и поддержку сельскохозяйственного производства, а также стабилизацию рынка энергоносителей и борьбу с изменениями климата. В частности, ее члены в очередной раз подчеркнули важность диалога между нетто-производителями и нетто-потребителями энергоресурсов.

Много внимания G20 уделила укреплению ВТО и мировой торговой системы в целом, а также помощи развитию. Характерно, что, признав все имеющиеся достижения, участники Группы подтвердили решимость отойти от той практики ведения торговых переговоров, которой они придерживались в прошлом, и занять гораздо более конструктивную позицию.

Кратко остановившись на проблематике борьбы с коррупцией, G20 затронула общие проблемы управления мировой экономикой и глобальным развитием. Она указала на то, что экономические решения должны быть результатом и проявлением общей политической воли ее участников к эффективному сотрудничеству. Группа также вновь подчеркнула свое намерение содействовать более эффективной работе международных структур и механизмов. В их числе были упомянуты ООН, ВТО, МОТ, ФАО, ВМФ, Всемирный банк и ряд других.

Как мы видим, набор мер по адаптации мировой экономики и систем управления на всех уровнях, предложенный G20, очень разнообразен. Если бы они были реализованы добросовестно, единообразно и в полном объеме – чего не произойдет ни при каких обстоятельствах, – глобальное развитие наверняка получило бы мощный стимул и поддержку, а международные отношения сделались более рациональными и предсказуемыми. Но они все равно не могли бы обеспечить системное решение проблем, вставших перед человечеством.

В какой-то степени это связано с тем, что меры, согласованные G20 по своей глубине и основательности, явно не дотягивают до той полемики, которую породили в научном сообществе глобальный финансовый и экономический кризисы, спровоцированные ими последствия и уроки, которые, хотя бы на национальном уровне, постарались из них извлечь.

Вокруг чего ведется полемика

Вопросы, оказавшиеся в центре внимания научного сообщества, вопросы, чаще всего задаваемые и освещаемые сейчас учеными как в «толстых» периодических журналах, так и на страницах самых популярных газет и еженедельников и в блогах Интернета, очень разноплановые. Разнокалиберные. Они относятся к самым различным областям мировой экономики, национального, наднационального и глобального управления.

Кратко остановимся только на самых главных. Их можно подразделить на три группы. К первой относятся все те, которые касаются стратегии национального развития. Ко второй – связанные с наведением порядка в финансовой и других сферах и установлением более жесткого контроля как за хозяйствующими субъектами, так и совокупностью действий на национальном уровне. В третью попадают затрагивающие характер, направленность и суть международного сотрудничества, умение государств договариваться друг с другом, готовность идти на уступки и компромиссы и выполнять взятые на себя обязательства.

Соответственно в первой оказываются вопросы структурных реформ и моделей социально-экономического развития; возможностей выхода из кризиса с опорой на механизмы бюджетной экономии и затягивания поясов; а также роли государства в современной экономике.

Во второй – создания нового поколения регуляторов; следования сообща установленным нормативам экономической деятельности и контроля за их соблюдением; создания всякого рода подушек безопасности и механизмов предотвращения новых витков глобального кризиса.

К третьей – устранения дисбалансов, накопившихся в мировой экономике; создания новых и реорганизации действующих механизмов оказания экстренной и любой иной помощи странам, попавшим в затруднительное положение; пересмотра подходов к защите интеллектуальной собственности; отказа от противодействия введению в мировую экономику некоторых элементов долгосрочного планирования.

В каждую из категорий попадает, естественно, гораздо больше вопросов. Однако и очерченный круг является достаточно репрезентативным.

Национальные стратегии

Слабости и перекосы в экономике развитых стран по меркам нашего все убыстряющегося времени начали проявляться уже давно. Глобальный кризис выявил их со всей очевидностью.

Оказалось, что быстрорастущие экономики, государства-гиганты, в целом большая группа развивающихся стран более устойчивы к ударам глобального кризиса. И в разгар кризиса они не скатились в рецессию, удержали относительно высокие темпы экономического роста, продолжили создавать рабочие места.

На вопрос почему, даются неоднозначные ответы. Но главное, что он сформулирован. Он стоит теперь в повестке дня. Отвечать на него все равно придется. Причем, мерами регулирования экономики. В стратегиях национального развития.

Один из возможных ответов, к которому склоняется критически большая масса исследователей, – необходима реиндустриализация. Она нужна и США, и ЕС, и России, и многим другим странам. Слишком рано все они поверили в фетиш постиндустриального развития. Как выяснилось, необходим динамический баланс в национальной экономике между секторами промышленного производства, предоставления услуг, в том числе финансовых, и постиндустриальной экономики, основанной на знаниях. Ставка лишь на передовые хай-тековские отрасли и стимулирование научно-технического прогресса при одновременном переводе грязных и трудоемких производств за пределы своей территории недостаточно обоснована. Такая экономическая политика выталкивает из экономики слишком большие массы населения. Она ведет к внешней зависимости от, казалось бы, более слабых и экономически отсталых партнеров. Она сокращает возможности государств и групп государств противостоять быстрым изменениям экономической и политической конъюнктуры. Напротив, наличие достаточного числа конкурентоспособных производств делает национальную экономику и более независимой, и более устойчивой.

По разным подсчетам в США на долю промышленного производства приходится всего 10 % ВВП. В Великобритании и Франции – по 16 %. В среднем по ЕС – порядка 20 %. В Германии – 26 %. В Китае – под 44–46 %. Вот Германия и выступает экономическим локомотивом всего ЕС. На ней в основном держится зона евро. А Китай, превратившийся в мировую фабрику, привлекает максимальное число инвестиций. Выводы напрашиваются сами собой.

Хотя термин «реиндустриализация» – вынужденное упрощение. На деле речь идет о проведении структурных реформ и адаптации к потребностям глобального рынка, в которых нуждаются все страны. Однако он хорошо передает суть явления. Мощная промышленная база – залог экономической независимости и конкурентоспособности в целом. Развитые страны поспешили с деиндустриализацией и ликвидацией рабочего класса.

Однако призвать к реиндустриализации легко. Гораздо сложнее ее добиться. Ведь она должна осуществляться на новой технологической основе и встраиваться в производственные цепочки. Для нее нужны подготовленные кадры. При ее осуществлении экономикам с более дешевой рабочей силой и уже действующими производствами нужно противопоставить какие-то иные конкурентные преимущества. Какие? Одной лишь репатриации производств явно недостаточно. Вряд ли она получит массовый характер.

Следующая проблема, вызывающая ожесточенные споры, касается режима жесткой экономии. Раньше рецепт сбалансированного бюджета ВМФ и американские экономические советники прописывали России, странам Азии, Африки и Латинской Америки. Теперь дошла очередь до развитых стран Европы, входящих в Европейский Союз.

В схожей ситуации оказались чуть ли не все. На замораживание зарплат в госсекторе, сокращение государственных расходов, урезание социальных выплат, ограничение всех и всяческих программ пошли и в благополучной Германии, и в Ирландии, особенно жестоко пострадавшей от глобального кризиса, и в неблагополучных странах Северного Средиземноморья – Греции, Италии, Испании, Португалии. Но последствия введения режима жесткой экономии повсюду оказались разными. Если несколько огрублять и примитивизировать анализ, примерно следующие.

В странах Северной и Центральной Европы меры жесткой экономии встретили понимание общества. В Греции и у соседей по южному подбрюшью Европы – негодование и сопротивление. Дело дошло даже до актов гражданского неповиновения, уличных протестов, падения правительств и смены главных властных фигур.

В регионах с высокой производительностью труда они послужили необходимым подспорьем для наведения бюджетной дисциплины и вывода экономики из кризиса. В странах с более низкой – не смогли остановить сползание к экономической катастрофе и падение во все более головокружительное пике суверенной задолженности.

Там, где меры принимались быстро, взвешенно и последовательно, рынки акций и ценных бумаг реагировали спокойно. Там, где медленно, неохотно, под раскаты протестов оппозиции, – лишь усугубляли и без того критическое положение, давая возможность международному спекулятивному капиталу воспользоваться неопределенностью. Суверенный долг продолжал стремительно нарастать. Дефолт, ведущий к разорению банков-кредиторов, стал казаться желанным избавлением. Иностранная помощь (и это в ЕС!) и списание долгов превратились в необходимость.

Любому здравомыслящему человеку, не только профессиональному экономисту, с самого начала было понятно, что затягивание поясов в «пузырчатых» экономиках – никакая не панацея. Оно ведет к падению покупательной способности населения. Заставляет внутренний рынок вынужденно скукоживаться. Делает работу на нем менее привлекательной. Снижает стимулы для внутренних и внешних инвестиций. Подталкивает квалифицированных специалистов искать лучшей доли на чужбине.

То есть затягивание поясов не только не спасает. Оно, по сути, убивает национальную экономику. Если не подкреплено системой сопутствующих мер позитивного характера (термин в данном случае, конечно же, условный), способных предотвратить отток капиталов и специалистов. Это по крайней мере. А в идеале – запустить механизм из их привлечения, структурной перестройки экономики, качественного экономического роста.

Похоже, что на практике понимание этого пробивает себе дорогу с большим временным лагом. Но без экономического роста, повышения производительности труда и продуманной грамотной системы мер по их стимулированию никакого выхода из кризиса быть не может. Это иллюзии. Он просто невозможен. И это уже не экономическая теория, а вполне определенная реальность, с которой обязаны считаться все лица, все структуры, принимающие политические решения, будь то на национальном, наднациональном или международном уровне.

Но если не свободный рынок как таковой, а стимулирующие меры, искусственное конструирование конкурентных преимуществ, осуществление структурных реформ и диверсификация экономики необходимы, как минимум, для ее спасения от деградации, а лучше – для устойчивого и относительно быстрого экономического роста, нужен иной подход и к осмыслению всех иных переменных, от которых он зависит. В их числе – роль государства, соотношение потребления и накоплений, предназначение накапливаемых сбережений и профицита.

Прежде всего, медленные темпы роста, к которым привыкли зрелые экономики, никакая не неизбежность. Это удел не только тех экономических укладов, которые входят в период индустриализации и урбанизации. Отнюдь. На отрезке подъема предыдущих экономических циклов и в годы «жирных коров» и США, и ряд европейских государств демонстрировали достаточно уверенные темпы роста. Значит, высокие темпы возможны. Для их достижения нужно только гасить негативные, и всячески усиливать позитивные стимулы.

Как свидетельствует анализ причин, вызвавших надувание пузырей в экономике развитых стран и в дальнейшем их вхождение в штопор глобального кризиса и экономической рецессии, в среднесрочной и долгосрочной перспективе ничем не ограниченное, безоглядное, опережающее потребление ведет к перекосам и злоупотреблениям. Оно вызывает пагубный эффект.

Значит, чрезмерное потребление надо сдерживать. Выпестованная в прошлом модель социального поведения, ориентированная на такое потребление, на выращивание шопоголиков, не имеет будущего. От нее необходимо отказываться. И как можно быстрее. Выводить из оборота. Всячески подчеркивая, что это не более чем дань моде. Она прошла. На смену опережающему потреблению приходят разумная сдержанность, ответственность и достаточность в потреблении товаров и услуг.

Обществу нужен иной баланс между потреблением и сбережением. Чуть более высокий уровень сбережений дает возможность направлять больше средств на нужды развития экономики, ее технологического перевооружения, своевременного решения нарождающихся проблем. Баланс между потреблением и накоплением каждая страна отыскивает самостоятельно, чтобы не допустить перекоса в противоположную сторону. Но «бизнес эз южел» недопустим.

Другой момент – как относиться к «излишкам» средств, аккумулируемых национальной экономикой. Споры на этот счет сотрясали медиасферу России еще несколько лет назад. Глобальный кризис, которому страна смогла противостоять только благодаря колоссальному стабилизационному фонду, вроде бы, расставил все по своим местам. Он подтвердил, что такой фонд действительно необходим. Он придает устойчивость экономике, защищает от действия негативных внешних факторов и колебаний конъюнктуры.

Все это так. Но ведь споры шли совершенно о другом. К тому, чтобы проедать накопления, никто не призывал. Участники полемики – экономисты и политики пытались объяснить, что оставлять накопления на банковских счетах, вкладывать в ценные бумаги и довольствоваться тем, что сбережения находятся в безопасности (все равно относительной), и можно жить на скромную ренту, недопустимо.

Параллельно со сбережениями необходимо создавать условия для их выгодного вложения в реальный сектор экономики. Их надо заставлять работать. Только тогда удастся эффективно проводить структурные реформы экономики, решать задачи ее диверсификации и перехода к новому, более высокому технологическому укладу с иным уровнем благосостояния. Иначе стагнация и, в конечном итоге, экономическая катастрофа.

Лишь такие сбережения, лишь такие суверенные фонды, как бы они ни назывались, которые используются для производительных капиталовложений и портфельных инвестиций, в целом эффективно используются, соответствуют своему назначению. Оно состоит в обеспечении устойчивого роста, ускоренном воспроизводстве, расширении рынков сбыта, совершенствовании инфраструктуры и т. д.

При таком подходе снимается и проблема дисбалансов в мировой экономике, связанная с тем, что одни страны производят, а другие потребляют. Убедительным подтверждением справедливости подобных теоретических выкладок служит пример Норвегии. Она блестяще продемонстрировала, как рачительно тратить деньги стабилизационного фонда, не снижая уровень золотовалютных запасов.

Но все это – домашнее задание для национального государства, для государственных структур, государственного аппарата. Невмешательство государства в экономику – сказка из далекого прошлого. Именно государство при опоре на бизнес и гражданское общество, в сотрудничестве с бизнесом и гражданским обществом должно конструировать будущее. Оно не только устанавливает рамки экономической деятельности и перераспределяет доходы. Оно не ограничивается ролью регулятора и контролера. Современное государство обязано брать в свои руки инициативу, определять стратегию экономического развития, разрабатывать тактику ее реализации, отыскивать оптимальные балансы, производительно использовать аккумулируемые им доходы, стимулировать те модели поведения, те проекты, те свершения, в которых заинтересовано общество. Стоящая перед ним задача, по праву считающаяся главной, состоит в достижении, сохранении и наращивании международной конкурентоспособности.

Наведение порядка

Одним из первых шагов на пути к переосмыслению роли государства в экономике стал переход от дерегуляции и попустительства к ужесточению контроля за экономической деятельностью и, прежде всего, за банковской и финансовой сферой, от общих мер поддержки предпринимательства к мерам селективного стимулирования. Вопрос только в том, собирается ли государство навести порядок, разработать уточненные правила игры и уйти или остаться. И если остаться, то насколько и в каком качестве. Это один пласт изменений.

Второй связан с готовностью государства поставить самого себя под неослабный, пристальный, придирчивый внешний контроль, взять на себя в этом отношении далеко идущие обязательства. То есть государство теперь не только создает новое поколение регуляторов, но и принимает на себя обязательство учредить их и учредить в соответствии с заранее оговоренными стандартами и критериями.

Оно не только требует от банковского и финансового сектора соблюдения новых ограничений, которые на него накладываются, но и обеспечения их строгого и всеобъемлющего соблюдения. Более того, оно торжественно обещает всем своим партнерам, что проведет все необходимые преобразования для того, чтобы диверсифицировать, демонополизировать и решить проблему децентрализации банковской и финансовой сферы, дабы крах ни одного из банков или финансовых структур не порождал угрозу развала всего сектора и перелива вовне кризисных явлений.

По состоянию на сегодняшний день ведущие мировые игроки взяли на себя вполне конкретные обязательства в таких далеко отстоящих друг от друга областях своей деятельности, как налоговая политика, установление бюджетных пропорций, перестрахование, утверждение предельных уровней задолженности и т. д.

Дальше всего в этом отношении продвинулись страны Европейского Союза. Уже сейчас им удалось договориться о резком ужесточении контроля за отдельными элементами экономической политики национального государства, придании ему обязывающего характера и мерах принуждения. Пошли они на это, правда, не от хорошей жизни.

Но и остальные страны тоже согласились на серьезное ограничение своего суверенитета (совместное управление обобществляемыми суверенными прерогативами – на языке ЕС). Хотя и в менее обязывающих формах и без взаимного принуждения к самоограничению и постановке результатов своей экономической деятельности под международный контроль.

Не ясно, правда, насколько строго государства собираются выполнять согласованные договоренности и придерживаться наложенных на себя ограничений, останутся ли их обещания всего лишь декларациями о намерениях, или за возможными нарушениями действительно будут следовать санкции.

Загадки международного сотрудничества

Тут мы подбираемся к вопросу принципиально иного порядка. Звучит он примерно так: осознали ли основные глобальные игроки, что мир сделался как никогда хрупким, что все они нуждаются в международной солидарности ничуть не в меньшей степени, нежели самые слабые, бесправные и беззащитные государства, что общие интересы надо ставить впереди индивидуальных, чтобы защитить последние по-настоящему надежно и эффективно.

Если судить по тому, что они в основном воздерживаются от введения мер протекционистского характера, спасая тем самым глобальную экономику, передали значительные полномочия G20, пусть во многом и на словах, и стараются выходить на взаимные договоренности, ответ, скорее, положительный. Однако если посмотреть на то, что реально происходит в мировой экономике, усиливающиеся дисбалансы и заторможенность в принятии даже самых насущных, кричащих решений, до этого еще очень и очень далеко.

Напрашивающееся объяснение – разрыв в уровнях благосостояния и экономического развития отдельных государств и групп государств и их объединений, различия в целеполагании и моделях социально-экономического и политического развития, необходимость в использовании чуть ли не диаметрально противоположного инструментария для решения стоящих перед ними проблем.

Как уже подчеркивалось выше, поддержание нынешнего статус-кво в мировой экономике означает для них совершенно не сопоставимые вещи. Для богатых держав – сохранение своего благополучия, привилегированного статуса и доминирующего положения. Для бедных – увековечивание бедственного состояния, в котором они находились раньше, эксплуатацию их природных и людских ресурсов на невыгодных для них условиях, продолжение их маргинализации.

Понятно, что восходящие державы, как только в их руках оказываются достаточные рычаги давления, начинают от него отказываться, натыкаясь на упорное сопротивление развитых держав. Особенно наглядно коренные противоречия между старыми и новыми индустриальными державами проявляются в спорах по поводу реформирования мировых финансов, передачи технологии и пересмотра долгосрочных контрактов.

Для США и ЕС вполне достаточным было бы некоторое обновление функций ВБ и МВФ и новых регуляторов при одновременном увеличении средств, предоставляемых в их распоряжение. Страны БРИКС добиваются кардинально иного – большего учета их интересов в деятельности международных финансовых учреждений.

Камнем преткновения при этом выступает долларовый стандарт. Его сохранение означает, что будущее всех тех колоссальных средств, которые заработаны и будут в дальнейшем аккумулироваться развивающимися странами, зависит от Вашингтона и Франкфурта. Поэтому страны БРИКС настаивают на диверсификации международно признанной корзины валют. Они хотели бы добиться более широкого использования в своих взаиморасчетах и расчетах с третьими странами региональных валют, создания новых мировых финансовых центров и введения в текущий оборот в долгосрочной перспективе мировых денег (мировых расчетных единиц).

Кроме того, они крайне обеспокоены тем, что валюта, используемая в международных расчетах и накоплениях, все хуже справляется с отправлением основной функции денег – служить универсальным эквивалентом и гарантировать сбережения.

С переливом технологий дело обстоит не лучше. Вроде бы все международные конвенции по защите интеллектуальной собственности действуют. Развитые страны настаивают на их неукоснительном соблюдении. Однако на деле подъем быстро растущих экономик во многом связан с внелицензионным использованием чужой интеллектуальной собственности, иностранных технологий и ноу-хау. Таким образом они пытаются вырваться из порочного круга зависимости и сократить технологическое отставание.

Однако дело не только в этом. Старые подходы, направленные на закрепление за развитыми странами доминирующего положения в области науки и техники и наукоемкого производства, вступают в противоречие с нарождающимся новым технологическим укладом, требующим работы в режиме открытых информационных систем. Отражением тех новых потребностей, которые он порождает, являются идеи о централизованном выкупе интеллектуальной собственности и передаче ее в свободное пользование.

Перелив технологий – наиболее сложный клубок противоречий в отношениях между Россией и ЕС. На словах обе стороны выступают за стратегическое партнерство. На практике Брюссель видит в Москве в первую очередь соперника и всячески препятствует созданию благоприятного политического климата и правовых рамок для свободного трансферта технологий. Москва считает, что она прежде всего заинтересована именно в этом. Она носится с прожектами типа обмена энергоресурсов на технологии. Однако ЕС от этого, несмотря на все «Партнерства для модернизации», открещивается. Предлог всегда под рукой – усвойте сначала наши стандарты демократии, господства права и уважения прав человека. Все остальное – потом. Или параллельно.

И по вопросу о долгосрочных контрактах ЕС и Россия фактически схлестнулись. Вопреки здравому смыслу, экономической логике, интересам их энергетических компаний. Брюссель даже через не могу стремится утвердить на своем внутреннем рынке принцип свободного доступа к энергоресурсам, хотя он является их нетто-импортером. Для России подрыв доверия к долгосрочным контрактам и их надежности делает бессмысленным ориентацию на рынок ЕС и ставит ее в зависимое положение, по существу убивая какие-либо надежды на равноправное взаимовыгодное сотрудничество и накопление финансовых средств, которые теоретически могут быть брошены на модернизацию экономики.

Но отношения России и ЕС в энергетической сфере – лишь частное проявление гораздо более масштабного противоречия. Между Китаем и всеми западными демократиями. Для поддержания высоких темпов роста экономике Китая необходим неограниченный доступ к природным ресурсам, которые потребляются им во все больших масштабах. Он гарантирует его, скупая право на разработку месторождений в странах Азии, Африки и Латинской Америки и заключая долгосрочные контракты. Тем самым он монополизирует существенную часть добычи и транспортировки природного сырья и обеспечивает свою безопасность на случай их нехватки и нежелательных конъюнктурных колебаний.

У США и ЕС подобный подход вызывает растущие опасения. Их не устраивает, что существенная часть ресурсов фактически изымается из международного оборота. Они не довольны тем, что потенциальный конкурент заранее защищает свои тылы на случай обострения борьбы за доступ к природным ресурсам. Они ни за что не согласятся с тем, что в игру рыночных сил вводятся работающие против них элементы планируемой экономики. Им гораздо выгоднее спотовые цены, на которые они могли бы оказывать определяющее влияние, и зависимость от них всех своих потенциальных конкурентов.

Уже этих нескольких примеров достаточно для того, чтобы вскрыть главную проблему нашего времени. Противоречия между ведущими мировыми игроками достигли очень высокой остроты. Мировая экономика и глобальный порядок, переживающие эпоху трансформаций, сделались особенно уязвимыми. Мир стоит на грани. А значит, для того, чтобы предотвратить развитие событий по неблагоприятному сценарию, помимо сдержанности необходимы формирование общемировой политической культуры, вбирающей идеалы взаимного уважения, учета национальных интересов и традиций основных глобальных игроков, поиска компромиссов и консенсуса. В обязательном порядке нужна заряженность на коллективные действия, достижение договоренностей, их строгое соблюдение и перекрестный уважительный, но пристальный и эффективный контроль.

Кратко набор приведенных требований, предъявляемых к основным глобальным игрокам временем перемен, состоит в деполитизации многостороннего и двустороннего экономического сотрудничества и повсеместном внедрении элементов технократического многоуровневого управления, твердое и неуклонное следование в международных делах элементарной экономической логике.

С точки зрения России, все эти максимы должны соблюдаться, в частности, применительно к мировой энергетике.

Энергетическая геополитика, или Энергетика как фактор глобальной стратегии и диалог Россия – ЕС

Тематика энергетической политики завораживает. О ней говорят и пишут все. Как те, кто хоть что-нибудь понимают в энергетике, так и те, кто на это только претендуют. В результате не найти более запутанного сюжета, более противоречивых подходов. Может быть в этом кроется исток политизации работы энергетической отрасли. Причем такой политизации, уровень которой зашкаливает.

Попытаемся разобраться. Прежде всего, нас интересует, как будут складываться отношения по поводу доступа к энергии и ее использования между ведущими глобальными игроками. То, какую роль различные энергоносители будут играть в будущем. Как это скажется на мировой политике. Начинаем.

1. Энергетика – это борьба за ресурсы. Она структурирует всю глобальную политику. Так было всегда. Меняется только статус доминирующего энергоносителя. В прошлом – уголь. Сейчас – нефть. Завтра – может быть, возобновляемые источники энергии (ВИЭ). Во всяком случае, так считают многие. Или хотят на это надеяться. Может быть природный газ. Будущее не детерминировано. В зависимости от обстоятельств оно будет складываться по-разному.

Однако сейчас борьба ведется по-прежнему главным образом за нефть. Для этого Соединенным Штатам Америки нужен Ближний Восток. Китайская Народная Республика делает ставку на Африку.

Передел нефтяного рынка начался давно. Карты сданы. Вместе с тем, похоже, распечатана новая колода. Передел рынков вступает в новую фазу.

2. Ситуация с энергетическими ресурсами в настоящее время принципиально отличается от той, которая была несколько десятилетий назад. Произошло коренное перераспределение того, кто чем владеет. Даже на начальном этапе деколонизации контроль за добычей и транспортировкой энергоносителей в метрополии осуществляли крупнейшие транснациональные корпорации. Концессии позволяли им всю маржу забирать себе и фактически царствовать на местах.

Потребовался нефтяной шок начала 1970-х годов для того, чтобы все изменилось. Нефтедобывающие страны контроль за ресурсами оставили себе. Раньше правила игры задавали западные ТНК. Теперь сами нефтедобывающие страны. У них нефть. У них залежи. Они владеют ресурсами. Западные компании привлекаются только для добычи и транспортировки. Сильной стороной в этой связке является тот, кто владеет. В случае возникновения конфликтов потерпевшей стороной оказывается зарубежная фирма. Ее фактически выдавливают.

В 90-е годы прошлого века Россия откатилась в дошоковую ситуацию. Иначе говоря, она начала утрачивать контроль за своими ресурсами в отличие от арабских и других добывающих стран. Однако в дальнейшем ситуация поменялась. Никаких революций не произошло. Ничего нетипичного. Россия вернулась в общий тренд.

3. В настоящее время новая структура собственности на ресурсы и их владение накладывается на проблему т. н. исчерпания ресурсов. И самих запасов становится меньше. И новые открываются реже. Каких-то крупных изменений с разведанными запасами ждать не приходится.

Небольшое уточнение. На самом деле на планете нефти очень много. Но вся эта нефть глубокого залегания. Добывать ее дорого. Сейчас это существенный ограничитель. Так, «Бритиш Петролеум» разведала в Мексиканском заливе колоссальные запасы. Но они залегают на глубине пяти километров. Если такую нефть добывать, она становится на вес золота. Другой пример – Штокман на российском Севере. Залежи гигантские. Но его разработка обойдется в копеечку. Пойдет ли она вообще, будет зависеть от мировых цен на энергоносители.

4. Возникшая ситуация всем тем, кто раньше господствовал на рынке, активно не нравится. Она претит мировым ТНК. Она вызывает возмущение коллективного Запада. Его мечта – сломать рынок продавца. Для этого он делает все, что в его силах. Ему нужен рынок покупателя.

Но с нефтью развернуть ситуацию крайне сложно. Объяснение лежит на поверхности. Нефть чрезвычайно ликвидна.

Деньги обесцениваются. Их надо спасать. Любыми способами. В целях хеджирования капиталы вкладывают в ресурсы. Для этого используются золото, платина, кое-что еще. Но золота и платины мало. Нефть вполне может их заменить. Она для этого подходит. И все об этом знают.

Почему подходит? Цена на нее регулируется игрой спроса и предложения. Нефть же – самый выгодный биржевой товар. Самая выгодная вещь. И биржевые, и внебиржевые спекулянты ее с удовольствием покупают.

В результате в игру с нефтью вовлечены тысячи игроков. Соотношение числа сделок к объему продаж по нефти самое высокое. Речь идет о показателе churn ratio. На биржах Нью-Йорка – свыше тысячи. И намного.

5. В этом плане природный газ проигрывает нефти. И очень сильно. Газ – небиржевой товар. Глобального рынка газа не существует. Все рынки региональные или даже локальные. В любом случае – неглобальные.

Газ проигрывает нефти и по физическим свойствам. Его нельзя хранить как нефть. Его не получается разливать, как нефть. Нереально подогнать колонну грузовиков или железнодорожные составы и отправить в них газ. К тому же действует совершенно иная коммерческая схема: газ надо сначала продать по долгосрочным контрактам, иногда на 25–30 лет, а уже потом вкладывать огромные деньги в добычу. Газопроводы тоже стоят очень дорого.

Подземные хранилища строят. Это общая тенденция. Но ситуацию меняет не очень радикально. Слишком дорогое удовольствие. Обычная схема – закачивают летом, когда дешевле и есть излишки, а расходуют зимой. Но не хранят за этим горизонтом.

Еще один фактор препятствует формированию глобального рынка природного газа. Его крайне сложно доставлять из точки в точку. Нефтью можно распоряжаться как угодно. Ее можно везти откуда угодно. Поэтому рынок нефти глобален. Поставки нефти взаимозаменяемы. Продавцов легко менять. Потоки перебрасывать.

Газ локален. Возможности поставок по трубопроводам ограничены расстоянием. Больше чем на 6 тыс. км гнать нельзя. Оказывается слишком дорого. Слишком большие эксплуатационные расходы. На компрессоры. На технический газ и т. д.

Переход на сжиженный газ картину только начинает менять. Ведь надо поддерживать сверхнизкие температуры. Необходимы специальное оборудование и транспортные средства. Это все страшно дорого.

Да, его транспортировка гораздо мобильнее. Но ограничений все равно много. На старте должен быть завод по сжижению. Далее специальные весьма дорогостоящие танкеры. Однако идти они могут только по определенным маршрутам – туда, где есть регазофикаторы. Плюс от них должны тянуться распределительные сети.

Иначе говоря, технической возможности из любой точки гнать в любую другую нет. И в ближайшее время не появится. А с нефтью есть.

Конкретный пример. У Италии три регазофикационные станции. Но все на островах. Это уже ограничения. На газ как на товар. И по емкостям.

Поэтому природный газ не стал таким же биржевым товаром, как нефть. И в обозримой перспективе не станет. Его churn ratio не превышает двухсот единиц. В Великобритании с этим суждением еще могли бы поспорить. Хотя и там прослеживается общая тенденция. На континенте этот показатель ниже порогового уровня. Объяснение очевидно. Продают и покупают природный газ те, кто с ним работает. Опять же в отличие от нефти.

6. Значит, природный газ ограничен местами потребления. Можно выделить четыре основных региона. Это США, ЮВА, СНГ (включая Россию), остальная часть Европы.

В последнее время стремительно наращивает потребление Арабский Восток. В частности, выделяется Алжир.

Растущий рынок – Латинская Америка. Хотя этот рынок сильно отстает по уровню своего развития.

Перспективный рынок – Индия. Дело в том, что Индия испытывает потенциально очень большой дефицит природного газа. Рынок еще ждет своего насыщения. Пока это клочок.

Все эти моменты необходимо учитывать при анализе той геостратегической игры за доступ к ресурсам, которая разыгрывается на наших глазах. На каждом из перечисленных региональных рынков в связи с отсутствием глобального она разыгрывается по-разному.

7. Самый большой рынок – США. Он же самый ликвидный. Самый либерализованный. На нем огромное число покупателей и продавцов. Поэтому имеются возможности чисто рыночной биржевой игры. Цена складывается, если все упростить до примитива, на «Хенри Хабе». Так рынок сложился. Так он устроен. В его основе игра спроса и предложения. Ничего долгосрочного на нем нет. Он в этом не нуждается. Сейчас работает и фактор сланцевого газа.

Но в результате цена на Хабе ниже себестоимости. Она сейчас где-то порядка 6 долларов США за МБТЮ (миллион британских термических единиц). А продается за 4 доллара. Таким образом, не покрываются ни маркетинг, ни накладные расходы. Фирмы работают себе в убыток. Схема нежизнеспособна. Пока американцы выкручиваются. Правда, с большими издержками. Капиталовложения падают. Экология страдает. Долго так продолжаться не может. Цены должны поползти вверх.

8. Европейская Комиссия (подчеркиваю, не Европейский Союз) хотела бы импортировать американскую схему в Европу. Но в Европе она не работает и не может работать. Совершенно другой рынок. Здесь принципиально меньше покупателей и продавцов.

В каждой стране по нескольку игроков. Европейская Комиссия пытается их сломать, раздробить. Вместо ограниченного числа добропорядочных игроков ей нужна «куча жуликов».

Однако даже если это ей удастся, все равно такого рынка, как в США, в Европе не появится. Продавцов-то мало. Всего три. В их числе – Алжир, Норвегия, Россия (Катар, второй в мире производитель, полностью переориентировался со своим сжиженным газом на ЮВА).

Представим себе на секунду, что произойдет, если Европейский Союз перейдет на модель спроса-предложения, как в США. Никакой рынок устанавливать цену не будет. Он все равно не появится. Начнется период манипулирования ценой. Себе в ущерб никто газ везти в ЕС не станет. А достаточно ввести ограничения на поставки, как цены окажутся взвинченными. Напомню еще раз, газ не глобальный товар. Одни поставки заменить другими трудно, если не невозможно.

9. Азия дает третью модель регионального рынка. Япония и Южная Корея (ведущие покупатели) своего природного газа не имеют. Они ничего не добывают. Ничего своего у них нет. Все свои потребности они покрывают за счет импорта. Работают на долгосрочных контрактах. Ничего другого здесь быть не может. Никакой спотовый рынок никому не нужен.

В итоге Япония, Южная Корея – самые надежные и выгодные покупатели. Все продавцы туда хотят.

10. Такова общая картина. Однако в последнее время заработали дополнительные факторы. Среди них выделяется борьба с потеплением климата и ограничения на выбросы. Сложилась парадоксальная ситуация. Ведь что получается. Если мы за экологическую энергетику и «зеленую» экономику, то надо ограничивать потребление угля и нефти. Они наиболее грязные энергоносители. Но не природный газ. На практике получается несколько иначе. Вмешивается геополитика.

Еще один фактор – синдром, связанный с Фукусимой. Повсюду истерика. Набрало силу антиатомное движение. Оно смешало все карты. Вслед за чернобыльским синдромом. Развитие атомной промышленности почти остановилось или, по крайней мере, приостановилось. Германия планирует остановить свои АЭС к 2020 году. В Италии отказались от намечавшихся проектов. Даже среди французов развернулись дискуссии. А ведь во Франции электроэнергия самая дешевая в регионе именно благодаря атомным станциям. Самое главное – атомная энергия дешевле всего. И экологичнее.

Наконец, фактор возобновляемых источников энергии. Они стремительно ворвались на энергетический рынок. Они его частично переформатируют. Ведь плюсов у возобновляемых источников очень много.

Но и минусов тоже. Возможности тех, которые можно использовать, ограничены. У гидроэнергетики есть физические пределы. У ветряков тоже. Если речь о солнечных батареях, то даже в Греции они пока рентабельны только для местных нужд, типа нагрева воды и т. д. К этому нужно добавить то, что объединение индивидуальных установок в сеть крайне затратно. Попросту говоря, оно слишком дорого. По большому счету, альтернативная энергетика существует на субсидии.

Пока, с позиций нынешнего уровня технологического развития, даже в самых передовых странах себестоимость электроэнергии, получаемой от энергоустановок, работающих на природном газе, втрое дешевле, чем от ветряков. В пять-шесть раз дешевле – чем от солнечных батарей.

Конечно, по политическим мотивам можно идти против экономической логики. Можно идти против всего. Но тогда нужно четко отдавать себе отчет в том, насколько теряет в конкурентоспособности национальная экономика.

На практике на рынке возникают жуткие, ничем неоправданные перекосы. Нефть изымают из оборота. Ее стараются не сжигать. Природный газ искусственно делают невыгодным. Официальное объяснение – во имя здоровой окружающей среды и борьбы с изменениями климата. Применительно к природному газу – откровенный обман. Газ относится к разряду наиболее нейтральных и экологически чистых энергоносителей.

11. В чем состоит подоплека политизации экономических решений – ни для кого не секрет. В Европе ведется массированное наступление на интересы России. На Африканском континенте война разворачивается против Китая, захватившего господствующие позиции в Судане и ряде других стран. В фокусе мировой политики не один год находится Иран – крупнейший поставщик нефти и природного газа на мировой рынок, магистральные трубопроводы из которого протянулись в основном на восток.

Качественно новый элемент в геополитической игре – «арабская весна». В этом некогда весьма консервативном регионе, хранящем колоссальные запасы энергоносителей, начали происходить неожиданные, трудно предсказуемые социальные явления. Доподлинно сказать о том, что там происходит, крайне сложно. Но никто не питает иллюзий: политические изменения только начались. Это надолго. До стабилизации здесь еще очень и очень далеко. А геополитическая нестабильность в столь критически важном регионе расшатывает весь мировой рынок энергоносителей. Она будет усиливать его волатильность и в дальнейшем.

Несколько понятнее ситуация с Ливией. Свержение прежнего тоталитарного режима означает одновременно упразднение национального контроля над природными ресурсами. Ливия в прошлом была одним из лидеров в его установлении. Каким бы ни было новое правительство страны, оно будет слабым, зависимым, клиенталистским. Управление ресурсами оно отдаст на сторону. За соответствующую мзду. Оно перейдет к ТНК развитых стран. Тем самым осуществлен насильственный возврат к режиму управления ресурсами, существовавшему до первого нефтяного шока. Пока в отдельно взятой стране. И страна-то невелика. Не сравнить с на порядок более населенными соседями. Но фокус в том, что нефть там самая хорошая и самая дешевая, а прибыль от ее реализации – самая высокая.

Таким образом, впервые в современной истории осуществлен возврат к экономической модели управления ресурсами, при которой покупатель и потребитель сами становятся поставщиками и производителями. Это качественно новая ситуация. Коллективный Запад хотел бы, чтобы такая схема в мировой экономике вновь стала главенствующей.

12. Кратко о том, что нас ждет в будущем. Глобальный рост потребления энергоресурсов неминуем. Его будет подпитывать пробуждение целых континентов. Успехи энергосбережения в этом плане общий тренд переломить не смогут.

Удовлетворить растущий спрос реально только с помощью природного газа. Его доля в энергетическом миксе на настоящий момент не превышает 25 %. Но это сейчас. В скором времени будет под 30 % – уверены специалисты.

Объяснение лежит на поверхности. Природный газ дешевле нефти. Его много. По своим экологическим качествам он намного превосходит конкурентов. Его добыча и транспортировка не требуют субсидий. От его эксплуатации не может быть никаких катастрофических последствий.

13. Однако, как ни странно, страны и компании, сделавшие ставку на добычу и торговлю природным газом, сталкиваются с целым ворохом проблем. Против них ведется самая настоящая война, и торговая, и психологическая, и медиатическая. Но это только одна сторона медали. Вторая заключается в том, что рынок природного газа пока нечестный. Нефть дороже, потому что ликвиднее. В финансовом отношении и с точки зрения получения барышей с ней выгоднее иметь дело. Она дает более высокую норму прибыли. Рынок нефти – глобальный. Однако и это не все. Главное моторное топливо для всех основных видов транспорта получают из нефти. Она нужна всем. На получаемых из нее продуктах ходят авто и суда, летают самолеты и пр.

Тем не менее, это пока. Технологически газ вполне может вытеснить нефть как моторное топливо. Уже сейчас наметился постепенный переход на газ большегрузных автомобилей. Если дело дойдет до реальной конкуренции между природным газом и нефтью, газ выиграет – он дешевле, экономичнее и экологичнее.

В таком случае произойдет коренное изменение геостратегической ситуации. Переход на газ повлечет за собой изменение политических предпочтений всех глобальных игроков.

Для США переход транспорта на газ будет означать выход на самообеспечение энергоносителями. В США газа – и природного, и сланцевого – предостаточно. Соответственно значимость контроля за нефтяными потоками для них резко упадет. И пропорционально – целых регионов. Однако за США всегда останется выбор. При любых обстоятельствах. Им не обязательно полностью переходить на газ. Они могут предпочесть не выходить из тройки основных мировых потребителей нефти. В этом случае они смогут одновременно играть на нескольких досках. Их геополитические позиции будут наиболее сильными. Ведь их зависимость от нефти при любом развитии событий утратит критический характер.

Прямо противоположные последствия грядущие изменения, однако, будут иметь для Китая. Сейчас ему газ особенно не нужен. Энергетический микс у него принципиально другой. Магистральные трубопроводы, связывающие его с газоносными районами, он тянет, исходя из будущих потребностей. Долгосрочные газовые контракты ему нужны, чтобы заранее подготовиться к предполагаемому технологическому сдвигу. Лет через 10–15 ситуация с потреблением газа в Китае может измениться коренным образом. Однако Китай, похоже, переигрывает. Он добивается своего любой ценой. В результате он утрачивает приобретенную им ранее мягкую силу и начинает восприниматься в самых разных уголках планеты как новый колонизатор.

14. Из глобальных игроков наименее внятная экономическая стратегия у Российской Федерации. Если вообще можно говорить, что она имеется. И позиция наиболее уязвимая. Несмотря на колоссальные запасы и высокие цифры добычи и экспорта энергоносителей. Роль России на мировых рынках маргинальна. Москва очень много продает. Но в дележе рынка практически не участвует. Фокус в том, что она оказалась слишком зависимой от продаж. А если ты не создаешь оптимальных условий для продажи своих основных экспортных товаров, ты утрачиваешь инициативу. После введения в действие Европейским Союзом «Третьего энергетического пакета» это становится особенно очевидным.

ЕС в России интересуют две вещи. Первая – колоссальный внутренний рынок, который все еще далек от насыщения. Вторая – энергоносители. Может быть, правда, очередность стоило бы поменять.

Но ЕС во всем мире стремится создать рынок покупателя. С тем чтобы решить эту задачу, ему нужно максимально ограничить роль России в качестве самостоятельного влиятельного игрока.

Факты убедительно свидетельствуют: ни против Норвегии, ни против Алжира никакой войны не ведется. Их никто ни в чем не обвиняет. Хотя, наряду с Россией, они являются основными поставщиками энергоносителей на рынок ЕС. Москву же – постоянно. Под любыми предлогами. При желании информационный повод всегда найдется. Если он отсутствует, его искусственно придумывают.

Про Москву рассказывают любые сказки, в которые привычно верят и общественное мнение, и политики. Мол, Москва выставляет завышенные цены – как цены могут завышаться, если они рыночные или ниже рыночных. Мол, зависимость от нее слишком высокая – не выше, чем от других, причем, никакой зависимости нет, а есть взаимозависимость. Кремль использует энергетику в качестве дубинки для оказания давления на соседей – это по поводу требований о переходе на рыночные, а не политически обусловленные цены. Россия, дескать, является ненадежным, сомнительным поставщиком – и это после 40 лет стабильного снабжения Западной Европы энергоносителями.

Дабы подчинить себе российских поставщиков Брюссель, начиная с 2004 года, проводит, по существу, самоубийственную политику искусственного формирования внутреннего энергетического рынка, противоречащую элементарной экономической логике. Политику чудовищно затратную. Политику, ведущую к повышению, а не понижению цен (дескать, ну и пускай будет дороже, зато поможет стимулировать энергосбережение и повлечет за собой инвестиции в альтернативные источники). Утяжеляющую всю европейскую экономику. Бьющую по конкурентоспособности и России, и самого ЕС.

Трагедия заключается в том, что у России, в силу зависимости от европейского рынка сбыта, на руках почти нет никаких козырей. Переломить ситуацию она не может. Не в состоянии. Кремль лишен возможности разыграть какой-либо более смелый гамбит или эндшпиль, поскольку от потока нефтяных и газовых денег зависят благосостояние правящего класса и социальная поддержка населения.

Вырисовывается своего рода политический тупик. Его причины в какой-то степени связаны с внутренней борьбой, ведущейся в ЕС. Отдельные страны хотели бы вернуться к проведению более разумной и рациональной политики. Как-никак, газопровод в Германию «Северный поток» через Балтийское море построен. Экономические интересы Германии давно вышли за рамки ЕС. Берлину нужны, в качестве партнеров, и Россия, и Китай. У Парижа тоже свои интересы, далекие от полного совпадения с теми, которые отстаиваются ЕС в целом.

Однако Европейский Союз уже давно несводим к отдельным странам или тандемам, даже самым влиятельным. Европейская Комиссия при опоре на большую группу государств-членов ведет свою игру. Она стремится к концентрации и централизации власти в своих руках. Господства в сфере конкуренции ей мало. Энергетика – ключ к захвату сильных позиций в противостоянии национальному государству. И Европейская Комиссия, не стесняясь, разыгрывает эту карту. Просчитываемая цель – добиться передачи на наднациональный уровень исключительной компетенции в области энергетики. То, что при этом в жертву приносят российские интересы, – лишь побочный эффект. Не более того.

Значит, для благополучия России и ЕС, для нормализации сотрудничества и построения хотя бы мало-мальски партнерских отношений, а лучше – союзнических, для превращения их в определяющий фактор мировой политики им надо договориться, как минимум, об одном: с политизацией двусторонних отношений необходимо покончить. Любой ценой. Окончательно. И бесповоротно. Иного не дано. Продолжение прежнего политического курса им слишком дорого обходится. Оно ведет в никуда.

Саммитам Россия – ЕС фатально не везет. Каждый раз одна и та же история. Месяцы напряженной подготовительной работы. Поиск развязок. Согласование новых позитивных шагов. Создание предпосылок для вывода отношений на более высокий уровень. И вновь непреодолимый разрыв между тем, о чем можно было договориться, и тем, что реально удалось сделать.

Не стала исключением и Брюссельская встреча на высшем уровне 2011 года между президентом Дмитрием Медведевым, с одной стороны, председателем Европейского Совета Херманом ван Ромпеем и председателем Европейской Комиссии Мануэлем Баррозу – с другой. Она, как уже стало дурной традицией в отношениях между Россией и ЕС, прошла на однозначно негативном фоне.

С учетом этого результаты саммита можно было бы оценить как очень неплохие. Хотя, конечно же, хотелось бы большего.

Негативный фон

Реакция остальной Европы на парламентские выборы в России, состоявшиеся за несколько дней до встречи в верхах, никого не удивила. Она оказалась более чем ожидаемой. Выборы были квалифицированы как прошедшие с многочисленными нарушениями. Их оценили как явно недотягивающие до высоких стандартов справедливости и демократии.

Удивило другое. Считалось, что население огромной страны разочаровалось в политике. Что оно погрузилось в апатию. Что политика его больше не интересует. Что негласное соглашение между властью и народом – мы вам крохи от нефтяной ренты, а вы живете своей жизнью – соблюдается. Неожиданностей быть не должно. Мощные демонстрации протеста полностью опровергли эти предположения.

Получилось, что внутреннее развитие событий в России отбросило густую тень на все то, о чем говорилось на саммите, чему он был посвящен. Дмитрию Медведеву пришлось давать пояснения по поводу состоявшихся выборов. И своим партнерам по встрече, и прессе – странно было бы, если бы журналисты упустили возможность задать острые нелицеприятные вопросы на эту тему руководству России и ЕС.

Тем более, после того, как Европарламент потребовал проведения в России повторных выборов, свободных от подтасовок. А Высокий представитель ЕС по иностранным делам и политики безопасности раскритиковала их почем зря. В своих комментариях по горячим следам Кэтрин Эштон выразила возмущение нарушениями, допущенными при подсчете голосов. Кроме того, она указала на недопустимое сращивание государственного аппарата и правящей партии. Отметила предвзятость СМИ.

Не прибавило теплых тонов фону саммита разочарование тем, во что вылился декабрьский Совет министров иностранных дел (СМИД) ОБСЕ, со всеми выявившимися на нем противоречиями между Россией и ЕС. Напряженности добавило обострение ситуации в Косовской Митровице. Плюс попытки транзитных стран ЕС воздвигнуть надуманные препятствия на пути прохождения российской колонны с гуманитарной помощью. Углубились расхождения по поводу отношения к разгорающейся гражданско-религиозной войне в Сирии.

Не менее густую тень на саммит отбросил внутренний кризис и во втором из его участников – Европейском Союзе. Причем, если до декабрьского заседания Европейского Совета он касался валютно-финансовой сферы – неспособности ЕС найти решение углубляющейся проблемы суверенной задолженности большой группы государств-членов, то после него положение, похоже, ухудшилось. Столкновение интересов между Великобританией и континентальной Европой дало старт конституционному кризису ЕС. Обвалом отреагировали рынки. Гораздо менее оптимистическими сделались прогнозные ожидания экономического роста в регионе ЕС. Прогноз по Германии – локомотиву экономики ЕС – был понижен до 0,2 % в 2012 году (катастрофическое падение по сравнению с 3 % в 2011 году) и до -0,2 % для ЕС, в целом (это уже рецессия).

Не прибавил оптимизма и тот реализм, с которым Ангела Меркель охарактеризовала ситуацию, сложившуюся в ЕС, выступая в Бундестаге по итогам заседания Европейского Совета. Канцлер Германии не стала ничего смягчать. Для выхода из кризиса, заявила она, потребуются не недели и месяцы, а годы. Страны ЕС только в начале пути. То же самое она была вынуждена повторить и месяц спустя – после того, как международные агентства понизили рейтинги сразу аж девяти стран ЕС, включая такие ведущие, как Франция и Италия.

Как следствие всего этого, саммит Россия – ЕС освещался в мировых СМИ по остаточному принципу. О нем говорили и писали мало, пунктирно, походя, ограничиваясь самыми дежурными комментариями. Если до них вообще доходило дело. Так, в Файнэншл Таймс от 15 декабря – даты его проведения – саммиту был посвящен всего один пассаж. И то – в большой статье о выступлении Ангелы Меркель и перспективах создания налогового союза в рамках ЕС[25]. В ней говорилось, что на встрече в верхах перед Херманом ван Ромпеем и Мануэлем Баррозу, по большому счету, стоит всего лишь одна задача. Они должны использовать ее для того, чтобы подвигнуть Дмитрия Медведева взять на себя обязательство внести дополнительно в бюджет МВФ достаточно крупную сумму для спасения зоны евро.

И на самом саммите эта тема заняла большое место.

Итоги декабрьского заседания Европейского Совета

Традиционно саммиты Россия – ЕС, впрочем, как и многие другие, складываются их трех неравных частей. Накануне официальной части проходит неформальная вечерняя встреча без галстуков. По окончании переговоров о ее публичных сюжетах руководство России и ЕС рассказывает на пресс-конференции, подвергаясь наскокам журналистов, пытающихся еще что-то выяснить дополнительно.

Насколько подробно Херман ван Ромпей и Мануэл Баррозу отчитались перед Дмитрием Медведевым о том, в какой степени договоренности, достигнутые на декабрьском заседании Европейского Совета, помогут преодолению кризисных явлений в регионе ЕС (если помогут), судить трудно[26]. Но можно с полным основанием утверждать, что они постарались дать максимально исчерпывающие ответы на поставленные им вопросы и развеять имеющие у него на этот счет сомнения.

Для того чтобы обрисовать ситуацию, воспользуемся несколько другим источником. Вот какой она предстает со слов еженедельника «Голос Европы» от того же 15 декабря[27]. Заседание Европейского Совета вышло на пакетную договоренность относительно заключения межгосударственного соглашения о жесткой бюджетной дисциплине, предусматривающего передачу на наднациональный уровень значительных полномочий в этой сфере. Однако по дороге Европейский Союз потерял Великобританию[28]. Требование единогласия при принятии решения соблюсти не получилось[29].

Следовательно, новое соглашение не будет договором о внесении изменений в действующие учредительные акты ЕС, как, скажем Договор о реформе (Лиссабонский договор). Оно не будет договором ЕС. Значит, институты ЕС не удастся задействовать в полном объеме. Юристам придется изыскивать всевозможные резервы и гибкости, которыми обладают учредительные договоры, для того чтобы урегулировать правовые головоломки. Это будет непросто.

Понятно только, что Европейская Комиссия не сможет пользоваться своими полномочиями по привлечению государств-членов к судебной ответственности за нарушение своих обязательств, что обычно срабатывает очень неплохо. Формально вне процедуры согласования договора о жесткой бюджетной дисциплине остается Европарламент (который, правда, ни в коем случае не даст вывести себя из игры) и т. д.

Календарь работы над соглашением примерно следующий. Еще до католического Рождества аппарат председателя Европейского Совета должен был подготовить для Хермана ван Ромпея первый вариант документа. Уже на этой стадии к драфтингу подключилась группа из трех депутатов Европарламента. Потом начались долгие, мучительные, но энергичные согласования с руководством/представителями стран-членов. Это все, естественно, в закрытом режиме. Затем следует намного более публичная стадия – к читке того, что получится, подключатся Европарламент и национальные парламенты. Несмотря на то, что юридически у них таких полномочий нет, они себе их уже выторговали. Тем не менее, они обещают не тормозить процесс[30].

Его будет тормозить другое. Первое. При всей внешней четкости формулировок, вошедших в решение Европейского Совета, для юридических документов они слишком расплывчаты. К тому же поддаются различным интерпретациям. Конкретизировать их будет не так просто.

Второе. Не факт, что все страны, поддержавшие решения Европейского Совета, смогут внести конструктивный вклад в его написание. Чехи сразу предупредили о том, что смогут определиться со своей позицией только после того, как прояснятся все детали и нюансы пакета. Датчане уведомили, что решающее слово оставят за национальным парламентом. Ирландцы не исключили возможность проведения референдума. А премьер-министр Финляндии вообще заявил, что его страна не согласится с передачей полномочий в области бюджетной политики на наднациональный уровень.

Третье. Борьбу против нового соглашения собирается развернуть разношерстное племя евроскептиков, националистов и популистов. С учетом того, что националисты и популисты все сильнее влияют на политические процессы в регионе ЕС, угрозу, которую они представляют для будущего соглашения о жесткой бюджетной дисциплине, не стоит недооценивать.

Вне зависимости от этих отягчающих дело обстоятельств, Херман ван Ромпей надеется промежуточное решение в поддержку соглашения получить уже на следующем заседании Европейского Совета, которое, по его прикидкам, состоится в конце января 2012 года. Об этом он объявил на пресс-конференции по итогам саммита Россия – ЕС. Тогда подписать его удастся уже в марте. А к лету, если парламенты окажутся достаточно расторопными, договор вступит в силу.

Но сложности с его согласованием и принятием – меньшая из двух связанных с ним проблем. Большая состоит в том, что заключение нового договора и создание бюджетного союза нормализуют ситуацию в ЕС только в среднесрочной перспективе. Успокаивать же рынки надо здесь и сейчас. Энтузиазм по поводу решений декабрьского заседания Европейского Совета быстро выветрился. 14 декабря обменный курс евро по отношению к доллару упал до наименьших показателей в 2011 году. А итальянские пятилетние бонды ушли с надбавкой в 6,47 %. Это исторический максимум для еврозоны. Более того, при столь катастрофическом размещении бондов обслуживание государственного долга может оказаться для страны неподъемным. Таким образом, если судить по реакции рынков, решение о введении элементов централизованного экономического управления в ЕС должно быть подкреплено и другими мерами, о которых Брюсселю пока не удалось договориться.

Описывая итоги саммита, Николя Саркози особенно выпячивал, что панацеей от всех бед послужит предоставление коммерческим банкам из закромов ЕС беспроцентных кредитов. На это выделяются фантастические суммы – до 500 млрд евро. Но он забыл упомянуть одну существенную деталь: напрямую на выход из долгового кризиса данная мера не сработает. Хотя, конечно, спасение крупнейших европейских банков и зоны евро теснейшим образом взаимосвязаны. На это указало дальнейшее развитие событий. Даже Франции стало сложнее получать короткие деньги на обслуживание суверенного долга. А евро и дальше покатилось вниз по отношению к доллару (правда, европейский бизнес отреагировал на это скорее положительно – предвкушая возможность укрепления своих позиций на внешних рынках).

Вряд ли Херман ван Ромпей и Мануэл Баррозу описывали ситуацию в ЕС и принятые на тот момент меры в таких тонах. Скорее всего пояснения, предоставленные ими Дмитрию Медведеву, были для ЕС и его руководства гораздо более комплиментарными[31]. Тем не менее, отмахиваться от изложенной точки зрения одного из наиболее авторитетных СМИ по проблематике европейского интеграционного объединения никак нельзя. Тем более что она гораздо сдержаннее высказываемых в других публикациях[32].

Может быть именно в свете приведенного анализа более понятным становится и примирительный тон, в котором лидеры ЕС провели саммит с Россией, и то, что о разногласиях с Москвой на пресс-конференции они постарались не упоминать. В том числе, особенно не затрагивать тематику состоявшихся парламентских выборов. Высказав озабоченность по поводу нарушений, о которых сообщили международные наблюдатели, они тонко перевели разговор в «зеленую» зону. В частности акцентировали, что демонстрации, прокатившиеся по стране, прошли мирно и организованно. Власти сумели обеспечить должный порядок. Особенно же воодушевляет, на их взгляд, то, что российское руководство пообещало тщательно расследовать сообщения о нарушениях.

Приведем дословно слова председателя Европейского Совета. «Принципы и ценности, на которых покоится наше стратегическое партнёрство, также испытываются и оцениваются на основе политических событий. Надо сказать, что поддержка европейского общественного мнения для развития между нами стратегического партнёрства является важным активом, который тесно связан с этой работой, – подчеркнул Херман ван Ромпей. – В этом плане Европейский Союз уделяет самое пристальное внимание проведению выборов в Государственную Думу на прошлой неделе. И мы провели честную дискуссию по этим вопросам здесь, на саммите. Свободные и справедливые выборы, уважение прав человека и верховенство закона, свобода слова, право свободы собрания – это залог демократии. Я приветствую то, что 500 наблюдателей были приглашены на выборы в Думу.

Но у нас вызывают определённую озабоченность нарушения, о чём сообщали БДИПЧ [Бюро по демократическим институтам и правам человека] и другие наблюдатели, как и представители российской общественности, называют также подавление акций протеста. Недавние демонстрации, крупные демонстрации были мирными. И, по-моему, в последнее время Правительство работало с ними адекватно, поэтому приветствуем Ваше обязательство, господин Президент, провести справедливое расследование. Надеемся, что Россия будет сотрудничать с ОБСЕ и БДИПЧ по беспрепятственному проведению президентских выборов».

Примирительный комментарий и амбивалентность позиций партнеров дали возможность Дмитрию Медведеву в пух и прах разнести на пресс-конференции по итогам саммита резолюцию Европарламента с требованием о проведении в России повторного голосования. Дмитрий Медведев объяснил, где он видел советы парламентариев, подчеркнул, что для России они никакого значения не имеют. И, в свою очередь, посоветовал им заниматься внутренними проблемами ЕС. Тем более что проблем хватает.

Отвечая на реплику журналиста, он сказал: «Вторая часть вопроса, насколько я понял, по решению Европарламента в отношении наших выборов. Мне комментировать нечего, потому что это наши выборы, Европарламент к ним никакого отношения не имеет. Собственно, он может комментировать всё, что угодно. Я их решения комментировать не буду, для меня они ничего не значат. Но наш российский парламент в лице различных партий – как партии, которая составляет большинство, так и оппозиционных – вчера, насколько я знаю, я посмотрел Интернет, выразили своё крайне жёсткое несогласие с позицией Европарламента, потому что Европарламент должен заниматься европейскими делами. Посмотрите, сколько у вас проблем. А моя позиция остаётся прежней».

Призыв кота Леопольда к действию

Вместе с тем, никогда в прошлом власти Российской Федерации так определенно и однозначно не выражали своей поддержки европейскому проекту, Европейскому Союзу, учрежденному ЕС Валютно-финансовому союзу. Дмитрий Медведев не просто поддержал решение Европейского Союза по стабилизации и укреплению зоны евро и выводу ЕС из кризиса суверенных долгов – эти вопросы обсуждались на неформальной части саммита. Он заявил, что Россия вносит свой вклад в стабилизацию. Косвенно – через проведение взвешенной валютно-кредитной политики. Напрямую – дав согласие на посильное увеличение своего взноса в МВФ, через который даются и будут даваться деньги преддефолтным странам ЕС. В двустороннем формате, в том числе увеличивая импорт из зоны евро. И многостороннем – по линии G20, БРИКС и т. д.

Он подчеркнул, что Россия является главным стратегическим партнером ЕС. В политическом плане – ни с кем из крупнейших мировых игроков не ведутся столь глубокие и разнообразные консультации по всему набору вопросов международной повестки. Ни с кем азимут сотрудничества не является столь широким. И в экономическом – объем взаимной торговли должен был превысить 400 млрд. долларов. Это половина всего внешнеторгового оборота России. Причем, ожидалось, что объем экспорта в ЕС и, особенно, импорта из него в 2011 году вырастет на внушительную сумму. Так, Германия рассчитывала увеличить его, ни много ни мало, на 43 %! В целом по ЕС поставки в Россию должны были вырасти на 27 %.

Кроме того, он акцентировал глубочайшую взаимозависимость хозяйственных комплексов России и ЕС. В частности в его словах прозвучало прямое указание на то, что кризисные явления в зоне евро не могут оставлять Россию и россиян равнодушными. Ведь ухудшение экономического положения в ЕС будет напрямую сказываться на хозяйственной деятельности и перспективах экономики России.

«Евросоюз действительно является нашим самым крупным партнёром, – отметил он, выступая с заявлением на публичной части переговоров, – и мы надеемся, что нашим коллегам удастся преодолеть те трудности, которые есть у наших коллег. Мы в этом практически уверены и очень в этом заинтересованы».

Наконец, Дмитрий Медведев дал самую комплиментарную оценку европейскому проекту. Выпятил успехи, достигнутые ЕС и его государствами-членами за годы продвижения по пути интеграции. Привлек внимание к тому, что в практике Таможенного союза и Евразийского союза обязательно будет использоваться опыт ЕС. Естественно положительный.

Для наглядности позволим себе привести весь ответ Дмитрия Медведева на вопрос кого-то из журналистов относительности целесообразности и условий, на которых «Россия могла бы помочь еврозоне». В нем дается исчерпывающее изложение позиции Кремля относительно значимости для России и ЕС, и его стабильного развития.

«Россия очень заинтересована в том, – подчеркнул глава российской делегации на встрече в верхах, – чтобы Европейский Союз сохранился как мощная экономическая и политическая сила. Потому что у нас глубокие связи – связи цивилизационные и, конечно, связи исключительно взаимовыгодные. Поэтому для нас, для России, очень важна объединённая Европа. Скажу откровенно, для нас очень важно, чтобы европейские государства договорились, проявили сдержанность, мужество в этой непростой ситуации, сохранили всё, что было сделано за последние десятилетия, а это очень вдохновляющий пример, и сохранили, наконец, одну из важнейших резервных валют, я имею в виду евро. В этом заинтересован Евросоюз, в этом заинтересованы государства Евросоюза, в этом заинтересована Российская Федерация, у которой, как вы знаете, 41 процент валютных запасов находится в евро или в бумагах, которые номинированы в евро. Поэтому мы будем, естественно, оказывать и свою помощь.

У нас существует та квота, которая падает на Российскую Федерацию в рамках членства в Международном валютном фонде. Мы соответственно будем исполнять все те обязательства, которые мы несём в качестве участника Международного валютного фонда, и готовы инвестировать необходимые денежные средства в соответствующей части для поддержки европейской экономики и еврозоны.

Мы готовы рассматривать и другие меры поддержки. Но очевидно, что самое главное – это те решения, которые будут принимать сами государства Евросоюза ровно в тех параметрах, о которых только что сказал господин Председатель Ван Ромпей. В конечном счёте, Европе сможет помочь только сама Европа, но и другие страны должны создать условия для того, чтобы Европа побыстрее освободилась от этого кризисного развития, вышла из кризисного пике. Мы будем этому способствовать».

В целом, весь саммит был выдержан в миролюбивых тонах. От начала и до конца. Опасения, высказывавшиеся российскими официальными лицами относительно того, что под влиянием кризиса ЕС будет действовать жестче, агрессивнее и нахрапистее, не оправдались.

Напротив, руководство России и ЕС сделали все, что в их силах, для того, чтобы оттенить позитивную динамику в их взаимоотношениях. Выпятить имеющиеся достижения и минимизировать расхождения. Вопрос только в том, что нужно понимать под их отношениями: отношения между Россией и ЕС или личные доверительные отношения, постепенно сложившиеся у Хермана ван Ромпея, Мануэла Баррозу и Дмитрия Медведева за годы общения. Скорее второе.

По обоюдному согласию лидеры России и ЕС назвали свою встречу саммитом свершений, саммитом достигнутых результатов, саммитом успешного завершения важного этапа в развитии отношений между Россией и ЕС. Его венцом стало вступление России в ВТО. Дадим слово участникам встречи. Херман ван Ромпей: «Повторю то, что я говорил два года назад: ЕС хотел бы быть партнёром России в работе по модернизации. Мы действительно стратегические партнёры во многих аспектах, между нами взаимная зависимость, мы работаем на взаимовыгодной основе, продолжаем её углублять. Последние два года были исключительными, и сегодняшний саммит это подтверждает. Это результативный саммит». Мануэл Баррозу: «Состоялся действительно очень успешный, результативный саммит, где мы добились реального продвижения вперёд по целому ряду вопросов нашей взаимной повестки дня». Дмитрий Медведев: «В целом хотел бы ещё раз поблагодарить моих коллег за постоянный, продуктивный, откровенный диалог, способность к компромиссу. Все эти годы мы работали в предельно откровенном и, на мой взгляд, весьма конструктивном ключе. И именно это позволяет сегодня нам сказать, что отношения между Россией и Евросоюзом находятся на самом высоком уровне, и мы рассчитываем на то, что и дальше они будут развиваться в таком же ключе».

Посмотрим же вслед за ними, что им удалось положить в корзинку совместных решений. Прежде всего и главным образом вступление России в ВТО. Почти 20-летний марафон подошел к концу. Долгий, мучительный, болезненный, преисполненный драматических поворотов и постоянных отказов от уже намечавшихся договоренностей, он остался позади. Стороны постарались дать этому максимально воодушевляющую оценку. Вот точка зрения Дмитрия Медведева, с которой он выступил на открытии рабочей части встречи в верхах: «Главное – завершены переговоры по присоединению России к ВТО. Хотел бы ещё раз публично поблагодарить руководство Евросоюза, Еврокомиссии за помощь в присоединении России к ВТО. Это для нас важное и долгожданное событие». Чуть более эмоционально он изложил ее, отвечая на уточняющие вопросы журналистов: «Никто так долго в очереди в ВТО не стоял. И государства, которые мощнее, чем мы, по экономическому потенциалу, и очень слабые государства – все они проходили этот путь гораздо быстрее. Мы же боролись за это, хотя как вы знаете, у ВТО есть и плюсы, и минусы, но, в конечном счёте, это способствует развитию российской экономики и лучшей кооперации российской экономики с экономиками других стран, с экономикой Евросоюза. Поэтому в целом это позитивный шаг, это победа. Мне, честно говоря, радостно, что это происходит в тот период, когда я исполняю полномочия Президента, что мы добились этого результата». Не менее определенно высказался Херман ван Ромпей: «Вступление России в ВТО является крупнейшим достижением. Это дальнейший рычаг в деле модернизации, который открывает массу новых возможностей для торговли, инвестиций и всемерного роста».

Второе, что они занесли в плюс, – достижение договоренностей по совместным шагам (дорожной карте), приближающее отмену визового режима поездок. Правда, при этом они не стали упоминать, что перечень совместных шагов должен был быть согласован еще к встрече на высшем уровне в Ростове-на-Дону. Тогда элементарно не успели. Не стали упоминать и то, что Москва на рубеже тысячелетия ставила вопрос о введении безвизового режима к 2007 году. Передавала ЕС соответствующий график. Вписывала в дорожные карты и Партнерство для модернизации. К сожалению, не встречая должного понимания со стороны Брюсселя. Без внимания оставили и хорошо известную позицию ЕС, согласно которой выход на безвизовый режим с Россией невозможен до принятия соответствующих решений в отношении стран «Восточного партнерства».

Зато лидеры России и ЕС очень доходчиво объяснили то значение, которое они придают введению в среднесрочной перспективе безвизового режима. Причем на этот раз больше усердствовали даже Херман ван Ромпей и Мануэл Баррозу. «У нас очень большие ожидания связаны с возможностью перейти к подписанию нового соглашения с Россией по мобильности, одобрить программу совместных шагов по обеспечению безвизового режима, продолжать эту работу для облегчения контактов между людьми, что в дальнейшем откроет Россию для Европейского Союза и Европейский Союз для России», – подчеркнул председатель Европейского Совета. Председатель же Европейской Комиссии назвал «безвизовые поездки между Россией» и ЕС «нашей общей целью». Высказывания Дмитрия Медведева звучали несколько сдержаннее: «Хотел бы отметить также реальный прогресс в визовой сфере. Как только что было сказано, завершена работа по согласованию перечня совместных шагов и практических действий по переходу к безвизовому пространству. Мы долго работали и спорили и в чём-то соглашались друг с другом. Самое главное, что это согласовано. Для многих наших граждан пересекать границы России и государств Евросоюза стало значительно проще, для многих, но не для всех. По-прежнему рассчитываем выйти в относительно короткой перспективе исторической на полную отмену виз между Россией и Евросоюзом».

Для того чтобы тематика безвизового режима звучала более выигрышно, вернее, для того, чтобы усилить впечатление о том, что наметился определенный прогресс, стороны попробовали даже выдать желаемое за действительное. Они постарались представить дело таким образом, будто бы новые договоренности по упрощению и облегчению процедуры выдачи виз приближают и делают более реальным введение безвизового режима.

Это так только в некоторой степени. Действительно, распространение упрощенной процедуры на новые категории граждан и дополнительные послабления способствуют накоплению необходимого опыта. Они создают благоприятную атмосферу. Они дают импульс. Делают более простым достижение договоренностей другого уровня.

Но нельзя сбрасывать со счетов то, что обсуждение мер по облегчению выдачи виз и отмене визового режима – разные переговорные треки. Они ведутся в разных организационных рамках. Формально между собой они не связаны. Однако иногда желание подать все в выигрышных тонах важнее, нежели сами свершения, и их приближают.

О том, как все выглядит на самом деле, напомнила «пикировка» между российской журналисткой и председателем Европейской Комиссии. Она запросила долгосрочную визу – ей не дали. Исходя из мало понятных соображений, плохо вяжущихся с имеющимися договоренностями, выдали визу только на три дня: слетать на саммит, и сразу обратно. Поэтому она в лоб спросила Мануэла Баррозу: «Сегодня принята «дорожная карта» введения безвизового режима. Означает ли это, что буквально уже в следующем году у нас будет безвизовый режим?» Отвечая на поставленный вопрос, он вынужден был признать: «Что касается облегчения визового режима, у нас неплохой прогресс в разработке соглашения об облегчении визового режима. Да, я надеюсь, что в скором будущем это станет возможным. Возможно, это займёт больше времени, но некоторые положения этого соглашения касаются, в частности, журналистов, а также организаций гражданского общества, бизнесменов. То есть мы намерены ускорить выдачу этого типа виз и облегчить процедуру.

Что касается отмены виз, в следующем году этого скорее всего не произойдёт. Это цель на более дальнюю перспективу, но тем не менее наша работа продвигается вперёд. Я надеюсь, что скоро она принесёт конкретные результаты и в ближайшие месяцы, недели у нас будут конкретные результаты». Оставим эти слова без комментариев. Они говорят сами за себя.

Третий большой блок взаимоотношений, в котором наметился прогресс, поставленный лидерами России и ЕС себе в заслугу, – успехи в реализации инициативы «Партнерство для модернизации». Успехов, по мнению Хермана ван Ромпея, Мануэла Баррозу и Дмитрия Медведева, немало. Это и решение задачи вступления России в ВТО, потребовавшее стольких усилий, и продвижение к введению безвизового режима. Но не только. В подкрепление вывода об успешности ПДМ давалась ссылка на запуск российских ракет с космодрома о. Куру, реализацию отдельных проектов в области энергетического сотрудничества, продвижение по отдельным трекам в рамках секторальных/отраслевых диалогов.

Свидетельством успешности ПДМ были названы его востребованность бизнесом, то, что благодаря ему удалось несколько повысить эффективность работы по реализации дорожных карт построения совместных пространств и созданных под них механизмов, готовность банковских структур выделить на проекты, вошедшие в рабочий план осуществления инициативы, по 2 млрд долларов с каждой стороны.

Особенно настойчив был Дмитрий Медведев. «Партнёрство для модернизации стало в последние годы ключом к сотрудничеству между нашими государствами, между Россией и государствами Евросоюза, – разъяснил он журналистам, излагая позицию российской стороны на пресс-конференции. – Достигнутые результаты действительно впечатляют: это названное мною завершение переговоров по ВТО, это запуск с космодрома Куру ракетоносителя «Союз», программы по гармонизации технических регламентов и многое-многое другое. Напомню, что уже подписано 23 декларации на эту тему».

Все это, конечно, так. Все это здорово. Однако есть и некоторые «но». Во-первых, ВТО и безвизовый режим уже были включены в общий зачет достижений. Относить их также на счет ПДМ вполне резонно. Но мало что добавляет.

Во-вторых, и бизнес, и властные структуры воспринимают ПДМ со здоровой долей скептицизма[33]. Об этом напомнил доклад о путях совершенствования ПДМ, специально подготовленный Инсором под декабрьский саммит и распространенный им в тот же день 15-го декабря на круглом столе промышленников России и ЕС встык с саммитом. В нем, в частности, предлагается учесть все те многочисленные инициативы, с которыми раньше уже выходил бизнес. В их числе – предложения передать ему большую ответственность за подготовку и осуществление рабочего плана. Видимо, промышленники надеются, что на этот раз их голос будет услышан в большей степени.

В-третьих, Россия и ЕС по-разному трактуют целевую направленность ПДМ и то, какие его составляющие должны иметь приоритетный характер. Москва напирает на экономическую составляющую, коммерциализацию, инновацию и т. д. Руководство ЕС – на создание условий (демократических, институциональных и всех других), которые могут повести к модернизации. Как следствие, при обсуждении ПДМ Херман ван Ромпей и Мануэл Баррозу всячески расхваливали такие надстроечные проекты, включенные в рабочий план реализации инициативы, как создание Форума гражданского общества России и ЕС, первые совместные шаги по борьбе с коррупцией, оказание содействия апелляционному правосудию и т. д.

В-четвертых, ПДМ в принципе не может решить задачи, ради достижения которых оно формально учреждено. Рабочий план составлен без учета весьма ограниченной компетенции ЕС в осуществлении экономической и технологической политики и трансферте технологий. Он представляет собой скорее документ пиаровского характера, призванный продемонстрировать, сколько всего полезного есть в отношениях между Россией, ЕС и его государствами-членами, а не руководство к действию.

Он напичкан всем, чем угодно: приоритетов в нем настолько много, что они фактически отсутствуют. Имеется и ряд других критических замечаний, которые могут быть адресованы ПДМ. Они подробно разбираются в отечественной и зарубежной специальной литературе. В своей совокупности они подталкивают к однозначному выводу о том, что ПДМ реально заработает только при соблюдении длинного перечня условий. Главное из них – ПДМ необходимо переформатировать, причем коренным образом.

Но для участников саммита Россия – ЕС было важно доказать прямо противоположное. Дескать, ПДМ уже работает. Мощно. Эффективно. Оно вполне успешно. Перспективно. Уже приносит плоды. Ведь они его придумали. Они его запустили. Они хотели бы получить от него политические дивиденды.

Перспективно? Несомненно. Очень и очень. Без него¸ возможно, России и ЕС вообще не выжить, если они хотят оставаться влиятельными, конкурентоспособными мировыми игроками. Но только в корне пересмотренного – другого ПДМ.

Еще одной областью, которую лидеры России и ЕС хотели бы преподнести друг другу и общественному мнению в качестве идущей в общий зачет свершений, является энергетика. «Среди несомненных успехов текущего года, – акцентировал Дмитрий Медведев, выступая перед журналистами, – наше энергетическое сотрудничество, в частности пуск первой очереди Северо-Европейского газопровода. Уверен, он укрепит европейскую энергобезопасность».

Резонов несколько. Энергетика занимает доминирующее место в экономическом сотрудничестве между Россией, ЕС и его государствами-членами. На энергоресурсы приходится львиная доля взаимного товарооборота. Диалог по энергетической проблематике наиболее интенсивный. Ведется давно и по широкому фронту проблем.

Кроме того, за последнее время удалось сделать немало. Достижения очень весомы. Закончено строительство «Северного потока». Если потребуется, можно будет проложить вторую ветку. Имеется плотно набитый портфель совместных проектов по энергоэффективности и энергосбережению. Приступил к работе Консультативный совет по газу. Интенсивно трудится Постоянный совет партнерства по энергетике. Европейская Комиссия получила от Совета ЕС мандат на ведение переговоров об объединении сетей на Балтии. Подготовлен совместный доклад о траектории развития всех основных секторов мировой энергетики до 2050 года. Если бы стороны руководствовались общим видением будущего мировой энергетики, это было бы большим подспорьем при принятии затрагивающих друг друга политических решений.

Но пока, к сожалению, это не так. Далеко не так. Баланс между сотрудничеством и разногласиями в энергетической сфере далеко не в пользу утверждения партнерских отношений. Причем в какие-то моменты острота противоречий зашкаливает. О том, в чем они проявляются, чуть дальше.

Но правила игры заданы. Стороны не вправе обнажать противоречия. Они не могут себе позволить такую роскошь, как прямая конфронтация. Тем более сейчас. Поэтому пытаются выйти на согласование позиций и взаимные компромиссы через приукрашивание позитива. Это, видимо, единственно разумный вариант действий. Хотелось бы только, чтобы он давал большую отдачу.

Наконец, еще один выигрышный реферат – международное сотрудничество. И здесь расхождений более чем достаточно. Но и достойных моментов для того, чтобы оттенить преимущества взаимодействия хватает. В их числе сотрудничество в урегулировании международных конфликтов (например, по БВУ), по проблематике нераспространения (иранское и северокорейское досье), в решении глобальных проблем и т. д. Другой пласт взаимодействия по международной повестке – совместная работа и координация позиций в ООН, G20, других организационных рамках.

На декабрьском саммите лидеры России и ЕС намеренно обошли острые углы. Ведь диалог по конфликтам в Закавказье, по Приднестровскому урегулированию и некоторым другим сложным вопросам международной повестки, по которым России и ЕС до полного взаимопонимания очень далеко, ведется в постоянном режиме. Напротив, об имеющемся позитиве постарались упомянуть в максимально выигрышном ключе. Так, лидеры ЕС выразили свое удовлетворение тем, что при их посредничестве Москве удалось снять возражения Тбилиси, препятствовавшего вступлению России в ВТО. Они поблагодарили Москву за позитивное отношение к продолжению Приднестровского урегулирования в формате 5+2. Стороны вновь констатировали близость позиций по иранскому досье. Указали на то, что происходящее в АТР непосредственно затрагивает их интересы. В целом высказались за активизацию сотрудничества и взаимодействия. По ситуации в Сирии от взаимных увещеваний намеренно отказались, прекрасно осознавая еще по предыдущему саммиту их бессмысленность. Руководство ЕС лишь обратилось к Дмитрию Медведеву с общей просьбой поддержать их усилия в Совбезе ООН.

Упор на позитив создал на саммите очень приятную, очень доброжелательную обстановку. Он позволил руководству России и ЕС подвести положительный итог сотрудничества за последние несколько лет. Дал основания провозгласить состоявшуюся встречу в верхах саммитом свершений. Помог лидерам России и ЕС выйти к журналистам с высоко поднятой головой.

Но…и только. Ни журналистов, ни бизнес, ни общественное мнение высказанные ими оптимистические оценки состояния отношений между Россией и ЕС не убедили. Во-первых, никто давно уже не верит победным реляциям. Все выработали на них иммунитет и относятся к ним с почти врожденной подозрительностью. Во-вторых, сквозь подбеленный фасад проблемы в отношениях между Россией и ЕС все равно проступают. Причем зло, весомо, убедительно. В-третьих, отпускаемые друг другу комплименты мало что дают для решения накапливающихся проблем.

А их надо решать. Не только обсуждать, но и решать. Иного не дано. Нужно договариваться. Обо всем. И о том, как преодолевать текущие разногласия. И об общей стратегии обустройства континента. И о том, как сообща готовиться к будущему. Оставлять разногласия за спиной крайне опасно. О том же, сколь их много и насколько глубокий характер они носят, саммит напомнил со всей определенностью. Попытаемся по ним пройтись. Хотя бы пунктирно.

Разногласия разногласиям рознь

Иерархию противоречий между Россией и ЕС крайне сложно выстраивать. Они очень разноплановые. Разноуровневые. На передний план выскакивают то одни, то другие. В зависимости от неловких, алогичных, двусмысленных поступков, совершаемых то одной, то другой стороной. Под влиянием конъюнктурных изменений в глобальной и региональной политике. Из-за ошибочных шагов, объяснить которые друг другу и общественному мнению не всегда удается.

Поэтому от выстраивания их по ранжиру придется отказаться. Ограничимся лишь кратким напоминанием о некоторых из них, представляющихся наиболее важными вне связи с их местом в общей иерархии. Ведь значительная часть политических элит ЕС и его государств-членов продолжают делать вид, что Россию и ЕС разделяют, главным образом, различия в восприятии основных ценностей.

В Москве подозревают, что это не более чем предлог. Он используется Брюсселем для оправдания селективной экономической политики в отношении России. Осуществляемый им экономический курс носит политически мотивированный характер и проводится в нарушение элементарных требований свободной конкуренции и открытого доступа на финансовые рынки, рынки сбыта товаров и услуг и рынки технологий. ЕС хочет покупать российские ресурсы, но не по справедливым, а по бросовым ценам, как во времена М. С. Горбачева, подминая под себя все рынки готовой продукции, в которых заинтересован российский капитал и Российское государство.

Широкое распространение получили и более циничные оценки. Как утверждают некоторые эксперты, ЕС шаг за шагом, методично, без стеснения укрепляет свои геополитические позиции во всех регионах мира, в которых заинтересована Россия. Отсюда и все противоречия. Как реальные, так и надуманные. В зависимости от обстоятельств, их микшируют. Если надо, наоборот, без зазрения совести провоцируют их обострение.

Причем последнее получается у ЕС намного лучше. Ведь достаточно одному государству-члену или их небольшой группе, даже вопреки мнению и интересам большинства, начать «крестовый поход», как к нему подключаются все остальные. ЕС так устроен. С этим ничего не поделать. До тех пор, пока Россия не сломает этот трафарет, на что у нее элементарно не хватает ни сил, ни умения, те или иные силы внутри ЕС будут играть на разногласиях и противоречиях между Россией и государствами-членами. От этого никуда не деться. Разногласия и противоречия носят объективный характер. Снять их не удается. Да и никто этого по-настоящему не хочет.

Приведенные суждения спекулятивны. С ними можно было бы поспорить. Они кажутся достоверными лишь на первый взгляд. В них слишком много передергивания. Объективно Россию и ЕС гораздо больше вещей сближают. Культура, история, геополитика – все подталкивает Россию и ЕС в объятия друг к другу. От игры на противоречиях Москва и Брюссель сильно теряют. Выгода мизерная, а потери колоссальные. Но политическим элитам России и ЕС это надо осознать. Практика пока совершенно иная.

Не вдаваясь в анализ причин, как и было обещано, разберем несколько наиболее ярких примеров.

Энергетика

К теме сотрудничества в области энергетики Дмитрий Медведев, Херман ван Ромпей и Мануэл Баррозу возвращались неоднократно. Не только потому, что во взаимной торговле она является главной статьей экспортно-импортных операций. Приносит наибольшие средства в бюджет России. Воспринимается Брюсселем как один из главных вопросов обеспечения экономической безопасности. Но и потому, что, как выясняется, в этой области разногласия приобрели наиболее острый характер. Существующие проблемы накапливаются. Приобретают застарелый характер. К ним добавляются новые.

За все годы сотрудничества России и ЕС так и не удалось согласовать прочную, стабильную, взаимоприемлемую правовую базу отношений в энергетической области. Из Договора к Энергетической хартии Россия вышла (оставшись в режиме Энергетической хартии). Вместо Договора ничего другого не появилось. Принципы, провозглашенные G20, юридической силы не имеют. Они могут быть полезны лишь как общие ориентиры при разработке обязывающих документов. Предложения руководства России по формированию новой правовой базы ЕС восприняты не были. Никакие международные акты заполнить образовавшийся вакуум не в состоянии. Ни один из них, будь то правила ВТО или какие-то другие, не регламентирует эту область многосторонних и двусторонних отношений столь же подробно, как ДЭХ.

В отсутствие сдерживающих международно-правовых факторов каждая из сторон получает возможность подменять международную регламентацию своим внутренним национальным или наднациональным законодательством. Именно по этому пути и пошел Брюссель. Принятый им Третий энергетический пакет решает административными методами несколько сформулированных Брюсселем задач. Он распространяет на поставки и торговлю природным газом стандартные требования свободной конкуренции, намеренно отказываясь от учета их специфики. Пресекает возможность концентрации в руках единого собственника производства (добычи), транспортировки и распределения этого нетипичного товара. Допускает на рынок неограниченное число игроков, вне зависимости от того, полезно это или вредит. Все для того, чтобы на словах обезопасить себя от внешнего давления, монополизма и ценового сговора; на деле – чтобы утвердить рынок потребителя, т. е. обеспечить господство на рынке не производителя, а именно потребителя.

Но ведь Россия и российские компании в отношениях с ЕС как раз и выступают в роли поставщика и производителя, а ЕС – в роли потребителя. В результате получается, что новейшее законодательство ЕС легитимирует противопоставление интересов и даже их столкновение, при котором преимуществами пользуется только одна из сторон. Москва против этого активно выступает, пытается объяснить, что действия Брюсселя являются антирыночными. Они наносят удар по всей системе долгосрочных контрактов, на основе которых поставки идут в Западную и Центральную Европу. Лишают производителей стимула к инвестициям. Разрушают сложившийся рынок, что в итоге бьет по интересам Большой Европы в целом. Однако донести свои озабоченности до европейских законодателей, правительств и Европарламента российская сторона не может. Ситуация в лучшую сторону не меняется.

Еще одним камнем преткновения являются противоположные подходы Москвы и Брюсселя к решению вопроса транзита. Москва строит свои магистральные трубопроводы. Брюссель лоббирует свои. В прошлом он всячески затягивал выдачу разрешений на прокладку «Северного потока». Естественно, руками государств-членов. В настоящее время с не меньшими, а, может, даже большими проблемами сталкивается реализация проекта «Южный поток». ЕС добивается того, чтобы южным коридором газ шел по Nabucco. Даже несмотря на то, что под Nabucco элементарно нет или недостаточно поставщиков.

Эти объективные противоречия с обескураживающей регулярностью прорываются наружу в том или ином конфликте интересов. В том, что касается Третьего пакета, им стали радикалистские меры отдельных стран по его применению к предприятиям, контролируемым Газпромом, – в Москве даже заговорили о том, что в ЕС по существу приступили к осуществлению частичной национализации иностранной собственности и селективному применению положений пакета (читай, преследованию конкурентов). В том, что касается транзита, – безоглядное проталкивание Брюсселем соглашений с прикаспийскими странами и стремление запустить строительство транскаспийской трубопроводной системы. Больше всего Москву возмутило в этой ситуации, что Брюсселем полностью игнорируется международно-правовой статус Каспия как внутреннего моря и его особые правовые режимы. Не меньшее неприятие действий Брюсселя вызвало то, что он открыто приступил к ведению переговоров за спиной Москвы.

Естественно, что эти сюжеты не могли не затрагиваться на саммите. Очень важно, что они обсуждались в конструктивном ключе с ориентацией на поиски компромисса. Ведь продолжение прежнего курса, когда интересы одной из сторон намеренно ущемляются, никого устроить не может. Применительно к Третьему энергетическому пакету российское руководство вновь напомнило партнерам, что он обладает очень большими гибкостями. Законодательство ЕС предоставляет государствам-членам выбор из различных схем имплементации. Поэтому компромиссы можно поискать на путях гибкого взаимоприемлемого и взаимовыгодного применения различных положений пакета. Так, чтобы ничего не ломать. Так, чтобы оно не применялось вопреки или против интересов одного из ведущих хозяйствующих субъектов на рынке ЕС.

Применительно к Каспию команде Хермана ван Ромпея и Мануэла Баррозу еще раз разъяснили две и так хорошо известные вещи. Международный режим Каспия означает, что договоренности нельзя искать с ограниченным кругом сторон. Это противоречит правовой и политической логике. Решения должны находиться с участием всех, от кого зависит статус Каспия и порядок его эксплуатации. К тому же свои отношения с прикаспийскими странами ЕС не должен строить в ущерб интересам России. Это даже как-то неловко. Брюссель от этого, с учетом влияния России в регионе, не столько выигрывает, сколько проигрывает.

Предложения же Брюсселя по энергетическому разделу нового базового соглашения вообще были Москвой с порога отвергнуты. Российское руководство не нашло в них ничего конструктивного. Ничего приемлемого. Ничего такого, на основе чего можно было бы вести переговоры.

Таким образом, картина более чем удручающая. Объективные противоречия очень глубокие. Они порождают столкновения коммерческих, а вслед за ними и политических интересов. На объективные противоречия наслаивается односторонний экономический и политический курс. Столкновения интересов тут и там прорываются конкретными действиями. Вместо того чтобы сглаживать противоречия, микшировать их, находить взаимоприемлемые решения, стороны настаивают на своем. Так далеко не уехать. Результат плачевен. Россия теряет миллиарды и миллиарды евро. ЕС серьезно утяжеляет экономику своих государств-членов. Принуждает их идти на неоправданные расходы. Ослабляет международную конкурентоспособность.

Одних только констатаций и изложения позиций сторон недостаточно. Необходимо реально договариваться. И договариваться в интересах друг друга. Компромиссы по правовому режиму сотрудничества в области энергетики, применению Третьего пакета, транзиту вполне могут быть найдены. Если этот верхний слой противоречий будет снят, стороны получат возможность выйти на обсуждение гораздо более перспективного вопроса – как формировать единую энергетику Европы. Создавать общий рынок производства, транспортировки и потребления энергоносителей. Привлекать сюда новые инвестиции. А получаемые доходы вкладывать в «зеленую» экономику. Выработка единой стратегии на этот счет расчистит завалы и на пути других, более масштабных договоренностей о нормальном, по-настоящему партнерском обустройстве Европы.

Ведь получается же у хозяйствующих субъектов России и ЕС, у крупных энергетических компаний эффективно работать вместе, когда им не мешает фактор политизации этой сферы двусторонних отношений. Удается России и ЕС выходить на совместное видение того, как европейская и мировая энергетика будет развиваться на период до 2050 года. Дают же ощутимую отдачу проекты в области энергосбережения и энергоэффективности. Понимают ведь в ЕС и государствах-членах, что без российского природного газа не обойтись. ЕС выгодно увеличение его доли в своем энергетическом миксе. Потребители из ЕС будут закупать его все больше и больше. Без него «зеленой» экономики не построить.

К следующему шестилетнему периоду своих взаимоотношений в области энергетики Россия и ЕС подходят с большим грузом проблем. Итоги нынешнего саммита еще раз подтверждают: их нужно решать. Обходить их, сглаживать углы, затягивать с поисками компромисса значит оказывать «медвежью» услугу всем народам Европы.

ВТО и НБС

Вступление России в ВТО только состоялось. Россия добивалась его очень долго. Но ни российское руководство, ни бизнес так до сих пор и не преодолели сомнений в отношении того, принесет ли оно больше плюсов или минусов.

Часть бизнеса настроена весьма скептически. Не дожидаясь последствий, некоторые финансово-промышленные группы уже стали перебрасывать производства в те регионы мира, где рабочая сила дешевле, а рынок более емкий, нежели российский. Формула, с которой они выступают (кстати, она прозвучала на круглом столе промышленников, приуроченном к саммиту), – «никто никогда раньше не отдавал свой внутренний рынок так бездарно и так задешево».

Формула абсолютно безответственная. Спекулятивная. Противоречащая действительности. Но, вместе с тем, хорошо отражающая опасения отечественного бизнеса. Что принесет России ВТО, станет видно только по прошествии какого-то времени. Ведь важен не сам факт членства в ВТО, а то, как его удастся использовать. Насколько к нему приспособится бизнес.

С учетом этого многие в России предпочли бы выждать, осмотреться, сделать некоторые предварительные выводы, а только после этого переходить к переговорам с ЕС о ВТО+ или любом другом торгово-экономическом соглашении, дополнительно открывающем российский рынок для иностранной конкуренции. Пусть и взамен на аналогичные возможности на рынке ЕС. Отсюда предложение российской стороны закончить согласование всех остальных разделов нового базового соглашения, подписать его и только потом договариваться о модифицированном торгово-экономическом режиме сотрудничества. Тем более что Россия очень печется о тех преференциях, которыми пользовалась по действующему СПС и которые не хотела бы потерять.

Принимая во внимание все эти соображения, руководство России, ведущие министерства и ведомства даже изменили свое отношение к действующему СПС. Раньше его ругали. Выпячивали его недостатки. Критиковали за то, что оно не обеспечивает равноправные условия партнерства и сотрудничества, ущемляя интересы Российского государства и бизнеса. Теперь об этих «мелочах» в какой-то степени забыли. О них больше не упоминается. В ходу несколько иной концептуальный подход. Его суть: «Нам нужен такой новый договор с ЕС, который бы сильно отличался от действующего СПС в лучшую сторону, который бы обеспечил качественно новый уровень отношений. Если этого сейчас не получается, то и спешить с новым базовым договором не нужно, СПС хорошо справляется со своей миссией».

За новым концептуальным подходом скрываются не только опасения по поводу того, что реально даст России членство в ВТО. За ним стоит также настороженность относительно желательности и перспективности для России и российского бизнеса установления совместной с ЕС зоны свободной торговли.

Зачем такая зона нужна ЕС и его государствам-членам, лежит на поверхности. Она позволит западноевропейским ТНК действовать на российском рынке в гораздо более благоприятных условиях. Ведь компаниям из стран ЕС есть что продвигать на емкий российский рынок, далекий от насыщения. Это широкая гамма товаров глубокой переработки, наукоемкая продукция, машины и механизмы. Они и сейчас весомо присутствуют в экспорте из ЕС в Россию. Не менее конкурентоспособны на российском рынке и сельхозпродукты, продукты питания, ширпотреб, производимые в ЕС.

Структура же российского экспорта в ЕС примитивна. Львиную долю экспорта составляют природные ресурсы. Они и так не облагаются пошлинами. Прорваться на рынок ЕС с наукоемкими товарами российскому бизнесу вряд ли удастся. Поэтому российская сторона особого энтузиазма по поводу зоны свободной торговли не испытывает. Если бы испытывала, ничто не мешало бы приступить к соответствующим переговорам многие годы тому назад. В действующем СПС такая возможность прямо оговорена.

Позиция ЕС прямо противоположная. По мнению Брюсселя, вступление России в ВТО снимает все препятствия на пути заключения соглашения о зоне свободной торговли (ЗСТ). К нему нужно стремиться. ЗСТ, безусловно, выгодна европейскому бизнесу. Мандат на ведение соответствующих переговоров Европейской Комиссией уже давно получен. Сколько-нибудь серьезных аргументов против ЗСТ российская сторона больше приводить не сможет. Это раньше, на этапе обсуждения условий вступления в ВТО, российские переговорщики могли настаивать, что, дескать, предоставление ЕС дополнительных прав или возможностей будет означать автоматическое их распространение на всех членов ВТО. Сейчас это уже не так. А правила ГАТТ/ВТО никаких ограничений на участие стран-членов в ЗСТ не накладывает.

Однако различия в позициях Москвы и Брюсселя касаются не только ЗСТ. Стороны на настоящий момент совершенно по-разному подходят вообще к вопросу о формате нового базового соглашения. Брюсселю он видится как всеобъемлющий, регламентирующий все важнейшие вопросы торгово-экономического сотрудничества и взаимодействия между ЕС и Россией. Москва же выступает за сравнительно компактный договор, который бы получил дальнейшее развитие в детальной регламентации, прописанной в будущих секторальных соглашениях с ЕС.

Если разобраться, подход ЕС несколько более последовательный. Действующее Соглашение о партнерстве и сотрудничестве имеет всеобъемлющий характер. Чтобы идти дальше, чем СПС, чтобы давать сторонам больше – бизнесу, обществу, людям – новый базовый договор тоже должен быть всеобъемлющим. Об общих параметрах НБС стороны договорились в самом начале переговоров[34]. На том, чтобы придерживаться имеющихся договоренностей, Брюссель и настаивает.

Кроме того, он четко знает, какой запрос получил от европейского бизнеса, в чем его интересы заключаются, и продвигает их на переговорах с Москвой. Запрос российской стороны расплывчат. Утверждение о том, что согласование взаимных более льготных режимов торговли и экономической деятельности на территории друг друга ухудшит условия вступления России в ВТО, не могло и не должно было выступать стержнем российской позиции. Ведь любые взаимные уступки сторон по будущему НБС носили бы отлагательный и обусловленный характер. К тому же ничто не мешало российским переговорщикам настаивать на том, чтобы НБС концентрировалось на снижении административных барьеров, поддержке создания общеевропейских производственных цепочек, облегчении осуществления крупных производственных и технологических проектов, деполитизации процедур принятия экономических решений и всего другого, в чем заинтересованы российский бизнес и общество.

Как бы то ни было, к концу 2011 года на переговорах по НБС сложилась следующая ситуация. Было выделено четыре самостоятельных переговорных трека. Обсуждение велось в рабочих группах по сотрудничеству в области политического диалога и внешней безопасности (1), свободе, безопасности и правосудию (2), экономическим вопросам (3), научным исследованиям, образованию и культуре (4). Итоги каждого раунда подводило Пленарное заседание. После Ханты-Мансийска состоялось 12 раундов переговоров. Однако работа над разделами, касающимися общих режимов экономического сотрудничества и инвестиций (т. н. горизонтальные нормы), по сути дела оказалась заблокированной. Переговорщики со стороны ЕС придавали и придают им первостепенное значение. С учетом этого в декабре 2010 года переговоры вообще по всем разделам НБС были приостановлены. Имелось в виду, что они будут возобновлены после решения вопроса о вступлении России в ВТО или, иначе, нахождения развязок по «режимному» блоку вопросов.

Таким образом, к саммиту ситуация на переговорах по НБС, по сравнению со сложившейся год назад, ни в чем не изменилась. России и ЕС удалось существенно продвинуться с согласованием проектов статей, относящихся ко всем трекам переговоров, за исключением экономического. По экономическому были рассмотрены проекты 13 субстантивных статей – космос, с/х, корпоративное законодательство, статистика, промышленная политика, туризм, макроэкономика, аудит и бухучет, лесное хозяйство, здравоохранение, социальная политика и занятость, защита потребителей, информационное общество. Проекты статей по космосу, статистике, макроэкономике, защите потребителей, здравоохранению были согласованы. По туризму, информационному обществу, промышленной политике, лесному хозяйству, занятости и социальной политике – практически согласованы. Однако проекты горизонтальных статей остались «висеть». Соответственно и обсуждение российских предложений по сотрудничеству в области транспорта, энергетики и финансовой политики пришлось отложить.

Перед саммитом стояла дилемма: либо еще какое-то время подождать с возобновлением переговоров, несмотря на то, что вступление России в ВТО становилось свершившимся фактом, либо вернуться за стол переговоров, либо поискать промежуточное решение. Руководство России и ЕС остановилось именно на нем. По итогам встречи в верхах совместная неформальная экспертная группа получила поручение сторон провести обмен мнениями на основе предложений ЕС по проектам статей, касающихся режима движения товаров, услуг и капиталов и связанным вопросам. Она должна подготовить рекомендации, которые позволили бы Москве и Брюсселю внести коррективы в утвержденные ранее директивы на ведение переговоров, если это будет сочтено целесообразным.

Найденная развязка носит процедурный характер. Однако ее значение не стоит недооценивать. Она вновь открывает окно возможностей. Позволяет сторонам проявить максимальную гибкость. Что-то поменять. Что-то переосмыслить. Заново оценить перспективы не только сотрудничества и партнерства, но и совместного регулирования общих пространств, в данном случае экономического. Хорошо бы, если бы Москва и Брюссель этими возможностями в максимальной степени воспользовались. Тогда, может быть, им удалось бы выйти на формулирование норм прямого действия, которые бы блокировали тягу национального законодателя и исполнительной власти к принятию односторонних мер, какими бы резонами они ни обосновывались.

Очередной раздражитель

То, чего хотелось бы избежать благодаря принятию грамотно составленного НБС, иллюстрируют два эпизода из недавней истории отношений между Россией и ЕС, подробно обсуждавшихся на саммите. Вернее, для того чтобы они принадлежали истории, сторонам еще придется поработать. Пока они отравляют двустороннее сотрудничество. Их негативное воздействие какое-то время будет, к сожалению, непосредственно сказываться на общем климате взаимоотношений.

Пример первый. Одной из стран ЕС не удалось договориться с Газпромом о цене на природный газ, поступающий из России (читай, о снижении цены на газ). У соседей получилось, а у нее нет. Сразу же вслед за этим последовали силовые действия Европейской Комиссии по организации обысков офисов компаний, действующих на рынке ЕС и подконтрольных Газпрому, и выемки документации. Естественно, что оба события никоим образом между собой не связаны. Европейская Комиссия действовала полностью в рамках имеющихся у нее полномочий по борьбе с нарушениями свободы конкуренции, злоупотреблениями доминирующим положением и т. д. Тем не менее.

На встрече в верхах руководство ЕС и члены Европейской Комиссии поспешили разъяснить. Мол, ничего необычного. Никакой дискриминации. И никакого умысла. Соответствующие акции были предприняты в отношении всех энергетических компаний. Газпром был затронут в той же степени, что и все остальные. В ЕС одинаково относятся что к России, что к Норвегии и Алжиру. Ни о каком селективном применении права и речи быть не может.

Все это так. Хотя, по мнению российских переговорщиков, выглядело не слишком убедительно. Однако в юридическом плане ни Газпром, ни Кремль ничего не могли противопоставить проведенной атаке на их интересы в связи с отсутствием для этого правовых оснований. А вот если бы стороны были связаны обязательствами о совместном расследовании обвинений, выдвигаемых против компаний, базирующихся на территории России и ЕС, об обмене конфиденциальной информацией и о сотрудничестве в обеспечении соблюдения совместного антитрестовского законодательства, обладающего прямым действием (!), ситуация была бы совсем другой[35]. Прибегать к политическому давлению и выносить все на высокий политический уровень не всегда срабатывает.

Пример второй. В ЕС какое-то время велась дискуссия по поводу того, как возложить расходы на противодействие выбросам парниковых газов и изменению климата на тех, кто загрязняет окружающую среду. В частности предлагалось ввести специальный налог на авиаперевозчиков, принудительно включающий их в режим торговли квотами. За каждый рейс или как-то иначе. В третьих странах, включая не только Россию, но и Китай, и США, к ведущейся дискуссии отнеслись без должного внимания. Ведь мера фискальная, считали там. Никого ни к чему не стимулирует. На поведении авиаперевозчиков никак не скажется. Это просто топорно сработанный дополнительный налог, не более того. Потом, есть же общепризнанные механизмы согласования международно-правовых решений. Есть компетентные международные организации. ЕС ни за что не пойдет на введение мер, которые будут иметь, по сути, экстерриториальный эффект.

Как выяснилось, все третьи страны, включая и Россию, и Китай, и США, просчитались. Они недооценили упертость чиновничества ЕС и безоглядное стремление Брюсселя выступать лидером в продвижении климатического досье. Дескать, да, мы первопроходцы. Мы показываем остальным пример. Все остальные должны следовать за нами. Правда, почему должны следовать и вообще, кому должны, не уточнялось. Но ЕС взял и утвердил директиву, прямым следствием которой становится, по прошествии отлагательного периода, взимание налога в размере двух евро за любой перелет в ЕС и из ЕС и на территории ЕС[36].

Последовала фантастически разъяренная реакция чуть ли не всех мировых игроков. Их возмутило абсолютно все в действиях ЕС. Ведь предложенные ЕС меры обсуждались на международном уровне. Все высказались против. Тем не менее, Брюссель ввел их. В «приличном обществе», посчитали партнеры ЕС, так себя не ведут. На всех же форумах – и в G20, и в ООН и т. д. – договаривались действовать сообща, выступать с согласованных позиций. Подобные шаги отрицают достигнутые договоренности.

Кроме того, с какой стати на всех иностранных перевозчиков в небе ЕС накладываются дополнительные поборы? Почему они обязаны платить ЕС то ли оброк, то ли барщину, как это случалось в средневековье за проход через земли феодалов? Наконец, кто давал право ЕС наделять свое внутреннее законодательство экстерриториальным действием и подчинять ему иностранные компании? Вопросы были поставлены настолько остро и в такой жесткой форме, что отдельные страны ЕС и крупнейшие авиаперевозчики из стран ЕС заколебались и тоже стали выступать против поборов. Ранее они вынуждены были смириться с диктатом институтов ЕС. Теперь как бы подняли голову.

На саммите все эти неудобные вопросы руководству ЕС вряд ли задавались. Но в мягкой, деликатной, корректной форме требование отыграть назад наверняка прозвучало. Не надо быть провидцем для того, чтобы смоделировать вероятные ответы. У Брюсселя они всегда звучат примерно одинаково. Суть – это внутренние меры ЕС. Они распространяются на всех хозяйствующих субъектов. Поэтому никакой дискриминации иностранных авиаперевозчиков. Все в равном положении. Решается благородная задача противодействия изменению климата. Все должны последовать за ЕС и подключиться, таким образом, к достижению этой общей цели.

Утверждение об экстерриториальности тоже не обосновано. Меры касаются внутреннего рынка ЕС. Регулировать свой внутренний рынок вправе все. И расхождений с нормами международного права и правилами ИКАО никаких нет. Все в рамках международного права. Отдельные же страны ЕС и ведущие перевозчики стали выражать сомнения только в связи с международной реакцией. До того они «против» не выступали. В любом случае директива уже принята. Где они были раньше? После драки кулаками не машут. Тем не менее, ЕС готов проявить гибкость и поискать какие-то варианты или механизмы компенсации.

Посмотрим. И на то, что в итоге придумает ЕС. И как дальше будут вести себя основные мировые игроки. Пока Конгресс США дал указание своим перевозчикам никакие дополнительные сборы с пассажиров не взимать. Китай тоже пригрозил. Для России же описанный эпизод очень напоминает дежавю. Какое-то время тому назад Брюссель ввел налог на (выбросы) большегрузных грузовиков. Дальнобойщиков на обыденном языке. Односторонними мерами ЕС были затронуты российские компании. В ответ Россия ввела налог на своей территории на транспортные фирмы ЕС. Брюссель тут же заявил: «не имеете права». Мы обложили налогом всех в одинаковой степени. Вы установили налог только для перевозчиков из ЕС. Это дискриминация. Либо распространите указанные меры на всех – и своих, и чужих – причем из всех стран. Либо отменяйте их.

Получается как-то не очень логично. ЕС устанавливает общие стандарты без оглядки на других, определяет условия деятельности на рынке, исходя из своего видения того, какие цели при этом должны преследоваться. Другим же в этом отказывает. Так, России для вступления в ВТО пришлось пойти на отказ от сборов с иностранных авиакомпаний за транссибирские перелеты, на корректировку обещаний, данных иностранным компаниям, приступившим к промсборке автомобилей на территории страны, и т. д. Тем не менее, в связи с принудительным подключением авиаперевозчиков к торговле квотами на выброс Москва в очередной раз пригрозила ответными мерами.

Значит, нужны неполитизированные механизмы разрешения подобных споров, которые бы не зависели от политической конъюнктуры, могли приостанавливать действие односторонних мер вплоть до нахождения урегулирования, применять действующее право, обязательное для обеих сторон, а не изменяемое ими по своему желанию. Действующее СПС не срабатывает. Все это в нормативном и институциональном плане должно быть предусмотрено в НБС.

Международная проблематика

Казалось бы, в этой области сотрудничество между Россией и ЕС идет особенно успешно. Подходы Москвы и Брюсселя к неприменению силы, господству права в международных отношениях, обеспечению международной стабильности, объединению усилий для решения глобальных проблем во многом совпадают. Активно ведется политический диалог в территориальном и функциональном срезе. Россия и ЕС хорошо взаимодействуют в международных организациях. Ими созданы особые форматы урегулирования отдельных международных конфликтов, решения общих и региональных проблем: по БВУ, ядерной программе Ирана[37] и т. д. Накоплен опыт взаимодействия при проведении военно-гражданских миротворческих операций.

Тем не менее, есть нюансы. В ходу грустная недипломатичная шутка: «Чем дальше регион от общих границ России и ЕС, тем легче им договариваться». Камнем преткновения остается проводимая ЕС политика «Восточного партнерства». Москва воспринимает ее как стремление Брюсселя принудить элиты стран общего соседства сделать выбор между ориентацией на Россию или на ЕС и привязать их к себе. Со своей стороны, Брюссель при каждой удобной возможности обвиняет Кремль в проведении имперской политики и приверженности отжившим концепциям сфер влияния. Столкновение интересов на постсоветском пространстве серьезно осложняет отношения между Россией и ЕС. Последний пример – попытки добиться от Украины участия в ЗСТ+ с ЕС или вхождения в Таможенный и Евразийский союз. Однако эта группа разногласий вновь была оставлена за рамками саммита (за исключением их энергетического измерения). Как и некоторые другие.

Россия и ЕС выступают за территориальную целостность Грузии. Но толкуют ее прямо противоположным образом. ЕС как включающую Абхазию и Южную Осетию. Россия, естественно, как исключающую. ЕС настаивает на том, чтобы Россия в полном объеме выполнила план Медведева – Саркози[38]. Россия считает, что добросовестно соблюдает его. Фактически разногласия по этой острейшей проблеме, чреватые обострением, отставлены в сторону. Москва и Брюссель договорились о несогласии. Единственный позитив, о котором они могут говорить, – полезность неизменно сбоящего Женевского процесса и то, что им удалось уговорить Тбилиси не препятствовать вступлению России в ВТО. Правда, какой ценой. Москве пришлось прибегать к мегафонной дипломатии. Апеллировать к коллективному Западу. Идти на серьезные уступки. Нет никаких гарантий против того, что разногласия по поводу государств, признанных Россией в одностороннем порядке, не будут всплывать в контексте нахождения развязок и по другим вопросам.

Очагом напряженности в отношениях между Россией и ЕС остаются пробуксовка Приднестровского урегулирования, продолжающийся конституционный кризис в Молдове, массовая выдача гражданам страны румынских паспортов. В Москве уверены, что наилучшие шансы на нормализацию ситуации и достижение урегулирования давал план Дмитрия Николаевича Козака. Сожалеют, что он был торпедирован. Брюссель по этому поводу придерживается несколько иного мнения. И «ставить в угол» одного из своих государств-членов не собирается. Вот и получается, что можно выражать удовлетворение только форматом переговоров по Приднестровскому урегулированию и приветствовать поддержку Россией формулы 5+2.

Нагорный Карабах. Москва и Брюссель согласны с тем, что использование силы и угрозы силой недопустимо. Они регулярно приветствуют усилия сопредседателей Минской группы, где Россия играет первую скрипку. Отмечают достигнутый прогресс. Но ни для кого не секрет, что вывести урегулирование из тупика никак не удается. Несмотря на все посреднические усилия и организацию прямых контактов в верхах. А ведь взрывоопасный материал в регионе накапливается. Угроза международной стабильности очень большая. Нормальное экономическое сотрудничество в масштабах Большого Кавказа по этой причине запустить не получается.

Косовская проблема также вынесена за рамки диалога между Россией и ЕС на высшем уровне. А ведь обострения в Косовской Митровице случаются с удручающей периодичностью. Причем как из-за действий местных властей, так и миротворческой миссии. Политика оказания политического давления на Сербию и «подкупа» элит имеет свои ограничения. Возможности поиска каких-то иных вариантов обеспечения прав меньшинств намеренно игнорируются. Просто обмениваться информацией по меняющейся ситуации и оценками явно недостаточно. Однако Брюссель исходит из того, что перспектива включения в ЕС позволит отыскать все необходимые развязки. В любом случае Балканы для него уже не внешняя, а внутренняя политика. Поэтому на саммитах руководство ЕС предпочитает весь разговор с Россией сводить к изложению фактологии. По состоянию на сегодня переговоры с Хорватией завершены. Условия приема в ЕС формализованы. Договор о приеме подписан. На его ратификацию потребуется чуть больше года. Если не произойдет чего-то экстраординарного, Хорватия станет 28-м членом ЕС с 1 июля 2013 года. Черногории статус кандидата в члены ЕС предоставлен. Переговоры стартуют в середине года. В отношении Белграда, видимо, в зависимости от развития внутриполитической ситуации, аналогичное решение будет принято институтами ЕС в феврале и официально объявлено в марте.

Большие опасения у России и ЕС вызывает ситуация на Большом Ближнем Востоке. Вернее даже будет сказать, усиливающаяся дестабилизация Большого Ближнего Востока. И Москва, и Брюссель исходят из того, что Иран не должен получить доступ к ядерному оружию, что эту задачу следует решать мирным путем, и активно работают вместе на данном направлении. Они теснейшим образом сотрудничают по БВУ во всех возможных форматах. Они выступают за демократическое, стабильное, поступательное развитие региона. Не раз высказывали надежду на то, что «арабская весна» послужит достижению этих целей. Приняли ряд совместных заявлений по БВУ и «арабской весне».

Но в Москве без иллюзий оценивают происходящее в регионе. Понимают, какие силы реально воспользуются сменой политических режимов в большой группе арабских государств. Предвидят, к каким сдвигам в их внешней и внутренней политике приведет приход во власть происламских и исламистских партий и движений. Что за этим последует. Какое влияние окажет на процесс мирного урегулирования. Категорически возражают против повторения ливийского сценария где-либо еще.

Брюссель же ведет себя так, будто бы передовицы в газетах, популистские заявления и увещевания и есть реальная политика[39]. Будто бы ведущуюся войну за доступ к богатствам региона никто не замечает. Вот и получается, что желание не обострять политический диалог и здесь оказывает руководству России и ЕС медвежью услугу. Обе стороны лишь делятся своими подходами и озабоченностями, но настоящей сверки часов, за которой могли бы следовать совместные действия и инициативы, а не только заявления, не происходит.

Отсюда желание поговорить о Китае, АТР, развитии ситуации в отдаленных регионах планеты. Такое желание более чем оправданно. Происходящее в Китае интересует всех. Китай превращается в важнейший фактор мировой политики и экономики. С учетом этого сопоставление точек зрения Москвы и Брюсселя на ситуацию в АТР в рамках политического диалога на высшем уровне становится настоятельным императивом. Но есть и свои «но». На такие темы надо говорить серьезно и обстоятельно, входя в детали и нюансы, ставя проблемы и предлагая подходы к их решению. За 5 – 10 минут, которые есть на это у лидеров России и ЕС в формате официальных переговоров, подобное невозможно. Максимум, что можно сделать, это констатировать, что у ЕС, его стран-членов и их компаний в АТР сосредоточены колоссальные экономические интересы, а политическое влияние стремится к нулю. Для России же дальневосточное измерение международной деятельности и экономического сотрудничества приобретает все большее значение. Оно растет. И стремительными темпами. Уже сейчас товарооборот с Китаем превысил показатели, к которым Россия и Германия подбирались два десятилетия. В среднесрочной перспективе, по прикидкам Москвы, он вырастет до 150 и к 2020 году – до 180 млрд. долларов США. Это где-то около половины нынешнего товарооборота России со всеми 28-ю государствами-членами ЕС, вместе взятыми. Такие прогнозы, само собой, наводят на размышление. А также контекст, в котором они озвучиваются. Особенно если учесть сугубо позитивную характеристику, даваемую Москвой набирающему размах сотрудничеству в рамках БРИКС, и желанию представить Евразийский союз как будущего органичного партнера ЕС.

Однако лучше всего общую неудовлетворенность от того, как развивается сотрудничество между Россией и ЕС во внешнеполитической сфере, иллюстрируют несколько других фактов. Первый. Диалог по поводу инициативы России заключить Договор о европейской безопасности, с которой в Москве связывали столько надежд, практически сошел на нет. О нем давно уже не слышно ничего нового.

Второй. Громковещательное российско-германское предложение, поддержанное министрами иностранных дел России, Польши, Германии и Франции, о создании Россией и странами ЕС совместного совета по международным делам и вопросам безопасности на уровне мининдел так и не вышло из зачаточного состояния. Казалось бы, оно отвечает насущной необходимости. Позволяет выйти на новый уровень взаимодействия. Подготавливает почву для координации действий в масштабах континента. Просто отвечает логике партнерских отношений между Россией и ЕС. Тем не менее, воз и ныне там. Сначала страны ЕС попытались сориентировать будущий совместный орган на поиски развязок только и исключительно по Приднестровскому урегулированию. После того как это не получилось, просто «замотали» предложение. Хотя и не полностью. Оно остается на плаву.

Третий. С заключением соглашения о кризисном регулировании тоже не особенно получается. Сначала стороны были полны оптимизма. Затем – так неоднократно бывало уже и раньше – выяснилось, что Брюссель не видит иных возможностей, как только предложить Москве подключаться к проводимым им военным, военно-гражданским и гражданским операциям миротворческого характера, подчиняясь его управленческим схемам (Севильская формула). Москву, естественно, подобный подход не устраивает и не может устраивать. России нужны такие договоренности, которые позволяли бы ей при каких-то обстоятельствах выступать в качестве лидирующей державы, которую бы поддерживали контингенты стран ЕС. В каких-то – действовать в сотрудничестве с ЕС на паритетных или каких-то иных, но равноправных основах. ЕС такие варианты по сути дела даже отказывается рассматривать. Под предлогом все той же Севильской формулы. Но Москва предлагает ее совершенно иное прочтение, нежели то, на котором твердокаменно продолжает настаивать Брюссель. По ее мнению, ничто в Севильской формуле не запрещает ЕС встраиваться в операции, проводимые третьими странами. Вот вам и еще один тупик.

Четвертый. Уже несколько лет Брюссель настаивает на том, чтобы переформатировать политический диалог с Россией по правам человека. Мол, он недостаточен. Он мало что дает. Он ведется на политическом уровне, а ему надо придать чисто профессиональный характер. Подключить к нему все профильные министерства и ведомства. Подтянуть общественность. Сделать отраслевым. Сориентировать на получение конечного результата. В Москве же не понимают, что препятствует работе на получение конкретного результата. Что мешает профессионализму. Тем более что в консультациях/диалоге по проблематике пространства свободы, безопасности и законности/правосудия участвуют все российские правоприменительные органы. Более того, они играют в них лидирующую роль. Проблематика же прав человека вовсе не сводится к ее трактовке Брюсселем. Вот что по этому поводу было сказано Дмитрием Медведевым на итоговой пресс-конференции: «Как только что сказали мои коллеги, одной из важных тем нашего сотрудничества, по которой мы всегда обмениваемся мнениями, даём оценки друг другу, иногда достаточно жёсткие, – это соблюдение прав человека. Россия, в свою очередь, обязана тоже такие оценки давать, потому что у нас своих проблем хватает, я имею в виду Российскую Федерацию. Но есть и проблемы в Евросоюзе, есть и проблемы с соблюдением прав русскоязычных граждан в целом ряде стран, а также всем известные факты ксенофобии, экстремизма и неонацизма в ряде государств Европейского Союза. На это тоже нельзя закрывать глаза и с этим нужно бороться».

Вместо заключения

Таким образом, окрестить состоявшуюся встречу в верхах «саммитом свершений» или «саммитом результатов», как поспешили это сделать Херман ван Ромпей и Мануэл Баррозу, не получается. Саммитом же подведения итогов – вполне. Попробуем и мы, вслед за лидерами России и ЕС, подвести итог. Только сразу оговоримся, делаем это не для того, чтобы выставить оценку. И так понятно, что при другой ситуации на континенте он мог бы быть на порядок весомее. А для того чтобы нарисовать объективную картинку состояния дел в двусторонних отношениях и посмотреть, что можно было бы делать несколько лучше.

Крупнейшим достижением, которое лидеры России и ЕС записали на свой счет, стало вступление России в ВТО. Это действительно прорыв. К этому результату Москва шла бесконечно долго. Но страничка, связанная с борьбой за достойное членство в ВТО, теперь перевернута или почти перевернута. Дальше уравнение со многими неизвестными. России, российскому бизнесу надо будет работать самым активным образом, чтобы противостоять усилению конкуренции на внутреннем рынке и капитализировать преимущества от членства, добиваясь международных дивидендов и захвата внешних рынков. Одновременно мы окажемся под неослабным давлением других членов ВТО и прежде всего ЕС, которые будут осуществлять мониторинг того, как российские власти и бизнес выполняют взятые на себя обязательства. Значит, членство, добытое с таким трудом, – лишь очередное окно возможностей. Им обязательно надо воспользоваться. Это домашнее задание для власти и бизнеса. Его необходимо выполнить. Это надежда на углубление и диверсификацию связей с ЕС, на создание для их развития гораздо более благоприятных условий. Крайне важно, чтобы она оправдалась.

Все остальные сюжеты, затрагивавшиеся на саммите, – суть строительные леса, возведенные сторонами вокруг будущего здания партнерства, стратегического партнерства, лучше – союза, если они у России и ЕС получатся. Облегчение визового режима, совместные шаги по его отмене, дорожные карты построения общих пространств, партнерство для модернизации, переговоры по новому базовому соглашению, обустройство совместного пространства свободы, безопасности и законности/правосудия, крупные проекты в области энергетики, переход к новым формам взаимодействия по международным досье – все это плод огромного труда. Но не результат. Не партнерство. Все это пролог к конкретному результату и реальному партнерству. Пролог к большой кропотливой работе по реализации всех тех возможностей, которые в них заложены.

То же касается и вороха противоречий, о которых речь шла выше. Да, это данность. Такова действительная ситуация. Она никого не устраивает. Не может устраивать. Ее надо менять. Но ничто не мешает Москве и Брюсселю (кроме инерционности подходов и стремления получать одностороннюю выгоду, что невозможно по определению) менять ее к лучшему. Шаг за шагом продвигаться к новому качеству отношений, при котором взаимное доверие и заинтересованность позволяли бы находить развязки и обращать минусы в плюсы.

И здесь мы подбираемся к самому главному. Чтобы реализовать огромный, во многом пока еще спящий потенциал партнерства и сотрудничества, России, ЕС и его государствам-членам нужно четко представлять себе стратегическую перспективу их взаимоотношений. Если бы ею были провозглашены выход на создание союза (в той или иной форме), построение Большой Европы или Союза Европы, все бы поменялось.

Вот настоящий предмет для встреч в верхах, причем желательно, гораздо более обстоятельных, нежели сейчас, – достижение договоренностей о совместном стратегическом видении партнерства и его формализация. Причем, лучше всего в доверительной, неформальной обстановке. Будет взаимопонимание по этому главному вопросу – легче пойдет нахождение решений и по всему спектру конкретных задач и текущих проблем.

Сами же обсуждения текущих вопросов двусторонних отношений и международной повестки желательно сосредоточить не на изложении позиций сторон – они, в принципе, и так хорошо известны, – а на заслушивании высших должностных лиц по острейшим проблемам, с которыми сталкиваются обе стороны, и предлагаемым ими развязкам. Цель – сразу же выходить на взаимоприемлемые решения и поручения компетентным национальным и наднациональным властным структурам. В какой-то степени это и сейчас делается, но не всегда последовательно. С расчисткой завалов на пути вступления России в ВТО получилось – получится и по всему азимуту других вопросов, представляющих взаимный интерес. Только желательно не через десятилетия. Тем более что, как справедливо отмечали лидеры объединенной Европы, Россия и ЕС находятся на перепутье, весь мир находится на перепутье, международное окружение очень быстро, просто-таки стремительно меняется. Иначе нынешнее поколение до реального партнерства между Россией и ЕС не доживет. «Откровенный, открытый, конструктивный диалог», как охарактеризовал работу на саммите делегаций России и ЕС Мануэл Баррозу, – это очень хорошо, даже замечательно, но это всего лишь первый этап, пролог к настоящему стратегическому взаимодействию.

В конце 2011 года Европейский совет по международным отношениям, печально известный своими тенденциозными исследованиями, разродился очередным докладом. На этот раз – о возможном политическом курсе Европейского Союза и его государств-членов в отношении России. Только не нынешней, условно медведевской, а той, в которую она может превратиться спустя уже несколько лет[41].

Диагноз, поставленный британскими исследователями, малоутешительный. В двух словах, ни России, ни россиянам не позавидуешь.

Страна, как следует из выжимки доклада, представленного авторами, вымирает. Экономика загибается. Современной инфраструктуры как не было, так и нет. Технологическое отставание усиливается.

Никакой стратегии обновления правящий класс выработать не смог. Политическая система архаичная. Закостенелая. Загнивающая. Инициативу и конкуренцию душат. В том числе политическую. Коррупцию поощряют.

Из всех стран БРИКС, может, кроме ЮАР, да и то не факт, у России позиции самые слабые. Перспективы – соответственно, наиболее мрачные. Да и БРИКСа-то в действительности не существует. Так, недоразумение.

В общем, ложись в гроб и помирай. И какие требования к такой России предъявлять, выписано примерно в сходных тонах.

Спорить с такими тезисами – дело бессмысленное и проигрышное. Противопоставить им можно только одно – здоровую порцию юмора. На это мы с Екатериной и сделали ставку в нашем выступлении в МИДе Италии на обсуждении доклада. Насколько успешно – вам судить.

Сначала вкратце основные пассажи из выступления. Затем – о последовавшей на них реакции со стороны итальянских дипломатов, принявших участие в дискуссии, и представителей экспертного сообщества.

О том, что сближает наши народы

У россиян и итальянцев много общего. Очень. Буквально несколько примеров в подтверждение. Все мы любим Италию. Безумно. Всей душой. И климат. И песни. И культуру. И историю. Все мы вышли из великой и величественной Римской империи и являемся в цивилизационном плане ее наследниками.

Все мы высоко ценим чувство юмора. И в литературе, и в повседневной жизни. Жить без него не можем. Оно наша палочка-выручалочка. Позволяет легче относиться к жизни. Плевать на несуразицы. Преодолевать недопонимания.

Еще нас сближает глубоко сидящее в нас здоровое недоверие к электронным средствам массовой информации, ко всяким докладам и сенсационным публикациям. Знаем, как часто они носят заказной характер. Не раз убеждались, насколько много в них вранья, тенденциозности и всяческих благоглупостей.

Исключение составляют, пожалуй, только такие каналы, как «Animal Planet». Давайте же его глазами взглянем на БРИКС, Россию, ЕС и наши взаимоотношения.

Странные политические существа

Все давно привыкли отождествлять Россию с ее гербом. На нем изображен двуглавый орел. Одна его голова смотрит в одну сторону. Другая – в другую. Если слегка напрячь фантазию, одна – на Восток, другая – на Запад.

Все годы Россия разрывалась между Востоком и Западом. Всю нашу историю пронизывает борьба между западниками и славянофилами, между либералами и государственниками. Как в прошлом, так и сейчас.

Только Европейский Союз является гораздо более странным политическим созданием. У него аж 31 голова. С вступлением Хорватии станет 32. Если считать с Еврозоной – 33. Из них 27 (28) – президенты и/или премьер-министры государств-членов. Еще пять – председатели Европейского Совета, Европарламента, Европейской Комиссии, Еврозоны плюс Высокий представитель по иностранным делам и политике безопасности.

И несмотря ни на что, ЕС удается принимать эффективные решения и добиваться их исполнения. Хотя и не всегда. Как показывает перманентный кризис суверенных долгов, из которого государствам-членам никак не удается выкарабкаться. Декабрьские договоренности, достигнутые на заседании Европейского Совета в Брюсселе за счет Великобритании, несколько обнадежили. Но не до конца.

На этом фоне БРИКС выглядит таким симпатичным дракончиком. Только что вылупившимся. О пяти головах. Наш фольклор богат образами драконов. Согласно самым разным сказочкам и сказаньям, своеобразие добродушного чудовища состоит в том, что каждая голова живет как бы сама по себе. У каждой из них свои взгляды на окружающий мир. Свои предпочтения. Договариваться им между собой крайне сложно. Хотя порой получается. А вот когда получается, тогда…

БРИКС – удивительное создание. Вначале оно существовало как фантазия. Это термин такой научный был запущен в оборот. В реальности же никакой структуры не было. Но сейчас она не только есть, но и стремительно развивается. Обрастает переговорными форматами. Начинает оказывать растущее воздействие на мировые процессы.

Залогом дальнейшего укрепления БРИКС служит то, что он много дает его участникам. В плане влияния, согласования позиций и подходов, разрешения противоречий, включая очень острые и застарелые, мешавшие им в прошлом. Хоронить БРИКС явно преждевременно. Он только начал себя показывать.

Относится ли Россия к разряду хищников

Всех животных на нашей планете, образующих международное сообщество, можно подразделить на три группы. Первую образуют те, которые пожирают других. Они всем хорошо известны. Ко второй относятся те, кого пожирают. Одной из последних жертв оказалась Ливия. На очереди – некоторые другие. Наконец, третью группу составляют «травоядные», которые, однако, слишком велики для того, чтобы достаться на завтрак или на обед хищникам. Даже сбившимся в стаю. Россию можно скорее отнести к их числу. Крест на России я бы никому ставить не советовал.

Да, значительная часть нелицеприятной критики, которая на нее обрушивается, вполне справедлива. И в отношении незавершенности реформ, и дефектности демократического устройства, и низкой эффективности структур управления, и коррупции. Но только часть. Слишком много выпадов носят заказной характер. Их инициаторы пренебрегают объективным анализом невзгод, выпавших на нашу долю, и имеющихся, хотя и скромных, результатов.

Россия – огромная страна. Богатейшая. И в географическом плане. И с точки зрения полезных ископаемых. Она обладает колоссальным потенциалом. И природным. И человеческим. И научно-технологическим.

Деиндустриализация и люмпенизация страны, к сожалению, стала свершившимся фактом. Вместе с тем, не стоит забывать, что в ряде перспективных областей у России по-прежнему лидирующие позиции. Будь то космос, мирный атом или производство отдельных видов вооружений.

Характерно, что многие дорогостоящие компоненты Боингов производят в России. Здесь же расположены некоторые из его конструкторских бюро. Разрабатываемый в России софт используется крупнейшими банками мира и т. д.

К тому же Россия превратилась в крупнейший рынок потребления товаров, производимых странами Европейского Союза. Начиная от продуктов питания и заканчивая самыми дорогостоящими лекарствами. Достаточно сказать, что Россия – крупнейший рынок сбыта для немецких автопроизводителей после самой Германии.

Вроде бы у страны нет внятной официально принятой концепции экономического развития. «Стратегию 2020» таковой можно считать только с большой натяжкой. Вместе с тем, в отдельных областях стратегические ориентиры проглядывают. Возьмем для примера энергетику, с учетом того значения, которое торговля энергоресурсами имеет для отношений между Россией и ЕС.

Эра сверхдешевой нефти закончилась. Выход США на самообеспечение и превращение в крупнейшую нефтедобывающую державу в этом отношении мало что меняет. Война ценового демпинга в целях передела рынков будет менять ситуацию на год-два, не больше. Запасы нефти ограничены. Добыча становится все более дорогостоящей. Нефть вносит слишком большую лепту в изменение климата. Она будет вытесняться. В перспективе – возобновляемыми источниками. В ближайшие годы – на время переходного периода – природным и, в какой-то степени, сланцевым газом.

Природный газ постепенно будет становиться ликвидным биржевым товаром. Он будет нужен всем. На него будет переходить большегрузный автотранспорт. Это экологически чистый вид топлива. Если предлагаемый прогноз сбудется, российские производители окажутся в очень выигрышном положении: в России сосредоточена третья часть мировых запасов природного газа.

Российские компании намерены сполна воспользоваться ростом спроса. Они диверсифицируют средства доставки. Создают новые транзитные коридоры. Выходят на новые рынки. Прежде всего, в ЮВА. К 2025–2030 годам соответствующие рынки приобретут принципиально иную конфигурацию.

Но это только один из элементов стратегии. К числу других относятся энергосбережение и повышение внутренних цен. С 2009 года в стране действует новейшее законодательство, принуждающее крупных потребителей к энергосбережению. Пока оно может быть охарактеризовано как скорее спящее – последствия кризиса. Но уже вскоре оно должно заработать.

Многолетней программой повышения внутренних цен, согласованной правительством и крупнейшими производителями, предусматривается поэтапное сближение внутренних цен с мировыми. Цель – ослабить зависимость от внешних рынков, укрепить позиции отечественных фирм, их конкурентоспособность, сделать работу на внутреннем рынке столь же выгодной, что и экспорт. Еще один императив – увеличить глубину переработки и, в целом, техническую вооруженность.

Так что если мир вновь не ввергнется в нисходящую спираль экономического кризиса, и при условии надлежащего управления, у России будут козыри на руках. С точки зрения капиталовложений в диверсификацию экономики. Как равно и с позиций игры на глобальном и региональном рынках.

У России, российского двуглавого орла, таким образом, крылья, похоже, достаточно крепкие. Он их еще расправит. Во всяком случае, может. И большие расстояния ему будут нипочем.

Способны ли обладатели «пятачка» летать

Больше вопросов сейчас к другому удивительному политическому существу из мира животных – к Европейскому Союзу. Затянувшийся кризис суверенных долгов, понижение рейтинга большой группы государств-членов, замедленность принятия необходимых политических и экономических решений вскрыли все слабые стороны реализуемого ими европейского проекта.

Все больше и больше экспертов, особенно в ЮВА, высказывают сомнения по поводу того, сможет ли ЕС и в дальнейшем высоко летать. Вошедшая в обиход аббревиатура ПИГС, которая по-русски звучит точно так же, как и по-английски, прекрасно иллюстрирует эти сомнения.

России выгодно, чтобы Союз мог. ЕС – наш самый надежный партнер. Рынок сбыта и поставщик широкой номенклатуры товаров. Ведущий инвестор в российскую экономику. Но не только.

Россия – тоже Европа. Она часть нашей общей культуры. Нашей общей истории. Нам импонирует избранная ЕС модель социально-экономического развития. Ее краха допустить ни в коем случае нельзя. Это будет катастрофой для всей Европы. Не только для ЕС.

В данном контексте уместно напомнить, что темпы экономического роста в России может быть намного ниже, чем в других странах БРИКС. Тем не менее, они на порядок выше, чем в ЕС. По данным за 2011 год – порядка 4,6–4,8 %. В ЕС же дело идет к рецессии. Поэтому уничижительные оценки того, что происходит в России, и заведомо тенденциозные прогнозы вряд ли могут пойти на пользу ЕС и его государствам-членам.

И Россия, и ЕС много выиграли бы от налаживания взаправдашнего стратегического партнерства. Во всех областях. Внешней политики. Экономики. Внутренней безопасности. Науки, культуры, образования. Такое партнерство резко усилило бы конкурентоспособность сторон.

В многовекторной внешней политике России ЕС занимает очень важное место. Чуть ли не центральное. Без ущерба связям России со странами Евразийского союза, США, Китаем, Индией и т. д.

Но чтобы выйти на стратегическое партнерство, необходимо уважительное отношение друг к другу. Учет взаимных интересов. Равноправие. Удастся всего этого добиться, Россию и ЕС будет ожидать гораздо более светлое будущее.

Летать тогда получится намного увереннее.

Неприхотливая дискуссия

Участники дискуссии, последовавшей вслед за презентацией доклада и основными выступлениями, с ходу разделились на три лагеря. Первый составили закоренелые скептики и записные любители алармистских прогнозов.

Согласно высказанной ими точки зрения, критическое отношение к России более чем оправданно. Тем более теперь, когда политическая поросль путинского призыва исчерпала себя. Политический и экономический курс, проводившийся большую часть последнего десятилетия, завел страну в тупик. А Россию ожидает еще один срок стагнации, ручного управления, иммобилизма и неопределенности.

Правда, объективности ради следует отметить, что столь же разносный анализ они дали и западному миру, и глобализму в целом. Мол, если ситуацию в России можно описать терминами стагнации, то западный мир просто загибается.

А возникновение глобальных рынков, глобальной экономики, глобального общества привело к сугубо отрицательным последствиям. Среди них – безудержный перелив кризисных явлений, падение управляемости мировыми процессами, хаотизация международных связей.

Так что проблемы России надо оценивать не в абсолютных, а в относительных цифрах. И выстраивать с ней отношения с учетом приведенных оценок.

Второй лагерь образовали завзятые оптимисты и идеалисты. Они набросились с нападками не на Россию или БРИКС, а на Европейский Союз.

Основные тезисы – европейская интеграция частично исчерпала себя. Она выдохлась. На ее пути возникли непреодолимые препятствия. Во всяком случае, в краткосрочной перспективе.

Из-за кризиса суверенных долгов, замедления темпов экономического роста, наметившегося разрушения основ социального мира. Может быть, и из-за многочисленных ошибок при подготовке и осуществлении политических решений.

Одна из главных – недооценка потенциала России и БРИКС, пренебрежительное отношение ко всем прочим. Эти ошибочные установки надо менять. Желательно срочно.

Однако наиболее представительную группу составили реалисты-прагматики. Вслед за остальными они констатировали углубляющуюся анархизацию современного мира. Указали на качественно новые проблемы, с которыми сталкиваются ЕС и западный мир в целом.

Плюс к этому они дали взвешенный анализ динамики развития Российской Федерации. Акцентировали колоссальный невостребованный потенциал, который есть у партнерских отношений между Россией и ЕС. Призвали развивать их на благо обеих сторон.

Солидаризировался бы с таким подходом. Действительно, нам надо делать ставку не на то, что разъединяет, а на то, что объединяет. Тогда у нас получится гораздо лучше. И с всеобъемлющей модернизацией. И с решением глобальных проблем.

Пусть не сразу. Но начинать когда-нибудь нужно. Предпосылок для этого сейчас больше, чем когда-либо. Их просто нужно уметь видеть. И хотеть этого.

Тогда на нашей «Animal Planet» будет как-то почеловечнее. И с кормежкой полегче. И животные поухоженнее. Да и деление на пожираемых и тех, кто пожирает, утратит свою актуальность.

The European Council on Foreign Relations notorious for its tendentious surveys delivered a new report in the end of 2011. This time it was about a possible policy of the European Union and its member states regarding Russia. Not the current, conditionally Medvedev’s, but the one it may become several years after[43].

The diagnosis of the British researchers is not very comforting. In short, Russia and the Russians have an unenviable plight.

Judging by the report resume presented by the authors, the country is becoming desolate. The economy is going to ruin. Modern infrastructure has never taken shape. The technological lag is growing.

The ruling class has failed to elaborate a renewal strategy. The political system is archaic. Stiff. Tainted. Smothering initiative and competition. Political competition included. Stimulating corruption.

Of all the BRICS states but, maybe, South Africa, and that is not a fact either, Russia has the weakest positions. Therefore its prospects are the most dismal. In fact, the very BRICS does not exist. That is just a misconception.

So, lie down in a coffin and die. The demands to such Russia are defined in approximately the same tone.

It would be senseless and losing to argue these theses. There is only one thing – a solid portion of humor – to set off against them. That was the focus of our speech at the Italian Ministry of Foreign Affairs debate on the report. It is up to you to judge how successful we were.

Let’s start with the main provisions of the speech. Then we will convey the reaction of Italian diplomats, who took part in the discussion, and members of the expert community.

What Brings Together our Peoples

The Russians and the Italians have a lot in common. Really, a lot. Just a few examples to support this point. We all love Italy. Madly. Wholeheartedly. The climate. The songs. The culture. The history. We all come from the grand and magnificent Roman Empire and we are its heirs in the civilizational sense.

We all value high the sense of humor. In literature and in everyday life. We cannot live without it. It is our magic wand. It helps us take the life easy. Ignore absurdity. Overcome misunderstanding.

Another thing that brings us together is the profound and healthy mistrust of the electronic media, all sorts of reports and sensational publications. We know how often they are sponsored. We have become convinced so many times that they contain a lot of lies, tendentiousness and high sounding nonsense.

Probably, the only exception is such channels as «Animal Planet”. Let us look at the BRICS, Russia, the EU and our relationship through its eyes.

Strange Political Creatures

Everyone has long become accustomed to identify Russia with its emblem. It depicts a two-headed eagle. One head looks one way. The other looks the other way. A little bit of imagination, and you see that one looks towards the East and the other towards the West.

For all these years Russia has been struggling to cope with the East and the West. The struggle between Westernists and Slavophils, liberals and statists runs through our entire history. That was so in the past; that is so now.

Yet the European Union is a much stranger political creature. It has even 31 heads. The accession of Croatia will make it 32. It is 33 including the eurozone. Twenty-seven (28) of them are presidents and/or prime ministers of member states. The other five are presidents of the European Council, the European Parliament, the European Commission, the eurozone plus the High Representative for Foreign Affairs and Security Policy.

No matter what, the EU manages to make efficient decisions and to ensure their implementation. That does not happen sometimes, judging by the permanent crisis of sovereign debts from which member states are still unable to recover. The December agreement reached at the European Council meeting in Brussels at the UK expense gave a measure of hope. But it was not complete.

Against this backdrop the BRICS looks like a cute baby dragon. Just born. With five heads. Our folklore is rich in dragons. According to tales and legends, the good natured monster is special because each of its heads lives its own life. Each has its own outlook. Its own preferences. It is very hard for them to reach consent. But that happens sometimes. And when it does, then…

The BRICS is a wonderful creature. It was a fantasy at first. A scientific term minted. In reality there was no such structure. Now it not only exists but also develops swiftly. It accumulates negotiating formats. It starts to have a mounting influence on world processes.

A token of further strengthening of the BRICS is that it gives a lot to its members. In the respect of influence, coordination of positions and approaches, and resolution of contradictions, among them very acute and old impediments of the past. It would be obviously premature to bury the BRICS. It has just begun to show its value.

Does Russia Belong to Predators?

All animals on our planet – the international community – may be divided into three groups. The first group unites those who eat the others. They are well known. The second group is those who are eaten. Libya was one of the latest victims. Some others will be next. Finally, the third group is herbivores, which are too big to serve as a lunch or a dinner to predators. Even in a band. Most likely, Russia belongs to that group. I would recommend no one to give up on Russia.

True, a substantial part of the unpleasant criticism it hears is quite founded. It is about the incomplete reforms, flaws in the democratic system, low efficiency of governing bodies and corruption. But only a part. Too much critique is sponsored. The sponsors neglect an objective analysis of the misfortunes, which fall to our lot, and the achieved, although modest, results.

Russia is a huge country. Very rich. In the geographic sense. And from the point of view of mineral resources. It has a colossal potential. Natural. Human. Scientific and technological.

Alas, de-industrialization and degradation to lumpens in the country are fait accompli. But we must not forget that Russia retains the leading positions in a number of promising areas. Such as space exploration, atomic energy or production of certain types of armaments.

Remarkably, many expensive components of Boeings are made in Russia. This is also the location of some of its design bureaus. Software developed in Russia is used by the largest banks of the world and so on.

Besides, Russia has turned into the largest market consuming commodities from EU member countries. From foodstuffs to the most expensive drugs. Suffice it to say that Russia is the biggest market for German automobile makers after Germany.

It looks like the county has no coherent and officially approved concept of economic development. Strategy 2020 can be called such by a long stretch. Still there are strategic guidelines in certain areas. Let us take the energy sector for an example, bearing in mind the significance trade in energy resources has for Russia-EU relations.

The era of extremely cheap crude is over. USA transformation into its biggest producer doesn’t change anything. Future price wars will not last more than one or two years. Crude reserves are limited. Production costs go up. Crude makes too big a contribution to climate change. It will have to be replaced. In the future with renewable resources. In the next few years – during the transitional period – with natural and, to some extent, with shale gas.

Natural gas will gradually become exchange liquidity. Everyone will need it. Large trucks will be using gas. That is an environmentally friendly fuel. If the forecast comes true, Russian producers will find themselves in a highly advantageous position: Russia has a third of world natural gas reserves.

Russian companies intend to use the growing demand in full. They are diversifying means of delivery. They are creating new transit corridors. They are entering new markets. First of all, Southeast Asia. By 2025–2030 the markets will have a totally different configuration.

This is just one element of the strategy. Others include energy saving and an increase of domestic prices. Since 2009 the country has been living by a new law, which forces large consumers to save energy. So far it may be described as a dormant law – that is a consequence of the crisis. But it will start working soon.

The long-term program of the increase of domestic prices coordinated by the government and the largest producers implies a gradual leveling of domestic and world prices. The goal is to weaken the dependence on foreign markets, to strengthen positions of domestic companies and their competitiveness, and to make operations on the domestic market as profitable as exports. There is one more imperative – to deepen the processing and to build up the degree of mechanization.

So, if the world does not fall into another spin of economic crisis and worthy management is provided, Russia will have trump cards on its hands. From the point of view of investments in economic diversification. And, equally, from the point of view of the game on the global and regional markets.

Russia, the Russian two-headed eagle, seems to have rather strong wings. It will spread the wings. Anyway, it can. And long distances will be a child’s play to it.

Can «Hoggies” Fly?

There are more questions now to another wonderful political creature from the animal world – the European Union. The protracted crisis of sovereign debts, the downgraded rating of a large group of member states and the slow adoption of political and economic decisions unveiled all weaknesses of the European project.

An increasing number of experts, particularly in Southeast Asia, have doubts whether the EU can continue to fly high. The PIGS abbreviation, which sounds the same in Russian and in English, is a perfect illustration to these doubts.

It is beneficial to Russia that the Union can. The EU is our most reliable partner. It is a sales market and a supplier of a broad range of goods. It is a leading investor of the Russian economy. And not only.

Russia is also Europe. It is a part of our common culture. Our common history. We are impressed with the EU socioeconomic development model. Its collapse must not be allowed. That would be catastrophic for entire Europe. Not only for the EU.

It would be appropriate to recall in this context that the economic growth rates in Russia may be much smaller than in other BRICS countries. But they are still much higher than in the EU. The growth was approximately 4.6 %-4.8 % in 2011. The EU is headed towards recession. So humiliating opinions of Russian events and deliberately tendentious forecasts can hardly do good to the EU and its member states.

Both Russia and the EU would have gained a lot from the authentic strategic partnership. In all spheres. Foreign policy. Economy. Home security. Science, culture, education. The partnership would have boosted competitiveness of the sides.

In the multi-vector foreign policy of Russia the EU holds a very important place. It is almost central. Without any damage done to Russia’s relations with Eurasian Union countries, the United States, China, and India and so on.

However, the strategic partnership requires mutual respect. Mutual account of interests. Equality. If that is done, Russia and the European Union will have a much brighter future.

The flight will be much steadier then.

Unpretentious Discussion

Participants in the discussion, which followed the report presentation and main speeches, immediately broke into three camps. The first comprised ingrained skeptics and inveterate fans of alarmist forecasts.

In their view, the critical attitude to Russia is more than justified. Especially as the potential of Putin’s political young growth has already been spent. The political and economic course held through the most of the past decade led the country into an impasse. Russia has another term of stagnation, manual control, immobilism and uncertainty in store.

To be objective, we must say that they made a similar dress-down analysis of the Western world and globalism at large. They said the Russian situation could be described in stagnation terms while the Western world was simply going to ruin.

The appearance of global markets, global economy and global society had strictly negative consequences. Such as the uncurbed spreading of crisis phenomena, the declined controllability of world processes and the chaotic international relations.

Hence, Russian problems should be viewed comparatively rather than absolutely. The opinions must be kept in mind while building the relationship.

The second camp united staunch optimists and idealists. They attacked the European Union instead of Russia or the BRICS.

The main thesis is that European integration has partly spent its potential. It is out of breath. It has encountered insurmountable obstacles. At least, that is so in the short-term prospect. Because of the sovereign debt crisis, the slowing economic growth and the emerging erosion of the foundation of social peace. Probably, also because of numerous mistakes in the elaboration and fulfillment of political decisions.

A key one is the underestimation of the potential of Russia and the BRICS and the contempt for the rest. The erroneous guidelines must be changed. Preferably quickly.

The most representative group was formed by realists and pragmatics. The same as the others, they stated the deepening anarchization of the modern world. They pointed to the qualitatively new problems faced by the EU and the Western world as a whole.

Besides, they gave a balanced analysis of the development dynamics of the Russian Federation. They accentuated the colossal unclaimed potential of the Russia-EU partnership. They called for developing the relations for the benefit of both sides.

We would side with this approach. True, we should put the emphasis on factors which unite instead of separate us. Then we will do much better. In the sweeping modernization. And in the resolution of global problems.

We may not succeed immediately. But we have to begin at some point. There are more prerequisites for that now than ever. It is simply necessary to see them. And to have a wish.

Then our “Animal Planet” will be more humane. There will be more food. Animals will be better groomed. And the division into the eaten and the eaters will stop being topical.

Проходит год за годом. Россия и Европейский Союз меняются. Очень сильно и стремительно. Но то, что остается неизменным, так это неспособность сторон придать большую эффективность своим двусторонним отношениям. За каждым взлетом следует спад. За каждой чрезвычайно нужной и перспективной инициативой – пустые, бессодержательные меры, заведомо неспособные воплотить их в жизнь. Как вырваться из этого порочного, заколдованного круга? Как наполнить стратегическое партнерство конкретным содержанием? Что может переломить ситуацию? Попробуем вместе поразмышлять над возможным ответом на эти непростые и неочевидные вопросы.

Выбор хеппи-энда

С недавнего времени некоторые наиболее продвинутые провайдеры телекоммуникационных услуг популяризируют новый продукт, которым можно будет широко пользоваться уже в ближайшем будущем. Заказывая кинофильм или сериал, зритель по желанию сможет менять его концовку. Хочешь правду жизни – получаешь реалистичную развязку. Сидишь у «голубого экрана» вместе с детьми – заранее договариваешься о хэппи-энде, чтобы никто не плакал и не капризничал.

Вспомнил об этом, когда уходил с просмотра картины «Артист». Удовольствие получил большое. Фильм выгодно отличается от большинства того, что видел в последнее время, когда хотелось встать и уйти уже буквально через несколько минут после начала. И вовсе не потому, что последовал рекомендации американской киноакадемии, присудившей ему кучу Оскаров, – сходил на него чуть загодя, до награждения, чтобы составить свое собственное мнение. Оно однозначно – фильм блестящий. Умный. Тонкий. Смотрится на одном дыхании. Игра сказочная. Мужская роль великолепная. По сути дела, кроме нее и ничего нет. Она, дух эпохи да режиссерская работа.

Тем не менее, выходил из зала со смешанными чувствами. Показалось, что картина сильно затянута. Подсократить на полчаса – и получился бы настоящий маленький шедевр. Но дело даже не в этом. Покоробил финал. Концовка – слабая, слащавая, типично голливудская, – явно выбивалась из сценарной логики. Ни характер и амплуа героя, ни мимолетность его давешней встречи со спасительницей, ни шаблонность ее образа ничего такого не предвещали. Хеппи-энд прилепили только для того, чтобы все получилось на мажорный лад. Чтобы потрафить непритязательной публике. Чтобы соблюсти законы жанра. А в конечном итоге – завоевать на свою сторону и зрителей, и критиков – это самое главное.

Вот такого хеппи-энда страшно не хватает отношениям между Россией и ЕС. Болезненным. Мучительным. Непоследовательным. Постоянно претендующим на партнерство или даже стратегическое партнерство, но до него никак не дотягивающим. Отношениям, в состоянии и перспективах развития которых никто и никогда не может быть вполне уверен. Переживающим на настоящий момент, а именно зимой-весной 2012 года очередной период охлаждения. Внешне – из-за расхождения в подходах к разгорающейся гражданско-религиозной войне в Сирии. На самом деле – по гораздо более глубинным причинам.

А ведь каким все казалось радужным еще некоторое время назад. Москве и Варшаве, как показалось, удалось переступить через тяжелое наследие недавнего прошлого и запустить процесс нормализации двусторонних отношений. Из фактора, длительное время отравлявшего политическую атмосферу в Европе, они потихоньку начали превращаться в свою противоположность – фактор, способствующий позитивной динамике на континенте. Как в общем плане, так и на уровне конкретных инициатив.

Наряду с Германией и Францией, Польша выступила в поддержку предложения об институционализации сотрудничества между Россией и ЕС во внешнеполитической сфере. Она активно посодействовала формализации идеи создания комитета на уровне министров иностранных дел, которые бы получили возможность на регулярной основе совместно обсуждать европейскую и мировую повестку с перспективой выхода на принятие совместных, в том числе оперативных решений. В какой-то степени новичок в делах Европейского Союза, она вынудила институты ЕС согласиться на такое прочтение шенгенских договоренностей, которое открыло путь к заключению между Москвой и Варшавой соглашения о малом приграничном движении. Благодаря этому жители Калининградской области и соседствующих с ней польских воеводств получили ощутимо большую свободу беспрепятственного перемещения через границу.

Что-то начало меняться в отношениях между Россией и странами Балтии. Градус взаимных упреков и обвинений существенно снизился. На передний план стали выходить прагматические вопросы взаимовыгодного сотрудничества. Теплее сделались отношения между Москвой и другими странами Центральной и Восточной Европы. Берлин, Рим, Париж и Мадрид, с которыми Москве традиционно легче находить общий язык, получили дополнительные возможности влиять на политику остальных государств – членов ЕС в ключе, благоприятном для интересов Российской Федерации. В ударные сроки было завершено строительство «Северного потока», напрямую связавшего Германию с трубопроводной системой России. Активнее пошли другие значимые и не такие масштабные проекты. По состоянию на начало мая 2012 года Москве удалось выйти на подписание с государствами – членами ЕС 23 страновых программ «Партнерства для модернизации». Практика реализации некоторых из них оказалась вполне перспективной.

Удар, нанесенный первым глобальным кризисом по экономике России и стран ЕС, не прошел бесследно. Его уроки многому научили политическую элиту обеих сторон. Они помогли увидеть очевидное. Россия и ЕС связаны узами взаимозависимости. Политика, ориентированная на приобретение односторонних преимуществ и привилегий, политика, делающая ставку на то, чтобы получать выигрыш за счет другой стороны, ведет в никуда. Она не усиливает проводящие ее силы, а ослабляет. У партнерства и сотрудничества между Россией и ЕС колоссальный потенциал. Его нельзя разбазаривать. Стороны очень много теряют от того, что у них не получается его адекватно использовать. Ситуацию надо менять. Максимально быстро. И в достаточно понятном направлении.

Но, как ни странно, дальше понимания дело не продвинулось. Да, по конъюнктурным вопросам наметились некоторые сдвиги. Однако ни в каких новых институтах, процедурах, механизмах оно закрепления не нашло. В обязывающие договоренности двустороннего характера не вылилось. К формированию политической культуры консенсуса, взаимного признания и учета национальных интересов друг друга не привело. Появления хотя бы малейших ростков взаимопомощи и солидарности не вызвало.

Вот и вернулось все в привычную колею. Парадных (правда, как и ругательных) заявлений много, а дел мало. На решение элементарных вопросов, от которого очевидно выигрывают обе стороны, уходят годы, а то и десятилетия. О необходимости выполнения взаимных обязательств стороны вспоминают только перед саммитами. По их завершении о них снова благополучно забывают. Зато о крупных достижениях, свершениях и достигнутом прогрессе неизменно рапортуют, как будто приукрашенными отчетами можно по нынешним временам хоть кого-то обмануть, кроме самого себя. За наметившимся было кратковременным подъемом в отношениях вновь последовал спад. Обидный. Никому не нужный. Как будто и не было упомянутых выше сдвигов. Как будто об уроках недавнего прошлого предпочли забыть. А от объективных потребностей в партнерстве и сотрудничестве смогли абстрагироваться.

Почему? В чем дело? Что не срабатывает? Из-за чего все так абсурдно складывается? Как так получается, что все возвращается на круги своя? На поставленные вопросы этого плана пора научиться давать прямые ответы. Даже если их политкорректность будет вызывать сомнения. Иначе нам с мертвой точки не сдвинуться.

Как правильно красить чугунные решетки

На протяжении многих лет жил в многоэтажке рядом с парком. Большим. Красивым. Ухоженным. Обнесенным высоким основательным чугунным забором. Про забор рассказываю отнюдь не случайно.

Каждую весну, абсолютно каждую, и нынешняя – не исключение, наблюдал одну и ту же картину. Многочисленная бригада, вооруженная ведрами, банками, баночками и толстенными кистями, приступала к его покраске. Обсыпав ажурную решетку, нанятые сезонные маляры споро водили кисточками по четырехгранным чугунным прутьям и их переплетениям, методично опуская их в подручные сосуды с краской. Работали слаженно, бойко, не позволяя себе длительных перекуров.

Только водили они кисточками по жутко грязной поверхности, покрытой толстым слоем слежавшегося песка и пыли, налипших на прутья за зиму. Никто и никогда не удосуживался, перед тем как приступить к покраске, снять чуть ли ни лохматящуюся рыжую ржавчину специальными щетками и отмыть решетку. На худой конец, оттереть.

Любому неспециалисту, а не только людям, хоть кое-что смыслящим, было очевидно: грош цена такой работе. Краска очень быстро сойдет или просто отвалится, и забор утратит свой нарядный приличествующий ему вид уже через несколько месяцев. Если не раньше.

Менялись люди. На смену черным или серым приходили темно-синие, а затем видные издалека оранжевые робы. Все труднее было определить этническую принадлежность разноликой и разноголосой бригады. Неизменным оставался только удивительно абсурдный ритуал, которому предавались трудяги, их прорабы и те, кто их нанимали, вместо организации настоящей работы.

Когда вспоминаешь об этом, не оставляет впечатление, что занимаясь налаживанием и развитием своих взаимоотношений, Россия и ЕС предаются технологически точно так же отлаженной процедуре покраски забора, окружающего мой парк. Количество проблем, обременяющих отношения, накапливается. Старые годами не решаются. Одновременно появляются все новые и новые.

Так не надо делать вид, что Москва и Брюссель оставили в прошлом свои расхождения по поводу территориальной целостности Грузии и признания Абхазии и Южной Осетии независимыми государствами. Да, расхождения сдвинуты на периферию. Их искусственно не выпячивают. Согласились не соглашаться. Но это далеко не то же самое, что выйти на общеприемлемое понимание конфликта и путей его урегулирования. А значит, Россия, ЕС и его государства-члены знают, что вопрос в повестке дня остался. Что это самая настоящая ядовитая заноза. Так просто ее не вытащить. Конфликт и дальше будет оставаться раздражителем. Кроме того, он в любой момент может опять полыхнуть. Не исключено также его использование теми или иными силами в нечистоплотных спекулятивных целях. И они с этим смирились. Как будто подобное положение дел их устраивает. Это как бы самый вопиющий пример. Но в таком же или не намного лучшем состоянии и многие другие спорные моменты.

Возьмем вопрос о ценностях. Полемика по нему ведется сторонами с незапамятных времен. Все давно выговорились. Варианты перебрали. Казалось бы, в какой-то степени его закрыли. Ведь холодная война закончилась. Идеологическое противостояние кануло в лету. Строй и там, и там одинаковый. Всюду победил рынок. Ан нет. Как карта из рукава в шулерской игре он все время достается, когда надо надавить на Кремль, запустить кампанию дезинформации, объяснить применение двойных стандартов или обосновать обращение к тем или иным односторонним мерам. Насколько подобное положение терпимо, весьма сомнительно. Ведь посылка о ценностных различиях некорректна – и Россия, и страны ЕС являются членами Совета Европы, который их отстаивает. Значит, речь может идти лишь о недостаточно последовательном выполнении взятых на себя международных обязательств и обязательств власти по отношению к гражданскому обществу и/или их нарушении. Но это же совершенно другое дело. А вопрос принципиальный. В Договоре о Европейском Союзе черным по белому записано, что у ЕС и государств-членов могут быть отношения стратегического партнерства только с теми, с кем они разделяют общие ценности. Выходит, соглашаться о том, чтобы не соглашаться, опять не получается.

К тому же, хотя вслух ничего такого не говорится, эта посылка служит теоретическим цоколем для затягивания процесса введения безвизового режима взаимных поездок в отношениях между Россией и шенгенской зоной ЕС. Само затягивание – еще один пример придания проблеме, от быстрого решения которой с несомненностью выиграли бы обе стороны, фактически перманентного характера. Когда Москва вышла скоро десять лет назад с соответствующими предложениями, российский истеблишмент имел в виду все уладить к 2007-му году. Уже 2012-й, а воз и ныне там. И сколько все будет еще вымучиваться, никто не знает. Тем более что для всех секрет полишинеля: Брюссель сделает все для того, чтобы сначала подписать соответствующие соглашения с участниками или по крайней мере ключевыми участниками «Восточного партнерства».

Практическое значение введения безвизового режима для граждан и бизнеса России и ЕС сильно преувеличено. Ничего принципиально нового в двусторонние отношения оно не внесет. Качество отношений от этого не изменится. Но политика не поддается обычной логике. Психологически установление полной свободы взаимных поездок возведено руководством России в первейший приоритет. Продвижение к нему рассматривается как показатель истинных намерений Брюсселя делать ставку на развитие партнерских связей. Не считаться с этим нельзя. Однако что не считаются, и, более того, стремятся использовать для получения еще каких-нибудь односторонних уступок под предлогом справедливых взаимовыгодных разменов, – непреложный факт. Москва же ничего поделать не может.

Другой клубок противоречий, из которого Россия, ЕС и его государства-члены не могут высвободиться, касается «Восточного партнерства». Ни для кого не секрет, что политика была придумана и форсировано утверждена как направленная на подрыв российского влияния в регионе и переориентацию на себя местных элит в ответ на августовские события 2008-го года. Официально объясняется, что ничего подобного. Это всего лишь инструмент по созданию пояса добрососедства вокруг ЕС и оказания помощи и содействия развитию. Но если так, давно нужно было поменять ее установки и идеологию и открыть для российского участия. Оно фактически забаррикадировано.

Привел несколько примеров противоречий в отношениях между Россией и ЕС, которые приобрели перманентно застарелый характер. Они никуда не уходят. Никак не решаются. Отравляют общую атмосферу. Мешают решению других проблем. Накапливаются, обременяя сотрудничество. Повисают на нем тяжелейшей гирей. Причем, их гораздо больше, нежели приведенный мной короткий список. Ведь его постоянно пополняют новые. Они зачастую временные, конъюнктурные, преходящие. Но на их урегулирование также уходит масса сил и нервов. Они оставляют по себе самую недобрую память. Заставляют относиться друг к другу с еще большим подозрением. Отвлекают от позитивного сотрудничества. К тому же имеют очень недобрую особенность повторяться. Либо в том же самом, либо в несколько ином обличье.

Возьмем, например, экологический налог на дальнобойщиков, перевозящих грузы по территории ЕС. Борьба с парниковыми газами для ЕС несомненный приоритет. В ЕС на ней все помешаны. Предлог благовидный. Вот в ЕС и вводится такой налог. Под него сразу же попадают и российские транспортные компании. С точки зрения Соглашения о партнерстве и сотрудничестве и вообще экономических отношений между Россией и ЕС подобный налог носит откровенно дискриминационный характер. Ведь с транспортных компаний из стран ЕС, работающих в России, такая дань не взимается. В ответ Москва обкладывает сборами транспортные компании, базирующиеся в ЕС. Представители Брюсселя категорически возражают. Мол, это Россия ввела меры дискриминационного характера, а не ЕС. Они затрагивают не всех игроков рынка, как сделано в ЕС, а лишь часть хозяйствующих субъектов, причем совершенно определенной национальной принадлежности. Как в ЕС можно, а так нельзя. Незаконно и недопустимо. Либо отменяйте, либо накладывайте налог на всех без исключения.

С той историей кое-как разобрались. Однако в конце 2012 года все повторилось теперь в отношении авиатранспортных предприятий. По новому законодательству Брюсселя на авиаперевозчиков, работающих в небе ЕС, распространяется требование об обязательном приобретении квот на выброс парниковых газов. Как и в предыдущем случае, Брюссель ввел его в действие в одностороннем порядке. Вопреки результатам международных консультаций. Не прислушавшись к мнению своих основных экономических партнеров и контрагентов. Но если тогда принудительные меры ударили в основном по соседям ЕС, т. е., прежде всего, по интересам российских транспортников, то теперь с ними столкнулись все глобальные игроки. Реакция на них и в США, и в Китае, и повсюду, не только в России, была сугубо негативной. Оказавшись перед лицом единого фронта глобальных игроков, готовых на самые жесткие ответные меры и договорившихся координировать их разработку и введение, Брюссель частично отыграл назад. Он поспешил заверить Москву, что создаст механизмы изъятия для российских транспортников.

Аналогичный алгоритм действий, по которому деятельность частных фирм третьих стран ставится под контроль органов ЕС, а сами они обкладываются чем-то очень похожим на средневековый «оброк», опробован ЕС в энергетической сфере. Сотрудничество в области энергетики могло бы стать широкомасштабным интеграционным проектом в отношениях между Россией и ЕС, локомотивом, который потащил бы весь воз отдельных коммерческих сделок по интеграционным рельсам и подготовил почву для создания емкого континентального рынка, подчиняющегося общим правилам. Вместо этого Брюссель принял Третий энергетический пакет, которым существенно осложнил деятельность российских энергетических гигантов на рынке ЕС. В частности им устанавливается, по сути, что магистральные трубопроводы не могут находиться в собственности производителей и поставщиков энергоресурсов, как и компаний, управляющих распределительными сетями, а свободный доступ к ним должны иметь любые перекупщики.

Тем самым, во-первых, создаются юридические предпосылки для фактической национализации собственности российских энергетических компаний, являющейся существенной частью их коммерческих проектов и вообще экономической деятельности по поставкам энергоносителей потребителям в странах ЕС. А где национализация, там и злоупотребления и возможность оказания откровенно предвзятого политического давления. Во-вторых, под удар ставятся долгосрочные контракты, по которым они работают. В-третьих, создается ситуация неопределенности, при которой риски коммерческой деятельности на рынке ЕС оказываются чрезвычайно высокими, а защищенность инвестиций – эфемерной. Наконец, международно-правовое регулирование трансграничного, многонационального, континентального сотрудничества в энергетической области вытесняется национальным или наднациональным регулированием, внесение изменений в которое и применение зависят исключительно от одной из сторон.

В этих условиях Москва предложила партнерам из ЕС договориться хотя бы о единообразном, взаимоприемлемом и логичном толковании Третьего энергетического пакета, чтобы выйти на щадящее правоприменение, защищающее, а не подрывающее бизнес. Одновременно российская сторона указала, что должны быть изъятия из-под действия пакета, позволяющие беспрепятственно выполнять долгосрочные контракты, ведь поставки из России и их транспортное обслуживание обеспечивают энергетическую безопасность, которая якобы поставлена Брюсселем во главу угла реализуемых им политического курса и экономической стратегии.

Переговоры и консультации по этой группе вопросов, затрагивающих жизненно важные интересы России и ЕС, ведутся уже не один год. В самых разных организационных рамках. На разных уровнях. Как и во всех проанализированных выше случаях. Но безрезультатно. Вопреки здравому смыслу. В ущерб интересам обеих сторон. И никакого просвета на горизонте. Стороны элементарно не слышат друг друга. В то время как взаимное недоверие накапливается. Политические спекуляции превращаются в повседневность. Единичных случаев ущемления экономических свобод и конкретных экономических интересов становится все больше. Противоречия опять-таки приобретают перманентный характер.

Однако политическое действо, ведущее к накоплению, а не к разрешению противоречий, просто абсурдно. Очевидно, что сценарий, по которому оно написано, не годится. Его надо переписывать. И браться за это следует не откладывая. Только разобраться вначале, не кто виноват – слишком субъективный и скомпрометированный вопрос, – а от кого позитивный результат зависит в большей степени.

А вы, друзья, как ни садитесь…

В знаменитой басне дедушки Крылова звери пытались выжать из музыкальных инструментов божественные гармоничные звуки за счет того, что менялись местами друг с другом, вместо того чтобы научиться на них играть. В отношениях между Россией и ЕС меняется все – политические лидеры, конфигурация государственных и наднациональных структур, провозглашаемые цели, соотношение сил и т. д., – кроме самих отношений. Несмотря на всю претерпеваемую динамику, они остаются прежними в самом худшем значении этого слова. То есть недоразвитыми, низко эффективными, поверхностными, конъюнктурными. Подверженными взлетам и падениям. Настолько непрочными, что трудно поправимый удар по ним может нанести чуть ли не любой международный конфликт, любое государство, будь то член ЕС или третья страна. В подтверждение данной констатации даже примеры не нужно приводить. Их будет слишком много. Они хорошо известны.

Объяснять сложившуюся ситуацию можно целым набором факторов. Первый. У партнеров не совпадающие глобальные и региональные интересы. Но так и должно быть, иначе они были бы не партнерами, а единым государством, федерацией или, на худой конец, конфедерацией. Естественно, что у России и ЕС разные интересы. Они расположены в разных частях Евразии. Они соседствуют с совершенно иными державами и регионами. Они разные по менталитету, самоидентификации, уровню политического и социально-экономического развития. Их разделяют многочисленные фантомы, унаследованные от прошлого. У них физически не может быть во всем совпадающих интересов.

Вместе с тем, несовпадающие интересы никогда не мешали установлению самых тесных союзнических отношений. Они не препятствовали запуску и осуществлению интеграционных проектов. Вспомним, у участников антигитлеровской коалиции были чуть ли не диаметрально противоположные подходы к осмыслению целей войны с гитлеровской Германией и послевоенного устройства мира. Тем не менее, они сумели установить союзнические отношения и заложить фундамент нового миропорядка, олицетворением которого стала Организация Объединенных Наций.

Нынешний Североатлантический альянс – это сплошной клубок противоречий. Входящие в него государства каждое по-своему оценивают предназначение НАТО, задачи, стоящие перед Организацией, перспективы его эволюции и отдельные предпринятые им акции, будь то в Ираке, Афганистане или любом другом месте. Не лучше обстоит дело в ЕС. Европейский интеграционный проект вообще был пущен тогда, когда Франция и Германия еще воспринимали друг друга как непримиримых врагов. И сейчас в стане ЕС нет никакого единства по поводу конечных целей интеграции, передачи на наднациональный уровень все новых и новых полномочий или форм и методов выхода из кризиса суверенной задолженности. Однако и НАТО, и ЕС остаются ведущими игроками за мировой шахматной доской, претендуют на то, чтобы по-прежнему диктовать остальным, как им себя вести, и являют собой пример самых тесных союзнических связей и консенсусной политики.

К тому же разногласия и противоречия между Россией и ЕС не стоит абсолютизировать. И в культурологическом, и во многих других аспектах они очень близки друг другу. Объективно они бесконечно много могут получить от объединения усилий. И для решения глобальных проблем, и для повышения своей конкурентоспособности на международной арене. Их подталкивает друг к другу намного большее, чем разъединяет. Значит, фактор несовпадающих интересов не является определяющим.

Второй. Партнерские отношения между Москвой и Брюсселем подтачивают непоследовательность и противоречивость внутренней и внешней политики, проводимой Москвой на протяжении всех лет, с момента обретения Россией независимости, половинчатость провозглашенных политических и экономических реформ. Все эти обстоятельства просто не дают партнерским отношениям реализоваться. Ведь в учредительных договорах ЕС прямо зафиксировано, что отношения стратегического партнерства возможны только с теми державами, которые разделяют принципы плюралистической демократии, верховенства права и защиты прав человека. Россия до этих высоких стандартов в интерпретации, естественно, политического класса и лидеров ЕС, явно не дотягивает. И, похоже, не особенно стремится в этом плане что-либо менять.

В начале 1990-х годов, когда Россия только приступала к осуществлению глубоких комплексных реформ по модели, заимствованной у коллективного Запада, казалось, что она, как и любые другие члены бывшего советского блока, быстро пройдет переходный период, построит типовую рыночную экономику и создаст нормальное демократическое общество. В таком случае различия между ней и странами ЕС стирались бы. Она автоматически оказывалась в лагере западных держав. Противопоставления по линии Россия – НАТО или Россия – ЕС полностью утрачивали смысл.

Развитие событий пошло в несколько ином ключе. Реализовался другой сценарий. Путь, на который свернула Россия, выдался чрезвычайно тернистым и противоречивым. В итоге – справедливо или несправедливо, другой вопрос – западные партнеры стали предъявлять ей многочисленные претензии по любому из рефератов реформ, начиная от подлинности демократического устройства и заканчивая соблюдением прав человека.

Россия оказалась «чужой» среди западных демократий. Сначала она по этому поводу очень переживала. Однако чуть окрепнув, осмелела и начала проводить самостоятельный курс, отличный от того, которым следовали записные партнеры. Они же восприняли это или сделали вид, что восприняли как возвращение к политике противостояния, к политике «холодной войны» или «холодного мира». Посудите сами, о каком партнерстве в таких условиях может идти речь.

Однако все вердикты такого рода совершенно несостоятельны. Россия в исторически очень короткие сроки совершила колоссальный рывок вперед. И сравнивать ее надо не с развитыми устоявшимися демократиями, а с коммунистической идеологией, тоталитарной системой и плановой экономикой, от которых она отказалась. То есть ситуацию надо видеть не в статике, а в динамике. И замалчивать огромные жертвы, принесенные страной ради общего блага, жертвы, от которых коллективный Запад так много получил, и масштабы преобразований просто некрасиво. Это даже немножечко низко и недостойно.

И обвинения, бросаемые России, в развороте к проведению прежней политики противостояния выглядят несерьезно. Ведь, если разобраться, только Россия «закопала топор войны». Она сделала все необходимое для того, чтобы разногласия между ней и НАТО, между ней и ЕС никогда больше не приобретали антагонистический характер. Ни ЕС, ни НАТО ничего подобного не сделали. Даже не попытались. Они «шкурно» воспользовались ослаблением Москвы для откровенной экспансии на Восток и вовлечения в свою орбиту всех бывших союзников России по социалистическому блоку.

В результате Россия оказалась для них как бельмо на глазу. Вместо того чтобы создать новые структуры военно-политического и экономического сотрудничества с участием всех европейских стран, они лишь расширили пределы коллективного Запада и законсервировали международные объединения, ориентированные не решение задач далекого прошлого. Они протащили в настоящее откровенно устаревшую и никому не нужную повестку дня. Они, по сути, легитимировали противостояние времен «холодной войны», когда все хорошие и правильные страны входят в НАТО и/или ЕС, а нехорошие и неправильные остаются вне евроатлантического сообщества. Так зачем же в этом Россию-то винить? И на Москву всех собак навешивать?

Третий. Он же последний действительно значимый фактор. Как интересно получается. Если объективно Россию и ЕС гораздо большее сближает, чем разъединяет, и Москве не престало предъявлять счет в том, что именно она не оправдала доверие и всех подвела, то выясняется, что препятствием на пути утверждения подлинно честных, взаимовыгодных, партнерских отношений между Россией и ЕС является Брюссель.

Раньше об этом неудобно было говорить или писать. Сразу последовали бы обвинения в нарушении традиций политической корректности. Мол, как-то вызывающе. Неловко. Предвзято. Субъективно. Ведь ЕС столь многого достиг. Он преодолел вековечную вражду между европейскими народами. Сумел перечеркнуть прошлое. Превратил Европу в оазис мира, стабильности, процветания. Всюду и повсеместно, даже в самых отдаленных от Европы регионах, начал насаждать свои прогрессивные нормативные стандарты и представления.

Еще пару лет назад так бы и произошло. Но не сейчас. Глобальный экономический кризис открыл шлюзы. Он показал: монополией на истину не обладает никто. Уже достаточно давно российские эксперты и ведущие политики подсказывали своим брюссельским коллегам: осторожно, вы делаете что-то не так. Вы зарываетесь. Вы слишком бесшабашно и нахраписто эксплуатируете конъюнктуру. Надо жить по средствам. Надо вкладывать деньги в реальный сектор экономики, а не спекулятивные бумаги. Необходимо привязывать рост заработной платы к темпам повышения производительности труда. Нельзя забывать обо всей совокупности факторов международной конкурентоспособности. Мир меняется. На воспоминаниях о былом могуществе далеко не уедешь.

В Брюсселе отмахивались. Много чести еще и вас слушать. Высокомерие, проявляемое ЕС и его государствами-членами, и неприятие критики встало им очень дорого. За прошедшие десятилетия основные базовые вводные существенно поменялись. Ситуация теперь выглядит намного иначе. Безрассудность политики, проводившейся ЕС еще совсем недавно, всеми с легкостью признается. То, что за выживание зоны евро еще предстоит очень и очень побороться, для всех очевидно. Более того, никто не в состоянии с полной определенностью сказать, как оно обернется в будущем. Брюссель и все государства – члены ЕС не считают для себя зазорным побираться по миру. Они уговаривают всех увеличить взносы в МВФ. Отказываются от хваленых программ помощи и технического содействия третьим странам, которые в их глазах вдруг как-то неожиданно утратили право на то, чтобы считаться бенефициарами.

В такой ситуации ничто больше не мешает предложить несколько более объективный и сбалансированный анализ партнерских отношений между Россией и ЕС и предъявить Брюсселю счет за их плачевное состояние. Ничто больше не останавливает назвать близоруким и ошибочным все то, что на поверку и взаправду оказалось близоруким и ошибочным. ЕС перестал быть «женой Цезаря, которая всегда и при любых обстоятельствах вне подозрений».

Вот что получилось, похоже. Если судить по проводимой им практической политике, Европейский Союз возомнил себя чем-то вроде империи. Он решил, что все остальные должны подчиняться его воле только потому, что он так велит. Потому что он может и должен служить эталоном для всех. Он всегда прав. Он вне критики. Он самый-самый. Он иконостас. Достаточно просто следовать его предписаниям, и повсюду в мире настанет эра стабильности и процветания. Увы…

Фактически Европейский Союз все в большей и большей степени превращается в некоторое карикатурное подобие Советского Союза. Естественно, не во всем. Но в некоторых критических аспектах. Советский Союз погубило превалирование идеологии и политики над экономикой. В конечном итоге экономика не выдержала диктата и догматов перевранных марксистских верований и развалилась. ЕС идет по тому же пути. Союз все чаще и настойчивее ставит во главу угла не экономические законы, по которым развивается рыночная экономика, а свои оторванные от действительности идеологические и политические запросы и представления.

Их жертвой и становятся условно партнерские отношения между Россией и ЕС. Мол, кого колышет, что объективно Россию и ЕС связывают отношения взаимозависимости. Какая разница, выгодна ли линия, проводимая Брюсселем, европейскому бизнесу. Вот есть установка на то, чтобы создать «зеленую» экономику и сбросить с плеч диктат цен на энергоносители, утвердить единообразное понимание демократической безопасности и сформировать ориентированную на Брюссель общеевропейскую систему догоняющего развития, и гори все синим пламенем. Будем действовать так, как нам заблагорассудится. Хотим, чтобы в такой-то и такой-то стране правили угодные нам режимы, и будем добиваться этого любой ценой.

Можно, конечно. Но ведь партнерские отношения на такой основе – плевать на всех и делать только так, как я скажу – не построить. Тем более, когда в партнеры приглашается не мелкая второстепенная зависимая страна, а великая держава, стягивающая к себе самые различные регионы, несущая особую ответственность за поддержание международного мира и безопасности, способная повлиять на развитие событий в любом уголке планеты.

Пожалуй, мы действительно выявили слабое звено. Что касается России, она безусловно заинтересована в партнерских отношениях с ЕС и его государствами-членами. Россия зависит от рынков сбыта, находящихся в ЕС. Она нуждается в инвестициях, идущих из стран ЕС. Она строит внутреннюю политику модернизации из расчета на то, что сможет опереться на технологический потенциал ЕС. Она готова к тому, чтобы идти настолько далеко по пути экономической интеграции с ЕС, насколько для ЕС это окажется приемлемым.

Проблема в том, что Союз не готов. Он пытается проводить устаревшую, бессмысленную, дискредитировавшую себя политику экспансии за счет России. Политику переманивания на свою сторону политических элит в соседних с Россией странах, с которыми последнюю связывают столетия совместного существования. Политику назиданий, поучений, бесконечных требований и претензий. Политику, в отношении которой кто-то безответственный уже наивно выкрикнул: «А Король-то голый!»

Эту политику по большому счету надо менять. Она наносит ущерб и России, и ЕС. Она бьет по нашей общей конкурентоспособности. Она подрывает и перечеркивает наше совместное будущее.

Без новых заповедей

Как хорошо было когда-то. Поднимается человек на высокую гору – не вообще кто-то, конечно, а лицо, удостоенное и должным образом уполномоченное, – и получает исчерпывающие разъяснения по поводу того, что и как делать и каким образом выстраивать жизнь между людьми и народами. В наше время о таком остается только мечтать. Никто саму Россию и ЕС в этом плане не подменит. Никто за них свод непререкаемых правил поведения не придумает.

Но дожидаться появления такого свода или ставить все в зависимость от его написания было бы крайне нежелательным. На самом деле то, что требуется России и ЕС, европейскому бизнесу, населению Большой Европы, – это покончить с бесконечным выдвижением предварительных условий и взяться, наконец-то, за простую повседневную черновую работу по выстраиванию нормальных дружеских отношений. Засучив рукава. И по всему азимуту.

Многое в этом плане зависит от экспертного сообщества. В его деятельности рассуждения самого общего порядка, констатации очевидного и маниловщина по-прежнему занимают гипертрофированное место. Сейчас нужны не призывы, не увещевания, не прекраснодушные пожелания, а обоснование таких предложений и рекомендаций, которые можно было бы реализовать, разъяснение не того, что нужно сделать – с этим все более-менее понятно, – а как добиться искомого результата.

Первоочередная задача, как было показано выше, – очистка авгиевых конюшен отношений России и ЕС от всех осложняющих их наслоений. Проблемы недопустимо замалчивать. От них нельзя отмахиваться или закрывать на них глаза, оставляя их решение последующим поколениям. Их необходимо «обезвреживать» в реальном времени.

Другая задача такого же высшего порядка – формирование благожелательного отношения к России в ЕС и к ЕС в России. У Российского государства в ЕС незаслуженно устоявшаяся репутация коррумпированного зловредного душителя свобод, препятствующего утверждению у себя в стране и на континенте прогрессивного постмодернистского демократического порядка. У ЕС в России – слабого, нерешительного, разваливающегося образования, перекладывающего свои внутренние проблемы на плечи других, служащего ширмой для проведения захватнической экспансионистской политики входящими в его состав крупнейшими державами.

Подобный имидж тащит отношения между Россией и ЕС в прошлое. Он препятствует выдвижению и реализации инициатив, способных привести в последующем к прорыву в утверждении между Москвой и Брюсселем реального работающего партнерства. Он заставляет политиков все время оглядываться на скептически настроенное общественное мнение. Если его удастся поменять, и все остальное в формировании подлинно равноправного политического, экономического, правового и гуманитарного пространства на континенте пойдет легче.

Это первоочередная повестка дня также и для общественности, и европейских парламентариев. К сожалению, их вклад в решение назревших и застарелых проблем и утверждение привлекательного имиджа России и ЕС совершенно не чувствуется. Народная дипломатия фактически отсутствует. Отношения между Москвой и Брюсселем выстраиваются как сугубо технократические. Общественность от рычагов влияния на их развитие полностью отстранена.

А ведь общественности многое дано. Так, вместо бесконечного и зачастую бессмысленного обсуждения международных проблем европейские парламентарии могли бы совместно заняться разработкой такого законодательства, которому бы ЕС и Россия придали модельный характер. С его помощью объединение не какой-то отдельной части, а всей Европы пошло бы гораздо быстрее и успешнее.

В заключение еще одна задача высшего порядка, заслуживающая приоритетного внимания. Отношения между Россией и ЕС лишены стратегической глубины. У политических элит обеих сторон отсутствует даже приблизительное видение того, как политическая конфигурация нашего континента будет выглядеть через 20, 30 или 50 лет. Или должна выглядеть.

Пожалуй, это главное, о чем следует договариваться.

Фон, на котором проходят все обсуждения нынешнего состояния дел в отношениях между Россией и Европейским Союзом, примерно одинаков. Участники, как правило, констатируют, что российская внутренняя и внешняя политика по итогам президентских выборов меняется. И ЕС после нахождения выхода из кризиса суверенной задолженности и вступления в силу нового фискально-бюджетного договора станет совсем другим. Плюс в системе мирохозяйственных связей и мировой политике назревает все больше вопросов, требующих новых подходов и адекватной реакции. Соответственно в ближайшее время партнерство между Россией и ЕС будет сталкиваться с проблемами неопределенности. Поэтому крайне важно разобраться в тех факторах, которые работают на сближение или, напротив, на соперничество и взаимное недовольство, и научиться оказывать на них влияние, выгодное обеим сторонам.

На многих международных конференциях, семинарах, симпозиумах, однако перечисленные аспекты затрагиваются по касательной. Рабочая группа «Партнерство с Россией в Европе: Россия и ЕС в условиях неопределенности» специально выбрала их в качестве предмета для дискуссии. 25–28 февраля 2012 г. Рабочая группа собралась в 10-й раз. Встречи проводятся ежегодно. Фактически это двусторонний российско-германский форум. Его курируют с российской стороны Фонд «Единство во имя России» и Фонд Русский мир. С германской – Фонд Фридриха Эберта. В его состав входят ведущие российские эксперты из Института Европы и ИМЭМО РАН, МГИМО (У) и Высшей школы экономики и других известнейших мозговых центров и университетов России, занимающихся проблематикой ЕС, парламентарии и представители исследовательского сообщества Германии.

Предлагаю вместе посмотреть, насколько поменялись за истекший период акценты в выступлениях участников.

Последствия для двусторонних отношений вступления России в ВТО

Диалог между Россией и ЕС сыграл ключевую роль в решении большинства принципиальных вопросов вступления нашей страны во Всемирную торговую организацию. Проблемы возникали до последнего момента. На заключительном этапе длительного пути их удалось все же снять.

Однако после обретения членства России в ВТО их меньше не станет. Может быть, они только поменяют природу. Да и поиски подходов к их преодолению будут вестись в других организационных рамках.

Россия является членом Таможенного союза. Эта структура, созданная Россией, Казахстаном и Белоруссией, обретает реальные черты наднациональности. Соответственно и таможенное регулирование, и отдельные элементы торговой политики с национального уровня переходят на коллективный.

Если так, то и реализация ряда обязательств, взятых на себя Россией при вступлении в ВТО, частично будет идти таким образом, что партнером других членов ВТО окажется не столько Россия, сколько Таможенный Союз. Аналогичным образом усложняется процесс переговоров между Россией и ЕС над новым базовым соглашением. Ведь в каких-то своих аспектах компетенция по предмету переговоров оказывается переданной Таможенному союзу.

Не упрощает картину и разное видение сторонами того, что должно представлять собой новое базовое соглашение. По мнению Москвы, на данном этапе достаточно заключить облегченный, сравнительно короткий договор, который бы в дальнейшем прирастал отраслевыми соглашениями. Брюссель продолжает настаивать на согласовании всеобъемлющего договора.

На затягивание переговоров будут работать еще несколько факторов. России нужно адаптироваться к режиму ВТО, разобраться с тем, что членство в ВТО несет конкретным рынкам и конкретным товаропроизводителям. Для многих российских хозяйствующих субъектов отдельные договоренности по условиям вступления оказались неприятным сюрпризом.

Только несколько конкретных примеров. Заградительные пошлины на ввоз изделий из свинины остаются. Одновременно Россия пообещала снять пошлины на ввоз живых свиней. Понятно, какой удар это нанесет по российским свиноводческим фермам.

Зависают многие производственные проекты, связанные со строительством предприятий различного профиля по переработке древесины. И внешним, и внутренним хозяйствующим субъектам обещали некоторую защиту от конкуренции. В действительности она, напротив, снимается.

Подобные примеры приводятся бесконечно. Но можно посмотреть на возникшую ситуацию и с позиций макроэкономических показателей. Так, аграрное производство в ЕС на десять порядков мощнее, чем в России. Совершенно очевидно, что это означает на практике, если Россия и ЕС начинают играть по совершенно одинаковым экономическим правилам.

У российского бизнеса есть и другие, не менее естественные опасения. Так, транспортная инфраструктура России завязана на ЕС. С этим нельзя не считаться. После введения в действие «Северного потока» зависимость России от экспорта в ЕС еще более возросла. В случае форсированного строительства «Южного потока» она приобретет беспрецедентный, катастрофический характер.

Не меньше сомнений и у партнеров России из Германии и других стран ЕС. Россия – колоссальный рынок. Россия – страна неограниченных возможностей. Теоретически уже в обозримом будущем она может выйти на 4-е место в мире по ВВП. Во всяком случае, руководством России на политическом уровне такая задача ставится.

Но все это только потенциальные возможности. На настоящий же момент экономику России душит коррупция. В радикальном улучшении нуждается инвестиционный климат. Ждут своего решения задачи диверсификации и повышения эффективности национальной экономики, включая проведение структурных реформ. Из России бегут капиталы. Масштабы вывода капиталов достигли настораживающих масштабов.

Не добавляет оптимизма и наличие целого ряда противоречий между Москвой и Брюсселем в понимании базовых ценностей. Или если не в понимании, то в их реализации на практике. А ведь эти базовые ценности – гарантия защиты прав собственности, определенность правового регулирования и, что важнее, правоприменения.

Далее, работает правило бумеранга. И Россия смотрит на ЕС с большой долей недоверия. Слишком уж разрекламированы внутренние неурядицы интеграционного объединения. Не очень внятной на протяжении двух лет оставалась политика ЕС по спасению Греции от дефолта. Согласно предварительным прикидкам компетентных международных и наднациональных структур, в 2012–2013 годах в ЕС будет наблюдаться нулевой или, если мировая конъюнктура не ухудшится, минимальный рост. Это в лучшем случае. Не исключен и менее оптимистический сценарий. Внутренний рынок ЕС сокращается. Безработица находится на чудовищно высоком уровне. Меры жесткой экономии резко ослабили возможности качественного экономического роста в регионе.

Тем не менее, создание Таможенного союза и заявленное сторонами стремление искать конструктивные решения в двусторонних отношениях открывают новые возможности. Действительно новые возможности. О чем идет речь. Членство России в ВТО означает, что по правилам ВТО начинают работать и Казахстан, и Белоруссия. Ничто не мешает задуматься о разработке и внедрении общих правил, ориентируясь на которые будут функционировать экономические рынки, экономические пространства ЕС и Таможенного союза.

Иного, как неоднократно настаивали российские эксперты, вообще не дано. С января 2012 года единая Экономическая комиссия преобразована в наднациональный орган, общий для Таможенного и Евразийского союзов. По ряду вопросов экономического сотрудничества она, а не национальные структуры, оказывается партнером Брюсселя.

Приоритетность и приоритеты двусторонних отношений

Ни для России, ни для ЕС двусторонние отношения на настоящий момент приоритетом не являются. Упрощая, можно выделить три группы факторов, повлиявших на это изменение.

Абсолютно для всех мировых игроков наиболее интересным и перспективным направлением развития экономических связей и политического сотрудничества становится ЮВА.

Внешняя политика ЕС, кроме того, резко переориентировалась на происходящее в его южном соседстве из-за фактора «арабской весны». Для России на первый план выдвинулась проблематика Таможенного и Евразийского союзов. Хотя в обоих случаях на словах делается гораздо больше, чем на деле, тем не менее, очевидно, что «Восточное партнерство» и Евразийский союз – конкурирующие проекты.

Внутриполитические процессы и в ЕС, и в России оттянули все внимание на себя. Тут двух мнений быть не может. Для ЕС преодоление последствий кризиса суверенных долгов и санация зоны евро являются безусловным императивом. Россия решает для себя, как страна будет жить дальше, каким будет проект ее политического и социально-экономического развития на длительный период времени. Ответ на эти вопросы намного важнее, нежели что-либо еще.

Если присмотреться к перечисленным факторам чуть пристальнее, вырисовывается следующая картина. ЕС заметно ослабил внимание к постсоветскому пространству. Ни Украина, ни Молдова не получили от ЕС того, что они ждали, на что надеялись. У ЕС нет ни времени, ни ресурсов форсированно помогать странам «Восточного партнерства», включая Закавказье.

Напротив, Россия будет уделять своему соседству растущее внимание. Не исключено, что вытесняя ЕС – в ущерб контактам ЕС с теми же странами. При таком развитии событий отношения между Россией и ЕС обязательно пострадают. Не могут не пострадать.

Однако возможны и другие варианты. Так, если под влиянием России Евразийский и Таможенный союзы будут строго придерживаться правовых рамок ВТО, часть озабоченностей ЕС окажется снятой. Возникнут предпосылки для реализации самых разнообразных взаимовыгодных многосторонних проектов.

Тем более что российская проблематика остается для ЕС и его наиболее крупных государств-членов несомненным приоритетом. Утверждения о том, что для ЕС она утрачивает значение, разделяются далеко не всеми. В частности для Германии за пределами евро-атлантического пространства нет более важного партнера, чем Россия. Не стоит забывать, что ведущие державы ЕС заблокировали принятие решения о приглашении Киева вступить в НАТО. К тому же места для Киева нет и в ЕС. И не будет. Дальше на Восток ЕС расширяться не собирается.

Меняется к лучшему в ЕС и восприятие некоторых узловых аспектов сотрудничества с Россией. Характерна ситуация с упрощением визового режима и его возможной будущей отменой. Так, Европарламент высказался за снятие административных препятствий на пути культурных обменов. Один из его ключевых комитетов вышел с инициативой отмены виз для молодежи. Это символично.

Вместе с тем, отношения между Россией и ЕС всегда будут оставаться «черным кобелем», которого невозможно отмыть добела. Добиваться того, чтобы Россия была точь-в-точь как остальная Европа, несерьезно. Но и не видеть, что России нечего искать ни на Юге, ни на Востоке, тоже нельзя. И на роль «младшего партнера» Пекина Москва никогда не согласится. Значит, у европейского вектора внешней политики и внешнеэкономических связей России нет альтернативы.

Правда, определенный люфт возможен. Предположение о том, что переориентации внешней политики и внешнеэкономических связей России на Восток не происходит, опровергается официальными заявлениями. В последних программных документах российских властей много говорится о возрождении Сибири и Дальнего Востока, Китае, АТР, сотрудничестве на Тихоокеанском направлении. О ЕС очень мало и походя. О новом базовом соглашении вообще ничего.

Если за подобными заявлениями и заявками на смену внешнеполитического курса последуют серьезные практические шаги, России, ЕС и его государствам-членам придется приспосабливаться. Напрашивающийся вариант – приступить к осмыслению возможных совместных действий на третьих рынках. За подобным сотрудничеством перспектива. При опоре на него выход России на тихоокеанские рынки окажется более уверенным. Пока намерения, декларируемые Москвой, не подкреплены адекватной экономической политикой и просчитанной стратегией, отвечающей на вопрос, что Россия конкретно хотела бы получить в результате их воплощения в жизнь.

С Евразийским союзом ситуация выглядит очень похожей. Евразийский союз не первая попытка организовать постсоветское пространство. В прошлом все они заканчивались не слишком успешно. Новый проект очень важный, очень нужный, очень востребованный. На его реализацию будут брошены все силы. Для Москвы это безусловный приоритет.

Но уверенности в успехе все равно нет. Причин много. До сих пор Россия, Беларусь и Казахстан скорее разбегались. Эффективно противостоять центробежным силам им не особенно удавалось. Если во внешнеторговом обороте России ЕС стоит не первом месте, и на него приходится более 50 % от его общего объема, то ее товарооборот с Беларусью и Казахстаном упал до 8 % или даже меньше. Товарооборот Беларуси и Казахстана вообще стремится к нулю. Это где-то порядка 1 %. С позиций главного внешнеэкономического партнера Казахстана Россия оттеснена Китаем и ЕС на третье место.

Проект Евразийского союза верхушечный. Он осуществляется исключительно сверху. Мощной поддержкой снизу не пользуется. Со стороны отдельных стран стремление в Евразийский союз не такое безусловное. В идеологии Союза различимы элементы самоизоляции. Его будущее в тумане. События могут развиваться по-разному.

Тем не менее, если Евразийский союз встанет на ноги, от этого выиграют все. Включая ЕС.

Общий вывод – Россия и ЕС обязаны сотрудничать, а не конкурировать на пространстве СНГ. Это безусловный императив. Важно, чтобы элиты обеих сторон как можно скорее осознали, что у курса на сотрудничество нет альтернативы. И как можно скорее. Тогда есть надежда на то, что практическая политика России, ЕС и государств-членов будет адекватно скорректирована.

РФ – ЕС на Ближнем Востоке

Северная Африка и Ближний Восток – южное подбрюшье ЕС. Отсюда в ЕС идет основной иммиграционный поток. ЕС имеет со странами региона тесные экономические связи. Но и у России здесь обширные, в том числе гуманитарные интересы.

Несмотря на все различия, которые есть у России и ЕС в отношении к происходящему в регионе, основной тренд – сближение позиций, поиски совместных подходов к нахождению долговременных решений. Исторические факты свидетельствуют о том, что Россия и ЕС всегда стремились к тесному взаимодействию на данном направлении. Среди них и поддержка Барселонского процесса, и совместное участие в четверке по БВУ, и общая позиция G8 по демократизации Большого Ближнего Востока.

Однако все мировые игроки недооценили роль усложняющих факторов. Среди них – тяжелое наследие прошлой конфронтации; негативные последствия экономического кризиса для региона; появление множества негосударственных игроков; сложности в реализации согласованной политики; зашкаливающие прогностические ошибки.

Политическое и экспертное сообщество ЕС вырабатывало свои подходы к «арабской весне» исходя из предположения, что исламистские партии, исламистские силы получат на возможных выборах порядка 20 %. Это предположение принципиально расходилось с теми цифрами, которые назывались Москвой.

Практика показала, что власть свалилась в руки именно исламистов. Пока это скорее умеренные исламисты. Но возможность того, что в дальнейшем ее получат радикалы, не исключена. Предпосылки для этого имеются. Хотя связанные с происходящим фобии, похоже, преувеличены.

Экономическое положение региона в результате революций серьезно ухудшилось. Но и в этом плане причитания по поводу последовавшей экономической разрухи несколько преувеличены. Как ни странно, Тунис и Марокко показали вполне приличный рост ВВП (на уровне 3–4%). Даже в Египте он был на уровне 1 %. Только в Ливии разрушения существенны. Да и восстановлением страны, похоже, будет довольно сложно заниматься.

Однако инвестиционный климат серьезно ухудшился. Негативные экономические последствия не замедлят сказаться. Уже сейчас резко подскочила безработица. Усилилась социальная напряженность. Появились признаки запустения. С безопасностью не все в порядке. Пострадали и туристический бизнес, и сельское хозяйство.

А ведь к масштабным политическим реформам по большому счету в регионе еще не приступали. Проблема их проведения стоит даже острее, чем до начала «арабской весны».

Это накладывается на проблемы, традиционные для региона, – авторитаризм, тотальную коррупцию и неэффективность бюрократии. Клубок затягивается сложный. Поэтому, хотя жизнь потихоньку налаживается, потребуются годы и годы для того, чтобы оседлать положительный тренд. При этом камертоном для всех будет оставаться Египет. Все остальные пристально следят за тем, как и что у него получится.

Конец ознакомительного фрагмента.