Русские масоны
Описание Толстым в «Войне и мире» роли и деятельности масонов в основном соответствует истине. В XVIII и начале XIX века эта организация была ведущей силой в духовном и политическом развитии России, особенно после того, как в ее ложи вступили Н. И. Новиков и многие другие выдающиеся политические и государственные деятели. Среди масонов были и верующие, и вольнодумцы. Поначалу Екатерина II терпимо относилась к существованию лож. Сторонница вольтерьянства и свободомыслия, императрица не была обременена «религиозными предрассудками». Просветительская деятельность масонов выражалась в создании типографий и в пропаганде либеральных идей. В том грубо искаженном изображении масонства, которое стало общепринятым даже в просвещенных слоях общества в период царствования Николая I, весьма мало правды.
Однако Новиков вскоре подвергся репрессиям: будущий царь Павел I оказался под влиянием масонов из лиц своего ближайшего окружения, и Екатерина II имела все основания считать, что масоны намерены превратить Великого князя в свое послушное орудие. Эти репрессии нанесли удар по русскому масонству, от которого оно так никогда и не оправилось. После восшествия на трон Павла I Новикова возвратили из ссылки и приблизили к императорскому окружению в Гатчине, где он вскоре осознал полную несовместимость своих идей с палочной дисциплиной Павла I.
Начало правления Александра I было отмечено господствующим влиянием людей, входящих в масонские ложи. Главной задачей «общества» было объединение культурной элиты России для уничтожения абсолютизма, а также освобождения крестьян – цель, к которой благосклонно относился сам царь Александр I, покровительствовавший ордену. В орден входили видные государственные деятели, такие как либерал Сперанский и герой войн с Наполеоном Кутузов. К ложам примыкали многие из декабристов.
После восстания декабристов, в период реакционного правления Николая I ложи были объявлены вне закона, однако, по-видимому, они продолжали свою деятельность подпольно.
В начале XX века возродившиеся масонские общества вели работу по укреплению связей между лидерами просвещенного земства и городской интеллигенцией. В мои годы масоны в России действовали подпольно, и не только потому, что вплоть до 1905 года всякая социальная и политическая деятельность могла вестись только нелегально, но и потому, что общественность крайне недоброжелательно воспринимала всякую организацию, которая во имя достижения общей цели объединяла членов самых различных политических партий.
Первоначально я не намеревался писать о русском масонстве. Однако некоторые «разоблачения», появившиеся за последние годы в русской и нерусской прессе, объясняли падение монархии и создание Временного правительства тайной деятельностью лож. Я счел своим долгом опровергнуть такую абсурдную трактовку великих и трагических событий, которые определили величайший поворот в истории России. Во имя восстановления исторической правды я и остановлюсь кратко на этой теме.
При отъезде из России летом 1918 года мне было поручено раскрыть суть нашей работы, без упоминания чьих-либо имен, для восстановления истины в том случае, если в прессе когда-либо появятся искажающие ее материалы. Теперь пришло время сделать это, поскольку в секретных письмах двум своим друзьям видная политическая деятельница, масонка с большим стажем Ю. Д. Кускова упоминает мое имя и сообщает другому политическому деятелю о моем членстве в ложе.
Предложение о вступлении в масоны я получил в 1912 году, сразу же после избрания в IV Думу. После серьезных размышлений я пришел к выводу, что мои собственные цели совпадают с целями общества, и принял это предложение. Следует подчеркнуть, что общество, в которое я вступил, было не совсем обычной масонской организацией. Необычным прежде всего было то, что общество разорвало все связи с зарубежными организациями и допускало в свои ряды женщин. Далее, были ликвидированы сложный ритуал и масонская система степеней; была сохранена лишь непременная внутренняя дисциплина, гарантировавшая высокие моральные качества членов и их способность хранить тайну. Не велись никакие письменные отчеты, не составлялись списки членов ложи. Такое поддержание секретности не приводило к утечке информации о целях и структуре общества. Изучая в Гуверовском институте циркуляры Департамента полиции, я не обнаружил в них никаких данных о существовании нашего общества, даже в тех двух циркулярах, которые касаются меня лично.
Основу нашего общества составляла местная ложа. Высший Совет ордена имел право создавать специальные ложи, помимо территориальных. Так, была ложа в Думе, другая – для писателей и так далее. При создании каждая ложа получала полную автономию. Ни один орган ордена не имел права вмешиваться в работу ложи или в вопрос о приеме в нее новых членов. На ежегодных съездах делегаты от лож обсуждали проделанную работу и проводили выборы в Высший совет. На этих же съездах генеральный секретарь от имени Высшего совета представлял на рассмотрение делегатов доклад о достигнутых успехах с оценкой политического положения и программой действий на предстоящий год. Порой на съездах между членами одной и той же партии происходили острые столкновения мнений по таким жизненно важным проблемам, как национальный вопрос, формирование правительства, аграрная реформа. Но мы никогда не допускали, чтобы эти разногласия наносили ущерб нашей солидарности.
Такой внепартийный подход позволил достичь замечательных результатов, наиболее важный из которых – создание программы будущей демократии в России, которая в значительной мере была воплощена в жизнь Временным правительством. Бытует миф, который всячески распространяли противники Временного правительства, о том, будто некая мистическая тройка масонов навязала правительству, вопреки общественному мнению, свою программу. В действительности же положение в России и насущные нужды нашей страны обсуждались на съездах масонов людьми, которые вовсе не пытались навязать друг другу свои политические программы, а руководились лишь своей совестью в стремлении найти наилучшие решения. Мы ощущали пульс национальной жизни и всегда стремились воплотить в нашей работе чаяния народа.
В период существования IV Думы идея объединения во имя достижения общих целей получила еще большую поддержку. Повторяю еще раз: все наши усилия имели целью установление в России демократии на основе широких социальных реформ и федерального устройства государства. В последние фатальные годы распутинской власти для большинства членов общества обреченность монархии стала очевидностью, однако это не мешало монархистам принимать участие в общем деле, поскольку вопрос о будущей форме правления был подчинен решению более насущных задач.
После начала Первой мировой войны встала необходимость пересмотреть всю нашу программу. Это была первая тотальная война, в которую оказались втянуты не только вооруженные силы, но и огромные массы гражданского населения. Ради достижения победы необходимо было добиться примирения между всеми классами общества, между народом и верховной властью. Моя попытка вынудить царя сделать жест доброй воли в отношении народа была, конечно, наивна, однако другие положения новой программы на период войны были претворены в жизнь. Безоговорочная защита отечества оставалась основой нашей деятельности на весь период войны. Однако после Февральской революции разгорелись политические страсти, и внепартийное сотрудничество стало совершенно невозможным.
Во всех своих поездках в качестве защитника на политических процессах я никогда не ограничивался профессиональными делами, а всегда стремился почувствовать настроения людей и установить контакты с местными представителями различных либеральных и демократических группировок.
После моего избрания в Думу и вступления в организацию масонов расширившийся объем и особая важность моей работы привлекли к себе повышенное внимание политической полиции. В 1915 году полицейский надзор за моей деятельностью в провинции не был еще столь тщательным, каким он был в Санкт-Петербурге, и я практически не ощущал его. В столице же я был окружен секретными и несекретными агентами, чье наблюдение за мной постоянно ужесточалось.
Возможность ареста не волновала меня, хотя, скорей всего, я был бы арестован в начале 1916 года, если бы из-за внезапной болезни не прекратил на семь месяцев всякую политическую деятельность. Такую возможность нетрудно было предвидеть – неизбежный риск ареста сопутствовал той жизни, которую я вел. Однако постоянное присутствие полицейских, которые денно и нощно буквально следовали за мной по пятам, стало все больше раздражать меня.
Как-то осенью 1915 года во время обсуждения в Думе доклада Бюджетной комиссии об ассигнованиях министерству внутренних дел мне пришла в голову внезапная мысль сыграть шутку над министром, рассказав историю, которая наверняка позабавит членов Думы и в то же время покажет им те условия, в которых вынуждены работать члены оппозиции.
Когда началось обсуждение вопроса об ассигнованиях Департаменту полиции, я поднялся и обратился к министру со следующими словами:
«Господин министр, у меня создалось впечатление, что ваш Департамент расходует чересчур много средств. Я, конечно, безмерно признателен директору Департамента полиции за заботу о моей безопасности. Я проживаю в доме, расположенном в глухом месте, и каждый раз, когда я выхожу на улицу, по обеим ее сторонам стоят по два, а то и по три человека. Нетрудно догадаться, что это за люди, поскольку и летом, и зимой они носят галоши, плащи, а в руках держат зонтики. Неподалеку от них на той или другой стороне улицы стоят пролетки, на случай, если мне понадобится куда-нибудь поехать. По тем или иным соображениям я предпочитаю не пользоваться этими пролетками, а иду вместо этого пешком. И когда я не спеша шествую по улице, меня сопровождают два телохранителя. Если я убыстряю шаг, сопровождающие меня компаньоны начинают задыхаться от спешки. Иногда, когда я, завернув за угол, останавливаюсь, они пулей вылетают из-за угла, натыкаются на меня и, ошарашенные, кидаются обратно, оставив меня без охраны. Стоит мне немного отойти от дома и сесть на извозчика, как один из стоящих на углу кидается рысью вслед за мной. В подъезде моего дома я часто застаю за беседой нескольких очаровательных людей в галошах и с зонтиками в руках. Мне представляется, господин министр, что от 15 до 20 человек выделены для того, чтобы заботиться о моей драгоценной персоне, поскольку они сменяют друг друга днем и ночью. Вы понимаете, что вам от всех них мало пользы. Почему бы вам не посоветовать директору Департамента полиции предоставить в мое распоряжение машину с шофером? Ведь тогда он будет знать все – куда, когда и с кем я направляюсь – да и мне это пойдет во благо: не придется тратить такую уйму времени на поездки по городу и так уставать от этого».
Мой рассказ очень позабавил членов Бюджетной комиссии, а Хвостов со смехом ответил: «Если предоставить вам машину, то придется дать их и всем вашим коллегам, а это разорит казну».
Оба эти заявления вызвали оживленные аплодисменты.