© ООО «Издательство «Вече», 2016
Глава I[1]
Начавшееся с воцарением императрицы Екатерины II усиленное судостроение, принятие мер к улучшению личного состава флота, усиленные плавания, – все эти меры, принятые в первое десятилетие царствования императрицы к возрождению русского флота, упавшего после кончины основателя его, государя Петра I, продолжались и во второе десятилетие царствования и делают эту эпоху для русского моряка наиболее интересной. Конец первого десятилетия и начало второго ознаменовались для русского флота многими победами, одержанными в Средиземном и Черном морях, имевшими за собой реальное последствие – приобретение для России Азовского моря и большей части юга России, за которым вполне естественно последовало приобретение чрез несколько лет Крыма – твердой опоры для владения Черным морем. Все эти приобретения были бы немыслимы без содействия флота. Балтийский флот и балтийские моряки участвовали всецело в Средиземной экспедиции; они же участвовали в военных операциях и на Черном море, на созданной энергией императрицы Екатерины II Донской флотилии. Деятельность Донской флотилии была частью описана в одной из предшествующих частей «Материалов»; деятельность же балтийских моряков в Средиземном море – в XII части «Материалов».
Императрица Екатерина II, сделав важные приобретения по Кучук-Кайнарджийскому договору, придавала большое значение морской силе, с помощью которой были сделаны эти приобретения и защищать которые в то время следовало в Балтийском море, ибо Швеция, наша противница на севере, вступила через несколько лет в союз с Турцией, нашей противницей на юге. Несмотря на достаточные успехи на море, императрица Екатерина II продолжала заниматься улучшением флота, интересовалась его делами и отдавала флоту большое место в своих заботах о преуспеянии России.
За рассматриваемый период времени, с 1772 по 1782 г., было построено кораблей[2]: 18–66-пуш. в Архангельске, 1–66-пуш. в Кронштадте и 1–78-пуш., 4–74-пуш. и 2–66-пуш., в Петербурге, а всего было построено 26 кораблей. Фрегатов было построено 17, из них 3 в Петербурге и 14 в Архангельске; в Петербурге были построены 2–20-пуш. и 1–26-пуш. фрегат; в Архангельске было построено 5–38-пуш. фрегатов, обращенных впоследствии в 32 пушечные, и 9–32-пуш. фрегатов. Кроме этих судов были выстроены: в Кронштадте 2 бомбардирских корабля, 1 яхта, 1 полупрам и 1 пинка; в Архангельске 2 яхты и 5 пинок; в Петербурге 2 яхты и 3 бригантины.
Более мелкие суда, а также суда для гребного флота, строились в Олонце, Сердоболе, Петербурге; так, были выстроены в Олонце: 3 пакетбота, 4 краера, 1 полупрам, 2 бригантины и 13 дубель-шлюпок; в Сердоболе выстроены были 2 прама, а в Петербурге до 70 галер.
В судостроительной деятельности замечается некоторый перерыв; до 1775 года суда всех рангов строились довольно усердно, но после заключения Кучук-Кайнарджийского мира в 1775 году можно заметить остановку; постройка судов временно прекращается и только с 1778–1779 годов начинают опять наши корабли и фрегаты сходить ежегодно со стапелей, но уже не в прежнем количестве.
Спущенные в мае месяце 1772 года в Архангельске 4–66-пуш. корабля, в сентябре месяце прибыли в Ревель и получили имена от императрицы Екатерины II: «Александр Невский», «Борис и Глеб», «Преслава» и «Дерись».
17 августа 1772 года вице-президент Адмиралтейств-коллегии предложил Коллегии исполнить повеление императрицы Екатерины II – приготовить к скорому спуску 2 строившихся в Петербурге корабля.
Через месяц 2–74-пуш. корабля были спущены в Петербурге на воду и получили имена: «Исидор» и «Пантелеймон». В 1773 году в Архангельске были готовы к спуску 3–66-пуш. корабля, 3–32-пуш. фрегата и 1 пинк; но так как за укомплектованием всех кораблей и других судов, вооружавшихся в Кронштадте, морских офицеров не хватило бы на суда, спущенные в Архангельске, то решено было весною спустить только 3 фрегата и привести их в Кронштадт. На каждый фрегат, кроме командира, были назначены по 2 лейтенанта, по 2 мичмана и по 2 гардемарина; фрегаты эти были спущены весною 1773 г., получили имена – «Павел», «Евстафий» и «Наталия» и осенью того же года дошли до Кронштадта; 3 корабля были спущены в сентябре месяце 1773 года, получили от великого князя генерал-адмирала Павла Петровича имена: «Ингерманланд», «Азия» и «Америка», и пришли в Балтийское море в 1775 году.
Относительно строившегося в Петербурге корабля, императрица собственноручною запискою поинтересовалась узнать, когда корабль будет готов к спуску и будет ли он спущен по образцу спуска фрегата «Св. Марк», т. е. по способу адмирала Ноульса.
Указом, данным через несколько дней, было приказано корабль этот спустить по проекту адмирала Кновлеса[3]; корабль этот был спущен 22 августа 1773 года в присутствии императрицы и получил от нее имя «Св. Пророк Иезекииль», в память победы при Кагуле.
В Архангельске были спущены в 1774 году 3–66-пуш. корабля: «Слава России», «Благополучие» и «Твердый»; в 1775 году 2–66-пуш. корабля: «Николай» и «Храбрый». Фрегатов было спущено 32-пуш. в 1774 г. четыре: «Легкий», «Счастливый», «Св. Михаил» и «Поспешный»; имена эти дал, согласно воле императрицы, наследник Престола великий князь Павел Петрович, первый августейший генерал-адмирал русского флота; суда эти пришли в Кронштадт в 1777 году.
Постройка кораблей в Петербурге после 1778 года замедлилась. Уже 18 июля 1774 года было получено приказание остановить спуск выстроенных кораблей до 1775 года, а 4 августа подтверждено это приказание; причина этой остановки судостроения заключается в том, что 10 июля 1774 г. был подписан мир с турками. Но спуск остановился не на год, а на 5 лет, так как корабли эти были спущены только 24 июля 1779 года и получили имена от императрицы, присутствовавшей при спуске: «Константин», «Спиридон» и «Давид Салунский». Последний корабль, построенный в рассматриваемый период времени в Петербурге, был спущен 28 мая 1782 г. и получил от императрицы имя «Симион Сродник Господень», с тем чтобы в списках и где будет надо писался «Победослав».
Два выстроенные в Петербурге и спущенные в 1781 году фрегаты получили от Коллегии имена «Гектор» и «Проворный». В Кронштадте в 1780 г. был спущен 66-пуш. корабль и получил от Коллегии имя «Победоносец»; в Архангельске были спущены в 1778 году фрегаты «Александр», «Воин», «Мария», в 1779 г. «Патрикий» и «Симион», в 1780 году 2–66-пуш. корабля «Не Тронь Меня» и «Ианнуарий»; в 1781 году 4–66-пуш. корабля «Святослав», «Три Святителя», «Вышеслав» и «Родислав» и 2–32-пуш. фрегата «Слава» и «Надежда» – имена всем этим судам были даны императрицею.
Численный состав судов менялся сообразно обстоятельствам; в начале рассматриваемого периода менялось только число судов, постоянно увеличиваясь, а под конец – были изменены ранги кораблей. 4 сентября 1772 года императрица дала указ вице-президенту Адмиралтейств-коллегии графу Чернышеву, следующего содержания:
«Обстоятельства требуют, чтобы мы имели будущим летом в здешних портах до 20-ти линейных кораблей с надобным числом других судов, за исключением находящихся в Средиземном море, о чем приложите по Адмиралтейств-коллегии всевозможное старание, также о том, чтоб число галер или тому подобных судов к тому же времени до 100 в готовности было или сколько можно. Но при этом, чтоб на верфях было леса еще на 10 таковых кораблей для пополнения оного числа, или по первому повелению недостатка (в лесе) не было»[4].
Указ этот указывает на обстоятельства, которые могли заставить иметь в Балтийском море на кампанию 1773 г. до 20 линейных кораблей. Известно, что, несмотря на одержанные победы русским флотом в Средиземном море и русской армией на Дунае, турки в переговорах с нами выказали полную неуступчивость и, побуждаемые Англией, Францией, Австрией и Пруссией в отношении к своему победителю, – излишнюю требовательность, не оправдываемую тогдашним состоянием военных и морских сил Турции.
Императрице были известны эти интриги западных держав в Константинополе; зная что на море противником России могла быть одна Швеция, находившаяся в очень близких сношениях с Францией, императрица для обеспечения вполне своих побед на востоке понимала, что России надо быть в Балтийском море, настолько сильной, чтобы у Швеции не могло зародиться никакой надежды на успех в морском поединке с Россией. Так и было сделано: флот был увеличен в численном составе и никаких препятствий к исполнению своих планов на востоке императрица не встретила в то время в Балтийском море, так как Швеция была слаба в морском отношении, а Франция и Англия были заняты войной между собою. Но то, что не удалось в 1772 году, удалось западным державам в 1788 году, когда Швеция, воспользовавшись 16-летним промежутком времени, успела с помощью золота Франции и Пруссии значительно увеличить свой флот и остановить грозный удар, занесенный над Турцией, отправлением Второй экспедиции в Средиземное море, так как русский флот, занятый войною в Балтийском море, должен был остаться для защиты своих берегов.
Гениальная прозорливость императрицы угадала в то время, откуда могла грозить опасность ее планам на востоке и что отвратить ее возможно только сильным флотом в Балтийском море. Адмиралтейств-коллегия энергично принялась за исполнение воли императрицы, и в 1776 году было на воде 25 кораблей, бомбардирских судов 4, фрегатов 18; строилось же кораблей 8, фрегатов 9.
По штату 1764 года было положено иметь во флоте кораблей по трем разным комплектам: по мирному 21 корабль, по малому военному 32 корабля, и по большому военному комплекту 40 линейных кораблей. Число нижних чинов было положено сообразно этим 3 разным комплектам. В войну 1769–1774 гг. число всех плавающих кораблей превосходило число, назначенное по большому военному комплекту. После заключения мира наличие их превосходило малый военный комплект, а именно: состояло кораблей всего 33, кроме назначенных за ветхостью в разломку; из 33 кораблей 10 было совсем новых, «и не только в походах небывалые, но некоторые находились еще на стапелях». Остальные были недавней постройки и почти новые, а прочие в таком состоянии, что могли еще служить.
Так как такое увеличение числа кораблей было вызвано военными и политическими обстоятельствами, в которых находилась Россия в 1769–1774 гг., и так как по заключению Кучук-Кайнарджийского мира «точного правила по какому комплекту флот содержать» не было и Коллегия самопроизвольно не могла, по незнанию всех политических обстоятельств, установить, в каком комплекте флот держать, то она 8 марта 1776 года испросила себе от императрицы повеление: флот в Балтийском море иметь уже всегда по малому военному времени в 32 корабля и назвать этот комплект мирным, а бывший под этим названием комплект в 21 корабль навсегда отменить. Число людей содержать также по вновь установленному мирному комплекту.
Коллегия к этому же докладу представила и ведомость, из которой оказывается, что в это время в Балтийском флоте было:
23 октября 1781 года состоялся указ императрицы, по которому увеличивалось штатное число кораблей для военного комплекта; кроме того вводились корабли более сильные – 100-пушечные. Увеличение флота объяснено в указе тою пользою, которая произойдет от этой меры. Называть 8–100-пушечных кораблей повелено было в том же указе именами тех кораблей, которые прославились в Средиземном море и «которых именования предписано от нас оставить вечными». Места старых пришедших в ветхость кораблей следовало занимать новыми двухпалубными, постройка которых должна была производиться как в Петербурге, так и в Архангельске.
То место указа, которое предписывало называть стопушечные корабли именами кораблей, прославивших себя в Средиземном море, нестрого соблюдалось в самое царствование императрицы[5], а в последующее время и совсем было позабыто, хотя нельзя не согласиться, что эта мысль сохранить на вечные времена имена кораблей, отличившихся в сражениях в числе боевых плавающих судов, очень важна для поддержания боевых традиций.
По тому же указу следовало учредить два комплекта судов: мирный и военный, и сообразно этим двум комплектам определить число необходимых людей и снарядов, имея в виду, чтобы штат военного времени был всегда больше штата мирного времени.
Через 8 месяцев был представлен новый штат кораблей но мирному и военному времени; в обоих штатах 8–100-пушечных кораблей оставались без изменения, увеличивалось только по военному времени число 74-пушечных кораблей с 8 на 16 и 32-пушечных фрегатов с 12 на 16.
Императрица утвердила этот штат. С увеличением числа судов увеличилось и плавание их, и потому корабли и суда стали требовать больше починок и исправлений; сумма на содержание всех судов в исправности была увеличена и вместо 1/12 положена 1/10 суммы стоимости судов (впрочем, в 1/10 часть содержания судов в исправности было включено и содержание береговых строений).
Из числа матросов, положенного для кораблей мирного комплекта, 2/10 совсем не содержались в комплекте, а 1/10 часть обращалась на ластовые суда (грузовые суда. – Примеч. ред.).
Морские канониры содержались по числу, необходимому для управления орудий.
Морские батальоны следовало содержать по тому комплекту, который должны были установить совместно вице-президенты Военной и Морской Коллегии.
Сообразно всем этим ограничениям, следовало составить положение на содержание флота.
Коллегия пригласила в свое заседание флагманов, бывших в Архипелаге, по указанию которых, надо полагать, были исключены употреблявшиеся в Балтийском море пакетботы и введены в употребление легкие суда Средиземного моря – шебеки.
Это обстоятельство подало повод президенту Коллегии предложить Коллегии рассмотреть удобность вновь вводимых шебек, по сравнению с построенными для Черного моря и р. Дунай шкунами (шхунами. – Примеч. ред.) по чертежам адмирала Ноульса.
Собрание флагманов и командиров в Кронштадте высказалось, что шкуны удобнее для мелких вод, в узких местах и реках; вследствие плоского дна шкуны могут стоять на мели без вреда, а также и сняться с мели, могут малым числом людей управляться и могут держаться в море в большие ветры, но хода большого, особенно в бейдевинд, не имеют; шебеки же имеют одно достоинство – ходят легче всякого судна в бейдевинд, когда косой фок и все паруса могут нести; кроме того эти суда имеют большое значение, когда находятся при флоте и когда надо догнать какое-либо судно. Очевидно, что этот взгляд наших флагманов и командиров был ими вынесен из практики, когда наш флот в продолжении четырех лет блокировал Дарданеллы и успел пресечь подвоз к Константинополю всякой провизии из Архипелага.
Одним из видных деятелей в то время во флоте был приглашенный императрицей англичанин Ноульс. Неизвестно почему Коллегия относилась к нему не совсем доброжелательно, но это отношение проглядывает в действиях Коллегии, которая, соглашаясь во многом с адмиралом Ноульсом, отдавала такие распоряжения, что успеха от проектов Ноульса ожидать было нельзя.
В видах более скорого исполнения повеления относительно постройки кораблей и фрегатов Коллегия 3 мая 1772 г. разрешила строить из мягкой сосны фрегаты в Архангельске по чертежам Ноульса; корабли же должны были строиться из лиственницы по чертежам.
Необходимо было построить большие ластовые суда для перевозки груза в Архангельск, чертежи одних размеров были представлены от Ламбе-Ямеса и Селянинова, а других размеров Скуваровым; первые чертежи были одобрены Ноульсом. Коллегия сейчас же соглашается, что первые чертежи лучше; в числе доводов стоит и то обстоятельство, что чертежи эти одобрил Ноульс; но суда самые, под именем пинков, заказываются в Олонце, где не было ни верфи, ни рабочих и откуда суда эти должны были быть приведены на плашкоутах[6].
Для галерного флота нужны были прамы и полупрамы, но относительно этих судов Коллегия разошлась с Ноульсом и решила 1 сентября 1772 г. построить в Петербурге два прама: один по обыкновенной конструкции, ранее испытанной, а другой по проекту Ноульса; относительно же полупрамов решено было построить один по чертежу экспедиции, заведывавшей кораблестроением. Ноульсу же дать полупрам из имеющихся на лицо и сделать в нем переделки те, которые будут указаны Ноульсом. Но через несколько дней Коллегия отменила постройку этих судов в Петербурге и решила строить их в Олонце с подряда; если бы желающих строить эти суда не скоро нашлось, то строить разрешалось один прам и один полупрам, отменив постройку из прежнего наряда до пяти корабельных ботов, однако же с тем, прибавляет Коллегия, «чтоб оные суда были бы приведены в Петербург, в первую полую воду». Вместо же полупрама Ноульсу дали один большой пропорции плашкоут «в подобие полупрама», разрешили сделать необходимые скрепления и сделать пробу стрельбою. Насколько была медленна постройка, можно видеть из следующих чисел: 2 прама «Олифант» и «Сердоболь» в Олонце были заложены в феврале 1774 г., а спущены в мае 1776 года; следовательно, более 2 лет строились суда длиною 115 футов, шириною 35 футов, а глубиною 9 ф. 7 д.
Через два месяца Коллегия получила донесение, что строить прамы охотников в Олонце не нашлось, что можно было бы теперь построить один прам в Петербурге по чертежам адмирала Ноульса, но так как чертежей к дню решения Коллегии получено не было, то Коллегия и решила: строить прам в Петербурге, не ожидая от адмирала Ноульса чертежей, по прежней конструкции и нанять плотников такое число, какое нужно для постройки и спуска прама на воду к кампании 1773 г.
Но и тут постройку прамов в Петербурге постигла неудача: желающих с подряда строить не нашлось, а потому и решено было в случае неудачи, т. е. неотыскания желающих строить прамы с подряда, строить их вольнонаемными плотниками с помесячной платой; построить прамы пришлось в Сердоболе и строились они более 27 месяцев.
В Петербурге постройка 74-пуш. корабля «Иезекииль» по чертежам Ноульса шла успешнее; корабль этот был длиннее на 18 футов, шире на 8 футов и глубже на 1 фут прежних кораблей, и окончен постройкою в 8 1/2 мес.
В 1773 году адмирал Ноульс, придя в Адмиралтейство, приказал изменить существовавший порядок конопачения и указал свои правила; корабельный мастер донес об этом приказании Ноульса Коллегии, которая тотчас же послала указы «о непременном исполнении приказаний Ноульса».
Адмирал Ноульс предложил спускать корабли по найтовному фундаменту, но Коллегия не совсем охотно соглашалась на это изменение уже установившихся правил спуска кораблей. Потребовалось личное вмешательство императрицы.
Сначала она спросила, будут ли спускать корабль «Иезекииль» по образцу спуска фрегата «Св. Марк», т. е. по образцу адмирала Ноульса, а через 3 дня прямо приказала спустить корабль по проекту Ноульса; спуск действительно состоялся по новому проекту и корабль получил перегиб в 10 д., тогда как прежние получали эту перегибу в 7–8 д.
7 июля 1774 года тайный советник Стрекалов[7] объявил приказание императрицы: из строящихся в Петербурге кораблей отделать только один как возможно наискорее и спустить «по манеру адмирала Ноульса». Коллегия отдала соответствующие распоряжения о наискорейшем изготовлении корабля к спуску, но спустила его только в 1779 г., потому что спуск в назначенный день был отменен самой императрицей. 66-пуш. корабль «Спиридон», строившийся по чертежам Ноульса, совершенно отстроенный, простоял два года на стапеле.
В 1775 году Коллегия стала действовать смелее и поручила в виду получающейся большой перегиби, при спуске кораблей по проекту Ноульса, обсудить экспедиции совместно с корабельными мастерами: полезно ли спускать корабли по выдумке Ноульса.
Ноульс дал новые размеры рангоута кораблям и фрегатам; на последнем, например, грот-мачта была сделана длиною в 78 ф., толщиною в 23 д., вместо прежней в 85 фут длины и 27 д. толщины; в такой же приблизительно пропорции были уменьшены размеры и других частей рангоута. Коллегия разрешила иметь уменьшенный рангоут только на судах, построенных по чертежам Ноульса. Суда с укороченным рангоутом оказались плохие ходоки; в бейдевинд[8] их уваливало много под ветер, на что неоднократно жаловался адмирал Мордвинов, так что наконец великий князь Павел Петрович, генерал-адмирал русского флота, в 1776 году, когда уже Ноульс, впрочем, оставил русскую службу, приказал рассмотреть донесение Мордвинова, к мнению которого присоединился и авторитетный голос адмирала С.К. Грейга.
Кроме Ноульса проектированием судовых чертежей занимался некий Мазини, мальтийский кавалер, принятый императрицей Екатериной II на службу в русский флот в чине контр-адмирала[9]. 22 июля 1773 г. Адмиралтейств-коллегия получила повеление построить бригантину по чертежу Мазини. Достоинства этой бригантины, по словам Мазини, заключались в том, что она имела две палубы; не имела книц для укрепления и связывания бимсов, но особый крепкий набор и замок; могла вместить до 300 чел. в военное время и была легка на ходу под парусами, но могла в случае необходимости ходить и под веслами. Такая бригантина «Вахтмейстер» действительно была построена и была длиннее строившихся ранее в русском флоте на 30 футов (100 вместо 70) и шире на 7 футов (22 вместо 15); прослужила она в русском флоте 8 лет.
Более энергично шла постройка кораблей в Архангельске, но, к сожалению, из сырого леса.
Командиром Архангельского порта был в то время (1772 г.) майор Ваксель, ранее не встречающийся в списках флотских офицеров, но заслуживший орден Св. Георгия 4-й степени, при высадке десанта с судов флота в Еникале.
Вступив в управление портом, Ваксель вступил в переписку с вице-президентом Коллегии графом Чернышевым, который писал ему, чтобы он сделал бы такой порядок в подрядах по поставке лесов и постройке кораблей, чтобы в 1773 году было бы отстроено и отправлено в Кронштадт 3 или 4 корабля и запасено лесов. Граф Чернышев имел в виду ускорить повеление императрицы о постройке 20 кораблей. Исполнением этого поручения, Ваксель, по сообщению графа Чернышева, зарекомендовал бы себя усердным и расторопным офицером. Самой Коллегии Ваксель донес, что к 1773 году будут готовы 3 корабля и 2 фрегата, но только с употреблением частью соснового дерева. Коллегия написала Вакселю 7 мая 1772 года, что она в его усердии «особливое находит удовольствие и отдает ему совершенную справедливость, яко попечителю о казенной пользе и исправному и расторопному командиру и надеется, что он употребит все свое старание показав на самом деле то, о чем ныне пишет».
За смертью корабельного мастера Давыдова, в Архангельск было сделано частному корабельному мастеру англичанину Гуниону предложение, не согласится ли он строить корабли для русского военного флота? Гунион согласился, но поставил следующие условия:
1) Он, Гунион, должен строить корабли и фрегаты по данным чертежам.
2) Имеет дело с одним Вакселем.
3) Ни в какие письменные производства (отчетность) не вступает, и до прихода и расхода материалов дела не имеет.
4) Все мастеровые с их мастерами должны быть у него в подчинении и послушании.
5) В случае смены Вакселя отказывается от всей работы; обязательство имеет только на один год.
6) За труды получает по 3 рубля с пушки.
Коллегия на все его условия, за исключением двух, согласилась: Ваксель может быть нужен в другом месте, и хотя она, Коллегия, не имеет намерения сменять Вакселя, но никак нельзя знать, какая нужда в нем может быть и что воспоследует с ним самим во время постройки судов; Коллегия кроме того не согласилась, чтобы Гунион работал один только год; по мнению ее, Гунион должен был остаться до окончания постройки заложенных судов.
Гунион согласился на эти изменения и стал строить корабли и фрегаты в Архангельске. Всего Гунионом было построено 6 кораблей и 10 фрегатов.
Адмиралтейств-коллегия старалась привлечь и частное судостроение к постройке военных судов и поручила Вакселю подыскать желающих взяться за это дело. Купец Баженин, род которого издавна занимался судостроением, отказался наотрез от казенных построек, а другой купец Пругавин согласился взяться за постройку фрегатов и пинок, начал работать, но не довел постройку фрегатов до конца, и фрегаты были окончены казенными средствами.
Ввиду недостатка корабельных лесов Ваксель выхлопотал разрешение освидетельствовать заготовленные леса у подрядчиков и понудить их вывозкою к пристаням, а по вскрытии рек (освидетельствование происходило зимою) отправить к Архангельскому порту. Выхлопотав разрешение строить фрегаты из соснового леса, Ваксель потом стал просить разрешения приставленный лес, не выгружая в Адмиралтейство, отправлять в желаемое место, т. е. Пругвину. Другими словами, Ваксель просил разрешения строить военные суда из сырого леса. Коллегия ответила, что Ваксель должен для лучшего употребления тех лесов сберегать их и держать под крышею, для чего и построить сараи; иначе говоря, разрешения не дала.
Точно так же и передачу казенных лесов частным судостроителям, для постройки военных судов, поставила в зависимость от своего разрешения, на каждый случай таковой передачи.
Морские офицеры, участвовавшие в Архипелажской экспедиции, находили иногда случай замечать различные улучшения на иностранных судах и доносили Коллегии о своих замечаниях. Так, например, капитан 2-го ранга Жемчужников, командир фрегата «Северный Орел», донес, что сделанные[10] на его корабле английские кетенс-помпы приносят «великую пользу», по сравнению с прежними помпами; далее, что корабли следует обшивать двойною обшивкою на просмоленной бумаге и обжигая наружную сторону второй обшивки. Вторая обшивка употреблялась уже в русском флоте, и корабли, отправленные в 1769 г., имели двойную обшивку.
Способ обжигания также стал употребляться в русском флоте, но неизвестно, с какого времени[11]. Потом Жемчужников писал, что на английских судах камбузные корабельные печи делаются из железных досок и на винтах, а внутри имеются кирпичи, как и на наших кораблях. На наших кораблях камбузные печи употреблялись в то время из одной кирпичной кладки с железной решеткой, и во время сильной качки эти печи давали трещины.
Наконец, на английских кораблях, по словам Жемчужникова, обшивают крюйт-камеру весьма сухими досками, также и столбы и решетки делают из сухого дерева; ящики же для хранения картузов употребляются решетчатые, дабы воздух мог свободно проходить. На наших же кораблях крюйт-камеры весьма сыреют, отчего и порох теряет свою силу. (Порох хранился в бочках не герметически укупоренных и картузы насыпались во время плавания по мере надобности, в крюйт-камерах.)
Коллегия, получив донесение Жемчужникова, через 4 года решила: английскую помпу для пробы поставить на корабле «Иезекииль», посмотреть ее действия и удобства и иметь потом на всех кораблях и фрегатах; английские камбузные печи, так как они прочнее употреблявшихся на наших судах, заготовить на пять новых кораблей и на два новых фрегата.
В наших крюйт-камерах для внутренней обшивки употреблялись доски, между которыми накладывалась глина с шерстью, дабы воздух проходить не мог. Генерал-интендант Рябинин в 1778 г., осматривая на кораблях крюйт-камеры, нашел, что доски эти от употребления глины сгнили, и во избежание происходящих от сего «вредностей», предложил употреблять вместо глины с шерстью коровьи войлоки; Коллегия согласилась с этим предложением и решила принять этот способ предохранения крюйт-камер от доступа наружного воздуха на новых кораблях.
В 1778 году корабельными мастерами Ямесом и Катасоновым были представлены чертежи фрегатов для постройки; первый сохранил размеры, ранее употреблявшиеся, а второй составил новый чертеж, на котором увеличил число пушек. Хотя экспедиция докладывает Коллегии, что корабли и фрегаты велено было по инструкции строить «неотменно» по установленному образцу, но так как «никакого искусства в рассуждении пользы» ограничить нельзя, наоборот, следует прилагать крайнее старание, чтобы усовершенствовать корабельную архитектуру, «изыскивая новые пропорции», и потому следует каждому мастеру давать свободу делать чертежи кораблей новой пропорции, с изменениями к лучшему против прежних кораблей и с ясными и твердыми доказательствами пользы этих изменений. Коллегия согласилась с доводами экспедиции и Катасанову разрешено было построить фрегат по его новому чертежу; им был построен в Кронштадте кор. «Победоносец», прослуживший 27 лет.
Бывший в Англии корабельный подмастерье Масальский доставил несколько подробных чертежей кораблей, фрегатов и мелких судов английской и французской конструкции. Чертеж английского корабля был с медной обшивкой.
Было замечено, что корабли архангельской постройки хуже ходят кораблей петербургской постройки, в бейдевинд имеют большой дрейф, а на фордевинд[12] слушают худо руля; было представлено три чертежа кораблей: один – Ямесом, другой им же, но одобренный Грейгом, и третий Грейгом; Коллегия приказала построить корабли по двум последним чертежам, для сравнения их морских качеств между собою.
Для постройки 100-пуш. кораблей были выписаны из Англии чертежи кораблей. Коллегия дала их на рассмотрение Ямесу и Катасонову; каждый из мастеров сделал на английских чертежах свои изменения; Коллегия признала, что изменения, предложенные Катасоновым, будут лучше и полезнее для морских качеств 100-пуш. корабля, и потому поручила ему строить по его чертежу 100-пуш. корабль[13]. Способ предохранения подводной части кораблей заключался в том, что между первой и второй обшивкою были положены шерсть и толченое стекло; черви, проточив вторую обшивку, доходили до стекла и шерсти и первую обшивку не трогали. Но это было только в том случае, если вторая обшивка, источенная червями, не отваливалась, а раз она отваливалась, то отваливалась и шерсть и толченое стекло, и черви имели свободный доступ точить первую обшивку. Адмирал А.Н. Сенявин, находя, что двойная обшивка не достигает свой цели и что кроме того требует много времени и денег и увеличивает бесполезно вес корабля, в 1779 году предложил обмазывать подводную часть кораблей вываренною смесью смолы, пороховой мякоти, сала и толченого кирпича. Коллегия приказала контр-адмиралу Клокачеву в Севастополе сделать опыт над этим способом предохранения подводной части судов.
Наконец 23 октября 1781 года состоялось повеление императрицы Екатерины II о том, чтобы во флоте была бы введена в употребление медная обшивка кораблей, так как все опыты удостоверяют в пользе и необходимости таковой обшивки кораблей, отправляемых в дальние плавания.
Вероятно, в следующей части «Материалов» мы узнаем подробные сведения об исполнении этого повеления, так же насколько успешно и скоро обшивка медью подводной части кораблей была применена в русском флоте. Издание «Материалов» для истории русского флота подходит к временам Гогландского, Ревельского, Красногорского и Выборгского сражений, и весьма становится интересным узнать, насколько удовлетворительно в техническом отношении были построены корабли, участвовавшие в сражениях, так как только меньшинство кораблей, участвовавших в сражениях, были построены в рассматриваемый период времени.