Российский крупный бизнес: первые 15 лет. Экономические хроники 1993-2008 гг.. Глава 4. Российский крупный бизнес в 2000 – первой половине 2008 г.: основные тенденции (Яков Паппэ, 2009)

Данный период был весьма сложен и противоречив. Тем не менее для наших целей существуют достаточные основания рассматривать его в качестве единого этапа. Такими основаниями является прежде всего ряд сквозных тенденций, характерных как для экономики в целом, так и для крупного бизнеса в частности. К первым относятся:

а) непрерывный экономический рост довольно высокими темпами, превышающими среднемировые, хотя и меньшими, чем в Китае, Индии и некоторых странах СНГ;

б) крайне благоприятные мировые цены на товары традиционного российского экспорта;

в) финансово-бюджетная стабильность;

г) значимый и растущий интерес международных финансовых инвесторов к России.

Что касается крупного бизнеса, то ключевыми тенденциями, на наш взгляд, были:

а) повышение роли отношений собственности и превращение их в единственный механизм, обеспечивающий прочную долгосрочную консолидацию активов;

б) отраслевая и секторальная диверсификация: появление субъектов крупного бизнеса в большинстве отраслей материального производства и сферы услуг;

в) смена основного субъекта российского крупного бизнеса: переход этой роли от ИБГ к компаниям;

г) обращение к мировому финансовому рынку как основному источнику внешнего финансирования текущей деятельности и развития.

Управленческие ИБГ практически исчезли уже в начале 2000-х гг. Основной причиной этого стало превращение услуг, оказывавшихся их центральным элементом, из эксклюзивных в рутинные и рыночные. Поэтому применительно к 2000-м гг. можно следующим образом переформулировать определение интегрированной бизнес-группы:

Интегрированная бизнес-группа (ИБГ) – это некая совокупность предприятий и компаний, работающих в разных отраслях и секторах экономики (часто и в реальном, и в финансовом) и являющихся самостоятельными юридическими лицами, но в ряде важных моментов выступающих как единое целое. Эта целостность и вытекающие из нее синергические эффекты обеспечиваются наличием общей группы собственников (контролирующих или, по крайней мере, наиболее влиятельных) и высших менеджеров. Технологического или иного естественного единства в ИБГ нет.

Эфемерной оказалась такая форма, как «мягкие коалиции» ИБГ или компаний, у каждой из которых свои контролирующие собственники, а перекрестное владение если и имеет место, то лишь на уровне миноритарных пакетов. Например, в 1990-е гг. и в начале 2000-х гг. особые партнерские отношения связывали «ОНЭКСИмбанк», а затем его преемника Росбанк (ИБГ «Интеррос») с «Сургутнефтегазом», «Сибирский алюминий» – с мДм-банком, а Уральскую горнометаллургическую компанию – с «Евразхолдингом». Однако эти, а также все другие известные нам «мягкие коалиции» распались.

В 2000-е гг. произошло многократное увеличение числа субъектов крупного бизнеса и кардинальное изменение в их распределении по отраслям. Наиболее рельефно оба процесса проявились в реальном секторе и на уровне компаний. Поэтому именно на этом разрезе мы и остановимся, причем государственную и частную формы собственности будем рассматривать как равноправные.

К началу 2000 г. в России существовало около двадцати пяти крупных компаний. Частные среди них превалировали, но их численный перевес был крайне незначительным. Среди частных компаний большинство составляли нефтяные и металлургические, а несырьевая экономика была представлена лишь тремя субъектами. Первые два – «АвтоВАЗ» и ГАЗ – при всех своих масштабах, по общему мнению, находились в стадии глубокого и труднопреодолимого кризиса. Третьей была компания «Волга-Днепр» с весьма небольшим оборотом, но сумевшая занять лидирующие позиции на мировом рынке в узкой нише перевозок сверхкрупных грузов[28].

Что касается списка государственных компаний, то он фактически распадался на две равные части. Первая и основная – естественные монополии: «Газпром», РАО «ЕЭС России», «Транснефть», а также близкие к ним по положению, занимаемому на соответствующих рынках, и характеру деятельности «Связьинвест», «Росэнергоатом» и «Алроса». Вторая – неприватизированные нефтяные компании – «Роснефть», «Славнефть», «Онако», «Татнефть», Башкирская топливная компания. И лишь одна компания – «Аэрофлот» – выпадала из обоих списков.

механизмы, радикально изменившие эту картину за последующие восемь лет, стандартны: рост производства на отдельных предприятиях и рост компаний за счет приобретения отдельных предприятий. А запущены они были благодаря, во-первых, сверхблагоприятной конъюнктуре на мировых рынках практически для всего российского сырьевого экспорта и, во-вторых, экономическому росту в стране, создавшему значительный внутренний спрос преж де всего на потребительском рынке, но не только.

Уже к 2003 г. количество субъектов крупного бизнеса примерно удвоилось. В частном секторе благодаря хорошей внешнеэкономической конъюнктуре и процессам концентрации производства их список пополнился компаниями угольной (СУЭК), целлюлозно-бумажной («Илим Палп»), химической («ФосАгро») и авиационной (НПК «Иркут») отраслей. Резко возросло также представительство черной («Евразхолдинг», «мечел») и цветной металлургии («Русский алюминий», СУАЛ, Уральская горно-металлургическая компания). А развитие внутреннего рынка позволило преодолеть планку в 500 млн долл. лидерам мобильной связи (мТС и «Вымпелком») и пищевой промышленности («Вимм-Билль-Данн», «Балтика»).

Расширился и список отраслей, в которых появились субъекты крупного бизнеса, относящиеся к государственному сектору. Это химическая («Сибур», «Салаватнефтеоргсинтез», «Нижнекамскнефтехим»), автомобилестроительная (КамАЗ), авиакосмическая (АХК «Сухой», корпорация «Аэрокосмическое оборудование») и атомная (ТВЭЛ) промышленность.

В 2003–2005 гг. число крупных компаний, по нашим оценкам, опять выросло более чем в два раза и превысило 120. Из них лишь несколько более 20% составляли полностью или преимущественно государственные. Если же говорить об отраслевых сдвигах, то наиболее важными являются два. Во-первых, возникновение субъектов крупного бизнеса в таких современных интеллектуальноемких отраслях, как информационные технологии (концерн «Ситроникс», Национальная компьютерная корпорация, IBS) и реклама (Video International). Во-вторых, весьма солидные структуры, и в немалом количестве, появились в строительном комплексе и торговле. Причем и в том, и в другом секторе – совершенно различной специализации. Например, если взять розничную торговлю, то компании с оборотом 1 млрд долл. и выше присутствовали во всех сегментах: от продуктов питания (например, «Пятерочка») и мобильных телефонов («Евросеть») до предметов роскоши (Mercury).

Считаем необходимым отметить еще два существенных момента. В пищевой промышленности к крупным производителям молока, соков и пива добавились аналогичные по масштабам компании, специализирующиеся на кондитерских изделиях («Объединенные кондитеры»), мясопродуктах (АПК «Черкизовский») и переработке продукции растениеводства («Русагро», «Разгуляй-Укросс»). А отечественное гражданское машиностроение наконец-то вступило на путь, уже пройденный нефтяной промышленностью, металлургией и химией. Там появились крупные компании, объединяющие несколько заводов, построенных в советское время, но сформированные уже в соответствии с логикой рыночной экономики («Трансмашхолдинг», концерн «Тракторные заводы», «Северсталь-Авто»).

В 2007 г. количество крупных компаний заведомо превысило 250. Но субъекты крупного бизнеса еще не сложились во многих отраслях сферы услуг. В частности, таких важных, как гостиничное хозяйство и общественное питание. Однако в них уже по крайней мере обозначил экспансию ряд ведущих ИБГ. Из отраслей промышленности по состоянию на 2007–2008 гг. не охвачены крупным бизнесом, вероятно, лишь легкая и парфюмерно-косметическая. Ситуация здесь может измениться, только если появятся сильные отечественные бренды, способные на российском рынке конкурировать с глобальными.

На наш взгляд, просматривается сквозная логика освоения реального сектора крупным отечественным бизнесом за весь период его существования. Первый объект экспансии – отрасли, основная ценность работы в которых состоит в возможности присваивать природную ренту. В России это в основном нефтегазовая промышленность. Второй эшелон – отрасли экспортной ориентации, главным активом которых были созданные в СССР мощности, позволявшие производить большие объемы экспортной продукции. К ним относится черная и цветная металлургия, целлюлозно-бумажная промышленность, нефтехимия, производство минеральных удобрений, некоторая часть ВПК. Заметим, что в большинстве этих отраслей значительную часть дохода также составляет природная рента. В третью очередь крупный бизнес пришел туда, где появился масштабный устойчивый внутренний спрос со стороны конечных потребителей – в АПК, строительство и девелопмент, мобильную связь, розничную торговлю. Отдельные представители крупного бизнеса есть и в других отраслях, но в целом их привлекательность пока более низкая.

Наиболее важным процессом, происходившим в российском крупном бизнесе в 2000-х гг., была, по нашему мнению, смена субъектности. Роль основного действующего лица в нем перешла от ИБГ к компаниям. Этот переход являлся настолько существенным, что его можно назвать фундаментальным сдвигом.

Как ни странно, можно достаточно точно указать начальную и конечную точки данного перехода и события, их маркирующие. Начало – весна 2000 г., когда был создан «Русский алюминий» (ныне – ОК «Российский алюминий») – первая отечественная компания мирового уровня, возникшая не по прямой воле государства. Завершением можно считать весну 2005 г., когда произошло IPO «Северсталь-Авто» (ныне – Sollers), показавшее, что инвесторы (в том числе и иностранные) с энтузиазмом относятся к правильно выстроенным компаниям даже в тех отраслях экономики, которые никогда не считались в России сколько-нибудь успешными.

Большинство компаний, которые на конец 2007 г. являлись субъектами крупного бизнеса, возникли еще в 1990-е гг. Одни из них уже тогда достигли соответствующих размеров, другие выросли в 2000-е гг. Новые же компании создавались двумя путями.

Во-первых, компании создавались внутри ИБГ из уже входивших в них или специально приобретенных предприятий. При этом названия могли быть самыми различными: субхолдинги, дивизионы и пр., но речь всегда шла о формировании структур по отраслевому или продуктовому принципу и наделении их широкой автономией.

Во-вторых, новые объединения, не связанные со старыми игроками, чаще всего появлялись в форме не конгломератных, а сфокусированных специализированных структур.

Назовем поименно наиболее интересные и значимые компании, появившиеся в 2000-е гг. Независимые, т.е. не связанные ни с одной ИБГ, составляют меньшинство. Среди них есть как частные – «мечел», «Тракторные заводы», «Евроцемент», Национальная компьютерная корпорация, розничная сеть «магнит», так и государственные – концерн ПВО «Алмаз-Антей», Объединенная авиастроительная корпорация, РЖД.

Компании, созданные в рамках той или иной ИБГ, представлены в табл. 4.1. Их дальнейшая судьба складывалась принципиально по-разному: одни остались в рамках своих ИБГ, другие оказались самостоятельными в результате выкупа менеджерами (которые изначально были и младшими акционерами), третьи «перешли» из одной ИБГ в другую.

Таблица 4.1. Ведущие компании, созданные в 2000 – первой половине 2008 г. в рамках ИБГ

ИБГ как форма существования российского крупного бизнеса отнюдь не ушла в историю. Более того, большинство ведущих групп, переживших кризис 1998 г., существуют и по сей день. Регулярно появляются и новые. Однако существенно изменились роль, функции и содержание деятельности ИБГ. Возникла некая двухуровневая система. Ее нижний уровень представлен компаниями, занявшими «пространство» реального бизнеса, а верхний – интегрированными бизнес-группами, сконцентрировавшимися на управлении капиталом.

Иными словами, ИБГ по большей части представляют собой некоторые комбинации компаний, самостоятельно ведущих бизнес, но имеющих общих стратегических собственников. То есть из отечественного варианта южнокорейских чеболей они трансформировались в отечественный же вариант западных инвестиционных фондов.

Точнее говоря, основными направлениями деятельности ИБГ к середине 2008 г. были:

а) «обычная» купля-продажа крупных пакетов акций на фондовом рынке;

б) дружественные слияния и поглощения;

в) инициирование и обеспечение финансирования новых проектов;

г) недружественные слияния и поглощения;

д) выкуп, реструктуризация и последующая продажа предприятий и компаний, оказавшихся в тяжелом положении.

В развитых экономиках эти функции обычно выполняются специализированными структурами: «классическими» инвестфондами, инвестбанками, рейдерами, фирмами, специализирующимися на антикризисном управлении. Российские ИБГ, таким образом, являются некоторыми их гибридами и различаются между собой лишь пропорциями, в которых сочетают вышеназванные виды деятельности.

Описанный фундаментальный сдвиг имел множество последствий. Но главное из них – получение российскими заемщиками и эмитентами достаточно широкого доступа к ресурсам мирового финансового рынка и, более того, превращение последнего в основной источник внешнего финансирования для субъектов отечественного крупного бизнеса, что в свою очередь наложило серьезные ограничения на использование бизнесом административных и политических ресурсов. Олигархическое поведение стало неактуальным не только потому, что ему противостоит резко усилившийся государственный аппарат, но и потому, что на слишком близкие отношения частных компаний с властью и котировки их акций, и кредитные рейтинги реагируют однозначно отрицательно. Такая реакция мирового рынка сформировалась не сейчас, а в последние три-четыре десятилетия, и не для России, а для всех крупных развивающихся стран.

Важнейшие составляющие и последствия смены субъектности в российском крупном бизнесе представлены в табл. 4.2 и 4.3.

Таблица 4.2. Ключевые изменения в отечественном крупном бизнесе в 2000-е гг.

Таблица 4.3. «модельные» отличия компаний от ИБГ

Смена основного действующего лица в крупном российском бизнесе произошла под воздействием ряда факторов.

Во-первых, в 1990-е гг. ИБГ подменяла собой для входящих в нее субъектов несуществующие или слабые рыночные институты. Иерар хические отношения внутри группы заменяли внешние и обезличенные механизмы защиты и инфорсмента контрактов. С другой стороны, формально рыночные сделки между ее членами обслуживали иерархические потребности. Это давало ИБГ экономию на транзакционных издержках благодаря частному правоприменению в рамках группы и общей инфраструктуре. Однако в последние пять лет эта экономия перестала быть значимой, поскольку многое из того, что ранее требовало специальных усилий и механизмов, стало хозяйственной рутиной и вошло в обычай.

Во-вторых, в 1990-е гг. ИБГ сконцентрировали внутри себя два весьма дефицитных на тот момент ресурса – ресурс компетентности и ресурс доверия[29]. Так, например, в середине 1990-х гг. несколько крупнейших частных банков – «менатеп», ОНЭКСИмбанк, Инкомбанк и т.д. – на некоторое время оказались старшими партнерами в альянсах с промышленными предприятиями. И даже с крупнейшими сырьевыми экспортерами, которым по масштабам бизнеса уступали в разы или на порядок. Это произошло во многом потому, что эти банки были монопольными производителями услуг по грамотному оформлению экспортных операций. Однако с течением времени оба ресурса становятся все более распространенными и доступными. Услуги, ранее являвшиеся эксклюзивными, теперь предлагаются на свободном рынке. А «радиус доверия» растет в силу как естественного становления рынков, так и развития законодательства и правоприменительной практики[30]. Соответственно все более важными становятся преимущества от специализации, аутсорсинга, разделения рисков и т.д., что приводит к появлению центробежных тенденций внутри конгломератных ИБГ.

В-третьих, в условиях экономического роста наиболее естественным вариантом экспансии для типичного субъекта крупного бизнеса является закрепление позиций на профильных рынках. А это предполагает приобретение новых предприятий той же специализации, что и уже имеющиеся, их интеграцию и повышение эффективности, а также формирование управляющих структур по отраслевому принципу. Тем более что возможности вторжения в новые отрасли за счет покупки сверхэффективных или сильно недооцененных активов к 2000 г. стали весьма ограниченными. (А кроме того, многие из субъектов крупного бизнеса уже имели к этому времени опыт неудачных проектов в сферах, далеких от профильных.)

И наконец, самое главное. После кратковременного периода чисто восстановительного роста у всех сколько-нибудь успешных субъектов бизнеса появились крупные инвестиционные проекты, для которых необходимым стало привлечение крупномасштабного финансирования извне. Непрозрачные конгломератные структуры, каковыми являются ИБГ, в любом случае не слишком хорошие заемщики или эмитенты. И под воздействием требований финансового рынка они бы неизбежно трансформировались. Однако если бы соответствующие деньги имелись внутри страны, то процесс трансформации растянулся бы на долгие годы. Отечественным заемщикам и эмитентам, вероятнее всего, удалось бы заставить отечественных кредиторов и инвесторов соглашаться на свои условия. Напомним, что южнокорейские чеболи безотказно кредитовались банками этой страны в течение десятилетий.

Но последствия кризиса 1998–1999 гг. для российской финансовой системы оказались гораздо серьезнее, чем для реального сектора. Поэтому, даже несмотря на хорошую динамику в последующие годы, она не могла предоставить необходимые растущему бизнесу деньги ни по объемам, ни по срокам. Тем более этого не могли сделать банки, входящие в состав ИБГ, несмотря на то, что среди частных они являлись самыми крупными[31]. Роль главных внутренних кредиторов российской промышленности с 2002–2003 гг. стали играть государственные Сбербанк и Внешторгбанк, но и их возможностей явно не хватало. Также не соответствовали потребностям реального сектора в инвестициях и масштабы отечественного фондового рынка.

Итак, адекватные потребностям российского крупного бизнеса финансовые ресурсы можно было привлечь только с мирового финансового рынка. Спрос на иностранные деньги к началу 2000-х гг. был сформирован. Практически одновременно появилось и адекватное предложение. С 2002–2003 гг. можно говорить о «второй волне» интереса иностранного капитала к России[32]. Во-первых, для него Россия заняла место одного из ведущих развивающихся рынков. (Напомним, в частности, об идее БРИК, в рамках которой мы оказались в одном ряду с Индией и Китаем, что даже слишком оптимистично.) Во-вторых, иностранцами была оценена как в целом благоприятная и политическая составляющая инвестиционного климата[33].

Важную роль сыграло и то, что в начале и середине 2000-х гг. денег в мировой экономике было «слишком много» и их цена (т.е. процентные ставки по различным инструментам) была значительно ниже по сравнению с уровнем, сложившимся в прошлые десятилетия. Эти деньги активно искали применения и в больших объемах шли в страны, куда менее привлекательные по всем параметрам, чем БРИК.

Но мировой финансовый рынок (тем более в эпоху глобализации) отнюдь не склонен приспосабливаться к какой-либо национальной специфике[34]. Портфельные инвесторы, покупатели долговых ценных бумаг, а также банки-кредиторы готовы вкладываться только в те активы, которые выстроены и оформлены привычным для них образом, или, другими словами, покупать лишь достаточно стандартизованный «продукт»[35]. Отдельное российское предприятие таковым выступать не может. Оно, как правило, слишком мало и не является полноценным субъектом рынка. многосекторная ИБГ тем более не удовлетворяет критериям «привычности» в западном варианте. Логика ее построения и имеющиеся синергические эффекты полностью понятны только ее основателям, а следовательно, ей трудно получить адекватные средства путем выпуска облигаций или достичь адекватной капитализации при продаже части акций[36].

Компания, напротив, доминирующая во всем мире форма организации крупного бизнеса. Поэтому, чтобы привлечь деньги международных портфельных инвесторов в необходимых объемах и по приемлемой цене, российский бизнес должен был выстраиваться именно в компании.

И наконец, еще один момент, уже, может быть, не вполне экономический. 2000-е гг. остро поставили перед собственниками российских субъектов крупного бизнеса вопрос об оформлении своего богатства и доходов таким способом, который обеспечил бы наибольшую легитимность. В качестве самого социально и политически приемлемого варианта был выбран рост капитализации принадлежащих им активов[37]. Но этого можно достичь, лишь сделав их привлекательными для наиболее требовательных из всех игроков мирового финансового рынка – для портфельных инвесторов. Заметим, что рост капитализации отечественных эмитентов также активно поддерживался государством, которое рассматривало его как свидетельство повышения роли России в мире.