Росич. Концерн. Часть первая. Июнь 1998 года (К. Г. Калбазов, 2012)

Антон с явной неохотой отложил в сторону книгу и прислушался к дыханию корабля. Что-то было не так. Что-то заставило его отложить в сторону увлекательное чтиво. Что именно, он пока не мог понять, так как был далеко от настоящего. Мысленно он все еще был в 1904 году. Переживал успехи и неудачи русских армии и флота, прикидывая, что бы он сделал не так, будучи на месте того или иного командира. Как бы мог повлиять на исход войны адмирал Макаров, не подорвись на мине броненосец «Петропавловск» или хотя бы останься жив сам адмирал.

Но настоящее постепенно все же завладело им, и Песчанин наконец осознал, что именно отвлекло его. Начала усиливаться качка.

Когда молодой капитан-лейтенант появился на мостике, его встретил помощник. Кисло улыбнувшись, Старцев обреченно развел руками:

– Вот, командир, полюбуйся на наших синоптиков. Еще утром предсказывали не погоду, а манну небесную. Теперь весь эфир оборвали штормовым предупреждением.

– Сколько грозятся?

– До двенадцати баллов.

– Сколько?!!

– Ты не ослышался, командир.

– Да они что там, охренели?!!

Старцев молча взирал на ту бурю, что уже разразилась перед его глазами. Он прекрасно понимал Антона – еще несколько минут назад он и сам выдал такую трель, что любо-дорого. Затем вызвал штурмана, и они прикинули, сколько до ближайшей безопасной стоянки, после чего на пару выдали ничуть не менее заслуживающую выполнения тираду, и, собственно, в результате этих телодвижений он не успел вызвать командира, а когда уже собрался – тот сам предстал пред очами своих офицеров.

– Ладно, это полемика, – успокоившись, через минуту резюмировал Песчанин. – Сколько до ближайшей стоянки?

– Два часа полным ходом, – вступил в беседу штурман лейтенант Котов.

– А когда нас накроет?

– Ты перестал разбираться в погоде? – Вопрос Старцева звучал с неприкрытой иронией и как-то нервно – было с чего нервничать.

– Нет, не перестал. – Взглянув на штурманскую карту, Песчанин повернулся к рулевому и скомандовал: – Право тридцать.

– Что ты задумал, Антон? – В голосе Старцева отчетливо промелькнули тревожные нотки.

– Трудно догадаться? – невесело ухмыльнулся Антон. – Мы у Кунашира, и там есть одна неприметная бухточка.

– Ты с ума сошел? Ночью, в такую погоду?

– Здесь нам один хрен кранты. Выхода нет. Андрей, играй побудку.

– Есть, командир, – безнадежно вздохнул Старцев. Конечно, лезть в ту неприметную бухточку – весьма сомнительное удовольствие, но если синоптики правы, то в море им точно верная смерть.

Молодые парни, которым выпала честь служить на сторожевом катере № 247 Тихоокеанской пограничной бригады сторожевых катеров, с матами посыпались с матросских шконок. Но как ни недовольны были матросы неурочной побудкой, отлынивать никто не пытался. Быстро одевшись, экипаж поспешил занять свои места согласно боевому расписанию, прилаживая на ходу спасательные жилеты. Морская жизнь быстро заставляет взрослеть и сплачиваться в команду. Иначе нельзя. В море каждый вручает свою жизнь в руки другого – и сам держит в своих чью-то.

Погода менялась стремительно, и при сильном волнении маленький сторожевик в полном мраке, перекатываясь с одной волны на другую, нащупывая берег радаром, двигался, полагаясь только на счисления штурмана. Вскоре определились три ориентира. Песчанин с удовольствием заметил, что катер вышел точно к намеченной цели.

Теперь начиналось самое трудное. Впереди был узкий, извилистый фарватер в защищенную со всех сторон маленькую бухту.

Оттеснив в сторону рулевого, Песчанин занял его место и, обернувшись к бледному как полотно штурману, озорно ему подмигнул:

– Валера, потом бояться будем. Командуй и не боись – я все исполню как надо!.. Машина, малый вперед! Понеслась душа в рай!

– Типун тебе на язык, – не сдержался Старцев, однако это было все, что он сказал. Дальше он только молча наблюдал за действиями штурмана и командира, боясь чем-либо отвлечь их. Катер немилосердно раскачивало на крутой волне. В такой ситуации удерживать судно на заданном курсе в условиях узкого прохода практически невозможно. Мысленно Старцев проклинал Песчанина на чем свет стоит, но продолжал хранить молчание.

Вдруг катер проскрежетал днищем о подводную скалу – все внутри Старцева словно обдало холодом. Корпус мелко задрожал и завибрировал, снизу донесся гулкий звук удара, и все уже были готовы услышать скрежет немилосердно разрываемого металла, но в этот момент катер вырвался из теснины прохода на спокойную воду бухты.

Заякорившись, Песчанин отдал команду осмотреть корабль и через пару минут удовлетворенно выслушал доклады с боевых постов. Экипаж цел и невредим, не считая пары шишек и синяков. Повреждения – небольшая вмятина по левому борту ниже ватерлинии.

– Фу-у! Прошли по касательной, – облегченно, с задорной улыбкой произнес Антон.

– Антон, это обязательно было делать? – вновь взвился Старцев.

– А у нас был другой выход? – вопросом на вопрос ответил тот ему.

В этот момент из машинного отделения на палубу поднялся мичман героических пропорций, осмотрев очертания берега, он недовольно покачал головой и направился на мостик.

– Ну вот, мало мне было тебя – так теперь и Гризли понял, где собака порылась, – опять вздохнул Песчанин.

Механика не зря прозвали Гризли. Косая сажень в плечах, под два метра ростом, приплюсовать сюда еще свирепый своенравный характер – и получится полное соответствие. Этот детина не мог ужиться ни с одним командиром, и его за малым не списали вчистую, однако за него вступился Песчанин и уговорил приписать мичмана к его катеру. К тому же Семен был по-настоящему знающим механиком, в дизелях разбирался превосходно, вся матчасть у него всегда была в полном порядке. А характер? Так Песчанин и сам был не подарок. Как так вышло, никто сказать не мог, да и для самого Антона это было настоящей загадкой, но мичман Гаврилов вдруг проникся к нему уважением и беспредельной преданностью – впрочем, в этом плане он не был одинок: вся команда любила и была предана своему командиру. Есть такая категория людей, которая располагает к себе с первой встречи, и ничего с этим не поделаешь.

Любой член команды знал непременно одно: командир их не бросит и не предаст ни при каких обстоятельствах, а главное – всегда остается хозяином своего слова. Если Песчанин обещал поощрить, то поощрение было достойным, хотя подчас, чтобы добиться своего, ему приходилось становиться в пику с командованием. Если обещал наказать, то провинившийся буквально стонал под тяжелой дланью командира, причем в этом случае гауптвахта была самым безобидным из возможных вариантов.

Поднявшись на мостик, Гаврилов, словно медведь, в честь которого ему дали прозвище, навис над командиром и пророкотал своим неподражаемым басом:

– Когда прошла команда на малый вперед, я заподозрил, что это может быть именно это место. Но я не поверил самому себе, даже когда почувствовал знакомые повороты.

– Синоптики напутали, – слегка пожав плечами, прокомментировал свои действия Песчанин.

– Много?

– Баллов на пять.

– Да они там что, совсем охренели? Эх, нету на них советской власти: при Советах живо бы по этапу пошли. Это же не одни мы в эту лабуду попали.

– Эт точно. Чай будешь?

– С коньяком? – с хитрым прищуром поинтересовался Гризли.

– С лимоном.

– За вредность положено…

– С лимоном, – упрямо гнул свое Песчанин.

Взглянув на командира, Гаврилов обернулся к штурману и старпому, но те проигнорировали его призыв о помощи, – выбора не было, и он безнадежно махнул рукой:

– Приказать принести в кают-компанию?

– Прикажи организовать чай матросам – натерпелись, поди, – а мы в мою каюту.

– Добро.

В маленькой каюте командира катера было тесновато для четверых – это если сказать очень скромно, но, как говорится, в тесноте да не в обиде. На небольшом столике были разложены пока еще не убранные книги.

Взяв одну из них, Гаврилов прочел титул, ухмыльнулся и положил обратно. Старцев и Котов также уловили название, но эмоций выказывать не стали.

– Поражаюсь я тебе, командир, – сокрушенно резюмировал Гаврилов. – Боевой командир. Лихой моряк. Гроза всех женщин и бильярда. И на кой черт тебе сдалась эта история? И ладно бы что разнообразное, а то одно и то же и про то же – только и знаешь, что русско-японскую войну гонять вдоль и поперек. Да ты небось уже больше любого профессора про этот период знаешь.

Принесли чай, и Гаврилов был вынужден прекратить свою тираду. Когда же матрос ушел, Песчанин, не дав Гаврилову раскрыть рта, заговорил:

– Слушай, Гризли, ты любишь ловить рыбу?

– В смысле – на удочку?

– Именно.

– А что может быть лучше рыбалки? Разве только рюмочка отличного коньяку с лимоном и кофе или женщины.

– А я терпеть не могу сидеть часами и пялиться на дурацкий поплавок, даже если имеет место самый бешеный клев. Но зато с удовольствием знакомлюсь с новыми фактами прошедших событий. И смею тебя заверить, что интересуюсь не только указанным тобою периодом. Просто русско-японскую войну я сильно близко принимаю к сердцу.

– Истории не изменить, Антон, – решил вступить в беседу Старцев.

– Знаю. Но нравится мне история, и ничего в этом плохого я не вижу. А потом, народ, забывающий свою историю, обречен на одни и те же ошибки. Ведь история развивается по спирали, и те или иные события имеют свое отражение в будущем, только на другом этапе. Ну взять хотя бы войну на Кавказе. Ведь в девятнадцатом веке уже была война, и русские солдаты обильно полили кавказскую землю своей кровью. И что мы имеем сегодня? Опять идет война, и опять русские солдаты стоят на тех же рубежах, что и их предки.

– Согласен. Но почему именно русско-японская? Семен прав: ты можешь и докторскую защитить на эту тему, – поддержал механика Старцев.

– А ты представь, что адмирал Макаров не погиб, – что тогда, по-твоему, произошло бы?

– Ну ты загнул. Макарову в то время не было равных. Я думаю, что русский флот все же овладел бы преимуществом на море, десантной операции под Бицзиво не было бы, а значит, и осады Порт-Артура как таковой, так как он в конце концов добился бы передачи под свое командование всех войск Квантунского полуострова, а соответственно остановил бы японцев еще под Цзиньчжоу, так как там японцы выиграли только благодаря беспредельной тупости и трусости генерала Фока. В общем, Россия победила бы.

– Я думаю так же. Но что было бы с Россией?

– Ну, историк у нас ты, так что тебе и карты в руки, – ушел в отказ старпом.

– Я предполагаю, что Россия выиграла бы войну, но сказалось бы это весьма негативно. Революции пятого-шестого годов избежать не удалось бы. В армии и флоте не были бы проведены реорганизационные мероприятия в той мере, в какой это имело место. И хотя флот не понес бы значительных потерь, к моменту вступления в войну России легче бы от этого не стало. В этом случае России пришлось бы воевать на три фронта. На западе, на Кавказе и на Дальнем Востоке, и теперь уже Япония не стала бы нападать на германский порт Циндао, а совместно с немцами обрушились бы на Порт-Артур и Владивосток. В общем, все то же самое – затянувшаяся война, революция и все остальное дерьмо. – Последнее Антон произнес с таким видом, что, казалось, окажись сейчас перед ним кто-либо из тех революционных вождей, порвал бы как тузик грелку, причем голыми руками.

– Хрен редьки не слаще, – резюмировал Гаврилов. И зачем себе забивать голову, если даже в теории ничего нельзя изменить?

– В теории-то можно. Я в этом уверен, – успокоившись, произнес Песчанин.

– Интересно послушать, – оживился Старцев.

– Еще Ленин назвал гибель адмирала Макарова необходимой жертвой на алтарь революции, так как тоже предполагал, что, останься жив Макаров – и Россия победила бы в войне, и в этом случае революционные выступления не имели бы того размаха, который имел место быть, – начал говорить Антон. – Однако предположим, что адмирал все же погиб. В этом случае ярко раскрывается вся несостоятельность военно-морского командования, как оно и было на самом деле. А вот дальше не помешали бы кое-какие изменения. Предположим, что Стесель поручил командование на Цзиньчжоуском перешейке не генералу Фоку, а Кондратенко. В этом случае японцы не смогли бы разбить русские части, и даже более того – были бы сами разбиты наголову. Ведь даже в бою со всего лишь одним полком армия генерала Оку к концу дня была крайне истощена, а боеприпасов не оставалось практически никаких. Достаточно было нанести всего один контрудар – и японцы покатились бы назад. Я уже не говорю о том, что, командуй там Кондратенко, высадка японской армии под Бицзиво не прошла бы столь гладко. Десант в другом месте на Квантунском полуострове? Маловероятно. Хотя адмирал Макаров и погиб, в Порт-Артуре все еще находилась вполне боеспособная эскадра, и предположить, что нерешительность русских адмиралов дойдет до таких пределов, японцы просто не могли. Одно дело не препятствовать высадке десанта вдали, у Бицзиво, и совсем другое – у себя под носом, в непосредственной близости от крепости: это уже попахивает военным трибуналом. Таким образом, японцы могли подойти к крепости не к концу июля, а только к осени. Защитники крепости получали фору во времени и могли значительно лучше подготовить оборонительные сооружения. В любом случае оборона крепости затянулась бы до подхода эскадры адмирала Рожественского.

Новиков-Прибой в своей книге «Цусима» расписал Рожественского как бездарного флотоводца. Но как следует из архивных документов, это соответствовало коммунистической пропаганде, но не соответствовало истине. Рожественский не был гением, но командующим был неплохим. Ему недостало времени, и элементарно снарядов, должным образом подготовить свою эскадру. Ведь большинство личного состава было резервистами. Его эскадра уступала японской как в вооружении, так и технически, и в подготовке личного состава. К тому же за прошедшее время японские моряки успели получить боевой опыт, которого не было у русских моряков. Поэтому, идя на прорыв через Цусимский пролив, Рожественский рассчитывал на то обстоятельство, что в ходе последних боев при помощи артиллерийского огня не было потоплено ни одно судно, кроме «Рюрика», что можно было считать исключением, но отнюдь не правилом.

Если же к моменту подхода эскадры Порт-Артур продолжал бы держаться, русский флот получал неоспоримое преимущество. В этом случае на месте адмирала Того я не рискнул бы выходить на бой с русскими. Для Рожественского не составило бы труда скоординировать действия двух эскадр, и у Того не было бы возможности разбить обе эскадры поодиночке.

В общем, огромный полет фантазии. Сказать наверняка что-либо трудно. Но сдается мне, что история России все же намного отличалась бы от той, которая нам известна. – Песчанин залпом допил остатки чая и, потянувшись, закончил: – Ладно, парни. Вахта по расписанию, ждем окончания шторма – и в район патрулирования.

– Ну что, морской волк, ты еще не угомонился? Просто чудо, что ты не разбил катер вдребезги и не погубил людей!

– Но, товарищ капитан первого ранга, в той ситуации я не видел другого выхода.

– Как это понимать?! Ты хочешь сказать, что тебя испугал шторм в шесть баллов, или наши катера не способны выдержать подобного волнения?!

– Но у меня не было такой информации. Была получена радиограмма о шторме в двенадцать баллов, а это верная гибель для такого малого…

– Я и без тебя знаю, что это значит! Щенок! Почему ты не связался с базой?! Почему не затребовал подтверждения?!

– Неполадки со связью…

– А какого хрена у тебя неполадки с радиостанцией?! Или за это тоже должны отвечать синоптики? Ты бы лучше за порядком на своем катере следил, а не принимал авантюрных решений, рискуя личным составом и казенным имуществом!

– Но все ведь прошло удачно, катер практически не пострадал.

Не скрывавший своего бешенства командир бригады с побагровевшим лицом молча взирал на вконец обнаглевшего каплея. Песчанин всем своим существом ощущал, что командир готов его испепелить или разорвать на кусочки. Что и говорить, на этот раз своей выходкой он превзошел самого себя.

Комбриг Первых в душе завидовал этому парню. Возможно, потому что сам никогда не обладал тем чутьем и мастерством вождения корабля, каким отличался командир 247-го, никогда не имел столь решительного и целеустремленного характера.

Еще когда молодой лейтенант Песчанин появился в городке, смущая красавиц своим неотразимым видом, а сослуживцев небывалым рвением в службе и сильной хваткой, комбриг сразу же обратил на него внимание. Песчанин обладал своенравным характером. Часто становился в пику начальству, за что многие не любили его. Но он был не просто способным парнем, а действительно обещал стать знающим офицером и достойным моряком. Даже недолюбливавшие его старшие офицеры всегда сходились к одному: если необходимо было сделать что-либо хорошо, то это нужно было поручить именно Песчанину, а затем без какого-либо контроля просто дождаться доклада о выполнении поставленной задачи. Именно поэтому Первых и не позволял съесть молодого офицера. Несмотря на казалось бы враждебные отношения с комбригом, Песчанин стал самым молодым командиром катера и досрочно получил два месяца назад очередное звание.

– Значит, победителей не судят. Так тебя понимать, Песчанин? – сквозь зубы процедил Первых.

– Никак нет. Готов понести наказание, товарищ капитан первого ранга.

– Пошел вон. И чтобы через пять минут на моем столе лежал твой рапорт на отпуск.

– По графику в отпуск уходит мичман Гаврилов.

– Вместе уйдете.

– Но…

– Уйди, Песчанин, или я за себя не ручаюсь, – тяжко вздохнув, подвел итог беседе комбриг.

Песчанину вовсе не улыбалось уходить как побитой собаке – это было не в его правилах. Но что-то подсказывало ему, что на этот раз он и вправду превзошел самого себя и сейчас лучше лишний раз не нарываться.

В приемной его встретила взволнованная секретарша, которая, как всем было прекрасно известно, сохла по подающему надежды каплею, однако Песчанин всячески старался избегать ее. Хотя Катя и не была разборчива в выборе методов, добиваясь руки и сердца своего избранника, Песчанину все еще удавалось избегать опасных мелей, и он удачно лавировал меж расставленных сетей.

– Ну что, Антон? – широко раскрыв свои большие голубые глаза, поинтересовалась Катя, не преминув окинуть его плотоядным взглядом.

– Все нормально, Катюша, – успокаивающе произнес он, отводя глаза в сторону. Ох уж эта Катя. Хорошо хоть у нее был пунктик насчет близких отношений до свадьбы, иначе вполне возможно, что Песчанин уже получил бы торпеду ниже ватерлинии, со всеми вытекающими.

Присев к ее столу, он быстро написал рапорт на отпуск и попросил Катю занести рапорт на подпись командиру. Как ни решителен был Песчанин, но даже он не пожелал лишний раз попадаться на глаза комбригу. Через минуту Катя вышла из кабинета и протянула ему подписанный рапорт. Небывалое событие. Минуя все промежуточные звенья, Первых подписал рапорт на отпуск уже с завтрашнего дня – формально Антону даже не требовалось сдавать дела своему старпому, так как Катерина уже начала верстать приказ об отпуске Песчанина и назначении временно исполняющим обязанности командира катера Старцева.

Несколько успокоившись, комбриг вызвал к себе Старцева и приказал к вечеру принять все дела у Песчанина. Все возможные неурядицы Первых обещал разрешить самолично, от Старцева требовалось только в кратчайшие сроки принять катер. Комбрига многие недолюбливали, но знали, что он хозяин своего слова, поэтому Старцев в пять минут принял все дела, которые, впрочем, и так были в полном порядке.

После Старцева в кабинет был вызван начальник финансовой службы.

– Петр Сергеевич, выплати все, что положено, Песчанину, чтобы уже завтра духу его не было на острове. Пускай пару месяцев покувыркается на материке, иначе я за себя не ручаюсь.

– Но вместе с ним уходит Гаврилов?

– Рассчитай и его.

– Но я не могу так сразу. Нужно заказать деньги на данную статью, а когда их пришлют, неизвестно. Вы же знаете, какие сейчас времена.

– Я знаю, что из-за отсутствия денег офицеры у нас в лучшем случае получают отпускные к концу отпуска, а сам отпуск в родном городке – так давно уже за здравствуй, но если я увижу этого мальчишку в ближайшее время, то, клянусь, застрелю его. Возьми с любой статьи, потом восполнишь.

– Я все сделаю, Олег Николаевич.

Владивосток встретил двух моряков-пограничников ясным солнечным днем. Хотя город и не был похож на тот, родной, который знал Антон еще с детства, с нынешним запустением и грязными улицами, озлобленными недостатком средств и невозможностью купить самое необходимое прохожими, все же он разительно отличался от хиреющего все больше с каждым годом и убогого военного городка.

Теплое солнышко согрело владивостокских красавиц и нарядило их в соблазнительные наряды – что поделать, женщины есть женщины, и как бы плохо ни приходилось, они считают своим долгом выглядеть хорошо. От этого зрелища Гаврилова попросту взяла оторопь, и по душе разлилась приятная истома, подогреваемая к тому же деньгами, оттягивавшими ему карманы.

– Да-а-а, командир, уходить с тобой в отпуск одно удовольствие. Все задолженности до последнего медяка выплатили, да еще и в рекордные сроки.

– Кому как. Чувствую, что на этот раз серьезно достал старика. Что-то будет, когда вернусь из отпуска?

– Брось, Антон. Ты не хуже любого знаешь, что старик в тебе души не чает, потому и отправил с глаз подальше, чтобы под горячую руку не четвертовать. Пока вернемся, перебесится, – убежденно резюмировал Семен.

– Все, больше никогда не буду спорить с командиром и устраивать выкрутасов.

– Ага. Зарекалась коза не ходить в огород. Ладно, какие планы, командир?

– Думал сразу домой, к родителям. Но коли уж мы вместе оказались на материке, да еще и при деньгах… Как насчет ресторана?

– Идет. Только вот вещи давай-ка в камеру хранения, не то с сумками в ресторан…

Сказано – сделано. Уже через полчаса молодые люди удобно устроились за столиком уютного ресторанчика, каких во Владивостоке в последнее время появилось довольно много. Они с жадностью набросились на фирменные блюда, обильно заливая их «Абсолютом». Водка пришлась им по вкусу – не чета той дряни, что приходилось пить им на острове. В общем, пито было немало.

Уже ближе к полуночи в зал ресторанчика ввалилась толпа молодых парней крепкого телосложения в спортивных костюмах и коротких стрижках. Быки были уже навеселе, но маленькие глазки еще не стали осоловевшими, а даже, наоборот, светились недобрым блеском. Для завершения столь удачно начатого вечера парням не хватало только двух вещей, а именно – набить кому-нибудь морду и упасть в постель со смазливенькой девочкой. Это было написано на их лбах аршинными буквами.

Парни всем своим видом выказывали пренебрежение к окружающим, вели себя не просто по-хамски, а вызывающе. Однако все их потуги пропадали впустую. Никто не желал призывать их к порядку, и вообще все в ресторане делали вид, что ничего особенного не происходит.

Проходя мимо моряков, один из «пацанов» нагло присел за их столик и, взяв рюмку Песчанина, залпом опрокинул ее себе в рот, после чего, нагло ухмыляясь, уставился на Антона.

– Хороша? – поинтересовался Антон у быка.

– Ага, – нагло ответил тот.

– На здоровье. А теперь я попросил бы тебя оставить нас.

– Ты че хочешь сказать, мариман?

– То, что у нас с другом серьезный разговор, и он не для твоих ушей.

Сказано это было столь спокойным и ничего не выражающим тоном, что бык почему-то сразу уверился в том, что с этими моряками не стоит связываться не то что ему, но и всей их кодле. А быстрый взгляд на покрасневшего от натуги едва сдерживавшегося Гаврилова только лишний раз подтвердил правильность этого вывода. Мозгов в этой бритой голове было не так много, но инстинкт самосохранения из быка пока еще выветрился не полностью.

– Значит, базар между братанами, – решил все же сохранить лицо бык.

– Точно, – подыграл ему Песчанин.

– Это свято. Это уважать надо. Отдыхайте.

С этими словами бык поднялся и, замявшись на секунду, все же задвинул стул на место. После чего кивнул – мол, бывайте – и направился к своим дружкам, которые в это время уже привязались к маленькой компании в углу зала. Похоже, что у парней дела шли на лад, да и мужики там были поплюгавей.

– Спасибо, командир. Я бы так не смог, – пророкотал Гаврилов. – Терпеть не могу эту шваль. Каждый раз, как бываю на материке, попадаю в милицию – а потом пол-отпуска на губе.

– Из-за этого тебя поперли из пловцов?

– В общем, и из-за этого тоже. Боевой пловец должен отличаться выдержкой, а я псих. Ну и командование… При Советах в такие подразделения абы кого по блату не засовывали. Ты либо пловец, либо делать тебе здесь нечего. А теперь… – Гаврилов только безнадежно махнул рукой.

В это время из угла зала послышались звуки словесной перепалки, быстро переросшей в потасовку. Песчанин чисто машинально взглянул в ту сторону, так как вмешиваться не собирался, потому что был уверен, что это не какой-либо посетитель решил урезонить хамов, а как раз наоборот – они нашли-таки повод дать кому-то в морду. Целый ресторан посетителей, добрая половина из которых мужики, – и шестеро расхристанных молодчиков диктуют им свои условия. Идиотизм. Если бы нашлись хотя бы те, кто хоть словесно попытался урезонить быков, он непременно его поддержал бы, но таковых не обнаружилось.

В поле его зрения попало мелькнувшее на мгновение в воздухе барахтающее руками и ногами тело мужчины в костюме. Но как ни краток был этот миг, Песчанин все же сумел рассмотреть в этом совершающем экзотический кульбит мужчине своего однокашника Звонарева Сергея.

– Не знаю, как ты, Гризли, но я, пожалуй, вмешаюсь, – поводя плечами, проговорил каплей.

– Оно тебе надо? Ведь хорошо сидим.

– Надо, Гризли, – поднимаясь из-за стола, резюмировал Антон.

Так уж случилось, что его однокашник и друг Сергей Звонарев, будучи не робкого десятка, абсолютно не умел драться, считая, что кулаки – это последний и далеко не самый умный довод. Но когда доходило до дела, а в особенности правого, никогда не отсиживался за спиной у товарищей, правда, всегда получал практически первым и всегда первым выпадал в осадок. Сложилось так, что в их дружной паре Сергей выступал с умственной стороны, а Антон с физической. Нет, Песчанин не был неуспевающим, а в том, что касалось специальных дисциплин, так и вовсе отдавался весь без остатка, но все же… Вот и сейчас Сергей оказался первым и единственным, кто не пожелал мириться с хамством: в том, что он сам попер на быков, Антон не сомневался.

Гаврилов, тяжко вздохнув, с сожалением осмотрел заставленный всяческой снедью стол и нехотя двинулся за командиром. При этом в его глазах была такая злоба, что, взгляни в них быки, они поспешили бы ретироваться из ресторана. А чего вы хотите, когда такой вечер псу под хвост?

Быков было шестеро. Хороший счет, если учесть, что их жертвы уже находились в отключке. То, что произошло дальше, буквально заворожило всех присутствующих в ресторане. Мелькали конечности, отлетали, словно мячи от стенки, быки, раздавались звуки хлестких ударов, стоны, вопли боли и надсадная брань, звон бьющейся посуды и треск ломающейся мебели. Все это продолжалось сравнительно недолго – не больше минуты, а затем вдруг настала звенящая тишина. В углу зала на ногах оставались стоять только двое моряков, возвышаясь посреди хаоса из бесчувственных тел, лежащих вперемешку с битой посудой, опрокинутой и раздавленной едой, разбитой в хлам мебелью.

– Ну что, командир, пошли?

– Только расплатимся. Официант, счет. – Сунув Гаврилову пачку денег, чтобы он уплатил и его долю, Антон подошел к приходящему в себя Звонареву. Тот сидел на пятой точке и, тряся головой, пытался реставрировать произошедшие события. Наконец он сумел сфокусировать взгляд на подошедшем к нему парне в военно-морской форме.

– Антон?

– Здравствуй, Сережа.

– Ты как…

– Потом, все потом. Давай быстрее, не то сейчас менты понаедут – и погорел мой отпуск.

Звонарев ни за что не захотел отпускать своих спасителей и уговорил их завернуть к нему домой. Благо и повод был весомый: с Антоном они не виделись с самого выпуска. Потом, благодаря их вмешательству обидчики были повержены, а он, Сергей, отмщен. В общем, все было за то, чтобы продолжить банкет, вот только место сменить.

Квартира была однокомнатной и обставленной по-спартански – ничего лишнего, только то, что могло пригодиться для жизни одинокого холостяка. Впрочем, в углу примостился довольно неплохой компьютер. Это обстоятельство несколько удивило Антона. Нет, Сергей и в училище отличался тем, что преуспевал в области информатики и был несколько помешан на электронике, но выкинуть деньги на столь дорогую игрушку…

После второй рюмки потянуло на разговор. Гаврилов дипломатично налегал на еду, давая возможность старым друзьям наговориться вволю.

– Значит, так у тебя сложились дела, Антон. Ну, у меня все гораздо проще. Лаконичное название части, куда я попал по распределению, означало всего лишь навсего оборонный завод, при котором имеется секретное конструкторское бюро.

– Ты не много выпил, Сережа? – вдруг всполошился Антон. Трения с особым отделом ему были ни к чему – тут не только загубленным отпуском попахивает.

– Нет. Не переживай, никаких тайн я выдавать не собираюсь. Пока я, так сказать, на ознакомительном этапе. Знакомлюсь с тем, что уже известно, к новейшим разработкам допуска не имею. Да и контролирую себя.

– А как ты вообще оказался в конструкторском бюро?

– Ну, на заводе я работал по командной части. Просто я в этом году заочно закончил радиоэлектронный. Тут, вертясь вокруг всех этих секретов, хочешь – не хочешь, а что-нибудь да услышишь. Вот и услышал я как-то, что у яйцеголовых что-то там не клеится. Извини, в подробности вдаваться не буду. – Антон понимающе кивнул. – Сидел как-то ночью и так, ради интереса, решил покумекать, увлекся – и через несколько дней накумекал. Когда однажды ко мне в канцелярию с какой-то жалобой ввалился яйцеголовый кап-два, я сидел над своими чертежами, и что-то его в них заинтересовало. Он посмотрел, задал пару вопросов и вышел. Я так и не понял, зачем он приходил, а через десять минут ко мне ввалились несколько особистов и без лишних церемоний скрутили меня, выпотрошили мои сейф и стол. Такой же погром устроили и дома. Оказывается, я сдуру умудрился набросать принципиальную схему новейшего вооружения, находящегося на стадии разработки. Ну никак особисты не хотели поверить в то, что я никакой не иностранный резидент и что сам дошел до этого.

– И как же ты выкрутился?

– Повезло. У яйцеголовых один узел никак не мог склеиться, а в моих чертежах именно с ним-то все было в полном порядке. Понимаешь. Даже если я все остальное и сдул с секретных чертежей, то этот узел никак не мог свистнуть, так как его-то у них и не было. В общем, система сейчас находится в стадии завершения, а меня – под подписочку и от греха подальше в подчинение тому самому кап-два.

– Действительно повезло.

– Чудны дела твои, Господи, – вынес свое заключение Гаврилов. – Ну, за благоприятный исход текущего мероприятия.

Выпили. Добавили. Повторили.

– Ты говоришь, чудны дела, – пьяно обратился к Гаврилову Сергей. – Это разве чудеса, вот у нас за городом действительно чудеса происходят.

– Какие такие чудеса? – не проигнорировал слов Звонарева мичман.

– Аномальная зона.

– Чего-о?

– Аномальная зона, говорю. Я сейчас увлекаюсь в свободное время всякими паранормальными явлениями. А что, – начал он заводиться на невысказанное вслух сомнение собеседников, – со всякой электронной лабудой теперь на работе не продохнуть, это теперь не хобби, а просто работа – интересная, но работа, – вот и увлекся, так сказать, в качестве хобби.

– Ерунда все это, – вынес свое заключение Антон.

– Возможно. Но только тогда ты мне ответь: Бермудский треугольник – тоже ерунда? А пропадающие то там, то здесь самолеты и попросту люди? Вы скажете, пришельцы. Ладно. Но во всех этих случаях прослеживается определенная закономерность. Понимаете, по всей Земле проходят различные энергетические линии, природа которых пока не изучена. Иногда это просто ручейки – их называют линиями, – иногда это настолько мощные потоки, что их иначе, как магистралями, не назовешь. Так вот эти линии и магистрали неизбежно пересекаются, образуя целые узлы. В местах же, где пересекается несколько линий, образуются очень сильные узлы, а если пересекаются магистрали, то там энергия буквально бурлит. Вот в таких местах зачастую и пропадают люди и другие объекты, например самолеты или корабли. И вот именно такое место я и обнаружил неподалеку. По моим прикидкам, здесь сходится не менее четырех магистралей.

– Неувязочка, – пьяно улыбнулся Антон. – Если здесь неподалеку такая аномальная зона, то почему я ничего не слышал о том, что в этом районе часто пропадают люди? А ведь я вырос во Владивостоке.

– Не знаю, но я могу только предполагать. К примеру, чудовищный выброс энергии происходит только в том случае, когда три и более магистрали фокусируются в одной точке, и в этом случае тот, кто оказался в фокусе, просто исчезает.

– Куда?

– Понятия не имею.

– А я предлагаю выяснить это прямо сейчас, – вновь вклинился в беседу Семен. – Ты же говорил, что эта самая ано-ма-льна-я зона где-то рядом, – пьяно, с запинкой выговорил он непривычное слово.

– Ну?

– Ну, так пойдем и поглядим. А как ее мо… можно увидеть?

– У меня есть прибор, который фиксирует колебания магнитных полей. Сам сконструировал, – гордо заключил Сергей.

– Бери.

Как говорится, пьяному море по колено. Спать не хотелось, а заняться в столь поздний час было нечем. Через полчаса друзья уже подходили к какому-то пустырю, расположенному неподалеку от дома Звонарева, на окраине Владивостока.

Аномальная зона оказалась на редкость загаженным местечком, а попросту – стихийной свалкой, до которой властям не было ровным счетом никакого дела. А до чего было им дело вообще, если уже центральные улицы буквально утопали в грязи?

Сергей достал небольшой приборчик и стал что-то сбивчиво и пьяно объяснять, тыкая пальцем в шкалу, по которой прыгала стрелка, никак не желая замирать на одном месте. Антон с Семеном на пару гоготали во всю мощь своих легких, и наконец Сергей присоединился к ним. Никто, разумеется, не стал вглядываться в шкалу и стрелку, которая начала бесновато прыгать то влево, то вправо. Вдруг она метнулась в крайнее правое положение и, дрожа, замерла, словно порываясь проследовать дальше, но ей мешал ограничитель, – а затем трех молодых парней накрыла темнота.