Ты бы лучше об учебе думала
Полдесятого пришла мама, и сестренка, обиженная до глубины души, что ее шутки не были оценены по достоинству и вызвали, по ее мнению, излишне агрессивную реакцию Катерины, прям с порога кинулась маме рассказывать о Катькиных ухажерах.
– Да подожди ты, дай раздеться, – смеялась мама. Но сестренка не унималась.
– Ох смотри, ведь доносчику первый кнут, – беззлобно продолжила мама. Но когда Маша дошла до возраста Катиных кавалеров, лицо мамы стало предельно серьезным. И холодным жестким взглядом она внимательно посмотрела на подпирающую косяк двери в конце коридора старшую дочь.
– Тебе есть что возразить? – спросила мама у Кати сухо. Катерина обреченно покачала головой.
– И ведь молчала, а я, как дура, считаю ее взрослой, разумной девушкой, которой можно доверить младшую сестру, а ты вот как значит поступаешь с моим доверием?
Катерина молчала. Мама снова строго поглядела на старшую дочь.
– Иди на кухню, – сказала она ей. Катерина пошла как на голгофу. Там мама, вытянув из дочери максимально возможное количество информации, в доверительно-назидательной форме выговорила ей за недостойное поведение и в очередной раз призвала поверить ее жизненному опыту, а не пробивать стены лбом. Мама уверенно сказала, что никто не будет ходить с Катериной три года за ручку до ее восемнадцати лет, а если и будут, то только до поры до времени и то только днем, а по ночам будут спать с другими, ведь всем этим козлам нужно только одно. Это «одно» в их доме звучало как страшное преступление. Мама требовала, чтобы Катерина выкинула из головы всю эту муть, а думала бы лучше об учебе да как помочь ей – матери… Результатом беседы стало заявление мамы о том, что она страшно обижена на дочь. То есть на Катю обиделась вся ее немногочисленная семья. Ну никак мама не ожидала от Катерины проявления такой скрытности, потому что кто же, как не мама, должен знать все подробности ее жизни, а иначе как она ей поможет в нужную минуту. И апогеем стало пристальное вглядывание Катерине в глаза с задаванием унизительных вопросов:
– Надеюсь, тебя не нужно вести к гинекологу, между вами ничего не было? И я надеюсь, что слово «ничего» мы понимаем одинаково?
Заплаканная и пристыженная Катерина готова была провалиться сквозь землю. Теперь у нее было впечатление, что ее не только унизили, облили грязью, но и хорошенько выпороли. Чувство вины перед матерью и брезгливости к себе не оставляли Катю несколько дней. Конечно, Катя понимала все мамины переживания, но ей-то нужна была поддержка, а ее она как раз и не получила.
Закончив беседу, мама решила, что без десяти десять вечера – это еще не поздно для столь важного звонка, и набрала номер основной преподавательницы по фортепиано. Задыхаясь от ужаса Катя слышала, как в разговоре с ней мама сыплет такими словами, как «педофилия», «тюрьма» и тому подобными. Итогом ее гневной тирады стала настоятельная просьба убрать от ее дочери этого «козла-педофила». Катя про себя подумала, что на музыку, она, наверное, никогда больше не пойдет. Но следующее занятие было в мамин выходной день, и мама поехала на занятия с Катериной, чего она не делала уже больше четырех лет, посещая только экзамены и отчетные концерты, да и то не всегда. Перед занятием она один на один снова побеседовала с преподавательницей и уехала, не став дожидаться их окончания.
Катерина входила в учебный класс трепеща всей душой. Преподавательница была чернее тучи.
– Садись, – резко сказала она Кате. – Да, надо сказать мама у тебя… – тут она запнулась и, несколько секунд поискав замену не произнесенному слову, закончила фразу: – Боевая. И что, – продолжала она, неприязненно глядя на девушку, – он и вправду к тебе приставал?
– Нет, – тихо ответила Катерина, – я этого никогда не говорила.
– Так чего она скандал устраивает?! – почти взвизгнула преподавательница.
– Переживает за меня, – только и смогла ответить Катерина.
– Ну знаешь! – возмутилась она. – Ладно, давай начинать, – и поставила раскрытые на нужной странице ноты на пюпитр рояля. Катерина послушно заиграла.
Студента Катерина больше не видела. Спрашивать, куда он делся, она побоялась.