Глава IV
Первый царь со двора Романовых
Когда заходит речь о первом самозванце, исследователи пытаются ответить на три вопроса…
1. Был ли Лжедмитрий подлинным царевичем?
2. Шел самозванец на сознательный обман или заблуждался?
3. Кто стоял за спиной Лжедмитрия?
Если по первому пункту лишь очень немногие историки (B.C. Иконников и С.Д. Шереметев) рисковали отвечать утвердительно, то по второму разномыслия было значительно больше.
Н.М. Карамзин, например, считал самозванца мошенником, но не лишенным некоего благородства. Он полагал, что «мысль чудная» – решение воспользоваться легковерием россиян, умиляемых памятью Дмитрия, – поселилась и зрела в душе мечтателя, имея своей целью замысел – «в честь Небесного Правосудия казнить святоубийцу», то бишь Годунова…
Зато С.М. Соловьев и С.Ф. Платонов считали, что Лжедмитрий верил в свое царственное происхождение.
«Чтоб сознательно принять на себя роль самозванца, сделать из своего существа воплощенную ложь, надобно быть чудовищем разврата, что и доказывают нам характеры самозванцев, начиная со второго».
Отчасти это верно, хотя сам вопрос не вполне корректен по своей постановке. Ведь обманщик никогда не добьется успеха, пока хотя бы отчасти не поверит в собственный обман…
Нам кажется, что самозванец и верил, и не верил в то, что он – спасшийся царевич. Не будем забывать, что сама Мария Нагая узнала в нем сына[14].
Как же тут было не верить?
Как было не сомневаться?
И вот тут-то и происходит нечто поразительное…
Отвечая на третий, самый важный, как нам кажется, вопрос, почти все русские историки (С.М. Соловьев, В.О. Ключевский, С.Ф. Платонов, Н.И. Костомаров) проявляют удивительное единодушие…
«Царствовавший у нас в Москве под именем Дмитрия был не настоящий Дмитрий, но лицо, обольщенное и подготовленное боярами, партиею, враждебною Борису, – говорил Н.И. Костомаров. – Люди этой партии настроили пылкого, увлекающегося юношу в убеждении, что он царевич Димитрий, спасенный в младенчестве по наказу его родителя царя Ивана, и выпроводили его из Московского государства. Это сделано было на русское авось. Они, конечно, не желали заменить Борисов род навсегда этим поддельным Димитрием; но им достаточно было поставить Годуновым страшное знамя, под которое можно было соединить против них народную громаду и ниспровергнуть род Годуновых с престола; а потом можно было обличить самозванца, выставить его обманщиком, сознаться в своем заблуждении и уничтожить его».
С.М. Соловьев тоже считал, что Григория Отрепьева выдвинули на роль самозванца московские бояре, сумевшие уверить его в царственном происхождении:
«Вопрос о происхождении первого Лжедмитрия такого рода, что способен сильно тревожить людей, у которых фантазия преобладает. Романисту здесь широкий простор, он может делать самозванцем кого ему угодно; но историку странно срываться с твердой почвы, отвергать известие самое вероятное и погружаться в мрак; из которого нет для него выхода (выделено нами. – Н.К.), ибо он не имеет права, подобно романисту, создать небывалое лицо с небывалыми отношениями и приключениями».
Мы выделили слова великого русского историка про мрак, из которого нет выхода, поскольку в этих словах то, чего не сказали, вернее, не договорили зависящие от Романовых историки…
Кто эти московские бояре, взрастившие самозванца?
Только к концу XIX века легализовалось мнение, что Лжедмитрия выдвинули Романовы и бояре, близкие к их кругу. Фамилия Романовых замелькала во всех исследованиях, посвященных появлению самозванца, но по-прежнему скороговоркой, без попытки осмыслить этот факт, столь много определяющий во всей последующей истории страны.
Кроме понятной осторожности по отношению к царствующей династии, на уклончивость историков, естественно, влияло и отсутствие прямых доказательств.
B.C. Шульгин, комментируя суждение С.М. Соловьева о развитии смуты сверху, резонно заметил, что «мысль эту при всей ее оригинальности и привлекательности обосновать фактами нельзя, поэтому, высказывая ее, Соловьев невольно отступил от требований, которые им же самим справедливо предъявлялись (смотри процитированное нами высказывание о мраке, из которого нет выхода. – Н.К.) к исторической науке».
Оглядывая события Смуты с большей исторической дистанции, скажем, что это отчасти верно. Прямых доказательств тому, что Григорий Отрепьев был умышленно воспитан Романовыми в качестве самозванца, нет…
Но с другой стороны, нельзя не признать, что как раз отсутствие прямых свидетельств при обилии свидетельств косвенных и является самым главным доказательством причастности Романовых к изготовлению самозванца… За три столетия правления у Романовых было время, чтобы замести следы преступления, совершенного основателями династии на пути к власти, а те доказательства, которые уничтожить было невозможно, были перелицованы ими.
Исполнение этого облегчалось тем, что еще по ходу развития событий Смуты изменялись сами принципы освещения биографии самозванца.
Вначале московское правительство Годунова вообще старалось не упоминать о самозванстве. Конкретное содержание преступления заменялось расплывчатым словом: «заворовался».
Когда Лжедмитрия признали Краков и Рим, отрицать факт самозванства сделалось невозможно, но теперь у многих влиятельных особ появилась необходимость скрыть свою причастность к самозванцу…
Не будем забывать и того, что какое-то время Лжедмитрий официально считался законным русским царем…
Как мы знаем, Романовы были тогда возвращены из ссылки и возвеличены, и говорить о том, что они и взрастили самозванца, стало не вполне прилично, во всяком случае, на первых порах. Не наступило определенности и после смерти Отрепьева.
Придя к власти, Василий Шуйский долгое время щадил Романовых, оберегая от обвинений в сообщничестве с самозванцем. Хотя возможно, что руководствовался он при этом не только жалостью к пострадавшему роду.
Лишь потом, когда между Романовыми и Шуйским началась открытая борьба, появилась в официальных заявлениях антиромановская конкретика. Полякам было тогда сообщено, что Юшка Отрепьев «был в холопех у бояр Микитиных, детей Романовича, и у князя Бориса Черкасова, и заворовался, постригся в чернецы»[15].
Историк Р. Скрынников справедливо заметил по этому поводу, что Шуйский и не мог поступить иначе, он адресовался к польскому двору, прекрасно осведомленному насчет прошлого собственного ставленника. Непрочно сидевшему на троне царю пришлось держаться ближе к фактам: любые измышления по поводу Отрепьева могли быть опровергнуты польской стороной.
Все изменилось, когда Романовы пришли к власти.
Документы, касающиеся их участия в смуте и в подготовке самозванца, безжалостно уничтожались и перелицовывались.
Преследовался даже сам слух, что Григорий Отрепьев, объявивший себя царевичем, был взращен и воспитан среди челяди в недрах дома Романовых. Но, глуховато теряясь в веках, слух этот упорно возникает вновь и вновь…
Впрочем, не будем забегать вперед…
Скажем пока о самом очевидном факте, уничтожить который не могла никакая цензура, – без самозванца у нас никогда бы не было династии царей Романовых…
Еще в январе 1605 года в грамоте патриарха Иова была изложена первая краткая биография самозванца.
«Этот человек звался в мире Юшка Богданов сын Отрепьев, проживал у Романовых во дворе, сделал какое-то преступление, достойное смертной казни, и, избегая наказания, постригся в чернецы, ходил по многим монастырям, был в Чудовом монастыре дьяконом, бывал у патриарха Иова во дворе для книжного письма, потом убежал из монастыря с двумя товарищами, монахами Варлаамом Яцким и Михаилом Правдиным».
Увы… И сейчас, четыреста лет спустя, о московском периоде жизни Отрепьева известно ненамного больше…
Мы уже говорили, что Григорий (в миру Юрий) был сыном галицкого сына боярского Богдана. Предки Отрепьевых, выехав на Русь из Литвы, осели в Галиче и в Угличе. Известно, что в 1577 году «новик» Смирной-Отрепьев и его младший брат, пятнадцатилетний Богдан, получили поместье в Коломне.
Богдан Отрепьев дорос до чина стрелецкого сотника, но жизнь его оборвалась не на войне, а во время драки в Немецкой слободе в Москве, где Богдана зарезал пьяный литвин…
Юрий (Юшка) был тогда «млад зело», и воспитывала его мать. Благодаря ее стараниям мальчик научился читать. Обучался он у зятя Варвары Отрепьевой – Семейки Ефимьева.
Неизвестно, как Юшка попал на службу к Романовым.
Возможно, как мы говорили, сыграло свою роль то обстоятельство, что родовое гнездо Отрепьевых располагалось на Монзе, притоке Костромы, и там же находилась костромская вотчина Романовых – село Домнино.
Так или иначе, но еще в царствование Федора появился Григорий Отрепьев в Москве, сначала у боярина Федора Никитича Романова, потом у его брата, окольничьего Михаила Никитича Романова. Затем мы видим Отрепьева на дворе близких родственников Романовых – князей Черкасских. Отрепьев, как пишет автор «Сказания о расстриге», был у Черкасского в чести…
«В детстве является он в Москве, – цитируя летописи, пишет С.М. Соловьев, – отличается грамотностию, живет в холопях у Романовых и князя Черкасского и тем самым становится известен царю как человек подозрительный»…
С.М. Соловьев не уточняет, когда, а главное, почему Отрепьев становится известен царю как человек подозрительный…
Тем, что холоп был грамотен? Но таких холопов было немало, сам факт грамотности не мог вызвать никаких подозрений…
Причину подозрений надо искать в появившихся тогда слухах о спасении царевича Дмитрия…
Подвергая Романовых жестокому «розыску», Годунов искал «коренья» этих слухов. Среди романовской челяди чаял он найти взращенного Никитичами кандидата во Лжедмитрии… И тут отличающийся грамотностью холоп, разумеется, не мог не обратить на себя внимание.
Конец ознакомительного фрагмента.