Глава 2. Эпоха «три шестьдесят две»
Тогда же, в 78-м, я впервые обнаружил, что с Запада, по каналам «коротких волн» вещают нечто такое, о чем я, в мои 15 лет, и не подозревал. На моем теперешнем языке это звучит так: с Запада, начала проникать в русские умы и сердца, та культурная зараза, что распространилась нынче, наподобие моровой язвы, и нельзя шага ступить по улице, чтобы глаза твои не наткнулись на аудио и видео продукцию, доступ к которой, в те годы был открыт только для «избранных», а попытка ознакомить с этим делом кого-нибудь другого, влекла к возбуждению уголовного дела.
Всенародно любимый Владимир Высоцкий хрипел из динамиков магнитофонов «АСТРА», «ЮПИТЕР», «ТЕМБР»: – Вон, дантист-надомник, Рудик! У него – приёмник «ГРЮНДИК». Он его ночами крутит – ловит, контра, ФРГе… А в журнале «Крокодил» можно было увидеть следующую карикатуру. Некий волосатый «хиппан», стоит на коленях перед радиоприёмником, сложив руки в молитвенной позе. Под рисунком надпись: «Иже еси на Би-би-си!»
Да, правы, тысячу раз правы были советские идеологи, не жалевшие денег на производство и эксплуатацию «радио-глушилок». Кабы эти «глушилки» работали с еще большим КПД, то и не услышал бы я в далёком 78-м по «Голосу Америки» группу «JUDAS PRIEST», а по «Би-би-си» передачи Севы Новгородцева «Рок-посевы». Да, и Слава Богу, если бы не услышал! Умереть, не умер бы. А жизнь, может быть, сложилась бы более счастливо. Но взошли эти рок-посевы. Ох, взошли, будь они не ладны.
Отступление в настоящее
Относительно «радио-глушилок», интересным является следующий факт. Аппаратура эта никуда не делась. Она не демонтирована и по сей день (август 2002 года). Просто она теперь выключена. В маленьком приграничном городке, на западных рубежах Отчизны, где я сижу и пишу эти строки, тихо подрагивают от порывов ветра мощные антенны. Они надёжно скрыты от посторонних глаз. В охраняемых помещениях ГРУ стоит потушенный пульт. Но стоит только поступить приказу и подтянутый оператор, молча повернет ключ, щелкнет тумблерами и на пол-Европы ляжет невидимым щитом электромагнитное поле радиопомех. Это тоже часть нашего оружия. Оружия особой войны – «информационной». Об этом знают те, кто и сегодня готовит новый «Дранг нах Остен». Там, на Западе, в разведцентрах ФРГ и США прекрасно знают, что война не окончена. Это, просто, затишье. И маховик этой войны только слегка приостановлен.
Когда она началась, эта война, не прекращающаяся вот уже 10 веков? Может быть тогда, в IХ веке, когда немецкие феодалы, закованные в новенькую броню, молча перешли на восточный берег Эльбы. И потёк это железный, кровавый, безжалостный поток, «Дранг нах Остен». Поток, сделавший исконно славянский Дроздов – Дрезденом, Липицк – Ляйпцигом, Щетин – Штеттином. Превративший Поморье в Померанию. И эта жажда новых земель на Востоке, до сих пор не угасла в крови потомков Зигфрида. Помни об этом, славянский мальчик, вслушивающийся в треск радиопрёмника. И когда ты услышишь позывные «Немецкой волны» и «Радио Свобода», знай, что за поставленными голосами дикторов и ведущих заманчивых радиопрограмм, скрываются грозные тени немецких, ливонских и прочих «крестоносцев», готовых в любой момент обрушить на твою голову адское пламя новейших ракет и бомб с радиоактивной начинкой.
Прости меня, мой читатель. Нет, я не хочу ничего тебе навязывать. Не хочу учить тебя жизни, с высоты своих 38-ми лет, 16-ть из которых отданы музыке. Я просто надеюсь, что ты сможешь понять то, чего я не понимал тогда, в 1978-м году, в Тюмени, слушая программы Билла Макгвайера, прорывавшиеся сквозь шум советских радиоглушилок. Я не понимал смысла этой «эфирной войны». «Тайны слова „приказ“, назначенье границ и стотысячный лязг боевых колесниц.» (*1) Теперь понимаю. Жаль, что так поздно.
Отступление в далёкое прошлое.
«Зима 1293-го года. Беда многоглавым Змеем Горынычем нависла над Владимирской Русью. Снег в том году выпал рано, и сразу приморозило. Мертвые леса стояли тёмной игольчатой стеной вокруг белых озер, заметенных снегом пашен. Робко курились соломенные крыши, укрытых снегом деревень. Редко заржет конь, проскрипят полозья. Мужик, озираясь, проедет, долго тревожно вглядываясь во встречного, и, узнав, что свой, прокричит:
– Ково знатья? Татар не слыхать, ле?
– Бают у Володимера!, – прокричит в ответ.
О бедах страны нужно было думать не тогда, когда пришёл Батый. А еще раньше, прежде, еще за сто лет! Когда казалось, что мы самые сильные в мире, когда казалось. Что все народы окрест падают ниц, заслышав одно наше имя, когда мы судили и правили, разрешали и отпускали. Когда любая прихоть наша вызывала крики восторга. Тогда, стоя перед Создателем, мы решили, что перестали ошибаться! До того доросла наша мудрость. Когда уже некому стало нас удержать и направить, и ни кто не дерзал возразить противу, а если бы дерзнул – не сносил бы и головы своей! Когда мы решили, что до нас не было никого умнее нас, да и вообще никого: мы первые, единственные, великие! Вот тогда наступил наш конец.
Как до сего дошло? Вот о чем я думаю постоянно. За сто лет еще, всё уже было проиграно, и мы созрели для кары Господней!»