Глава 11
Солнце стоит в зените, испуская на землю невероятное количество тепла, посредством жарких, испепеляющих насекомых, лучей, проливающихся на землю золотым, знойным дождём… По скудно покрытой растительностью местности, вьётся дорога, петляя между каменных гряд и холмов. По дороге скачут несколько всадников. Они, явно, торопятся… Вот они поворачивают меж холмов, и их глазам открывается река, которая также, как и дорога, петляет меж непреодолимых препятствий, огибая их своим гибким, неуловимым станом, и несущая свои, прогретые солнцем, талые воды Атласа к берегу Внутреннего моря…
Всадники скачут дальше, к широкому мосту, через реку. Они минуют мост и выскочив на высокий холм, осматриваются… Вдали, в низине, они находят то, что искали. Их глазам открывается военный лагерь. Лагерь стоит меж двух холмов, которые создают в вечернее время тень и накрывают ею лагерь, защищая их, хотя бы, от вечернего пекла, или зноя… От этой тени, вечерняя прохлада наступает немного раньше. Но это «немного» весьма существенно для людей, располагающихся в этом лагере. Тень, неся радость людям, несёт и запах самой реки, вместе с облегчением от дневной жары, нагревающей и воздух, и берега реки…
Всадники проносятся через ворота, торопясь… Их, здесь, знают и стража открывает ворота при их приближении. А, далее, наблюдают, как они, не останавливаясь, скачут мимо них, едва поприветствовав… Всадники же, минуя ворота, двигаются в центр лагеря, не останавливаясь, к высокому холму… Наконец, они достигают точки назначения и останавливаются у шатра, стоящего в центре холма. Спешившись, люди проходят внутрь шатра и исчезают за его пологом… Они проходят меж занавесок из различных ковров, не пропускающих в шатёр горячие лучи и, оказываются в довольно широком пространстве… Первый, из них, осматривается, оглядывая окружающее пространство шатра…
– Ну, что Сараф? Какие вести, ты привёз мне?
Из дальнего угла, из-за ширмы выходит бородатый мужчина, лет сорока с небольшим. На нем расшитый золотом, восточный халат и высокая шапка, напоминающая царский головной убор.
– Вести не радостные для тебя, Ганнон! – отвечает вошедший, – Совет наделил-таки всей полнотой власти Гамилькара, несмотря на наше противодействие! Он наделён полномочиями протектора! Так, что твоя отставка от командования, практически, решена! Гамилькар не оставит тебе шанс подняться над ним! Твоё командование над своими войсками, может прекратиться уже завтра!
– Совет опять идёт на поводу Баркидов! – с горечью в голосе говорит Ганнон, – Ну, что же, придётся посторониться Гамилькару!
– И отдать ему лавры освобождения твоего брата? Не торопись Ганнон! Есть ещё один шанс! – говорит прибывший.
Глаза Ганнона, загораются интригой и интересом.
– Я слушаю тебя, Сараф!
Прибывший выходит из тени занавесок и ковров, и даёт нам возможность рассмотреть его. Это человек выше среднего роста, по национальности скорее сириец. На вид ему чуть более тридцати лет. Фигура его жилиста, осанка прямая, голову он держит высоко, давая понять этим, что привык разговаривать с суффетами, как с равными.
– Готов ли ты, Ганнон, отбросить сомнения и как правящий Наместник Ливии, повести армию, не дожидаясь отставки, в бой?! Чтобы добыть славу своему роду и имени, развенчав одновременно миф о незаменимости самих Баркидов?!
– О чём ты говоришь, Сараф? Говори яснее?
В это время из темноты тени занавесок, вышел, другой прибывший.
– Он говорит о шансе, который так щедро предложили тебе Боги! Тебе, после Гамилькона и Гиксона, даётся шанс закончить войну, ещё не набравшую свою силу, победой! Кто может с твёрдостью и уверенностью сказать, что все это не является хитрым планом Баркидов, чтобы захватить власть в городе, как это хотел сделать казнённый Бомилькар, отец Сарафа!? Тебе, Ганнон, можно развеять все эти надежды, жадного, до славы и власти, Гамилькара!
– Капитон?! Не ожидал тебя увидеть у себя в лагере? Что вы хотите, говорите яснее?
Сараф подошел поближе к суффету.
– Наёмники решили идти на Гиппон. Пока ты охраняешь путь на Утику, они проскользнут в Гиппон Царский! Спендий собрал все силы и повёл их через утинские холмы. Он хочет захватить в Гиппоне осадные тяжёлые машины и, после этого, двигаться к Карфагену!
– Да! А Гамилькар не торопится ему воспрепятствовать! Все это очень подозрительно! – Вставил в разговор свою «догадку», жрец Капитон.
– У тебя 100 слонов. Это в два раза больше, чем было у Тунесса! – продолжал свою линию Сараф, – Клянусь симпатией Танит городу торговли, с таким войском победа обеспечена! Именно, поэтому, Гамилькар стремится к главенству над армиями! Победишь в сражении – и тебя ожидает слава и почёт! Легенда о предназначенности Баркидов развеется! Спендий не силен в стратегии, поэтому, опасаться нечего! После победы, запросишь себе таких же полномочий, как и Гамилькар! Мы все поддержим тебя! Решайся Ганнон! Такая удача выпадает только раз!
Сараф положил на плечо Ганнона свою руку. Тот молчал, обдумывая услышанное и предложенное…
– Совет большей своей половиной поддерживает тебя! В этом Сараф прав. Он ждёт от тебя решимости и готов протянуть руку поддержки! – поддержал слова Сарафа, Капитон.
Ганнон посмотрел на него.
– А совет пентархий? Если дойдёт до него? – высказал свои сомнения Ганнон. Внутри его боролись силы, ни одна, из которых, не одерживала над ним верха. Но он представил себе, как будет выступать в Карфагене, после своей победы в сражении и одна из его сторон, стала брать верх над другой… Ему представилось, как он въезжает в Карфаген в колеснице победителя с уныло бредущими, впереди неё, предводителями восстания!
– Откуда сведения? – и все же, ещё одна жилка сомнения оставалась в нем.
– У нас свои источники! Иначе бы, мы, не назывались Священной Кастой! Но, мы, не можем тебе вскрыть, всю сеть наших доносчиков!
Ганнон, прокрутивший в голове приобритаемые выгоды от победы, произнёс:
– Хорошо! Я согласен!
Ганнон принял решение.
– Ваш род, был всегда точкой опоры, для возвышения Карфагена! – торжественно произнёс Капитон, Верховный Жрец Священной Касты, – Многочисленность вашего рода, не даёт перетянуть совет суффетов на свою сторону. Магониды правили городом одно время, но те времена не увенчались для нас большими свершениями! Подумай Ганнон, может пришло время для вашего рода?
Сараф наблюдал за этой сценой молча. Когда Капитон закончил, он сказал:
– Тогда поднимай армию, Наместник Ганнон! Пора!
…Через четверть часа из лагеря, стали выходить первые отряды армии… Вышедшая армия направилась к холмам, которые виднелись на горизонте, своей чередой напоминая горбы верблюдов, движущихся караваном друг за другом… В вечерней суматохе, местные ливийцы, в страхе прятались по своим жилищам. Наместник Ливии, в подчинении у которого была армия, для противодействия диким племенам и для усмирения вождей Ливии, которые враждовали друг с другом, осуществлял один из своих походов. Вражда меж ливийскими городами была вековой, особенно враждовали западные её части и более цивилизованные – восточные, с центром в городе Суссе или Хадрументе, как называли его карфагеняне и берберы. Армии мятежников побывали уже там и многие из городов, примкнули к их восстанию…
Армия Ганнона спешила и подошла к холмам ещё засветло. Разведка, высланная вперёд, донесла, что Спендий не успел укрепить свой лагерь и вообще, у разведки сложилось такое впечатление, будто мятежники чего-то ждут…
Ганнон, имевший богатый опыт войны с племенами ливийцев и зная их типичные построения, стал размещать свою армию у холмов. Он построил пехоту в центре, конницу по флангам. Слоны стояли в прогалах пехотного построения. Часть слонов была смещена на правый фланг.
Прозвучал сигнал к атаке и Ганнон повёл в атаку свою армию. Вперёд вырвались слоны и своей массой раздавили строй мятежников. Но Спендий построил свои силы в две линии! В первой стояли ливийцы, находящиеся в гарнизонах Сицилии, во второй более опытные кельты, галлаты, иберийцы. Эта вторая линия, ровными рядами, без паники отступила на крутые склоны холмов, недоступных для атаки животных. Слоны, растаптывая пехоту Ливии, которая уже потеряла к тому времени строй и охоту к борьбе, начали преследование бегущих… Пехота карфагенян, тоже, подключилась к преследованию, а, по полям и меж холмов, вслед за ней понеслась конница…
…Солнце склонилось уже над самым горизонтом, быстро скрываясь за ним. Последние его лучи осветили поле сражения, где силы карфагенян сгоняли пленных ливийцев к ставке Ганнона. В самой ставке царствовала эйфория от добытой, так легко, победы. Собравшиеся военачальники поздравляли Ганнона с победой, над считавшимися опытными мятежниками Сицилии…
– Вот видишь, Ганнон? Все, что мы тебе говорили, оказалось правдой! – Сараф одобряюще улыбался Ганнону, – Битва выиграна! Выиграна без особых усилий!
– Да, – не без гордыни, отвечал Ганнон, – но часть сил мятежников, укрылась на холмах! Мы даже не знаем их численность?
В его голосе чувствовалась озабоченность.
– Они не посмеют спуститься оттуда! Твои слоны навели на них такой страх?! Этот ужас, заставил остальных мятежников, поспешно, искать укрытия на скалах! – Сказал подошедший военачальник Ганнона, по имени Гурунт. – Ты, Великий стратег, Ганнон!
Эти слова отдались в сердце Ганнона эхом возрастающей гордыни за свою решительность, в принятии решения не дожидаться Гамилькара, и последовавшей вслед за этим победой. Мысль о том, что, теперь, не только его двоюродный брат Гамилькон Ганнон имеет лавры полководца, сладостно томилась в его груди! В которой, все более и более, усиливалась вера в свою собственную исключительность и предопределённость.
– Ганнон, нужно собрать как можно больше пленённой ливийской массы! Чтобы одним видом этого скопища, заткнуть рты совету пентархий! – советовал Капитон, потирая руки от удовольствия.
Ганнон встрепенулся от его слов.
– Ты прав, Капитон! Гурунт! – обратился он к прибывшему чуть раннее военачальнику конницы, – собери туллы и пусть прочешут прилегающие холмы! Всех пленённых сюда! Мы соберём всех для праведного суда Карфагена!
– Постой стратег! Не время дробить силы! Враг стоит на высотах! Конница нам нужна здесь! Кто прикроет пехоту и слонов, в случае атаки мятежников? – Отреагировал на услышанное Афокл, грек из Мегар, командир пехоты.
– Ты, Афокл, как и все греки, предрасположен к излишней осторожности, которая в определённых случаях мешает, а в определённых помогает! В данном случае это мешает достигнутой победе! Наёмники деморализованы! И надо развивать достигнутый успех! А не отсиживаться в обороне! И не забывай, что после приезда сюда Гамилькара и ты, лишишься своего поста! – Капитон чувствовал, что может уже давать советы и высказываться по различным поводам. Своим замечанием об отставке Афокла, он хотел переманить его на свою сторону.
Афокл, в недоумении, посмотрел на Ганнона и спросил:
– Я не понимаю, что здесь делают эти люди! Они, не имеют даже полномочий, находится здесь! А, что касается моей предполагаемой отставки, то я не держусь за свой пост! И с удовольствием уступлю его более опытному военачальнику! Мне нет никакого стыда, командовать тысячей, вместо десяти тысяч! Лишь бы враг упился своей кровью, вместо нашей!
Афокл, видя, что Ганнон, демонстративно, отвернулся от него, махнул рукой и ушёл с холма…
Между тем, к ставке приближались, и другие командиры… Холм наполнился победным гомоном…
Принесли вино, и оно заполнило разгорячённые головы, сладкой истомой восприятия мига победы, отодвинув в сторону переживания и осторожность. Армия, видя, что военачальники празднуют победу, сама предалась праздному времяпрепровождению, послав в соседние селения воинов за дешёвым вином…
– …Ганнон, а правда, что твоя дочь Лейла, приехала в Утику, для участия в празднествах в честь Милгарта? – спросил наместника, Сараф, когда от выпитого вина, события текущего дня отошли на задний план.
Ганнон, будто что-то вспомнив, поднялся.
– Ты прав, Сараф! Я совсем забыл об этом! Да, она должна прибыть в Утику во дворец! А я её должен встретить! Я совсем забыл о ней! – Ганнон покачал головой, – Она прибудет в Утику по моей просьбе! Теперь, я в дурацком положении, я не могу оставить армию?!
Сараф и Капитон поднялись из-за стола.
– Брось, Ганнон! Что тебе делать в армии, сейчас! Враг разбит! Загнан на скалы! Твои подчинённые справятся и без тебя! Что случится с армией до завтра? Мы же будем сопровождать победоносного стратега до Утики! Я, сгораю от нетерпения увидеть вновь, красоту твоей Лейлы! Помнишь, как ты показал мне её, всего год назад, в Торговом ряду, в гавани Карфагена! Я, с тех самых пор, не нахожу себе места, вспоминая её блистательную красоту и стройность осанки!
– А, Сараф! – захохотал захмелевший Ганнон, – Теперь, мне понятны твои порывы поехать со мной в Утику! Но, я тебе хочу сказать, Лейла, после того, как вернулась из Галикарнаса, стала замкнутой девушкой и тебе будет довольно сложно разговорить её, чтобы добиться внимания! Хотя я, не против такого союза: рода Ганнонов и главы совета Магнатов! Но моя дочь крепкий орешек! Как и её покойная мать! Они уж слишком горды нравом, поэтому, моё влияние на неё ограниченно!
– Не значит ли это, уважаемый Наместник, что ты не вправе распорядиться судьбой своей собственной дочери? – с усмешкой в голосе, спросил Верховный жрец Капитон.
– Почему же? – обиделся, ещё сильнее хмелеющий, Ганнон, – Если я захочу, она пойдёт в союз по моему усмотрению! Но, как-то в разговоре, я дал ей обещание, не давить на неё в этом вопросе! А, Я, – на этом Ганнон сделал ударение, выведенным акцентом гласной, – своё слово стараюсь держать! Поэтому, меня и прозвали Ганнон Великий!
Ганнон поднял при этом голову, как бы подчёркивая фразу, сказанную о себе, в глазах всех присутствующих.
– Да, это, несомненно, очень ценная черта характера! Но бывают в жизни ситуации, когда ради достижения каких-то очень важных целей, приходится поступиться словом! Такова жизнь! Все это приходится сделать во имя целей, которые намного глубже и ценней данного, когда-то, слова! Если твой род, породнится с родом Сарафа, его сила увеличится в разы! Коалиция против Баркидов, сейчас ослабла! Он провёл успешные переговоры с Римом, и не уступил ни в одном из пунктов наших интересов! Народ ему рукоплещет и боготворит его! Но мы то знаем точно, что у него скопилось очень много припрятанного золота в Сицилии! Которое он не собирается отдавать в казну города! А это выступление наёмников, замаскированная операция Баркидов, дабы возвеличится ещё больше!
Ганнон посмотрел на Капитона замутневшим, захмелевшим взглядом.
– В этом кризисе виноват Гамилькар? Да бросьте нести чепуху! Если бы Совет, оплатил озвученную сумму, то никакого восстания бы не было! А если и было, то намного меньшего размера, и которое мы бы легко подавили! – Захмелевший мозг Ганнона выдал порцию правды, которая встала комом в горле Сарафа…
– Это были войны Гамилькара! Почему Совет должен был оплачивать их службу? – Подал голос Сараф, – Совет Магнатов заседал, по этому поводу, долгое время и не пришёл к однозначному решению! А когда решение приняли – восстание уже разгорелось!
– Да! Вот как было! – С издевательской иронией заметил Ганнон, – А моего брата, отправили к мятежникам для переговоров! А, теперь, его жизнь висит на волоске! – Ганнон, что-то вспомнив, опустил голову, – Я отговаривал его от этого! Я сказал ему: «Пусть туда едет кто-то из Магнатов!». Но он слишком сильно чтил волю Карфагена и свои обязанности командующего армией и Суффета! Он не послушал меня!
– Но, теперь, после твоей победы, ты заставишь Спендия, освободить Гиксона! – подытожил и обнадёжил его Сараф, и тут же вспомнил, – — Но мы, отправляемся в Утику, встречать Лейлу?
– Конечно же! – будто очнувшись, ответил Ганнон, – по случаю моей победы над врагами города Торговли, по прибытию в Утику, мы совершим жертвоприношения Милгарту и Баалю! Ну, а после, объявим празднества по всему городу!
– Отлично! Ну, а все же, мы увидим на празднестве твою дочь? – спросил, хитро прищурившись, Сараф.
– Не только увидите, но и будете представлены ей! – Засмеялся Ганнон, забыв во хмелю, о доле своего брата Гиксона…
Свита Ганнона покинула армию, направляясь в столицу провинции Утику. Армия, выставив по периметру мелкие заслоны, тоже, продолжила праздновать свой успех…