Глава II. «Ответственность – на себя!»
Около 4 часов утра 22 июня в дверь квартиры позвонили…
На пороге стоял дежурный офицер. Он протянул едва проснувшемуся Рокоссовскому бумажный конверт, в котором находилась телефонограмма из штаба 5-й армии. В ней содержалось короткое предписание вскрыть особый секретный оперативный пакет, хранящийся в сейфе штаба мехкорпуса. Командир приказал дежурному немедленно вызвать всех командиров по списку № 1 в штаб, и сам немедленно направился туда. Заместитель по политической части – бригадный комиссар Д. Г. Каменев, помощник по технической части – военинженер 1-го ранга В. Г. Внуков, начальник штаба – генерал-майор технических войск А. Г. Маслов и начальник оперативного отдела – подполковник К. Г. Девятов уже ожидали комкора.
Рокоссовский сообщил присутствующим о полученной телефонограмме. Она была подписана только заместителем начальника оперативного отдела штаба 5-й армии. Однако по инструкции для вскрытия секретного пакета требовалась санкция Председателя Совета народных комиссаров СССР или Народного комиссара обороны; приказа заместителя начальника оперативного отдела штаба в данной ситуации было явно недостаточно. Приняли решение запросить Луцк, Киев и Москву. Однако вскоре выяснилось, что телефоны не работают – связь была нарушена. Тогда еще никто не знал, что в первые часы войны во время бомбардировок немцы применили огромное количество мелких авиабомб, специально предназначенных для уничтожения линий связи. Они были снабжены приспособлениями в виде крестовин по бокам. Задевая провода, такие снаряды мгновенно детонировали и разрывали их.
Некоторое время все молчали. Каждый понимал, что в ситуации полной неизвестности брать на себя такую ответственность, принимая не только военное, но и политическое решение, – невероятно рискованно. Ведь если бы тревога оказалась ложной, командиру корпуса пришлось бы отвечать перед трибуналом. Рокоссовский, недавно вышедший из застенков НКВД, осознавал это. Но долг для него всегда был на первом месте. А своей боевой интуиции он привык доверять. После минутного раздумья комкор, несмотря на предостережения Каменева, вскрыл особый пакет и огласил его содержание:
«Немедленно привести корпус в боевую готовность и выступить в направлении Ровно – Луцк – Ковель».
Рокоссовский отдал приказ о подготовке корпуса к выдвижению. Командиры дивизий, входящих в состав 9-го МК, – В. М. Черняев (20-я танковая дивизия), Н. А. Новиков (35-я танковая дивизия) и Н. В. Калинин (131-я моторизованная дивизия) были срочно вызваны на командный пункт.
Трудность заключалась еще и в том, что 22 июня – в воскресенье рано утром – оказалось невозможно в кратчайший срок обеспечить войска всем необходимым: склады наркомата обороны с горючим и боеприпасами, располагающиеся неподалеку в Шепетовке, были закрыты. И здесь воля и решительность Константина Константиновича переломила ситуацию: в нарушение существующего порядка он приказал взламывать склады окружного резерва. Такие действия наталкивались на протесты интендантов, которые требовали соблюдения установленного порядка. Рокоссовский, целиком принявший ответственность на себя, выдавал им расписки о том, что гаражи хранилища вскрываются исключительно по его приказу. Сам комкор впоследствии признавался, что за всю жизнь не выдал столько расписок, сколько в тот день.
К 10 часам утра удалось ненадолго добиться связи с Луцком. Оттуда сообщили, что город уже несколько раз подвергался бомбардировке; положение дел на фронте в штабе армии не знали. В это же время стало известно, что немцы бомбили и Киев. После этого связь с командованием прервалась. Восстановить ее уже не удалось.
По ходу сборов в воздухе несколько раз появлялась вражеская авиация. Немецкие бомбардировщики, не встречаемые нашими истребителями, пролетали в глубь территории, сбрасывали бомбы, а позже спокойно возвращались обратно. Впоследствии выяснилось, что советские самолеты в приграничных районах не могли оказать гитлеровцам никакого сопротивления. Скученные за несколько недель до начала войны на нескольких аэродромах, они, предварительно зафиксированные с помощью аэрофотосъемки врага, были уничтожены первыми же ударами немецких бомбардировщиков. Причиной такой дислокации наших самолетов стала перестройка основных аэродромов, затеянная в массовом порядке. Преступным было то, что, пренебрегая отчаянными предупреждениями наших разведчиков о возможности начала войны, не было предпринято никаких мер по рассредоточению авиации даже в самые последние часы перед вторжением. И теперь сожженные остовы дымились рядом со взлетными полосами. Немцы же получили многократное превосходство в воздухе.
Четкость и точность действий командиров 9-го МК позволила в короткий срок обеспечить боеспособность подразделения. К 14 часам необходимые приготовления были завершены, и корпус выступил в направлении Новоград-Волынский, Ровно, Луцк. По шоссе, опережая основные силы, двигалась 131-я моторизованная дивизия, в центре – 35-я танковая дивизия, слева – 20-я танковая дивизия. Во всех этих соединениях катастрофически не хватало транспорта. Со значительной перегрузкой удалось разместить пехоту на танках и грузовиках. По дороге приходилось конфисковывать попадающиеся автомобили. К концу 22 июня 131-й удалось, преодолев порядка ста километров, достичь Ровно.
Пехота в двух других дивизиях корпуса была лишена и такой подвижности. Дивизии назывались танковыми, и по штату на них не полагалось ни лошадей, ни повозок. Поэтому двигались они медленнее – солдатам приходилось нести на себе пулеметы и минометы. В течение 22 июня они преодолели только 35 километров. Рокоссовский со штабом, оценив возможности перемещения 20-й и 35-й дивизий, определили особый порядок движения этих соединений. В первом эшелоне шли танки, часть артиллерии и пехота. «Этот эшелон двигался скачкообразно, от рубежа к рубежу, отрываясь от пехоты и поджидая ее. Основная масса войск и артиллерии следовала вторым эшелоном в обычном, предусмотренном для пехоты порядке»[4].
На следующий день оставшиеся войска также подтянулись к городу. Солдаты буквально валились с ног – сказывалась тяжесть многокилометрового перехода, совершенного за столь короткое время. А поскольку полностью разместить пехотинцев на автотранспорте было просто невозможно, это расстояние им пришлось проделать в пешем строю, да еще и в полном боевом снаряжении. В результате этого сконцентрировавшиеся в районе Ровно войска 9-го МК были чрезвычайно утомлены столь трудным переходом.
Предстояло выяснить обстановку в этом районе, прежде всего наладить связь со штабом армии, а также уточнить, кто соседи и как складываются дела у них. Вскоре выяснилось, что командарм-5 М. И. Потапов временно подчинил себе 131-ю дивизию и приказал ей занять оборону по восточному берегу реки Стырь в районе Луцка. Таким образом, Рокоссовский лишился одного из соединений своего мехкорпуса, на которое изначально рассчитывал.
Проанализировав информацию, полученную по линиям связи и от разведчиков, штаб 9-го МК пришел к выводу, что на многих направлениях немцам удалось глубоко вклиниться в нашу оборону и во многих местах прорвать ее. Устойчивой связи со штабом округа и с соседними соединениями по-прежнему не было.
Сказывались результаты деятельности немецких диверсионных групп, заброшенных на территорию СССР за несколько дней до войны (их задачей было уничтожение коммуникаций). Вместе с тем комкор не прекращал попыток наладить взаимодействие с находящимися поблизости соединениями с помощью «живой связи».
Все чаще Рокоссовский задумывался о том, почему нападение противника оказалось настолько неожиданным для управленческих структур армии. Во время таких размышлений он неоднократно сравнивал принципы подготовки войск, существовавшие перед Первой мировой войной и теперь. Константин Константинович раз за разом убеждался в том, что дореволюционный Генеральный штаб гораздо более ответственно и тщательно относился к планированию и подготовке боевых операций, чем нынешний. Тогдашние военачальники четко представляли себе реальные возможности армии по мобилизации личного состава, развертыванию войск и степени их укомплектованности. В соответствии с этими данными они формулировали цели и отдавали приказы. Нынешние же деятели своими судорожными директивами зачастую лишь вносили нервозность в систему управления войсками на местах.
Отдельной критики, по мнению Рокоссовского, заслуживало и использование УРов. Расположенные на старой границе, они при определенной подготовке могли быть эффективно использованы против врага. Однако вместо того, чтобы поддерживать эти укрепления в состоянии боеготовности, о них по сути забыли. Во многом это произошло из-за того, что перед самой войной началось строительство рубежей вдоль новой границы. В результате получилось так, что эти не были закончены в срок, а те – оказались не подготовлены для организации на них обороны.
Тем временем 9-й МК выдвигался на рубеж предполагаемых боевых действий. Присутствие противника поблизости уже буквально ощущалось: все больше мирных жителей двигалось на восток, все чаще попадались разрозненные группы красноармейцев, все увереннее немецкие самолеты атаковали отступавших.
Впереди протекала река Горынь. Южнее Ровно через нее начала переправу 35-я танковая дивизия Новикова. Рокоссовский решил организовать неподалеку от этого места командный пункт. Необходимо было правильно выбрать для него место. Командующий со штабом выехали вперед. И тут сказался опыт комкора: он взял с собой, помимо солдат охраны, батарею 85-миллиметровых пушек. Находясь на возвышении, Рокоссовский наблюдал, как переправляется дивизия. Все организовано правильно, но паром не в состоянии обеспечить необходимый темп. Пришлось задействовать мост около деревни Гоша.
Убедившись, что дивизия сосредотачивается на другом берегу Горыни, штаб 9-го МК двинулся дальше, в направлении деревни Здолбуново. Неожиданно из рощи неподалеку выкатились пять немецких танков и три машины с пехотой. «Орудия на прямую наводку! Всем приготовиться к бою!» – скомандовал Рокоссовский. Артиллеристы начали спешно разворачивать пушки, офицеры штаба заняли позиции. Однако немцы не решились атаковать и отступили. Четкость действий и решительность опять сослужили Рокоссовскому и тем, кто был с ним, отличную службу. А КП пришлось оборудовать подальше – в районе Клевани.
Вскоре начальник штаба фронта генерал М. А. Пуркаев, с которым ненадолго удалось установить связь, передал приказ: 9-му МК перейти в подчинение генералу Потапову. 24 июня, после короткого отдыха, корпус Рокоссовского вступил в бой.
131-я дивизия удерживала берег р. Стырь, не позволяя фашистам переправиться через нее. 35-я танковая дивизия сражалась в районе Клевани с 13-й танковой дивизией немцев. Особенно успешно действовала 20-я танковая дивизия полковника Черняева: неожиданно атаковав части все той же 13-й дивизии гитлеровцев, она вынудила их отступить. После этого, организовав оборону, наши войска успешно отражали атаки подходивших танковых сил врага.
Решительные действия Рокоссовского, Маслова и других офицеров штаба 9-го МК в те дни позволили обеспечить эффективную оборону и задержать наступление немцев на этом направлении. Кроме этого, введенные в бой части 9-го МК оказали существенную помощь войскам 87-й и 124-й стрелковых дивизий, нуждавшимся в срочной поддержке и бившимся в окружении под Луцком, а также 15-му МК генерала И. И. Карпезо, принявшему на себя главный удар противника.
Однако далеко не на всех направлениях врагу был оказан столь организованный и решительный отпор. Большая часть наших войск была рассеяна и отступала, если не сказать, бежала. Авиация и недоукомплектованные моторизованные соединения, как правило, не могли оказать эффективного противодействия гитлеровцам. Кроме этого, тактика, используемая немцами, обеспечивала им не только возможность быстрого продвижения, но и уничтожения окруженных советских войск. Противник наносил удары своими механизированными корпусами по флангам или в стыки наших соединений, разламывая танковыми клиньями оборону. В образовывающиеся бреши немедленно устремлялись пехотные части. Окруженные войска Красной армии вынуждены были сдаваться или биться и погибать. Такая тактика долгое время приносила фашистам успех. Нельзя не сказать и о таком «союзнике» гитлеровцев, как паника, царившая в приграничных районах и в советских войсках в первые недели войны. Боялись танкового окружения, парашютного десанта, шпионов. И действительно, психологический прессинг был чудовищным. Особенно страшили неизвестность и ожидание… Отсюда и большое количество самоубийств, дезертирства и самосуда со стороны наших военнослужащих. Нередкими бывали и случаи самострела. Люди отстреливали себе пальцы, простреливали ладони. На такие ранения стали обращать особое внимание и карать членовредителей расстрелом. Позднее, чтобы не вызывать подозрений, некоторые бойцы, сговариваясь, стреляли друг в друга и тем избегали необходимости идти в бой.
А что же происходило в эти дни в Генеральном штабе? Там из всех округов получали информацию о том, что передовые части гитлеровских войск атаковали наши рубежи и в некоторых районах смогли вклиниться в нашу оборону на несколько километров. На многих участках советские войска отбросили противника за государственную границу, нанеся ему существенный урон!
С ходу никто не решался сообщить истинное положение дел. В ответ на такие донесения Генштаб издавал приказы о немедленном контрнаступлении, ставя задачу полностью вышвырнуть немецкие войска с советской территории. На местах противоречить этим приказам никто не решался, вместо этого организовывали бессмысленные, преступные авантюры, именуемые в директивах «контрнаступлениями». Причем, принимая решение об активных боевых действиях, руководство порой не имело реального представления даже об обстановке на соседних участках. В результате многие соединения вводились в бой по частям, испытывая недостаток топлива, боеприпасов и неся огромные и неоправданные потери… В первые недели, месяцы боев погибло много танкистов, которые были вынуждены идти в бой вместо пехоты, немало одаренных военачальников разных уровней, выполнявших бездумные приказы Ставки Верховного Главнокомандования, Генштаба и руководства округов.
25 июня командующий Юго-Западным фронтом генерал-полковник М. П. Кирпонос приказал командарму М. И. Потапову, в чьем подчинении находился корпус Рокоссовского, создать подвижную группу в составе 22-го, 19-го и 9-го мехкорпусов. Этому соединению было приказано контратаковать в направлении Дубно. Навстречу, с юга наступали 4-й, 8-й и 15-й мехкорпуса. Но никто не координировал эти действия, не учитывалось и состояние войск, изнуренных выматывающими переходами и тяжелыми боями.
В районе Луцк – Ровно – Дубно – Броды на фронте шириной в 70 км столкнулись до 2 тысяч танков. По количеству задействованной техники это сражение считается даже более крупным, чем знаменитая битва под Прохоровкой. Немецкие войска усиливали здесь натиск, вводя в бой свежие части танков и мотопехоты. 20-я танковая дивизия 9-го МК и здесь действовала успешно, потеснив противника к Дубно, однако под угрозой окружения ей пришлось отойти. Соседи – 22-й и 19-й мехкорпуса были отброшены врагом и вынуждены были перейти к обороне. При этом все соединения этой группы понесли чудовищные потери.
Со стороны Дубно в сторону войск 9-го МК двигалось огромное количество вражеских танков, самоходок, артиллерии, мотопехоты. Рокоссовский видел их с высотки, на которую поднялся, чтобы оценить положение дел на своем участке. Потери корпуса в предыдущих боях уже не позволяли вести встречный бой с врагом. Но в это время опять был получен приказ о контрнаступлении. И вновь перед Рокоссовским встала дилемма: выполнить приказ и наверняка потерять свой мехкорпус или не выполнять приказ, но сохранить вверенные войска. Времени на долгие размышления уже не оставалось. Еще раз взвесив все, оценив обстановку, коротко переговорив с офицерами своего штаба, командир принял решение организовывать оборону.
Передовой отряд первой танковой группы Э. Клейста двигался по шоссе Луцк – Ровно. Немцы понимали, что единственная реально выполнимая задача советских войск не остановить и тем более не уничтожить их войска, а только лишь задержать. Поэтому успех наступления следовало развивать, а соединения Красной армии преследовать и уничтожать, не позволяя им отрываться и заново организовывать оборону. Соответственно, скорость их движения была высокой. Впереди катились мотоциклисты, следом двигались бронеавтомобили и танки. Неожиданно из кюветов по ним был открыт ураганный огонь из пушек. Тут же на шоссе вышли русские танки и начали в упор расстреливать колонну. На дороге образовалась чудовищная пробка – горящие машины, трупы солдат. Немцы вынуждены были поспешно отступить, бросив часть техники. Так находчивость и решимость комкора Рокоссовского позволили задержать танковую группу Э. Клейста, выиграть драгоценное время и нанести урон врагу.
Впрочем, немецкая авиация сразу после этого нанесла удар по частям 9-го МК. «Юнкерсы» подвергли район его расположения ожесточенной бомбардировке. Однако орудия и танки скрыли в заранее подготовленных окопах, а солдаты нашли убежище в лесу.
Теперь предстояло провести разведку и перегруппироваться. Со связью и информацией дело по-прежнему обстояло плохо, и это особенно волновало Рокоссовского. Наиболее полные сведения о противнике удавалось получить от захваченных в плен немецких офицеров, ориентируясь по их показаниям и картам. Большая заслуга в добывании информации принадлежала и офицерам штаба Рокоссовского, многие из которых, выполняя поручения, погибали. Картина представлялась безрадостной: 131-я дивизия, оборонявшая переправы через Стырь, была отброшена и понесла большие потери, а немцы форсировали реку и концентрировали свои танковые войска. Соседние с 9-м МК части тоже были потеснены и с трудом сдерживали врага. Все это приводило к выводу о том, что в ближайшее время немцы усилят давление и обескровленным войскам Рокоссовского придется очень трудно.
Впрочем, удавалось пополнять войска за счет выходивших из окружения небольших разрозненных частей. Однако пополнение это не всегда оказывалось боеспособным: люди были подавлены и не всегда имели желание вновь браться за оружие и бросаться под танки. Приходилось агитировать, убеждать, а иногда и грозить расстрелом. И Рокоссовский нередко лично использовал этот арсенал средств.
Положительным аспектом было то, что уже за первые дни сражений воины 9-го МК обрели бесценный боевой опыт, отсутствовавший еще 22 июня. Это, в свою очередь, позволяло Рокоссовскому в большей мере рассчитывать на солдат, поручая им выполнять сложные задачи.
До 29 июня 9-й МК, действуя в составе пятой армии, удерживал дорогу Ровно – Луцк. Однако на соседних участках фронта в направлении Новоград-Волынского, Житомира и Киева немцы все же наносили более мощные и концентрированные удары. В результате части, оборонявшие это направление, были значительно отброшены, и над пятой армией нависала угроза окружения. 30 июня входящие в ее состав части, в том числе и 9-й МК, вынуждены были отойти на рубеж старых укрепленных районов (УРов) – на «Линию Сталина».
У Новоград-Волынского оставшиеся части 9-го МК перекрыли шоссейную дорогу на Житомир и заняли оборону по реке Случь. Упорные бои продолжались и в этом районе. Гитлеровцы наращивали давление. На их стороне были мобильность перемещений, четкая организация, опыт ведения боевых действий.
5 июля в этом направлении немцы начали наступление силами шестой армии и 1-й танковой группы. В районе Новоград-Волынского и южнее него «Линия Сталина» была прорвана. Через несколько дней фашистские танки достигли Бердичева и Житомира и с подходом пехоты продолжили развивать наступление в направлении Киева.
В один из дней Рокоссовский вместе с отступавшими частями своего 9-го МК оказался в Новоград-Волынском. Везде царила атмосфера отчаяния. Жители, собрав все, что можно было унести с собой, спешно покидали дома. Город постепенно пустел. Константин Константинович узнал, что ни Юлии Петровны, ни
Ариадны дома уже нет. Не было никаких сведений о том, где они и что с ними. Вроде уехали вместе с семьями комсостава, но куда – неизвестно. Можно только представить, какая тревога овладела тогда Рокоссовским, с какими чувствами он должен был вести свои войска в бой…
В середине июля из Ставки было получено распоряжение о назначении генерал-майора Рокоссовского командующим армией Западного фронта. Ему предписывалось немедленно прибыть в Москву. Сдав командование мехкорпусом своему верному помощнику генералу А. Г. Маслову и простившись с соратниками, теперь уже бывший командующий 9-м МК 14 июля отбыл в Киев, а оттуда утром 15 июля вылетел в Москву.
За период ведения боевых действий в районе Ровно, Луцка, Новоград-Волынского и Житомира Рокоссовский проявил себя как настоящий командир. Он постоянно перемещался по фронту обороны своего мехкорпуса, не забывая при этом уделять внимание и штабной работе, организовывал деятельность разведки, словом, не только был в курсе дел, но и реально управлял положением. Да, 9-й МК понес очень большие потери, но он был сохранен как воинское подразделение. Умело отступал, прикрывая отход арьергардными частями, своевременно контратаковал и выполнял свою главную задачу – задерживал врага.
Многие солдаты и офицеры 9-го МК были отмечены в тех боях. 23 июля удостоился награды – ордена Красного Знамени – и его командир. Факт сам по себе примечательный: в период тотального отступления войск Красной армии и чудовищных потерь заслуги Рокоссовского были признаны и отмечены руководством страны, а сам он получил новое назначение.
Рокоссовский прибыл в Москву всего на несколько часов. В Ставке ему обрисовали положение дел, сложившееся на Западном фронте в районе Смоленска. Немцы здесь наступали упорно, стараясь танковыми клещами зажать наши войска, находящиеся в этом районе, и уничтожить их. Кроме этого имелись данные, правда, непроверенные, о выброске крупного десанта в этом районе. Смоленск рассматривался германским командованием как последний серьезный рубеж, крепость на пути к Москве. Гитлеровцы предполагали разгромить здесь советские войска и тем самым открыть себе дорогу к столице.
Смоленское направление обороняли две армии: шестнадцатая генерал-лейтенанта М. Ф. Лукина и двадцатая генерала П. А. Курочкина. Однако они уже не могли остановить прорывающихся к городу немцев. 16 июля гитлеровцы силами 2-й танковой группы заняли южную часть города. На соединение с нею двинулись части 9-й армии. Вскоре защищавшие Смоленск войска были практически окружены. Удавалось удерживать лишь несколько переправ через Днепр.
Ставка и командование Западного фронта решили создать мощную подвижную группу, предположительно состоящую из двух или трех танковых и одной стрелковой дивизий. Ожидалось, что этими силами удалось бы, во-первых, вызволить из смертельного кольца наши соединения, а во-вторых, при их поддержке отодвинуть немцев от Смоленска и организовать там прочную оборону с целью не допустить фашистов к Вязьме и дальше – на Москву. Возглавить эту, пока не существующую, группу и предстояло Рокоссовскому. Он спросил, какие части будут ему подчинены. Ответили, что войска будут переданы позже, а пока – немедленно выехать в расположение штаба Западного фронта, которым командовал маршал С. К. Тимошенко. Генштаб выделил генералу две машины со счетверенными зенитными пулеметами, радиостанцию и группу командиров. В таком составе отбыли из Москвы на фронт и вечером того же дня прибыли в Касну, где располагался командный пункт штаба фронта.
Провели совещание с участием генерал-майора Рокоссовского, маршала Тимошенко, члена Военного совета фронта Н. А. Булганина, начальника политуправления Д. А. Лестева и офицеров штаба. Расчеты показывали, что немцы, сконцентрировав в этом районе крупные танковые силы, намеревались уничтожить основные силы Западного фронта именно здесь, в районе Смоленска. Возможности наших войск были ограниченны ввиду невыгодного оперативного положения, растянутости резервов, которые нередко вводились в бои по частям, а также отсутствия полной и достоверной информации относительно положения на соседних участках фронта.
В результате решили организовывать оборону на ярцевском рубеже, в 60 километрах от Вязьмы. И вновь задал Рокоссовский вопрос о войсках – с кем воевать?! Подумав, Тимошенко ответил, что по прибытии свежих сил необходимые войска будут выделены. А пока следует отправиться в Ярцево, собирая все части, которые будут попадаться по пути… В обычной обстановке такой приказ мог показаться диким. Но в то время в районе Смоленска находилось немалое количество разрозненных отступающих соединений. Поэтому возможность собрать некие боеспособные силы была.
В ночь на 18 июля Рокоссовский выехал в Ярцево. Расчеты оправдались: по дороге ему удалось собрать некоторое количество пехотинцев, артиллеристов, саперов… Вскоре пополнились более организованными соединениями: в группу Рокоссовского (именно так ее стали обозначать на стратегических картах) влилась 38-я стрелковая дивизия полковника М. Г. Кириллова. До этого она входила в состав девятнадцатой армии И. С. Конева, дравшегося рядом, под Витебском. Присоединилась также 101-я танковая дивизия, возглавляемая полковником Г. М. Михайловым. Впрочем, «… людей в ней недоставало, танков она имела штук восемьдесят старых, со слабой броней, и семь тяжелых, нового образца. Во всяком случае, для нас это была большая поддержка»[5]. Позже находящиеся поблизости наши части самостоятельно подходили в район сражений, узнав, что под Ярцево дерется организованная группа. Впоследствии Рокоссовский не раз добром вспоминал этих людей, солдат, которые действительно хотели сражаться с врагом; и, возможно, именно в тех боях Константин Константинович начал завоевывать у бойцов популярность и уважение, сопутствовавшие ему в дальнейшем.
Прибыв на рубеж, войска сразу вступили в бой, а штаб приступил к организации обороны. Большую роль в этом сыграл помощник Рокоссовского – подполковник С. П. Тарасов. Трудности были неимоверные, однако уже и не новые: недостаток техники, припасов, отсутствие информации, бой совсем невдалеке. Как и в первые дни войны, рассчитывать приходилось в основном на «живую связь».
В один из дней к штабу присоединился давний боевой товарищ Рокоссовского – И. П. Камера, начальник артиллерии в девятнадцатой армии, потерявший с ней связь. В условиях превосходства противника в танках надежный командующий-артиллерист был как нельзя кстати.
Немцы наращивали давление. Захватив Ярцево (рубеж обороны группы Рокоссовского находился восточнее) и форсировав реку Вопь, враг старался окончательно сомкнуться вокруг наших соединений, бьющихся возле Смоленска и у Днепра. И здесь Рокоссовскому удалось сделать главное – разгадать намерения врага. Разведка докладывала, что в район Смоленска прибывают новые моторизованные и пехотные дивизии войска противника. Находящиеся в этом районе части активизируются в районе переправ через Днепр. При этом немцы, используя созданные при форсировании Вопи плацдармы, нащупывают пути движения к Вязьме. Исходя из этих данных, становилось ясно, что фашисты предполагают завершить окружение остатков шестнадцатой и двадцатой армий, уничтожить их и решительно двинуться к Москве. О силах, которыми располагает группа Рокоссовского, они пока, видимо, не знали.
Оборону приходилось растягивать – перекрывать не только шоссе, но и железную дорогу. Там поставили артиллеристов и противотанковые части. Изначально войска располагались в одну линию – без второго эшелона. Имелся только резерв. Вскоре командование фронтом передало на усиление ярцевской группе две дивизии. Однако они были настолько малочисленны – в одной было 260 человек, в другой еще меньше, – что вынудили Рокоссовского обратиться к командующему фронтом и обратить его внимание на низкую эффективность такого «пополнения». Тем не менее соединению удавалось не только оборонять занимаемые рубежи, но и контратаковать. Впрочем, эти атаки не приносили особого результата и имели эффект скорее психологический, разве что отдельным частям иногда удавалось за счет наступательных действий занимать более выгодные оборонительные рубежи.
Немцы, которые сначала лишь «прощупывали» войска, располагающиеся на ярцевском рубеже, вскоре поняли, что перед ними находится серьезное боеспособное соединение. В район Ярцево начали стягивать войска; усилились налеты авиации, которая и так-то имела преимущество в воздухе, а в этом районе она вообще не встречала должного сопротивления. Хорошо еще, что вокруг защищающихся были леса: они не позволяли танковым частям врага легко обойти обороняемые рубежи и более или менее защищали от немецких самолетов.
Условия для работы самого Рокоссовского были невыносимыми: спать приходилось в автомобиле; помимо отсутствия постоянного помещения для работы, у командующего практически не было помощников. Он неоднократно обращался к командующему фронтом с просьбой выделить ему штаб. 21 июля штаб 7-го МК получил приказ перейти под командование Рокоссовского. В результате его соратниками стали: командир корпуса В. И. Виноградов, начальник штаба М. С. Малинин и командующий артиллерией В. И. Казаков. Это были грамотные, набравшиеся опыта командиры. Работать Рокоссовскому стало легче.
А бои продолжались. Советские части как могли удерживали врага на рубеже. Наши потери были огромными. Верховное командование мало заботилось о солдатах. Желанной была только цель – остановить, задержать врага. В глазах руководства она оправдывала и средства. Что мог сделать в такой ситуации Рокоссовский, знавший цену жизни не только ближайших подчиненных, но и простых бойцов? Свою задачу командира он видел в четкой организации вверенных ему частей. Каждый солдат должен знать свой маневр – это ведь еще Суворов говорил. Рокоссовский требовал выполнения этого принципа и у себя в войсках.
Стремясь уяснить для себя природу любых неудачных действий своих войск, он не ограничивался лишь анализом преподносимых подчиненными сведений. Он появлялся на переднем крае, беседовал с младшими офицерами и просто солдатами, при этом не раз попадая под обстрел врага. Однажды во время боев под Ярцево Рокоссовский с генералом Камерой пошли инспектировать переднюю линию обороны. Как вдруг неожиданно началась немецкая атака. Несколько рот гитлеровцев при поддержке танков двинулись на наши позиции. Отходить было поздно, и командиры остались на рубеже. Появились немецкие самолеты и обстреляли защищающихся. Солдаты стали отступать к лесу, а генералы так и остались на месте: опыт подсказывал, что, во-первых, остановить войска можно только личным примером, а, во-вторых, немецкая авиация тогда активно охотилась за нашим комсоставом, преследуя даже отдельных офицеров; до леса же было не очень близко – могли и не добежать. Так они и остались стоять, вперив взгляд в бежавших солдат. И многие бойцы, видя решительность и храбрость своих командиров, вернулись в окопы. Через несколько минут зенитные пулеметы отогнали самолеты врага, а на опушке развернулась противотанковая батарея. Слаженный огонь остановил гитлеровцев и сорвал их атаку.
В другой раз Рокоссовский поручил офицерам разобраться в причинах низкой эффективности и плотности огня, который наши пехотинцы вели из укрытий. Не дожидаясь их доклада, улучив несколько минут, сам отправился на передовую. В соответствии с действующими уставами оборона организовывалась по «ячеечной системе» – каждый солдат находился в своей ячейке. Считалось, что так пехота несет меньшие потери. Рокоссовский забрался в одну из таких ячеек и, осмотревшись, убедился, что не может контролировать действия других солдат. «Сознание, что где-то справа и слева тоже сидят красноармейцы, у меня сохранялось, но я их не видел и не слышал… Меня все время не покидало желание выбежать и заглянуть, сидят ли мои товарищи в своих гнездах или уже покинули их, а я остался один»[6]. Он понимал, что психология – одна из главных наук, которую должен постичь командир, наряду с тактикой и боевой подготовкой. Представив состояние солдат и командиров во время боя, когда они сидят в таких ячейках, Рокоссовский категорически отверг эту систему. Его поддержали и офицеры штаба. В результате были прокопаны траншеи, и впредь оборону организовывали только по такому принципу.
В конце июля положение на ярцевском рубеже стабилизировалось. Командование прислало в подкрепление несколько танковых батальонов и поставило перед войсками Рокоссовского наступательные задачи. В один из дней, используя фактор неожиданности, ими был нанесен удар по врагу. В результате стремительной атаки наших танков, среди которых был десяток тяжелых машин – KB, войска атаковали гитлеровцев и заставили их отступить. Форсировав Вопь и отбив Ярцево, группа Рокоссовского заняла выгодные оперативные плацдармы.
Тимошенко 22 июля докладывал в Ставку:
«… Рокоссовский сегодня предпринял обход с флангов и тыла, но контратакой немцев вынужден отвести свой правый фланг на восточный берег реки Вопь, удерживая 38-ю стрелковую дивизию у Ярцево…»
24 июля:
«В районе Ярцево в течение трех дней идут кровопролитные бои с большими потерями для обеих сторон…»
27 июля:
«Противник, встречая наше упорное сопротивление, в ярости бросается во все стороны, и последнее движение частей ярцевской группировки на юг преследует цель отрезать пути питания 16-й и 20-й армий. К 20.00 27 июля обнаружено его поспешное окапывание на западном берегу реки Вопь и реки Днепр на участке южнее Ярцево… Ярцево твердо удерживается Рокоссовским».
Понимать это следовало так: не решив поставленной задачи – прорыва и уничтожения ярцевской группы, – гитлеровцы надолго перешли к обороне. Едва ли не впервые во Второй мировой войне!
За время боев на ярцевском рубеже немцы не прекращали попыток овладеть Соловьевской и Ратчинской переправами на Днепре, чтобы исключить возможность отхода из района Смоленска шестнадцатой и двадцатой армий. Большая заслуга в том, что эти нити не были перерезаны, принадлежит сводному отряду, которым командовал полковник Лизюков. Некоторое время он действовал самостоятельно, а позже был включен в состав группы Рокоссовского. В начале августа положение под Смоленском ухудшилось. Город полностью заняли гитлеровцы. Несколько раз Тимошенко отдавал приказ немедленно взять его обратно. Сотни солдат бежали в атаку и были уничтожены немецким пулеметным и минометным огнем.
3 августа начался вывод оставшихся войск шестнадцатой и двадцатой армий по Соловьевской и Ратчинской переправам, удержанным в июле Лизюковым. Под адским огнем немецкой артиллерии и авиации соединения с большими потерями перебирались на восточный берег Днепра. Группа Рокоссовского прикрывала как могла их отход. В результате «приговоренные» немцами к смерти войска вырвались из смертельного огненного котла. Тем самым был сорван план германского командования по окружению и разгрому основных сил Западного фронта. Тыл получил еще несколько недель для подготовки к сражениям.
После вывода остатков шестнадцатой и двадцатой армий из окружения генерал П. А. Курочкин был вызван в Москву для нового назначения. Вместо него командующим был назначен генерал М. Ф. Лукин. 7 августа маршал С. К. Тимошенко вызвал к себе Рокоссовского и объявил, что он назначается командующим 16-й армией. Рокоссовский сразу обратился к Тимошенко с просьбой забрать с собой штаб, с которым он воевал под Ярцево. Маршал не возражал, и командование 16-й армией пополнилось полковником Малининым (он стал начальником штаба) и генералом Казаковым (начальником артиллерии).
Теперь новому командарму предстояло оценить тактическое расположение своих войск и их стратегический потенциал. Большинство частей, защищавших ярцевские рубежи, были включены в состав этой армии, и теперь она представляла собой серьезное соединение. В нее вошли шесть дивизий (танковая, мотострелковая, четыре стрелковых), танковая бригада, тяжелый артиллерийский дивизион и другие части. Армия держала оборону на фронте в 50 км. Одной из наиболее важных ее задач было удержание дорог от Смоленска к Вязьме. Ярцевские рубежи также входили в зону ее контроля.
Поначалу немцы пытались штурмовать оборонительные позиции 16-й армии, впрочем, безуспешно. Причин этому было несколько: во-первых, их удары носили в большей мере разведывательный характер, чем агрессивно-атакующий, а, во-вторых, гитлеровцы концентрировали основные силы в направлении Ельни. Тем не менее армии Рокоссовского по-прежнему приходилось укрываться от фашистских авианалетов и отражать танковые удары. В те дни командарм впервые увидел на практике действие нашей реактивной артиллерии – ракетных установок «катюша». Даже на него и на членов штаба это оружие произвело ошеломляющее впечатление. Эффект от залпов действительно был значительным – уничтожалось немалое количество техники и живой силы врага. Важно было и то, что достигалась цель шокировать противника, посеять панику в его рядах. Немцы сами прибегали к разного рода психическому воздействию на наших солдат: то сбрасывали с самолетов продырявленные бочки, которые, падая, издавали устрашающий вой, то скидывали мешки, кишевшие неизвестными насекомыми (впрочем, безвредными), то обстреливали наши позиции из пушек, заряженных снарядами с едким дымом (наши бойцы боялись, что это отравляющий газ). А тут враги вынуждены были сами разбегаться под грозными ударами смертельных ракет.
Однако применение «катюш», сверхсекретного оружия, было сопряжено с многочисленными формальностями, затруднявшими их использование в бою. В частности, «… только командующий армией и член Военного совета имели право видеть новое оружие, даже командующий артиллерией армии не допускался к нему. Произведя залп, „катюши“ немедленно мчались в тыл»[7]. В этой ситуации командарм взял ответственность на себя и разрешил Казакову самостоятельно использовать это оружие. Риск был большой: ведь в случае чего в первую очередь отвечал бы сам Рокоссовский. Но он доверял своим подчиненным, и они, в свою очередь, как могли старались не подводить командира. Эксцессов не произошло, а нужный результат был достигнут.
Постепенно нарастала мощь 16-й армии: из окружения к ней выходили войска, из тыла, впрочем, изредка поступало вооружение (но в основном добывать его приходилось в бою или устраивая тайные рейды по уже захваченным врагом территориям). Успехи Рокоссовского ставились в пример другим командующим, в сводках Совинформбюро сообщалось о достижениях советских войск в районе Ярцево, один раз даже приезжала английская военная делегация. Словом, это уже было признание.
Вместе с тем, на участке фронта 16-й армии наступило временное затишье. Немцы отказались от проведения серьезных наступательных операций и начали «прощупывать» другие направления. В полосе, где сражались войска Рокоссовского, происходили в основном бои местного значения. Однако пассивность врага давала возможность отдохнуть лишь солдатам, офицеры не имели права терять бдительность. Эту паузу командарм использовал для того, чтобы еще раз оценить обстановку, для чего регулярно выезжал на наблюдательные пункты, иногда даже попадая под обстрел противника.
Большое внимание Рокоссовский уделял разработке планов действия своих войск с учетом возможного развития событий. Если враг прорвет оборону и придется отступать, то как обеспечить отход с минимальными потерями; если придется контратаковать, то как быстрее перегруппировать войска, сконцентрировав их на наиболее выгодном направлении. Эта работа требовала не только отличного знания теории военного дела, но и творческого подхода. На курсах и в академиях обучали основам, а совершенствовать свой организационный потенциал приходилось в бою. Он понимал, что зачастую выполнить поставленную задачу можно только действуя нестандартно и сообща. Поэтому любил сам подбирать себе офицеров в штаб. Умел находить общий язык с подчиненными и, даже когда их мнение не соответствовало его собственным представлениям, стремился сначала понять логику и только потом принимать решение. Так, однажды еще в начале боев под Ярцево, когда к нему начальником штаба прибыл М. С. Малинин, Рокоссовский поручил ему выбрать место для КП. Полковник организовал его в десяти километрах от линии фронта. Рокоссовский полагал, что десять километров – слишком далеко: там забудешь, что война идет. В связи с этим между ними возникло разногласие. Однако через некоторое время выяснилось, что бои затягиваются, линия обороны постоянно изменяется и такое местонахождение КП вполне отвечает складывающейся обстановке. Командир сумел признать свою ошибку, и впоследствии между ним и начальником штаба сложились крепкие рабочие отношения.
Беспокоила Рокоссовского и недоукомплектованность войск младшим командным составом. Солдат-то хватало, а вот дефицит сержантов и лейтенантов сказывался. Решение проблемы пришло после беседы с одним из бойцов, рассуждения которого об организации обороны показались командарму логичными и обоснованными. Рокоссовский обратился к маршалу Тимошенко с предложением открыть в 16-й армии месячные курсы младших лейтенантов для солдат, имеющих среднее и высшее образование и отличившихся в боях. Тот не возражал, и проблема укомплектованности младшим комсоставом в войсках Рокоссовского частично была решена.
В августе началась операция советских войск под Ельней, проведение которой было поручено генералу армии Г. К. Жукову. Ее основной целью была ликвидация образовавшегося плацдарма, который гитлеровцы могли использовать для броска на Москву. К этому району стягивались войска. Командующим соседних соединений была поставлена задача: всемерно содействовать ельнинской операции, отвлекая на себя вражеские силы. Этот приказ коснулся и командарма-16. Ему предписывалось не только сковать немецкие части, но и, развивая наступление, ударом с севера освободить Смоленск.
Штаб начал разрабатывать план. Было очень трудно: обороняться наши войска уже более или менее научились, а вот положительного опыта наступления еще не было. Кроме того немцы, отказавшись от активных действий на участке 16-й армии, сильно укрепились по берегу Вопи. Оборона была глубоко эшелонирована: несколько линий окопов, множество дзотов и дотов, подготовленные и замаскированные минометные и артиллерийские площадки… Подходы к этим укреплениям были тщательно заминированы.
Наступательные действия отрабатывали несколько дней. Проводили разведку, отрабатывали взаимодействие артиллерии, танков и пехоты, пристреливали основные цели. В штабе 16-й армии решили создать две основные наступательные группы. Первая из них должна была сковать действия основных сил противника, в то время как вторая, состоящая из четырех стрелковых, одной танковой дивизии и танковой бригады, нанести мощный удар и прорвать линии обороны. Командарм-16, безусловно, волновался. Ведь это была его первая наступательная операция в Великой Отечественной войне. Ответственность была велика. Поэтому он иногда целыми сутками оставался на ногах, еще и еще раз выверяя по карте маршруты наступления, проводя совещания со штабом, оценивая данные разведчиков.
Конец ознакомительного фрагмента.