Не думай, что ты знаешь правду. Ты лишь зритель, наблюдающий яркое и красочное представление. Но не верь звукам, доносящимся из-за кулис. И помни о ночи, бесшумно покрывающей могилы тех, кто осмелился поднять занавес и заглянуть за сцену.
8 мая, пятница
Всё началось на окраине города Черкассы, далеко от суеты, где самый громкий звук вечером это лай собаки, а лучи заходящего солнца отбрасывают длинные тени на песчаный берег.
Мужчина писал корявым почерком записку, шаркая по бумаге. В свете настольной лампы буквы плясали, как дикари вокруг костра.
Я так больше не могу. Она меня убивает. Я не способен терпеть это всю оставшуюся жизнь.
Мужчина отложил ручку и поглядел в окно. Из-за верхушек деревьев выглядывал рог полумесяца. Немолодое лицо мужчины стало грустным. Он почесал кисть правой руки, затем вытер пот со лба. На вид ему было около сорока лет. Короткая стрижка, загорелое лицо, крупный нос. Возле носа бородавка. Усталые и измученные глаза посмотрели на градусник. Двадцать девять градусов. Слишком жарко, – подумал мужчина. Кисть невыносимо зудела, и мужчина вновь почесал её. Он сделал гримасу, взял ручку и продолжил писать.
Я прогуляюсь в последний раз, и если не будет никаких изменений, не держите на меня зла. Прошу вас.
Внизу листа он поставил подпись.
Сергей Сахаров.
После этого он отбросил ручку и принялся чесать правую кисть. Сегодня он никуда не пойдёт. Он даст себе срок в сутки. Всего одни сутки. Но завтра он в последний раз прогуляется, и… возможно что-то измениться.
Люба Бабич лежала на кровати у себя дома, и смотрела телевизор. Стройные длинные ноги она раскинула вдоль расстеленной кровати. Длинные волосы разбросаны по подушке. Люба лежала на левом боку, подложив руку под голову. Свободной рукой она доставала крекеры из открытой пачки, создав тонкую дорожку из крошек от края кровати к своей подушке. Из одежды на ней были только трусики и тонкая полупрозрачная ночная рубашка, через которую просвещались соски. Она любила ходить вечером по квартире в таком виде и дразнить отца.
По телевизору вещали вечерние новости. Женщина с аккуратной причёской и выразительной улыбкой, начала вещать последнюю, шокировавшую весь город, новость:
– Вот уже четверо суток нет никаких известий о пропавшей девочке, Эльзе Юсуповой. Её мать, не сдерживающая слёзы даже во сне, обратилась к похитителю. Вот фрагмент этого обращения:
Ведущая замолчала, картинка сменилась, и на экране появилась средних лет женщина, сидящая в кресле с платком в руке. Эту женщину звали Жанна. Сейчас большинство матерей города, и возможно, всей страны, сочувствовали ей. Женщина всхлипывала и отворачивала глаза от камеры. Она вытерла их платком, затем направила свой взгляд в объектив. Зрители телеэкранов встрепенулись от блестящих и одновременно опухших от влаги глаз.
– Я обращаюсь к похитителю моей Эльзочки, – начала медленно женщина, – не обижайте её, прошу вас. Она всего лишь ребёнок. Ей ещё нет и двадцати лет. Скажите, что вы хотите от неё, и как нам получить её обратно. Мы сделаем всё, что захотите, только не обижайте нашу девочку.
Женщина прекратила говорить и громко заплакала, опустив голову. Картинка снова поменялась, и на экране вновь возникла ведущая.
– Напоминаем, что похитители до сих пор не предъявили никаких требований. Поиском девушки занят один из лучших следователей города.
На экране появилась картинка белой туфли с каблуком, и маленькой книжечки красного цвета, которую держал в руках журналист в синей майке и бежевых шортах. Книжечка частично была запачканной в грязи, это была зачётка девушки.
– Это всё что нашли на окраине парка в день пропажи девушки. Следите за нашими выпусками, с вами была Тамара Ершова. Всего хорошего.
На экране забегали цветные огоньки рекламных роликов, и Люба в задумчивости переключила канал. Она не заметила, как крекеры закончились. Люба лениво сползла с кровати и вышла из комнаты. Её перемещения по квартире сопровождались едва слышными шлепками босых ног по линолеуму.
Какая бывает жестокость, – думала Люба.
– Почему ты ещё не ложишься? – спросила её мать, выглянувшая из своей комнаты.
– Я только попью воды, и сразу спать, – весело сказала Люба. Она медленно, вразвалку, пошла на кухню. Она попила воды и так же медленно пошла обратно к себе в комнату.
– Ты носишь слишком откровенную одежду, – заметила мать, вышедшая в коридор.
– Я дома, и могу ходить хоть голой, – властно сказала молодая девушка.
– Ну что же. В свои семнадцать лет, ты в праве сама решать, какой штамп поставят на тебе окружающие.
– Мамочка, – сказала Люба и подошла вплотную к матери, – я люблю тебя, – девушка поцеловала мать и проскочила к себе в комнату.
Максим сидел за компьютером. Бегло нажимая кнопки, он общался со своим приятелем. Его серый, покрытый веснушками, овал лица, с двумя чёрными моргающими камушками, напоминал голову манекена.
Я пошёл спать. – Написал сообщение Петя, Приятель Максима.
Я тоже буду ложиться. – Ответил ему Максим.
Максим встал, обтёрся от пота. Ветер обдувал его влажное лицо. Максим вышел на балкон второго этажа. Он оглядел тёмные очертания своего двора. Высокий забор оброс декоративным виноградом. Луна медленно ползла по небу, касаясь своим острым краем высоких деревьев, что росли в парке. Максим зашёл в дом и закрыл металлопластиковую дверь на балкон. Он достал записку, которую нашёл сегодня днём в заднем кармане своих джинсов. Записка была напечатана на компьютере.
«ГЛядящий дАЛеко, не видит дрАгоценности рядом».
Снизу рукой было приписано несколько слов:
Никому не показывай эту записку. Лучше сожги её.
Почерк показался ему женским. Вряд ли какой-то мужик станет писать ему такие записки. Наверное, тайная поклонница. Буквы «А» и «Л», были большими.
Скорее всего, это какой-то шифр, – думал Максим.
Максим положил записку в верхний ящик стола и задумался. Подобное выражение он уже где-то слышал. Эту фразу можно применить практически везде. Но кто написал её? И зачем? Максим лёг в кровать и укрылся одеялом только до половины. Руки он сложил за голову и мечтательно смотрел в потолок, представляя себе роскошную девушку, которая пишет записку с его фотографией в руке.