Первый снег
Она встретила его в городском парке на берегу реки. Он сидел на лавочке, около фонтана, с бутылкой пива в руке, помятый. Погрузившись в себя и хмель, он не заметил остановившуюся девушку и растерянно, но с большим любопытством уставившуюся на него. Хотя, казалось, в нем не было ничего такого, что могло бы привлечь к себе внимание постороннего человека.
Город давно утратил свою притягательность и силу, потускнел, истощился и почти завял, потому любознательных и любопытных практически трудно было найти. Да и чего ради? Гиблые и понурые горожане сновали туда и сюда будто бы в ожидании конца света. Друг до друга никому не было дела. «Вот подкоплю деньжат и махну на все четыре стороны, – думал каждый второй, – захолустье из руин не восстанет, не воссияет звезда Иосифа». Кто-то за год до начала поездки на Кубу уже начинал учить испанский, кто-то проходил курс духовной практики перед поездкой в Тибет, запасался лекарствами и собирал багаж. Наступало время, и многие, действительно, отправлялись в путь, с большой радостью и великим облегчением прощаясь с родными пенатами…
А девушка все стояла возле захмелевшего и наблюдала. Ее тоже никто не замечал, да и одета она была не броско, но выглядела очень даже опрятной и привлекательной. Десять минут назад она вышла из трамвая живая и гордая, сейчас же стояла растерянная и притихшая. Началась ее новая жизнь. Прошлое осталось далеко позади, километры решили ее судьбу. Она оставила дом, чтобы, может быть, однажды загореться той звездой, которая спасет город от многовекового заклинания. Она стояла в замешательстве: еще сутки назад жизнь виделась ей в других красках, но чьей-то волей, насильно и непредсказуемо, палитра смешала свои тона. Почему-то вдруг стало так невыносимо тяжко на сердце, что еще чуть-чуть, и слезы бы не замедлили появиться на полудетских глазах. Но этого не случилось. Девушка поправила на себе платьице, огляделась вокруг, еще раз посмотрела на мужчину и, подняв голову, быстро зашагала прочь. Здесь она была впервые. Чуждым и странным виделся теперь ей этот город, о котором она грезила во сне и наяву, на который возлагала все свои надежды и чаяния, куда стремилась душой и сердцем. Что ж?.. Оказывается, мечты могут сбываться, если очень-очень чего-то захотеть. А она очень-очень желала. Город распахнул навстречу ей объятья, неуклюже и холодно, но для начала и этого было уже достаточно. Ведь она не собирается стоять на месте, она будет двигаться и только вперед. В конце концов, у нее появилась новая мечта, и даже созрел план действий. Она перетерпит, переждет неудобства. А там, глядишь, и…
Она шла по мостовой, солнце почти село: осенние дни заметно короче летних. Стало прохладнее, она даже немножко поежилась. В трамвае ехать не захотела, решила прогуляться пешком. Затея оказалась бредовой: свежим воздухом, идя вдоль железнодорожных путей, не надышишься, а каблуки поотбиваешь запросто. Да и утомила себя до предела, пока дошла до съемной квартиры. Теперь предстояло жить в одной из комнат многоэтажки, впрочем, вполне сносной: фешенебельный номер – запрос будущего. Перезимую, а там, как Богу угодно. Хотела сказать: «Не впервые, и не то бывало, все будет Оkеу», но остановила себя в мыслях, не желая обнадеживаться: ведь впервые, и не бывало такого, чтобы без папы и мамы. Впрочем, с ранних лет она была предоставлена себе самой и от нянек отказалась с поступлением в первый класс средней общеобразовательной школы. Но все-таки было непривычно, да и скучновато. Вскипятила чай, попила немного с наскоро приготовленным бутербродом и конфетой со сливками, на большее не хватило сил: уж очень она утомилась сегодня.
Однако, достав и разложив по полкам кое-какой скарб, она не удержалась от того, чтобы не заглянуть в только что купленную на вокзале книгу.
Заглянула, но оторваться уже не смогла, так и просидела два часа подряд. И комната теперь стала казаться не только вполне сносной, но уютной и мало уступающей номеру дорогой гостиницы. Она давно согрелась, тело перестало ныть от усталости, вернулось прежнее веселье. Она даже дерзнула порезвиться, но вспомнила, что не одна: хозяйка за стеной; наверное, читает газету. Но газету никто не читал. Она прислушалась: из-за стены доносился храп. Девушка отложила книгу, сознание снова вернуло ее в тот парк, к тому незнакомцу. Задумчивость и отрешенность молодого человека заставили девушку остановиться в тот момент, когда она только что вступила в новую жизнь. Помятость и бутылка пива встряхнули девичье воображение. Видимо, зол город. Не от доброй жизни ломаются люди, не от доброй – спешат забыться, напившись до беспамятства…
Темнело быстро. Пошел дождь. А мужчина продолжал сидеть на лавочке, съежившись от сырости и холода. Иногда поднимал глаза к небу и смотрел на звезды, видимо, не торопясь никуда идти. Наверное, хотелось побыть одному и подумать. Хмель не лишал его рассудка окончательно, а значит, и от страданий, порожденных сознанием, не избавлял. А может быть, ему просто некуда было идти? Неверная догадка. Почему же некуда? У него был свой дом, точнее – квартира, и жена уже укладывала их малыша в теплую постель. А он сидел здесь и мерз, пил пиво и небо.
Однажды любому из нас можем стать невыносимо от осознания бесцельности существования, от бесполезно растраченных мыслей, времени и пространства, а этот, сотканный из нервов и людей, город, перелистывая час за часом, как ни в чем не бывало, включая и отключая звезды день ото дня, нас не поймет. Обидно.
И мы побредем, не зная куда, надолго ли, спасет ли это нас, лишь потому, что ничего другого не останется. Лишь для того, чтобы не стать деревом в городском парке. Возьмем с собой бутылку, или две, или больше хорошего пива, запасемся порцией, другой чистейшего мата на всякий случай, чтобы никто не отважился нарушить наше одиночество, и…
Нет, мы не пропащие люди. Просто с рождения Бог наделил нас особой чувствительностью и собачьим нюхом, чем-то вроде дара ясновидения что ли, способностью проникать в иные материи и миры, может быть, даже талантом…
Девушка остановилась потому, что в захмелевшем и помятом мужчине распознала не просто помятого и захмелевшего мужчину, но Поэта, раненного в сердце стрелой Амура и навсегда сохранившего эту боль, острую и неутолимую, Поэта, жаждущего и не насытившегося, Поэта, который, если его спросить, почему так скучает, ответит однозначно, сухо, но лаконично: «X… знает, почему». Но ведь вы и не ожидали чего-то большего! Эх, город, город, что ты с нами делаешь?
Реки слез и тонны пессимизма… Город плодил отчаянных и безнадежных – вот, что он делал. А так не хотелось скучать, становиться еще одним нытиком, биться головой об стену, но и метать бисер тоже не хотелось. Не переделаешь за один день то, что создавалось годами, не утрешь нос всем сопливым, как бы ты этого ни желал, сколько бы ни ломал копий, не спасешь то, что практически погибло. И вот ты один на один с мрачным городом, слоняясь по ночным его улицам, смотришь звездам в глаза, игнорируя светофор и прохожих, потому что на всех наплевать.
А однажды так же бесцельно бредя, может быть, ты все-таки повстречаешь ту юную незнакомку, которая попытается тебя понять и помочь тебе. Тогда, сбросив с нее одежду, ты поспешно разденешься сам, будешь ласкать ее бесстыдно и грубо. Она ощутит твое дыхание у себя на груди, затем ниже, вскрикнет от боли, пронзившей тело насквозь, а ты на мгновение вспомнишь, что она не кукла, и назовешь ее своей девочкой, умницей, крошкой и, удовлетворенный, забудешься в страстных объятьях, уже тихий, ручной, ее. «Спи, бедненький, спи. Бог с нами». И она тоже уснет, мешая миф и реальность. Лишь раскрытая книга до утра пролежит под кроватью…
Ночь прошла быстро. Девушка разделась, аккуратно сложив белье на табуретке, и вошла в душ. Это было необходимо сделать, чтобы проснуться окончательно. Позевывая и что-то припоминая, она включила кран. Струи нежно ласкали тело, пена мягко спускалась в ноги. Пульс участился, ритмичней забилось сердце. Она весело смеялась, играя брызгами, как малый ребенок. Выключив кран, ловко стянула махровое полотенце с батареи и выпорхнула из душевой.
Первый снег тонко покрывал землю. Девушка увидела это, подбежав к окну. Немедленно открыла форточку. Свежий воздух ворвался в комнату, она поежилась, но, отбросив полотенце, скоро надела майку и шорты, принялась за гимнастику. В университете давно уже начались занятия, но это мало ее волновало. Она знала, что учитель простит, а ей иногда нужно позаботиться и о себе.
Мнимые друзья недоумевали: «И как это тебе все сходит с рук?!», а настоящих еще не было, и девушка только пожимала плечами, проходя мимо любопытствующих. А гордая осанка и тихий нрав законно давали повод не особо далеким умам приютить в своем сердце мысль: в тихом омуте черти водятся. Впрочем, в чем-то они и были правы…
В этот день, в день первого снега, она, взбодренная утренним душем и нехитрыми упражнениями на жестком полу, ощутила в себе особую наполненность, недосказанность. Человеку, чтобы познать себя, прежде всего необходимо научиться слышать свой внутренний голос. Это очень и очень важно: ни родители, ни недруги, ни доброжелатели – никто не сможет помочь раскрыть твой собственный потенциал, резервный орган.
Девушка не была излишне изнеженной и ленивой и к делу подходила с особой тщательностью, отличаясь трудолюбием и усидчивостью, поэтому и успех в учебе был обеспечен на все сто процентов.
Естественно, она не загадывала вперед и не ставила лишних прогнозов, но упрямо шла к цели, к которой вел ее безукоризненный поводырь – интерес. Азарт начинал овладевать ею, когда она, уткнувшись в книгу, тонула в словах и знаках, и ничто никогда не могло прервать ход ее мыслей. Иногда она была готова взорваться от переполняющей информации, и чтобы этого не происходило, брала лист и копировала свою душу. Но стоит признать, что некоторые учебные дисциплины все-таки не являлись для нее предметами первостепенной важности, тогда во избежание засорения и пустой траты времени девушка осознанно решалась на пропуски вузовских пар. И это, действительно, сходило с рук…
Снежок плавно ложился на мостовую и медленно залетал в раскрытую форточку…
Странным выглядел этот тихий дом, серый и мокрый, потерянный среди развалин-сородичей, но куда коряжистей и угрюмей. Он стоял так, будто боялся притеснить остальных, съежившись. Втиснутый меж прочими, длинным рядом окон встречал он и теплый весенне-летний дождь, и осенние листья, и зимний осадок, как теперь. Но зато не скучно было ночами: постоянный стук за окном, треск снаружи, хруст. Прозрачные, обнажившиеся деревья, освещенные бледным светом луны, выглядели особенно привлекательно, так, что порой девушке хотелось стать частью Вселенной, жаль только он, ее Поэт, не желал быть деревом.
Часто застывая перед замерзшим стеклом, как перед зеркалом, она, почти нагая, в одной сорочке, готовая в беспамятстве упасть на подушки, думала о нем, мечтала разгадать код его сердца, однажды застигнув врасплох, познать возможное и невозможное, раскрыть его тайну. «И видел я в деснице у Сидящего на Престоле книгу, писанную внутри и отвне, запечатанную семью печатями. И никто не мог, ни на небе, ни на земле, ни под землей, раскрыть сию книгу, ни посмотреть в нее», – так писал Святой Иоанн Богослов, она же ночами вымаливала чудо…
Девушка подошла к зеркалу, улыбнулась своему отражению, смахнула челку набок, припудрила носик, оделась, в прихожей накинула на себя пальто, сумку повесила через плечо, но долго провозилась в дверях в поисках запасного ключа. Хозяйка еще не вернулась, редко могла она усидеть на месте, даром, что возраст был довольно солидный, и здоровье уже шалило. Говорят, что с годами сердце начинает биться быстрее… возможно, в ожидании будущего или из-за осознания того, что многое еще предстоит выполнить, а время не ждет и все больше торопит, исчерпываясь. Зато как мы не торопимся жить в юности, останавливаясь на каждом шагу, на завтра откладывая дела дня сегодняшнего, оправдываясь: не убежит, наверстаю, а потом жалея себя и утраченные минуты, плачем или костенеем в равнодушном молчании.
Ключ был найден. Девушка натолкнулась на него случайно, доставая обувь из шкафчика. Он выпал из лаковой туфельки непоседливой старушки.
Девушка поднялась на цыпочки и прошла на кухню проверить, все ли выключено, осмотрелась и весело зашагала к выходу. Трамвай уже стоял, когда она подбежала к светофору, а в университете заканчивалась пара… Девушка успела только к третьей.
– Здравствуйте, – искренне поздоровалась она с учителем.
– Проходите, – услышала его спокойный голос, осторожно прошла мимо столика и села на ставшее уже привычным место.
Обсуждалось «Легкое дыхание»… Как жалко было Оленьку Мещерскую, но и какой симпатичной казалась она девушке, которая чувствовала героиню через версты книжных пространств. Стена непонимания часто возводится между людьми в реальном или вымышленном мире, но между реальным и вымышленным нет никаких границ. Ты можешь проникать в иную материю так же легко, как даже нечто неопознанное может проникнуть в материю твоего подсознания и овладеть им крепко и надолго, а может быть, навсегда.
Девушка восторженно смотрела на учителя, молчала, изучая его. Он тоже смотрел на нее, это не могло ей казаться. Он смотрел на нее или сквозь нее, думая о чем-то своем.
– Женщиной быть непросто, без соблазнов прожить невозможно, но… К чему может привести необдуманный поступок? Вот вам наглядный пример… Учитесь на чужих ошибках и не совершайте своих…
Девушка очнулась, звенел звонок, учитель стирал с доски.
Гипноз… Может, он обладает особенностью заканчиваться через пять лет? Тогда она не задумывалась об этом…
Довольно примечательную мысль высказал протоиерей Игорь Гагарин: «Каждая ситуация, каждое событие, каждая встреча – это и есть, с одной стороны, урок для человека, а с другой, в то же время и экзамен, потому что мы проверяем, насколько по-настоящему научились любить…». Думается, что и на самом деле главная задача человеческой жизни – познать любовь и научить другого ее видеть. В первую очередь, конечно, нужно полюбить Бога: «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем» (1Ин.4,16). Стяжание благодати Святого Духа Серафим Саровский признает целью человеческого существования. Не так трудно сдать экзамены на отлично, гораздо труднее исправить «неуд» в человеческих отношениях.
Он был не глупым. Точнее, очень даже мудрым. Он преподавал. Такой умный и красивый мужчина не мог не заинтересовать девушку. Однако некоторые считали его неудачником. Про него ходили невероятные слухи. А он, казалось, не обращал на это никакого внимания, не тем был занят: на доске вычерчивал два полуовала острыми концами вверх, затем должна была следовать прямая с косой чертой – ударением над ней, пока ее не было, но учитель усердно продолжал выводить анапест. Аудитория взрывалась хохотом, следя за происходящим. Парни, редкость филологических факультетов, антиквариат, можно сказать, однако зацелованный взасос подругами-одногодками, потеряли всякую выдержку, созерцая воочию женские прелести в неожиданном исполнении. Лекция, в общем-то, удалась…
– Постойте, – обращаться на вы к студентам было в его обыкновении.
Девушка обернулась и уставила на окликнувшего большие и черные глаза.
– Я слышал, что вы увлекаетесь поэзией. Вам, наверное, было бы интересно побывать на одном из наших вечеров, – неожиданно предложил учитель.
В один из дней, в разгар поэтических томлений, когда сам собой, лишь по воле Всевышнего, слово за словом, рождается новый стих и запах его виснет в воздухе тонкой дымкой, в Клубе бардов состоялась премиальная встреча молодых (и не очень) поэтов, жаждущих нового слова, как нового блюда. Любители словесности прибывали один за другим, с восторгом всматриваясь в уже пришедших. На круглых столиках, покрытых белой узорной скатертью, стояли вазы с цветами, «конфетницы» с «птичьим молоком» и печеньем, в чашки разливался горячий чай. Здесь было тепло и уютно, тогда как на улице заметно похолодало. Озябшая и усталая, пришедшая прямо с занятий, девушка робко ступила через порог, помедлила в раздумьях и так же робко прошла к столику, за которым сидела женщина средних лет в сером платье и с пуховым платком на плечах. Девушка поздоровалась. Дама, светски воспитанная, взглянула гордо, но снисходительно, ответив кивком на приветствие незнакомки. В атмосфере витало глубокомысленное многоголосие. У новичка с непривычки могла закружиться голова от воцарившегося гула. Впрочем, кружения можно было легко избежать, если, поймав в многозвучии один голос, прислушиваться лишь к нему, затем к другому (это может показаться даже занимательным), к третьему, четвертому и так далее.
Собравшиеся люди были высокообразованными мужами общества: филологи, искусствоведы, врачи… Многие присутствующие явились сюда по дилетантским соображениям, однако каждый из них хоть однажды, но все-таки брал в руки «перо» и бумагу, марая белый лист и искажая его сущность. «Черный квадрат» – шедевр изобразительного искусства, но и чистый лист в клетку может сказать многое о себе и его обладателе.
Вечер открывали музыканты. Вы, наверное, знакомы с творчеством местного барда М.М.? Его диск просто потрясает воображение слушателя. Поэт делает свое дело скромно, без самолюбования, вводя публику в абсолютный восторг. «Браво, браво, маэстро!» – раздаются аплодисменты.
«А вы до сих пор не женаты? – думаю я. Помните девушку в третьем ряду справа, она передала вам записку? Вы немножко смутились, кажется. Впрочем, нет, мне, наверное, показалось. Так приятно после вашего пения (в одиночестве или мнимом) бродить по мокрым улицам затихшего города и мечтать, глядя на звезды, отраженные в лужах, о многом и ни о чем».
Но девушка уже замечталась и, замечтавшись, прослушала имя следующего барда, задушевно поющего «Песенку про мышонка».
Ей пророчили музыкальное будущее, но она в стенах совсем не музыкального вуза ломала голос и зубы, грызя гранит науки, научаясь искусству слова. Нужно просто родиться и так же просто прожить назначенное свыше, не гадая и лукаво не мудрствуя, ведь время, ведя по закоулкам звездных гетто, однажды само расставит все точки над I.
Я восхищаюсь русскими поэтами: даже время не лечит их душу от вселенской тоски… Женатые и свободные, но по своему несчастные, они нуждаются в нашей любви и в сочувствии, но боятся признаться в этом, тая боль в себе, а той, что не в силах хранить – наполняют звуки, слова и оттенки…
Конец ознакомительного фрагмента.