Рожденный жить в борьбе за жизнь (сборник). Рожденный жить в борьбе за жизнь (Петер Видеркер, 2017)

«Рассвет, закат – все очень просто; и вся меж ними суета зовется жизнью. А начинается она с мечты, желаний и стремлений, где и споткнешься, и разобьешь колени».

…Он помнит почти каждую деталь с тех пор как начались его муки. С раннего детства он был увлекающейся натурой с мечтательным воображением. Мышлением он отличался от своих сверстников. Его угнетали неразгаданные явления в жизни, он сам задавал себе вопросы и сам пытался на них отвечать. Каждый день пребывания на этой планете ставил все новые препятствия. Молодому мышлению было очень трудно разобраться в многообразии жизненных тайн и проблем, а они возникали, как назло, штурмовым потоком.

Он не мог себе представить, что жизнь преподнесет ему разного рода сюрпризы и удары. Он просто еще не был готов к ним. Он только начинал строить планы на будущее и рассчитывал, что они будут осуществляться беспрепятственно, достаточно приложить усилия для осуществления намеченных замыслов. И вдруг… первый удар судьбы. С виду безобидная детская болезнь, корь, пошатнула его здоровье. После высокой температуры, со слов медицинской сестры, болезнь дала осложнения, появились боли в голове, которые в дальнейшем давали все чаще о себе знать. Но это не могло остановить путь к познаниям. Жизнь продолжалась, а вернее зарождалась с возрастающей силой. Верный путь к знаниям – книги. Только они могли разъяснить ему необъяснимые явления в жизни. Книги доставляли ему радость, удовольствие, заставляли трепетать его душу. Его сердечко клокотало, когда он переживал вместе с героями романов их судьбы, их радости, их переживания и муки. В незабываемые моменты, когда герои были беспредельно счастливы, его дыхание перехватывала какая-то приятно удушающая сила, слезы стекали потоком. Это был предел наслаждения.

Его интересовали бесконечные галактики, космические пространства, Земля со своими таинствами и, конечно, ее недра. Он представлял себе, что жизнь ему дана Богом, чтобы он ее познавал, разгадывал загадки и преодолевал все ее противоречивые нападки. Он жил, душа его зажигалась, горела и тлела и снова зажигалась. Он хотел быть творцом этой жизни.

В течение пяти лет он изучал некоторые общие науки и основательно горное дело, петрографию, геодезию. По внутреннему предназначению пошел он работать в недра земли, извлекать полезные ископаемые на поверхность для потребления и нужд человека. Ему хотелось знать, из какого многообразия элементов состоит Земля, и какие сюрпризы она может преподнести человеку. Было также интересно, как распределить эти богатства и потенциал между всеми людьми, насколько хватит этих ресурсов при разумном использовании, откуда можно черпать энергию, если богатства истощаются.

Земля дарила ему красоту, давала ему радость наслаждаться жизнью. С замирающим сердцем он мог долго наблюдать за каким-либо чудом природы, необъятными жизненными и безжизненными пространствами. Он заряжался энергией, необходимой для изучения наук и решения проблем. С каким любопытством он узнавал, что мир состоит из разнообразных мельчайших частиц! Он удивлялся, как при изменении скоростей элементарных частиц меняются качества внешнего и внутреннего мира. Он преклонял колени перед личностями, которые открывали законы окружающего мира, познавали тайны природы. Перед теми, кто не щадил своей жизни в борьбе со стихией или с предрассудками упрямых властей.

Мой герой зарождал в себе бойцовские чувства, готовился воспитать себя, порой склонялся к самопожертвованию, будучи горячим и, как многие молодые люди, легкомысленным. Его желанием было стать личностью. Но он прекрасно понимал: стать личностью не каждому дано. Может, не выродился таким…

Есть исторические личности, появлению которых способствовали внешние и внутренние предпосылки. Умело варьируя между противоборствующими массами народов, мобилизовав свой интеллект и внутренний потенциал, они вели за собой человечество. В дальнейшем жизнь выносила их на поверхность, в высшие эшелоны власти.

Мой же герой не стремился подчинять себе толпу или плавать в облаках славы. Он хотел жить с народом, быть понятым в народе и понимать сам народ. Он порой удивлялся, насколько богат самородками простой жизнелюбивый люд: с виду просто чернь, а их души могут внезапно зажигаться в обширных диапазонах. Когда они раскрывают свой внутренний мир, не видишь границ их умениям. В обществе простых людей чувствуешь себя обычным человеком с присущими тебе слабостями и пороками. Ты растворяешься в этом обществе и живешь его измерениями. Их жизнь трудна, но скромна, она течет в уравновешенном русле, и ты плывешь в ней, получая удовольствие от ее многоликой структуры.

Конечно, применять свои силы и навыки можно в любом социуме, но есть такие, в которых дается большая возможность использовать накопленные знания, и есть другие, препятствующие восхождению положительных индивидуумов. В такой «массе» на поверхность всплывают люди с порочными взглядами, желаниями и потребностями. Коммунистическая среда, выплюнувшая на свет Божий моего героя, все чаще ставила ему препятствия в становлении положительной человеческой личности.

Второй удар судьбы вывел его из колеи на долгие годы. Взрыв в подземелье в результате систематических нарушений техники безопасности поставил крест на его свободном развитии, воздвиг еще больше препятствий в нелегкой жизни. Контузия, сотрясение мозга и шум в голове стали преследовать моего героя. С комплексом этих недугов он попал в психиатрическую больницу коммунистического образа и подобия.

Каждый, кто жил в этом лживом обществе, мог представить, насколько легко попасть в такую больницу и как трудно из нее выбраться. Особенно если есть влиятельные лица, заинтересованные в том, чтобы неугомонный клиент туда попал и как можно дольше там задержался, а лучше вообще там прописался навсегда. Если произошла ошибка в определении диагноза, то приобрести независимость в дальнейшем практически невозможно, даже если выздоровеешь телом и душой.

Поначалу веря в возможности медицины, мой герой уступал просьбам и требованиям врачей. Он наивно полагал, что врачи его родного отечества призваны на охрану и поддержание здоровья советского человека, смотрел им искренне в глаза, ждал от них помощи, внимательно слушая их душевные наставления. Иначе поступить он не мог, потому что впервые столкнулся с врачебным заведением подобного типа, а сознание его в то время отличалось от сознания нормального человека. В дальнейшем, когда он поймет, что его родная медицина очень слаба и равнодушна, успела прогнить на заре светлого коммунистического общества, он будет верить только себе.

Тем, кто попадает в психиатрическую больницу, как правило, пришивают диагноз одной из обширных форм шизофрении. С этим диагнозом, пусть даже ошибочным, придется шагать по широким просторам социалистической действительности. Ни один другой врач, даже если он родился по призванию психиатром, не решится оспорить уже данный диагноз, боясь задеть престиж советской психиатрии, а значит пойти против необузданных советских врачевателей. Каждый знает – если ты окажешься умнее других, то тебя возненавидят в коллективе.

Находясь в слабом сознании, мой герой вышел на поверхность в сопровождении мастера-взрывника другого участка по добыче угля. Пользуясь тем, что горный мастер участка, то есть мой герой, не понимал смысла всего происходящего, взрывник сопроводил его в душевые шахты, помог помыться, одеться и проводил вплоть до кровати домой. Мой герой шел как пьяный, переваливаясь с ноги на ногу. Со стороны казалось, что благодетель-взрывник ведет нетрезвого горного мастера, которого никто еще никогда в таком состоянии не видел. Можно представить, что вслед была сказана не одна реплика с кривым толком, зная нашего шутливого брата-горняка.

На самом деле, взрывник, у которого есть дети, решил себя поберечь для них: «Этот еще холостяк, а мне кормить детей. Может все еще обойдется. Кто знает, как придется ответить, если поступить по совести или как требуют инструкции. Могут и посадить».

Бог ему судья, все же он сделал доброе дело – помог добраться до долгожданной кровати. Какая все же тупая свинцовая боль в голове! Поскорее лечь, заснуть… Может, до утра пройдет.

Спать, конечно, не пришлось. Эта кошмарная ночь запомнилась на всю оставшуюся жизнь. Уснуть хотелось до смерти, но едва начинался глубокий сон, снова резкая пронизывающая боль заставляла вскакивать, будто в голову вмонтирована пружина. Боже мой, сколько попыток было уснуть, и сколько нежелательных резких колебаний совершала черепная коробка, словно поршень двигателя внутреннего сгорания.

К утру все-таки удалось задремать. Сон был коротким, но тело все же получила огромное облегчение, а шум в голове угнетал до безумия. Мысль функционировала и подсказывала: надо идти к врачу-невропатологу. Боже мой! К невропатологу! К нему же никогда нет номерков. Почему в светлом счастливом социалистическом обществе нет номерков именно к невропатологу? Куда угодно есть и в любое время, а к психиатру и номерков не надо. Туда добро пожаловать, достаточно постучаться в дверь кабинета или в порядке живой очереди. В общем, выбор остается один – стучаться в дверь и войти в потустороннюю жизнь нашего реалистического общества.

Лучше не иметь способность мыслить, находясь в этой среде, предназначенной для слабоумных людей. Здесь с тобой общаются и обращаются согласно лечебной методике, разработанной для содержания безмозглых существ. Эта методика не предусматривает задачу вернуть кому-либо способность мыслить даже в рамках социалистических и коммунистических лозунгов. Выслушав проповедь больного, врач сходу ставит диагноз и направляет в стационар. С первых слов врача понятно, что он тебе не верит, ты ему безразличен, и он знает, как с тобой поступить. Он знает, что он всегда прав.

После того, как пришили диагноз, в стационаре приставляют двух медбратьев, надевают усмирительную рубашку с длинными рукавами, отбирают всевозможные предметы, что есть в наличии, обрывают на полуслове и обращаются с тобой как с ничтожеством. Недельку-другую пичкают уколами, держат в спячке, далее назначают лечащего врача, который без спроса больного и его родственников берет пункцию спинного мозга и лечит, не признавая больного как личность.

С этого времени параллельно лечению направляют на производственные работы по цехам. Это может быть строительный цех, цех по пошиву домашних тапочек или какое-нибудь другое узкоспециализированное производство. Мой герой попал в цех, занимающийся строительством новых корпусов для психиатрической больницы и ремонтом старых корпусов. Как более мыслящий и подвижный, заштукатурил немало квадратных метров стен и потолков. Все ведомости на получение заработной платы были подготовлены к выписке больного. Мой герой отказывался подписывать бумаги без получения конкретных денег. Трудно поверить, что деньги пришлют потом. Но ему пригрозили: в противном случае он останется на продолжительное лечение. И мучение. Страх, что он может еще дольше, даже на час, задержаться в этом заточении, был сильней, и он бегло расписался в бумагах, мысленно отказываясь от каких-либо денег вообще.

Ложь – это средство лечащего персонала и его руководства успешно набивать карманы ворованными деньгами, проживать свою гнилую жизнь в сытости и комфорте, а значит, успешно «врачевать» дальше.

Будучи в подобном заточении, созерцая окружающее бытие, понимаешь, что ты не единственная жертва «светлого равноправного» общества. Более двадцати отделений с психически больными людьми, «отходами нации», – только в одном областном городе. Можно представить, сколько жертв во всеобщем масштабе.

Конечно, больных с психическими отклонениями много в любом другом обществе, потому что жизнь полна противоречий, а психика человека не железная. К счастью, естественный отбор среди людей имеет жалкую долю по сравнению с животным миром в диком лесу. Не при любых условиях человек может спрятать другого человека бесследно, не каждая политика нуждается в устранении свидетелей, не в каждой стране одни воруют, а другие отбывают наказание, и не везде люди тонут в спиртном от состояния безысходности. Вероятно, необходимо множество людей отдать в жертву, чтобы построить светлое коммунистическое будущее. Во имя одной счастливой жизни придется перемолоть не одну тонну человеческих судеб. Конечно, в каждой отдельно взятой стране коммунизм может протекать по-своему, но без диктатуры партии или соответствующей личности процесс развития представить невозможно.

Картина в строительном цехе нашей засекреченной психиатрической больницы своеобразная: два «живых трупа», напичканных аминазином, равномерно-заторможенными движениями замешивают цементный раствор. Другие подобными вялыми движениями переносят раствор в носилках, явно не полных, моему герою. Он, как более подвижный, набрасывает раствор на стены, предварительно увлажняя их, растирает и снимает рейкой шероховатости пока следующая партия раствора на подходе. Секрет его запрограммированного темпа в том, что его питание осуществляется на слабо действующем наркотическом антидепрессивном лекарстве – мелипрамине.

Здесь находят свое временное пристанище и такие особи, которые внешне схожи с людьми, а внутри – низкие моральные уроды. Будучи на свободе, кого-то отправили в мир иной, а их папы и мамы, имея вес и влияние, временно спрятали своих наследников-нахлебников за высокие заборы. Без проблем каждый день могут их навещать и кормить полноценной пищей, которой обещали кормить народ, когда наступит коммунистическое благосостояние. Эти наследники вообще ничего не хотят строить. На стройке они отлеживаются под солнышком или где-нибудь в помещении в уютном местечке. Надзирающий персонал их вообще бы не замечал, но нужен количественный состав, все должны быть в наличии.

Расставаясь с психлечебницей, угнетенный давлением ее атмосферы, мой герой бежал без оглядки, обретая такую свободу, которую еще не имел никогда в жизни. Он отличал каждую деталь свободного живого мира от ада, который его пожевал, проглотил, отрыгнул и выплюнул. Свежий воздух, какая легкость дыхания! Здесь даже птицы поют. Удивительно, почему в заточении не слышал пение ни одной птички? Ведь ходил же во двор, гулял вдоль забора с колючей проволокой, обнимал деревья во дворе. Материально окружающая среда этих миров идентична. Здесь даже плотность воздуха кажется меньше, потому что организм в прыжке, словно взлетает ввысь и, приземляясь, не чувствует соприкосновений с землей. Свобода – какое нежное и сильное слово. Познаешь ее по-настоящему только сейчас, после увиденных ужасов.

В голове еще ясно воспроизводятся сцены из пережитого. Как после электро-шокотерапии помогаешь быстро уложить и связать больного, потому что он какое-то время становится буйным и очень сильным. Одному врачу с этим не справиться, особенно женщине-врачу. Она прибегает к помощи больных, которые не так уверенно и профессионально связывают разбушевавшегося больного, что все же его шальной кулак изощряется попасть в физиономию врачихи.

Господь мой! В каких диапазонах могут меняться доброта и гнев в человеке! Лицо женщины из умиротворенного в одно мгновенье превратилось в красное как помидор. Из былой женственности вырос ярый гнев, тряся ее до такой степени, будто она здесь больная, а не окружавшие ее «полуидиоты». Ни на секунду не задумываясь, будто это уже отработанный трюк, сняла со своей ноги элегантный туфель с острой железной шпилькой и стала бить по голове больного еще, еще и еще, пока ее гнев полностью не выдохся.

В открытой жизни, где существует даже несправедливое судопроизводство, за такие побои можно было привлечь к ответственности, конечно, если пострадавший имел бы при себе здравомыслящий мозг и был способен обратиться в соответствующие инстанции. В закрытой жизни все списывается как старый ненужный инвентарь. Здесь лечим и здесь же калечим. Государство заботится о благе человека. А где грань в определении – человек или не человек? Наверное, забор психиатрической больницы является этой гранью.

Главное – чтобы государство отчисляло финансы на определенные функции. А финансы – это жизнь. Это средства для существования, прежде всего, чиновников-самодуров, которые, обладая властью, могут неугодных наказать, а лицам из высших инстанций не брезгуют полизывать пятки.

Нет! Прочь, подобие загробной жизни! Здравствуй, жизнь настоящая! Пусть даже здесь все замаскировано и нельзя полностью изливать свою душу, ты чувствуешь, что она у тебя все-таки есть, что ты можешь иногда трепетать, радоваться как дитя, встретив в жизни что-то неожиданное, новое, захватывающее, живое.

Здравствуй, моя комнатка в родном общежитии, где чувствую я себя вольготно! Здравствуй, моя работа, где я на своем месте! Здравствуйте, девушки, в которых можно влюбляться! Я опять с вами рядом. Правда, не такой, как раньше был: немножко повзрослел, немножко постарел, душой похолодел, шум в голове засел.

Выходит, в жизни нужно всегда бороться и выживать: бороться за выздоровление, делать все, чтобы не всплыл наружу некрасивый диагноз, который прикрепили как догму, напрягать усилия, чтобы прошлое забыть как сон, настроить себя на обычные будни, радоваться каждому дню и уходящему вечером солнцу. Каким окажется окружающий мир теперь? Будет ли он захватывающим как прежде? Или станет невыносимо тяжелым в ожидании полного выздоровления и признания как человека, не соответствующего той коварной бумажке, что состряпали врачеватели-психиатры? Нужно доказывать, что эта бумажка, повестка в «эту» жизнь из «той», – это прах и ложь, это коварство и клевета, это неспособность лечащего персонала определить болезнь и найти верный способ ее лечения. На это уйдет, пожалуй, вся оставшаяся жизнь. Кто знает, хватит ли здоровья, сил, терпения?! Возможно, надежда на выздоровление потерпит крах. Но если есть хотя бы один процент возможности выздоровления, для этого стоит жить. Благо даже в этом обществе есть право на плодотворный труд, а труд залечивает многие душевные раны.

В основном, руководители советских учреждений состоялись не в результате поддержки блестящих умов, а вытеснив на своем пути за власть людей, достойных носить имя человека, наделенных Богом светлым умом и чистыми помыслами. В благоприятных условиях люди-самородки могли бы работать и творить на благо человечества, способствовать расцвету наций и воссозданию светлого облика планеты. Но, к сожалению, социалистическая среда, пусть даже с возвышенными лозунгами «все для блага человечества», не может способствовать их становлению и дальнейшему расцвету как созидающих личностей, способных действительно изменить облик окружающей среды, чтобы следующие поколения не проклинали их за расточение земельных богатств.

Конец ознакомительного фрагмента.