Глава 1. «ТОВАРИЩ» ПРОТИВ «РОДИНЫ»
Червь сомнения
Только поражение у политиков всегда сирота. На родительский статус в отношении победы всегда претендуют многие. Мне доводилось слышать немало историй от разных людей, как они создавали «Родину». Что наверняка, так это заинтересованность Кремля и президента Путина в том, чтобы поколебать коммунистическую оппозицию некоей новой и привлекательной силой, которая снизила бы риски для «партии власти», намеревавшейся получить безраздельное доминирование в Думе четверного созыва (2003-2007).
С моей точки зрения, «Родину» как заметное явление в политической жизни создал лично Дмитрий Рогозин. Именно он собрал в пучок разные пожелания, смутные идеи, интриги. Именно благодаря ему проект «Родина» состоялся. Все прочие «родители» избирательного блока «Родина» имели отношение к обсуждениям того, как бы это в партийной системе России заиметь «цивилизованную левую партию», которая оттеняла бы ретроградную несостоятельность КПРФ. Совещания на эту тему в Кремле происходили в разных составах участников, но в конце концов сложился политический тандем – Сергей Глазьев и Дмитрий Рогозин как политической лицо блока и Александр Бабаков и Александр Лебедев как главные финансисты проекта.
С течением времени в первой паре решительно вышел на первый план Дмитрий Рогозин, а во второй паре Александр Лебедев уступил конкурентную площадку незадолго до голосования на выборах в 2003 году. Этот шаг был обусловлен смешением в его деятельности двух жанров – финансирования кампании и одновременного участия в выборах мэра Москвы при поддержке блока. Обе роли сыграть было крайне трудно, а сложность избирательной кампании приводила к разного рода мелким недомолвкам, которые, в конце концов, привели к разрыву с политическим руководством блока. В дальнейшем этот разрыв сыграл роковую роль – тихо и монопольно управлявший финансовыми рычагами Александр Бабаков приучил всех к своей по видимости скромной роли, а потом совершил переворот, которым проект «Родина» был прекращен.
Был в блоке также и теневой руководитель – Юрий Скоков, чья миссия состояла в постоянном примирении всех конфликтов и удерживании политического актива от произвольных действий. Эта миссия давала простор лидерам блока, но впоследствии сказалась на судьбе проекта «Родина» достаточно негативно – свободное участие больших масс населения в этом проекте было подменено бюрократической рутиной, постепенно убившей способность активистов «Родины» к самостоятельной позиции, формируемой идеологией, а не указаниями начальства.
Про себя я достоверно знаю, что я «Родину» не создавал. Когда Дмитрий Рогозин летом 2003 года (кажется, в начале июля) сказал, что мы идем на выборы вместе с Глазьевым, я соотнесся к этому скептически. Этот политик мне не импонировал как «левый», сделавший политическую карьеру за счет коммунистов. Причем, странный «левый», который предпочитал заигрывать с православной общественностью, ранее забредал в Конгресс русских общин (КРО), получил эту организацию под свое управление, но так и не приложил рук к черновой организационной работе.
Глазьева я заметил, когда он в 1995 году совершенно неожиданно появился в избирательном блоке КРО. Ни до, ни после Сергей Юрьевич не проявлял интереса к защите русских в России и за рубежом. Будучи углублен в экономические проблемы, он весьма поверхностно был знаком с русским философским наследием, и всякий раз, когда мне доводилось его слушать, свой анализ положения страны он сводил к материальным причинам и процессам. В КРО, а потом в «Родине» его появление было оправданным в порядке создания широкой коалиции, включающей людей с разными взглядами на частности, но с единым государственническим мировоззрением. Но Глазьев вряд ли читал программные документы КРО или идеологические статьи своих соратников, которые выходили бы за рамки экономики.
В пользу Глазьева говорили его ранняя докторская степень (несомненно, талант!) и уход из правительства Ельцина в октябре 1993 года (несомненно, проявление честности!). Но в 1995 все внимание было сконцентрировано на генерале Лебеде, который стал лицом блока и соответствовал ожиданиям избирателей, которые мечтали о сильной фигуре «русского Де Голля». Глазьев почти терялся за фигурами Лебедя, Скокова и Рогозина. Тем не менее, тогда Рогозин пропустил его вперед – в первую тройку избирательного списка, а сам ушел в тень. Казалось, что Глазьев должен привлечь голоса интеллигенции. Но вышло все совсем не так.
Один эпизод избирательной кампании на излете 1995 года стал для меня своеобразным тестом, перекрывающим по значимости все внешние достоинства Сергея Юрьевича. Эпизод этот связан с думской солидарностью, проявленной Глазьевым по отношению к своему коллеге – вечному депутату Павлу Медведеву, в послужном списке которого более всего заметны были теснейшее сотрудничество с разорителем российской экономики Егором Гайдаром и вечная «работа над законодательством» в области банковского дела, пик которой приходится как раз на период краха финансовых пирамид. Так вот, именно этого человека Глазьев поддержал на выборах в Думу-1995. И не просто поддержал, а высказал свою поддержку в письменном виде – в форме гневного заявления, направленного против соратника по избирательному объединению КРО Сергея Пыхтина, который был одним из основателей этой организации. И в последующем, наше постоянное сотрудничество с Сергеем Петровичем в Конгрессе русских общин не позволяло мне забыть этого эпизода.
Все дело в том, что Пыхтин оказался конкурентом Медведева в московском избирательном округе и позволил себе ехидно проанализировать итоги деятельности «вечного депутата», показав его некомпетентность и полную глухоту к интересам избирателей. Ответный ход Медведева был предпринят силами Глазьева, ударившего по своим. Медведев сходил к Глазьеву с жалобой, а Глазьев подмахнул заявление в поддержку невиданно цепкого депутата, которому суждено было попасть в Думу во все созывы вплоть до текущего (сформированного в 2007 году). Возможно, Глазьев не мог вырваться из пут, которыми был повязан, сотрудничая некоторое время с гайдаровской командой, органичной частью которой был и Медведев.
Тогда мне поведение Глазьева показалось постыдно-неприличным и запомнилось надолго. Даже после того, как я несколько раз столкнулся с Глазьевым на заседаниях Союза православных граждан и послушал его очень толковые рассуждения о национальных особенностях нашей экономики и ее конкурентных преимуществах, которые мы могли бы использовать (прежде всего, восстанавливая традиционную трудовую этику).
Второй эпизод, в котором Глазьев показал себя не с лучшей стороны, состоялся в 2000 году накануне президентских выборов. Тогда на многолюдной конференции Союза православных граждан (СПГ) Глазьев многословно убеждал присутствующих включиться в борьбу за победу коммуниста Геннадия Зюганова. Мне тогда предоставили слово как представителю «еще одного председателя думского комитета, который поддерживает тесные отношения с СПГ» (я был помощником Дмитрия Рогозина, председателя международного комитета Госдумы, а Глазьев – председателем Комитета по экономической политике, поставленным на этот пост КПРФ). Я в крайне резких тонах высказался на тот счет, что православным негоже агитировать или голосовать за нераскаянных большевиков, и если решение в поддержку Зюганова будет принято, ноги моей в СПГ не будет. Последующее обсуждение показало, что Зюганов в этой аудитории поддержки не дождется.
Два указанных эпизода запали мне в душу. И когда Дмитрий Рогозин, с которым меня связывают долгие годы политической борьбы и совместной работы, сказал, что на выборы мы пойдем вместе с Глазьевым, я поморщился и предостерег: «Очень ненадежный человек…». Впрочем, без Глазьева блок «Родина» не мог состояться, поскольку это у меня не было особенных иллюзий на счет Сергея Юрьевича, а у многих других, кто вошел в блок, такие иллюзии были. И у избирателей они были тоже. Кроме того, я полагал, что могу ошибаться, и неизвестные мне достоинства Глазьева перевешивают его частные недостатки, известные мне лишь в отдельных эпизодах. В конце концов, даже и весьма противный человек волей судьбы может сыграть позитивную роль. Такую роль, как я думал, Глазьев мог сыграть под надзором Рогозина и других весьма достойных людей, втянувшихся в блок.
Среди участников блока, а потом и во фракции «Родина», я мог быть только «рогозинцем». Глазьев стал мне ближе, но ярче высветились и его недостатки. Не только идеологические (он оставался «левым» и совершенно не мог принять риторики традиционалистов и националистов), но и деловые. Глазьев был именно ненадежен и практически не способен к коллективной работе и учету чужих мнений. Что не совпадало с его мнением, было заведомо неправильным. И даже если он не мог или не хотел сформировать своего мнения, чужие идеи и мысли виделись ему преждевременными или ненужными.
Достоинство блока в моих глазах состояло в том, что его списки содержали немало людей, чьи взгляды были нелиберальными и «нелевыми». Там было немало наших соратников по КРО, такие заметные фигуры в патриотическом движении как Александр Крутов, главный редактор журнала «Русский дом» (я сотрудничал с журналом с момента его возникновения), Николай Леонов, Наталья Нарочницкая, Николай Павлов. С этими людьми я был знаком давно, а с Дмитрием Рогозиным – еще с 1992 года, когда мы встретились на Конгрессе гражданских и патриотических сил. В его позициях у меня не было никаких сомнений, поскольку мы прошли путь десятилетней совместной работы.
При этих достоинствах я не верил, что победа блока возможна. Мне казалось, что власти не дадут нам дойти до избирателя, как они не позволяли это сделать КРО в 1995 и 1999 годах. К социологическим рейтингам и прогнозам я относился скептически. Даже когда за десяток дней до голосования я получил на руки данные опроса, давшие блоку 9%, решил, что это курьез. Я считал, что для нас огромной удачей будет даже 5,5% – преодоление установленного тогда барьера.
Первая «тройка» блока: Валентин Варенников, Сергей Глазьев, Дмитрий Рогозин
Сомнения в победе появились у меня при формировании и презентации блока. Крайне неприятным мне было подключение к блоку Партии Труда – левацкой организации. Она отпала в связи с внутренним конфликтом между руководителями и непомерными запросами на представительство в списке. Удачей было включение в блок партии «Народная воля», которая была мне идеологически близка. Разве что Сергей Бабурин представлялся мне для этой организации чересчур «розовым» (то есть, «левым»). Как и Глазьев, он был выращен в пробирке КПРФ, прежде имел с этой организацией самые тесные контакты, а во взглядах – очевидное наследие «общечеловеческой» идеологии. Основой блока оставалась Партия российских регионов (ПРР) Юрия Скокова. Третьим участников оказалась безвестная Социалистическая единая партия России (СЕПР), переданная с рук на руки Глазьеву от малоизвестного политика Алексея Подберезкина, который, правда, умудрился побывать даже кандидатом в президенты (о чем все уже забыли, но не забыл сам Подберезкин). Глазьев поставил во главе перекупленной партии свою соратницу Елену Мухину, а финансовая и организационная поддержка осуществлялась странной организаций «Спортивная Россия», которая в итоге практически ничего от выборов не получила – ее представители не участвовали в дебатах и депутатских мандатов не снискали. Таким образом, блок оказался крайне разнородным идеологически и рыхлым организационно. Трудно было представить, что «сборная солянка» когда-нибудь начнет работать слаженно.
Скепсиса подбавила презентация блока. Она была организована сумбурно. Случился смешной курьез. Участник ведущий тройки блока генерал Валентин Варенников, представляя других лидеров блока, назвал Сергея Юрьевича Глазьева ошибочным именем – Юрий Глазов. Зал, наполненный журналистами, хохотнул. Все решили, что годы берут свое, и генерал-армии, прославивший себя отказом от амнистии в процессе ГКЧП и оправдательным приговором по этому делу, вряд ли украсит избирательную кампанию. Впоследствии оказалось, что это ошибка. Варенников немало сделал для того, чтобы «Родина» не была заблокирована. Его здравомыслие и сохранившаяся в 80-летнем возрасте выправка вызывали уважение не только у ветеранов. Впоследствии все же Варенников так и не смог разобраться в сложной ситуации в «Родине» и, в конце концов, предпочел следовать рекомендациям, которые ему давали в Кремле.
Проблемы у блока начались сразу. Глазьев, выполняя задачу, поставленную перед ним в Кремле, готов был довериться бесстыдному политтехнологу-авангардисту Марату Гельману и выйти на выборы под эпатажно-пародийным именем «Товарищ». Сломали этот сценарий три фактора: последовательная и тонкая игра Дмитрия Рогозина, постепенно сделавшего блок из левацкого национально-патриотическим; присутствие Сергея Бабурина, в последний момент вошедшего в блок своей партией; и мои скромные усилия – прежде всего, постоянная демонстрация брезгливого неприятия гельмановских «товарищей». Последний фактор, конечно же, имел малое значение, но, как я надеюсь, добавил необходимый вклад в общее дело превращение «Товарища» в «Родину».
Фактически в блоке царило двоевластие. Высший Совет блока во главе с Юрием Скоковым обсуждал и принимал документы, которые избирательный штаб Гельмана в грош не ставил. Напротив, документы штаба в Высшем Совете встречали ожесточенную критику. Помню эпизод, когда Высший Совет принял мои возражения по концепции избирательной кампании, и я поехал в штаб, размещавшийся в гостинице «Аэрополис», доводить позицию ВС до сведения политтехнологов. Вступив в комнату, где за длинным столом сидела молодая поросль гельмановской политтусовки, и не произнеся еще ни слова, я ощутил направленный на меня заряд ненависти. В общих чертах я повторил то, что говорил на Высшем Совете. И тут началось! Самой мягкой фразой в мой адрес было: «А вы, вообще, кто?» Передо мной были самые настоящие бесы.
Вся избирательная кампания блока была соревнованием товарищей-глазьевцев и родинцев-рогозинцев, стремящихся склонить общий стиль и содержание предвыборной агитации в свою сторону. Глазьев, поглотив огромные финансы, поступавшие на 90% со стороны Рогозина, полностью провалил свою часть работы – не только по части реставрации «Товарища», но и по части чисто технической черновой работы. Перехватив у Рогозина, скептически относящегося к эффективности гельмановско-глазьевской «инфраструктуры», работу с регионами и всю наружную рекламу, включая выпуск печатной продукции, Глазьев не смог распорядиться своими полномочиями. Где-то сгнили миллионные тиражи газеты «Товарищ» и газеты «Родина», так и не дошедшие до избирателя. Зато кто-то запомнил кампанию «Родины» 2003 года как невероятную для себя поживу (ставка начальника управления в глазьевском штабе достигала 10 тыс. долларов в месяц, а полностью профинансированная смета оставила после выборов дефицит почти в полмиллиона долларов).
"Леваки" против "Родины" – Александр Гельман, Ольга Сагарева, Александр Дугин
Мне довелось просматривать материалы «товарищей», предназначенные для газеты. Они были ужасны. Прежде всего, полностью лишены какой-либо мобилизующей силы, которая побудила бы избирателей пойти голосовать за «Родину». Сторонники Рогозина попытались выправить ситуацию, но Глазьев не уступал ни запятой. Пришлось оставить это безнадежное дело. Споры по поводу запятых ни меня, ни других соратников Рогозина совершенно не интересовали.
Кампанию блока, в конце концов, вытянул Рогозин, обеспечивший всю телевизионную программу – от изготовления и проката роликов до удачно выбранной для дебатов антиолигархической позиции. Им же была обеспечена лояльность власти, давшей «Родине» шанс на победу и только в последние две недели начавшей «перекрывать кислород» – слишком уж бурно повышался рейтинг «Родины».
«Левый» вирус
Выстраивание второй «левой» колонны на выборах – давняя мечта кремлевских технологов, по-прежнему продолжающих воевать с коммунистами. За кулисами предвыборной борьбы была сформулирована задача расколоть КПРФ силами Глазьева и «технологическими» находками придворного PR-мастера Гельмана. Последний получил под эту задачу значительные средства и упорно добивался именования блока Глазьев-Рогозина не иначе как «Товарищ». Для этой цели тиражом в 12 млн. была выпущена одноименная газета и создан штаб, навязывающий себя блоку. Каким-то чудом (или тонкой игрой Рогозина) блоку было дано иное имя – «Родина», а Гельман был отодвинут от руководства штабом. Но «товарищеские» замашки продолжали доминировать среди нанятых блоком политтехнологов, которых менять было уже поздно.
В основе раскольнического проекта Кремля лежал застарелый стереотип размежевания «правый-левый», который, судя по социологическим данным, в российском обществе исчез за несколько лет до появления «Родины». Даже если бы Кремлю удавалось минимизировать присутствие КПРФ в Думе, это не решало ни одной проблемы – ни в политике, ни в экономике. Разве что весь демократизм парламента сводился к тому, чтобы только слабые и безвольные коммунисты голосовали против правительственных предложений. Ради подобного смехотворного результата кремлевские комбинаторы позднее растратили колоссальные силы, направив их, чтобы уничтожить «Родину».
Втрое возросший процент голосования «против всех» на региональных выборах и явка, не дотягивающая до 30%, – суровый показатель несостоятельности созданной постельцинистами политической системы. В тот период даже прямая агитация президента за своего протеже на пост губернатора Санкт-Петербурга Валентину Матвиенко дала последней в первом туре голосования лишь 14% голосов избирателей. И никакие победные реляции о том, что Матвиенко оказалась втрое популярнее своего соперника во втором туре голосования, не могли скрыть недоверия граждан к власти. При очевидной нелепости разыгрывания лево-правого противостояния, кремлевские политтехнологи продолжали прежнюю стратегию. Скорее всего, они не могли иначе обосновать расходы на свою деятельность в глазах финансирующего их работу начальства. Начальство другого языка не понимало.
Кремлевские бесенята склонны были имитировать серьезность «левого проекта», зная заведомо, что ничего путного из него не выйдет. Ведь борьба за «левые» голоса для блока Глазьева-Рогозина была заведомо бесперспективна. Весь «левый» ресурс за пределами КПРФ не превышал 2% от общего числа избирателей. Причем на этот ресурс претендовали практически все ведущие партии, а также виртуальная партия «против всех». Полагать, что блок Глазьева-Рогозина получит в этом секторе предпочтений преимущество, достаточное для победы на выборах, не было никаких оснований. «Товарищ» проваливался с гарантией. И мог послужить либо оправданием разыгранного в глазах публики снижения популярности коммунистов, либо громоотводом, если эта популярность не снизится. В Думе «товарищей» никто не желал и не предполагал увидеть.
Идея сильного социально ориентированного государства без привязки к «левой» доктрине, составляла ресурс до 20% голосов. Полагать, что блок отберет из них половину или даже треть, было совершенно нереально. Для этого пришлось бы иметь мощность агитационной машины, превосходящую мощность «партии власти». Единственная надежда зачерпнуть из этой части электората – сделать действительно яркую избирательную кампанию, в которой «левое» осталось бы лишь на втором плане, в социальных проектах блока, совпадающих с проектами КПРФ, оставленными там Глазьевым. Для этого надо было с «нелевой» энергией изобличать КПРФ в сговоре с олигархами и в имитациях борьбы за народные интересы. Но гельмановские технологи упорно твердили: ни слова против КПРФ! У меня было ощущение, что общаешься с двойными агентами.
Личный ресурс доверия у каждого из лидеров блока фиксировался на уровне 10-15%. Но этот ресурс отражал «потолок» рейтинга, достижимый лишь в случае, если симпатии избирателей оставят других известных политиков. Такой расчет был бы безосновательным. Кроме того, рейтинг доверия к Глазьеву рассчитывался в связи с его членством во фракции КПРФ. Окончательное размежевание с Зюгановым уронило этот рейтинг за счет разочарования сторонников коммунистов. Вернуть его к прежнему уровню могло только сотрудничество с другими членами блока, которое Глазьевым так никогда по достоинству и не было оценено.
Эти обстоятельства говорили о том, что «левая» линия в блоке, обгрызающая края электоратов Зюганова и Явлинского, давала, по самым оптимистическим оценкам, 3-4% голосов. Следовательно, для победы блока надо было рассчитывать на электоральный ресурс второй составляющей, «правой», представленной Рогозиным, Геращенко, Бабуриным и др. Состав блока, судя по лидерам второго плана, был явно «нелевый». В них не было ничего профсоюзно-социалистического. Соглашаясь на кремлевский проект, лидеры блока «Родина» рисковали подмочить репутацию, запачкавшись нелепой «левизной». Но «правая» (консервативная) линия в избирательной кампании реабилитировала их. Они могли говорить на своем политическом языке и привлекать голоса близких им по духу и взглядам избирателей.
Национально-консервативная составляющая блока имела значительно более перспективную позицию, претендуя на рыхлый и многочисленный электорат «Единой России» и сторонников президента. «Линия Рогозина» в блоке привлекла голоса тех, кто не захотел голосовать за «партию власти», но намерен был поддержать блок «Родина», различая в нем перспективную национальную идею. Репутация Рогозина как твердого государственника и соратника Путина (как спецпредставителя президента по Калининграду) сокращала «левый» потенциал блока, но резко повышала его электоральную привлекательность. В риторике и послужном списке Рогозина находились весьма привлекательные темы: защита соотечественников за рубежом (создание зарубежного избирательного круга), изменение внешнеполитических приоритетов (курс на воссоединение страны), защита прав русского большинства («будет хорошо русским – будет хорошо всем»), защита территориальной целостности России (Калининград, Курилы, Чечня) и др. Разработка этих тем, которыми Рогозин занимался не один год, и выдвижение конкретных инициатив давали богатые пропагандистские возможности. Внесение соответствующей проблематики в избирательную полемику обеспечило взрыв популярности блока, который приобрел черты совершенно нового политического проекта с долговременными перспективами. Он уже не делил электораты других избирательных объединений, а формировал свой электорат.
Две идеологически различные группы, составившие блок, пытались взаимодействовать, но за кулисами входили в достаточно жесткую конфронтацию. Доминирование «левого» фланга блока означало почти неминуемое поражение, усиление консервативного фланга давало надежды на победу. Конфликт между флангами, как оказалось, не так страшен, поскольку тематика выступлений лидеров редко перекрывалась, а некоторые противоречия в позициях для избирателя были малозаметны. Самая большая опасность «левизны» лежала в сфере политтехнологий. Заведомый провал группы Гельмана необходимо было нейтрализовать работой других групп. И это блестяще сделал Рогозин. Бесу прочно прищемили хвост.
Ревнивый Глазьев стоял на страже «левой» идеи, никак не желая впустить в идеологические документы блока национально-государственные идеи и русский национализм. Тем самым его участие в таких организациях, как Конгресс русских общин и Союз православных граждан, выглядело нелепо. Получалось, что проблема глазьевского фрагмента блока не в Гельмане, а в самом Глазьеве – в его мировоззрении и амбициях. Глазьев хотел быть «левым», а потому поначалу ко двору пришелся «троцкист» Гельман. Последний понимал «левизну» скорее в игровом, постмодернистском ключе, в виде этакого политического «стеба». Но это ему прощалось. Не прощен был Гельман за другое – за вторжение в сферу идеологии, где Глазьев считал себя непререкаемым авторитетом. Этот конфликт послужил на пользу «Родине». «Левый» фланг в штабе блока раскололся.
Еще один фактор, подрывавший перспективы блока, – попытка имитировать широкую коалицию, составив ее из малоизвестных и малосильных партий. Разбавление избирательного списка, стеснение себя коалиционными соглашениями и уступками союзникам, разношерстность и амбициозность лидеров микропартий – все это страшно мешало. Мелкие лидеры получили высокооплачиваемые посты в штабе блока и активно мешали работать, выдвигая собственные инициативы. Ставка на мелкопартийность вылилась в скандал, затеянный известным философским путаником Дугиным, обвинившим блок «Родина» в шовинизме. Его мало кто заметил. Но только потому что скандалы затерялись в хаосе безмерно расточительной деятельности штаба избирательной кампании.
С Александром Гельевичем Дугиным я познакомился буквально за несколько дней до того, как он счел возможным высказаться по мою душу в интервью какому-то информагентству. До того я читал некоторые дугинские книги и статьи, среди которых более ранние мне показались в определенной степени новаторскими – Дугин первым начал пересказывать некоторых европейских философов. Правда, оказалось, что это вольный пересказ. Когда эти философы были переведены на русский язык, а их книги появились в магазинах, писания Дугина и его пересказы мне стали неинтересны, поскольку превратно трактовали первоисточники. Кроме того, его более поздние интерпретации евразийства перешли рамки творческого поиска и превратились в чванливую фанаберию и самозванство. Все это уже было не новаторство, а наглость, которая в ряде случаев переходила в русофобию.
Самолюбование привело Дугина к тяжким страданиям, если задето его самолюбие. А раз оно задето, то дурь выражается в мстительности. В иных людях странно сочетается ум и глупость. В одних аспектах жизни человек проявляет способность к глубокомыслию, демонстрирует неординарность и интеллектуальные достоинства. В других же аспектах он оказывается настолько глуп, что свою некомпетентность, свои завиральные идеи не только не считает возможным скрывать, но смело выносит их на публику и получает репутацию дурака. Личный бес оглупляет исходно вполне умного и даже талантливого человека.
Мы были представлены друг другу у кабинета Дмитрия Рогозина, где Дугин ждал аудиенции, что само по себе его все больше раздражало. Случайный разговор коснулся перспектив блока Глазьева-Рогозина. Случайно же Дугин обронил фамилию Гельмана, которого Старая площадь навязала блоку в качестве менеджера. Не зная, что Дугин с Гельманом приятельствуют, я возьми да и скажи: «Я бы этого Гельмана проводил хорошим пинком под зад». Вижу, Дугина начинает корежить. Но сгоряча я еще прошелся по левацкой идеологии, которую также навязывают блоку вместе с пресловутым Гельманом. Дугин и вовсе скособочился, с жаром забормотал, что патриоты у нас проиграли все, а вот левоцентристы очень перспективны. На этой невнятной ноте мы и расстались – мне надо было бежать по делам.
Через несколько дней Дугин выступил с отповедью блоку Глазьева-Рогозина, объявив его фашистским, расистским и шовинистическим. Это была месть за то, что Дугина никуда не пригласили и в список блока не включили. А дальше была то ли месть, то ли просто примитивная дурь, высказанная по моему адресу. Дугин объявил, что в блоке есть некий «Савельев» (почему-то писалось именно так – в кавычках), который является переводчиком «Майн Кампф». В списках блока «Родина» фамилия Савельев встречалась не единожды. Но как было не отнести пассаж Дугина на свой счет после того, как я затронул его собрата по провокациям и его «левые» ценности!
Надо сказать, что между этими событиями, мне позвонил один из знакомых активистов партии «Евразия» и попросил помощи в том, чтобы довести до Рогозина решение руководящего органа партии о том, что Дугин ведет все переговоры по своей личной инициативе, а не от имени партии. Никаких соглашений с блоком партия подписывать не собиралась, Дугин занимался самодеятельностью.
После публикации дугинского измышления мне очень захотелось поблагодарить Александра Гельевича. Теперь в руководстве блока я стал заметной фигурой – именно на меня пало главное подозрение в недюжинных способностях к переводу. Подозрение, надо сказать, необидное – если б я узнал, что человек перевел «Майн Кампф», я бы его скорее зауважал: недурно знает немецкий язык. Но симптоматичное. Идею Дугина о фашизме в блоке позднее подхватил Чубайс. И тем способствовал росту популярности «Родины». Если Чубайс говорил, что в блоке засели фашисты, то избиратели понимали: за этот блок как раз и надо голосовать. Используя поглупевшего философа, в игру вступил крупный бес.
На старте избирательной кампании в блоке Глазьев-Рогозин доминировала «левая» линия. Глубокие реверансы в адрес КПРФ и даже раздел с компартией одномандатных округов, с одной стороны, служили тупиковому курсу на раскол «левых» сил, с другой – отталкивали от блока «нелевый» электорат, который только и мог обеспечить блоку «Родина» победу. Дальнейший успех состоял в том, что «товарищи» практически не появились на телеэкранах. Команда Рогозина, сам он в личном качестве сделали главное – «Родина» была воспринята избирателями как нечто «нелевое», а вполне разнообразное, интересное в своих образах, символах, персонах. Русский патриот поддержал «Родину» не ради «левого» Глазьева, а ради русских националистов, русских государственников, которых в списке блока было значительно больше, чем «левых». Других сил, которые хоть в какой-то мере отражали бы русские национальные интересы, в предвыборном раскладе не существовало.
Красные партизаны
Триумф блока «Родина», выбившего на выборах из Государственной Думы либеральные партии и сильно потеснившего коммунистов, не снял с повестки дня вопроса о кремлевских манипуляциях, попытках самых гнусных сил через этот блок извратить политический процесс, и без того профанированный «партией власти». Не случайным было появление в празднующем победу штабе «Родины» проходимца Марата Гельмана, который приставал с пьяным восторгом к лидерам блока и лез на глаза журналистам, чтобы через них зафиксировать свою причастность к победе и не дать хода информации, что из блока его давно вышибли. Победный триумф никому не хотелось портить и затевать «вынос тела». Поэтому, как бумеранг, Гельман вернулся и испачкал репутацию блока в момент, когда аналитики начали наперебой обсуждать «Родину» и ее успех.
На финише избирательной кампании кремлевская администрация испугалась блока «Родина» и попыталась организовать его блокаду. Было дано распоряжение вымарать «Родину» из информационных сообщений 1-го и 2-го телеканалов. Лидеры блока были сняты из итоговых еженедельных программ в последние выходные перед выборами. Зато там дали простор для Жириновского и Хакамады. Появление Глазьева, в эфире 3-го канала привело к отлучению от эфира ведущего информационной программы. На ведущего программы 4-го канала «К барьеру» оказывалось давление, чтобы не допустить дебатов Рогозин-Чубайс. В дебаты программы НТВ «Свобода слова» был возвращен Жириновский, ранее отставленный за драку и оскорбление лидеров блока «Родина».
Все эти меры были предприняты после того, как на стол кремлянам легли прогнозы ФАПСИ, согласно которым блок «Родина» по итогам выборов становился третьей силой, вытесняя с этой позиции «вторую партию власти» – ЛДПР. Кроме того, тревогу кремлян вызвало преобразование блока из левацкого (как планировали представить его публике в Кремле) в национально-патриотический. О выступлениях Рогозина, громившего либералов в программе «Свобода слова», президент обронил (как говорят): «Что-то уж больно круто он попер». И этого было достаточно, чтобы «Родину» начали давить. Придавить придавили, но недодавили – опоздали.
Примечательно, что аналогичные меры в отношении «Яблока», которое все время теряло рейтинг, были отменены, поскольку президент принял Явлинского по первому его требованию. Напротив, Рогозина президент не принял, несмотря на приближенный статус спецпредставителя. Таким образом, благосклонность президента в адрес «Родины», высказанная в частном порядке накануне избирательной гонки, так и не стала публичной. Путина больше беспокоило падение рейтинга «Яблока», которое явно оказалось ему ближе, чем избирателям.
Другим способом блокады было полное и тотальное закрытие всех каналов агитации для кандидата от «Родины» на пост мэра Москвы – предпринимателя и банкира Александра Лебедева. Лужков не дал ему возможностей, которыми сам пользовался широчайшим образом – прежде всего, блокировал размещение пропагандистских плакатов вдоль московских магистралей. Столичные газеты, привыкшие хвалить Лужкова, за все время кампании разместили чуть больше десятка программных материалов Лебедева, да и то – только в тех объемах, которые предоставлял закон. Фактически избирательная кампания в Москве была сорвана. Здесь «административный ресурс» властной группировки действовал еще жестче, чем на общероссийском уровне. Впрочем, федеральный уровень подыграл столичному – после вызова в Кремль Лебедев заявил о выходе из блока «Родина» в связи с несогласием с некоторыми экстремистскими высказываниями, будто бы допущенными одним из лидеров. Вызов в Кремль сломил стойкость Лебедева, который и без того подвергался давлению со стороны близких Чубайсу предпринимателей и политиков. Ведь капитализация возглавляемого им банка в значительной степени состояла из акций РАО ЕС, отданной на откуп команде Чубайса. Трудно было Александру Лебедеву противостоять партнерам по бизнесу, которые пока что дружески журили его за связь с национал-патриотами.
Позднее мне не раз пришлось беседовать с Александром Лебедевым на самые острые темы. Я видел перед собой умного, но слишком увлеченного своими идеями человека. Слишком отдающегося своим надеждам, что власти можно что-то доказать, убедить в очевидном. И разочарованного тем, что в течение ряда лет ничего из этого не вышло. Логично было бы искать иного приложения сил. Но «иное» состояло в том, чтобы провозгласить создание социал-демократической партии, разделить лидерство в ней с Горбачевым и возить его как экспонат по миру. Приверженность крупных предпринимателей к социалистическим идеям меня всегда удивляла (Лебедев, Бабаков, а ранее – даже опальный Ходорковский).
Против «Родины» действовали не только внешние силы, но и те, что были внедрены в ее избирательный штаб кремлевскими «технологами». Увы, зная об их присутствии и провокационной деятельности, лидеры блока так и не решились выгнать их взашей. Лишь упомянутый выше Гельман был отставлен от руководства вместе со своим агентством «Товарищ», чье название странным образом совпадало с названием, которое он навязывал блоку. Мягкость отношения к лицам, явно работающим на развал, была обусловлена опасностью ответных действий из Кремля, готового снять блок с выборов под любым предлогом, если тот попытается вырваться из-под контроля. Только очень тонкая игра позволила «Родине» не стать кремлевской марионеткой и не раздражать кремлян до той степени, чтобы лишиться права участвовать в выборах.
Показателен эпизод, когда кремлевские «партизаны» стали разыгрывать будто бы чисто умозрительный вариант снятия Александра Лебедева из кандидатов блока, где он числился под №1 в московской части избирательного списка. Эти люди явным образом продемонстрировали свою связь с командой Лужкова тем, что предлагали блоку настаивать на некоем социальном договоре блока с действующим мэром уже в период выборов. Это означало бы для блока явное предательство собственного кандидата на пост мэра. Мало того, создание московского штаба «Родины» было заблокировано, а на должность руководителя предложен человек, работавший на прошлых выборах с Лужковым – возглавлявший штаб «Отечества» по всему Центральному региону. Действия против Лебедева в собственном штабе Глазьев прямо назвал политической провокацией, но все ее участники остались на своих постах и продолжили действовать в прежнем духе.
Другой показательный эпизод высвечивает раскольнические действия Кремля, пытавшегося подстелить «Родину» под коммунистов, уже пошедших на сговор с бюрократией. Эпизод касался конфликта между тверским штабом «Родины» и «красным» губернатором Стародубцевым. Губернатор при плачевном состоянии хозяйства разбазарил бюджетные деньги, в чем и был публично изобличен нашими активистами. На блок сразу было оказано давление с целью оградить губернатора от критики. Высший Совет блока в данном случае проявил жесткость и на компромиссы не согласился. После этого «партизаны» решили больше не пытаться убедить Высший Совет, а действовать в обход – им удалось снять ряд начальников штабов в регионах, что серьезно сказалось на итоговом рейтинге блока.
Действия Кремля против блока начались с самого начала – с формирования списков. Увы, Глазьев принял эту установку Кремля за чистую монету, уверовав, что тамошние комбинаторы помогают ему создать союз народно-патриотических сил и обеспечить вступление в него КПРФ. Поэтому в округах выдвижение кандидатов «Родины» было поставлено в зависимость от выдвижения кандидатов КПРФ, которых ожидали под крылом Глазьева или среди давящих на руководство КПРФ с целью консолидации с «Родиной» во главе с Глазьевым. Подавляющее большинство таких кандидатов провалили выборы, не дав «Родине» попытаться провести своих одномандатников.
Накануне выборов: В.Геращенко, Д.Рогозин, С.Глазьев, Г.Шпак, О.Денисов, С.Шишкарев. Скоро каждый пойдет своим путем.
Наиболее постыдная ситуация сложилась в Рязани, где блок мог получить разветвленную инфраструктуру агитационной кампании, административную и финансовую поддержку. Плюс – целую систему контактов с крупнейшими оборонными предприятиями страны, соединенными через мемориальные мероприятия, посвященные уроженцу этих мест генеральному конструктору баллистических ракет В.Ф.Уткину, чье детище наши враги назвали «Сатана». В результате содействия местным коммунистам все договоренности были сорваны, в списки блока сторонники «Родины» не попали, по одномандатным округам в одном случае была сделана уступка КПРФ, в другом – весьма сомнительному персонажу, имеющему дурную репутацию у местного населения. Оба выборы провалили. Более того, использование коммунистическим кандидатом образа Глазьева в собственном ролике сильно подорвало доверие к «Родине» среди некоммунистических сторонников блока. В Рязани была полностью свернута работа штаба, а распространением материалов блока занимались энтузиасты, которым прокоммунистические интриганы, близкие к Глазьеву, ставили палки в колеса.
В снижении мощности блока серьезную роль сыграл ультиматум Кремля, откуда пришло прямое указание снять из списка блока таких-то и таких-то – преимущественно соратников С. Бабурина по «Народной воле», ставшей блокообразующей партией. Список блока облегчился на несколько десятков человек, по поводу которых кремляне объявили: либо вы их снимаете, либо мы найдем способ не зарегистрировать блок. Такого рода давлению трудно сопротивляться. Часть неугодных была снята юридическим управлением блока под надуманными поводами – мол, не так оформлены документы, не той формы справки и пр. Вместо организации помощи членам списка в оформлении документов, юруправление оказалось инструментом партизанских действий Кремля внутри блока.
Снятые из списков активисты были определены как национал-радикалы. Многие из них в свое время входили в состав РНЕ, имевшей стойкую репутацию фашистской организации, чему способствовали символика и ритуалы этой партии. Все эти люди без разбора были вписаны в блок Бабуриным, который потом долго возмущался проведенной чисткой и во всем обвинял Рогозина. В то же время, Рогозину не было никакого резона сражаться за людей, которых он не знал и которые ставили под вопрос само существование блока. Кроме того, именно требование кремлян обратило наше внимание на тот факт, что сторонников Бабурина на проходных местах в списках было невероятно много. В какой-то мере демарш Кремля уберег «Родину» от этого дисбаланса, который мог стать роковым в первые же месяцы существования фракции в Думе.
В духе провокаций действовали «спецы», подобранные М. Гельманом на всяческих политических помойках, вплоть до СПС. Их прямой задачей было превращение блока в левацкую партию без какой-либо национальной составляющей. Об этом говорит проект концепции избирательной кампании, разработанный этой группой к середине сентября и представлявший собой плохо скрываемую стратегию поражения. Авторы концепции продолжали упорствовать в том, что «Родина», якобы, должна конкурировать на выборах исключительно с КПРФ и чураться критики ЕР.
Концепцией прямо преследовались цели:
1. Предотвратить яркие выступления лидеров блока и свести их к скучным рассуждениям о социальной справедливости, которыми пробавляются все политики, а наименее дальновидные превращают в единственное содержание своей риторики («целесообразно сосредоточиться на развитии и социально ориентированных электоральных запросах»). «Родине» предлагалось делать политику вокруг миски с похлебкой и убеждать избирателя, что именно «Родина» накормит и напоит страждущих.
2. Не допустить разворачивания в свою сторону государственно-патриотического электората, оставляемого исключительно для «Единой России», («защититься от прямолинейной критики в национализме и разжигании национальной розни», поставить «границы для национально-патриотической риторики, для чрезмерного развития ее метафор и гипербол»).
3. Замкнуть электоральные перспективы на «облучение» исключительно ошметков избирателей КПРФ («Акцент на развитие социально ориентированной риторики (оператором которой традиционно является КПРФ и ее лидеры)»). При этом даже из опросов, проведенных штабом в летнее время, следовало, что это не расширяет, а сужает электоральную базу блока примерно в 8 раз.
4. Продолжить «клинить» мозги избирателям «плотным пересечением образа Глазьева и КПРФ».
Такого рода концепция фактически означала, что должна действовать прежняя ориентация блока, которая, наоборот, должна была быть отброшена вместе с прежним гельмановским названием «Товарищ». Ее авторы стремились сыграть на самолюбии Глазьева, заявляя, что его любимая идея о природной ренте тонет в «патриотическом гарнире». В качестве компенсации предлагалось обеспечить в информационном пространстве «отчетливые доминирующие позиции С. Глазьева» и не разыгрывать другие известные фигуры из списка блока. Реальный блок должен был подменяться клубом поклонников Глазьева. Это означало бы полный провал предвыборных дебатов в бесплатных эфирах, где лидеры блока не имели права участвовать, поскольку одновременно являлись кандидатами в депутаты, выдвинутыми по округам.
Не гнушались «партизаны» и откровенной глупостью в своих обоснованиях. Так, утверждалось, что «без левой риторики Ходорковский, к примеру, из олигарха превращается в национально ориентированного капиталиста». Как будто олигархов могут критиковать только «левые»! Гомерическим идиотизмом отдавало предложение о «Моральном кодексе Глазьева», который у населения тут же возбудил бы неприятные воспоминания о «моральном кодексе строителей коммунизма», а у молодежи – недоумения. Та же глубина идиотизма прослеживалась в предложении расписывать стены граффити «Вера. Надежда. Глазьев». Помимо явного для всех самозванства в этой триаде, она автоматически порождала бы насмешки: мол, в блоке есть пара проституток и их сутенер. (Примерно так в свое время реагировали в 1995 года на лозунг блока Станислава Говорухина «Лучше с нами!». Рядом с листовкой появлялось фривольное изображение дамы, убеждающей: «Лучше со мной!»)
Провал указанной концепции и принятие текста «Национальный мобилизационный проект», увы, ничего не изменили. Согласившись с новым текстом, Высший Совет блока в дальнейшем его никак не использовал и зачастую попадался в сети, расставленные «партизанами». Надо сказать, что это был главный недостаток Ю.Скокова как управленца – биться до последнего за верные, с его точки зрения, положения, изложенные на бумаге, а затем полагаться на добропорядочность исполнителей.
Успехи «красных партизан» начались еще в летние месяцы, когда была издана фантастически бездарная газета «Товарищ». Якобы 12-миллионным тиражом. В отдельных регионах эту газету даже не видели. Но никто и не подумал организовать обратную связь или проконтролировать выпуск и распространение издания. Большая часть денег, скорее всего, была просто украдена «партизанами». Позднее история повторилась – штабные «партизаны» так и не организовали обратной связи и контроля за тем, действительно ли печатная продукция распространяется или она просто свозится на свалки. Не исключено, что тиражи многократно завышались.
Вторая успешная операция этой команды – разбазаривание невероятной суммы на пиар-кампанию вокруг учредительной конференции блока. На краткие и весьма вредные телерепортажи ушло около полумиллиона долларов. По отчетам выходило, что громадные суммы были выплачены даже за остро критические материалы, даже за обязательные информсообщения. Старт избирательной кампании «Родины» не только не стал значимым событием, но продемонстрировал, что блок – нечто несерьезное. Интонация информационных сообщений, оплаченная спонсорами, оказала тягостное воздействие на них, и блок на целый месяц прекратил агитацию. Средства после столь невнятного старта и расхищения выделенных средств перестали поступать. Блок мог на этом и закончить избирательную кампанию. Если бы Рогозину не удалось создать параллельный избирательный штаб, который и вытянул все выборы.
Очевидная необходимость выгнать проходимцев-«партизан» из штаба натолкнулась на соображение о том, что надо дождаться сдачи подписей в ЦИК и регистрации блока. Иначе, мол, могут «подставить». Но и после регистрации штаб лишь несколько сократился численно и был снабжен «комиссарами», пытавшимися поставить деятельность «партизан» под контроль. В конце концов, это удалось только при использовании телеэфира – не были пропущены явно провальные варианты агитационных роликов и большую часть эфиров занял энергичный Рогозин и его соратники. В целом именно телеэфиры (прежде всего, на НТВ – «Свобода слова» и «К барьеру») обеспечили победную кампанию блока, даже несмотря на ряд сравнительно неудачных дебатов. В каждом случае удалось демонстрировать размежевание с силами, оплаченными олигархами.
В то же время за «партизанами» осталась вся региональная кампания и наглядная агитация. В результате была полностью провалена работа в регионах, появились отвратительные или «никакие» плакаты. Безобразная газета «Родина», выпущенная тиражом в 15 млн, была настолько гадкой, что второй выпуск пришлось забрать у «партизан» и передать редакции газеты «Время» под руководством Николая Павлова.
Относительно удачной операцией против «партизан» было недопущение к постановке задач блока Дугина, который уже мнил себя преемником вычищенного из штаба своего приятеля Гельмана и заявлял: «Одним словом, идеология блока Глазьева должна быть эклектичной, постмодернистской, активной, свежей, жесткой, агрессивной, оффенсивной (наступательной – А.С.), бурной, пассионарной. И самое главное – совершенно неожиданной. В первую очередь для него самого». Но как только стало ясно, что «партизана» не приглашают командовать, он разразился оскорбительными выпадами на своей пресс-конференции, где анонсировал тезисы своей позиции: «Разоблачение расистских и шовинистических тенденций в выборной кампании. “Россия для русских” – главный лозунг грядущих выборов. Безответственный националистический популизм партий вместо взвешенного предотвращения опасностей в переломный для России момент. Блок Глазьева – Бабурин, “РОС”, “Спас”, право-националистическая риторика – дешёвый ура-шовинизм вместо серьёзной идеологии. Денонсация блока Глазьева как шовинистического проекта». Основная причина последнего, как было сказано, «наличие в блоке расистов, антисемитов и членов РНЕ, а также некоего "Савельева", переводчика "Майн Кампф". К тому же блок, задуманный как корректный, лево-патриотический и антиолигархический, приобрел характер сброда всякого "псевдо-патриотического" мурла с явной шовинистической ориентацией» (интервью KMnews, 19.09.2003).
Присутствие кремлевских манипуляторов в этих словах и этой «партизанщине» очевидно, если проследить реакцию Кремля на 10-летнюю годовщину трагических событий октября 1993 года. Президент счел возможным полностью игнорировать эту тему, ставшую предметом обсуждения практически всех СМИ. При этом слово для оценки событий дали, прежде всего, сторонникам Ельцина. Делалось это иезуитским способом. Например, 1-й канал подмонтировал фразу Глазьева к выступлениям мятежников – Шахрая, Бурбулиса и Немцова. Когда Глазьев в какой-то момент сказал «мы», получилось, что он в одной компании с Шахраем. Единственная до конца честная информация прозвучала в передаче «Забытый полк» на НТВ (в двух сериях), после чего передачу ликвидировали, а ведущего уволили.
Несколько раньше «антифашистское» давление Кремля сказалось на судьбе любимой телепередачи русских людей – «Русского дома», руководитель которой А.Н.Крутов оказался в списках «Родины». Передачу закрыли и подменили фальшивкой с названием «Русский взгляд». (Впоследствии, с уходом юного музыковеда в политику – в руководство подкремлевской молодежью – передача как-то выправилась, но все же осталась в формате ток-шоу.)
Кремль тихо встал на сторону СПС в тот момент, когда Чубайс объявил «Родину» – нацистской, фашистской партией, главной угрозой российской демократии. Сначала Чубайс опубликовал в центральных газетах интервью на эту тему, а потом прямо высказался в дебатах с лидером «Родины» Д.Рогозиным в передаче «К барьеру». Прямая «антифашистская» атака состоялась одновременно с информационной блокадой «Родины», организованной Кремлем.
Свою «антифашистскую» кампанию затеяли и хозяева влиятельного журнала «Эксперт», также приписавшего «Родину» к нацистским образованиям – похлеще Жириновского, который получил определение «собаки», в то время как активисты «Родины» – «волки».
В последние дни перед выборами Чубайс оплатил массированную кампанию против «Родины» и Интернете, а также разместил в прессе ряд клеветнических материалов против Рогозина, которые повторяли лживые утверждения, озвученные Чубайсом и его соратниками в передаче «К барьеру».
Все это сопровождалось обострением внутренней «партизанщины» и странными поступками Глазьева. «Партизаны» обманным путем добились от него размещения в газете откровенно предательских статей. Публикация в «Завтра» выглядела так, будто Глазьев взял под защиту главного пропагандиста КПРФ А.Проханова, дезавуировав выигрышные результаты телевизионной дискуссии Рогозин-Проханов и объявив о новом наведении мостов с КПРФ.
Затем в «Московском комсомольце» без подписи появилась статья, написанная еще одним известным философом-путаником А.Миграняном, – «Блок Родина в стратегии Путина». Статья была снабжена указанием на оплату материала из избирательного фонда блока. Прежнее дистанцирование «Родины» от власти подменялось прямым указанием на ее сговор с Кремлем. Любопытно, что данная статья появилась именно в тот момент, когда Д.Рогозин и его заместитель по штабу С.Шишкарев были в отъезде. «Партизаны» использовали момент, чтобы пропихнуть и оплатить за счет блока статью именно в том виде, в котором она вышла.
«Родина» лишилась многих голосов «нелевого» электората не только за счет постоянных реверансов в адрес КПРФ. Русская тема была крайне невнятно артикулирована. Лишь Рогозин пытался обозначить ее, и тут же получил ярлык «националист». В то же время на поверхности лежала тема незаконной миграции и воссоединения исторической России. Их у Жириновского некому было перехватить.
Скудным оказалось обращение блока к консервативному крылу избирателей. Хотя и были некоторые попытки в теледебатах затронуть традиционные ценности, всерьез задействовать этот идейный ресурс так и не удалось. Более того, Глазьев даже допустил неосторожное высказывание в адрес православного радио «Радонеж», бросившего все силы в поддержку «Родины». Когда было предложено оплатить эфиры на этой студии хотя бы по самым минимальным ставкам, Сергей Юрьевич отрезал: «Они и так будут нас рекламировать». Мол, свои потерпят. И это на фоне невиданных гонораров для провокаторов и откровенных тунеядцев, действовавших в избирательном штабе.
После выборов Глазьев признал, что в «Родине» присутствуют не только «левые», но и «настоящие правые» – православные традиционалисты. Но в агитационной кампании блока это крыло проявило себя недостаточно.
В целом ситуация вокруг и внутри «Родины» свидетельствовала о том, что Кремль продолжал проводить антинациональную линию, пытаясь разрушить национальное движение и подменить его подконтрольными левацкими проектами. В то же время неуступчивость патриотического крыла «Родины» даже при минимальных возможностях для обнародования своей позиции дала консолидацию значительного числа избирателей. Неизвестный никому блок всего за ноябрь 2003 года превратился в реальную «третью силу». Это при задействовании против «Родины» всей мощи внутренней подрывной деятельности и внешнего давления!
Отверженная левизна
Чтение газет мне опротивело еще в начале 90-х. Изредка газетные статьи я все же читаю – по необходимости. Но вот журналистских книжек я никогда в руки не брал. Впервые – исключительно по необходимости – мне пришлось прочесть крайне занудную, изобилующую повторами и мелким самокопанием автора книгу Ольги Сагаревой «Это «Родина» моя». Пропустить книгу, в которой пишется о достаточно важных событиях, в которых поучаствовал ты сам и множество твоих друзей, было невозможно. Пришлось преодолевать в себе как отвращение к журналистскому стилю, так и к массе оскорбительных определений и всякого рода чуши, коими была набита книга Сагаревой. Правда, на этой помойке можно было найти случайные оговорки автора, вскрывающие неизвестные доселе мотивы деятельности тех или иных людей, так и случайные же проблески верных мыслей.
Читать пришлось не только потому, что «Родина» – существенная часть моей жизни, но и потому, что я не мог поверить, что человек, которого я толком не замечал во время избирательной кампании 2003 года, сумел написать о ней толстенную книгу. Ольга всего лишь несколько раз промелькнула в поле моего зрения в образе вздорного подростка, страдающего от собственного же характера. И вдруг – целый мемуар! Я бы, несмотря на свою склонность к беспрерывной писанине, на эту тему смог бы написать разве что небольшую брошюру.
Содержание книги с первых же страниц показало, что это претензия на сенсационное разоблачение «Родины», состряпанное на потребу группе, принимавшей самое живейшее участие в предвыборной работе «Родины» – «красным партизанам». Полагаю, что с достаточной достоверностью можно указать (и это подтверждает книга Сагаревой) на Марата Гельмана как на ключевую фигуру в этой группе, осуществлявшую связь между одной из «башен» Администрации Президента и «библейской» интеллигенцией с левацкими взглядами и неуемной жаждой наживы. Любимым полем деятельности такого рода людей с эпохи ельцинизма была, безусловно, политика. Поэтому странная фигура Ольги Сагаревой попала в исходный проект «Товарищ». Гельман привел в штаб человека, совершенно ничего не смыслящего ни в политике, ни в организации выборов. Сагаревой была определена роль чуть ли не главного «райтера», а потом и пресс-секретаря блока. Главным же тайным советником и попечителем Ольги стал один из бывших сотрудников АП Максим Мейер. Кроме того, референтными лицами для автора были такие милейшие персонажи современной истории как Чубайс и Гусинский.
Только ставкой интеллигентского «кубла» на заведомый провал «Родины» можно объяснить, что Ольга – со всеми своими чудовищными комплексами (которые так ярко высвечены в книге) – была внедрена в центр событий. Сагарева признается, что интересовалась лидерами блока только с одной целью: завести с кем-нибудь из них роман. И при этом (и во многом за счет этого) добиться карьерного успеха. Рогозин показался ей более подходящим для «интима», поскольку вокруг Глазьева уже толпилось множество услужливых женщин, а соратники Рогозина были практически все мужского пола. Сагарева решила, что тут будет меньше конкуренции. Но не взяла в толк, что подобные ей авантюристки уже попадались на пути рогозинцев, и были вычислены и изгнаны. На этот раз вместо изгнания была применена тактика «удушения в объятиях». И Сагарева купилась – решила, что никто не заметит, что ей ни выборы, ни победа на них вовсе не интересы. Она пыталась быть руководителем и влиять на ситуацию, а оказалась в итоге только ассистенткой – вполне безвредной и даже кое в чем достаточно полезной. Хотя бы в том, что иных «кротов», как казалось недоброжелателям Рогозина, уже нет смысла засылать, если этот так удачно пристроен.
Представим себе, куда могла бы устроиться на работу незамужняя дама 29 лет от роду, только что приехавшая из Америки после семилетней эмиграции. Да еще с двумя дочерьми, говорящими только по-английски, с больной спиной (оттого предпочитавшая работать лежа), с проблемами со зрением, категорически принявшая на себя образ Гавроша, с затруднениями говорящая и пишущая на русском языке (зато постоянно включающая в разговор американский и подростковый российский сленг)? Добавим к этому невиданные амбиции по части карьеры, привычки к весьма свободному рабочему графику и комфорту, необыкновенную легкость в переходе в разговоре с любой темы на тему секса, фамильярное обращение (непризнание русской традиции обращаться к старшим по имени и отчеству).
Сагарева признается, что у нее полностью отсутствовало представление о современной политике России. В то же время она не стеснялась давать рекомендации по любому поводу и настаивать на них с фантастическим упрямством, доходящим до истерики. И вот такому человеку Гельман сразу присваивает в штабе уникальный статус: «Никакие тексты никому вне штаба не отдаются и не передаются без Лёлиной визы». А потом навязывает ее Рогозину в качестве руководителя пресс-службы.
Почему вообще эта книга, призванная нарисовать образ лидера «Родины» Дмитрия Рогозина то как сексуального маньяка, то как сущего ребенка, появилась на свет? Ответ очевиден: это кому-то (мы знаем кому) выгодно. Цель спонсоров книги – высосать из пальца компромат против Рогозина. Если такового не удалось отыскать с той же легкостью, как это получается с другими политиками, то приходится соорудить вот такой «роман» с тривиальным, но душещипательным для домохозяек сюжетом: она его полюбила, а он оказался негодяем. Разумеется, свою роль тут сыграла и страсть Сагаревой снискать лавры околовластной стервы – как это удалось одной кремлевской потаскушке, также выпустившей книжку о своих похождениях среди важных персон. (Я не читал этот бред, но слышал про него от друзей.)
Возникает вопрос, как же могла проникнуть в штаб «Родины» Ольга Сагарева, своими личностными качествами способная серьезно помешать его работе, и относившаяся враждебно практически ко всему, что говорил Дмитрий Рогозин, с которым Сагаревой пришлось работать большую часть времени? Ответ на этот вопрос связан как со стратегией одной из кремлевских "башен", так и со способом противодействия ей со стороны Дмитрий Рогозина и его соратников. "Башня" внедряла в блок "Родна" разрушительный вирус, который всегда можно было "разморозить". Рогозин же нашел средство против этого вируса. Сагарева, не ведая того, стала вакциной против вируса, который сама же и принесла в избирательный блок.
Надо признаться, что штаб блока, размещенный в гостинице "Аэрополис" все время избирательной кампании, функционировал лишь для отвода глаз. Кремлевской "башне" казалось, что там все под контролем. И даже когда многие виды деятельности Рогозин и Глазьев просто забрали из штаба, "башенникам" чудилось, что они приставили к лидерам блока своих людей и все контролируют. Вероятно, они праздновали успех, когда Рогозин принял "близко к телу" мадам Сагареву и отдал ей на откуп важнейшую часть предвыборной работы. В действительности оказалось, что многие важные комбинации, к котором приходилось прибегать, чтобы иметь шансы на победу, Рогозин проводил в обход Сагаревой. И та просто бесилась от гнева, швыряя одежду оземь на глазах у изумленной публики. Не удалось Сагаревой решить и другую поставленную перед ней задачу – уложить своего шефа в постель. Рогозин, напротив, сильно расстроил девушку, так и не дав ей шанса ни осуществить свой замысел, ни понять, что замысел остается заведомо провальным. Рогозин просто переиграл внедренного "крота", заставив его работать в свою пользу и, не отпуская до поры до времени, поддерживая у него иллюзию возможности подорвать его репутацию или нанести существенный удар по "Родине".
Казалось, что успехом гельмановского "вируса" был набор в региональные структуры штаба людей совершенно неадекватных. Тем не менее, Рогозин сразу сделал ставку на самостоятельную работу со СМИ, а вовсе не с этой "подставой". Так же улизнул и Глазьев, всю кампанию проводивший работу в отдалении от штаба. Кремлевские комбинаторы просто обманули сами себя. Дав при этом слегка нажиться разномастной публике вроде автора ублюдочной книжонки "5000 значений слова х…", которому Гельман поручил делать газету "Товарищ". Такая публика, собственно, и составляла гельмановский кадровый резерв. Именно из этой среды появилась и Сагарева.
Нас не может не удовлетворять тот факт, что большинство ключевых решений (и даже событий) избирательной кампании "Родины" прошли мимо Ольги Сагаревой. Судя по ее книге, она так и осталась в неведении, что ее вычислили и обвели вокруг пальца. Пот крайней мере мое личное видение кампании "Родины" серьезно расходится с изложением "крота". Большая часть кампании осталась тайной для Ольги. А ее беспрерывные нашептывания на ухо Рогозину, шеф просто оставлял по большей части без внимания. Переманить его "из правых консерваторов в нормальные люди" (выражение Сагаревой) так и не удалось.
Что же осталось Сагаревой и ее заказчикам ввиду явного провала их планов? Постараться раскрыть некоторые "интимные" подробности избирательной кампании, дав всем ее участникам – прежде всего Рогозину – самые нелестные характеристики, составив таким образом подборку "ссылочного материала" для будущих и действующих политических врагов "Родины". Справочник для негодяя можно считать вполне состоявшимся.
Но есть у сочинения Сагаревой и другая сторона. Любопытным следствием книги является доступность очерка быта и нравов идеологических противников "Родины" и взглядов ее лидера. Гельман, Сагарева и прочие "носители левой идеи" оказываются на поверку весьма жадными до высоких гонораров, привыкшими к западным стандартам потребления (предоставленным им в свое время ельцинистами за счет разворовывания страны), страстно ненавидящими русские формы общежития и даже обычные для России нормы приличия. Сагарева пишет о России "эта страна", ненавидит красоту русских женщин, отвергает институт брака, всюду видит в мужских повадках "шовинизм" (сама то и дело мечтая "съездить в глаз"), считает религию исключительно "опиумом для народа".
Книга Сагаревой конечно же нанесла ущерб репутации "Родины" – прежде всего "бабьим" взглядом на политику, которая всегда и всюду является делом мужским, посильным только сильным женским натурам. Здесь же хныканье Сагаревой должно воздействовать на чисто бабью слабость любителей околополитической "клубнички". Ей удалось представить дело так, что тонкая игра Рогозина на ее "интимных" устремлениях (напомним, что это был своеобразный "интим" – он терял смысл без вполне определенных для Сагаревой политических и карьерных результатов), является чуть ли не чертой его характера. И тут снова противники Рогозина просчитались. В России для мужчины нет никакого позора в том, чтобы отвергнуть навязчивую дамочку. Особенно если она имеет столь карикатурный облик.
Труд Сагаревой оказался и саморазоблачительным для ее "интернациональной" среды. Он вскрыл всю изломанность натур из "кубла" заговорищиков против "Родины". У меня лично и без того пара мимолетных встреч с Гельманом вызывала только одно желание: макнуть его физиономией в салат, а лучше – в нужник. И не только потому, что мне претит серьга в ухе у мужика. Мне известны были его арт-выходки, воспроизводящие кровавые языческие культы и прямо оскорбляющие Россию. Теперь в лице Ольги Сагаревой – бесспорно несчастной в своих психических и физических немощах – можно видеть иной вариант того же типа ненавистников нашей страны.
Разоблачение состоялось и по части идеологии. "Люди искренне "левых" взглядов" оказались весьма алчными предпринимателями, рассматривающими политику как бизнес. Их правозащитная риторика сочетается, как оказалось, с привычкой к весьма затратному образу жизни и фантастически высоким зарплатам. Важным для них всюду и везде является, например, качество офисного кофе. О победе над бедностью в богатой стране они пишут скорее для красного словца – упражняясь в слоге, а вовсе не потому, что действительно хотят кому-то помочь жить достойно. Это профессионалы фарисейских текстов. К тому же любые проявления патриотизма обозначающие, по крайней мере для себя, как "фашизм" и "шовинизм".
"Родина" переварила и Гельмана, и Сагареву. И весь "левый" уклон.
Правда лидера
Пучок проблем, связанный с «подкопом» под «Родину» обусловлен президентскими выборами и противостоянием, возникшим в блоке в связи с различными точками зрения на участие в этих выборах. Что в выборах принимать участие необходимо, были согласны все члены Высшего Совета (ВС) блока. Решение об участии в президентских выборах было обусловлено необходимостью продлить активную фазу существования блока в избирательной кампании. Но как провести эту фазу – в открытом бою без шансов на победу или «непрямыми действиями» за счет использования энергии противника? В первом случае это была игра ва-банк, во втором – гарантированное наращивание потенциала и внедрение в структуры власти. Правильный выбор политического лидера ни в коем случае не мог предполагать риск потерять едва завоеванные позиции. Так думал Рогозин. Глазьев думал совершенно иначе. Бес так часто приговаривал ему «солги», что Сергею Юрьевичу не всегда удавалось устоять.
Глазьев и Рогозин: общая радость победы
Выбор позиции среди членов ВС зависел от их понимания того, что же представляет собой блок. Часть членов ВС сочла возможным рассматривать блок не как политический союз, а как группу поддержки Глазьева. Именно ему назначалась роль игрока ва-банк и право рисковать всем заработанным политическим капиталом. Раз Глазьев считался единоличным лидером, то именно ему приписывалась победа на парламентских выборах, и ему же предоставлялось право распоряжаться плодами этой победы. Когда же монополия такого рода была оспорена, ВС для Глазьева и его ближайшего окружения стал врагом, «нелегитимным органом». Раз так, то все коалиционные соглашения Глазьев считал для себя разорванными. Хотя при этом требовал соблюдения таковых от остальных членов ВС и его руководителей. Для такой «асимметрии» Глазьеву потребовался подлог.
Подлог состоял в том, что блок после выборов, якобы, юридически прекратил свое существование. В действительности, политические обязательства никто не требовал прекращать, а юридически от блока оставался полномочный орган – Высший Совет, которому полагались некоторые полномочия. Этот же орган вполне мог сохраняться и как политический. Всё зависело от политической воли. Во время выборов никому в голову не пришло бы утверждать, что партии, объединенные в блок, прекратят партнерские отношения, как только выборы закончатся. У Глазьева логика была другая. Он проявлял волю к разрушению блока и говорил, что Высший совет блока фактически исчерпал свою задачу.
Конечно, партии, объединившиеся в блок для участия в выборах, после выборов формально могут считать себя свободными. И тогда несложно найти юридические основания, чтобы считать, что блока нет. Но первичным является все же политический выбор. И он изначально не раз обозначался лидерами блока. Все исходили из того, что блок создан не только до окончания выборов. Считалось очевидным, что мы не собираемся распускать блок. Об этом говорили и избирателю. Но после выборов Глазьев решил, что полностью свободен от любых обязательств.
Такой разворот в позиции Глазьева обусловлен исключительно его личными качествами – нарциссизмом, заставляющим видеть то, чего не было, и не замечать то, что было. Глазьев не желал признавать, что по поводу президентских выборов ВС принимал только одно решение – о поддержке выдвижения Геращенко. И для «внешнего мира» это было единственное решение. Что касается внутреннего разногласия, то оно было обнародовано Глазьевым с целью поставить под сомнение полномочия ВС, которые в политическом плане считались бесспорными. Увы, многие Глазьеву поверили, и даже некоторые члены ВС, поддавшись его упрямству, начали повторять все то же: блока больше нет. Вывалив внутренние разногласия в публичную сферу, Глазьев обострил размежевание и создал миф о расколе в «Родине», которого на само деле не было. Не было бы и никаких подозрений на этот счет, если бы все участники блока исполняли решение ВС.
Самовольное выдвижение Глазьева кандидатом в президенты и действия его группы шли вразрез с решениями ВС и даже прямо против него (сначала против Геращенко, потом – против Рогозина, наконец, против нашего соратника по блоку генерала Шпака, выдвинувшегося в губернаторы Рязанской области). В особенности неприличным было создание параллельной «Родины», что стало уже прямым ударом по блоку. В дальнейшем положение усугубила ложь о том, что ВС, будто бы, поддержал выдвижение Глазьева, если Геращенко не зарегистрируют. Именно на основании этой лжи съезд бабуринской «Народной воли» принял сепаратное решение о поддержке Глазьева на президентских выборах. (Интересно, что при этом лидер «народовольцев» Бабурин продолжал декларировать свою позицию в поддержку Путина, а не Глазьева).
Сергей Глазьев
Запальчивость скандала, развязанного Глазьевым, затмила мозги многих членов ВС и избранных от «Родины» депутатов, которые как-то запамятовали, что ВС еще раз собирался и подтвердил свою позицию: решения о поддержке Глазьева на президентских выборах не было. Согласие было дано в неформальном и непроголосованном одобрении только по поводу того, что Глазьев снимет свою кандидатуру, если Геращенко будет зарегистрирован. Выдвижение Геращенко давало нам возможность вести контролируемую кампанию, и к этому мы были полностью готовы. Конечно, если бы Геращенко был зарегистрирован (а он был бы зарегистрирован, если бы не сепаратные действия глазьевцев), борьба против нас была бы нешуточная. Но это не была бы борьба на уничтожение. С авантюрой Глазьева мы потеряли очень много. Били по Глазьеву, а попадали по «Родине».
Да, мы не могли влиять на результаты работы Думы в условиях подавляющего численного перевеса «Единой России». Но у нас были иные возможности. Если бы «Родине» не была объявлена тотальная война, можно было бы работать с оппонентами на почве профессиональной – ведь не каждый «единоросс» настолько негодяй, чтобы не слышать доводов разума. Получилось, что Глазьев своей авантюрой вынудил власть опереться исключительно на думское большинство, заставил Кремль превратить это большинство в марионеточное – не слушающее никаких доводов оппозиции. Если бы «Родина» пошла на президентские выборы, повинуясь воле большинства руководства блока и принятому решению ВС, мы сохранили бы единство, не подставились бы под удары кремлевских технологов, сохранили бы каналы диалога с властью, закрытые после демаршей Глазьева весьма основательно. Мы имели бы куда больше возможностей для практической работы и выполнения обязательств перед избирателями.
«Проект Глазьева», реализованный на президентских выборах дал всего лишь 4,1% при ожидаемых 15-20%. Можно как угодно объяснять слабый результат, но стоит вспомнить, что он был предсказан. Этот результат подтвердил, что «Родина» и Глазьев не тождественны в глазах избирателей. Самостоятельный выход Глазьева на публику и объявление им о расколе блока отобрали у него большую часть голосов. Кроме того, избиратели «Родины» еще в декабре 2003 года на 70% поддерживали Путина как президента. Нелепо было выступать против собственных избирателей. Мы не могли идти против Путина, пока Путин не пошел против нас. Глазьев пошел. И нанес «Родине» колоссальный ущерб.
Мой голос не был решающим во всех этих конфликтах. Но я постоянно говорил: мы должны планировать победы, а не драки. И бережно относиться к единственной нашей победе за последние 10 лет – на выборах 2003 года. Ведь «Родина» стала костью в горле либеральной бюрократии, смешала карты врагам России. Понимание этого факта должно было привести нас к единству в той партии, которая вынесла на себе бремя первой победы – к единству в партии «Родина». Если Глазьев пошел отдельно от «Родины», и у него возникла своя «родина», мы должны считать, что это личное дело и личная проблема Глазьева. А дело Рогозина – партия «Родина», настоящая корпорация патриотов, готовых биться до общей победы, а не обслуживать капризы лидера (что пришлось бы делать, если бы большинство фракции «Родина» пошло за Глазьевым).
Глазьев как лидер не состоялся. Лидером «Родины» стал Рогозин.
Почти год «Родину» в Думе терзали сомнения: можно ли обойтись без Глазьева. Большинство поняло, что можно. И только отдельные депутаты победившего блока продолжали считать, что Глазьев – это организатор борьбы за народное дело, а другие участники блока – приспособленцы, намеренные действовать «в рамках дозволенного вышестоящими инстанциями». Здравые люди постепенно признали ошибочность такой трактовки событий.
Постепенно стало ясно, что Глазьев ценит в политике в основном себя и совершенно не может работать в команде. Рогозин кажется более осторожным? Да, так оно и было до поры до времени – пока «Родина» вставала на ноги. Осторожность была связана с тем, что Рогозин видел вокруг себя людей – своих соратников. Глазьев же оказывался более всего опасен не для власти, а для тех, кто доверился ему. Он не знал, как побеждать и как стремиться к победе. В его мышлении было много слепого догматизма, уравновешенного только отработанной методикой экономического анализа. Но ведь знать правду и уметь бороться за нее – вещи разные. Глазьев готов был свидетельствовать о правде, но бороться за нее не умел. Поэтому для олигархов он вовсе не был опасен. Ведь не к Глазьеву прицепился на предвыборных дебатах Чубайс, а к Рогозину! И потом целый год в прессе системно били именно Рогозина, а не Глазьева.
Дмитрий Рогозин
Внимательный политик, конечно же, заметил бы принципиальные различия в личностях Глазьева и Рогозина, чтобы не смущаться временной осторожностью последнего и правдивостью первого. Деятельность Рогозина в политике была рискованной всегда. Что касается Глазьева, то здесь все наоборот. Только эпизод 1993 года – с выходом из правительства – похож на рискованный. Но тогда мы все рисковали, а иные и под пулями оказались. И Рогозин тоже. КРО был внесен в «черный список» организаций, по которому планировались репрессии. А что потом? Глазьев присоединился к КРО в 1995 году на краткий период избирательной кампании, а потом побежал за Лебедем в ельцинский Совет Безопасности. Рогозин никуда не побежал и смог воссоздать порушенную организацию. Потом Глазьев прибился к власти – работал в Совете Федерации главным аналитиком. Рогозин был вне власти и победил на выборах как яркий оппозиционер только в 1997 году. В 1999 Рогозин тоже не прятался за спины других политиков и испытал горечь поражения КРО еще раз – после того, как путинское «Единство» «пропылесосило» электоральное пространство, не оставив Рогозину сколь-нибудь приличной доли голосов. А Глазьев прошел в Думу голосами коммунистов – в чужой избирательной кампании. Тогда же Рогозин занял пост председателя Комитета ГД по международным делам и реально начал воплощать программу патриотов, имея возможность влиять на власть. Глазьеву был передан Конгресс русских общин, с которым он обошелся крайне неприлично. Всё прежнее руководство было тихо отстранено от дел, все принятые ранее документы отброшены и оставлена только оболочка организации и статус лидера организации, который Глазьеву стал как-то скучен. И КРО прекратил свое существование. Рогозин вновь воссоздал КРО на исходе 2006 года, не сказав Глазьеву ни слова в упрек. Но Глазьев до съезда КРО в тот день так и не доехал, ничем не поддержал организацию, которую возглавлял немалый срок.
Не было бы у Глазьева никакого будущего, если бы не правда Рогозина – лидера, ценящего свою команду и работающего на победу, а не на свой образ правдолюбца. В какой-то мере Глазьев был интересен как политический деятель только благодаря Рогозину. Его индивидуальная миссия – умный аналитик, которого любят слушать домохозяйки. Всю политическую составляющую его судьбы обеспечил Рогозин. Вряд ли Глазьев это может осознать и признать. Он слишком погружен в личную прелесть.
Все можно было бы простить, если бы Глазьев не «забронзовел» от своей миссии в течение 2003 года и не забыл, кем и для чего она была организована. Ведь Глазьев, пока он был один, использовался властью исключительно как раскольник КПРФ. И только появление Рогозина изменило концепцию блока – он из «Товарища» стал «Родиной».