Вы здесь

Роберт Мальтус. Его жизнь и научная деятельность. Глава I (Н. В. Водовозов, 1895)

Глава I

Задача биографа Мальтуса не из особенно благодарных. Не то, чтобы жизнь и характер автора знаменитого «Опыта о народонаселении» не представляли никакого интереса для. современников, не то, чтобы наши сведения о нем были уж слишком скудны (хотя они действительно не отличаются большой полнотой), но дело в том, что трудно представить себе жизнь более однообразную и в такой степени лишенную движения и внешних событий, как та, которую вел Мальтус. Кабинетный ученый, священник и профессор, он с ранней молодости и до конца своих дней занимался одним и тем же: учился и учил других. Все его интересы, все помыслы и наслаждения сводились к этому главному пункту; единственными внешними вехами его внутренней жизни являются для нас его работы. Пусть же читатель не удивляется, что в книжке, посвященной биографии Мальтуса, он найдет сравнительно мало чисто биографического элемента и, наоборот, так много о его сочинениях. Иначе мы не сумели бы оценить по заслугам значение человека, творения которого принадлежат всему миру, а жизнь – небольшому кругу юных учеников и друзей.

О предках Мальтуса сведений не имеется. Известно только, что один из них, Франсис, а другие говорят Томас Мальтус, издал в 1629 году на французском и на английском языках сочинение: «Фейерверки, фортификация и арифметика». Это нам дает повод отметить в семье литературные традиции, поддержанные отцом Мальтуса и переданные сыну как бы по наследству. К характеристике отца и сводится в сущности все, что мы знаем о родителях Мальтуса. Что же касается матери, то о ней биографы хранят упорное молчание; она, по-видимому, рано умерла, не оказав на сына никакого заметного влияния. Скажем здесь кстати, что воспитание Мальтуса было вверено одним мужским рукам, влияние женского элемента не коснулось его ни в раннем детстве, ни позднее. Первым и главным воспитателем Мальтуса, сыгравшим немалую (хотя и довольно странную) роль в его жизни, был, без сомнения, его отец; на этой типичной, любопытной фигуре нам следует остановиться здесь немного дольше.

Даниель Мальтус родился в 1730 году. Свое образование он получил в Королевском колледже в Оксфорде, который оставил в 1747 году, не приобретя ни диплома, ни степеней. Это произошло не по недостатку средств, как полагали сначала иные биографы, потому что он был человеком состоятельным, и не вследствие его религиозного свободомыслия, потому что при матрикуляции он подписал требуемое заявление о своей принадлежности к государственной церкви, – причина этого лежала в том, что он совершенно не дорожил никакими внешними отличиями. Оставив университет, он не оставил дело своего образования; окруженный друзьями из литературного мира, Даниель Мальтус много читал, а затем и сам стал пробовать свои силы на литературном поприще. Как хорошему знатоку французской и немецкой литературы ему долгое время приписывался английский перевод «Поля и Виржини» и «Страданий молодого Вертера». Однако новейший биограф Мальтуса, Бонар, опровергает это и говорит, что он писал оригинальные статьи, имевшие большой успех в свое время, но неизвестные нам теперь вследствие их анонимности. Большой поклонник гуманной, освободительной философии XVIII века, Даниель Мальтус был лично знаком с некоторыми из своих знаменитых современников, в частности, с Юмом и Руссо; последний даже сделал его своим душеприказчиком.

Женившись, Мальтус-отец поселился в Суррейском графстве, близ Доркинга, где находилось его небольшое имение в местечке Рукери. Здесь и родился сначала старший его сын, Сайденгэм, а затем, 14 февраля 1766 года, младший, Томас Роберт, впоследствии автор «Опыта о народонаселении». Обстановка, в которой вырос мальчик, была вполне благоприятна для его развития. Он не знал бедности и лишений, но в то же время не был избалован и большим богатством; детство Роберта протекало в деревне, на лоне природы, в живописнейшей местности, в доме обыкновенного английского помещика средней руки. Окружающие любили отца Мальтуса как умного, любезного человека, составлявшего украшение прихода, но в то же время несколько эксцентричного, довольствовавшегося обществом детей и немногих знакомых. Все свое время Даниель Мальтус проводил или в своем кабинете за книгами, или занимаясь ботаникой и изучая природу. В длинные зимние вечера он любил сидеть у камина, мечтая о грядущих веках и о будущем счастье всего человечества. В доме тогда было тихо и чинно, всякий сидел за каким-нибудь делом, а с улицы доносились только шум ветра да однообразные крики грачей…

В таких условиях и при таком отце маленький Роберт должен был рано обнаружить наклонность к книжным занятиям и к размышлениям. Он не был, однако, ребенком тихим, лимфатическим, наклонным к сидячей жизни, какими обыкновенно бывали примерные, ученые дети. Напротив, обладая хорошим здоровьем и веселым открытым характером, Роберт любил общество и игры, в которых вместе с его братом участвовал иногда и отец. Последний предоставлял своим детям много свободы, и это вытекало у него из его общих философских и педагогических взглядов. Поклонник Руссо и всякой «естественности», насквозь проникнутый идеями «Эмиля», Даниель Мальтус полагал, что известного рода laissez faire – лучшая система воспитания. К обычному воспитанию в общественных заведениях он чувствовал большое недоверие, вынесенное им, вероятно, из собственного опыта, и потому старался дать сыновьям образование домашнее, сам направляя их занятия и удовлетворяя их умственную пытливость. Многое, однако, он предоставлял их самостоятельности, возлагая большие надежды на внешние условия и естественную любознательность детей.

В Роберте обнаружились скоро особенные способности. Тогда, не полагаясь на одни свои силы, отец решил поискать ему воспитателя. Он верил, что дети отличаются всеми теми достоинствами и недостатками, какие были свойственны их родителям в их годы, и потому, полагал, что для его сына всего полезнее будут те самые люди, которые оказали и на него в свое время хорошее влияние. Рассуждая таким образом, Мальтус-отец остановился на одном из своих старинных знакомых, мистере Ричарде Грэвсе, и в 1776 году отправил к нему своего младшего сына обучаться латинскому языку и хорошим манерам. Воспитатель десятилетнего Роберта, или Дон Роберто, как его здесь стали называть, был человеком старым, весьма образованным и автором «Духовного Дон Кихота», этой очень известной в свое время, но несколько грубой сатиры против религиозных распрей вообще и против двух английских теологов в частности. Не имея педагогического призвания, Грэвс не особенно много внимания уделял своим воспитанникам, которых у него было несколько, а потому не удивительно, что они занимались больше междоусобной бранью, нежели латинским языком; хорошие манеры при этом прививались тоже не очень усердно. Отец Мальтуса был не очень доволен педагогическими приемами своего старого друга, поэтому счел нужным взять сына от мистера Грэвса и передать его в другие руки.

Новым воспитателем Роберта был человек весьма замечательный и довольно известный в тогдашнем английском обществе: Жильберт Уэкфильд. Он принадлежал к числу тех непокорных священников, которые отказались принять «39 статей», формулировавших впервые при Елизавете основные догматы английской церкви. Примкнув к диссидентам, Уэкфильд сделался профессором в Варрингтонской академии, основанной для того, чтобы давать «либеральное образование» детям его единоверцев; сюда же посылали своих сыновей и те из верных господствующей церкви англичан, которые, подобно Даниелю Мальтусу, сами придерживаясь свободных взглядов в вопросах религии, желали и своих сыновей воспитывать в том же духе. Уэкфильд, однако, был очень далек от действительного религиозного свободомыслия; отвергнув «39 статей», он стал фанатиком диссидентства. Описывая своего учителя лет 20 спустя, Мальтус рисует его нам как человека стойкого и идеально честного, не способного идти ни на какие компромиссы и совершенно бескорыстного, в обществе скромного и любезного, но неумеренного и заносчивого в публичных диспутах религиозного характера. Неумеренностью и грубостью отличалась и его литературная полемика с Пэном, известным представителем английского рационализма, автором сочинений «Век разума» и «Права человека». Это не мешало Уэкфильду придерживаться очень правильных и трезвых взглядов на воспитание. «Величайшая услуга, которую может принести воспитатель молодому человеку, – говаривал он, – это научить его пользоваться своими собственными силами и вести к знанию постепенно, так, чтобы тот видел путь, которым он идет, и наслаждался сознанием своих способностей и своих успехов. Иначе могут выйти Только куклы и полузнайки».

Если детям умственно слабым и неспособным подобная система могла оказаться не по плечу, то Мальтусу она принесла много пользы. Его независимый и смелый ум, воспитанный деревенской свободой и бессистемными, случайными занятиями у мистера Грэвса, обогатился теперь при умелом содействии Уэкфильда значительным запасом знаний. Правду сказать, судьба удивительно благоприятствовала развитию мальчика. Сами по себе оба главных его воспитателя: Уэкфильд, сектант и религиозный фанатик, и Мальтус-отец, немного фантастический последователь французской философии, – не представляли собой примеров для подражания и были далеки от идеала спокойного, лишенного всякой предвзятости искания истины. Но кроме некоторого фанатизма, их сближало еще глубокое отвращение ко всякому духовному гнету над несозревшим умом их воспитанника. В этом отношении они избежали ошибки многих хороших, честных, но близоруких родителей, полагающих задачу воспитания не в том, чтобы только развить способности и дать познания ребенку, но чтобы еще и привить ему определенные убеждения и заставить смотреть на вещи известными глазами. Поэтому в то время как подобные эксперименты кончаются обыкновенно неудачно, или гибельно отзываясь на умственных силах воспитываемых, или поселяя раздор между ними и воспитателями, в данном случае получилось совершенно иное: юноша Роберт обогатился не сухим, мертвым знанием, но богатым материалом для собственных размышлений; он научился относиться критически ко всему окружающему и в то же время сохранил глубокое уважение к своим воспитателям, с которыми он уже тогда расходился в некоторых взглядах.

Из рук мистера Уэкфильда молодой Мальтус перешел в иезуитскую коллегию в Кембридже. Сказавшееся в этом шаге решение избрать духовную профессию биографы Мальтуса объясняют отчасти влиянием Уэкфильда, окончившего свое образование именно в этом заведении и устроившего в нем своего воспитанника, отчасти желанием самого юноши приобрести обеспеченное материальное положение, в котором Мальтус нуждался, потому что как младший сын он не наследовал в имуществе отца, перешедшем сполна его брату. Надо думать, что его решение сформировалось не без влияния и хорошей постановки преподавания в иезуитской коллегии. Поступив туда в 1785 году, Мальтус с жаром принимается за занятия. Подобно своему отцу, совершенно равнодушный к наградам и одобрениям учителей, он руководится только своею неутомимою жаждою занятия и своим особенным пристрастием в то время к языкам, к истории и к изящной, литературе; не ища их, он удостаивается, однако, наград за декламацию, за латинский и греческий языки. Но всего ярче обнаружились в коллегии математические способности Мальтуса, как об этом свидетельствует один из его преподавателей, Френд, автор политического трактата «Мир и союз».

Сдавая окончательные экзамены в коллегии, Мальтус предполагал предаться затем в течение двух-трех лет научным занятиям по им самим составленному плану. Он пишет об этом отцу, а тот, боясь увидеть в сыне свою собственную слабость к чересчур отвлеченным умозрениям, предостерегает его от увлечения математикой и абстрактными знаниями; он советует Роберту заняться прикладными науками, чтобы сделаться землемером, механиком или мореплавателем. Тот возражает на это, что прикладные науки от него не уйдут, а что в ближайшие два года он желал бы с позволения отца заняться «основными принципами»; впоследствии же он обещает быть скромным натуралистом и ознакомиться с «приложениями». Все его письмо проникнуто глубокой почтительностью к отцу, с которым вообще у него были прекрасные отношения, несмотря на приключавшиеся время от времени стычки по отдельным вопросам. Отец в эту пору описывает нам Роберта как приятного собеседника, человека симпатичного, великодушного и веселого. Возвращаясь на каникулы домой, он делался там любимцем всех окружающих и вносил утешение и радость в отшельническую жизнь старика Мальтуса.

После восьми-девятилетних вместо двухлетних, как он предполагал сначала, усиленных занятий, главным образом, гуманитарными науками и общественными вопросами, в 1797 году Мальтус получает степень магистра. В том же году он делается адъюнкт-профессором в коллегии, а затем занимает место священника около Альбёри. К этому времени относится и начало его литературной деятельности. Первым сочинением Мальтуса был политический трактат под названием «Кризис», заключавший в себе резкую критику действий стоявшего тогда у власти Питта; однако, по совету отца, памфлет этот остался в авторском портфеле. Здесь мы находим уже зачатки будущего учения о народонаселении или, вернее, зарождение основных положений «Опыта о народонаселении», решительный толчок к созданию которого дали сочинения Годвина и споры, возбужденные ими между отцом и сыном.

Вильям Годвин, писатель в свое время весьма известный и уважаемый, принадлежал, казалось, к одному поколению с Мальтусом-отцом, хотя и был на 25 лет его моложе, так они во многих отношениях были близки друг другу по духу. Подобно Даниелю Мальтусу, он был большим поклонником французской философии и великой революции. Подобно Даниелю Мальтусу, он верил в способность человеческой породы к безграничному совершенствованию и в наступление золотого века для всего человечества. Главное сочинение Годвина – «Политическая справедливость», – как видно и по самому заглавию, не имеет ничего общего с политической экономией.

Здесь автор развивает свои взгляды на государство, существование которого он считает несовместимым с благом отдельных граждан, и выставляет идеальный строй полного равенства и свободы. В других своих сочинениях Годвин подходит ближе к собственно экономическим вопросам; он обрушивается на частную собственность, в которой видит корень всяческого зла, укоряет экономистов за то, что они слишком мало внимания уделяют вопросам распределения, занимаясь почти исключительно одним производством, и высказывает то убеждение, что при свободном строе люди будут меньше трудиться и больше наслаждаться жизнью. Таким образом, он снова возвращается к политической реформе, которую считает первым необходимым шагом к более справедливому общественному строю.

Сочинения Годвина были весьма популярны в английском обществе; их много читали, критиковали и комментировали. Его идеи находили себе горячих приверженцев, к числу которых принадлежал, между прочим, и Мальтус-отец. Нет ничего удивительного, что, когда молодой Мальтус, получив степень магистра и место адъюнкт-профессора при коллегии, приехал в 1797 году в родительский дом на каникулы, между ним и его отцом стали возникать разговоры по поводу тех идей, которые были пущены в обращение Годвином. Даниель Мальтус их горячо отстаивал, а Роберт нападал, видя в них ни на чем не основанные, легкомысленные мечтания. Отец и сын как бы поменялись ролями: сын ядовито посмеивался над «незрелыми мечтами» отца, отец же мог упрекнуть своего сына в консерватизме и старчестве. Принципиальная, глубокая рознь между этими двумя действительно столь различными людьми была очевидной, и старику Мальтусу нужно было иметь терпение Иова, чтобы благодушно сносить, когда его сын с чисто юношеской запальчивостью бросал свои камешки в его огород. Но тут-то и сказалось все редкое благородство характера Мальтуса-отца, его глубокое уважение и полная терпимость к чужим убеждениям, как бы они ни расходились с его собственными. Бесконечные споры и коренные разногласия не испортили личных отношений сына с отцом: до самой смерти последнего (1800 г.) они не переставали любить и уважать друг друга.

Оспаривая взгляды Годвина и доказывая неосуществимость его системы полного равенства, Мальтус указывал главным образом на одну страсть человека, ниспровергающую, по его мнению, все идеальные построения: страсть эта – половое влечение, стремление к воспроизведению себе подобных. Чем лучше те материальные условия, в которых находится человек, тем сильнее проявляется в нем эта страсть, или, иначе говоря, где только материальные условия это позволяют, там сейчас же появляется на свет новый член общества. Таким образом, увеличивающееся население, создавая новые рты, постоянно и неизбежно понижает уровень благосостояния всего народа. Только нищета и преступления сдерживают рост населения на уровне имеющихся запасов пищи, при уничтожении же этих препятствий в идеальном строе Годвина должны тотчас же обнаружиться все бедствия перенаселения. Неразумно, значит, укорять правительство за нищету народных масс и неправильно видеть в политической реформе спасение от того зла, которое порождено неустранимыми законами природы. В поисках возражений против Годвина Мальтус, таким образом, впервые ясно сформулировал себе свой взгляд на вопрос о народонаселении, а сформулировав, решил его опубликовать во всеобщее сведение. Так возник «Опыт о законе народонаселения», создавший автору всемирную и неувядаемую славу.

Появившееся в 1798 году без имени автора первое издание «Опыта…» отличалось многими несовершенствами, однако не помешавшими ему иметь большой успех у публики. Написанное с полемическими целями и без достаточной специальной подготовки автора, сочинение Мальтуса было переполнено риторическими украшениями и в то же время нуждалось в фактическом обосновании; если, несмотря на все недостатки, оно произвело фурор при своем появлении, то это объяснялось, главным образом, двумя причинами. Во-первых, книга касалась жгучих вопросов минуты и, во-вторых, давала на них верный или неверный, но во всяком случае решительный и оригинальный ответ. Чтобы понять значение «Опыта о народонаселении», надо вспомнить эпоху, когда он появился. То был конец XVIII века, ознаменовавшегося в Англии многими великими изобретениями в области техники и механики, открытием залежей угля и железа на острове и необыкновенным развитием национальной промышленности. Непосредственным результатом этого последнего было разрушение старых экономических устоев, разрушение цехов и корпораций, дававших своим членам известное покровительство и обеспеченный заработок. Нужды новой промышленности потребовали отмены стеснительных предписаний законодательства, до того времени бравшего под свою защиту учеников и подмастерьев; те же нужды привлекли в промышленные центры массы рабочих рук, оторванных от земледелия или освободившихся вследствие упадка ремесел. Вслед за непродолжительной эпохой высокой заработной платы наступило противоположное движение падения цен на труд. К этому присоединился неурожай 1795 года; продукты первой необходимости подорожали в небывалых размерах, народ голодал и не скрывал своего неудовольствия, а в Лондоне толпы рабочих останавливали на улицах карету короля, крича: «Хлеба, дайте нам хлеба!» Общество было обеспокоено, ища выход из затруднительного положения. Питт предлагал реформу законов о бедных, другие говорили о невежестве простого народа, третьи предлагали устроить рабочие союзы, четвертые требовали субсидий семейным рабочим, некоторые, наконец, всю вину сваливали на свободу торговли. И вот в такое-то время всеобщего возбуждения умов появляется книга, устанавливающая порядок в хаосе противоречивых суждений и с полной твердостью указывающая на действительную причину всех бедствий. «Перенаселение» – это было новое слово, новый лозунг, за который многие сейчас же ухватились с тем большей радостью, что для иных он мог служить отличным оправданием их эгоизма. Не оказалось недостатка и в возражениях, подчас даже очень резких, но критика содействовала только тому, что «Опыт о народонаселении» получил сразу громадную известность.

Сам Мальтус, однако же, не почил на лаврах так неожиданно и так сравнительно легко доставшейся ему славы. Друзья указывали ему на недостатки его «Опыта», да он их и сам хорошо видел. Он сознавал, что только диалектически опроверг взгляды Годвина и что совершенно недостаточно подменить одни абстракции другими. Мальтусу было совершенно ясно, что его мысли нуждаются в доказательствах и в фактическом обосновании, поэтому он усердно занялся ближайшим изучением того вопроса, который ему приходилось решать в своем «Опыте…» сначала без достаточных знаний. Но положение вопроса о народонаселении в то время было таково, что Мальтус имел перед собою лишь самую бедную литературу и, главное, самое ограниченное количество точных, проверенных фактов. Статистики как науки тогда еще не было; приводившиеся главным образом немецкими учеными статистические данные отличались неполнотой и случайностью, причем ими пользовались тенденциозно и неумело. Мальтусу, когда он взялся за подробную разработку вопроса о народонаселении, приходилось самому и собирать факты, и обобщать их, и полагать основания научным статистическим исследованиям, и давать точные ответы на жгучие вопросы современности. Он скоро увидел себя вынужденным прибегнуть к путешествиям как к единственному возможному средству собрать недостающие сведения и собственными наблюдениями пополнить существующий пробел.

В 1799 году мы видим его путешествующим в компании с Оттером, впоследствии епископом и биографом Мальтуса, Кларком, известным английским путешественником, и другими по Германии, Швеции, Норвегии, Финляндии и отчасти по России, то есть по всем тем странам, которые были доступны для посещений иностранцев в то смутное время. Несколько лет спустя, после Амьенского мира, Мальтус посещает еще Францию и Швейцарию. По возвращении из первого путешествия он пишет и издает (анонимно) небольшой трактат о причинах дороговизны товаров; по возвращении же из второго путешествия он выпускает второе, переработанное и дополненное, издание «Опыта о народонаселении». Переработке подверглась как внешняя форма изложения, так и некоторые основные положения самого учения. По совету друзей и следуя указаниям критиков, Мальтус исключил из своей книги некоторые более резкие места и придал изложению более деловитый характер, пожертвовав многими риторическими украшениями: целый ряд новых глав, иллюстрирующих вопрос о народонаселении примерами тех стран, которые автор объехал при своих путешествиях, увеличил первоначальный размер его сочинения больше чем вдвое.

Главное изменение по существу состояло в том, что нищету и преступления он не считает теперь уже единственными препятствиями чрезмерному возрастанию народонаселения, но присовокупляет к ним нравственное воздержание или сознательный отказ от деторождения. Сообразно такому добавлению, являющемуся как бы уступкой Годвину, который тоже возлагал большие надежды на подавление разумом страстей, – и нарисованная Мальтусом картина будущего с его неизбежным злом перенаселения должна была утратить много в своей мрачности. К сожалению, такая важная поправка в учении нисколько не отразилась на конечных выводах автора и потому внесла некоторую дисгармонию в прежде столь стройное здание его системы; на это было тотчас указано его критиками, которых оказалось теперь больше и которые ко второму изданию отнеслись строже, чем к первому.

Через два года после выхода в свет второго издания «Опыта о народонаселении», то есть в 1805 году, Мальтус был назначен профессором истории и политической экономии в училище Ост-Индской компании, а незадолго перед тем, зная уже о своем назначении, он женился на некоей мисс Гарриет Экерзаль. Кто сколько-нибудь знаком с учением Мальтуса, тот знает, конечно, что он отнюдь не был противником брака вообще, а потому и в его женитьбе, состоявшейся, когда Мальтус получил определенное, обеспеченное положение в обществе, не усмотрит никакого противоречия с его учением. Но в том-то и дело, что противники Мальтуса не всегда находили нужным знакомиться с его «Опытом о народонаселении», и потому могли ставить ему в вину его брак, заключенный в действительности согласно всем выставленным им самим теоретическим требованиям. Французский экономист Шербюлье пошел еще дальше и приписал Мальтусу одиннадцать дочерей, в многолюдном обществе которых тот будто бы ходил в гости к своим знакомым (как это правдоподобно!). Кауцкий, скептически относящийся к апокрифическому рассказу Шербюлье, не упускает однако же случая сострить, что, по всей вероятности, дочери Мальтуса пали жертвой перенаселения. В действительности автор «Опыта о народонаселении» имел только троих детей, сына и двух дочерей, из которых одна умерла в раннем детстве, другая же жива, кажется, и до сих пор.

Учебное заведение, в котором Мальтус был назначен профессором и где он до самой своей смерти не только читал лекции, но и исполнял обязанности священника, основано было для того, чтобы давать образование молодым людям, посылаемым в Индию в качестве агентов компании. Ни подбор воспитанников, ни постановка образования в училище не могли считаться вполне удовлетворительными. Специальные цели заведения давали себя чувствовать и на общих предметах, которые преподавались применительно к обстоятельствам; так, например, при передаче начал политической экономии особенное внимание по требованию программы должно было быть обращаемо на «разъяснение политических и коммерческих отношений, существующих между Индией и Великобританией». Что же касается воспитанников, то они отличались несколько буйным характером, и потому драки в училище были не в редкость. Видимо, дело не обходилось и без рукопашных схваток с профессорами, потому что один из них пишет следующее при вести о назначении в училище нового преподавателя: «Его положение здесь будет очень хорошо, если не считать побоев и контузий. Но он может требовать себе вознаграждения за убытки или ежегодной пенсии, если побои студентов сделают его неспособным к продолжению занятий. Не будет ли полезно советовать профессорам изучать употребление пращи – balearis-habena? Это бы доставило им большое преимущество перед студентами».

Сам Мальтус, однако, не только не выражает никакого неудовольствия на училище, но даже берет его под свою защиту, ввиду усиленных нападок. Он жалуется только на одно – на крайнюю зависимость, в которую профессора поставлены от директоров; буйство студентов он считает явлением вполне устранимым, если профессорам будет предоставлена дисциплинарная власть. Что касается конкретно его предмета, то он вполне доволен успехами учеников и, судя по своему опыту, полагает возможным сделать преподавание политической экономии настолько популярным и доступным, чтобы ее можно было ввести в курс народных училищ. Впрочем, по свидетельству его биографа, Бонара, лекции Мальтуса хотя и приближались по своему стилю скорее к первому, чем к последующим изданиям его «Опыта…», однако благодаря некоторой своей сухости не могли очаровывать слушателей, тем более, что Мальтус обладал весьма крупным для оратора недостатком (заячьей губой), делавшим его произношение не особенно внятным.

Но, как уже мы сказали, сам Мальтус вполне доволен своим положением. Почти полных 30 лет его учительства проходят в невозмутимом покое, среди живописной деревенской обстановки (училище помещалось за городом) и непрерывных научных занятий. Жизнь его за все это время отличается полным отсутствием внешних событий, но зато самой усиленной работой ума. Из фактов внешней жизни мы здесь отметим только посещение Мальтусом знаменитого Нью-Ланаркского предприятия Оуэна, да его участие сначала в Королевском научном обществе, а затем, вместе с Джеймсом Миплем, Гротом и Рикардо – в основанном Туком экономическом клубе. Здесь кстати будет отметить многолетнюю (с 1810 по 1834 год) дружбу Мальтуса с Рикардо, – дружбу, основанную на общности их научных занятий и не страдавшую нисколько от их теоретических разногласий. Результатом ее является изданная Бонаром обширная переписка, в которой мы находим много любопытного материала для характеристики экономических взглядов обоих друзей, но ничего такого, что бы нам рисовало их личные отношения, характеры и образ жизни. Дружба Рикардо с Мальтусом была чисто абстрактного свойства, напоминавшая собою сочинения первого.

За все это время литературная деятельность Мальтуса отличается большой продуктивностью. С 1805 года он издает один за другим несколько новых изданий своего «Опыта…», каждый раз дополняя, переделывая и полемизируя в приложениях со своими противниками. В 1814–1815 годах он пишет «Замечания на хлебные законы», особое «мнение» по вопросу об ограничении ввоза, и весьма важное сочинение «Природа и возрастание ренты». 1820 год отмечен крупной теоретической работой Мальтуса – «Политическая экономия», к которой через два года он присовокупляет трактат «Мерило ценности». Мы опускаем несколько мелких статей, чтобы отметить и до сих пор сохранивший свое значение труд «Определения экономических понятий». Приготовляя ко второму изданию свою «Политическую экономию», в самом разгаре работы, 29 декабря 1834 года, Мальтус неожиданно умер.

На автора «Опыта о народонаселении» так часто возводят упреки в безнравственности и жестокости, его учение и до сих пор так охотно обсуждается с чисто нравственной точки зрения, что мы считаем не лишним привести несколько свидетельств, рисующих характер и нравственную личность Мальтуса, предоставляя себе впоследствии произвести оценку и самого его учения. Первое, что здесь следует отметить, – это полное бескорыстие Мальтуса. Он сознательно уклонился от высокой духовной карьеры, которая могла бы дать ему и деньги и почет, и удовольствовался скромной ролью учителя во второразрядном учебном заведении, 30 лет занимая одно место и не ища никаких повышений. Говорят, будто его «Опыт…» имел в виду не интересы науки, а интересы партии, которой Мальтус желал дать своей книгой оружие в руки. Это неверно. По своим убеждениям причисляемый к вигам (либералам), Мальтус в действительности стоял совершенно в стороне от политических партий. Он ничем не выражает своего удовольствия, когда партия вигов торжествует и оказывается у власти, он не предпринимает ничего, что его могло бы сделать влиятельным человеком в политическом мире. Таким образом, его «Опыт…» надо рассматривать совершенно объективно, как в общем совершенно объективно, в интересах истины он и писался Мальтусом. Мы не хотим этим сказать, что в своей «Политической экономии» Мальтус не проявлял никакой тенденциозности и что его идеи не послужили оружием в руках буржуазных защитников существующего экономического порядка. Но это еще не делает автора «Опыта…» человеком в полном смысле партийным и в сущности нисколько не отличает его от всех современных ему экономистов: Рикардо, Сэя и других.

Незлобивость, невозмутимость и полное душевное равновесие – вот что составляет истинную основу характера Мальтуса. Мисс Гарриет Мартино, хорошо знавшая его в последние годы, пишет о нем следующее: «Человека более простодушного, добродетельного и благожелательного, чем Мальтус, нельзя было найти во всей Англии». Несмотря на то, что он подвергался в литературе совершенно необузданным нападкам, «я видела в нем одного из самых веселых и невозмутимых людей в обществе. Я однажды спросила Мальтуса, разве он не страдал в душе от клевет, которыми его преследовали? „Только в самом начале“, – сказал он мне. „Я удивляюсь, что это не заставляет вас быть каждую минуту настороже“. – „После первых двух недель – никогда“, – был ответ». Такими же чертами, хоть и в несколько приподнятом тоне, рисует Мальтуса его товарищ по путешествиям Оттер: «Его жизнь была более чем чья-либо другая постоянным проявлением просвещенного благоволения, довольства и мира; он представлял собою тип чистейшего и лучшего философа, просветленного христианскими чувствами и проникнутого христианским милосердием. Характер его был так спокоен и кроток, его терпимость к другим была так широка и так возвышенна, его желания так умерены и его власть над своими страстями так велика, что автор настоящей статьи, знавший его самым близким образом около 50 лет, редко когда его видел взволнованным и положительно никогда не видел разгневанным, надменным или унылым». Мелкой обидчивости, тщеславия и самомнения Мальтус был совершенно лишен.

«Он был очень чувствителен, – говорит его французский биограф Шарль Конт, – к одобрению людей просвещенных и умных; он придавал большую цену общественному мнению; но незаслуженные оскорбления не волновали его, настолько он был убежден в правоте своих взглядов и в чистоте своих намерений». Оттер, мисс Мартино, Сидней Смит, Гарнер, все люди, знавшие Мальтуса, отзываются о нем единогласно в духе глубокого уважения и почтительности. Особенно замечателен отзыв мистера Макинтоша: «Я знал немного Смита, хорошо Рикардо и близко Мальтуса. Мне кажется, кое-что значит, что эти три величайших мастера были вместе с тем и тремя лучшими людьми, которых только я знал».

Мы полагаем, что не сумеем лучше закончить биографию Мальтуса, как воспроизведя целиком следующую трогательную, полную глубокого чувства и справедливой благодарности надпись, сделанную его друзьями на его могильной плите:

ПАМЯТИ ТОМАСА РОБЕРТА МАЛЬТУСА,

хорошо известного всему образованному миру своими прекрасными трудами по социальным вопросам политической экономии, и в особенности своим «Опытом о народонаселении»; одного из лучших людей и честнейших философов всех времен и народов, природными достоинствами своего ума поднявшегося выше кривотолков невежд и презрения людей великих; он прожил счастливую и невозмутимую жизнь, посвященную исканию и распространению истины, поддерживаемый глубоким и крепким сознанием пользы своих трудов, довольствуясь одобрением людей хороших и мудрых. Его писания будут прочным свидетельством широты и справедливости его взглядов. Неоспоримая честность его убеждений, его природная справедливость и чистота, привлекательность его характера, учтивость его манер, нежность сердца, благосклонность и благочестие – оставили самую дорогую память о нем у его семьи и друзей.