7. «400 миллионов»
Это была такая же борьба: народная война в Испании против агрессора и народная война в Китае против Японии.
В январе 1938 года Капа согласился участвовать в съемках документального фильма «400 миллионов», которые должны были происходить в Китае. Его задача заключалась в том, чтобы делать фотографии и выступать в роли помощника кинооператора. Предстояло работать на страшной жаре в разгар японо-китайской войны, которая уже унесла более миллиона жизней. Съемочная группа состояла из Йориса Ивенса в качестве режиссера и Джона Фернхаута в качестве оператора – с ними Капа подружился в Испании. У Ивенса была личная причина взять Капу в Китай для работы над фильмом: он полагал, что Капа женился на Герде, и чувствовал себя «обязанным загрузить [Капу] работой, чтобы вывести его» из состояния неизбывного горя[126].
Кинофильм «400 миллионов» был еще более амбициозным проектом, чем пропагандистская лента «Испанская земля». Ивенс хотел показать, как Объединенный фронт, то есть союз между коммунистами и националистами Чан Кайши, успешно борется с отвратительным японским империализмом. Проект был также намного опаснее предыдущего. В качестве меры предосторожности Ивенс даже договорился с сопродюсером картины о том, как нужно интерпретировать условные сообщения из Китая. Например, слова «Джон серьезно заболел» следовало понимать как «Вывезите нас из этой страны как можно быстрее».
Капа и Фернхаут должны были встретиться с Ивенсом в Гонконге и потом вместе двинуться в глубь Китая. Их путешествие началось в Марселе 21 января 1938 года. Вместе с ними на борту французского лайнера «Арамис» оказались два молодых британских писателя, которые направлялись на Восточный фронт интернациональной борьбы с фашизмом; это были Уистен Хью Оден и Кристофер Ишервуд.
Ишервуд позже вспоминал, что Капа и Фернхаут были у пассажиров второго класса душой общества. Они постоянно кого-то подкалывали, за кем-то ухаживали, обзывали друг друга по-французски и сыпали плоскими шутками. «Капа – венгр, но он “пофранцузистее” иного француза; коренастый и смуглый, с грустными темными глазами комедианта… Фернхаут – высокий светловолосый молодой голландец, такой же дикий, как Капа, но чуть менее шумный»[127].
«Арамис» вошел в порт Гонконга 16 февраля. Отсюда Ивенс и его операторы вылетели в город Ханькоу, где находилась временная база правительства Чан Кайши. В Ханькоу через знакомых корреспондентов Капа узнал, что в последнее время вторгшиеся в Китай японские войска одержали заметные победы, но сильно растянулись по территории страны. Хотя многие на Западе предсказывали, что Китай станет второй Эфиопией, японцы оказались в сложном положении, и во многом это произошло благодаря коммунистам Мао Цзэдуна.
Через несколько дней после прибытия в Ханькоу Ивенс понял, что он, как говорится, откусил больше, чем может проглотить. Дело в том, что проект «400 миллионов» решила взять под свое крыло жена Чан Кайши, властная «мадам Чан», красивая и безжалостная фанатка газетного магната Генри Люса, которая получила образование в США. Как оказалось, только с ее разрешения Ивенс и его команда могли снимать войну против Японии. В течение шести недель после приезда она не выпускала кинематографистов из Ханькоу, да и в городе за ними повсюду следовали ее шпионы.
В своих мемуарах «Фотокамера и я» (The Camera and I. – New York: International, 1969) Ивенс вспоминал, что хотел рассказать о коммунистах Мао Цзэдуна, но «мадам» этого сделать не позволила. Это ведь националисты были настоящими героическими защитниками Китая, а не Мао и его армия. Это ведь «революционные элементы» похитили ее мужа и согласились освободить его лишь при условии, что он вступит в союз с коммунистами, чтобы более эффективно бороться с японским вторжением 1937 года.
Чтобы оплатить свою поездку в Китай, Капа согласился предоставлять журналу Life «спонтанные» фоторепортажи на разовой основе. Вскоре был представлен первый такой репортаж – несколько лестных фотографий «золотой пары Китая» для журнала синофила Люса, который откровенно поддерживал «героического» Чан Кайши. Если что и могло превзойти этот репортаж, так это еще более бесстыдный пропагандистский материал Стефана Лорана, опубликованный в британском журнале Picture Post 5 ноября 1938 года. «50-летний китайский главнокомандующий сделал фантастическую карьеру, – говорилось в этой статье. – Самый критикуемый человек в мире и его очаровательная супруга – это основа китайского сопротивления Японии». Капа несколько раз встречался с мадам Чан. Позже он рассказывал другу, что однажды, чтобы остаться трезвым, ему пришлось вылить несколько предложенных коктейлей в горшки с цветами. (Поговаривали, что мадам Чан Кайши, «строгая пуританка и протестантка-методистка», могла подать мартини со смертельным ядом.)
В 16 часов 16 марта Капа взял свои камеры и отправился работать над сюжетом для журнала Life под названием «Выступление китайских детей для новобранцев». На сцене, сооруженной на площади, лежали дети, изображающие спящих китайских солдат и местных крестьян. Внезапно на сцене появился еще один ребенок – он играл жестокого начальника, который бьет крестьян плеткой. Спектакль закончился тем, что китайские солдаты увели как японских захватчиков, так и богатых землевладельцев – двух врагов китайских масс. Этот пропагандистский спектакль (ничуть не более изысканный, чем фоторепортаж в журнале Life) был поставлен специально для солдат-новобранцев. Они сидели в грязи тут же, у сцены, одетые в такую тонкую форму, что ночью их пробирала дрожь.
Съемка фильма «400 миллионов» стала для всех ее участников печальным опытом. «Все шло из рук вон плохо, – вспоминала Эва Бешнё, которая позже вышла замуж за Фернхаута. – Джон [Фернхаут] рассказывал мне, что в группе возникли резкие противоречия. В действительности Капа на них не работал». «Величайшему военному фотографу в мире», как назвал его 3 декабря 1938 года журнал Picture Post, претило быть простым ассистентом. А когда он сосредоточился на съемке своих фотографий, то обнаружил, что прямо конкурирует с очень талантливым Уолтером Босхардом, бывшим фотографом Dephot, который тоже подписал контракт с журналом Life и присылал туда замечательные фоторепортажи.
В начале апреля команда Фернхаута наконец покинула Ханькоу и вместе с группой военных советников (и еще более крупной группой соглядатаев) отправилась на поезде на северо-восток, к Сюйчжоу, где проходила линия фронта. Это было нервное путешествие: японцы решили, что единственный способ взять, а затем удерживать обширные участки китайской территории состоит в том, чтобы контролировать железные дороги, а это означало постоянный надзор и возможность обстрела любых поездов[128].
В шесть часов утра 3 апреля Капа и его коллеги прибыли на станцию Сюйчжоу. На платформе они обнаружили четырех умирающих гражданских. «Ну что, все потихоньку двинулось, – позже писал Ивенс. – Мы прибыли вовремя. Китайская армия как раз окружала японцев под Тайэрчжуаном… Пока Капа фотографировал нашу группу, я подумал о том, что в этой войне за независимость возникла уникальная ситуация. Впервые в истории Китая все его армии объединились в одну…»[129]
4 апреля Капа через артиллерийские очки одного китайского стрелка осмотрел японские позиции, расположенные в четырех милях от них. Внезапно японцы начали обстреливать наблюдательный пост. Капа укрылся в старом амбаре. Позже, вечером, он в компании Ивенса и Фернхаута «хриплым заунывным голосом» пел песни венгерских степей. На следующий день Капа получил свой первый урок в качестве второго оператора. «Цензор, генерал Ту, приняв очень важный вид, не пропустил снятый крупным планом пистолет, – отметил Ивенс. – Абсурд! Это ведь немецкое оружие, сделанное в 1933 году и всем давно и хорошо известное». В этот же день Капа выучил свои первые китайские слова: «Бу яо кань» («Не смотри [в камеру]»).
В 6 утра 7 апреля, проснувшись, Капа узнал, что китайцы взяли Тайэрчжуан. Он рассвирепел. Генерал Ту не дал ему приблизиться к японским позициям, чтобы сфотографировать их, и в результате он пропустил первое поражение Японии на памяти живущих и первую победу китайцев в этой войне! Около полудня Капа присоединился к столь же разозленным Ивену и Фернхауту, и они в грузовике двинулись в захваченный населенный пункт. Когда они добрались до окраины, на горизонте появился японский самолет, который затем вышел прямо на них. Они укрылись за «маленьким песчаным могильным холмиком». «Мы вжались в землю лицами вниз, – записал Ивенс, – чтобы японский летчик не мог видеть наши лица – они хорошо заметны».
Стоявший неподалеку бронепоезд открылся огонь по самолету, тот еще немного покружил и ушел. В тот день Капа все-таки попал в село и обнаружил, что оно полностью разрушено. Когда Капа и Фернхаут начали съемку на одной из улиц, там внезапно закричала какая-то старуха: она подумала, что камера – это оружие. Другая старуха молча сидела в одиночестве «среди обломков досок и глины». «Это мой дом», – объяснила она.
Репортаж Капы, опубликованный в Life 23 мая, был кстати для Люса, ликовавшего от победы китайцев. «Победа сделала Тайэрчжуан самой известной деревней в Китае, – гласил текст над фотографиями солдат после падения города. – К названиям небольших городов, определивших поворотные моменты в истории, – Ватерлоо, Геттисберг, Верден – нужно добавить еще одно… На следующий день весь Китай праздновал великую победу. В день сражения прекрасный военный фотограф Роберт Капа, который стал свидетелем этой битвы, проявил свои пленки и отправил их самолетом-амфибией China Clipper в журнал Life». Таким образом, в Life заявили, что Капа снимал боевые действия в ночь на 6 апреля, хотя на самом деле он в это время крепко спал.
11 апреля группа выехала из города, чтобы снять на пленку раненого китайского крестьянина и его семью. Быстро темнело, поэтому они перешли на галоп, отчего кейсы с камерами подпрыгивали и били их по спинам. Да, они скакали верхом. «Это были крепкие коренастые лошадки, на которых армия Чингисхана завоевала всю Азию и часть Европы. Иногда в темноте мы теряли друг друга. Капа, скакавший галопом на полной скорости, внезапно вообразил, что он и есть Чингисхан, и стал кричать нам что-то воинственное. На самом деле с тыла он был больше похож на Санчо Пансу. Его приземистый силуэт комично подпрыгивал в седле, потому что “Чингисхан” сел на лошадь второй раз в жизни».
Следующим вечером расстроенный Капа и раздраженный Ивенс попытались понять, куда переместилась линия фронта. «Глубокой ночью мы услышали низкие звуки канонады где-то в предгорьях, – писал Ивенс. – Звук был такой, словно выбивают тяжелые одеяла; иногда такие звуки мерещатся в лихорадке. Затем мы услышали удары колокола, смешавшиеся с пулеметными очередями… и – долгая тишина. Затем рядом с нами через поле с молодым зеленым гаоляном цепочка тяжело пыхтевших солдат быстро протащила тяжелый пулемет. Но нам запретили идти с ними».
К большому возмущению мадам Чан и ее армии цензоров и шпионов, на Пасху Капа и его коллеги вернулись в Ханькоу. Ивенс и Фернхаут 29 апреля отправились на северо-запад Китая; Капа обещал двинуться туда через два дня. Но через несколько часов после того, как ушел поезд с корреспондентами, японцы начали массированную бомбардировку – так они отмечали день рождения императора Хирохито. Налет привел к более тысяче жертв среди гражданского населения, и среди пылающих улиц и разрушенных зданий Капа увидел столь же ужасные картины, как в Мадриде. Делая снимки, он снова сосредоточился на ужасах и терроре против гражданского населения. Вот отец с маленьким ребенком на руках бежит в убежище во время налета. Вот женщина прячет заплаканное лицо от фотоаппарата. Вот человек тщетно пытается потушить сильный огонь ударами вока.
Эта бомбежка уничтожила все остатки энтузиазма, с которым Капа отправлялся в китайское приключение. Вскоре он стал завсегдатаем бара Dump, в котором сплоченная группа западных корреспондентов, в том числе американские писатели Агнес Смедли и Эдгар Сноу, поглощали джин и дешевый виски. «Наши прежние ценности, казалось, исчезли, и мы потеряли отношение к материальным предметам, – вспоминала Смедли, – никто не знал, будет ли у нас завтра. Мы были как пассажиры на корабле, тонущем в бурном море, которые наконец обрели свою подлинную человеческую натуру… В напряженной атмосфере войны для нас по-новому зазвучали поэзия, песни, мы острили, и волшебное сияние озарило нашу дружбу»[130].
В начале июля Капа отстранился от марафона по поглощению всякого пойла в Dump и уехал снимать разлив Желтой реки (Хуанхэ), специально устроенный для того, чтобы остановить наступление японцев. Эффектные взрывы плотин действительно на несколько недель остановили японцев, но оставили после себя более двух миллионов бездомных китайцев. На фотографиях Капы видны промокшие крестьяне, которые отчаянно пытаются добраться до сухого места, тогда как их дома уносят потоки грязи. Капа вернулся в Ханькоу 4 июля и буквально через несколько часов после этого присоединился к Ивенсу и Фернхауту, чтобы сфотографировать заседание Высшего военного совета Чан Кайши. Прежде такие встречи всегда были закрыты для прессы, потому фотографии «Генералиссимуса», сделанные Капой, получили широкую известность.
19 июля японцы в первый раз обстреляли жилые районы Ханькоу. Пока Капа под яростным полуденным солнцем бродил по развалинам, пламя охватило весь город. В некоторых местах жар был настолько сильным, что кожа на лицах людей едва не лопалась. В воздухе кружился пепел, от домов остались только закопченные остовы…
В начале августа Ивенс и Фернхаут отправились в Нью-Йорк. В один из августовских дней, когда температура в полдень все еще превышала 38 градусов по Цельсию, Капа познакомился с самым, наверное, замечательным персонажем в истории китайско-американских отношений. Это был американский военный атташе в Китае Джозеф Стилуэлл по прозвищу Уксусный Джо. Прозвище было вполне заслуженным, ибо Стилуэлл, словно едкий уксус, быстро разъедал наивные западные представления о китайцах. Капа наткнулся на него в военном лагере у Наньчана, в 150 милях от Ханькоу, где американские и другие советники пытались оценить соотношение сил воюющих армий. Ситуация выглядела угрожающей, причем как для Стилуэлла, так и для Капы: японцы были в нескольких дневных переходах от Ханькоу.
Утром 7 сентября Капа присоединился к Стилуэллу, когда тот вместе с группой британских и французских военных атташе выехал на передовую. Стилуэлл отметил в своем дневнике, что Капа оказался «парнем что надо». Другая запись гласит: «Ехали ночью, с трудом, охрана сбилась с пути. Вьючный транспорт, кули, измученные, скрюченные, умирающие люди… Японский самолет обстрелял дорогу из пулемета с высоты 70 метров… Хлеб и сыр на завтрак, от Капы. Унылый, но держится… Жарко, как в аду»[131].
В Париже фотографии Капы увидели Дьёрдь Маркош и Сьюзи Маркиз. Маркиз поняла, что он жив, только когда пришла следующая порция фотографий. Маркош предположил, что Капа решил показать миру те ужасы, которые лишили его Герды. Фотографии были самыми страшными из всех, которые он видел: «Дети с раздутыми животами, беременные женщины в крови и грязи; китайцы, копающие себе могилы под надзором японских солдат; японские солдаты, отрабатывающие штыковые атаки на живых китайцах… Капа отправился на поиски смерти, – заключил он, – но не нашел ее. Во всяком случае, пока не нашел»[132].
Ожидая вместе с другими корреспондентами падения Ханькоу и гибели последних его защитников, Капа задумался о том, хочет ли он провести остаток жизни фотографом-фрилансером. В письме к своему другу коммунисту Питеру Кёстеру, с которым он встречался во время работы в Dephot, Капа затронул идею создания агентства из молодых фотографов, которые могли бы сами распоряжаться своими работами[133].
В конце сентября, когда Ханькоу еще не капитулировал, Капа отправился в Париж. За несколько дней до отъезда из Китая навсегда он сделал первые в мире фотографии войны в цвете, используя для этого 35-миллиметровую пленку Kodachrome. В номере Life от 17 октября целых две страницы были заняты фотографиями, свидетельствующими о последствиях очередного налета бомбардировщиков. «Трущобы Ханькоу, столицы отступающего правительства Китая, – гласит подпись, – после японской бомбардировки окрашены красным пламенем и черным дымом. Женщина-кули в синей юбке мрачно глядит на свой скарб, пока пылающий Ханькоу погружается в полуденную жару».
Японцы в конце концов взяли Ханькоу; это произошло 25 октября 1938 года. К тому времени Капа уже вернулся в Испанию, чтобы сделать самый душераздирающий репортаж в своей карьере, репортаж об окончательном поражении Республики.