Вы здесь

Рим и Карфаген. Мир тесен для двоих. 6. Рим становится морской державой (Г. М. Левицкий, 2017)

6. Рим становится морской державой

«…через 60 дней после того, как был срублен лес, флот из 160 кораблей стоял на якоре, так что казалось, будто не искусство людей, а дар богов превратил деревья в корабли».

(Луций Анней Флор. Эпитомы.)

Вслед за падением Акраганта большинство материковых городов перешло на сторону римлян – практически все сражения карфагенские военачальники проиграли. Только приморские города оставались подвластными африканским пришельцам. Таковы были итоги первых трех лет войны.

Тогда карфагеняне поменяли тактику; они перенесли боевые действия туда, где они властвовали безраздельно. В страхе перед карфагенским флотом приморские города Сицилии опять возвращались на сторону мощной морской державы.

Вот тут римляне пожалели, что вовремя не освоили кораблестроения и судоходства. Города, расположенные на побережье, своевременно получали помощь карфагенян морским путем и могли сражаться бесконечно. Одновременно семьдесят карфагенских кораблей опустошали побережье Италии, совершенно безнаказанно уничтожая римский торговый флот. Немногочисленные римские барки и триеры (судна, имевшие три ряда весел) не могли противостоять карфагенским пятипалубным кораблям. Война затягивалась, истощала силы римлян, и без флота не было никакой надежды удачно ее закончить.

Хуже было то, что римляне и понятия не имели, как строится приличное военное судно. «В это время на римлян в проливе напали карфагеняне, – сообщает Полибий. – Один палубный неприятельский корабль в порыве усердия бросился вперед, очутился на берегу и попал в руки римлян; по образцу его римляне и соорудили весь свой флот; так что, очевидно, не будь такого случая, они при своей неопытности не могли бы выполнить задуманное предприятие».

Грек Полибий явно недооценил римлян с их недюжинным запасом воли, неукротимой энергией, привычкой доводить начатое до конца. Нет! Римляне не могли не построить флот, коль от него зависела победа в войне; даже если бы им в руки не попал вражеский корабль. Народ-труженик верил в судьбу и случай, но свои победы зарабатывал потом и кровью.

Поражает быстрота, с которой Рим стал обладателем крупнейшего флота: «… через 60 дней после того, как был срублен лес, флот из 160 кораблей стоял на якоре, так что казалось, будто не искусство людей, а дар богов превратил деревья в корабли» (Флор).

Рим был хорошим учеником и не гнушался взять лучшее у врага. Они сделали корабли по точному подобию карфагенского. И все же, римляне не были бы сами собой, если б ограничились обычным копированием несчастной карфагенской пентеры (корабль с пятью рядами весел). Одно простое (как все гениальное) устройство расположилось на верхних палубах многих кораблей.

Пока шло строительство флота, на суше будущие гребцы сидели на скамьях и усердно махали веслами. Таким образом, одновременно были готовы и суда, и команды для них.


«Те, которые делают из истории сооружения римского флота какую-то волшебную сказку, впадают в заблуждение…, – таково мнение великого немецкого историка Теодора Моммзена. – Сооружение римского флота было ни чем иным, как великим национальным подвигом, который, благодаря гениальной изобретательности и энергии, как в замыслах, так и в их выполнении вывел отечество из такого положения, которое было еще более бедственным, чем это могло казаться на первый взгляд».


Морской дебют римлян начался с неудачи – впрочем, небольшой, учитывая масштабы войны и последующий успех.

Консул Гней Корнелий Сципион получил сведения, что жители Липарских островов решили изменить карфагенянам и перейти на сторону римлян. Консул-патриций с авангардом из семнадцати кораблей поспешил на помощь новоявленным союзникам. Римляне благополучно достигли Липары, ворвались в гавань и… были там заперты неожиданно появившимся карфагенским флотом.

Римляне, и без того неуверенно чувствовавшие себя в водной среде, «решили бежать на сушу» (Полибий). Береговая линия также оказалась занятой карфагенянами, и семнадцать кораблей с командами и консулом без боя сдались в плен карфагенскому флоту, который состоял всего из двадцати кораблей. Поступок уникальный для мужественных римлян. Настолько силен был страх перед морем, что оказались парализованными лучшие их качества.

Римляне не опустили руки после поражения Сципиона – неудачи делали этот народ только более упорным в достижении намеченных целей. В конце концов, потеряна лишь малая часть флота.

А вот карфагенян легкая победа заставила потерять бдительность. Спустя несколько дней они послали пятьдесят кораблей на поиски остального римского флота. Карфагенские корабли обогнули оконечность Италии и внезапно столкнулись с флотом противника, который шел в боевом порядке. Встреча оказалась безрадостной для хозяина Средиземного моря – карфагеняне потеряли большую часть кораблей, остальные едва успели бежать.

Эти два эпизода с новорожденным римским флотом были только разминкой. Основные силы воюющих держав еще не сталкивались лицом к лицу.

Римляне придавали большое значение своему детищу. После пленения Сципиона флот принял второй консул Гай Дуилий, до сих пор возглавлявший сухопутные войска. Он собрал все корабли в единый кулак и направился к мысу Милы на северном побережье Сицилии. Здесь римлян поджидал карфагенский флот в количестве 130 кораблей под командованием Ганнибала. (Не следует путать этого Ганнибала с героем 2-й Пунической войны. Карфагеняне не отличались большой фантазией в выборе имен, потому у них много Ганнибалов и тьма-тьмущая Гасдрубалов).


В морском бою побеждал тот, кто маневреннее, опытнее, быстроходнее; кто первым нападал, первым наносил удар. Карфагенский флот, имевший не одну сотню лет истории, укомплектованный прославленными мореходами, опытными лоцманами, превосходил римский по всем показателям. Великолепные карфагенские пентеры и триеры стремительно летели, словно коршуны на добычу. На головном пятипалубнике, когда-то принадлежавшем царю Пирру, шел командующий карфагенским флотом. А римское новорожденное дитя – тяжелое и неповоротливое, – казалось, смиренно ждало своей участи.


Дело в том, что римлянам из-за спешки пришлось строить корабли из непросушенной, как следует, древесины. Была еще одна причина, заметно отяжелившая римские пентеры. Количество легионеров на судне (не считая гребцов) доходило до 120 человек. На карфагенском же трехпалубном корабле находилось всего 10 воинов, а гребцов – 170. Экипаж пятипалубного пунийского корабля состоял из 300 гребцов и не более 20 воинов.

Исход битвы, согласно тактике карфагенян, должен решать таранный удар – передняя часть корабля покрывалась железом. Основная цель – проткнуть вражеский корабль острым железным носом. Для подобной задачи и требовалась колоссальная маневренность; отсюда и малое количество воинов, а количество гребцов, напротив, огромное.


Часть карфагенских кораблей привычно готовилась к таранному удару, на ходу намечая жертвы. Другие намерились пройтись вдоль бортов римлян, чтобы сломать весла и, следовательно, сделать противника неподвижным. Насмешки врагов, по словам Аврелия Виктора, вызвали непонятные сооружения на палубах римских кораблей.

Зря смеялись! Римское новшество оказалось абордажными мостами. Когда до столкновения оставалось всего ничего, они со страшной силой опускались на карфагенские корабли. Железные клювы впивались в палубы и намертво соединяли враждующие суда. По мосту бежали римские легионеры, размахивая короткими обнаженными мечами.

Гениальное сооружение именовалось вороном. Оно могло вращаться на специальном блоке и находить свои жертвы как спереди, так и с обеих сторон. Мост снабдили бруствером для безопасности перемещения, по нему могли передвигаться по два человека в ряд.

Таким образом римляне превратили морское сражение в сухопутное, а на суше им не было равных.

Результаты битвы были ошеломляющими для карфагенян, да и для самих римлян. 50 вражеских кораблей римляне либо потопили, либо взяли в плен. Остальные спаслись позорным бегством.

Был захвачен и пятипалубник командующего пунийским флотом. Сам Ганнибал «с великой опасностью убежал в челноке» (Полибий), но вскоре пожалел о том, что остался жив. Его распяли собственные воины (была такая привычка у карфагенян – убивать своих военачальников, проигравших сражение).

Консул-плебей Гай Дуилий первый из римских военачальников справил триумф за морское сражение. Благодарные соотечественники наградили Гая Дуилия пожизненной почестью: при возвращении с пира его должны сопровождать факельщик и флейтист с флейтой (по Ливию) или трубач, играющий на трубе (согласно Аврелию Виктору).

Так в 260 г. до н. э. римляне предъявили свои претензии на то, что ранее им было недоступно. А ведь еще недавно потомки финикийских мореплавателей безраздельно господствовали на самом огромном море, из известных в античности. Еще накануне войны «карфагенские дипломаты, как рассказывают, советовали римлянам не доводить дело до разрыва, потому что ни один римлянин не посмеет даже только вымыть свои руки в море» (Моммзен).

Битва при Милах возвестила о появлении новой морской державы и явилась началом долгой и упорной борьбы за средиземноморские просторы.