XX
Гай Цезарь был приятно поражен, когда Юния открылась ему – сразу, едва они вступили на борт галеры, отплывающей на Капри. Она зашла в его каюту и с невинной улыбкой стянула шлем с белокурой головы.
– Любовь моя, ты сошла с ума! – воскликнул потрясенный Калигула.
– Не хотелось разлучаться с тобой, ты уж не гневайся!
– Как я могу? Я рад без памяти, что моя счастливая звезда со мной. Но как к этому отнесется твой отец? Ты же еще не моя законная жена. – Гай страстно обнял ее и принялся покрывать поцелуями.
– Я сочинила легенду, что отправляюсь осмотреть загородный домик на Аппиевой дороге, который ты подарил мне, выкупив у Лициния. Твоя сестра Ливилла любезно согласилась приютить моих рабов, что сопровождают меня в поездке. Мы же с ней теперь подруги. Недоброе предчувствие не покидало меня с тех пор, как ты сказал, что едешь к цезарю. Что за спешка?
– Макрон передал со мной важные бумаги, к тому же Тиберий должен дать свое согласие на проведение тех торжеств, что я запланировал на время нашей свадьбы. И… мне нужно его разрешение на заем из императорской казны. Но я счастлив, что ты со мной. Теперь я уверен, что все получится.
Плавание завершилось быстро, дул попутный ветер, наполняя белый парус. В небольшой гавани их встретили и препроводили на виллу «Юпитер», одну из двенадцати, где в это время изволил пребывать цезарь. Остров поразил Юнию красотой, обилием тенистых рощ, чудных статуй, увитых цветами гротов и роскошных вилл, выстроенных из разноцветного мрамора. Она щебетала как птичка, срывая роскошные цветы и осыпая ненаглядного Гая. Преторианцы с усмешкой глядели на чудного юношу, подозревая в нем противоестественную склонность к Гаю Цезарю, удивляясь, что тот, ненавидящий мужеложцев, терпеливо все сносит.
Но, увидев, как они вышли из дворца после аудиенции у цезаря, легионеры удивились превращению юноши в прелестную девушку. Юния уже ни от кого не таилась, сняв шлем.
Она пересказала Гаю разговор с Тиберием, сделав упор на обеспокоенности императора тем, что Гемелл, его внук, наденет тогу совершеннолетия только через несколько лет. Это заставило Калигулу призадуматься.
– Старик совсем выжил из ума. Ливия предупреждала, что он может поделить меж нами власть, но при этом была уверена, что Гемелл долго не проживет.
– Еще бы, – фыркнула Юния, – есть много смертельных болезней на свете, наверняка одна из них и сведет его в могилу.
Гай благодарно глянул на нее и тоже рассмеялся. Его вторая половинка безошибочно угадала приговор внуку Тиберия.
– Этот волчонок уже проявляет подлый нрав, подслушивая и вынюхивая везде. Ни я, ни Макрон никогда не говорим при нем после истории с Иродом Агриппой.
– Я не слышала об Ироде Агриппе, поясни для девочки-провинциалки.
– Внук Ирода Великого, царя Иудеи. С ранних лет он воспитывался в Риме при дворе Августа. Он был лучшим другом моего отца. Недавно негодяй кучер обвинил его в оскорблении величия и государственной измене, донеся Тиберию, что слышал изменнические слова, когда я и он совершали поездку в Капую к Друзилле. Слова эти действительно были несколько опрометчивыми, но он рассчитывал, что, кроме меня, их некому понять. Однако кучер донес, и Тиберий велел Гемеллу вести за ним слежку, Ирод в то время был назначен его наставником. Во время последнего путешествия на Капри маленький Тиберий сообщил цезарю, что Ирод надеется на его скорую смерть из-за долгов, которые не может погасить. Обвинение, шитое белыми нитками, предъявили моему другу немедленно, сам Тиберий отдал Макрону приказ увести Агриппу в тюрьму, где он находится и поныне.
– Собаке – собачья смерть, – задумчиво проговорила Юния. – Я думаю, Тиберий Гемелл заслужил именно такую. Он виноват уже просто в том, что родился на свет.
Калигула рассмеялся.
Попутный ветер быстро пригнал кораблик обратно в Остию, и через несколько часов быстрой скачки показались Раудускуланские ворота. Юния надела шлем, спрятав волосы, и они с Гаем разъехались, договорившись встретиться на обеде в доме Ливии.
Калигула же распустил преторианцев и направился к Макрону.
Невий отдыхал в своих покоях с чашей вина, но сразу же принял Гая Цезаря.
– Вот, Невий, послания для тебя с Капри.
Макрон поморщился.
– Наш Тиберий, как всегда, прямолинеен по поводу твоих долгов, – сказал он, пробежав глазами свитки. – Но разрешение на выделение средств ты получил. К тому же он назначил меня быть посаженым отцом на церемонии твоего бракосочетания.
– Почту за честь, мой друг.
– Он пишет, что твой тесть должен быть введен в списки сената, большая милость. Он сказал тебе, что пожаловал ему во владение земли в Испании, а также право воспользоваться долгосрочной арендой медных и железных рудников под ничтожный процент? К этому он приложил дарственную на некоторую недвижимость на Велийском холме и на Субуре. Твой тесть стал богачом. Ума не приложу, что за муха расточительности укусила нашего скупца? – Удивлению Макрона не было предела.
– Это была не муха, а моя Юния, – сказал Гай Цезарь, тоже порядком озадаченный.
– Что я слышу? Неужели она сопровождала тебя на Капри?
– Да, она тайком пробралась на корабль, надев доспехи преторианца. Ты еще плохо знаком с ней, а то бы не удивлялся. И я представил ее цезарю. Она нежданно напомнила ему Випсанию, к которой он питает слабость до сих пор, и Юния увезла из его дворца императорский перстень с огромным изумрудом, лично пожалованный с властительной руки.
– У твоей невесты много талантов, – заметил Макрон. – Она умеет покорять людей. Достаточно одного взгляда на ее божественную красоту, чтоб сердце никогда не знало покоя. Но расшевелить душу грозного старика… Я преклоняю перед ней колени.
Незаметно для себя Невий разоткровенничался, отпив неразбавленного вина из хрустальной чаши. Видимо, эти мысли, как отметил про себя Калигула, столь давно занимали его, что он даже не потрудился предложить гостю выпить. И Гай Цезарь, боясь пошевелиться, чтоб не спугнуть обычно осторожного Макрона, услышал историю о том, как тот в лупанаре Лары Варус нечаянно откинул занавесь кубикулы и наблюдал, как танцует сама Венера, богиня любви. Но неожиданно чело Макрона потемнело, и он испуганно замолчал, наконец осознав, что сболтнул лишнее. Лицо Калигулы осталось непроницаемо под его испытующим взглядом, Гай сделал вид, что не обратил на пьяные бредни внимания, и поинтересовался новостями.
– Лелий Бальб добивается осуждения Акунции, – ответил Невий, – колесо судебного разбирательства закрутилось. Этот жалкий доносчик из кожи лезет вон, придумывая все новые обвинения. Никто не надеется на спасение этой женщины, в сенате перешептываются, что кто-то поощряет Бальба. – Макрон, естественно, умолчал о своей причастности к этому делу и перевел разговор на другое: – Уже вечер, пора обедать, ты, надеюсь, примешь наше с Эннией приглашение?
– Смотрю, ты вновь воссоединился с женой, – заметил Калигула. – Забыл прошлое.
– К чему вспоминать старые дрязги? Она доказала мне свою верность и любовь…
Макрон махнул рукой, не желая продолжать разговор. Калигула мысленно ухмыльнулся, вспомнив страстные взгляды Эннии, ее визиты, подарки и прочие знаки внимания. Видимо, Невий не знает о ее чувствах к Гаю. Недаром же эта змея подружилась с Юнией, ей невдомек, что александрийская девчонка не настолько проста и глупа, как она с истинно римским высокомерием считает. Калигула догадался, что примирение с женой для Макрона – средство отвлечь от себя подозрения в склонности к Юнии.
– Я обедаю сегодня у Силана, – сказал Гай как ни в чем не бывало, – Юния будет ждать меня, к тому же ее отца надо поздравить с внезапным возвышением. Этот старый гордец, думаю, недоволен нашим браком.
Макрон искренне изумился.
– У него единственная дочка, мою репутацию знаешь сам, к тому же он считает, что стыдно жить за мой счет и счет дочери, которой я подарил дом, рабов, одежду, украшения. Доходов с александрийских имений не хватает на роскошную римскую жизнь, но теперь он наконец-то удовлетворит свое тщеславие, заняв место в сенате. Я думаю, если ты возьмешь с собой свою очаровательную жену, мы сможем вместе отобедать у Силана, затем вернуться ко мне и отлично повеселиться. Мнестер и Аппелес позабавят нас какой-нибудь пантомимой, к тому же я отправлю приглашения на позднюю пирушку сестрам, их мужьям, Лицинию, Ганимеду…
– Не уверен, что Юнии разрешат выйти из дома, – сказал Невий.
– Можно подумать, она кого-то станет спрашивать.
Они расстались весьма довольные собой. Гай Цезарь отправился отсыпаться в свои покои, чтобы затем встретиться с главным фламином и передать ему повеления Тиберия относительно свадебных торжеств. Казна была в его распоряжении! Юнии удалось растопить лед в сердце старого цезаря. Видимо, сама богиня Венера толкнула ее на опасную затею с переодеванием, завершившуюся так успешно.
Около ярко освещенного дома Силана одни роскошные носилки едва успевали сменять другие, патрицианская знать прибывала поздравить забытого было Юния, ставшего благодаря прекрасной дочери сенатором и богачом. Все спешили к новому фавориту Тиберия. Гай Цезарь прискакал один, в привычной красной тунике офицера и в золоченом панцире. Сам управляющий подбежал и почтительно придержал стремя. Атриум был полон, ослепительный блеск драгоценностей заставлял щуриться, от непрерывного гула голосов звенело в ушах. Не слишком-то обращая внимание на подобострастные поклоны, Калигула высматривал Юнию. А вот и она! Беседует с его сестрами и Эннией Невией. Калигула прижался к одной из колонн, наблюдая за возлюбленной. Как она божественно прекрасна! Загадочная усмешка не сходит с губ, она полна томной грации, движения неторопливо-изящны. Завороженный, смотрел Гай, как она отпивает вино из хрустальной чаши, подносит ко рту кусочек персика. Что-то говорит, повернув к Эннии свою головку в непослушных белокурых завитках. Та смеется, выставляя некрасивые зубы! Надо же, забылась! Чем же так рассмешила ее богиня красоты? Учтивый Виниций, пожалуй, единственный, по мнению Рима, не отдавший дань ее красоте, подносит ей букет лилий. Маленькая ручка берет его, и вечная усмешка превращается в благодарную улыбку – на миг. Сердце Гая дрогнуло, ну вот и Марк не устоял. Он заметил, как нахмурила брови Ливилла. Не ускользает, видимо, это и от Юнии: она ловкими пальцами распутывает ленту и одаривает всех подруг белоснежными цветами.
Внезапно Калигула почувствовал смутное беспокойство. Будто бы костлявая длань рока сдавила грудь и на миг перехватило дыхание. Гай тревожно огляделся вокруг и неожиданно наткнулся взглядом на Макрона. Тот таился за одной из колонн, устремив взгляд на его невесту. Префект смотрел на Юнию безумными глазами, судорожно сжимая и разжимая огромные волосатые кулаки, рот его кривился, меняя выражение лица. В голове Гая всплыли воспоминания о сегодняшнем разговоре с префектом претория. «Добром это не кончится, – подумалось ему, – надо…» Но мысль ускользнула, стоило ему обернуться к невесте. Он вышел из-за колонны и, расталкивая гостей, приблизился к ней. Вспыхнувшая при его появлении радость в глазах Юнии жаркой волной обдала с ног до головы. Гай не сдержался и под гул одобрения гостей впился поцелуем в ее сладкие губы. Она обвила руками его мощную шею, прижавшись всем телом, и, почувствовав, как затвердела его плоть, потворствуя желанию, незаметно провела рукой по его бедру. Гай мгновенно отстранил девушку, до боли сжав ей кисть. «Дождись ночи, – шепнул он, – и не делай так, пожалуйста, иначе я могу не сдержаться». Она устремила на него взгляд, полный томной неги, но, увидев выражение его глаз, поспешно опустила ресницы, тихо рассмеявшись. Гай погладил ее по щеке.
Агриппинилла язвительно шепнула Ливилле что-то насчет невоздержанности брата, но та лишь досадливо отмахнулась. Юния ей нравилась все больше и больше. Даже Энния оставила свою неприязнь, всем видом выказывая радость от встречи. Ее ревность отчасти улеглась после примирения с Макроном. Если б она догадывалась об истинной цели супруга! Вряд ли бы так беззаботно смеялась, прикрывая неровные зубки. Подплыл хмельной Силан с чашей в руке.
– Приветствую наследника императора! – вскричал он, расплескивая вино.
Гай Цезарь церемонно поклонился, пряча усмешку.
– Приветствую будущего тестя, – ответил он. – Прими мои поздравления, сенатор.
Марк Юний гордо расправил грудь и широким жестом пригласил всех в триклиний на обед.
Пиршество началось. Гости восторженно перешептывались, обсуждая яства на столе. Паллант, управляющий, постарался на славу. Перемена роскошных блюд была настолько частой, что все не уставали удивляться. Перед Калигулой поставили его любимое блюдо из языков фламинго. Силан пил, не переставая, Юния хмурилась, наблюдая, как отец совершает возлияние с каждым из гостей. Ее заинтересовало, почему Кальпурния не присутствует на обеде. Жестом она подозвала Палланта:
– Скажи, где моя мачеха?
– Она в своих покоях, госпожа Юния, жалуется на головную боль.
– Не глупи, раб. Где она?
– Твой отец запретил ей показываться перед патрициями, – зашептал управляющий. – Гордыня уже затуманила его разум, ему стыдно, что она вольноотпущенница. Госпожа Кальпурния плачет уже несколько часов подряд, служанки без конца кладут ей на лоб холод.
Юния довольно заулыбалась и отпустила Палланта. Подхватив чашу, она грациозно поднялась со своего ложа и направилась к отцу.
– Отец мой, – сказала она. – Я хочу совершить с тобой возлияние во славу Венеры, что помогала нам во всех невзгодах. Она также покровительствует Юлиям, роду, чье имя я буду вскоре носить.
Растроганный Силан обнял дочь. Гости зааплодировали.
– Моя Клавдилла, – гордо произнес он. – Я был не прав, когда не хотел возвращаться в Рим. Благодаря тебе, твоей любви и верности мы вновь обрели те привилегии, что причитались нам по праву. А теперь я принял еще одно важное решение.
– Какое, отец? – спросила Юния, отпивая из своей чаши и делая знак виночерпию подлить отцу.
– Поговорим после, дочка. А теперь выпьем во славу богини любви и верности.
Пир продолжался. Уже было далеко за полночь, однако никто и не думал разъезжаться. Грациозные танцовщицы, искусные актеры услаждали взоры гостей. Воздух благоухал восточными ароматами. Несколько пьяных уже спали, уткнувшись в подушки, Агриппинилла, бесстыдно обнажив грудь и поощряемая выкриками Гая Цезаря и Ганимеда Лепида, танцевала под звуки рожков и свирелей, тесно прижавшись к самому молоденькому из танцоров. Силан продолжал пить, изредка уединяясь в вомитории, чтобы извергнуть излишки. Многие следовали его примеру. Ливилла с Эннией, обнявшись, о чем-то перешептывались, Виниций ревниво наблюдал за ними. Ласки матрон казались ему не очень-то невинными. Вино текло рекой.
Калигула увлек Юнию прочь из триклиния. Никто и не обратил внимания на их уход, они бегом добежали до спальни Клавдиллы, где огонь страсти, сжигавший их изнутри, наконец-то вырвался наружу. Гай растерзал их одежды в клочья, овладев Клавдиллой прямо на полу, на тигриной шкуре, затем, раскидав в стороны баночки и флаконы, на зеркальном столике. Юния извивалась как кошка, запустив в спину любовника острые коготки и оставляя кровавые бороздки.
– Вернешься первым, – промурлыкала Юния, едва Калигула, издав победный вопль, замер. – Боюсь, заметят наше отсутствие.
– О боги! Мне все равно. Ты моя жена!
– Еще нет, возлюбленный мой. Возвращайся же!
– В чем?
– Я приобрела несколько туник для тебя, зная, как неаккуратно ты снимаешь одежду.
Рассмеявшись, она выскользнула из его объятий.
Калигула, переодетый и причесанный, вернулся в триклиний. Его внимательный глаз подметил отсутствие Макрона. Он подозвал Палланта:
– Где префект претория?
– Я н… не знаю. Господин Макрон, к… кажется, удалился.
– Как давно?
Перепуганный Паллант выдавил из себя нечленораздельное мычание, разводя в недоумении руками. В гневе Калигула пнул его пониже поясницы так, что тот перелетел через стол, опрокинув несколько блюд. Потирая ушибленные места, управляющий с поклонами ретировался.
Посвежевший после очередной отлучки Марк Юний Силан возлег рядом с наследником. Гай поморщился, пододвигая себе чашу с родосским.
– Осмелюсь ли я обратиться с просьбой к Гаю Цезарю? – поинтересовался новоявленный сенатор.
– Конечно, отец, – отозвался Калигула, стараясь скрыть иронию.
– Я развожусь со своей супругой Кальпурнией. Она полна яда и неприязни к моей любимой дочери.
Услужливая память развернула перед Калигулой воспоминания о том, как его божественная Юния плакала и страдала, жалуясь на жестокость этой фурии, и хотела даже ее отравить.
– Такому знатному богачу теперь нужна супруга красивее, моложе и сговорчивее, – отозвался он эхом на тайные мысли Силана. Тот открыл было рот, но хитрый Калигула опередил его: – У меня уже есть на примете достойная девушка. Сам император благоволит ее семье и даже когда-то желал обручить нас. Но я, храня верность моей возлюбленной, приложил все силы, чтоб это не произошло.
– Кто она? – Глаза Силана заблестели пьяным блеском вожделения.
– Не стоит торопить события! – рассмеялся Гай Цезарь. – Ее брат присутствует здесь. Это мой близкий друг Ганимед Лепид.
– Красивый юноша…
– Эмилия намного краше, уверяю тебя, мой дорогой Силан. Она грациозна и стройна, как молодая серна, у нее большие глаза, достойные волоокой Юноны, пышные белокурые волосы. Она свежа, как бутон розы, и способна родить здоровых ребятишек. Но тебе, мой Юний, следует поторопиться с помолвкой, потому что брат Виниция уже распускает слухи о возможной женитьбе на ней. Но он не богат, поэтому боги будут благоприятствовать тебе, дорогой тесть.
Калигула откинулся на подушки, всем видом показывая нежелание продолжать беседу. Все, что мог он сделать для любимой, чтобы унизить ее злобную мачеху, он сделал, растравил воображение стареющего сатира, показав в ручье отражение молоденькой нимфы. Однако Силан не желал успокаиваться и вновь полез с расспросами, отвлекая Гая от сладостных воспоминаний о близости с Юнией всего полчаса назад.
– Мой Гай, скажи, подготовка к свадьбе завершена? Если тебе нужны деньги, я готов дать их сколько угодно. Слава божественному Тиберию, сделавшему меня самым богатым в империи! Я дам приданого за дочерью десять миллионов сестерциев, куплю ей виллу в Капуе, самую роскошную…
– Я не отступаю от своих слов. – Калигула нагнулся к самому лицу старика. Черты его исказил гнев. – Мне не нужно денег Юнии. Мне нужна только она.
Марка перекосило от страха, стоило увидеть злобные сумасшедшие глаза Гая. Он поспешно извинился и исчез, прихватив неизменную чашу. «Я избавлюсь от тебя, противный старик, – подумал наследник. – Дай только время. Я стану властелином Рима и избавлюсь от всех, кто когда-то смел мне перечить. Но где же моя Юния? Что она медлит в своей спальне? Или дожидается, когда я вернусь к ней, хитрая. Среди всей фальши и лжи, что вокруг, я счастлив, что есть человек, который искренне любит меня, несмотря на то что нрав мой жесток и злобен, внешность некрасива. Зато моя Юния прекрасна, как богиня! Стоит лишь увидеть, как она улыбается и можно сойти с ума от желания…» Распаленный мечтаниями, Калигула был уже готов сорваться и бежать к любимой, но неожиданно тонкие ладошки прикрыли его глаза, и повеяло ароматом жасмина.
– Энния Невия! – разочарованно протянул Гай.
– Узнал, неверный возлюбленный! – Тонкое облако муслина приземлилось рядом. – Почему ты скрыл от меня, что собираешься жениться на этой александрийке? К чему умасливал ложными обещаниями?
– Энния, ты пьяна! – брезгливо отодвинулся Калигула. – Оставь меня в покое. Ты все придумала. Я не хотел ссориться с Макроном из-за связи с тобой. А ты, как безумная, не давала мне прохода, карауля и надоедая подарками, которые я отдавал домашним рабам. Я никогда не женюсь на тебе, потому что с детства знал, что моей избранницей станет только моя вторая половинка…
– С такой же черной, лживой и злобной душой, как у тебя, – подхватила Энния. Гнев, исказивший ее миловидное лицо, сделал его похожим на лик Горгоны.
Неожиданная сила вдруг отбросила ее от Гая, она упала с ложа, вскрикнув от боли. Гай Цезарь с удивлением обернулся и увидел Юнию. Держа кувшин за узкое горло, она победно взирала на свою незадачливую соперницу.
– Эй, Паллант, – крикнула она. – Госпоже Эннии Невии стало дурно, пусть Гемма поможет ей прийти в себя.
Подбежала Агриппинилла, склонилась над подругой. Юния поймала ее взгляд, полный злости и удивления. Значит, все видела. Что ж, пусть знают, с кем имеют дело. Калигула взял девушку за руку:
– Где ты задержалась? Я имел пренеприятную беседу с этой особой.
– Может быть скандал, но вроде бы гости пьяны, никто, кроме твоей сестры, ничего не заметил. Надеюсь, у Агриппиниллы хватит ума промолчать?
Гай пожал плечами. Но вдруг взгляд его неожиданно упал на прореху в ее новой тунике и видный сквозь нее большой кровоподтек на плече. Заметив, как изменилось лицо любимого, Юния мгновенно закрыла его рот ладонью. «Молчи! – горячо зашептала она. – Едва гости разъедутся, жду тебя в спальне».