Глава 11
Ещё задолго до своей болезни египтянка не раз уговаривала Лация зайти к одной старой гадалке на рыбном рынке у порта. Лаций не верил в предсказания этих восточных Фурий и в душе посмеивался над ними. Его оберегали Марс и Аврора, и к их предостережениям он относился серьёзно. Но Тхао так просила, что он согласился. Что может быть страшного в этой гадалке? Какая разница, гадалка на рынке или жрец в храме Изиды, Афины или другом месте? Он не раз слышал их непонятные завывания в храмах палестинских и финикийских городов и открыто посмеивался над ними. Однако времени было много, и он согласился. И ещё ему не хотелось видеть расстроенное лицо Тхао.
Наступившая весна раскрасила виноградники и редкие кустарники ярким зелёным цветом, после чего их стало нещадно палить солнце. Лацию казалось, что весна от лета здесь почти не отличается. Только вода в море была весной холоднее, а летом – теплее. И ещё летом было больше караванов с верблюдами, которые, качая изогнутыми шеями, медленно тянулись по дороге в направлении берега и обратно, всегда навьюченные мешками и всегда безразлично спокойные.
Лаций и Тхао вышли из дома ближе к вечеру, когда зной немного спал и уже можно было спокойно дышать. В центре города они свернули в узкую улочку за рынком, в конце которой виднелась толпа мужчин. Они наблюдали за боями скорпионов и делали ставки. Лаций попросил её ненадолго остановиться, чтобы посмотреть. Человек двадцать в разных одеждах, высокие и низкие, толстые и худые, говорящие на разных гортанных языках, но, тем не менее, понимающие друг друга, топтались вокруг небольшой площадки. Они все смотрели на этот небольшой клочок земли, в центре которого была выкопана яма в локоть глубиной и три локтя шириной. Именно там происходили основные события. Два конкурента о чём-то договаривались с толстым судьёй, тот принимал от них монеты и после этого спорщики, развязав свои кожаные мешочки, аккуратно вытряхивали в яму скорпионов. Когда Лаций и Тхао приблизились к толпе, на них никто не обратил внимания. Держатель денежных залогов поднял на мгновение взгляд, оценил их и сразу же забыл, переключившись на события в яме. Первым на дне оказался большой чёрный скорпион, и, судя по выкрикам, все считали его победителем. Вторым туда попал его маленький собрат жёлтого цвета, который на вид был безобидным и не таким грозным, как его противник. Он был в два раза меньше чёрного и, казалось, совсем не собирался сражаться. Большой скорпион сделал несколько шагов вперёд, держа над собой изогнутый, как лук, хвост. Он угрожающе помахивал им над головой и один раз почти коснулся жёлтого малыша. Но тот даже не пошевелился. Наконец, чёрный гигант подполз на такое непочтительно близкое расстояние, что почти упёрся головой в своего неказистого соперника. Зрители почувствовали близость развязки и замолчали. Никто не хотел пропустить этот захватывающий момент. Сгрудившись над ямой, они, затаив дыхание, смотрели на чёрного великана, который уже отвёл хвост назад, готовясь нанести им смертельный удар. Лаций стоял на носочках, вытянувшись вперёд как можно дальше, и не спускал глаз с двух соперников. В тот момент, когда чёрный скорпион уже готов был рвануться вперёд, его жёлтый соперник молниеносно выбросил вперёд свой маленький короткий хвост и опередил его. Это произошло так быстро, что почти никто не заметил, куда попало жало. Лацию показалось, что тот нанёс удар прямо в голову. Большой скорпион замер, его хвост, занесённый для страшного удара, на какое-то мгновение завис над телом, а потом медленно опустился на землю. Над толпой пронёсся вздох удивления и разочарования. Через мгновение зрители взорвались криками и стали взбудоражено размахивать руками, тыча себя пальцами в лоб. Хозяин чёрного скорпиона никак не мог поверить в гибель своего любимца и осторожно переворачивал его с одного бока на другой короткой палочкой. А его соперник, спрятав маленького победителя в кожаный мешок, с явным удовольствием получал выигрыш, смешно потея и раздувая от удовольствия пухлые щёки.
Лаций отошёл к Тхао и рассказал ей, как прошёл бой скорпионов. Та улыбнулась и сказала:
– Вот видишь, маленький иногда бывать сильнее большого, если уметь ждать.
– Не только ждать, – с горячностью подхватил Лаций, – тут видно, что он опытный боец. Не первый раз дерётся.
– Но ты же его слабым не называть?
– Хм-м, – задумался Лаций. – Смотря, что называть слабостью. Он слабее, потому что меньше. Но сильнее, потому что опытнее и умнее. Наверное, опыт важнее. Значит, ты права, маленький скорпион был сильнее.
Она улыбнулась ему очаровательной улыбкой, и они продолжили путь в сторону небольших глиняных домиков. Тхао шла чуть впереди, слегка покачивая бёдрами и двигаясь так мягко, как будто плыла над землёй. Вскоре впереди показался ряд старых ветхих строений, похожих на лесные палатки, которые римляне обычно строили в лесу из хвороста и веток. Они с трудом протиснулись в одно из таких жилищ, посреди которого сидела старая женщина без определённого возраста. Ей могло быть шестьдесят, или восемьдесят, или даже сто лет, но определить это по количеству морщин или подслеповатому взгляду было невозможно. Лишь высохшая кожа на руках, сквозь которую выпирали чёрные нитки вен, говорила о её преклонном возрасте. Из-за большого количества намотанных на тело разноцветных тряпок старуха была похожа на большой неподвижный кувшин, из которого торчали две полуголых руки и испещрённая морщинами голова в тёмной накидке. В растянутых мочках ушей болтались огромные серьги, а на руках до самых локтей висели многочисленные браслеты.
– Здравствуй, Маркилия, – поздоровалась Тхао. Женщина медленно повернула голову в её сторону, потом перевела взгляд на Лация и указала рукой напротив себя. Они сели. Всё это происходило в полной тишине. Тхао не шевелилась. Лаций улыбнулся и украдкой осмотрел убогое жилище. Если бы не яркое солнце снаружи, он не смог бы различить в сумраке этой маленькой постройки даже кончики своих пальцев. Старая гадалка пожевала беззубым ртом и стала бормотать какие-то бессвязные слова: «Бу-ба-бу-ба-бу-ба-бу» – монотонно и нудно. Лацию это не мешало. Он закончил осмотр мешков под крышей, набитых, скорее всего, травами и цветами, потом перевёл взгляд на чёрный котёл в углу и полупотухший костёр. От него, огибая котёл, тянулась к потолку струйка дыма, тоненькая, как нитка овечьей шерсти, и это показалось ему забавным. Он улыбнулся и провёл рукой над котлом. Дым не рассеялся, а просто прервался, как будто его аккуратно вырезали в этом месте острым ножом. Это было забавно. В ноздри ударил сладкий запах. Старуха подбросила туда немного пыли из мешочка. Её ритмичный голос, тем временем, продолжал бубнить те же самые непонятные слова, как глухой бубен на соседней улице. Она отщипывала от лежащих рядом пучков сухие травинки и не спеша бросала их в дымящиеся угли. В дурмане тлеющих трав Лаций начал постепенно замечать, что все предметы вокруг плавно движутся по кругу. Это было удивительно, но страха не вызывало. Ему стало спокойно. Тело расслабилось. Губы сами стали расплываться в глупой улыбке. Завораживающий голос гадалки проник куда-то вглубь головы, и теперь мерный звук «Бу-ба-бу-ба» раздавался уже там… Но теперь она говорила! До самых последних дней своей жизни он так и не мог понять, как до него дошли её слова. Ведь Тхао говорила, что это был язык египтян. Однако это так и осталась для него неразгаданной тайной.
– Солнце будет жарким, – старая Маркилия перестала раскачиваться и уставилась немигающим взглядом ему в глаза. Лаций замер, с трудом понимая, что слышит её слова, но почти ничего не видит. Гадалка наклонилась вперёд, её серьги и браслеты зазвенели мягким переливом. Она повторила: – Солнце будет очень жарким! Оно будет расти и расти, пока не заполнит всё небо. И тогда больше не будет силы, равной ему! И ничто не сравнится с ним! Каждый луч будет стрелой, каждая песчинка – огненным шаром. Они будут жечь тебя, как огонь. Этот день будет последним для тебя. Слепой поводырь протянет тебе свой посох. Ты пойдёшь за ним прямо в бездну. Вы рухнете туда с высокого утёса. Все остальные дни ты проведёшь в другом мире – чёрном и чужом. Ты забудешь себя. Пустыня станет морем. Ты должен будешь переправиться через неё сам. В холодный, очень холодный мир. Там люди замерзают от лёгкого дуновения ветра и потом стоят на земле, как статуи в храме. Там будут ворота в тёмный мир. Ты сможешь… Если найдёшь другую силу… – старуха на минуту замолкла. Лаций пошевелил языком. Он был, как деревянный.
– Какую силу? – всё-таки выдавил он из себя. – Сильнее Марса и Юпитера?..
– Я вижу женщину. Но не вижу её лица. Она привела тебя сюда. Она дала тебе этот медальон. За твоей спиной я вижу что-то огромное и чёрное. Это чьи-то глаза. Да, большие чёрные глаза. В них страшная сила. И она постоянно сопровождает тебя. Это глаза женщины. Очень сильной. Она не отпускает тебя. Ей подвластны прошлое и будущее. Она охраняет тебя. Даже от твоих богов. Её любовь сильнее их. У тебя на груди её часть. Я слышу, как она шепчет своё имя, но я не слышу… Ла… ла… ла-ра-та… ла-ри-та… ла-ра-ни-та, – бормотала гадалка.
– Ларнита, – одними губами прошептал Лаций.
– Ларнита, да! – вздрогнула старуха. Она откинулась назад и покачала головой. – Она сейчас здесь. Рядом. Я чувствую её. Ты – настоящий воин. Не ищи золото… ищи сражение, – старуха ещё долго что-то бормотала о судьбе и врагах, но её слова уже не доходили до его сознания и рассыпались на пустые и бессмысленные звуки. Глупо улыбаясь, он просто повторял их, даже не стараясь запомнить. Лаций не знал, как вернулся в дом купца. Там его сразу же уложили на широкую лавку, где он проспал до самого рассвета. Утром, когда к дому подъехали ликторы и сообщили, что ему необходимо срочно приехать в лагерь, он с трудом встал с глиняной кровати, накрытой несколькими одеялами, и долго не мог прийти в себя.
В лагере Гай Кассий недовольно пробурчал, что долгое безделье развращает даже таких воинов, как Лаций Корнелий, но он ничего ему не ответил, потому что чувствовал себя очень слабым. До самого вечера Лаций пил только холодную воду, не в силах ни есть, ни пить что-нибудь другое. После полудня на военном совете Марк Красс сказал, что они выступают на юг. Квестор Гай Кассий и легат Гай Октавий рассказали ему потом, что старика воодушевили слухи о казне царя Парфии и его несметных сокровищах в других городах, но Лаций их почти не слушал. Он думал о том, что у него осталось совсем мало времени, чтобы попрощаться с Тхао.