Глава 5
Через месяц после рождения сына Атиллы в становище вернулся Чжи Чжи с огромным количеством знати. Дочь правителя соседнего государства вышла замуж за шаньюя хунну, и теперь с ней приехало много кочевников и слуг. Вернулся в свой большой гэр и лули-князь Тай Син. Это был невысокого роста мужчина с суровым лицом. Казалось, что он никогда не улыбается. Залёгшие вдоль носа две глубокие складки только усиливали это впечатление. Разговаривая, он произносил слова резко и отрывисто, как будто рубил мечом воздух, и при этом всегда хмурился. Увидев римских рабов у входа в гэр, он нахмурился, но прошёл внутрь, ничего не сказав. Для него они не отличались от шкур на земле и палок под войлоком. Лули-князь несколько дней спал и ел, не глядя в их сторону. Казалось, даже крик маленьких детей не мог вывести его из себя, и Саэт, которая поначалу пыталась выносить детей наружу, чтобы не навлечь его гнев, была поражена, когда одна из служанок передала его слова: «Не надо выходить, дети заболеют холодом». Слуга Тай Сина, тот «великий кутлуг» Ногусэ, который первым встретил римлян в этом становище, сразу же превратился в другого человека: он стал ходить на носочках, чаще сгибаться в спине, слушался только своего господина и незамедлительно выполнял его короткие приказы.
Через две недели после возвращения его отправили за Лацием к реке. Римляне в это время доставали из запруды рыбу. Атилла придумал заманивать её туда ночью остатками еды, а утром опускать решётку и не давать уплыть обратно. Когда кутлуг появился на берегу и с важным видом приказал Лацию следовать за ним, Атилла спросил его, зачем это надо. Но тот даже не удостоил его взглядом. Это выглядело необычно, а в простой, наполненной тяжёлым трудом жизни римлян любое неожиданное событие сначала удивляло, а потом вызывало беспокойство. Все понимали, что после этого должны были наступить какие-то перемены. И они наступили.
Оказалось, что за Лацием послал не Тай Син, а сам шаньюй Чжи Чжи. Но такой высокий и знатный человек, как лули-князь, не мог себе позволить лично поехать за рабом на речку, даже несмотря на то, что это приказал сделать его вождь. Оказавшись в огромном гэре самого главного хунну, Лаций удивился, что внутри было пусто и тихо. По кругу горели четыре костра, над которыми висели полукруглые медные крышки. Они не давали вылетавшим из огня искрам подниматься вверх. В гэре лули-князя таких крышек не было. Лацию бросились в глаза большие куски плотной скатанной шерсти белого цвета, которую хунну называли эсгий11. Она была только в гэрах знати. В середине, между четырьмя кострами, сидел в ярко-синем шёлковом халате шаньюй. За ним стоял его сын, Угэдэ Суань. Подойдя ближе, Лаций заметил в глубине ту узкоглазую невысокую девушку, с которой разговаривал во время одной из остановок по пути сюда, когда убил напавшего на него стражника. Без приветствия и лишних слов Чжи Чжи сразу сообщил ему, что надо будет сделать. Видимо, он ещё не знал, что Лаций уже неплохо изучил язык хунну, поэтому его слова, как и раньше, переводила жена сына.
– Ты работал на реке. Но теперь надо делать другую работу. Ты будешь строить мне большой хурээ. Такой, как у Мурмилака, – Чжи Чжи говорил кратко и спокойно.
– Такой же дворец? – не поняв, переспросил Лаций. Его удивление оказалось настолько искренним, что тот усмехнулся и стал объяснять. Хунну нужен был город. Большой город со стенами. И ещё дворец. Большой и красивый.
– Здесь, на этом месте? И как же всё это построить? Здесь нет камня… – настроение у Лация сразу испортилось. Он понимал, что вождь кочевников хочет невозможного.
– Сделай пока из дерева! У тебя есть тысяча твоих людей! – резко произнёс тот. – Этого мало? – нахмурился он, увидев, как Лаций сокрушённо покачал головой. – Эй, Тай Син! – громко позвал он. Лули-князь сразу же встрепенулся и шагнул вперёд. Его слуги остались стоять у входа. – Сколько у тебя людей? Здесь, в становище. Сколько?
Так начался долгий разговор, который несколько раз осторожно пытались перебить своими просьбами князья и другая знать, но Чжи Чжи резко их обрывал и отправлял ждать. В этот момент для него не было ничего важнее постройки города, и он хотел до конца понять, что надо сделать, чтобы этот римлянин смог его построить. В этом он был похож на Мурмилака, только решения принимал быстрее и не любил ждать.
Эта черта сразу бросилась Лацию в глаза, и потом он часто убеждался в том, что умение сосредоточиться на самом главном не раз приводило этого решительного и храброго предводителя хунну к победе. Через некоторое время Чжи Чжи позвал своего сына и ещё нескольких князей, потому что те вопросы, которые задавал Лаций, требовали их помощи. Так рядом с ними появился писарь с табличкой и пергаментом, что немало удивило его, потому что за полгода в поселении никто ничего не писал. Чуть позже принесли стол и большой деревянный поднос с песком. Лацию дали палочку и приказали нарисовать город. Выглядывавший сбоку писарь старался перерисовать его наброски на пергамент в мельчайших подробностях. Оказалось, что Чжи Чжи понимает все слова Лация. Шаньюй даже несколько раз поправлял его, упрощая рисунки. Потом писарь сел рисовать большую картинку на широкой выделанной шкуре, а шаньюй стал считать вместе с Лацием, сколько инструментов необходимо будет привезти для постройки стен и домов. Когда они закончили, он замолчал и, поджав губы, уставился вперёд неподвижным взглядом. Все ждали.
– У нас ничего нет! – наконец, с горечью произнёс он, хлопнув себя по колену. – Ну, что, Угэдэ, – со вздохом добавил он, повернувшись к сыну, – придётся ехать к твоему ненавистному дяде.
– Куда? – переспросил тот, не поняв отца.
– К Хуханье, – сказал вождь хунну и улыбнулся. Все вокруг сразу заволновались. Лаций видел, как знатные кочевники с удивлением переглядывались, пожимали плечами, а самые смелые что-то шептали друг другу. Было видно, что это имя не вызывает у них радости.
– Но ведь он же продался Юань Ди! – не сдержался молодой Угэдэ Суань. – За рис и бобы, за еду! Он стал рабом императора ханьцев!
– Не совсем, – усмехнулся шаньюй. – Он хочет перехитрить нас. Вот и всё. Если долго сидеть на берегу реки, то можно дождаться, когда мимо тебя проплывёт труп твоего врага. Он думает, что я умру раньше, чем он, пока ханьцы будут присылать ему еду из-за большой стены. А потом он снова захочет стать повелителем всех народов.
– Прости, но ты можешь попасть в засаду. Твой брат не простит тебе обиду. Его сыну не дали ханьскую жену, как твоему, – осторожно заметил Тай Син. Но Чжи Чжи поднял вверх руку, и все замолчали.
Лаций был благодарен судьбе, что в пылу спора кочевники забыли о нём и о маленькой хрупкой женщине, которая теперь стояла рядом с ним и писарем, рисующем на новой шкуре будущий город. Она тихо переводила Лацию всё, о чём они говорили, и, благодаря этому, он начинал понимать, что Чжи Чжи был не только храбрым и решительным воином, но и очень проницательным вождём.
– Мой брат выбрал еду и спокойствие. У него был договор со старым императором Сюань Ди. Но тот умер. Теперь в империи Хань правит его сын Юань Ди. Он не станет нападать на нас в первый год своей власти. Даже если его подговорят евнухи. Пока он старается понять, кто сильнее – я или мой брат. А чтобы император не сразу понял, мы поедем к моему брату сами. Пошлём с дарами тебя, Тай Син, отвезёшь ему шкуры и золото из Кангюя. А взамен попросим у него лопаты и другие странные палки, которые нужны нашим рабам, чтобы построить город.
– А если он не даст? – спросил кто-то из знати.
– Попросим у ханьцев. Скажем, что будем выращивать рис, как они, – рассмеялся Чжи Чжи. – И возьмём с собой несколько туда рабов. Этого тоже! – он кивнул в сторону Лация. – Пусть выберут всё, что им нужно. Он будет отвечать за выбор. Берегите его, понятно?!
– Да, – закивали головами приближённые.
– А когда новый император узнает, что мы будем строить столицу, он задумается. И пошлёт к нам послов. Вот увидишь! – он снова хлопнул себя по коленям и радостно рассмеялся.
Так Лаций стал снова главным строителем, а Атилла, по его просьбе, – первым помощником. Но вначале им и ещё двум десяткам римлян пришлось отправиться на запад, вокруг длинной вереницы огромных гор, которые, казалось, подпирали небосвод и были выше самого неба. Вместе с хунну они двигались к границам страны шёлка, где им предстояло выбрать строительный инструмент.