Глава 11
Лаций стоял, опираясь на посох, и ни о чём не думал. На него навалилась странная апатия, как будто он достиг в своей жизни давней и заветной цели и теперь ему уже не к чему было стремиться. Странно, но боль в колене стала глуше. И только попавшая в рот пыль вызывала неприятные ощущения. Он чихнул и сплюнул шершавую слюну на землю. Мир вокруг приобрёл какие-то мягкие, плавные очертания, всё стало круглым, спокойным и тихим, как будто он надышался той странной травы, которую брахманы бросали перед праздниками в огонь. Меднокожие люди с чёрными глазами и масляными блестящими волосами что-то кричали на непонятном языке, напоминавшем шум перекатывающейся гальки. Они отчаянно махали руками и пугали его копьями. Но он не шевелился, опираясь на палку и думая о том, что в этот день боги невероятно долго испытывают его на прочность. Ему очень захотелось закрыть глаза и открыть их уже в другом мире. Усталость, страшная усталость навалилась на него в этот момент, и, не в силах сопротивляться ей, Лаций опустился на землю.
Тигров привели довольно быстро. Стражники окружили их большим кольцом, выставив вперёд копья и затолкав внутрь круга. Звери злобно рычали и огрызались на болезненные толчки, поднимая лапы и стараясь зацепить копья когтями. Вскоре они устали и повернулись к сидевшему на земле Лацию. Рядом с ним лежало мёртвое тело Паржаваза. В воздухе пахло кровью, и звери стали скалиться. Один из них, по имени Фархат, подошёл к Лацию и несколько раз дёрнул головой. Редкие длинные усы зверя подрагивали в такт глухому рычанию, но он не показывал клыки и не прижимал уши, как обычно делал перед прыжком.
– Иди, иди, – одними губами сказал ему Лаций. Он, не мигая, смотрел в жёлтые глаза и чувствовал, как ровные удары сердца отдаются мягкими толчками в кончиках пальцев на руках и ногах. Его тело как будто перестало существовать, и даже мозг опустел, отпустив на волю все мысли. Два жёлтых глаза замерли перед его лицом, и Лаций растворился в них взглядом, как в огромном море. Если бы в этот момент на него обрушилась большая скала, то он бы ничего не почувствовал – для него просто перестали бы существовать эти две маленькие точки, два глаза тигра, и всё…
Фархат понюхал рваные сандалии, дёрнул головой и громко рыкнул. Затем отвернулся и подошёл к телу Паржаваза. Остальные звери тоже стали осторожно приближаться к убитому воину. Старый тигр понюхал рану на спине воина и вцепился зубами в руку. Несколько мощных рывков, и ему удалось оторвать первый кусок мяса. Остальные тоже осмелели и стали дёргать мёртвое тело за ноги и бока.
– Почему они не кидаются на него? – раздражённо выкрикнул раджа. Воины сжали кольцо плотнее, и один даже умудрился ткнуть Фархата в бок. Зверь отпрыгнул в сторону и встал на задние лапы. Придворные, охнув, отшатнулись назад, слуги и рабы закричали, а стражники крепче сжали копья потными ладонями – им не каждый день приходилось видеть такие сцены. Хлопнув хвостом по красивому полосатому боку, Фархат издал грозный рык и развернулся к Лацию. Присев на задние лапы, чтобы сделать прыжок, он замер, мотнул головой и вдруг неожиданно лёг на землю. Его большая голова опустилась на лапы, и все услышали тихое урчание.
Синг Бугхараджа поднял руку, и голоса затихли. Только тигры продолжали стоять над окровавленным телом стражника, неспешно отрывая от него куски мяса.
– Схватите его! – произнёс он хриплым голосом, показывая на Лация. – Пусть палач казнит его на рассвете у городских ворот. Посадите его на кол!
Воины стали медленно приближаться к Лацию, вытянув перед собой копья. Он смотрел на них, держа в руках палку, и не шевелился. Несколько человек положили копья и связали ему руки и ноги, после чего, осмелев, потащили к стене, где у костра их уже ждали несколько караульных и два помощника палача.
Когда его бросили под стену, Лаций упал лицом рядом с вросшим в землю камнем. В ноздри ударил тяжёлый смрадный запах гниющих отходов и испражнений. Вздрогнув, он открыл глаза и увидел скорпиона. Ему с трудом удалось отодвинуться назад, чтобы не оказаться у того на пути. Глаза сами закрывались от усталости, но Лаций успел обвести взглядом то место, где ему уготовано было провести последние часы перед смертью. Вокруг была сырая, плотная земля, из которой прямо вверх поднимались каменные стены. Запах сырости, затхлости и гниющих животных был здесь сильнее, чем возле хижин простых жителей города. Но в его воспалённом воображении этот запах уже начинало издавать его собственное тело, медленно разлагаясь под лучами палящего солнца. Он старался не думать об этом и хотел просто провалиться в темноту, но мысли снова и снова возвращались к смерти. Через какое-то время он впал в полусонное состояние, как хамелеон, и долго лежал, ничего не чувствуя. И только гулкий стук сердца в висках напоминал ему о том, что он ещё жив.