Глава 4
~ уходим в степь ~ сейчас мы вам что-нибудь найдём! ~ фронт работы – 2 на 2 м. ~ гильзы и патроны – ух ты! ~ как определить возраст находки – сверхстарая мидия ~ подведение итогов за день ~ как пробраться в курган? ~
Утром мы разбудили коменданта и сдали ему ключи. Он принял их с надменно-обиженным видом, говорящим: «ну и ладно!», но пожелал нам счастливого пути.
Нагрузив на себя все свои вещи, мы отправились в лагерь Садикова той же дорогой. Попутной машины нам опять не досталось; Солнце своими острыми лучами уже жгло нас в затылки, когда мы добрались до Садикова. Оценив наш путь, мы нашли, что к морю можно бегать каждый день, затрачивая около часу на путь в одну сторону. Садиков сразу нам сказал, что нашу работу он по времени не лимитирует, и мы можем пропадать на море сколько захотим. Однако мы небыли намерены «пропадать» – уж коль скоро нам тут выделяют палатку, нам бы следовало хоть что-то и копать. И мы с Лерычем, ещё не измотанные рытьём на жаре, и не избавленные от болезненного энтузиазма, намеревались копать не «хоть что-то», а весьма много и основательно. Мы были железно уверены, что археологи Садикова ещё ничего не нашли особенного, потому что мы с Лерычем ещё здесь не копались. Ведь им, бедным, всего то двоих человек и не хватало! В том, что мы отроем что-то более существенное, чем черепки от горшков, мы не сомневались. Эта уверенность исходила не от жизненного опыта (копаясь в детстве в песочнице, мы ничего, кроме кошачьих отходов, не находили), эта уверенность была следствием глубокой веры в нашу судьбу. Никогда в жизни мы раньше этим не занимались, а тут вдруг довелось – не может быть, что бы это прошло просто так даром!
Но сначала нам выдали резервную палатку, упакованную в мешок, и нам пришлось самим её ставить на отведённом месте, на что ушло около часа – этим мы тоже раньше не занимались. Дядя Валик владел таким навыком, но предоставил во всём разобраться нам с Лерычем.
Затем нам дали, на двоих, сапёрную лопату и проволочную щётку. Садиков отвёл для нас квадрат №56, размером 2 на 2 метра, как у всех. К нам присоединился дядя Валик, с большой штыковой лопатой, чтобы помочь в самой тяжёлой работе – снять верхний грунт с дёрном. Культурный слой достанется персонально нам с Лерычем, чтобы пожинать там лавры любых находок. Его уровень, ориентировочно, прочерчен зубилом на стенке шурфа. Так просто культурный слой трудно отличить от вышележащего грунта, только кое-где он просматривается тонкой прослойкой векового навоза или золы. На нашем участке ничего такого не видно, а до прочерченной метки не очень глубоко – чуть более полуметра. Получается, нам надо снять где-то два кубометра верхнего, «некультурного», слоя. Дядя Валик, не особо торопясь, принялся снимать верхний слой с дёрном, а я осторожно рыл сапёрной лопатой грунт сбоку, из шурфа. Лерыч, следом за мной, прочищал срез почвы щёткой, на случай, если там вдруг что-то окажется. До обеда дядя Валик снял весь верхний грунт, вместе с дёрном, жёстким, как та же щётка у Лерыча, а мы до сих пор ещё ничего не нашли. Конечно, в верхнем слое, кроме камешков, нам ожидать больше нечего. Вот доберёмся до культурного!.. И перевернём всю экспедицию! Ведь это же мы копаем, а не кто нибудь!
– Ну, как тебе, Лерыч, не умаялся? – подзуживал дядя Валик.
– Колбасит! – весело отвечал Лерыч.
Но отрицать было нельзя – пот с нас катился ручьями, и к нему прилипала земляная пыль. Глядя на нас, дядя Валик смеялся, и называл нас «ископаемые».
Вот уже по-честному захотелось на обед. Мы с Лерычем уже успели два раза поменяться лопатой и щёткой, и на этот раз была снова моя очередь орудовать лопатой. Я срезал жёсткий грунт, как приловчился, «стружкой», и из-под лопаты посыпались чёрные гильзы и патроны.
– Ух, ты! – воскликнули мы с Лерычем, – первая находка!
Гильзы и патроны были одного калибра.
– А, и вы боеприпасы отрыли! – крикнул студент Олег со своего участка. – У меня тут тоже были патроны. Их в верхнем слое, кое-где, полно.
– Конечно, – сказал я, – здесь шли бои. А снаряды не попадались?
– Слава Богу, нет. Если наткнётесь – ни в коем случае не трогайте. А патроны можете выкинуть. В них порох давно заржавел вместе с гильзой.
Олег подошёл к нам, взял один патрон, и легко свернул ему пулю. Себе на ладонь он высыпал из гильзы чёрную пыльную труху. Я продолжал рыть дальше, и накопал целую горсть ржавых, рассыпающихся гильз, и несколько целых патронов. Олег сказал, что эти все патроны пулемётные, от «максима». В этом месте, должно быть, действовал пулемёт – стреляные гильзы лежат кучно. Отыскать бы сам пулемёт – это тоже дело! Мы с Лерычем ушли на обед окрылённые.
Пулемёт мы, конечно, не нашли. Но верхний грунт, не без помощи дяди Валика, мы сняли полностью, и свезли его на тележке в отвал. Что ж, значит, великие археологические открытия переносятся на завтра.
Садиков посетил наш участок и одобрил сделанный объём работ. Предложил денёк отдохнуть у моря, обещал, что нашу «культуру» без нас никто не тронет. Но какой там отдых! Мы намерены откопать нечто! Оно будет древним, как мир, и очень дорогим!
– Папа, а как ты можешь определить возраст находки? – спросил Лерыч.
– И не надейся, Лерыч! Я не буду по блату накидывать твоим находкам пару миллионов лет! – съязвил дядя Валик. И далее рассказал: – Мы это делаем в лаборатории, методом радиоуглеродного анализа. Это самый распространённый метод. Существуют и другие технологии, по другим радиоизотопам, но изотоп углерода С12 вездесущ – он находится в воздухе, и из него переходит в почву и живые организмы, накапливается в различных материалах. По его концентрации и оценивается возраст находки. При этом предполагается, что выработка изотопа С12 в природе всегда была стабильна – с какой интенсивностью он образуется в наше время, в таком же темпе это происходило и в допотопные времена. Это первое допущение, которое проверить ни как невозможно. Второе допущение, не поддающееся проверке – это темп поглощения изотопа исследуемым образцом. В общем, метод основан на допущениях. Его ошибочность, ребята, очень велика. Расхождения с истиной могут достигать нескольких тысяч лет. Поэтому, как ни странно, чем древнее образец, тем точнее он анализируется по возрасту, а чем моложе, тем точность ниже. Например, возраст мидий, выловленных в Чёрном море, был определён у нас в лаборатории в диапазоне от 500 до 3000 лет! Представляете себе – живая мидия! А мы с тобой, Лерыч, помнишь, считали годичные кольца на створках мидий, которых ели? Сколько у нас получилось? – лет 30 или 40. Такие сроки радиоизотопный метод никогда не покажет. Так что наши данные по образцам очень приблизительны.
– А Андрей Данилыч думает, что вы ему выдавали точные цифры, – сказал Лерыч.
– Нет, – ответил дядя Валик, – археологи всё это прекрасно знают. Но иного метода оценки ископаемых пород и останков не существует. Вот мы и врём. Сделай милость, Лерыч, выучись хорошо на умного человека, и изобрети метод, точный, хотя бы до десятка лет.
– Надо подумать, – уклончиво ответил сын своего отца.
Вечерело. Солнце приближалось к горизонту, и прибрало свою жару. Наступило такое время суток, когда работать, как раз, одно удовольствие – не жарко и не душно. Но именно это благодатное время все работники на земле предпочитают посвящать самому любимому занятию всех работников мира – отдыху. Действительно, как-то жалко плохое время посвящать хорошему делу. К примеру, на солнцепёке трудиться не приятно. Но трудиться – само по себе дело не приятное (крамольные вещи говорю!), так уж пусть тогда это и делается в такое же неприятное время. А отдыхать надо и во время хорошее. В общем, без многословия: работы на раскопе прекратились, едва до заката оставался час, или часа три до темноты. Мы бы с Лерычем ещё копали и копали, так как, кроме ржавых патронов ещё ничего не накопали, но со своим уставом в чужой монастырь не лезь, гласит народный этикет. Так здесь принято. И мы пошли умываться вместе со всеми.
Ужинали арбузами и пловом. За столом подводили итог рабочего дня. Мы с Лерычем теперь внимали всему, как полноправные участники общего дела.
Ну-ну, что там сегодня откопали? Лошадиную ногу с подковой. Очень интересно. А где вся лошадь? Гвозди нашли. Древние греческие гвозди. Нашли толстый слой золы. Немного поспорили, что это было – большой очаг или жертвенник. Какой жертвенник? – высмеял эту мысль Садиков, – где, на ферме? Дальнейшие раскопки всё покажут. Компьютер у горшечников подобрал фрагменты (шесть штук) для ещё одного горшка. Два молодых новобранца приступили к освоению квадрата №56 на шурфе №5. Это про нас. Лерыч сидит строгий и гордый.
С ужина все разошлись заниматься бытовыми делами или просто отдыхать. На очаг взгромоздили огромный чайник. Любой желающий может вечером пить чай, сколько хочет. Дядя Валик вытащил из своего рюкзака банку кофе, и, довольный, подмигнул нам.
Садиков сидел за общим столом, под тентом, и просматривал планы и схемы, пока позволяло солнечное освещение. Мы подсели к нему, и спросили:
– Андрей Данилович, а когда же экспедиция будет разрабатывать скифский курган?
И Садиков отвечал:
– А для этого, ребятки, надо бы послать разведгруппу по туннелям каменоломен, чтобы они, с компасом, уточнили мне схему подземелий.
– Ой, Андрей Данилыч, – пискнул Лерыч, – а можно и мы с разведгруппой пойдём?
Ох, и Лерыч! Ну, никакой солидности. Сейчас Садиков точно думает: «Пришли тут пацаны в археологов играть!». Так и хочется теперь Лерыча по затылку стукнуть! А дядя Валик постучал ложкой по своей чашке и сказал:
– Вот теперь, Валера, ты точно в каменоломни не пойдёшь.
– Папа! Ну, я же именно спросил: «можно ли?».
– Это то же самое, что напрашиваться: «ну, возьмите!», – ответил отец.
Садиков снисходительно разулыбался.
– Вообще то, ходить по этим туннелям небезопасно, – сказал он, – Известняки, сами по себе, не очень прочны, а часто бывают слоисты, и своды туннелей провисают. А после бомбовых ударов некоторые своды находятся на грани обвала. Бомбы здесь рвались чудовищные – вы посмотрите, какие воронки огромные есть в степи. Я, прежде всего, не рискую людьми. Пробраться под курган из-под земли – это только идея. Но воплотить её можно только при обеспеченной безопасности подземного прохода. А мы, к тому же, только приблизительно знаем куда идти. Если разведчики уйдут под землю, мы ещё и не будем толком знать, где они находятся.
– А тут, вдруг, обвал, – сказал я, – Кто-нибудь кашлянёт, и – обвал! Путь закрыт, и надо идти другими ходами. Всё – группа заблудилась!
Лерыч нахмурился и покачал головой.
– Вот-вот, где-то так, – согласился со мной Садиков, и снова углубился в схемы раскопок.
Наступила ночь. Звёзды густо посолили чёрное небо. Мы улеглись под открытым космосом на подстилках, и стали, не мигая, спокойно и расслаблено, созерцать эту красоту. Небо было живое и торжественное. Полчаса спустя уже казалось, что мы видим Вселенную объёмно, охватывая всю эту огромность своим сознанием. Мысль скользила между звёзд, и приближалась к границе этого пространства. Бесконечность вездесуща, она не имеет меры и отметки, но ощутима она становится там, где нечётко и гадательно проходит граница этой Вселенной. Сознание натыкается на этот незримый край, и сталкивается с тем, что осознать невозможно – с бесконечностью. На какое-то мгновение я даже почувствовал, что схожу с ума, и, в страхе, прекратил этот мысленный рейд в бесконечность. Я вернулся снова к ближней Вселенной – окрестностям нашей Галактики. Здесь было довольно суетно, как на людной улице. Периодически блистали метеориты, чертя небо короткими штрихами. Между звёзд иногда, очень быстро и очень прямо, пролетали маленькие светящиеся точки. Это спутники.
Лёгкий ветер шевелил наши волосы, и нам казалось, что этот ветер веет по всей Вселенной, простёртой перед нами.