Глава 5
Этот понедельник ничем не отличался от остальных. К такому выводу Дженни пришла, снова отправившись к руинам дома номер 472 по Мэйпл-стрит. На этот раз они приехали сюда со следователем. На этой неделе начиналась операция по спасению имущества. Ее успех казался Дженни весьма сомнительным, однако Рурк уверял, что она еще удивится.
Рурк остановил машину на обочине дороги. Когда они выбрались наружу и Дженни взглянула на Рурка, у нее перехватило дыхание. Она не привыкла находиться рядом с такими красивыми мужчинами. Рурк действовал на нее странным образом. Ее мозг отказывался работать.
Рурк заметил, что Дженни на него смотрит.
– Что-то случилось?
– Я правда думаю, что мне лучше уехать. Я имею в виду – уехать из твоего дома.
– Ты остаешься. По крайней мере, сейчас это самая лучшая идея.
– Мне неловко. Люди будут говорить.
– Это всегда было твоей проблемой, Дженни. Ты всегда беспокоилась о том, что скажут люди.
Как интересно слышать это от Рурка.
– Хочешь сказать, ты совсем не беспокоишься об этом?
– А что, похоже?
Дженни вспомнила женщин, с которыми он встречался.
– Наверное, нет. Зато я беспокоюсь.
– Послушай, никто ничего такого не подумает. Ты – потерпевшая, я – начальник полиции. Сам бог велел.
– Чудненько, – бросила Дженни, проходя мимо Рурка, и направилась к руинам дома.
Мыском ноги Дженни подцепила и перевернула то, что некогда было деревянным ящиком для папок. В нем она хранила все свои тетради. Как только Дженни научилась писать, она записывала все свои секреты, все свои девичьи мечты, все свои мысли в тетради на кольцах и складывала их в этот ящик. От них остались почерневшие страницы, легко рассыпающиеся при малейшем касании. Некоторые страницы сохранились, но промокли от воды из пожарного шланга.
«Как же я теперь вспомню, – подумала Дженни, – как я вспомню девочку, которой была когда-то?»
Стоя посреди разрушенного дома, единственного, который она когда-либо знала, Дженни приказала себе не расстраиваться из-за каждой потерянной вещи. Это глупо. Ведь если она будет оплакивать каждую мелочь, то это продолжится вплоть до Страшного суда. Дженни запустила руку в карман, где лежала коробочка с таблетками. Этим утром она купила новую. Держись, приказала она себе, а потом взглянула на Рурка Макнайта, и ее охватило незнакомое, странное чувство. Надежность. Безопасность. Более того – слабый лучик надежды. А ведь ей даже не пришлось принимать таблетку.
Дженни не знала причины этих чувств. Рурк просто стоял и смотрел на нее так, словно готов был броситься ради нее под поезд, если это потребуется. И Дженни верила ему. Она ему доверяла. Чувствовала себя в безопасности рядом с ним. И это делало ее в одинаковой степени самой мудрой и самой глупой женщиной в городе.
Дженни отвлек звук мотора. Она повернулась и увидела, как из серебристого «лексуса» вышла Оливия Беллами и теперь быстро направлялась к ней. Красивая блондинка в дизайнерских ботинках и украшенной вышивкой куртке, она походила на тех женщин, с которыми обычно встречался Рурк. Лишь с одним отличием: Оливия обладала умом.
– Дженни. – Оливия обняла ее и отступила на шаг. – Мне только что сказали. Слава богу, с тобой все в порядке. – Она в изумлении посмотрела на то, что осталось от дома, и добавила: – Мне так жаль.
– Спасибо, – ответила Дженни, чувствуя неловкость. Они с Оливией были единокровными сестрами, но толком не знали друг друга. Первый раз встретились прошлым летом, почти случайно. Оливия приехала из Нью-Йорка привести в порядок летний дом семьи Беллами, расположенный высоко в горах на берегу озера Уиллоу.
Узнать, что они обе дочери Филиппа Беллами, было… сначала поразительно, а потом неприятно. Дженни была результатом увлечения молодости, Оливия родилась от женщины, с которой Филипп состоял в браке, а позднее развелся. И теперь Дженни и Оливия все еще свыкались с мыслью о том, что они сестры. В отличие от веселых близняшек из фильма «Ловушка для родителей»[4], Дженни и Оливии приходилось продираться сквозь дебри непонимания.
– Нужно было сразу же звонить мне! – возмутилась Оливия. Она бросила быстрый взгляд на Рурка. – Привет, Рурк, – и снова повернулась к Дженни: – Почему ты мне не позвонила?
– Я… э-э-э… когда случился пожар, я была в пекарне, а потом… – Дженни вдруг почувствовала себя виноватой. Она не знала, как вести себя с новообретенной сестрой. – Потом началась такая суета. Можешь себе представить.
– Прошу прощения, – извинился Рурк. Его позвал начальник пожарной охраны, и он отошел в сторону.
– Я не могу представить, – возразила Оливия и взяла Дженни за руку. – О, Дженни! Я хочу помочь. Что я могу сделать? – Оливия, казалось, была в искреннем отчаянии. – Я готова помочь. Всем, чем могу.
Дженни заставила себя улыбнуться. Она была бесконечно благодарна за то, что после смерти бабушки у нее осталась сестра. Если бы не Оливия, ей, потерявшей свой дом, было бы совсем одиноко. В то же время, думая о тех годах, что они потеряли, Дженни ощущала щемящую грусть. Она выросла в городе, где ее окружали Беллами, не подозревая о родственных связях между ними. Они с Оливией были такими разными. Оливия родилась в богатой семье Беллами, окруженная роскошью и привилегиями. Будучи обожаемым – и, по словам самой Оливии, избалованным – единственным ребенком в семье, она посещала лучшие школы, с отличием окончила Колумбийский университет и к двадцати четырем годам основала собственный бизнес. Оливия была красивой, успешной… и встречалась с замечательным человеком по имени Коннор Дэвис. Оливии завидовали. И эта зависть часто перерастала в неприязнь.
Но Дженни Оливия очень нравилась. Правда нравилась. Ее единокровная сестра была доброй и забавной и искренне хотела завязать с Дженни дружбу. Дженни где-то читала, что настоящей проверкой отношений являются кризисные ситуации.
«Так что скоро я узнаю правду», – подумала она.
Набрав в грудь воздуха, Дженни сказала:
– Я сейчас сбита с толку всем произошедшим. Надеюсь, ты простишь меня?
– Прощу? Боже мой, Дженни, ты, должно быть, не в себе.
– Ну, если ты так считаешь…
– Боже, послушай! Я отвратительна!
– Все в порядке. Сейчас действительно не до приличий.
Между ними воцарилось неловкое молчание. Дженни всматривалась в лицо сестры. Она часто пыталась отыскать хотя бы какие-нибудь общие черты. Разрез глаз? Форма подбородка, линия скул? Их отец клялся, что они похожи, но Дженни считала, что он выдает желаемое за действительное.
– Послушай, ты действительно можешь помочь. Мне нужна новая одежда.
– Тебе нужно абсолютно все, – добавила Оливия. – Садись в машину.
Наконец-то Дженни почувствовала облегчение и благодарность за заботу. Она подошла к Рурку.
– Мы закончили здесь?
– На данный момент – да. Большую часть дня следователь будет занят работой.
– Хорошо. Я поеду с Олив, моей сестрой, куплю кое-какие вещи.
Дженни произнесла это вслух с удовольствием. Моей сестрой.
– Позвони мне, – попросил Рурк.
Дженни не могла найти предлог, чтобы отказаться. Во время пожара мобильник находился с ней в сумочке, с ним было все в порядке. И Рурк уже купил новое зарядное устройство для него. Дженни села в машину Оливии. Под тяжестью ее тела мягкое кожаное кресло испустило тихий вздох. У богатых людей все по-другому. Даже их машины какие-то необычные.
– Где ты остановилась? – спросила Оливия.
Дженни ничего не ответила, но взгляд в сторону Рурка выдал ее.
– Ты живешь у него?
– Это лишь временно.
– Я не говорю, что это плохо, – поспешила успокоить Оливия. – Но… Рурк Макнайт? Я имею в виду, если к этому прибавить ту фотографию из газеты, то это… я не знаю… выглядит…
– Как?
– Как… Как будто вы…
– Я и Рурк? – Дженни тряхнула головой, гадая, как много о них знает Оливия. – Не в этой жизни.
– Никогда не говори «никогда». Я говорила так насчет Коннора, и взгляни, что из этого вышло! Летом у нас свадьба.
– Думаю, только ты удивлена этому.
– Что ты имеешь в виду?
– Вы с Коннором просто созданы друг для друга. Все это видят.
Оливия широко улыбнулась:
– Знаешь что, оставайся у нас.
«Без обид, – подумала Дженни, – но я охотнее соглашусь на визит к стоматологу».
Оливия и Коннор жили в самом роскошном доме на берегу реки. Они строили свою обитель из камня, дерева и романтических надежд, и Дженни не сомневалась, что их ожидает счастливое будущее. Однако пока дом был закончен только наполовину, поэтому Оливия и Коннор ютились на участке в старом трейлере. И он не был предусмотрен для приема гостей.
– Это очень мило с твоей стороны. Но, спасибо, не стоит.
– Я тебя не виню, – сказала Оливия. – Я сама живу там лишь потому, что это временно. Коннор обещает закончить дом к апрелю. Я все время напоминаю себе, что он архитектор, а они вечно путаются со сроками.
– Но не в случае со своими невестами, я надеюсь.
Прежде чем Оливия успела завести мотор, с их машиной поравнялся видавший виды пикап Нины Романо, которая жестом показала опустить оконное стекло. Лучшая подруга Дженни всегда отличалась простотой. Она часто носила одежду, купленную на распродажах, из-за чего оппоненты прозвали ее «счастливой хиппи». Но самоотверженность Нины, направленная на благо общества, вкупе с железной хваткой сделали ее популярной среди избирателей.
– Я слышала, ты переехала к Рурку, – сказала Нина без всякого вступления и заглянула в автомобиль. – Привет, Оливия.
Оливия приветливо улыбнулась.
– Я обожаю жить в маленьком городке. Здесь всегда есть о чем поговорить.
– Я не переезжала к Рурку, – вспыхнув, возразила Дженни.
– А я слышала другое, – ответила Нина.
– Рурк приехал ко мне в пекарню среди ночи и заявил, что мой дом сгорел. Я отправилась к нему, потому что устала как собака и было рано звонить кому-то еще. И я все еще у него потому, что… – Дженни замолчала. Она не собиралась рассказывать о том, как мастерски Рурк варит кофе, о его великолепном постельном белье и возникшем у нее чувстве безопасности рядом с ним.
Нина засопела носом и высморкалась.
– Извините. В Олбани я подхватила простуду. Ты могла бы поехать ко мне. Меня не было в городе, но Соннет не стала бы возражать.
Дженни знала, что у Нины свободного места было не больше, чем в трейлере Оливии. Она жила с дочерью в маленьком одноэтажном доме. Зарплата мэра была так мала, что этот пост считался чуть ли не волонтерским.
– Спасибо, – ответила Дженни, – но, как я говорила, это временно, пока не решу, что делать дальше.
Как обычно, у Нины было полно дел. У нее зазвонил телефон, и ей пришлось умчаться на важную встречу.
– Позвони мне, – одними губами произнесла Нина, заводя мотор.
Дженни и Оливия приехали на главную городскую площадь, где бок о бок располагались пекарня, ювелирный магазин, книжный магазин, множество бутиков и туристских лавок. Дженни и Оливия направились к одному из бутиков с одеждой.
Ходить по магазинам с сестрой оказалось неожиданно приятным занятием. И подбирать весь свой гардероб с нуля было просто восхитительно. Дженни настояла на том, чтобы все покупки свелись к минимуму.
– У меня такое ощущение, что некоторое время я буду путешествовать, – сказала она. – До сих пор не могу поверить, что моих вещей больше нет.
Глаза Оливии заволокла дымка.
– О, Дженни. – Она достала мобильный телефон. – Мы должны обо всем рассказать папе. Немедленно.
– Нет, не нужно. – Дженни никогда не называла своего отца папой. Возможно, никогда и не назовет. До прошлого лета единственной информацией, которой Дженни о нем располагала, была загадочная пометка в свидетельстве о рождении: «Отец неизвестен». Узнав друг о друге, они попытались познакомиться ближе. Но тем не менее в сознании Дженни этот человек был не папой, а Филиппом. Весьма приятным джентльменом, который в молодости совершил ошибку, влюбившись в мать Дженни, Маришку.
– Хорошо, – сдалась Оливия. – Но ты должна рассказать ему о случившемся.
– Да. Я позвоню ему позже.
– И… – Оливия осеклась, на ее щеках проступил румянец, – еще я должна сказать, что моя мать и бабушка с дедушкой – семья Лайтси – скоро приедут сюда, чтобы помочь мне со свадьбой.
– Хорошо, – ответила Дженни. – Спасибо, что предупредила.
– Тебе будет неприятно встретиться с ними?
Увидеться с женщиной, на которой женился отец, после того как расстался с Маришкой? Что здесь может быть неприятного?
– Мы все – взрослые люди. Справимся.
– Спасибо. Мамины родители, бабушка и дедушка Беллами останутся друзьями навеки. Я думаю, они вчетвером решили, что мои мама и папа поженятся, еще задолго до того, как они встретились. Наверное, поэтому те в конечном счете и развелись. Возможно, женитьба была для них не самым главным.
К своему стыду, Дженни легко могла представить, как можно выйти замуж только потому, что это правильно и так принято. Давным-давно она сама чуть было так не поступила. Продолжая размышлять, Дженни примерила юбку и бюстгальтер. Оливия обладала великолепным вкусом. Дженни выбрала семь комплектов нижнего белья. И хотя ее взгляд привлекли соблазнительные кружева, она все же остановила свой выбор на простых трусиках-шортах. Ей хотелось быть практичной.
Оливия подошла к витрине с пижамами. Она брала их одну за другой, откладывая в сторону старомодные модели с глухим воротом. Наконец протянула Дженни красивую розовую маечку и одобрительно кивнула:
– Может, это пригодится тебе, пока ты живешь с Рурком.
– Поверь мне, не пригодится.
– Ты не можешь знать наверняка. Послушай меня. Если бы мне кто-то сказал, что я буду жить в трейлере с бывшим заключенным, я бы подумала, что надо мной подшутили. Моя мать чуть не попала в больницу, когда я сообщила ей эту новость. Для нее это было настоящим шоком. В мае я встречалась с актером, который засветился в «Ярмарке тщеславия». В конце лета я влюбилась в Коннора Дэвиса. Я просто хочу показать тебе на примере.
– Что показать?
– Мы не выбираем, в кого влюбиться. Любовь сама выбирает нас.
– Почему у меня такое чувство, что ты пытаешься мне что-то сказать?
– Вовсе нет, – возразила Оливия, сунув Дженни в руки розовую маечку. – По крайней мере, пока что.
К концу дня Дженни вымоталась окончательно. До этого момента она воспринимала понятие «дом» как нечто должное, так же как это делает большинство людей. Простое знание того, что твой дом: твое любимое кресло, музыкальный центр, кровать, стопка книг на ночном столике – все это ожидает тебя вечером, является источником комфорта. Об этом не задумываешься, пока однажды твой дом не исчезает. Дженни шатало от изнеможения, и она с тоской вспоминала о своем доме, своей кровати. Когда Дженни с пакетами в руках переступила порог дома Рурка, усталость накрыла ее, словно огромная волна.
– Такое чувство, что ты вот-вот потеряешь сознание, – заметил Рурк.
Со двора прибежали запыхавшиеся собаки и, стряхнув с себя снег, приветливо замахали хвостами. За ними проскользнул одноглазый кот Клоренс.
– Ты угадал, – ответила Дженни.
Рурк принялся кормить питомцев, разговаривая с ними, словно они были людьми, и это неожиданно очаровало Дженни.
– Подвиньтесь, ребята, – приговаривал Рурк. – И не торопитесь глотать, а то у вас начнется икота.
Несмотря на усталость, Дженни поймала себя на том, что улыбается. Собаки уселись в ряд и с обожанием смотрели, как Рурк раскладывает еду по мискам. Почему она никогда не заводила питомцев? В доме не помешало какое-нибудь ласковое существо.
– А ты? – спросил Рурк. – Что ты хочешь на ужин?
О боже.
– Мне все равно. Я не привередлива в еде.
– Хорошо. Я не очень хорошо готовлю.
– Помощь нужна? – предложила Дженни.
– Нет. Лучше прими долгий душ, потому что сразу после него ты отправишься спать.
Дженни вспомнила об удобной кровати Рурка и, направившись в душ, почувствовала сладкое томление. Душевая, как и все в этом доме, сияла чистотой. Дженни устояла перед искушением заглянуть в шкафчик с медикаментами. Она знала, что есть такая стадия, когда получаешь о человеке слишком много информации. Кроме того, чем больше она узнавала о Рурке, тем глубже казалась его загадка.
Приняв душ, Дженни надела мягкие трико и кофту с капюшоном, которые сегодня купила, причесалась и зашла на кухню, где Рурк накрывал на стол.
– Значит, вот какова часть «служить» из фразы «Служить и защищать», – сказала Дженни.
– Я всегда отношусь к своим обязанностям серьезно, даже если это суп из консервов и бутерброды с ветчиной. Кстати, из лучшего ржаного хлеба в мире, – добавил Рурк.
– У тебя великолепный вкус, – сказала Дженни, заметив буханку традиционного польского хлеба из пекарни «Скай-Ривер». – Ты знаешь, что закваске этого хлеба больше семидесяти лет?
Рурк был озадачен. И так происходило со всеми, кого спрашивали о хлебной закваске.
– Это живая культура. Нужно часть закваски использовать для теста и сделать новое из оставшейся. Таким образом, закваска никогда не кончается. Моя бабушка получила ее от матери в день своей свадьбы в Польше. Традиционный свадебный подарок – сосновый ящик размером с обувную коробку с керамической посудой.
Бабушка привезла закваску в этом резном ящичке в Америку в 1945 году и сохраняла ее живой всю свою жизнь.
Рурк перестал жевать.
– Кроме шуток?
– Можно подумать, я это придумала.
– То есть какая-то часть моего бутерброда существовала в Польше еще до Второй мировой войны? – Рурк нахмурился. – Погоди. Я надеюсь, огонь не уничтожил закваску.
– Нет. Мы храним все хлебные культуры в пекарне.
– Хорошо. По крайней мере, что-то. А если ты как-нибудь потеряешь закваску, или она закончится, или еще что-то, ты сможешь сделать новую?
– Конечно. Но она уже не будет прежней. Это как выдержанное вино. Время делает закваску лучше. А еще это традиция передавать от матери к дочери, и эта цепочка никогда не прерывалась. – Дженни взяла бутерброд. – Хотя моя мать, наверное, все же ее нарушила.
– Закваска находится в пекарне в полной безопасности, – сказал Рурк, уклоняясь от темы о матери Дженни. – Это самое главное.
– Что? Закваска для ржаного хлеба важнее моей матери?
– Я этого не говорил. Просто не хотел поднимать больную тему.
– Поверь мне, это уже не больная тема. Слишком много времени прошло. В данный момент у меня есть более насущные проблемы.
– Точно, – согласился Рурк. – Прости, если сказал что-то, что тебя расстроило.
«Как бережно он со мной обращается», – подумала Дженни.
– Послушай, со мной все будет в порядке, – пообещала она.
– Я и не говорил, что будет по-другому.
– Твой взгляд говорит об обратном. И твое отношение ко мне говорит об обратном.
– Какой взгляд? И какое отношение?
– Ты смотришь на меня, словно я – бомба, готовая вот-вот взорваться. И ты слишком заботишься обо мне.
– Со всей прямотой могу сказать, что впервые женщина обвиняет меня в проявлении излишней заботы. То есть сейчас я должен… что? Извиниться?
Дженни задумалась, а не поднять ли тему о том молчании, которое они хранили эти годы? Когда-нибудь они обязательно поговорят об этом. Но не сейчас. Сейчас она слишком устала, чтобы начинать этот разговор.
– Просто прекрати это, – сказала Дженни. – Я себя странно чувствую.
– Хорошо. Я перестану. Помоги мне убрать посуду. – Рурк поднялся из-за стола. – Нет, лучше вымой ее, а я пока посмотрю телевизор.
– Не смешно, Макнайт.
В конце концов они поставили тарелки в посудомоечную машину вдвоем. Дженни заметила маленькую фотографию в рамке на подоконнике. Это была одна из немногих личных вещей Рурка. Дженни удивилась, когда разглядела на фотографии Джоуи Сантини, лучшего друга Рурка в молодости. А также человека, с которым Дженни была помолвлена. Снимок запечатлел Джоуи, солдата, который служил в провинции Кунар в Афганистане. Сзади него находилась пустынная взлетная полоса и грузовой вертолет. Джоуи выглядел абсолютно счастливым, и в этом был весь он: жизнерадостный, несмотря ни на что. На Джоуи была форма защитно-песочного цвета, локтем он опирался на джип и смеялся в камеру, влюбленный в этот мир, в саму жизнь, даже посреди сожженной сражениями земли.
– У меня тоже есть такая фотография, – сказала Дженни. – Вернее, была. Она сгорела при пожаре.
– Я сделаю для тебя копию.
У Дженни на языке вертелся вопрос: ты думаешь о Джоуи? Но ей не нужно было спрашивать. Она и так знала ответ. Каждый день.
– У меня есть десерт, – сказал Рурк, захлопывая дверцу посудомоечной машины и устанавливая таймер. Очевидно, он решил, что тема закрыта.
– Я не стану есть «Ну и ну!».
– Это мороженое.
– Отличный десерт для зимы!
Не обращая внимания на протесты Дженни, Рурк положил ей три шарика мороженого, каждый размером с кулак. Потом они уселись на диван и одновременно потянулись за пультом от телевизора. Рурк схватил его первым и, несмотря на нытье Дженни, отказался смотреть проект «Подиум». Он нашел канал, где транслировали реалити-шоу о мотоциклах. Спрятав пульт между диванной подушкой и своей ногой, Рурк заявил:
– Теперь ты не можешь сказать, что я излишне заботлив.
Дженни ела мороженое и смотрела, как на экране показывают какую-то сложную деталь, которую голос за кадром именовал тормозной камерой. Дженни почувствовала, как ее мозг начинает плавиться.
– Может, найдем компромисс? – спросила она. – Давай посмотрим какую-нибудь программу про расследование преступлений.
– Имеешь в виду те, которые представляют полицейских такими сексуальными и крутыми ребятами?
– А что, это не так? – спросила Дженни.
– Честно говоря, работа полицейского очень скрупулезна. Я трачу полдня на то, чтобы составить опись инвентаря, что очень удручает, так как бюджет не позволит обновить снаряжение еще года два. Глава нашего городского совета либо идиот, либо скряга.
– Ты имеешь в виду Алджера?
Рурк кивнул.
– Тогда почему ты работаешь в полиции, если там так скучно? – спросила Дженни.
– Потому что это моя работа, – просто ответил Рурк, не отрывая взгляда от экрана телевизора.
– Но почему это твоя работа? Ты мог выбрать что тебе захочется, поехать куда угодно. А вместо этого ты поселился в этом маленьком городке в горах, где никогда ничего не происходит.
По телевизору началась реклама, и Рурк повернул голову к Дженни.
– Возможно, я жду, когда что-нибудь случится, – ответил он.
Дженни умирала от желания расспросить Рурка поподробнее, но не хотела выказывать своего интереса.
– А я думала, что работа полицейского подразумевает одно приключение за другим.
– Не хочу тебя разочаровывать, но полицейские – это не те сексуальные и крутые ребята с экрана. Вот печь пироги и колачи с малиной – это действительно сексуально.
– Что ж, я тоже не хочу тебя разочаровывать, но я не пеку.
– Вот как? Но ты все равно сексуальная.
Дженни вспыхнула. В ее возрасте было глупо краснеть от слов мужчины. Особенно если этим мужчиной был Рурк Макнайт. Дженни попыталась притвориться, что его слова не оказали на нее никакого воздействия, хотя она ярко чувствовала, как горят ее щеки. Господи, неужели они флиртовали? Все становилось слишком сложным, но… непреодолимым.
– И какая это часть фразы «Служить и защищать»? – спросила Дженни, стараясь придать голосу непринужденный тон.
– Это не имеет ничего общего с работой. И ты покраснела.
– Нет.
– Конечно же да. И мне это нравится. Мне нравится, что я могу заставить тебя покраснеть.
Причем с легкостью, подумала Дженни. Все-таки между ними существовала гармония. Всегда. Она потратила годы, пытаясь это забыть, но все вернулось в прежнее русло.
– Я это запомню. С тобой действительно легко, шеф Макнайт.
– И всегда было, – добавил Рурк. – И ты первая, кто должен знать об этом.