80. Без тщеславной почесухи
Лакшин В. Я. Открытая дверь: Воспоминания и портреты. – М: Моск. рабочий, 1989. – 448 с.
Некий Мосхион говорил: «Если хочешь, чтобы тебя похвалили, научись хвалить другого и тем самым приобретешь заслуженную похвалу». Вот еще бы не через Википедию узнать, кто такой Мосхион. Очевидно, древнегреческий философ, но вот, гад буду, что он написал – не знаю. И в правдивости этого изречения сомневаюсь. Потому что если бы он был точен и не изрекал чушь, даже я знал бы и почитал его как человека, равновеликого Плутарху, Платону и Аристотелю. А я его путаю с Эсхином (не с Эсхилом!), и значит, он чересчур увлекался дифирамбами в адрес современников, а тем более авторитетов.
Конечно, книга воспоминаний В. Я. Лакшина производит не столь величавое впечатление, как «Жизнь двенадцати цезарей» Светония или «Параллельные жизнеописания» Плутарха. Но она ведь и отстоит от нашего времени не столь далеко. Лакшин описывает характеры и поступки симпатичных ему людей с юмором и с любовью. Читая живые портреты Твардовского, Соколова-Микитова и Маршака, я нередко смеялся, поражаясь точности наблюдений. И не всех своих персонажей он славословит и хвалит. И все же впечатления от его книги не окончательные, временная дистанция слишком мала, чтобы о самом мемуаристе высказаться определенно.
В этой книге он душевен, тонок, занимателен, умен, скромен, хороший портретист; благодаря ему, я полнее представил роль и значение литераторов, которых люблю (Соколов-Микитов, М. Булгаков), но сам Лакшин слишком в тени и представлен только как работник «Нового мира».
(A part: я вот тоже с начала 1980-х годов в Малом Путинковском переулке бывал, но, в отличие от него, ни фига, ни малейшего пиетета не испытывал, а впоследствии и впрямую перессорился со всеми, за исключением нынешнего главного редактора. Может, я хам, а надо благоговеть и трепетать? Да, конечно, почему нет? Но только в случае, если бы в журнале сидел безусловный для меня авторитет, вроде Твардовского, и туда захаживал другой, вроде Солженицына. Но ведь в 80-е годы там уже было выбитое поле и заседали одни Мосхионы. Того же Залыгина или Р. Киреева я элементарно не уважал – ясно, что ни в штат меня не взяли, ни в номер не запланировали).
И еще одно: В. Я. Лакшин еще верил в силу слов, иначе бы не взялся за словесное портретирование. Нынешние – и не только в редакции «Нового мира», а и среди московских критиков и литературоведов, – верят только в одно: в видеосъемку. Мастера слова якобы, а лезут перед телекамерами, и шабаш! Так что, Владимир Яковлевич, изобразительные средства в литературе расширились, но за счет визуальных. «Любят возлежать на собраниях и принимать рукоплескания от народа», – вроде бы так (типа того) говорил Иисус Христос.
И, конечно, при такой тщеславной почесухе наш современник В. Я. Лакшин еще воспринимается как хороший литератор, а нынешние, особенно редакторы и филологи, – уже просто как безвестные византийские комментаторы текстов 6—8 веков н. э. И сами неизвестны, и талдычат о неизвестных. Мельчаем, Владимир Яковлевич!