92. Герой не нашего времени
Э. Войнич, Овод: Роман/ пер. с англ. Н. Волжиной. – Ташкент: Укитувчи, 1984.
Так сошлось, что я впервые прочитал знаменитый роман Этель Лилиан Войнич и в тот же день посмотрел фильм «Овод», 1955 года, хрестоматийный для советской революционно-романтической кинематографии, с Олегом Стриженовым в главной роли (и тоже впервые, потому что диафильмами и кинопоказами в средней школе пренебрегал).
Необычно, что женщина, к тому же англичанка, которые, как известно, благочестивы и даже ханжеваты (таковы традиции воспитания), написала произведение, выстроенное в таких жестких контроверзах. Не всякому мужчине под силу задать такие вопросы, так схлестнуть противоречия и так выстроить сюжет. Ведь как обыкновенно пишут английские леди, те, что изданы в «Панораме романов о любви»? Влюбленная женщина через многочисленные препятствия и трагические недоразумения, преодолевая их, соединяется в браке с благородным героем. Э. Л. Войнич поступила бы так же благонамеренно, конгруэнтно и толерантно, как нынешние поставщицы чтива, но, во-первых, она писала в эпоху (до первой мировой войны), когда не чуждались конфликтов и еще не скругляли их, а во-вторых, – и это главное, – была женой польского патриота и революционера. Матка Боска Ченстоховска, да не будь этого благородного польского гонору, шляхетской чести и авантюрной жилки, откуда бы взяться такому характеру, как Овод. Он горд, язвителен, отважен, отчаянный храбрец, борец за национальное освобождение и неустойчив в моральном и религиозном смысле. Он попросту атеист, а это уж совсем не приветствовалось бы на туманном Альбионе. Но говорится ведь, что муж да жена – одна сатана. И Лилиан Войнич прекрасно изобразила романтического героя, даже если сознательно и не стремилась списывать его с мужа и переместила действие романа не в Польшу, а в Италию, во времена, когда там разворачивались гарибальдийские и мадзинистские патриотические движение против австрийцев. Чистокровная англичанка так бы себя не повела (симпатизируя иноплеменникам), но на судьбе Джорджа Байрона, Джеймса Джойса, Р. Л. Стивенсона, других «отверженных» художников убеждаемся, что на британских островах тоже не все ладно: изгоняют отщепенцев, нет пророка в своем отечестве. Войнич еще и покруче отчудила: она эмигрировала затем в Соединенные Штаты Америки, а это уж совсем не патриотично.
Известно, что роман был любимейшим чтением русской анархической молодежи, а после Октябрьского переворота стал едва ли не эталонным произведением, когда надо было проиллюстрировать распространение социалистических идей и победную поступь перманентной революции. Никакого худа в этом нет, книга очень честная, чистая и воспевает героя. Степняк-Кравчинский, не без влияния этой книги и этой писательницы, впоследствии, на своем опыте, также написал немало замечательно одухотворенных произведений, даром что был анархист, террорист и все такое. Думаю, что сейчас роман переживает новую, свою вторую актуализацию на русской почве, но куда более слабую, чем в начале ХХ века.
Овод – это жалящая муха, неугомонный человек, который всех беспокоит, злит и будоражит. Это человек, обиженный пренебрежением и предательством земного отца и земной женщины (духовника, кардинала Монтанелли и Джеммы, подруги детства). Он незаконнорожденный, а у незаконнорожденных, как утверждают генетики, амбиции ого-го какие. Вон, Фридрих Ницше незаконнорожденный, так он подписывался «Распятый», ни больше, ни меньше, и грозился сместить папу римского, если тот не подтвердит его особую миссию. Вот и у Овода, итальянского патриота, отношения с религией и папским престолом – совсем никуда.
Вместе с тем его поведение очень понятно и объяснимо. Если вы с детства на положении изгоя, редко случается, что вы наберетесь смирения и толерантности. Скорее всего, вы взбунтуетесь и изберете месть как средство самоутверждения, а в этом случае общество ответит вам пытками, тюрьмой, преследованиями, нищетой, изгнанием. Всё это и случилось с Оводом. Но, и ожесточившись, он сумел подчинить свою жизнь высшим идеалам и борьбе за благородные цели. Он не любил захватчиков австрийцев и религиозную экспансию, и это притом, что судьбу получил почти как у Христа: предательство, и поношение, и неправый суд, и смерть. «Громче зовите. Может быть, Он спит», – насмехается Овод над эффективностью католических молитв. Сразу вспоминается картина «Отказ от исповеди» (вот только не помню, Ярошенко, Перова или Репина).
И знаете, я почему-то склонен оправдывать эту несговорчивость, и анархизм, и молодой энтузиазм, отнюдь не направленный на личное обогащение в офисе медиа-холдинга «Рога и Копыта». В телестудиях и в издательствах чаще мелькают рога, копыта и прочая атрибутика сатаны, чем среди простого народа или шифровальщиков «Молодой Италии». И знаете почему? Великие души не лезут перед телекамерами, а также на амвон. Они сражаются, они предпочитают действовать, а не болтать.