Глава 13
Гаражи располагались в соседнем дворе. По пути мы никого, кроме кошек, не встретили, да и немудрено, ведь была ночь. Подруга быстро отыскала свой гараж в темноте, и через несколько минут мы уже катили по улицам ночного города. Чтобы не вызвать подозрений, припарковали машину возле новостроек, аккуратно втиснувшись между «девяточкой» и грузовиком. Дальше пошли пешком.
– Ну, и что теперь? – спросила я, как только мы подошли к нашему зданию.
– Иди за мной, – скомандовала подруга и пошла в обход.
Я поплелась за ней. Честно говоря, вся эта затея была мне не по душе, и я ругала себя за то, что согласилась на эту авантюру. Тем более я совершенно не представляла, как нам попасть в здание незамеченными. Лена шла уверенно, как будто знала, что делает. Она подошла к одному из подвальных окошек, чем-то щелкнула, и оно открылось.
– Теперь лезь за мной, – сказала она и нырнула в темноту подвала.
Я, не переставая удивляться, слегка поёжилась и полезла вслед за ней. Из подвала тянуло сыростью и почему-то кошками, хотя я лично ни разу не видела ни одной из них ни в нашем здании, ни возле него.
– Осторожно, – сказала подружка откуда-то снизу и посветила фонариком, – ставь ногу на этот ящик. Вот так, молодец.
Благодаря её указаниям, я довольно быстро справилась и через минуту уже стояла рядом с ней.
– Ну, ты и авантюристка, Ленка, – сказала я ей, оглядывая сооружение из ящиков, которые громоздились один на другом и доходили почти до уровня окошка.
Она усмехнулась и ответила:
– Станешь тут авантюристкой. Пошли дальше.
Мы шли по тёмному подвалу, освещая путь узким фонарным лучом, пока не упёрлись носом в закрытую дверь. Я разочарованно ахнула и посмотрела на подругу. Та, ничего не говоря, как фокусник вытащила из кармана джинсов какой-то ключ и открыла дверь. Мы вошли, поднялись по ступенькам, и… я с удивлением обнаружила, что стою в нашей курилке. Бывая здесь по несколько раз в день, я не придавала значения двери, которая, оказывается, вела в подвал.
– Вот это да! – воскликнула я шёпотом. – Однако, подруга, какие у тебя тайные возможности.
– Ой, всё очень просто, никаких тайн, – ответила она и села на диванчик. – С тех пор, как жизнь в родном доме стала невыносимой, я иногда сплю вот на этом самом диване.
– ?
– И удивляться тут нечему. Однажды, когда мне уж совсем некуда было податься…
Я перебила её:
– Так уж и некуда? А ко мне через Северный полюс добираться, что ли?
– Тебя как раз в городе не было, ты на югах прохлаждалась. Так вот однажды я пришла сюда, беззащитная и уставшая. Как раз дежурил Николаша, он выслушал меня, дал приют, дубликат ключей от подвала, помог с окном… Здесь никто и не догадывается, что в здание можно легко пробраться таким путем. Другие охранники даже не подозревали порой о моем существовании.
– Как это? – удивилась я. – У нас же такая серьёзная охрана, которой мы каждый месяц отстёгиваем на солидную зарплату?
– Тоже мне! Нашла серьёзную охрану. Это в Москве, может, и серьёзная она, а у нас только одно название. Если Витька дежурит, то запросто можно снимать порнофильмы, если Ванечка, то на троих соображать.
– Почему на троих? Ты, он, а кто третий?
– Друг. Друг, правда, только до двух с ним дежурит, потом уходит. Это я образно говорю, что на троих, как уже говорила, компанию им не составляю.
– Да, – сказала я, – не удивительно, что при такой охране мы чуть было не лишились имущества: и не захочет кто, так влезет.
– Охранники эти, – продолжала Ленка, – дальше вестибюля никуда не ходят, не то, что под лестницу заглядывать. Только Николаша один добросовестно дежурит, он всё время здание обходит.
– Да уж, – вспомнилось мне, – храпел тогда на всю округу. Между прочим, они через центральный вход зашли, а он даже ухом не повел.
– Так это, судя по всему, уже под утро было, а Николаша как раз часов в пять засыпает, – защищала она охранника.
– Получается, что тот, кто влез тогда в наш офис, хорошо знал его расписание?
– А ведь и правда, Сашка! Как я раньше об этом не подумала. Из этого следует, что кто-то свой, но при мне, насколько я помню, посторонних никогда не бывало.
– Но ты же не каждую ночь тут ночевала. Твой Петенька только позавчера приехал, а отсутствовал он месяца три.
– Да-а-а, за три месяца можно на Луну слетать, не то, что изучить привычки охранников, – ответила подружка и добавила: – Всё же золотой человек этот Николаша. Если бы не он…
– Однако, – съязвила я, – вот уж никогда бы не подумала, что у вас с ним такие нежные отношения.
– Дружеские, – огрызнулась Ленка, – только дружеские.
Она встала с диванчика, скомандовав:
– Пошли! – и мы двинулись по коридору, стараясь не дышать и ступать на цыпочках. Чем ближе подходили к заветной двери нашего офиса, тем явственнее слышали какие-то неестественные стоны, вздохи, всхлипывания и рычание мужчины.
– Всё ясно, – зашептала Ленка мне прямо в ухо, – Витюша дежурит. Сегодня баба что-то громко стонет, наверное, новая, не та, что раньше была. Вот гад, у самого трое по лавкам, жена, тёща, а он с любовницей.
– А может, с женой, – зашептала я в ответ, – сама же говоришь, что у парня дома полный семейный набор и никакой личной жизни. Вот они и нашли выход из положения.
– Ой, Сашка, я тебя умоляю. Жена. Это такая же жена, как я Мадонна. Поверь мне, этот кобелино ничем от остальных не отличается: сколько волка ни корми, а он всё равно в лес норовит.
– Да уж, – снова согласилась я с подругой, да и как можно было не согласиться с такой глубокой философской мыслью.
– А ты знаешь, я все-таки им немного завидую, счастливые, а тут лет сто никакой личной жизни и, кажется, ещё столько же не предвидится.
Что касается меня, то я тоже давно махнула на себя рукой: видно, надо мной висело какое-то родовое проклятие безбрачия. Чего нельзя сказать о брате, который менял женщин как перчатки.
Мы не стали включать свет в нашем офисе, обошлись фонариком. Зелёная папочка лежала там, где и сказал Андрей: в третьем нижнем ящике стола.
– Удивляюсь я, – прошептала Лена, – как этой папочке удалось уцелеть? Катька раз сто перевернула всё в этом столе. А Андрей Альбертович всё же молодец, что так спрятал: вроде и на виду, а вроде и нет. Всё гениальное просто.
– Не совсем, – возразила я, – не думаю, что так же просто мы найдём ей безопасное место.
Ленка тряхнула головой и сказала:
– Не волнуйся, пристроим папочку так, что все разведки мира не найдут её. Дай лучше я посмотрю, что в ней, а то у меня терпение кончается, страсть, как хочется узнать, из-за чего сыр-бор.
Она расположилась за столом брата и сосредоточенно уткнулась в бумаги. Я не стала ей мешать и совать в документы свой нос, всё равно бухгалтерия для меня – китайская грамота. От нечего делать стала рассматривать безделушки на столе. И вдруг мой взгляд упал на пепельницу, из которой торчал не сожжённый до конца клочок бумаги. Я вытащила его и рассмотрела: это был кусок факса, на котором сохранились обрывки слов: «…упаковать… берта… вывести из состава… сфальсифицир… фирму оформить на… панца, господина… осса… лимпус…».
«Странная бумажка, – промелькнула мысль, – что «упаковать», кого «вывести из состава»? Странно, ладно, прихвачу её с собой, дома с Ленкой разберёмся». Подруга прервала мои размышления:
– Я так и думала, – она аккуратно складывала документы обратно в папочку. – Это просто чудо, что Крыса до них не добралась. Есть всё же Бог на свете…
– Что там? – поинтересовалась я, машинально убирая кусочек факса в карман.
– Там, Сашка, – Ленка многозначительно посмотрела на меня, – действительно важные документы. Не буду вдаваться в подробности, лишь скажу, что потеря этой папочки приведёт к потере фирмы, а пока она у нас, у Андрея Альбертовича есть козырь, и они прекрасно это понимают, вот почему так за ней охотятся. Чувствую, что избиение твоего брата – это только начало, и надо готовиться ко второй части «Марлезонского балета».
Я ахнула и посмотрела на подругу. Если бы мы только знали, что продолжение истории будет так скоро! Нет, Андрей не может потерять фирму, он столько сил приложил, чтобы её создать: мотался по командировкам, заключал сделки, причем ему никто не помогал, и вдруг…
– Нет, нет, нельзя допустить этого, для Андрея потеря фирмы равносильна смерти.
– Понимаешь теперь, почему именно сегодня надо было папочку забрать, всё же Андрей Альбертович не зря среди ночи позвонил. Не волнуйся, мы не допустим, чтобы у нас фирму отобрали, а то без работы останемся. Судя по всему, наша многоуважаемая Екатерина Владиславовна и любимый компаньон спят и видят нас безработными.
– Ничего удивительного, мы с тобой давно о чём-то подобном догадывались, – ответила я. – Пошли лучше отсюда скорее.
Из комнатушки охранника доносился теперь довольный женский смех, басок Витюши, наверное, рассказывающего какой-нибудь анекдотец, на которые он был мастер. Уходили тем же путём, каким пришли, стараясь шуметь как можно меньше. Хотя, на мой взгляд, это было лишнее: сладкой парочке было не до нас. Лишь в курилке мы перевели дух.
– У меня идея! – вдруг воскликнула Ленка. – Я знаю, куда мы спрячем папочку.
– Ну, и куда?
Вместо ответа она взяла папку и сунула её за обшивку дивана.
– Вот и всё, – с чувством выполненного долга сказала она, – кроме нас с тобой, никто про этот тайничок не знает. А тайничок этот я давно приметила, когда было много времени, чтобы изучить диван.
– Ленка, – я с восхищением посмотрела на подругу, – это гениально: никто здесь искать не будет, ведь им в голову даже не придёт, что две идиотки спрячут важные документы у всех под носом.
– Да, – согласилась подруга, – женская логика объяснению не поддаётся.
– Главное, чтобы диванчик не заменили, – озабоченно проговорила я.
Ленка махнула рукой:
– Не беспокойся, у наших соседей снега зимой не выпросишь, это тебе не «медосцы». Так что сто лет стоял, ещё столько же простоит.
– Да, «медосцы» всё же молодцы были, щедрые ребята.
Подруга тяжело вздохнула и сказала:
– Ну почему так несправедлива судьба? Кому мешала такая замечательная фирма?
– Думаю, – ответила я, – им же самим и мешала.
Ленка согласно закивала головой, и мы обе слегка взгрустнули по старым добрым временам.
– Кстати, – заметила я, – Вадюша ведь тоже из «медосцев».
– В семье не без урода.
И опять я согласилась с подругой.
Ещё раз проверив папочку, мы, помахав ручкой нашему «форту Нокс», благополучно выбрались из здания. Ночное приключение отогнало сон, да и спать оставалось совсем немного.