Глава 4
«Чекистки», Клава, подрыв, запуск ракеты.
В Афганистан по контракту женщины ехали по разным причинам, кто заработать, кто найти мужа, а кто-то, чтобы убежать от дикого одиночества, и все они такие разные, молодые и в возрасте, красивые и не очень, были востребованы там. Как известно мужчина без женщины, это… это? Нет у меня таких слов, что бы это выразить. Десятки тысяч мужчин в Афгане каждый вечер засыпали с мыслью о женщине, половой вопрос стоял остро, во всех смыслах этого слова. Как выражался мой дружок балагур и циник прапорщик Лейкин «Как подумаю о Маринке, сердце сильно бьет в ширинке». Женщины Афгана – это песня, горькая, сладкая, веселая, печальная, но всегда манящая.
Есть такой анекдот:
«Змей Горыныч пришел к Бабе Яге. Смотрит, та вещи упаковывает. —
– Ты куда старая собралась?
– В Афганистан
– Кому ты там такая старая нужна?
– Это я здесь – Баба Яга, а там Василисой Прекрасной буду»
У нас в полку было около тридцати женщин от двадцати до сорока лет. Они работали официантками, уборщицами, машинистками, поварами. Но где есть женщина, там обязательно живут любовь, ненависть, дружба и другие чувства, так присущие нашему обществу.
Я не могу, да и не вправе обсуждать жизнь женщин, которые побывали в Афгане, потому что я очень хорошо знаю, сколько сил, слез и бессонных ночей отдавали раненым солдатам наши женщины-медработники в госпиталях, порой на операции, отдающих свою кровь раненным. Сколькими болезнями заразились девчонки, ухаживающие за бойцами в кабульском инфекционном госпитале, а заразы там хватало всякой: тиф, гепатит, холера. Я не знаю, сколько судеб навсегда свел Афган вместе – это сотни историй. Все это было.
Но, наряду с этим, было и другое – почти легализованная проституция. Женщин, занимающихся этим, в полках называли «чекистки». Слово «чекистки» они получили не потому, что работали на КГБ, просто они за свои услуги брали «чеками». Многие из них также приторговывали водкой. Таких у нас в полку хватало, многие из них крутили романы не только с офицерами и прапорами, или с солдатами, но еще кое с кем, об этом вы узнаете чуть дальше.
Цена «любви» варьировалась от сорока до пятидесяти чеков – практически цена бутылки водки, некоторые брали подарками и трофеями. Многие из них продлевали сроки контракта с двух до трех лет, умудряясь к концу срока прихватить какого-нибудь молодого летеху, поженить на себе и потом, уехав домой, еще два года жить за его счет и каждый месяц «доить» его на бабки. Как об этом не хочется говорить, но это тоже было.
Мы с женщинами жили, помогая, друг другу, поэтому особых разборок между нами не было. Так как они редко выезжали в город, то иногда просили кое-что купить им там по мелочи, иногда просили привезти водки. Под словом «они» я имел ввиду всех женщин полка, потому что ни когда не делил их на хороших и плохих, каждый из нас выбирал свой крест. Правда, и среди них попадались такие стервы, что приходилось принимать срочные меры. Вот одна из таких историй.
В полк приехала новая кастелянша, звали ее Клава.
Прибыла она из какого-то зачуханного Мухосранска, была худой, понтовой и страшной, как смерть, но быстро спелась с зампотылом и Индюком и стучала сука на всех, как аппарат Морзе. До того она нас всех достала, что мы решили ее проучить. Долго ломали голову и никак не могли ничего придумать, ведь не стрелять же в нее.
Нам помог случай. Клавка подхватила дизентерию, которой переболел практически каждый третий в Афгане. С дизентерией никого в госпиталь не клали: просто давали таблетки. Дизентерия – штука коварная, если прижмет, можно было не добежать до сортир, а уж если присел, то встать невозможно, из тебя прут ниагары жидкости, кажется вот чуть-чуть и гланды вылетят из задницы. Главное в Афгане вовремя мыть руки с мылом и все будет нормально. Как говорили там «Чище руки – тверже кал!».
Что такое афганский сортир? Подобрать какое-то одно слово я не могу, но для тех, кто был в Афгане особая память. В лучшем случае, это железный контейнер, разделенный перегородкой на меньшее женское отделение и большее мужское, с проделанными в нем очками. Под ним – общая выгребная яма, которую периодически откачивают. Вонь страшная, но это еще не беда. Главная беда – это мириады мух, обитающих там. Они лезут в глаза, нос и рот, толстым слоем покрывают все ваше тело, причем они не слезают с вас пока их не собьешь. Обычно в сортир ходят со свернутой газетой или журналом. И если бы незнающий человек зашел в полковой афганский сортир, то он увидел бы такую картину: сидящие на очках с голыми задницами мужики, как сумасшедшие, машут газетами, отгоняя мух. Создается впечатление, что это какие-то диковинные военные вертолеты с голыми жопами, и они вот-вот взлетят. Так что процесс срачки в Афганистане был довольно трудоемким и требующим значительных физических усилий. Меня всегда радовали различные изречения, которыми были расписаны стены сортиров. Ну, скажите, разве это не прелесть:
Сколько ты убьешь здесь мухов
Столько сдохнет в мире «духов»
А это?
Превратим мы наш сортир
В уголок борьбы за мир
Пусть от страха срут в штаны
Поджигатели войны
Или,
Пришел в сортир, но срать не стану,
Дайте мир Афганистану!
Врубаетесь? Тут чувствуется хорошая воспитательно – политическая работа полкового замполита.
Летом смрад в сортире стоял необычайный, побыл там пять минут и полдня от тебя несет, поэтому мы по возможности ходили по нужде в предгорья, взяв с собой палку, чтобы отгонять в процессе всякую гадость в виде скорпионов и змей.
Мы, а это я, Санек, Боря и Миха сидели в курилке возле модуля и лениво наблюдали, как с периодичностью в десять-пятнадцать минут Клавка со скоростью спринтера бегает в сортир, видно, подхватила дизентерию.
– У, сучара обосранная, взорвать ее что ли? – буркнул Миха.
– Пацаны, видели: вчера, она от Индюка выходила. Трахает он ее что ли?
– Кто же такую трахать будет, на нее даже у Индюка не встанет. Опять настучала, наверное, на кого – то.
И тут мою голову прорезала светлая мысль:
– Ее взрывать не надо, а вот говно в сортире подорвать можно.
При этих словах всем нам сразу пришло одно имя – «Партизан». Круче него эту работу не мог сделать никто. Не помню, как звали этого контрактника с Белоруссии, но у него была кликуха «Партизан». Целыми днями он шатался по полку с карманами, набитыми бикфордовым шнуром, запалами, трассирующими патронами и прочей взрывной ерундой. Уходя за территорию полка, ближе к горам, или на стрельбище, вечно что-то подрывал, в основном тренируясь на уже бесполезной, подорванной, валяющийся на свалке полковой технике.
Вечером, позвав «Партизана», мы обсудили план теракта. Задача была непростая: заложить безоболочное взрывное устройство в сортире, а конкретно в говно, причем, рассчитать так, чтобы сила взрыва была небольшая, но сам взрыв был направленным.
«Партизан» загорелся
– Вот это работа, нужно только пару дней чтобы сделать предварительные взрывы.
– Ты давай только не тяни, пока у Клавы срачка эффект будет лучше», – сказал Миха.
От женского модуля до сортира было примерно метров сто. «Партизан» просчитал по секундам, примерно с какой скоростью движется Клава к сортиру, и принялся мастерить устройство. Опробовав первый вариант в луже с густой грязью за территорией полка, он внес коррективы, и взрывное устройство было закончено.
На следующий день мы сидели в курилке, а «Партизан» спрятался за сортиром. Через некоторое время из модуля выскочила Клава и быстрым шагом пошла в его сторону. Я поднял руку – это был сигнал. Партизан буквально на секунду скрылся за сортиром, а потом, обежав ангар и модуль, присоединился к нам. С момента, как Клава зашла в сортир, прошло секунд сорок. И тут нам вообще несказанно повезло. В нашу сторону двигался заместитель полка по тылу Василий Григорьевич Оберемченко, – это было нашим алиби. Не успел он подойти к нам, как в сортире раздался какой-то булькающий глухой звук, вылетел рой мух, и с одной стороны выскочила с голой задницей, пытаясь надеть джинсы Клавдия, а с другой – также с голой задницей какой-то прапорюга. Причем, оба были забрызганы говном с ног до головы. Кое-как натянув джинсы, Клава, дико воя ринулась к себе в модуль. Прапор же с ошалевшими глазами стоял и не мог двинуться с места. Как мы хохотали, до кликов, до икоты. Зрелище было такое, что даже Василий Григорьевич ржал, держась за свой большой живот, приговаривая
– Ну, сучьи дети, что удумали, ну сучьи дети, ухохотали.
В общем, как в той поговорке: «Кто служил в армии – в цирке не смеется».
Эта весть разнеслась по полку мгновенно, причем, ее рассказывали в таких подробностях, каких и не было. Через час, нас по одному стали вызывать к Индюку. Но как он не усирался, у нас было алиби в лице зампотыла, а стукнуть на нас никто не мог: ведь мы только впятером знали об этом. С тех пор Клавдия стала тише воды, ниже травы, то ли она испугалась, что мы ее подорвем по-настоящему, то ли еще чего, но в сортир она больше не ходила. А так как жила в кладовой одна, справляла нужду в ведро, которое затем выносила. Вскоре она уехала в отпуск и, прервав контракт, в часть не вернулась.
Кстати, с «Партизаном» связана еще одна веселая история. Как я и писал выше Партизан просто шизел от всего, что взрывается, стреляет и горит. Как-то наш полк притащил с операции восемь «духовских» РСов (реактивных снарядов). Они валялись, где то на складе, откуда один из них Партизан потихоньку реквизировал. Искать его ни кто не стал,: подумаешь невидаль какая РС, и это дело само собой замялось.
Примерно недельки через три «Партизан» позвал нас посмотреть на пуск РСа.
Мы, ведомые «Партизаном» вышли за пределы полка углубились в предгорья и примерно через пару километров вышли к предполагаемому пуску ракеты. Честно говоря, я не силен в модификациях этих ракет, но знаю, что они бывают зажигательные и осколочные, нам иногда доставалось от «духов», и такие штучки к нам в полк залетали. Осколочными и зажигательные РСы представляли собой снаряд, длинной метра полтора и диаметром сантиметров двадцать с приваренным к корпусу стабилизатором. В самом же корпусе насверлены куча дырок, из которых при падении бьют фонтаны огненного вещества, поджигая все вокруг. Вот одну – то из таких ракет и спер в полку Партизан. Вообще-то все эти ракеты наше изобретенье, в смысле советских конструкторов, но клепают их в Китае и Египте, а потом разными путями доставляют в Афган. Говорили, что еще бывают и химические РСы, я, правда, ни разу не видел, но солдатиков периодически тренировали одевать противогазы. Своеобразно шутил по этому поводу любитель армейских афоризмов, незабвенный подполковник Оберемченко
– По, команде «газы» солдат должен одеть противогаз, снять штаны и громко перднуть!
Но давайте вернемся к пуску РСа. Партизан смастерил из двух досок направляющие для ракеты которые стояли на куче камней. Все это устройство было направлено в противоположную от полка сторону гор. От РСа тянулась пара проводов к какому то пусковому устройству собранному Партизаном.
– Ну что запускаем? – спросил он.
– Ты что, надо запускать красиво – вмешался в процесс Санек
– Вот ты как ракету назвал? И кому ты посвящаешь свой запуск?
– Не знаю, – пожал плечами Партизан.
– Ну, ладно, я тебе помогу, – взял инициативу в свои руки Санек. – Ты из какого города?
– Да я из села.
– Ну хорошо, а город есть рядом какой ни будь?
– Бобруйск.
– Значит так, назовем ракету «Бобруйск – 1», согласен?
– Ну давай, – кивнул головой Партизан.
– А кому посвящаем полет? Девушка у тебя есть?
– Есть, Света зовут.
– Ну, вот и хорошо. Итак господа, первый запуск белорусской беспилотной ракеты «Бобруйск – 1» посвященный девушке Светлане, объявляю открытым. Маэстро, ключ на старт!
Мы укрылись за небольшим валуном. Санек начал отчет: «девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один, пуск…»
Партизан нажал на какой то переключатель, раздался взрыв, верхний камень, на который упирались доски скатился, доски наклонились, и ракета ушла в сторону.
– Е, мое, ну точно на штаб армии упадет, – с восторгом заорал Санек.
Куда она упала, было уже неважно, главное, что пуск был сделан, и это была вершина профессионализма Партизана. С тех пор мы его уважительно называли «наш Королев».
Так что уважаемые товарищи белорусы вы можете гордиться: ваша страна стала пятой мировой державой, произведшей запуск беспилотной почти баллистической ракеты.