Глава 3
Ни я, ни мой брат в начале не понимали какое это большое горе и беда. Война была для нас чем-то чуждым, далёким и нереальным. Хотя, и началась она с не очень приятных событий. Уже к середине дня была объявлена всеобщая мобилизация и все мужчины в селе, быстро собрав рюкзаки и попрощавшись с родными и близкими, заполнили кузова подогнанных для этих целей автомобилей. Мы не понимали, почему все плачут и рыдают, почему мама Света даже упала на колени перед папой и держала его за полы одежды, не желая отпускать. То тут, то там раздавались крики прощания, всхлипывания и рыдания. Жители села еще долго не расходились, хотя машины давно уже скрылись из виду. В селе остались только старики, дети и женщины. Они обсуждали, что же будет дальше и как им дальше жить? Мама отвела нас домой, накормила, а сама бросилась к соседке, у которой была радио, чтобы послушать последние новости. Известия, рождающиеся из эфира, были не очень приятные: немцы продвинулись за сутки далеко в глубь территории Советского Союза. В начале война ничем нас не беспокоила, она, казалось, далеко и никогда к нам не придет. Но уже через несколько дней мы отчетливо стали слышать отдаленные звуки канонады. Утром в село приехало несколько фургонов с красными крестами. Это был полевой госпиталь. Люди в белых халатах быстренько поставили палатки посреди села и уехали, чтобы вывозить с поля боя раненых бойцов. Однако они никого не привезли и к вечеру палатки были снова собраны и машины уехали. Мы так и не поняли, зачем они приезжали и кого собирались лечить? А звуки канонады становились всё ближе и ближе с каждым днём, ещё через неделю мы уже отчётливо слышали взрывы и автоматные очереди, звуки летающих самолетов и разрывы снарядов. Всё это было очень близко и на душе становилось страшно. Село быстро опустело. Люди запрягали подводы, хватали необходимые вещи и уезжали на восток. Тётя Света тоже хотела отправить нас с соседями, но потом передумала. От разрывов снарядов звенела посуда и дребезжали стекла. На мой вопрос, почему мы тоже не уехали, тётя Света только мрачно махала рукой, а вдруг папа вернется и не застанет нас дома.
– Но нас убьют фашисты, – кричал я в панике. – Они совсем рядом.
Наконец-то, я осознал всю трагичность нашего положения. К вечеру ехать уже было поздно. Через наше село прошёл взвод ободранных и голодных советских солдат, они не остановились, они пошли дальше. Мы поняли, что наша армия не может остановить натиск фашистских войск. На третью неделю войны в село вошли фашисты, они приехали на мотоциклах с коляской. Их было немного полтора – два десятка человек. Немцы, видимо, тоже были очень голодны, стали ходить по дворам и требовать что-нибудь поесть.
Зашли они и к нам.
– Коммуниста есть в доме? – на ломаном языке спросил один из них, крепко прижимая автомат к груди. – Мушчины есть в доме.
– Нет, – ответил Света. – Только двое мальчиков.
– Мальшики это карашо. Это будущие солдаты третьего рейха. Скажи своим мальшикам, штобы они затопили нам баню, мы будем мыться, а ты пока накрывай на стол.
– Сколько человек осталось в селе? – продолжал задавать вопросы немец, хвастаясь своим знанием русского языка. – Всех мужчин мы будем убивать.
– Так не осталось никого из мужчин, – ответила мама и взболтнула лишнее. – Все ушли воевать.
Однако, такие откровения ничуть не смутили немца.
– Воевать против непобедимой армии вермахта – это глупость, – усмехнулся солдат. – Они все будут убиты. Твой муш тоже ушёл на фронт?
Мама замешкалась, не зная, что ответить и уже в глубине души проклинала себя за излишнюю болтливость. Но немец понял всё.
– Молись, женщина, штобы он остался жив.
В начале немцы не были такими страшными и злыми. Они были очень похожи на нас, но их глаза почему-то бегали из стороны в сторону. Мы не умели топить баню, папа Миша нас никогда этому не учил, но немцем баня не понадобилось. Прибежал какой-то очкастый человек, видимо их начальник, что-то прокричал им на немецком, и солдаты быстро собрались, схватили кое-какую еду и уехали.
– Вот гады, – негодовала Света. – Молоко всё забрали и яйца. Вот, что мы теперь будем есть.
Это было только начало. Потом, страшно грохоча и поднимая столбы пыли, проехала колонна немецких танков, которые тащили за собой артиллерийские орудия. За ними проследовали несколько колонн немецких солдат. Их было так много, что мы даже сбились со счёта. Они молча проходили мимо села и не останавливались и это нас очень радовало. Потом проехала колонна немецких машин, снова автоматчики на мотоциклах. Так продолжалось до глубокой ночи. Ночью начался интенсивный артиллерийский обстрел, всю ночь летали самолеты, совсем близко взрывались снаряды и мы вынуждены были с мамой прятаться в подвале. Утро встретило нас не очень радушно, кругом воняло чем-то горелым, воздух был пропитан гарью и дымом, дышать было тяжело. Когда всё успокоилось, жители села собрались на сходку. В селе осталось около трёх десятков человек. Детей – четверо. Мой ровесник, мальчишка по имени Роберт – сын оставшегося и почему-то не призвавшего в армию мужчины, жившего на окраине села, четырнадцатилетняя девушка Женя, которая осталась ухаживать за парализованной матерью и я с братом. Был ещё правда полоумный Яшка, который даже в школу не ходил, но он, по сравнению с нами, был уже взрослый. Яшку война не касалось никаким образом, он по-прежнему ходил по селу, пел песни и громко матерился. Несколько домов в селе были покорежены от ночной бомбежки, но, к счастью, раненых и убитых не было. Тишина и спокойствие длились недолго. Потом появился он – офицер немецкой армии, которого прислали к нам комендантом. Он со своими соратниками был расквартирован в соседнем селе, которое было намного больше нашего. А к нам он приехал проверить, кто остался? Гюнтер отлично знал русский язык. Это был высокий, стройный мужчина средних лет, с идеальной армейской выправкой и аристократическими манерами. Правда, нам с братом он сразу не понравился. Было что-то в нём чванливое, высокомерное и отталкивающее. Гюнтер приказал всем собраться в актовом зале сельсовета.
– Где Ваш председатель? – первое, что спросил он. Потом были вопросы, сколько человек осталось в селе, есть ли мужчины и молодые женщины. Он остался недоволен ответами сельчан.
– Кто же будет работать на земле? Кто будет кормить великую германскую армию, – кричал он. – Я прикажу вас всех расстрелять. Вы мне не нужны.
Однако, немного поостыв, он сразу же с небольшой толпы людей выделил оставшегося единственным в селе мужчину. Это был отец Роберта.
– А ты почему не в армии? – удивился офицер. – Болен что ли?
– Никак нет, герр офицер, – по-армейски ответил мужчина. – Я не желаю служить в Советской Армии и считаю советский строй неправильным.
Столь неожиданное откровение было как ушат холодной воды на голову сельчан. Все сразу же повернулись к Ивану.
– Что ты такое мелешь? – возмутилась баба Галя.
Все неодобрительно зашумели и с возмущением зашикали на него.
– Тихо вы! – рявкнул на толпу Гюнтер.
Ему понравились слова Ивана, он улыбнулся и, похлопав мужчину по плечу, сказал:
– Молодец. Нам нужны такие люди. И объясни своим односельчанам, что если они не будут помогать нам, то это плохо для них закончится. Вы слышали, – обратился он к присутствующим. – Вы находитесь в подчинении армии вермахта, любое сопротивление с вашей стороны будет караться по законам военного времени. Советский строй упраздняется и управление переходят к третьему рейху. Отныне вы работаете на нас, на благо Великой Германии. Ивана я назначаю старшим. По всем вопросам вы должны будете обращаться к нему. Если в селе появится вооружённые люди Советской Армии, вы должны сразу же доложить об этом Ивану. Все недовольные нынешним строем будут уничтожены или направлены в концентрационные лагеря.
Я честное слово ничего не понял из речи этого немца. Почему мы должны были служить третьему рейху? Что такое концентрационные лагеря и где они находятся? Однако, я отлично понимал, что беззаботная, мирная жизнь ушла навсегда. Теперь за нами будет следить Гюнтер со своими вооруженными людьми и что они заставят нас делать неизвестно. Вооружённый человек – опасный человек. Он может в любой момент применить силу и оружие. Ивана переодели в форму, похожую на немецкую, на правый рукав нацепили повязку со свастикой и отныне он стал полицаем – человеком, который верой и правдой должен служить под началом немецких оккупантов. Гюнтер оставил в помощь ему двух вооруженных фашистов. Они тут же в сельсовете организовали свой штаб. До этого я очень редко видел отца Роберта, один раз мы были у него дома и тогда он мне показался очень замкнутым и нелюдимым человеком. Но сейчас Иван преобразился. Он стал гордым, независимым и очень счастливым. Формальная должность начальника преобразила его, сделала из него совсем другого человека. Внешне он был своим русским, но внутренне… Это уже был не тот Иван, носящий типичное русское имя.
Я сразу же возненавидел его, даже еще сильнее, чем офицера вермахта. Слово «предатель» навсегда укоренилось в моём мозгу. За эти несколько недель я стал намного старше, я вдруг резко повзрослел. Беззаботное счастливое детство закончилось, наступали суровые будни оккупации.
Мама Света тоже очень злилась на Ивана и возненавидела его.
– Как может человек, живущий рядом, кушающий тот же самый хлеб, пьющий ту же самую воду и дышащий тем же самым воздухом, вдруг ни с того ни с сего становится совсем другим, предаёт родную землю и людей, – вопрошала она негромко.
– Его убьют мама, – твердо заявил я. – Вот приедет папа и убьет его.
– Что ты мелешь чепуху, – разозлилась Света. – Держитесь с братом подальше от немцев и от Ивана, они злые люди и могут вам сделать недоброе. И, пожалуйста, не общайтесь с Робертом, сын предателя не может стать хорошим человеком.
Мы, конечно, отлично понимали, о чём она говорит? Но как можно держаться подальше, если мы все живем рядом.
– Нужно было отправить вас в тыл, – рвала на себе волосы мама. – Там всё-таки безопаснее. После того как Гюнтер уехал, Иван со своими помощниками, один из которых чуть-чуть говорил по-русски, начали обыскивать дома. Они искали мужчин и молодых девушек, параллельно они брали всё, что плохо лежит. Всё награбленное они грузили на подводу и отвозили в сельсовет. Оказалось, что Иван отлично говорит по-немецки, видимо, эта сволочь уже давно готовилась к смене власти в стране. Они проехали мимо нашего дома, не заглянув середину, и это почему-то очень напугала тётю Свету.
– Завтра они вернуться, – причитала она. – Кто его знает, какие указания им даст Гюнтер. Боже мой, убереги нас от несчастья и смерти.
Мама была набожная женщина, но в годы Советской власти держать в доме иконы и молиться было не принято. Но сейчас она повесила на стену икону Божьей матери и каждые пять минут вставала перед этой иконой на колени и страстно молилась. Вечером снова начался артобстрел, снова в воздух были подняты самолеты, снова слышались автоматные очереди вдалеке и раскаты взрывов. Так продолжалось несколько дней а потом всё неожиданно стихло.