Вы здесь

Ремесленники душ. Исповедники. Глава 1. Ученик (Д. В. Распопов, 2018)

Глава 1

Ученик

Взяв поводок у хмурого Стоуна, который вместе с Элизой стоял за дверью комнаты, я пошел за своим новым учителем. Беспокойная собака постоянно дергала поводок, обнюхивая все углы. Я раньше не держал у себя животных – денег на это у нас не было, так что я толком не знал, что с ней делать.

Пока я пытался побороть собачье любопытство, мы спустились от моей комнаты вниз на первый этаж и прошли по коридору мимо обширного зала в другое крыло поместья. Богатство хозяина чувствовалось повсюду – золотые и серебряные подсвечники и ручки дверей, огромные картины, толстые ковры, по которым было непривычно ходить, а также множество слуг кругом. Значительно больше, чем требовалось для обеспечения жизни нескольких человек.

– Айда! – прикрикнул я на собаку, когда она попыталась присесть и помочиться на ковер. Собака дернулась и побежала за мной, не успев нагадить.

«Вот же навязали ее на мою голову».

– Проходи. – Сэр Энтони открыл дверь и пригласил меня в свою комнату. Оставив собаку на попечение слуги, я вошел внутрь. В отличие от моей комнаты, у сэра Энтони практически не было свободного места. Его комната превратилась из жилого помещения в лабораторию. Здесь стояли три разные модели аниматрона и лежали кучи странного вида железа и камней. Причем все было разбросано и навалено, создавая хаос, хотя наверняка сам старик ориентировался в нем очень хорошо, я это знал по себе.

– Думаю, для начала нужно устроить тебе экскурс в историю исповедников. – Он устроился в соседнем кресле и задумчиво опустил голову на сложенные руки. – Позже я дам тебе всю необходимую литературу для самостоятельного ознакомления, а сейчас расскажу тебе, для чего мы нужны государству. Не секрет, что на земле живут люди и Люди, – выделил он голосом. – Некоторые сильнее других, некоторые слабее. Сейчас я говорю о тех, кто ведет за собой других, командует, считает, можно ли послать на смерть тысячу солдат взамен клочка земли, который в будущем сможет предотвратить гибель десятков тысяч. Такие люди редко умирают стариками. Так вот, думаю, ты знаешь, что концентрация человеческой души разнится в зависимости от конкретного человека, а также его жизненного опыта. Как ты думаешь, какой будет концентрация души у меня?

– Думаю, очень большая, сэр. – Чтобы ответить на этот вопрос, мне даже не нужен был камень.

– Верно. Еще большей она будет у генерала, который прожил свою жизнь в боях, а теперь готовится отойти в мир иной.

– И как это связано с нами?

– Напрямую, мой мальчик. – Сэр Энтони посмотрел на меня немигающим взглядом, и у меня по спине пробежали мурашки. – Мы помогаем их душам не пропасть зря, а переселяем их туда, где они и после смерти смогут принести пользу своему отечеству. Например, в корабли, дирижабли, поезда.

– А что это дает? – Услышанное впечатлило меня. Об этом ходило много слухов, но никакой конкретики.

– Как думаешь, что будет более эффективно? Корабль, просто обслуживаемый экипажем, или тот, который чувствует все, что в нем происходит, понимает все, что делается, а также может в нужный момент направить снаряд в цель, внеся более точные корректировки, чем люди.

– Разве такая самостоятельность не мешает экипажу? Я не говорю уже о том, что служить на корабле, который обладает волей человека, не всякому дано, – удивленно заметил я.

– Верно, на такие судна отбирается специальная команда. Ты никогда не встретишь там человека ниже чина капрала.

– Насколько оправданы такие расходы, сэр?

– Скажу лишь статистику. Корабль с подселенной душой и таким экипажем может сразить три десятка одного с собой класса кораблей, но без души.

– Что тогда мешает делать только такие корабли? Или проблема найти подходящую душу?

– Проблемы, Рэджинальд, подстерегают на всем пути создания такого симбионта, начиная от того, сможет ли исповедник найти нужную душу, сможет ли без искажений трансформировать ее и вселить, и заканчивая чисто техническими параметрами накопителей, куда она будет переселена.

– А поскольку началась война, то потребность в исповедниках выросла в разы, – догадался я о причине столь пристального внимания и свалившихся на меня благ. – У республиканцев много исповедников?

– Мыслишь в правильном направлении. – Сэр Энтони тепло мне улыбнулся. – Сейчас больший перевес у них, и нам всем нужно постараться, чтобы количество нашей техники не было меньшим, чем у них, не забывая, конечно, и о качестве.

– А как вообще можно преобразовать душу, чтобы она вселилась куда-либо? Можно ли вселить душу в другое тело? Можно ли вселить душу в механизм, а потом забрать ее оттуда и переселить в другой? – Вопросы посыпались из меня как горох. Новая тема, где я смог бы раскрыть себя, меня очень заинтересовала.

Старик внезапно рассмеялся.

– Теперь я понимаю, почему сэр Артур был в тебе так заинтересован, – проговорил он спустя минуту. – Думаю, с тобой будет проще, чем с другими моими учениками.

– Сэр?

– Я дам тебе две книги. Как прочитаешь их, мы снова встретимся. – Он взял со стола рядом с собой два потрепанных дневника и протянул мне. – Думаю, так процесс пойдет быстрее. Ты узнаешь многое из этих записей, и мы продолжим.

– Но, сэр Энтони, книги – это хорошо, но я хотел бы узнать от вас! Вы ведь, я так понял, самый опытный исповедник из всех, – взмолился я, не давая закончить наш разговор.

Он усмехнулся:

– Ну почему же? Сэр Дональд не менее почтенный и знающий исповедник, просто он менее общителен, чем я, так что мне и приходится заниматься новичками.

– Ответьте хотя бы на эти вопросы, сэр Энтони. И кстати, когда у нас будет практика?

– Ты опять задаешь слишком много вопросов, а наше дело не терпит суеты. Поверь мне. Отвечу тебе лишь на последний вопрос: твоя практика началась, как только ты ступил в мою комнату, так что, задавая вопросы, ты лишь напрасно тратишь свое время.

Я непонимающе посмотрел на него и тут же почувствовал, что этот разговор так меня обессилил, будто я бегал час или два, а ведь вошел в кабинет полный сил и энергии! Непонимающе я посмотрел на него, он лишь в ответ достал свой монокль с зелеными линзами паинита и, довольно улыбнувшись, протер его. Внезапно я вспомнил о том, что такое же состояние было у меня после сдачи налога! Быстро выхватив камень, я приложил его к глазам и посмотрел на сэра Энтони. Зелень его души была просто ослепительна! Широчайшая аура была не просто широкой – она занимала всю комнату. Мало того, отростки его души присосались ко мне, и по их тонким жгутикам-отросткам от меня к нему уходила душа!!! Пока мы разговаривали, он меня опустошал, даже не прикасаясь ко мне!!!

Я вскочил на ноги и попытался отмахнуться от его отростков, но махать руками было, конечно же, бесполезно, и только вызвало его старческий и дребезжавший смех. Ярость накатила на меня.

– Прекратите сейчас же!! – Я кинулся к нему. Я не знал, как противостоять его методу опустошения, но у меня был свой, прекрасно опробованный.

Он спокойно дождался, когда я прикоснусь к нему, и я тут же понял свою ошибку. Если до этого его жгуты души были лишь тонкими и едва заметными, то едва я прикоснулся к нему рукой, его аура словно обняла меня, высасывая целиком.

Последнее, что я запомнил, была его довольная усмешка перед тем, как я потерял сознание.


В себя я приходил тяжело. Глаза не хотели открываться, словно залитые свинцом, а в горле было так сухо, что я первым делом захрипел:

– Пить…

На губах я тут же почувствовал влажную ткань и судорожно стал мять ее губами, стараясь выжать воду. С трудом разодрав веки, я увидел сидящую рядом с собой Элизу, державшую ложку, обернутую на конце тканью.

– Привет, – прохрипел я, не в состоянии двинуть ни рукой, ни ногой. Теперь я представлял, что испытывали те, кого досуха осушали, забирая максимум души. Помимо полной потери сил, я чувствовал странный холод, который охватывал все мое тело, хоть я и лежал укрытый одеялом. Особенно это ощущалось в области сердца. Казалось, мне на грудь положили кусочек льда.

– Доброе утро, Рэджинальд, – хоть и вежливо, но все же очень сухо сказала Элиза и, намочив еще раз ложку, дала мне освежить рот.

Когда горло было смочено, я вдобавок понял, что мой мочевой пузырь просто разрывается.

– Элиза, – промямлил я, – мне надо в туалет.

Она тут же встряхнулась и, нагнувшись под кровать, вытащила оттуда горшок.

– В туалет сходишь сам, – отрезала она и вышла из комнаты.

«Похоже, она не сильно довольна текущим положением вещей», – догадался я, справляя нужду и чувствуя себя значительно лучше.

Не успел я нагнуться и поставить горшок под кровать, как дверь отворилась и ко мне вошла знакомая по прошлой встрече девушка-исповедник. Она осмотрелась и подошла к кровати, плюхнувшись на нее всем телом.

– Эй! Осторожнее! Я тут болею все-таки! – возмутился я.

– Да ладно тебе, привыкай, – отмахнулась она от меня, – в таком состоянии ты будешь постоянно.

– В смысле?!

– Не сердись на сэра Энтони. Он всегда проверяет так реакцию новичков, я так же, как и ты, провалялась потом в кровати три дня.

– Три дня! Сколько же он из меня вытянул?!

– Две трети твоей души, – спокойно заявила она, как нечто самой собой разумеющееся.

– Зачем он это делает? – спросил я, когда ярость, вспыхнувшая во мне на старика, едва не перекинулась на девчонку.

– Слушай, а ты симпатичный, давай дружить? – внезапно огорошила меня она. – Я хоть и бывшая простолюдинка, но сейчас у меня и титул есть, и даже владения. Будем дружить?

Я опешил и пригляделся к ней. Младше меня совсем ненамного, она не была даже условно симпатичной: нос картошкой, крупные щеки, торчащие паклей короткие волосы – все выдавало в ней простолюдинку. Я не видел в девушках, с кем общался ранее, такого, как у нее, пренебрежения к своей внешности. Даже дорогое платье совершенно ей не шло – она выглядела в нем как корова под красивым седлом.

– Дружить мы можем, – осторожно ответил я, – но как это отвечает на мой вопрос?

– Все просто: если мы будем дружить, я буду тебе помогать. – Она зажмурилась и наклонилась ко мне.

– Эй, ты чего?

Она открыла глаза и удивилась:

– Поцелуй меня! Ведь мы друзья теперь!

– Друзья не целуются, – твердо ответил я, отодвигаясь от нее. – Так близко мы не будем дружить, прости.

Девушка тут же спрыгнула с кровати и зло сверкнула глазами:

– Ты отказываешься от моей дружбы?

– Энни, дружба не заключается в поцелуях. Если ты росла с родителями, то знаешь, чем они занимаются по ночам. – Я постарался мягко намекнуть ей про секс.

– Спят, что ли? – Она разозлилась и стала едва ли не кричать: – У меня для этого есть Ганс! А я хочу дружбы и любви!

Тут уже настала моя очередь поражаться: «Она уже и спит с кем-то?!»

– Что за Ганс? – осторожно спросил я.

– Мой слуга, кто же еще! – Она отвернулась от меня и пошла к двери. – Я видела твою служанку. Она красивее меня. Теперь понятно, почему ты меня отверг.

Энни не дала мне ответить и вышла, сильно хлопнув дверью.

«Что тут вообще происходит?! Куда я попал?!» – Я устало опустился на подушки.

Отдохнуть мне не дали. Дверь снова открылась, и в комнату вошел человек, от одного вида которого моя кровь забурлила. Но поскольку я не смог с ним сладить в своем нормальном состоянии, то обессиленным не стоило и пытаться. Я лишь прищуренными глазами следил, как он берет кресло и ставит его рядом с кроватью, удобно в него усаживаясь.

– То, что ты не кидаешься на меня, определенно говорит о твоем уме, – спокойно заметил он. – И пока ты не начал сыпать вопросами и обвинениями, я спрошу: ты прочитал книги, что я тебе дал?

Я покосился на круглый столик у кровати: там лежали оба дневника в коричневых кожаных обложках.

– Нет.

– Отлично, тогда продолжим. – Он улыбнулся и остался сидеть на месте, а я почувствовал, как из меня снова начинают уходить силы. Камня, чтобы увидеть это, у меня с собой не было, так что скоро холод стал нарастать, и я отключился.


Первым же делом, когда я пришел в себя, я отпихнул ложку с тканью от своего рта и судорожно схватился за дневники и начал читать. Дернувшаяся от моего рывка Элиза расплескала воду из чашки на кровать, но мне было все равно, я больше не собирался просто так сдаваться старику.

Для начала я бегло прошелся по всему тексту обоих дневников, хватая урывками информацию, которая ранее повергла бы меня в шок, теперь же я судорожно искал ответ лишь на один вопрос – как защитить себя от чужой ауры!

– Нашел!!! – воскликнул я, когда наткнулся на нужный отрывок.

«Душа – не постоянный и целый объект, – говорилось в книге, – ее можно развивать, можно тренировать, можно обучать. Обученный человек может даже не мыслью, а лишь искрой мысли расширять зону контакта своей души с окружающим его миром. Нужны лишь желание, разум и постоянные тренировки. Далее я расскажу несколько эффективных приемов по высвобождению своей души».

Все приемы выглядели простыми, но, попытавшись, как было показано на одной из картинок, медленно и спокойно дышать, представляя, как моя душа начинает дышать вслед за мной, становясь все больше и шире, у меня ничего не получилось. Я попросил Элизу принести мне камень и зеркало, но сколько бы я ни пытался повторить изображенные приемы, аура моей души не сдвинулась от тела ни на дюйм.

Мою тренировку прервал старик, который пришел спустя два часа, опять уселся рядом и, не прикасаясь ко мне руками, лишил меня остатков сил. Самое противное было то, что я ничего не мог с ним сделать, и, когда очнулся, стал снова тренироваться, но он вскоре пришел опять. Это повторялось раз за разом.

От неподвижности на моем теле стали появляться красные пятна, которые начинали болеть с каждым днем все сильнее и сильнее, а мой разум настолько отупел от череды непрерывного опустошения и судорожных попыток научиться противостоять исповеднику, что в конце концов я просто выкинул обе книги от себя и посадил перед собой Элизу. Сначала я дотрагивался до нее, а как только душа ее отрывалась от ауры, я прекращал и увеличивал расстояние между ее рукой и своей, пытаясь воздействовать на ее ауру так, как привык, и у меня это получилось!!! Сначала нехотя, едва заметно, но с каждым разом все легче. Моя ярость на старика стала похожа не на пылающий костер, а на жаркие угли, которые пусть не были такими эффектными, как огонь, визуально, но давали больше жара, стоило их только пошевелить. Вспоминая старика, я с каждым разом все больше и больше увеличивал расстояние между рукой и телом Элизы, когда наконец смог по своему желанию не увеличивать свою ауру, чтобы охватывать чужую, подобно моему противнику, а заставлять чужую душу устремляться ко мне. Странно было наблюдать, как по движению моей руки и желанию от тела другого человека отрывались тонкие полоски души и устремлялись ко мне, чтобы быть поглощенными. Моя радость от того, что у меня получается, компенсировалась тем, что Элиза начинала меня ненавидеть за подобные эксперименты над ней. Я видел это по ее взгляду. Она не могла не чувствовать, как слабеет ее тело. Слова и поступки Элизы стали резкими. Она больше не сидела рядом, когда я приходил в себя после визитов учителя, а старалась оказаться как можно дальше. Также она все чаще оставляла Айду со мной, не выводя ее гулять, и нередко бедная собака гадила прямо в комнате, получая тумаки от девушки, хотя не была виновата в том, что природу не победить. Я пытался урезонить Элизу и защитить Айду, и, пока собака была в комнате, это еще получалось, но, судя по тому, какой она возвращалась с прогулок, Элиза отрывалась на ней там, где я не видел этого. Это тоже выводило меня из себя, но, прикованный к постели, я ничего не мог с этим поделать. Проклятый старикашка так меня обессиливал, что, кроме занятий и тренировок, времени и сил ни на что другое не оставалось.

В очередной его приход, когда он уселся на стул и улыбнулся мне, замерев, я не стал ждать его атаки, а напал сам, протянув руку и потянув со всех своих сил его душу на себя. Без камня я не видел, что происходило, но прекрасно чувствовал упругое сопротивление своей воле, будто решил пойти навстречу ветру. Сопротивление нарастало, а силы мои иссякали. Я чувствовал всем телом, что, если отпущу и дам всего лишь миг послабления, старик тут же разобьет мою атаку и контратакует сам. Но давление внезапно прекратилось, а я устало опустил руку. Сил сражаться больше не было, я был выжат своими усилиями больше, чем если бы меня опустошили.

– Отлично, первый этап обучения закончен. – Старик внезапно встал с кресла и довольно улыбнулся: – Мы выяснили направленность твоего умения, теперь будем его расширять. Неделю тебе на отдых, откорм, и продолжим.

С этими словами он встал и ушел, оставив меня в глубоком недоумении от того, что сейчас произошло, а еще более от того, что я хоть и без сил, но не валяюсь бессознательным трупом на кровати после его прихода.

«Я смог! – Мысль осторожно, словно боясь спугнуть саму себя, просочилась в мое сознание. – Я смог ему противостоять! Пусть слабо, едва-едва, но смог!»

Радость и гордость за себя лишь на мгновение охватили меня, тут же омрачившись пониманием того, что, если бы все было всерьез, старик по-прежнему мог убить меня, просто находясь рядом. Я смог сдать урок, но неизвестно, на какую оценку.

В комнату вошла Элиза и с удивлением посмотрела на меня, видимо, не меньше меня удивившись факту, что я нахожусь в сознании.

– С тобой все нормально? – поинтересовалась она.

– Еды! Ванную! Чистое белье! – приказал я, несмотря на ее внезапно исказившееся лицо. Пусть привыкает к своему положению. Не нравится – пусть валит на все четыре стороны, желающих заменить ее будет предостаточно. Между делом старик рассказал мне, сколько им платят и что они и их семьи получат, если я смогу закончить обучение. Не каждый род в стране мог достичь такого и за всю жизнь, как просто поработав пару-тройку лет служанкой у выбравшего их исповедника.

Спустя три часа я, благоухающий, побритый и сытый, зашел в свою комнату и зажал нос от стоявшего в ней смрада испражнений и того запаха, который оставляет после себя тело долго лежащего человека, за которым не ухаживают. Я тут же собрал и выкинул в коридор все белье и ткани в комнате и настежь открыл оба окна и выход на террасу. Силы после стольких телодвижений покинули меня, и я устало присел на стул у трюмо, болезненно сморщившись, красные пятна на спине и ногах после ванной болели еще сильнее.

Я поднял взгляд и замер – в зеркале отражался незнакомец. Лишь вглядевшись лучше в знакомые черты, я понял, что обтянутый белой кожей череп с впалыми и сверкающими глазами – это я сам. Я невидяще протянул руку к зеркалу и дотронулся до него, словно пытаясь понять, как я в это превратился. Зеркало охладило мои пальцы, а я второй рукой дотронулся до щек и носа. Отражение повторило мои движения, и я убедился, что все это не сон, а явь. В ванне меня побрил один из слуг, а пена не дала мне рассмотреть себя в воде, я ведь настолько привык к собственным худым и тощим конечностям, что не обращал на это внимания, пока не увидел себя в зеркале целиком.

«То-то его боязливый взгляд так бегал», – вспомнил я брадобрея.

Дверь отворилась, в комнату вошли, прошелестев тканью. По запаху вишни я понял, что это Элиза. Внезапно злость при виде собственного тела, а также на то, что Элиза все это время оставляла меня в таком состоянии, не пытаясь помочь, нахлынула на меня, и я обернулся к этой чопорной дворянке, глядя прямо в глаза, и приказал:

– Подошла к кровати, закинула платье себе на голову, оперлась руками на постель!

– ЧТО!!! – Элиза вспыхнула, словно свеча, и наши взгляды схлестнулись. Моя злость на нее дополнилась тем, что вот сейчас, именно сейчас рухнули мои мечты и первая любовь вслед за ними. Я судорожно сжал кулаки и сам не понял, как стал наполняться силой, а она, наоборот, бледнеть.

«Я тяну ее душу!» – Я с трудом остановил себя, поскольку получаемый поток сил рос, а Элиза качнулась и оперлась рукой о стену.

Выпрямившись, она молча оттолкнулась от стены и выполнила все, что я сказал, вдобавок сняв с себя хлопковые панталончики. Мне совершенно не хотелось к ней прикасаться, так что я молча встал и вышел из комнаты – остаточные чувства по трепетно хранимому образу первой любви рухнули, как хрустальный замок, едва я закрыл за собой дверь.

Ночью меня разбудило горячее тело, которое прижалось ко мне и настойчиво снимало с меня одежду. Я не стал дергаться, а позволил Элизе сделать все за меня, испытав даже некоторое облегчение, когда она ушла и запах вишни стал слабеть в моей кровати. Удовольствие, которое я получил сейчас, было много меньше того, когда в школе я удовлетворял сам себя, представляя, что ласкаю тело девушки, которую люблю. Сейчас я вместо успокоения и удовлетворения чувствовал лишь спокойствие члена и легкое томление после акта, ничего более.

«Анна, я по тебе соскучился… – Я закрыл глаза и вспомнил о своем друге. – Надо будет завтра спросить, можно ли написать ей письмо».