Религиозное паломничество в христианстве, буддизме и мусульманстве: социокультурные, коммуникационные и цивилизационные аспекты. Глава 1. Роль религиозного паломничества в становлении и развитии мировых цивилизаций (С. Ю. Житенёв, 2012)

1.1. Религиозное паломничество: формы, типология, исторические и соцоикультурные аспекты

Среди современных исследователей нет устоявшегося представления о сущности паломничества как социокультурного явления, а вследствие этого отсутствует его общепризнанное определение. В гуманитарных науках в целом и в культурологических исследованиях в частности не прекращается конкуренция идей, школ и авторских концепций, а, следовательно, нет, и не может быть единого и неизменного понимания сущности многих социокультурных феноменов, в том числе и паломничества. Совершенно иная ситуация складывается в сфере образовательной политики и просвещения, где функционируют не столько противостоящие концепции, сколько учения и доктрины, то есть адаптированные и общепринятые теории, «приспособленные» для изучения, усвоения и популяризации. Здесь по необходимости формируется единообразная система представлений, а также универсальный категориальный аппарат, общий тезаурус. Это позволяет, во-первых, заложить базис знаний, которые служат основой для успешных коммуникаций и взаимопонимания, и, во-вторых, создать предпосылки для того, чтобы образованные люди могли свободно ориентироваться в многообразии подходов и интерпретаций, не утрачивая общего видения и единой шкалы ценностей.

В науке, как, впрочем, и в политике, ценятся, по определению В.Н. Расторгуева, «оригинальность мышления, способность найти нетрадиционные приёмы анализа, по-новому увидеть проблему и, главное, при первой же возможности опровергнуть систему устоявшихся взглядов, то есть взломать систему защиты теории, научной доктрины или, если повезёт, то и самой научной дисциплины»[5]. Задача образования и просвещения принципиально иная: поддержать авторитет наук и вузовских дисциплин, сохранить или реконструировать преемственность знаний. Очевидно, что именно эти «традиционалистские» установки особо востребованы, когда речь идёт о формировании религиозного сознания, соответствующей культуры поведения и служения, где высшую ценность представляют традиции и верность догматам. Паломничество относится к этой системе культурных ценностей, потому что откладывает отпечаток не только на образовательные стратегии и просветительские проекты (это относится как к религиозному, так и светскому образованию и просвещению), но и на сам процесс научного исследования этого феномена. Культурологические и другие исследования паломничества должны осуществляться с учётом специфики того или иного вероучения, а также уважения к религиозным чувствам людей.

В последние годы достаточно широко распространилось не вполне корректное, то есть чуждое традиционным воззрениям, представление о паломничестве как явлении, состоящем из двух взаимосвязанных форм.

Первая форма – религиозные паломнические путешествия, совершаемые представителями различных религий к святым местам, освящённым вековыми традициями почитания и поклонения.

Вторая форма – светские паломнические путешествия, совершаемые туристами вне зависимости от их религиозной принадлежности к всевозможным, как правило, мемориальным, памятным и другим мирским объектам.

Для обоснования такого подхода его последователи предлагают рассматривать паломнический ритуал как сакральное действие, характерное и при поклонении святому месту той или иной религии, и при посещении светского объекта. Такой подход, как правило, не предполагает чёткого различия сакрального и псевдосакрального содержания самого действия, что, собственно, и недостижимо без определённого уровня религиозной культуры общества или хотя бы его части.

Безусловно, ритуалы могут быть как религиозными, так и светскими, но при этом необходимо подчеркнуть, что они не могут быть тождественны по своему содержанию. Сторонники светского толкования сути паломничества основываются на предельно широком понимании ритуала, который якобы «трактуется современной наукой как исторически сложившаяся форма сложного символического поведения»[6]. Однако при посещении светских объектов, например, монументальных изваяний политических деятелей, мавзолеев, воинских мемориалов и памятников представителям современного массового искусства, не наблюдаются сложные символические ритуалы, если, конечно, таковыми не считать возложение цветов и исполнение песен.

Представляется, что такая типология является односторонней и малопродуктивной, поскольку основана на формальном сходстве разнородных по своему содержанию социокультурных и религиозных явлений, какими являются паломничество и туризм.

В современном научном сообществе существует несколько подходов к определению путешествий, связанных с посещением светских мемориальных мест и религиозных объектов с различными целями, в том числе и туристскими. Здесь уместно будет заметить, что различные виды туризма определяются в соответствии с основной целью туристского путешествия. Наряду с познавательным, культурным и образовательным видами туристских путешествий выделяются также другие виды и подвиды, в том числе туризм ностальгический и событийный. Многие отечественные и зарубежные учёные и специалисты относят религиозный туризм к познавательным путешествиям, с чем необходимо согласиться, понимая при этом, что большинство туристских поездок имеют, как правило, несколько целей, из которых одна является основной.

Если исходить из того, что туризм и паломничество не тождественны друг другу и являются различными социокультурными видами деятельности, то придётся признать и тот факт, что применение в отношении паломничества терминов, заимствованных из туристской индустрии: «паломнический туризм», «светское паломничество», «паломнический продукт», «паломнический тур» и др., представляется некорректным.

Признавая нецелесообразным использование самого выражения «светское паломничество», которое по существу относится к туризму, важно отметить, что за попытками осознанного смешения разных видов социокультурной деятельности стоит тенденция к свёртыванию культурного и цивилизационного многообразия человеческой деятельности, характерная для идеологии и практики глобализирующегося мира. Доминирование этой тенденции является попыткой установления возможности реализации так называемых универсальных культурных механизмов современного глобального миропорядка и приводит к существенному искажению представлений о сущности самого явления, каким является религиозное паломничество.

Таким образом, нельзя согласиться с тем, что существует «светское паломничество», которое по своей сути является туризмом, то есть принципиально другим явлением. Уничтожение самобытности и самоценности представления о религиозном паломничестве как традиционном социокультурном феномене приводит нас неизбежно к потере и размыванию его неповторимой природы, корнями уходящей в многовековое прошлое. При этом надо заметить, что, несмотря на различные утверждения сторонников существования так называемого «светского паломничества», в реальной жизни верующие люди любой религии никогда не признают мирские объекты святынями, которым надо поклоняться. То же относится и к атеистам или людям, которые по профессиональной необходимости должны посещать светские мемориальные или иные объекты, они их никогда не признают реальным святым местом и предметом религиозного поклонения.

В связи с этим предлагается следующее определение паломничества как социокультурного и религиозного феномена, существующего во многих мировых и национальных религиях. Паломничество является традиционным видом религиозной деятельности, которая представляет собой путешествие верующих людей с целью посещения и поклонения святыням, находящимся вне пределов их постоянного места жительства.

Несмотря на важные особенности и принципиальные различия, существующие в организации и реализации паломничества во многих религиях, есть общие типовые признаки этого уникального культурного явления.

Паломнические путешествия в мировых и национальных религиях традиционно подразделяются на два вида: внутренние и зарубежные.

Внутреннее паломничество предполагает путешествие верующих людей к святым местам, расположенным внутри определённых регионов или государств.

Зарубежное или выездное паломничество предполагает путешествие представителей той или иной религии к святыням, находящимся за границами их государства, в других регионах и даже на других континентах.

По своему составу паломничество подразделяется на три типа: индивидуальное, групповое и массовое. К последнему в православной традиции прежде всего относятся многодневные крестные ходы.

Религиозное паломничество на всех стадиях его подготовки и осуществления опирается на ритуальную практику и социокультурные традиции разных народов. Паломничество в различных религиях имеет явное внешнее сходство, которое заключается в том, что структурно оно почти всегда проходит в четыре однотипных этапа:

– подготовка к путешествию,

– передвижение к святому месту,

– совершение сакрального ритуала около святыни,

– возвращение на родину.

Процесс подготовки к путешествию является важной частью культуры паломничества. Подготовка к паломническому путешествию связана во многих религиях с получением благословения священника (ламы, имама), связанное, как правило, с духовной готовностью человека к совершению поклонения, которое не всегда может быть дано будущему паломнику. Не менее важным вопросом при подготовке к паломничеству является выбор времени путешествия, которое, как правило, связывается с каким-либо религиозным праздником или важным событием, или с личными причинами верующего человека. Наиболее значимыми для паломников являются посещение святых мест, приуроченных к главным праздникам и событиям той или иной религии. Испокон веков путешествия, в том числе религиозные, были дорогостоящими предприятиями, поэтому важным моментом в их подготовке был сбор денежных средств и материальное обеспечение паломника одеждой, обувью и питанием.

С древнейших времён люди предпочитали преодолевать дальние расстояния коллективно, также и паломники собирались группами, чтобы было легче справляться с трудностями в пути. Таким образом, процесс организации такой группы был важной составляющей при подготовке паломнического путешествия. Имели значение также предварительные обряды и ритуалы. Это могли быть: участие в специальных богослужениях, чтение священных текстов, отказ от определённых продуктов (специальный пост), сбривание волос с головы или отпускание волосяного покрова, облачение в специальные одежды и т. д.

Совершение религиозного путешествия к святому месту в паломнической культурной традиции во многом является самостоятельной ценностью и важным этапом в реализации намеченной цели. К.Е. Цеханская, рассматривая традиционную культуру путешествий православных людей, писала следующее: «дорога, особенно дальняя, всегда была своего рода испытанием, связанным с трудностями и опасностями. Поэтому русский человек чувствовал себя спокойней, если его окружало пространство, находившееся под духовным покровом святых, и иконы в этом пространстве как видимые символы исповедания составляли важнейшую часть православного уклада, утверждавшего веру отцов, свой собственный земной и духовный путь»[7]. Именно поэтому паломнические маршруты, как правило, организуются таким образом, чтобы богомольцы могли путешествовать от одного святого места к другому.

Религиозное состояние паломника во время путешествия представляет собой продолжение подготовительного этапа и пролонгирует его участие в ритуальных действиях по всему маршруту пути. Религиозное чувство и желание участвовать в сакральных действиях у паломника особенно усиливается по мере приближения к святыне.

В различных религиях складывались весьма разнообразные культурные традиции, связанные с процессом передвижения паломников по маршрутам, ведущим к святым местам. В большинстве религий с древнейших времён паломничество считалось богоугодным и благочестивым делом, а также представлялось как духовный подвиг, поэтому передвижение пешим ходом считалось наиболее адекватной формой путешествия. В то же время если перед паломниками возникали какие-либо естественные преграды в виде рек, озёр и морей, то они пользовались лодками или кораблями, если это были горы – гужевым транспортом и другими известными в древности средствами передвижения, например, канатными подъёмниками и мостами.

Кульминацией паломнического путешествия были и остаются встреча со святыней в сакральном месте и процесс ритуального поклонения ей. После прибытия паломника в святое место он погружается, как правило, в среду почитания и совершения столетиями отточенного ритуала поклонения святыне. Если паломник прибыл на религиозный праздник или важное событие, то программа его пребывания достаточно жёстко регламентирована. В случае прибытия паломника в святое место во время, не связанное с какими-либо праздничными и событийными мероприятиями, он имеет возможность для большего личностного общения со святыней. Для религиозного человека паломничество является феноменальной возможностью взаимодействия со священным, то есть сакральным.

Своей цели, приобщению к сакральному в святом месте, паломники достигают через участие в религиозном ритуале. В разных религиях ритуал представляет собой устойчивую систему символических и ассоциативных актов, которые формируются на основе определённых традиционных правил. Функция ритуала в религиозном сообществе заключается в том, что он устанавливает и регулирует взаимоотношения людей со святыней, а также воспроизводит их трансперсональные переживания[8]. Ритуал в святом месте становится универсальным проводником, который помогает верующему человеку духовно осуществить переход от светского мира к сакральному.

После завершения поклонения святыне паломник чаще всего возвращается на родину, совершая тем самым последний этап своего путешествия. История паломничества свидетельствует о том, что обратный путь паломников на протяжении многих столетий был не менее труден, чем дорога к святому месту. Именно поэтому, чтобы подтвердить истинность совершённого паломнического путешествия, паломники привозили на родину с собой различные реликвии, памятные предметы и сувениры. Для особо чтимых реликвий, принесённых из святых мест, обычно создавались специальные драгоценные оправы и ларцы с целью их сохранения и всеобщего или личного почитания. Как правило, отношение к человеку, совершившему паломничество, во многих религиях со стороны соотечественников в целом и внутри общины изменялось. Он становился особо уважаемым человеком в силу того, что смог поклониться святыне, совершить далёкое и опасное путешествие, получить новый социокультурный и религиозный опыт.

Типология паломничества связана с исторически сложившимися ритуальными традициями поклонения святым местам в различных религиях и культурах. Религиозные паломнические путешествия существовали в языческих культурах задолго до появления современных мировых религий. При этом важно осознавать, что применение христианского термина «паломничество» к религиозным путешествиям язычников является вынужденной метафорой, так как в настоящее время в языке науки и, в частности, в понятийном аппарате культурологии отсутствует соответствующее определение. Хотелось бы обратить внимание также на то, что слово «паломничество» употребляется в настоящее время как обобщающий термин при определении религиозных путешествий с целью поклонения святыням в современных мировых и национальных религиях, когда их последователи говорят на русском языке. Исключением является слово «хадж», которое повсеместно утвердилось в русском языке в качестве обозначения мусульманского паломничества.

Важным фактором, способствовавшим появлению паломничества в период бытования языческих верований, стало развитие торговых связей между народами и массового переселения людей в связи с природными и социальными катаклизмами. Другим не менее важным фактором явилось связанное с межкультурной коммуникацией представление о святых местах, более близко связанных с божественным миром, чем те, которые находились в повседневной среде обитания людей древнего мира. Основной целью древних паломнических путешествий к святым местам было получение защиты, исцелений, пророчеств, инициаций (посвящений) и др. Здесь уместно вспомнить в качестве примера Дельфийского оракула, находившегося в храме Аполлона в древнегреческом городе Дельфы. Этот храмовый комплекс был религиозным центром всех государств-полисов Древней Греции, и к нему ежегодно приходили десятки тысяч людей в надежде получить ответы на насущные жизненные вопросы, в том числе политические – объявление войн или заключение мира.

Для проведения анализа различных видов религиозных путешествий наиболее целесообразно рассмотреть практику паломничества в трёх мировых религиях – христианстве, буддизме и исламе.

При рассмотрении социокультурного феномена паломничества в мировых религиях необходимо также обратить внимание на органичное сочетание национальных и наднациональных, то есть общих для конкретной конфессии, форм осуществления этой древней традиции. Уникальность паломнической традиции состоит именно в том, что различные народы, приверженцы одной религии, при осуществлении богомольного путешествия и поклонении святыне совершают общие религиозные ритуалы и имеют возможность осуществлять межкультурные коммуникации, в ходе которых обмениваются социокультурным опытом.

Важным для понимания появления массового паломничества в мировых религиях является процесс возникновения общезначимых святых мест для каждой религии и их мемориализация. Сакрализация мест, связанных с земной жизнью Христа, Будды и пророка Мухаммеда, а затем их мемориализация, стали общими факторами возникновения и развития паломничества, а также ритуальной культуры поклонения во всех трёх мировых религиях. Следом за общезначимыми святыми местами в каждой мировой религии появляются местные центры богомолья (в православной традиции – местночтимые святыни). Итак, исторически сложилась определённая типология святых мест – общезначимые для всех верующих и направлений каждой из мировых религий, а также местные, которым поклоняются люди, проживающие в конкретном регионе или местности. Здесь необходимо заметить, что в реальной жизни поклонение местночтимым святыням осуществляют не только местные верующие, но и паломники из других регионов и даже иных стран. Отдельным видом святых мест являются те, которые признаются только последователями определённого направления (конфессии) в той или иной религии, но не признаются приверженцами других её частей.

В апреле 2010 года на заседании Европейского совета религиозных лидеров в Стамбуле был представлен для рассмотрения «Кодекс по защите святых мест». Этот документ появился в результате совместной инициативы представителей религиозных общин и экспертных кругов из различных стран мира. «Кодекс по защите святых мест» был подготовлен в 2009 году на конференции в Тронхейме с целью регулирования ситуации в отношении святых мест христианства, мусульманства и иудаизма.

В документе впервые на высоком межрелигиозном уровне была сделана попытка определить понятие «святое место», которое изложено следующим образом: «Святые места – это места религиозной значимости для определенных религиозных общин. Они включают в себя (но не ограничиваются этим) места поклонения, кладбища и святыни, включая их близлежащие территории в случае, если они являются неотъемлемой частью данных мест. С точки зрения данного кодекса, святые места имеют строго обозначенные границы, определяемые каждым религиозным сообществом согласно традициям. Так же признается, что какое-либо святое место может иметь религиозное значение для более, чем одной религиозной группы. <…> Святые места должны быть сохранены для сегодняшнего и будущего поколений во всей полноте, неприкосновенности, с уважением к их репутации и неповторимости. Они должны быть сохранены не только в качестве объектов религиозного значения, но и в качестве объектов исторического и культурного наследия всего человечества и тех стран, на территории которых они находятся»[9].

Таким образом, религиозные лидеры в этом определении выделили следующие важные положения, которые присущи святому месту: оно должно быть сакральным, являться объектом паломничества и быть хранимым. Поэтому более кратко определение святого места можно сформулировать следующим образом. Святые места, согласно различным религиозным традициям, связаны с божественными деяниями, подвигами и жизнью святых, различными событиями священной истории, чудотворениями, а также являются объектами поклонения верующими людьми, совершающими к ним паломничество, а также обязательно сохраняются и охраняются.

В русской православной традиции святые места подразделяются на местночтимые, общероссийского значения и зарубежные, которые традиционно называются святынями Вселенского Православия.

Здесь будет уместно кратко обратиться к теме подлинности святых мест. В «Кодексе по защите святых мест» лидеры религиозных общин отметили, что важной составляющей святого места является поклонение ему со стороны верующих, в том числе паломников, той или иной религии. Безусловно, святое место должно быть связано с сакральной историей и чудотворениями, но в документе не указано, что оно должно быть обязательно каким-то образом доказано, – для его почитания паломниками, достаточно веры в Бога и в Священное Предание[10]. В этой связи Н.Н. Лисовой писал: «В храме Гроба Господня паломникам показывают придел темницы Христовой. Конечно, совершенно понятно, что темница Христова находится на Крестном пути, от неё начался Крестный путь Спасителя. Конечно, при Голгофе не было никакой темницы. Это историко-литургическая реконструкция. Здесь мы подходим к очень важной мысли о том, как церковное предание связывает и развязывает узелки нашего реального почитания святынь. Оказывается, что почти во всех случаях, когда речь идёт о святом месте, мы имеем дело не с археологически точным, измерителем в руках <…> подтверждённым местом, а со святым намоленным местом многовекового христианского почитания. Святыня не состоится без почитания. Как чудо – есть соединение и встреча Божией воли и человеческой свободы, точно так и святыня»[11].

Таким образом, подлинность святого места связано с наличием святыни, которая является объектом поклонения для паломников, и с существованием её связи со священной историей, подтверждённой письменными источниками или устным преданием. Однако есть ещё одно важное условие – признание этого святого места как объекта поклонения Церковью и христианским сообществом, как правило, пролонгированное во времени. В других мировых религиях для определения идентичности святого места применяются те же условия, естественно, с учётом существующих канонических особенностей.

Современные культурологи и географы при рассмотрении разных типов ассоциированных ландшафтов выделяют особый – сакральный. Ю.А. Веденин даёт ему определение и считает по восприятию верующих людей близким к святому месту. «Четвёртый тип ассоциативных ландшафтов – это сакральные ландшафты, хранящие в себе память о религиозных ценностях, отражённых в конкретных территориальных объектах, в топонимике, в семантике ландшафта и его отдельных элементов. С точки зрения определённых конфессий, эти ландшафты или входящие в них объекты нередко воспринимаются как святыни. Среди сакральных ландшафтов России особое место занимают монастырские православные ландшафты. В качестве наиболее совершенных образцов монастырских православных ландшафтов могут рассматриваться Соловки и Валаам – два монастыря, сформировавшихся на островах. Первый – в Белом море, второй – Ладожском озере. Это целостные ландшафтные комплексы, целиком подчинённые целям организации монастырской жизни. Характер ландшафта отвечает этим целям»[12].

Сакральный ландшафт, воспринимаемый паломниками в качестве святого места, может включать в свой состав как рукотворные объекты поклонения, так и созданные природой, особенно, если они связаны с жизнью святых людей. Прежде всего это пустыни, леса, горы и пещеры, где жили подвижники, а также святые источники, водоёмы, реки и так далее. В этой связи достаточно вспомнить реку Иордан, в святых водах которой ежегодно на протяжении многих столетий получают «второе» святое крещение тысячи христианских паломников.

Не менее важным по своему значению в паломнической традиции является определение понятия «святыня». В христианской традиции, особенно в православной, к святыням относятся иконы, прежде всего чудотворные и чтимые. А.М. Лидов предлагает определённую типологию икон: «Однако сами чудотворные иконы не однородны и легко могут быть подразделены на несколько категорий. Известны особо почитаемые иконы, которые предание связывает с именем святого евангелиста Луки. Некоторые чудотворные образы стали палладиумами – небесными покровителями городов и целых стран <…> Рядом с ними существуют местночтимые образы, известные только в определённом крае. Во многих религиях этому понятию также соответствует слово „реликвия“. Однако исключительное и абсолютно первенствующее место в этой иерархии занимают нерукотворные образы <…> Речь идёт об образах, не написанных рукой живописца, пусть даже святого, но возникших без человеческого вмешательства, в результате чуда и божественного промысла»[13].

Одним из примеров поклонения нерукотворному образу является изображение на каменном своде Пресвятой Богородицы без вмешательства рук человеческих в коптском пещерном храме в Египте. На окраине Каира, за районом, который называется городом Мусорщиков[14], в горе Мокаттам находится коптский монастырь святого Симеона Сапожника[15]. В этой обители расположены несколько храмов и часовен, среди которых особенно выделяется огромный пещерный собор в честь Пресвятой Богородицы и святого Симеона Сапожника. Собор является крупнейшим на Ближнем Востоке христианским храмом и святым местом для коптов – местных христиан-монофизитов. Они совершают сюда паломничество для поклонения честным мощам святого Симеона и молитв перед нерукотворным образом Пресвятой Богородицы с Предвечным Младенцем, образовавшимся по воле Божией на потолке пещеры на недостигаемой высоте.

Кроме икон, к святыням в христианстве относят святые мощи и могилы праведников, кресты и литургические сосуды, богослужебные книги и одежды священства, престолы и сами храмы. В 1953 г. в сирийском городе Хомсе была обретена величайшая христианская святыня – пояс Божией Матери, который хранился в тайнике древнего храма с середины IX века. Согласно преданию, Пресвятая Богородица в знак особой милости передала свой пояс святому апостолу Фоме[16], уже после своего Успения. Предание гласит, что после Вознесения Господа Пресвятая Богородица оставалась на попечении апостола Иоанна Богослова[17]. Однажды к Ней явился Архангел Гавриил[18]и возвестил, что через три дня Она отойдет от земной жизни. В назначенный час апостолы, проповедовавшие тогда в разных странах мира, были перенесены в Иерусалим и собрались у смертного одра Богородицы. Отсутствовал только Фома, который проповедовал Евангелие в дальнем конце земли, в Индии, и поэтому опоздал. После того как Иисус Христос в окружении ангелов явился и принял пречистую душу Богородицы, тело Её было положено в пещеру в Гефсиманском саду. Вход в гробницу по обычаю завалили большим камнем. Через три дня прибыл апостол Фома. Он очень скорбел, что не застал Богородицу живой и попросил вскрыть гробницу. Однако тела Её там не оказалось, остались лишь пелены. Она была воскрешена Своим Сыном и с телом взята на небо. Дабы убедить Фому в своем вознесении, Богородица сбросила ему с неба свой пояс от платья. Согласно другой версии, пояс был обнаружен апостолом среди погребальных пелен. Дорогой подарок ученик Христа забрал с собой в Индию. После мученической смерти апостола от копий язычников пояс был принесён в Иерусалим, затем он был отправлен Константинополь, позже часть его оказалась в Хомсе, где он хранился в храме[19] в честь Пояса Пресвятой Богородицы. Другие части пояса в настоящее время находятся в афонском монастыре Ватопед (в часовне Святого Пояса), в г. Зугдиди (Грузия), где для него в XIX в. был построен Влахернский храм, в Трирском монастыре (Германия).

В других религиях к понятию «святыня» также относят исторические места и символические предметы, связанные с божественными деяниями и жизнью святых людей. Не так давно, в августе 2008 года, на месте руинированного буддийского храма, в миниатюрной пагоде, возраст которой оценивается в 1 тыс. лет, китайские археологи, нашли величайшую буддийскую святыню – частицу черепа Будды. Ковчежец, хранящейся внутри металлического короба, обнаружили во время раскопок в городе Нанкин (административный центр провинции Цзянсу, Восточный Китай). По буддийскому преданию, миниатюрная пагода с останками Будды – одно из 84 тыс. таких изделий с его прахом, которые были изготовлены во времена царя Ашоки[20], известного покровителя и распространителя буддизма. Согласно древним хроникам, всего в Китае находится 19 «пагод царя Ашоки», причём большинство – близ города Нанкина. Ковчежец в форме буддистской пагоды высотой 1,1 м и шириной 0,5 м – крупнейшая из когда-либо найденных буддийских святынь этого типа. Он был заключён в железной гробнице более тысячи лет и за это время успел прирасти к ней. Ковчежец сделан из дерева, покрыт позолоченным серебром с инкрустацией агата, янтаря, цветного стекла, которые в буддизме входят в «семь сокровищ». Археологи обнаружили и стелу с надписью о том, что внутри ковчежца-пагоды находится серебряный сундучок, а в нём – золотой ларец, или «Пагода семи сокровищ царя Ашоки». По преданию, каждая из таких пагод заключает в себе частицу праха Будды. Сканирование ковчежца подтвердило – внутри находятся два металлических ящичка. Китайские эксперты, в том числе руководители Китайской буддийской ассоциации, установили, что там лежит частица верхней части черепа основателя буддизма принца Сиддхартхи Гаутамы[21]. В июне 2010 г. в буддийском храме Ци-ся, расположенном в городе Нанкин, была выставлена в золотом ковчеге вновь обретённая величайшая святыня буддизма для поклонения местным верующим и паломникам.

Понятие «святыня» соотносится с термином «реликвия». Однако термин «реликвия» традиционно понимается в разных культурах в нескольких значениях, принципиально отличающихся друг от друга. Реликвии бывают религиозными и светскими, причём из состава последних, как правило, дополнительно выделяют личные или семейные. В католичестве термин «реликвия» рассматривается достаточно широко и включает в себя «как нетленные останки святых, так и «вторичные» реликвии, называемые ещё «контактными», связанные прежде всего с почитанием Христа и Богоматери. Это частицы Честного Креста, Пояс, Риза Богоматери, Вериги апостола Петра[22] и др…»[23].

О.А. Добиаш-Рождественская считала, что в ранней и средневековой христианской традиции, благодаря особой европейской католической культурной традиции, реликвии могли и не иметь прямого отношения к объекту почитания. «На Западе в качестве реликвий долго преобладали части покрывал мёртвых, зелёные листья и цветы с гробниц, вода из источников их церквей, свечи, зажжённые от огня их лампад, и елей, горевший в этих лампадах. В крошечных фиалах (ампулах) и лампочках, более или менее изящной формы, разносили паломники по своим путям эти „источники света“ от чтимых саркофагов. В них как бы горела пламенная душа исповедника, красиво и свободно воскресая, хотя бы на далёком пространстве, в тонком сердце огня. Особенную ценность получали свечи, зажжённые у таких источников, которые считались загоревшимися нездешнею силою: от „святого света“, сходившего, по общему верованию, с неба, в Иерусалиме, в пасхальную ночь, или горевшего „неугасимым светом“ светильника перед гробницей апостола Фомы. Любимыми реликвиями палестинских путников стал фиал с иорданской водой и пальма из Иерихонской долины»[24].

Итак, реликвиями в различных культурах являются святохранимые и почитаемые материальные предметы, связанные с историческими или религиозными событиями прошлого. Светские или исторические реликвии, как правило, не имеют специальных форм почитания. В христианстве, прежде всего, в католичестве, понятие «реликвия» включает в себя мощи святого или их часть, орудия истязаний, одежду и другие личные вещи, а также часть гробницы канонизированного Церковью подвижника веры и благочестия.

Таким образом, можно сделать следующий вывод. Понятие «святыня» более широкое, чем термин «реликвия», потому что включает в себя всё то, что освящено или посвящено Богу. Таким образом, к святыням относятся не только сакральные предметы, но и здания, сооружения, а также природные объекты и территории. В этом смысле понятия «святыня» и «святое место» часто рассматриваются как синонимы. При этом необходимо отметить, что «святыня» является религиозным понятием и не может быть по определению светским термином, хотя такая тенденция (десакрализация на уровне терминологии) характерна для научного знания в целом и для культурологии в частности. Но именно в сфере культурологии она должна отслеживаться, поскольку несёт в себе риск „опрощения“ и схематизации.

В различных религиозных культурах святынями являются священные предметы и объекты, которым поклоняются верующие люди, в том числе паломники. В честь святынь в разных религиях устанавливаются праздники, во время которых проводятся специальные богослужения и различные ритуалы поклонения священным предметам и святым местам, как правило, с участием многочисленных паломников.

1.2. Ритуальная природа паломничества в религиозной культуре

1.3. Паломничество в межцивилизационных контактах

Длительные паломнические путешествия, являясь традиционным инструментом межкультурного общения, приобрели в мировой истории особое значение в качестве средства взаимообогащения культур различных народов и религиозных традиций. «Человек во все времена стремился преодолеть границы своего малого мира, выйти в неизведанное, познать харизматический опыт и плоды творческого духа других народов, прикоснуться к миру Творца и к следам действия Его Божественной нерукотворной энергии»[86].

Религиозное паломничество за все века своего существования напрямую и непосредственно связано с межкультурной коммуникацией. При контактах паломников с народами разных стран, по территориям которых они путешествовали, неизбежно проявляло себя не разрушительное, а созидательное, культурообразующее начало – дихотомия «свой – чужой». Узнавание «чужого мира» в этом случае позволяло представителям разных традиций найти ключ к самопознанию в процессе открытия, усвоения, сопоставления и сравнения высших проявлений цивилизационного развития народов (отношение к святыням – один из его основных критериев).

Иной уклад жизни, образ мышления – это и есть открытие «Другого», которое и составляет, по определению Ж. Бодрийяра, условие культурного самораскрытия, постижения собственной природы: «Когда появляется Другой, он разом овладевает всем тем, что нам никогда не дано узнать. Он – вместилище нашей тайны, всего того, что живёт в нас, но не может быть причислено к истине. Он не является вместилищем ни нашего подобия, ни нашего различия, как при отчуждении, ни идеальным воплощением того, что мы есть, ни скрытым идеалом того, чего нам недостает, – он вместилище того, что ускользает от нас, место, через которое мы ускользаем сами от себя. <…> Другой – это то, что позволяет мне не повторяться до бесконечности».[87] С иной стороны, открытие «Другого», когда речь идет о межцивилизационных контактах, возникающих в процессе паломничества, позволяет накопить опыт мирного сосуществования религий и культур, включающий в себя опыт сочувствия и сопереживания.

Н.О. Лосский, рассматривая вопросы взаимодействия различных народов, считал, что результатом сочувственного общения с чужими культурами «должно быть не обезличение, а углублённое постижение также и своей родной культуры»[88]. Паломничество позволяло людям отчётливей осознавать свою собственную особую культурную картину мира.

С.Г. Тер-Минасова определила понятие «культурная картина мира» как отражение реальной действительности «через призму понятий, сформированных на основе представлений человека, полученных с помощью органов чувств и прошедших через его сознание, <…>. Культурная картина мира специфична и различается у разных народов. Это обусловлено целым рядом факторов: географией, климатом, природными условиями, историей, социальным устройством, верованиями, образом жизни и т. п…»[89]. Таким образом, паломники, взаимодействуя на своём пути с различными культурами и народами, глубже осознавали свою собственную идентичность.

«И именно чтобы увидеть наше не только изнутри, но и со стороны, надо отдаляться, отстраняться и делать заходы в иные народы и мировоззрения»[90] – писал Г.Д. Гачев. Паломники, выходя за границы привычного им «своего» национального культурного мира и добираясь до святых мест, оказывались на «перекрёстке культур», поскольку их путь, как правило, проходил через земли, представляющие собой сложные этнорелигиозные образования, переплетения цивилизационных моделей и традиций.

Важным аспектом коммуникативной функции являлось общение паломника с представителями иных культур. Эти контакты способствовали проникновению некоторых элементов «чужой» культуры, а также адаптации к этим «культурным имплантатам» в процессе формирования общей картины мира, которая складывалась в сознании паломников на основе культурно-исторических стереотипов. Среди них особую роль играют устойчивые представления о родной стране. Культурно-исторические стереотипы помогают паломникам «приготовиться к встрече с другой культурой, ослабляют культурный шок от её первоначального восприятия»[91].

Паломничество в различных религиях на протяжении многих веков играло и продолжает играть важную коммуникативную роль. Несомненно влияние буддийского паломничества на социокультурное развитие народов стран Центральной и Восточной Азии. Общие культурные традиции при проведении религиозных календарных праздников в буддийских общинах разных стран, сложившиеся в разное время, стали факторами взаимного культурного обогащения и взаимодействия, имеющими одни корни и источники. В данном случае буддийское паломничество не могло быть монопольным носителем коммуникативных контактов, но его встроенность в систему межкультурных коммуникаций огромного региона Центральной и Восточной Азии очевидна.

Мусульманский хадж способствовал распространению исламской культуры среди народов Средней и Передней Азии, а также Северной Африки не менее эффективно, чем легендарная арабская конница. Особое значение в развитии межкультурных контактов народов этого региона имеет арабский язык, одним из значительных стимулов в овладении которым, помимо экономических и социальных аспектов, было религиозное желание совершить хадж. Несмотря на существенные различия в уровне общественной жизни, национальных традиций и исторической судьбы, в результате длительного и сложного процесса взаимовлияния, синтеза культур исламских народов, создалась единая общемусульманская культура. Расцвет арабской средневековой культуры совпал по времени с необычайным подъёмом и массовым развитием мусульманского хаджа, который оказал существенное влияние на религиозное мировоззрение, нравственные нормы, жизненный уклад этих народов, их идеалы, психологию и модели поведения.

Вопросы, связанные с определением роли религиозного паломничества в межцивилизационных контактах, целесообразно рассмотреть более подробно на примере русского зарубежного богомолья и его воспроизведения в отечественной литературе в жанре хождений[92]наших писателей-поклонников. Однако ещё до появления первых литературных произведений, а позже и параллельно им, существовали устные традиции рассказов о Святой Земле и Царьграде[93], источниками и носителями которых были странники и калики перехожие. Древнерусские богомольцы, взаимодействуя на своём пути с иноземными паломниками, заимствовали у них не только особенности одежды, но и перенимали столетиями устоявшиеся традиции поведения при посещении святых мест Библейского региона[94].

Проходя через многие страны и сакральные христианские центры, они слышали массу легенд и правдивых историй, а также становились свидетелями важных историко-церковных событий и чудесных явлений, рассказы о которых в меру своего понимания распространяли на Древней Руси. Они возвращались на Русь не только с устными рассказами о своих паломнических путешествиях, но и приносили зримые свидетельства о посещении святых мест: частицы мощей святых угодников Божиих, кусочки древа Животворящего Креста Христова, камушки от Гроба Господня, Гробницы Пресвятой Богородицы, иконы греческого письма, иерусалимскую, цареградскую и афонскую церковную утварь, богослужебные книги, кресты-мощевики, чётки и прочее.

Странников и богомольцев на Руси почитали и оказывали им помощь, за которую они «расплачивались» рассказами о своих хождениях и о «последних» новостях, происходивших в стране и за её пределами. Паломник, сходивший «за тридевять земель в тридесятое царство», в Константинополь, столицу православной Византийской империи, или в Святую Землю, где жил и воскрес Спаситель, вызывал у современников заслуженное почтение и искреннее уважение. В честь странников и калик перехожих, вернувшихся из дальних стран, устраивали специальные застолья, а также им отводились почётные места на пирах, свадьбах и поминках, на которых они обязательно рассказывали о своих паломнических путешествиях. Рассказы паломников слушались с величайшим вниманием и передавались народной молвой из края в край необъятной Земли Русской.

Как справедливо подметила С.А. Кириллина, «бытует мнение, что хождения русских богомольцев в Святую Землю, чьи труды предваряют XIX столетие – „золотой век путешествий“ в русской словесности, это странствия „с полузакрытыми глазами“. Однако это далеко не так. Путевым описаниям авторов-паломников, беззаветно преданных православной идее, присуща высокая эмоциональная энергетика, открытость окружающему миру, который очаровывает их многоцветьем красок и поражает многообразием и разноплановостью жизненных ситуаций»[95].

Разделяя эту точку зрения, автор считает необходимым заметить, что хождения, благодаря точности и уникальности многих приводимых в них сведений, стали значимыми, а иногда единственными источниками современных знаний о жизни и культуре народов, проживавших в Византийской империи и Османской Порте, в том числе о входивших в их состав: Палестине и Сирии, Иордании и Египте, Греции и Кипре, Болгарии и Валахии, Армении и Грузии, и некоторых других странах.

Описания паломнических путешествий, записанные их авторами, были украшением древних библиотек в великокняжеских и царских дворцах, митрополичьих, а затем и в патриарших палатах, монастырях и храмах, боярских и купеческих хоромах, в домах простых людей. Более того, среди разных слоёв русского народа хождения были излюбленным чтением в семейном кругу, потому что они представляли источник сведений из многих областей знаний, церковной и мирской жизни. Хождения рассказывали нашим предкам о святых местах, связанных с библейской историей, об исторических событиях и преданиях, о географии Ближневосточного региона, о необычных природных явлениях, о нравах и обычаях других народов.

Авторы-паломники в своих путевых очерках и воспоминаниях описывали встречи, контакты и общения с многочисленными представителями разных народов, проживавших в странах, через которые они проходили на пути к святым местам Православного Востока. В местах поклонения, будь то Константинополь или Афон, Иерусалим или Синай, они наблюдали и взаимодействовали с паломниками самых различных религий из многих стран Европы, Азии и Африки.

Русские писатели-богомольцы бесспорно к «своим», понятным, близким и родным братьям по вере относили православных греков, где бы они ни встречались нашим паломникам в период путешествий и во время поклонения в святых местах. Они были для русских паломников теми самыми «вожами», водившими их и духовно, и физически по новому и незнакомому миру, на который наши путешественники смотрели часто греческими глазами. Это традиционно глубокое взаимопонимание с греками объясняется следующими обстоятельствами:

во-первых, единым православным вероисповеданием; во-вторых, греческие архиереи, монахи и священники часто приезжали и оставались жить на Руси, поэтому к ним в определённой мере привыкли русские люди;

в-третьих, просвещённая часть русских паломников владела греческим языком, в том числе богослужебным;

в-четвёртых, во время путешествий наши богомольцы молились в греческих храмах и, как правило, жили в их монастырях;

в-пятых, до определённого периода русские поклонники брали за образец отношение греков к иным религиям и народам;

в-шестых, наши отечественные поклонники пользовались греческой церковной и мирской литературой из их храмовых и монастырских книгохранилищ и библиотек;

в-седьмых, греки, как правило, оказывали содействие в посещении святых мест нашим соотечественникам, а иногда даже были сопровождающими.

Начиная с иеромонаха Арсения (Суханова)[96], то есть с первой половины XVII века и до начала ХХ столетия, среди писателей-паломников отношение к греческим братьям по вере менялось, становилось более критическим и даже ревностным, но всё равно для большинства простых русских богомольцев они оставались «своими» близкими и более или менее понятными единоверцами.

Во всех хождениях и путевых воспоминаниях о паломничествах в Святую Землю грузины, как и греки, всегда были «своими», вызывали добрые чувства и желание молитвенного и человеческого общения. Архимандрит Агрефений[97] отметил в своём хождении, что у Гроба Господня проходят «наши православные грецкая и иверская»[98] (грузинская) службы. Он упоминает о находящихся в Палестине иверских обителях, в частности о монастыре Святого Креста, и грузинских храмах, из которых особо выделяет один, который расположен вблизи Лавры преподобного Саввы Освященного. Кстати, уместно обратить внимание на то, что об иверском монастыре Святого Креста в своих хождениях писали почти все древнерусские писатели-паломники, посещавшие Иерусалим.

Наиболее последовательно представлены и сформулированы межконфессиональные отношения внутри христианского мира в хождении древнерусского паломника XVI века купца Василия Познякова[99]. Благочестивый автор хождения чётко разделяет христиан и еретиков. В его понимании христиане – это православные паломники, пришедшие из своих стран поклониться Гробу Господню, а еретики – представители всех остальных христианских конфессий. Итак, «…христиане это: греки, сирийцы, сербы, иверы, русь, валахи»[100]. А все остальные представители христианских конфессий в его представлении: «<…> еретики, называющиеся христианами, суть: латиняне, абиссинцы [101], копты, армяне, несториане, яковиты, тетродиты[102], марониты[103] и прочие их проклятые ереси»[104]. При этом примечательно, что латиняне-католики в перечне Василия Познякова указаны первыми.

Отношение к католикам и в целом к Римско-Католической Церкви у русских православных паломников, прибывавших в Святую Землю в течение столетий, изменялось от спокойного, в смысле понимания «других», до неизменно «чужих». Начиная с XVI века, католики вызывали раздражение и даже антагонистические чувства у православных паломников. Так, игумен Даниил[105], совершивший паломничество в Иерусалим в самом начале XII века, достаточно доброжелательно отзывался о католическом духовенстве и о крестоносцах, владевших в то время Святой Землёй. Русский игумен одобрительно относился к деятельности крестоносцев, направленной на восстановление христианских храмов и монастырей, разрушенных за 400 лет мусульманского владения Святой Землёй.

Впрочем, находясь в монастыре Святого Преображения на горе Фавор, он не преминул упрекнуть латинян в употреблении «опресноков» [106] и не смог удержаться от иронии над пением католических священников во время вечерни в Великую субботу в храме Воскресения Христова. Также игумен Даниил с удовлетворением заметил, описывая Кувуклию после нисхождения святого благодатного огня: «А католические кадила были повешены вверху, и ни одно из них не возгорелось»[107]. Тем не менее игумен Даниил с искренней благодарностью писал о гостеприимстве католических монастырей и создал в своём хождении весьма привлекательный образ Иерусалимского короля Балдуина I[108]. Более того, Даниил не скупился в выражении признательности за помощь, которую оказал ему католический король-крестоносец Балдуин в паломническом путешествии в Галилею. Здесь необходимо будет отметить, что добрые отношения были взаимными, то есть игумен Даниил и его спутники пользовались радушным гостеприимством и благосклонностью как со стороны короля Балдуина I, так и католического духовенства в Палестине. Игумен Даниил несколько раз без видимых усилий получал аудиенции у короля, в ходе которых имел возможность вести с ним длительные беседы. В Великую субботу во время шествия к храму Воскресения Христова Иерусалимский король Балдуин велел игумену Даниилу идти рядом с собой.

В хождениях архимандрита Агрефения (вторая половина XIV века), иеродиакона Зосимы[109] (первая четверть XV века), гостя Василия[110] (середина XV века) отношение к католикам спокойное и невраждебное, о них обычно вспоминают при указании на представителей различных христианских конфессий, совершавших богослужения у Гроба Господня в Иерусалиме.

Гость Василий бесстрастно писал о католиках в своём хождении: «Когда вышли от Гроба Господня, то пошли на левую сторону к латинской церкви. Перед дверями этой церкви имеется место, где Христа встретили жены-мироносицы. Мы вошли в латинскую церковь, на правой стороне стоит столп, где Христа мучили. <…> В главной церкви у Гроба Господня находятся службы греческая, грузинская, сербская, латинская, сирийская, яковитская, мелхитская, коптская, несторианская, и эти службы идут до сего дня непрерывно, каждый день»[111].

Правда, внимательный иеродиакон Зосима позволил себе иронизировать по поводу показного благочестия католических священников и рыцарей-иоаннитов. Посетив во время своего паломничества на остров Родос, принадлежавший в XV веке католическому ордену Иоаннитов, иеродиакон Зосима описал его членов следующим образом: «Здесь находится от папы Римского магистр великий, и все у него крестоносцы и церковные люди носят кресты, на левых плечах и портищах нашиты» [112].

Сложные отношения между православным миром и католицизмом, связанные с ожесточённой дискуссией на Ферраро-Флорентийском Соборе в 1438–1439 годах, не были отражены в «Хождении на Флорентийский Собор Неизвестного Суздальца» и «Хождение Авраамия Суздальского на Восьмой Собор с митрополитом Исидором». Авраам[113], епископ Суздальский, и Неизвестный Суздалец[114] в своих путевых записках уважительно и по-доброму, может быть, даже нарочито толерантно, писали о католиках и их традициях. Справедливости ради надо отметить, что иеромонах Симеон Суздальский[115] в своей «Повести о Восьмом Флорентийском Соборе» одним из первых древнерусских паломников-писателей создал «острополемическое сочинение против латинян»[116].

На русских людей, посещавших католические храмы во время их путешествий, сильное впечатление производила игра на органах, которые использовались католиками в богослужебных целях. При этом отношение к этому музыкальному инструменту со стороны православных богомольцев было разным от раздражения и неприятия до удивления и восхищения. С нескрываемым интересом наши паломники знакомились с оформлением католических храмов в Иерусалиме и Вифлееме, особенно их привлекали мастерски изготовленные восковые фигуры Богомладенца и Пресвятой Богородицы для оформления храмов в период празднования Рождества Христова.

В XVII–XIX веках отношение русских паломников-писателей к католикам, отражённое в хождениях, путевых очерках и воспоминаниях, изменилось в худшую сторону, стало более критическим и менее терпимым. Одна из многих претензий, предъявляемая католикам, касалась того, что они ещё в период Крестовых походов вывезли из Святой Земли множество христианских реликвий, особенно мощей святых Божиих угодников. Во время постоянного противостояния православных греков и католиков в наиболее почитаемых святых местах Палестины русские богомольцы всегда были на стороне первых, активно порицая и возмущаясь действиями вторых.

Латинское священство вызывало своим присутствием и неуважительным отношением к православной и другим традициям постоянные конфликты не только с греками, но и с представителями других христианских конфессий. Российский генеральный консул в Бейруте в середине XIX века К.М. Базили[117] писал о том, что католики беспрестанно являли на Ближнем Востоке «вместо доблестей, приличных церковному сану, постыдное зрелище своих козней и суеты мирской»[118].

Не менее негативно, чем к католикам, относились русские писатели-паломники к арабам-униатам, которые с помощью католических миссионеров создавали свои Церкви на Ближнем Востоке в XVII–XVIII веках. Особенно переживал по поводу обращения православных арабов в униатов знаменитый пешеходец Василий Григорович-Барский[119], который писал: «…развращенни бо бяху сердца их от поучений езуветских и течаху широким путем в след их; и сице православии умаляхуся, паповерцы же умножахуся»[120]. Православный паломник не мог равнодушно наблюдать за католической пропагандой и включался в «прения о вере», инициаторами которых, по свидетельству Григоровича-Барского, выступали напористые униаты.

Монофизиты, представители нехалкидонских Церквей: копты, эфиопы, армяне и сиро-яковиты, воспринимались русскими православными паломниками как еретики, но отношение к ним было всё-таки не агрессивное и не как к «чужим», а скорее как к «другим». Копты, как египтяне, так и эфиопы, – африканские христиане-монофизиты – периодически появляются в древнерусских хождениях и позже в паломнической литературе при описании Гроба Господня, где они имеют придел – часовню в западной части Кувуклии.

Иеродиакон Зосима описал коптскую службу у Гроба Господня: «Пятая служба хабежская (абиссинская), вход в неё наружными дверями с юга, служба на левой стороне. Служба их такая: все вскакивают, и трясутся, и плещут руками; попы их в ризах и с евангелиями, носят изображения трёх солнц. Я спросил у патриаршего попа: „Что это за вера?“ Он мне сказал: „В псалтыре написано: все народы восплещите руками, – они этому и следуют и радуются, что Христос воскрес“»[121]. Также писатели-паломники упоминали в своих произведениях о коптских храмах и монастырях в Палестине и Египте, но при этом постоянно путались в ритуальной практике коптов.

Иеромонах Мелетий[122], совершивший паломничество в Палестину в 1793–1794 гг., «был принят в кругу греческого и коптского духовенства и получил от него информацию об эфиопских христианах и их взаимоотношениях с коптами и греками»[123]. По этим сведениям, иеромонах Мелетий считал «хампесов, или абиссинцев» и «эфиоплян» двумя разными народами. По мнению Ю.М. Кобищанова: «Отношение Мелетия к инославным христианам-монофизитам, хотя и „разноверцам“, но „людям вселенской единоверной нашей братии“ – это глубокое уважение, сочувствие в страдании, христианская братская любовь»[124]. Священник Иоанн Лукьянов[125] в своём хождении писал, как и другие русские писатели-паломники, не только о религиозной жизни коптов: «В Великой Ефиопии, когда у нас бывает зима, а у них лето. <…> Во Египте дождя никогда не бывает, все рекою всю Египетскую землю напояют: везде борозды проведены, да воду по нивам пущают»[126].

Значение коптской темы в русских хождениях заключается в том, что знакомство русских паломников с африканскими христианами значительно расширяло их культурный и религиозный кругозор, а также географические представления об окружающем мире.

Все без исключения русские паломники-писатели относят к разряду «чужих» и еретиков армян-монофизитов. Это устойчивое отрицательное отношение во многом отражало позицию православных греков, которые считали армян, так же как и католиков, своими основными конкурентами в многовековой борьбе за контроль над главными святынями храма Воскресения Христова в Иерусалиме. Апогеем недоброжелательного отношения к армянам является известный рассказ, который часто возникает в хождениях, путевых очерках и воспоминаниях наших богомольцев с конца XVII и до начала XX века. В этом рассказе описывается чудо явления святого благодатного огня через колонну, находящуюся слева от входа в храм Воскресения Христова в Иерусалиме, изгнанным из него турками по наущению армян, православным во время Великой субботы 1634 года.

При этом необходимо заметить, что иеромонах Арсений (Суханов) и священник Иоанн Лукьянов в своих хождениях вполне благосклонно относились к представителям Армяно-Григорианской Церкви, отмечая непоказное и искреннее благочестие как армянских паломников, так и армянского духовенства.

В Иерусалиме русские богомольцы встречали «этническое многоцветие христианства»[127], то есть христианских паломников из многих стран Европы, Азии и Африки. Взаимодействие с представителями разных христианских народов раздвигало границы представлений русских паломников о собственной религии и делало окружающее культурное пространство действительно полифоничным и многоцветным.

Во всех паломнических произведениях, написанных русскими писателями-богомольцами, присутствуют стереотипные и негативные образы иудеев, основанные на представлении об «исторической вине» перед христианами за мученическую кончину Спасителя. «Соответственно, выстраивается ряд постоянных словосочетаний с пейоративными эпитетами: „беззаконные“, „окаянные Иудеи“, „Жиды проклятые“, „пребеззаконнии жидове“. Таким образом, „главным структурообразующим моментом“ артикулируемого паломниками-писателями негативизма „является глубоко архаическая и традиционная враждебность к евреям, имеющая религиозные корни“. При этом образ иудея как противника христиан и человека, несущего ответственность за страдания и распятие Христа, проецируется на всех евреев и носит вневременной характер. В целом русские паломники общались с евреями редко, а уровень их информированности об образе жизни „июдеев“ стремился к нулю»[128]. Однако на общем негативном фоне выделяется благожелательный по тону и содержанию рассказ Василия Григоровича-Барского о раввинистической академии в Салониках, в которую стекались для получения образования молодые люди со всей Османской империи и многих других государств.

Отношение русских паломников-писателей к мусульманам, арабам и туркам, безусловно, отражало многовековой антагонизм простых православных людей и агрессивных иноверцев, которые были однозначно «чужими» и вызывали постоянное чувство опасности. Соответственно этому чувству нашими богомольцами негативно воспринималась вся культура исламского Востока и её носители мусульмане.

Однако справедливости ради надо заметить, что, приходя на Ближний Восток с определённым набором предубеждений, русские паломники под воздействием реальной жизни начинали дифференцированно относиться к мусульманскому населению, его деятельности и повседневной культуре.

Игумен Даниил в своём хождении называл христиан «верными» и «правоверными», а мусульман «иноверцами» и «сарацинами». Русский игумен с одинаковой бесстрастностью пишет о разорённых христианских храмах и монастырях сарацинами и о строительстве «сарацинским старейшиной Амаром»[129] храма Святая Святых, обращённого крестоносцами из мечети «Купол скалы»[130]. Порицая мусульманских разбойников, игумен Даниил в то же время рассказал в своём хождении о помощи, которую христианским паломникам в одном палестинском селении оказал арабский старейшина. «Недалеко отсюда на горе есть село, где живут многие мусульмане и христиане. <…> Тут хорошо отдохнули одну ночь, утром встали рано и пошли к Вифлеему. Старейшина сарацинский сам с оружием проводил нас почти до Вифлеема и через те страшные места тоже проводил»[131]. В этом отрывке игумен Даниил также обращает наше внимание на то, что в одном старинном селе жили вместе и христиане, и мусульмане.

В начале XV века иеродиакон Зосима, совершивший и описавший своё паломничество в Иерусалим, подвергался нападению со стороны местных палестинских жителей и поэтому назвал их «обозлёнными арабами»: «Я, грешный Зосима, <…> пробыл лето целое в Иерусалиме и за Иерусалим ходил по святым местам и принял раны от озлобленных арабов. Я же, грешный, всё терпел во имя Божие. <…> И если кто дойдёт до города Иерусалима и увидит Гроб Божий, то за пределы Иерусалима никто не может пойти из-за обозлённых арабов, которые избивают немилостиво»[132].

Однако на этом неприятности иеродиакона Зосимы, связанные с «обозлёнными арабами», не закончились. Около Мёртвого моря иеродиакон Зосима подвергся нападению местных разбойников, которое он красочно описал: «и напали на нас злые арабы и нанесли мне раны тяжёлые, оставили меня полумёртвого, а сами отошли восвояси. Я же слаб и едва мог дойти до монастыря Саввы на Удоле Асафатовой»[133]. Можно только подивиться силе духа и выносливости русского монаха, который с тяжёлыми ранами преодолел такое большое расстояние, пройдя от Мёртвого моря до Иерусалима на подворье монастыря преподобного Саввы Освященного, где, пролежав восемь дней, снова продолжил своё паломничество. Нападения со стороны местного палестинского арабского населения на русских и других христианских паломников в Святой Земле будут продолжаться до конца XIX века. Эта недобрая традиция будет прекращена только в ХХ столетии.

Описывая пасхальный праздник, иеродиакон Зосима рассказал о практике пребывания в те времена в Святом Граде паломников, пришедших поклониться иерусалимским святыням. «Окаянные же сарацины все церкви христианские запечатывают, говоря: “Не будет вам праздника, откупайте”. <…> Весь же год церковь Святое Воскресение закрыта, опечатывает султан египетский. Если же придут паломники из других стран, то амир[134] церковь открывает»[135].

Таким образом, из описанного эпизода можно сделать вывод о том, что мусульманская администрация, представлявшая в Святом Граде Мамлюкский султанат[136], правивший тогда в Египте, Палестине и Сирии, препятствовала Иерусалимскому Патриарху и небогатой местной христианской общине в проведении богослужений в храме Воскресения Христова в Иерусалиме. И в то же время, превратив своё право силы в доходное дело, они позволяли молиться в храме приезжим христианским паломникам из Европы, готовым отдать последние деньги ради поклонения Гробу Господню. Иеродиакон Зосима тщательно записал расценки, установленные для христианских паломников, посещающих святыни Иерусалима: «Чтобы поклониться Гробу Божьему, надо дать семь золотых денег, венецианских флорин, да ещё надо давать арабам, откупая путь, а по дороге от Рамля до Иерусалима надо страже давать, пятнадцать сторожевых постов поставлено у Гроба Божьего лютых сарацин»[137].

С середины XV века, после падения православной Византийской империи, практически все христианские святые места Библейского региона оказались под властью мусульман. А с начала XVI столетия весь Ближний Восток стал частью Османской империи, поэтому внимание русских писателей-паломников к туркам-османам как господствующим представителям исламского мира стало доминирующим. Русские богомольцы с неприязнью и предубеждением относились к туркам-османам, называя их «басурманами». На них возлагалась ответственность за разорение святых мест, преследование православных людей и удушающие налоги, которые должны были выплачивать христиане, подданные Османской империи. В хождениях турки-османы постоянно критикуются за то, что они безжалостно вымогают у паломников деньги, мучают и преследуют православных.

При этом многие писатели-паломники отмечали, что в османском мире жестокости и хаоса турецкая полицейская охрана была единственной силой, которая в определённой степени защищала богомольцев от арабских разбойников во время путешествий по Святой Земле. Взаимодействуя во время паломнических путешествий с местным турецким населением, русские поклонники различали среди мусульман людей различных национальностей, в том числе и славян, частично помнивших свои родные языки. Наши богомольцы различали арабов-христиан и арабов-мусульман, последних делили на чёрных арабов, то есть африканцев, и на белых, или смуглых, арабов-палестинцев.

Путешествия русских православных богомольцев и их пребывание в Святой Земле открывали перед ними новые, страны с неизвестными им явлениями природы, незнакомым климатом и диковинными растениями. Природа в русской паломнической литературе является неотъемлемой частью мироздания, созданного по замыслу Творца, который позволил человеку пользоваться её плодами. Восхищаясь новой, неизвестной ранее и порой неожиданной красотой окружающего мира во время паломничества, русские богомольцы-писатели отражали в своих хождениях накопившиеся впечатления о природе стран, лежавших у них на пути и расположенных в Северном Причерноморье, Кавказе, Балканах, Малой Азии, Ближнем Востоке и Северной Африке.

Северные по происхождению люди, они были потрясены и удивлены обилием и разнообразием необычных южных растений и непривычным вкусом их плодов. Если встречающиеся им растения были связаны с библейской историей, такие как древние оливы в Гефсимании, помнящие Спасителя, или Мамврийский дуб[138], свидетель явления Святой Троицы, или египетская смоковница, известная как древо Богородицы, то они становились объектами поклонения. Многие паломники, которые посещали святые места в Сирии, были восхищены утопавшим во фруктовых садах Дамаском. Русские богомольцы благоговейно восхищались много раз упомянутыми в Библии огромными вековыми кедрами, которые росли в Ливане.

Обязательными для посещения и поклонения в Святой Земле были горы, связанные с земной жизнью и подвигами Спасителя – Елеонская, Сионская, Искушения (Сорокодневная), Блаженств, Фавор (Преображения). Не менее важно для православных богомольцев было паломничество на святые горы Афон и Синай.

Неизбежной была для русских паломников встреча с морями – Чёрным, Мраморным, Средиземным и Красным, поэтому во многих хождениях рассказывается о жестоких штормах, которые производили неизгладимые и противоречивые впечатления на наших сухопутных путешественников. Особое жуткое и даже мистическое ощущение охватывало большинство богомольцев на Мёртвом море, связанном с библейской историей и пользовавшемся дурной славой, хотя многие по-разному относились к этому чуду природы. И совершенно другое благодатное и радостное настроение охватывало паломников на Галилейском озере, связанном с деяниями Спасителя. Не менее сильное впечатление, чем моря, на них производили великие реки, по которым они плавали или пересекали во время своих путешествий: Днепр, Дунай, Нил, Иордан, Евфрат и другие.

Многим русским паломникам приходилось путешествовать по пустыням, которые были для них совершенно необычным безводным пространством, для выживания в котором у людей северных стран не было никаких навыков. Недаром некоторые писатели-богомольцы, не имея возможности для других сравнений, называли пустыни «песчаное море». А пережитые в пустыне песчаные бури становились одними из самых тяжёлых испытаний, которые выпадали на долю русских путешественников. Разнообразный и невиданный на родине животный мир как на земле, так и в воде удивлял и потрясал наших соотечественников, которые с детским интересом знакомились со средиземноморской экзотической фауной и подробно описывали её в своих хождениях.

В русской паломнической литературе на протяжении столетий разнообразная и роскошная природа Палестины, Сирии, Египта и других стран Ближнего Востока часто была представлена авторами как образ земного рая, благословенного Богом и осенённого Его присутствием. Особенно вызывали подобные сильные эмоциональные сравнения такие святые места, как Иерусалим, Афон и Синай.

Все русские паломники-писатели в той или иной степени подробности описывали большие и малые города, селения и небольшие деревни, порты и крепости, которые встречали на своём пути. Естественно, подробно, вплоть до мельчайших деталей, они живописали внешний вид и внутреннее убранство храмов и монастырей, особенно тех из них, которые носили мемориальный характер и в которых находились святые реликвии.

Константинополь был первой из главных целей паломнических путешествий русских людей на протяжении многих столетий. Большинство из них добиралось до столицы Византийской империи по Чёрному морю на кораблях, поэтому первое впечатление складывалось от великолепного вида, открывавшегося на город с вод пролива Босфор. Все русские богомольцы по прибытии в Константинополь, согласно древней традиции, устремлялись на поклонение к храму Святой Софии, а после этого шли по веками сложившимся паломническим маршрутам. Константинополь свыше тысячи лет, с IV по XV столетия, был одним из великих и притягательных паломнических центров Вселенского Православия, благодаря бесчисленным христианским святыням, находившимся в его храмах и монастырях.

В этой связи американский исследователь православного паломничества Дж. П. Маджеска писал: «В восприятии средневековых русских паломников Константинополь являлся не только «Царьградом», но одновременно и «Новым Иерусалимом», которым стала столица Византийской империи, постепенно вбирая в себя многие реликвии Святой Земли»[139]. Действительно, византийские императоры традиционно проводили политику по собиранию христианских святынь в Константинополь со всех концов своей необъятной империи. Одновременно город был средоточием мировой культуры благодаря библиотекам, учебным заведениям, собраниям произведений искусства, высоким технологиям и активной торговле, а также бытовому комфорту и высокому уровню жизни. Впечатления древнерусских паломников от Константинополя сильно разнятся в зависимости от времени посещения этого великого города.

В 1453 году Царьград пал под ударами османских войск, рухнула тысячелетняя Византийская империя. Таким образом, Константинополь, превратившись в Стамбул, утратил статус мирового православного центра, который ранее был очень притягателен для христианских паломников многих стран. Однако для русских богомольцев Царьград остался святым городом, и они всегда стремились к нему, чтобы поклониться сохранившимся осколкам его православных святынь и украдкой помолиться на храм Святой Софии, даже ставший мечетью. Пользуясь современной терминологией, в данном случае речь идёт об османском «железном занавесе», который с тех пор на многие века отделил христианский мир от стран Православного Востока и тем самым сделал для русских людей паломничество в Константинополь и к другим святым местам павшей Византийской империи уделом светских и церковных послов, а также отчаянных купцов и воинов.

В османский период русские паломники в Стамбуле традиционно посещали резиденцию Патриархов Константинопольских на Фанаре[140], а также немногочисленные греческие православные храмы и монастыри. Они обязательно осматривали в городе турецкие достопримечательности: порт, таможню, военные крепости, адмиралтейство, дворцы, казармы янычаров, базары, торговые лавки, гостиные дворы (караван сараи), публичные бани (хамамы), кофейни и т. д.

Продолжалось в тот период паломничество русских людей и на Афон. Султаны Османской империи, завоевав Византию, не посягнули на святыни Афона, более того, они с момента завоевания Константинополя подтвердили и потом не раз удостоверяли православный статус монастырей Святой Горы, естественно, не оказывая им никакой материальной поддержки. Поэтому Афон в этот период сохранил своё значение и остался центром паломничества, куда продолжали приходить богомольцы из Древней Руси и православные паломники из других стран. Лишившись государственной материальной поддержки, афонские монахи стали искать её у Московского царства, единственной силы в той исторической ситуации, которая могла оказать и оказывала реальную помощь монахам Святой Горы.

Но движение было не только в одну сторону – из Афона в Москву, – русское паломничество к святыням Афона, стремление к постижению традиций православного иночества, к знаниям, которые хранились в его книгохранилищах, продолжалось и после падения Константинополя. В 60-70-е годы XV века преподобный Нил Сорский[141], один из идеологов широко известного в истории Русской Православной Церкви движения нестяжателей, совершил паломническое путешествие на Православный Восток к святыням Константинополя, Палестины и Афона. О своём паломничестве преподобный Нил упоминает в послании[142] к своему ученику и сподвижнику преподобному Иннокентию[143]. Особенно долго преподобный Нил Сорский пробыл на Афоне, где всем сердцем полюбил пустынножительство. «“Не малое время” провёл на “Святей Горе Афонстей и в странах Царьграда” <…> преподобный Нил Сорский вместе со своим учеником Иннокентием Охлябининым. Они стали там “самовидцами” безмолвной жизни “духовных старцев”, которые “в подобное время” общаются с безмолвствующими поблизости монахами и “просвещаются беседами духовными”. Именно на Афоне Нил Сорский познакомился с практикой “умного делания”»[144].

Конец ознакомительного фрагмента.