2
Евграф Сиротин прибыл в Черноземную область с двенадцатью чемоданами компромата. Не в буквальном, конечно, смысле, а фигурально выражаясь... Сойдя с трапа самолета, он немедленно отправился в губернаторский дворец. Благо, в столицу Черноземья город Кацапов он приезжал не впервые, а с главой местной администрации Виссарионом Дмитриевичем Пацаковым у него были давние и почти дружеские отношения. Сиротин не без основания рассчитывал на очень теплый прием. И, выезжая из Москвы, принял все меры, чтобы его визит к Пацакову остался тайной для председателя партии Венедикта Жигановского. Узнай известный политик, что верный соратник собирается его предать, Сиротину не поздоровилось бы.
Евграф поправил темные очки и поднял воротник плаща, дабы скрыть лицо от любопытного таксиста, который то и дело посматривал на сидящего рядом пассажира. На его вопросы Сиротин отвечал односложно. На всякий случай, чтобы окончательно запутать следы, пробурчал, что прибыл не из Москвы, а из Новосибирска. Таксист промолчал, но, кажется, не поверил. Сиротин сразу сильно занервничал. Вполне возможно, что таксист является активистом Партии солидарного прогресса и знает ее лидеров в лицо. А Евграф частенько мелькал на экранах телевизоров рядом с Венедиктом Жигановским.
К счастью, все обошлось. Разбитной шофер довез Сиротина до места назначения без происшествий и даже плату за проезд взял по-божески, чем слегка удивил прижимистого Евграфа.
Впрочем, провинция есть провинция! Выглядела бы возмутительной наглостью попытка кацаповца прямо с порога обобрать гостя, прибывшего из столицы.
Сиротин воровато огляделся по сторонам, проверяя, нет ли слежки, застегнул на все пуговицы длинный черный плащ, надвинул на лоб широкополую шляпу и решительно ступил на крыльцо губернаторского дворца. Он, разумеется, отдавал себе отчет в том, что этот шаг в его жизни – поворотный. Вообще-то, Евграф всегда предпочитал передвигаться по грешной земле не по прямой линии, а зигзагами, что давало ему большие преимущества перед прочими согражданами, которые до сих пор простодушно считали, что кратчайшее расстояние между двумя точками – прямая. Жизнь научила Сиротина ничего не принимать на веру и проверять практикой почерпнутые из школьной программы тривиальные истины. А встреча с Каронгом и вовсе заставила всерьез задуматься о своем здоровье. Особенно когда в ситуацию вмешался рыжий идиот князь Мышкин. Бальзамом для истрепанных нервов Евграфа могла бы оказаться гигантская сумма, полученная Венедиктом Жигановским с инопланетного придурка, но, увы, председатель партии обошел своего заместителя при разделе куша. То есть дал, но настолько мало, что Сиротин даже зубами скрипел, вспоминая эти жалкие сто миллионов баксов...
А ведь Евграф рисковал жизнью и рассудком! Чего стоят два шабаша, устроенные инопланетянами во дворце Пушкина?!.. Конечно, дворец не совсем Пушкинский, но шабаши-то были самые натуральные! И если в первом случае не совсем трезвый Евграф не до конца разобрался в ситуации, то во второй раз он едва не отбросил копыта! И не в каком-то там переносном смысле, а в самом что ни на есть буквальном!
Вспоминая о тех перипетиях, Сиротин до сих пор вздрагивал и осенял себя крестным знамением. Хотя до встречи с идиотом Мышкиным Евграф числился в воинствующих атеистах... А уж смерть Каронга на глазах почтенной публики и вовсе едва не доконала Евграфа. Вот вам и турок! Это ж сколько он нечисти в зал напустил?! Кабы не еще один рыжий идиот, родной брат Мышкина, то неизвестно, чем бы дело кончилось и для Евграфа, и для всех остальных собравшихся в зале солидных людей!
Казалось бы, все ясно: на Землю рвется нечистая сила! Труби общий сбор и ополчай врага на пришельцев... Но ничего подобного! Все почему-то решили, что присутствуют на цирковом представлении. Идиоты!.. А когда Евграф сказал Жигановскому, что о паррийском резиденте надо поставить в известность хотя бы ФСБ, Венедикт повертел пальцем у виска, намекая Сиротину на необходимость наведаться в институт Сербского.
Даже Костя Казюкевич, перепугавшийся поначалу до поросячьего визга (опять же в самом что ни на есть буквальном смысле!), отойдя от шока, легко согласился с Венедиктом, что тут поработали всего лишь фокусники и экстрасенсы, правда, большие мастера своего дела... Хороши экстрасенсы!
Нельзя сказать, что Сиротин не попробовал доложить облеченным властью людям, что показанное по телевидению шоу в некотором роде и не шоу вовсе. Но от него пренебрежительно отмахнулись. Дескать, удивил Москву селедкой! Да чего только у нас в последнее время не показывают!..
Отчасти это было верно. Посидев пару-тройку вечеров возле «ящика», Сиротин пришел к выводу, что он, пожалуй, опоздал с предупреждениями. Похоже, захват столицы нечистой силой уже состоялся! Самое время рвать когти в провинцию, где еще пахнет русским духом, а именно – в Черноземную область, в город Кацапов. Все свои надежды Евграф возлагал теперь на Виссариона Пацакова – политика хитрого и умного, твердо стоявшего на земле и никому не позволявшего устраивать вокруг себя бесовской хоровод ни за какие деньги.
Увы, губернатора Пацакова во дворце не оказалось. Лениво зевавший милиционер объяснил приезжему, что Виссарион Дмитриевич в отпуске по случаю набирающей ход избирательной кампании.
– А замы? – с робкой надеждой спросил Сиротин.
– И замы тоже... – Милиционер с нехорошим любопытством глянул на странного гостя.– А вы откуда приехали, гражданин?
– Я из Новосибирска... – поторопился с ответом Сиротин.– А что, вообще никого не осталось?
– Сказано же вам, гражданин, русским языком: все ушли в кандидаты. Кто – в губернаторы, кто – в мэры, кто – в депутаты.
Евграфа прошиб холодный пот. Показалось вдруг, что и в Кацапове бал правит нечистая сила, которая напрочь обезглавила целую область, лишив ее руководства в самый ответственный для судеб человечества период.
Слава богу, подошедшая уборщица тетя Дуся в два счета развеяла одолевшие Сиротина страхи. Оказывается, дело было не в нечистой силе, а в избирательном законе, за исполнением которого бдительно следил въедливый председатель ЦИКа.
Сиротин вздохнул с облегчением, сдвинул широкополую шляпу на затылок и вытер тыльной стороной ладони холодный пот со лба.
– А кто сейчас областью управляет? – спросил он у осведомленной тети Дуси.
– Как кто? – удивилась уборщица.– Они и управляют. Только подпольно... Ты, милок, дорогу перейди, там, значит, у них штаб будет. А уж в штабе тебе укажут конспиративную квартиру, в которой сейчас Виссарион Дмитриевич обитает. Допустят ли тебя к нему, сказать не могу. Все-таки подпольная работа требует секретности...
В предвыборном штабе на Евграфа посмотрели с подозрением, хотя темные очки он снял, ворот плаща опустил, а шляпу и вовсе держал на отлете, всем своим видом демонстрируя среднестатистического гражданина, далекого как от предвыборных страстей, так и от ведущих слежку за конкурентами вражеских разведок.
– Кто такой? – надвинулись на столичного гостя два амбала в хорошо пошитых костюмах.
– Сиротин,– не стал скрытничать Евграф.– Давний знакомый Виссариона Дмитриевича Пацакова. Спонсор. Прошу сообщить обо мне губернатору немедленно ввиду важности привезенной мною информации.
Амбалы долго проверяли сиротинский паспорт – разве что на свет его не просвечивали. Куда-то звонили, с кем-то советовались, без конца к месту и не к месту поминая фамилию гостя, что чрезвычайно Евграфа нервировало. В конце концов, возжелавший власти в Черноземье Венедикт Жигановский уже вполне мог внедрить в избирательный штаб конкурента своих агентов!..
После почти двухчасовых мытарств и хождений по штабным кабинетам Сиротин был наконец посажен в автомобиль с тонированными стеклами и окольными путями доставлен в загородный особняк скрывшегося в подполье главы администрации Черноземной области Пацакова.
Едва ступив на заповедную землю, Евграф чуть не грохнулся в обморок от чудовищного рева. На миг ему показалось, что кто-то кого-то убивает, утробно урча в лицо обезумевшей от страха жертве.
– Это павлин кричит... – любезно объяснил побелевшему гостю вежливый молодой человек, выделенный штабом для сопровождения.– У Виссариона Дмитриевича здесь зверинец...
Дворец Пацакова внушил уважение даже Сиротину, жившему отнюдь не в собачьей конуре. Пройдя вымощенный узорной плиткой обширный двор, Евграф поднялся на отделанное голубым мрамором крыльцо и, войдя в холл, оказался в объятиях хозяина.
Виссарион Пацаков был в своем репертуаре. Круглое улыбчивое лицо его прямо-таки лоснилось от гостеприимства. Маленькие насмешливые глазки голубыми огоньками посверкивали из-под широкого лба. Тугое брюхо хозяина давило Евграфу в солнечное сплетение, мешая дышать. Сильные ладони, дружески похлопывавшие гостя по спине, грозили нанести последнему серьезные увечья. Тем не менее Сиротин, добравшийся наконец после стольких треволнений до места назначения, был в эту минуту почти счастлив.
– Коньячку с кофейком, а, Евграф? – Хозяин подмигнул гостю с таким видом, словно намекал на нечто запретное и предполагающее тяжкую ответственность если не в уголовном, то уж точно в административном порядке. Похоже, проведенная в подполье неделя наложила на Виссариона Пацакова неизгладимый отпечаток.
– Давай! – отчаянно махнул рукой Сиротин и упал в предложенное разлюбезным хозяином кресло.
Горячительное, как водится, выпили отдельно от кофе. Коньяк был хорош, и Евграф поздравил губернатора с безукоризненным вкусом.
– А я ведь к тебе по делу и, можно сказать, за защитой, Виссарион, как к верному другу.
– Генеральная прокуратура хвост прищемила? – понимающе хмыкнул Пацаков.
– Хуже... – вздохнул Сиротин.– Много хуже, Виссарион.
На всепонимающем лице Пацакова проступило явное непонимание. Глава Черноземной области никак не мог взять в толк, что для преуспевающего бизнесмена может быть хуже Генеральной прокуратуры?
– Конкуренты, что ли, одолели?
– Это, пожалуй, ближе к теме. Ты слышал, конечно, о планах Жигановского испортить тебе жизнь? Учти – я в этом деле Венедикту не помощник.
Пацаков поморщился: то ли лимон попался слишком кислый, то ли не поверил хитроумному гостю, которого числил в верных соратниках председателя Партии солидарного прогресса.
– Мамой клянусь, Виссарион!
– Жигановский мне не конкурент... – пренебрежительно махнул рукой Пацаков.– Ну, пошумит, посмешит почтенную публику... Для имиджа области это даже полезно. А то меня давно упрекают в безальтернативности. А тут – видный столичный политик!.. У такого выиграть будет лестно.
Кажется, Пацаков принял Евграфа за парламентера, прибывшего от Жигановского для того, чтобы обговорить детали будущего предвыборного шоу, которое должно завершиться к обоюдной пользе.
– Ты меня не понял, Виссарион. Венедикт всерьез нацелился на твое кресло. А за спиной у него такие силы, о которых ты и представления не имеешь!
– Неужели президентская администрация? – насторожился Пацаков.
Сиротин возмущенно фыркнул. Если бы дело было в президентской администрации, то Евграф бы сейчас не в пацаковском дворце сидел, а мел бы хвостом вокруг Жигановского! Но, увы, Венедикта хоть и привечают в свите президента, но не до такой же степени, чтобы сажать его в кресло главы администрации Черноземной области. Нет, в этом отношении Виссариону волноваться нечего.
– Ты о шоу в офисе Кости Казюкевича слышал что-нибудь?
– Какое еще шоу? – удивленно вскинул брови хозяин.
– Цирковое. Его по телевизору показывали. Вся Москва два дня только о нем и говорила.
– Ну, Москва... – махнул рукой Пацаков.– У вас там каких только шоу не устраивают! А у нас здесь провинция, Евграф. Черноземье. Живем тихо, мирно, без всяких шоу. Хотя с культурой нам, конечно, следует подтянуться. Пусть и не до столичного уровня... Миша, ты этот пункт о культуре в мою предвыборную программу вставь, а то я, чего доброго, запамятую.
Скромно сидевший в отдалении любезный секретарь Миша, тот самый, что привез во дворец Сиротина, с готовностью закивал головой. Евграф даже не стал спрашивать у Пацакова, можно ли откровенничать в присутствии молодого человека, ибо хорошо понимал, что подозрительных и ненадежных людей у тела губернатора не держат.
– Так вот, Виссарион, можешь мне верить или не верить, но это инопланетяне.
– Какие инопланетяне? – спросил без всякого интереса Пацаков, но чашечку с кофе все-таки поставил на стол.
– Да эти – князь Мышкин и Каронг! Каронга на моих глазах убили вместе с сотней оборотней, а вот рыжий идиот остался жив. И он теперь взялся помогать Жигановскому.
– Это ты мне кино, что ли, пересказываешь, Евграф?
– Какое кино, Виссарион! Сам на метле с ведьмами летал. Веришь, копыта на ногах отросли! – Сиротин от полноты обуревавших его чувств даже всхлипнул.– А теперь вся эта нечестивая кодла к тебе в Кацапов собирается. Они тут такой шабаш устроят, Виссарион, такое кино, что зарыдает вся Черноземная область.
– Это ты в смысле предвыборной кампании? – Пацаков смотрел на гостя с удивлением. Где-то глубоко в голубых глазах зарождалось подозрение. Похоже, он не верил Евграфу настолько, что, кажется, даже усомнился в его психическом здоровье. А Сиротин так надеялся на трезвый мужицкий ум Виссариона!
– Ты погоди – насчет трезвого ума! – Пацаков бросил взгляд на опорожненную бутылку коньяка.– Я тебе, конечно, верю, Евграф. Все-таки не первый год знаю. Ты мне объясни: они действительно ведьмы, или ты о них фигурально выразился?
– Что значит – выразился?! – аж подпрыгнул в кресле Сиротин.– Собственными глазами видел! Более того – участвовал! А мне все в ответ – шоу, шоу!
– Миша,– обернулся к секретарю Пацаков,– сообрази нам что-нибудь покрепче. Так, я слушаю тебя, Евграф.
Вдохновленный чужим вниманием, Сиротин пустился в подробный пересказ событий, случившихся в Москве месяц назад. Виссарион Дмитриевич слушал с интересом, несколько раз даже сочувственно прицокнул языком, а потом собственноручно поднес разошедшемуся гостю фужер с коньяком. Сиротин выпил почти машинально и тут же почувствовал, что сделал это напрасно. Опьянение было внезапным и тяжким. Мир закрутился под ногами Евграфа, и он рухнул в пустоту. Сквозь подступающее беспамятство до него донесся слабый голос Пацакова:
– Ты его не отравил, случаем, Миша?
– Как можно, Виссарион Дмитриевич, это всего лишь снотворное.
– Заработался человек... – сокрушенно вздохнул Пацаков.– Ты уж проследи, Миша, чтобы его в психбольнице не обидели.
– Я прослежу, Виссарион Дмитриевич, вы не сомневайтесь. Есть у меня знакомый психиатр – и не таким мозги вправлял.
Очнулся Сиротин в небольшом полутемном помещении и не сразу сообразил, где и почему находится. В голове шумело, руки и ноги были словно ватные. Евграф сделал попытку приподняться, но тут же со стоном повалился на кровать. Классическое вроде бы похмелье... Другое дело, что Сиротин никак не мог вспомнить поначалу, где и с кем надрался.
Минут через десять в мозгах наступило некоторое просветление. Проявилась картинка, как он приехал в Кацапов по секретной надобности. Евграф вздохнул было с облегчением, но, увидев решетку на окне, впал в минорное настроение. Память напрочь отказывалась выдать информацию по поводу, возможно, устроенного в пьяном виде дебоша. В конце концов, не могут же человека отправить за решетку просто так, без всякой причины?.. Правда, обстановка вокруг мало походила на тюремную, скорее уж – на больничную палату.
– Где я? – слабым голосом пискнул Евграф, обращаясь в пространство.
Пространство, однако, проявило чуткость к раздавленному зеленым змием Сиротину:
– В психоневродиспансере.
И тут Сиротина озарило во второй раз. Он вспомнил свой разговор с Пацаковым и последний преподнесенный хозяином фужер с коньяком. Виссарион ему не поверил! Посчитал психом!.. Чудовищная близорукость, чреватая тяжелейшими неприятностями для Черноземья!.. Может быть, и прав Жигановский: засиделся Виссарион в уютном кресле, потерял свой знаменитый нюх? Хотя... Справедливости ради надо заметить, что нюх потерял не он один... А может, это сам Сиротин сошел с ума?
От столь вовремя пришедшей в голову мысли Евграф даже приподнялся с постели. Конечно же вся эта ерунда ему только померещилась! Какие, в самом деле, на Земле могут быть инопланетяне?! Наверное, он просто заразился каким-нибудь вирусом от идиота Мышкина и его теперь преследуют видения! И странный голос из ниоткуда – не что иное, как звуковая галлюцинация!..
– Я не галлюцинация... – надвинулось на Сиротина из полумрака незнакомое лицо.– Вы помните Каронга, Евграф Виленович?
Сиротин вздрогнул. Каронга он помнил, хотя и очень хотел забыть. Ему казалось, что уж в психоневродиспансере он надежно защищен от инопланетной нечисти. Похоже, безопасных мест на Земле уже не осталось.
Незнакомец потянулся к стоящей на тумбочке рядом с Сиротиным лампе и включил свет. Евграф прикрыл глаза, но лежать в полной темноте было еще страшнее, и он вернулся в окончательно свихнувшийся мир.
– У меня амнезия,– попробовал он словчить.
Ничего ужасающего во внешности незнакомца не было. Самый что ни на есть обычный гражданин. Разве что глаза странно поблескивали. Евграф слегка приободрился и даже попробовал сесть. С помощью незнакомца ему это удалось.
– Давно я здесь?
– По моим сведениям, вас привезли сюда шесть часов назад. К сожалению, я упустил вас в аэропорту. У нас возникли некоторые сложности, а вы так стремительно перемещались по городу, что уследить за вами не представлялось возможным.
– А зачем вы за мной следили?
– Хотел предложить сделку.
– Вам нужна моя бессмертная душа?
– Какая душа? – удивленно вскинул густые брови незнакомец.– Ах, вы об этом... Нет, Евграф Виленович, скупка душ – не наш профиль. На этот счет можете быть совершенно спокойны.
Сиротин еще раз внимательно оглядел незнакомца. Надо признать, что ничего от Мефистофеля в нем действительно не было. Лицо невыразительное, статей небогатырских, худой, а нос и вовсе картошкой. Встретишь такого на улице – даже не обернешься... Каронг, надо признать, выглядел поинтереснее. Была в нем какая-то дьявольщинка...
– Мы предлагаем вам миллиард долларов, Евграф Виленович...
Глаза незнакомца странно блеснули, и Сиротин на всякий случай чуть отодвинулся в сторону. «Сокамерник» вполне мог оказаться пациентом клиники, в которую ненароком угодил Сиротин. А что, очень даже просто! Евграф, допустим, бредил во сне, а этот сидел и слушал. Теперь вот несет ахинею, воображая себя черт знает кем! Хорошо хоть не Мефистофелем, а всего лишь инопланетянином...
Спорить с психом Евграф не собирался: себе дороже. Он где-то читал, что психи обладают совершенно невероятной физической силой и им ничего не стоит придушить подвернувшегося под горячую руку человека. Санитаров же поблизости не наблюдалось. Можно, конечно, крикнуть. Но пока услышат, пока прибегут – Евграф вполне успеет отбросить копыта.
– Я согласен,– бодро ответил Сиротин и покосился на закрытую дверь. Он ждал санитаров, но те почему-то не спешили ему на помощь. Самому попробовать добежать до двери? А вдруг она заперта на ключ? Нет, сил для побега пока что маловато. Придется потерпеть, тем более, псих настроен вроде бы мирно. Даже улыбается, глядя на Сиротина явно сумасшедшими глазами.
– Тогда подпишите, и дело сделано.
Откуда незнакомец достал бумагу – Евграф не заметил. Возможно, из рукава широкого балахона, очень отдаленно напоминавшего больничный халат?..
Лист был абсолютно чист с обеих сторон. Сиротин с минуту растерянно вертел его в руках.
– Сумму проставьте сами... – Незнакомец ногтем провел черту в середине листа.– Вот здесь.
– Цифрами или прописью? – на всякий случай поинтересовался Сиротин, у которого не осталось никаких сомнений в психическом нездоровье незнакомца.
– И цифрами, и прописью – так надежнее,– подсказал псих.– И распишитесь в углу.
– Может, отпечаток пальца поставить для верности? – любезно предложил Сиротин.
– Не надо,– отозвался незнакомец, забирая бумагу у Евграфа.– Сойдет и так.
В последний момент Сиротин успел заметить краем глаза, что на бумаге проступили вдруг письмена... Правда, очень может быть, что ему это только показалось. Тем не менее он все-таки задал незнакомцу вопрос, который, возможно, следовало озвучить значительно раньше:
– А что я должен делать?
– Для начала мы с вами отправимся в небольшой оздоровительный круиз. Отдохнете, подлечитесь, наберетесь впечатлений. И потихоньку войдете в курс своих обязанностей.
– A когда мы отправимся в круиз?
– Прямо сейчас. Все формальности уже улажены.
Сиротин обрадовался. Кажется, близился конец его заточению в компании с психом. Только бы вырваться из этой комнаты, а уж там он найдет способ, как сдать буйного санитарам. Пора уже заявить о себе, как о совершенно нормальном человеке, случайно угодившем в профильное заведение. Не век же ему здесь куковать.
– Возьмите меня за руку,– сказал незнакомец,– и ничего не бойтесь.
Сиротин с охотою последовал совету, поскольку с похмелья его слегка покачивало и ноги плохо держали отяжелевшее после сладкого сна тело. Вдруг совершенно исчез свет. Заурчало в желудке, и тошнота подступила к горлу – как будто кто-то неосторожно перевернул его с ног на голову. Ощущение напугало до смерти, и он попытался истошно завопить: «Санитары!..» – Но к ужасу не услышал собственного голоса.
Свет вспыхнул, когда Евграф решил, что пришел его смертный час. Было ли это возвращением к жизни – он так и не понял.
...Помещение, в котором он оказался, менее всего напоминало больничный коридор. Огромный зал, отделанный то ли мрамором, то ли очень похожим на него камнем. Все отдаленно походило на остановку московского метрополитена – во всяком случае размерами,– но служило для каких-то иных, непонятных Сиротину целей. Евграф собрался закричать от ужаса, но потом передумал. Кричать было абсолютно бессмысленно, поскольку санитары в этом зале не могли находиться по определению. Шлепанцы куда-то пропали. На холодном полу Евграф невольно переступил с ноги на ногу.
– А это что такое? – показал он пальцем на рисунок.
– Пентаграмма,– охотно отозвался незнакомец.
– А где мы находимся? На вокзале?
– Можно сказать и так... – усмехнулся незнакомец, после нелепого двухминутного стояния на одном месте наконец двинувшийся вперед.– Ничего плохого с вами не случится, Евграф Виленович. Не пугайтесь.
Со своим предупреждением бывший псих запоздал, поскольку как раз в этот момент Сиротин не просто испугался, а буквально заверещал от ужаса. Да и кто бы остался спокоен, созерцая стоящих вдоль стен существ с поднятыми не то для рубки, не то для приветствия мечами в руках? Тела у них были вполне человеческими, зато морды настолько откровенно лягушачьи, что Евграфа от их вида затрясло.
– Это жабовидные пщаки,– пояснил незнакомец таким тоном, словно чудища были если не братьями его родными, то во всяком случае хорошими знакомыми или добрыми соседями.
Евграф на всякий случай ущипнул себя за ляжку. И обнаружил две неприятные вещи: во-первых, он не спал – щипок получился настолько чувствительным, что разбудил бы и покойника; во-вторых, он потерял не только шлепанцы, но и одежду. Всю! До нитки!
Голым, однако, был и незнакомец. Осмотрев его украдкой, Евграф пришел к выводу, что имеет дело все-таки с человеком. Во всяком случае необходимые детали имелись в наличии. Открытие странно его утешило. Он слегка успокоился и начал – хоть и медленно – соображать.
Не приходилось сомневаться, что он оказался во Внеземелье,– хотя бы потому, что на Земле ничего подобного не строят. Будь Сиротин таким же дураком, как Жигановский или Казюкевич, он непременно закатил бы сейчас истерику или стал бы самого себя убеждать, что имеет дело с фокусниками, экстрасенсами или иными «шутниками»... Но у Евграфа хватило мужества взглянуть горькой правде в глаза. Тем более что он об этой правде догадывался и раньше, оказавшись чуть ли не единственным трезвомыслящим человеком на Земле.
Правда, это трезвомыслие завело его очень далеко – так далеко, что никому из фантазеров и не снилось... Единственным утешением служило то, что он все-таки не сошел с ума – как подумалось сначала в больничной палате. Слабое, конечно, утешение, поскольку он вполне еще мог двинуться по фазе при созерцании чудес неведомого мира...
Сиротин на всякий случай пытался запомнить дорогу, хотя и понятия не имел, зачем ему это нужно. Допустим, он не заблудится в огромном дворце и доберется до зала с пентаграммой, ну и что с того? На Землю-то он в любом случае не попадет!..
Только тут Сиротин покрылся липким холодным потом. Ему вдруг пришло в голову, что он напрасно подмахнул проклятую бумагу. Не удосужившись, между прочим, даже заглянуть в текст!.. Хотя вина его в том не выглядела чрезмерной: бумага казалась девственно чистой... Тем не менее было очевидно, что он взял на себя какие-то обязательства. Знать бы еще – какие?.. Слегка грела душу мысль, что он все же получит за свои труды миллиард долларов. Во всяком случае, имелись все основания полагать, что его новые партнеры– не межзвездные кидалы, а солидные люди с большими средствами и неограниченными возможностями. Сиротин затруднился бы ответить, кто из земных миллиардеров способен был позволить себе отгрохать столь уникальный дворец, напичканный золотом и драгоценностями так, что у Евграфа с непривычки в глазах рябило.
– Неужели из чистого золота? – спросил Сиротин у инопланетянина, разглядывая расставленных в нишах диковинных аполлонов, которые далеко не всегда напоминали земных. Из этого Сиротин, между прочим, заключил, что жизнь во Вселенной гораздо разнообразнее, чем можно себе представить. Среди статуй попадались и такие, рядом с которыми даже виденные Евграфом жабовидные пщаки выглядели писаными красавцами.
– Пришли,– сказал незнакомец, открывая дверь в относительно небольшую комнату, довольно скромно по местным меркам обставленную, в которой, кроме шикарного ложа под бардовым балдахином, стояли еще два кресла, отдаленно напоминавшие земные, но сделанные из кости.
– Простите,– обернулся к инопланетянину Сиротин,– а как мне вас называть?
– Зовите меня Найком. Имя, конечно, не совсем привычное для земного уха, но тут уж ничего не попишешь.
Найк так Найк – вполне пристойно и даже легко произносимо...
Сиротин за время путешествия по чужому замку уже немного свыкся с новым положением. Ну, Внеземелье, ну, незнакомый мир – что с того?.. В юности Евграфу и Западная Европа казалась заповедной стороной. Об Америке и речи никто не заводил!.. Ничего, притерпелись, свыклись – теперь в Нью-Йорк летаем чаще, чем в Кацапов родимый!..
Найк то ли пальцами щелкнул, то ли нажал на невидимую кнопку – ложе под балдахином плавно сдвинулось в сторону и растворилось в стене, а на его месте появился небольшой бассейн с чистой голубоватой водой.
– Прямо скажу, поселили мы вас не в хоромах...– словно извиняясь, сказал Найк.– Но ведь и заслуг перед орденом у вас пока нет.
– Я не в претензии! – замахал руками Евграф.– Мне здесь очень нравится. А бассейном можно воспользоваться?
– Разумеется.
С наслаждением плескаясь в бассейне, Сиротин мучительно раздумывал, как без особых потерь выкрутиться из ситуации, в которую он неожиданно попал. Чего доброго, от него потребуют предать земную цивилизацию!.. Идти во вселенские коллаборационисты – даже за миллиард долларов! – Евграфу не хотелось... В крайнем случае, исключительно для спасения собственной жизни – он согласен был стать агентом влияния неведомых и явно могущественных сил.
Предложенная заботливым Найком одежда Евграфу понравилась: удобная и не слишком отличалась от земной. Наряд включал в себя обтягивающие икры штаны и черную рубаху с широкими рукавами. Был еще короткий плащ с капюшоном – тоже траурного черного цвета. Его Сиротин примерять не стал.
Комната попалась теплая, даже, пожалуй, жарковатая, что особенно ощущалось после выпитого зеленоватого напитка – скорее всего спиртосодержащего. Во всяком случае, питье вызвало легкое головокружение. Ел и пил Евграф без опаски: травить его явно не было смысла – ну хотя бы потому, что никакой вины перед инопланетянами за ним пока не числилось.
– Я так понимаю, вы планируете использовать меня на Земле? – осторожно спросил Евграф, пытаясь хоть как-то развеять сгустившийся вокруг его скромной персоны туман.
– Конечно... – не стал наводить тень на плетень Найк.– А мне нравится ваше спокойствие, Евграф Виленович. Обычно земляне очень нервно реагируют на перемену обстановки. Некоторые, представьте себе, кричат и плачут еще до применения к ним специфических методов воздействия.
– Вы имеете в виду пытки? – насторожился Сиротин.
– Физическое устрашение мы используем крайне редко. Незачем. Легкое магическое заклятие – и у вас, дорогой Евграф, начнется неудержимый словесный понос. Кроме того, практикуются кратковременные метаморфозы, которые быстро излечивают наших подопечных от гордыни. Кому, согласитесь, понравится доживать век в шкуре земного осла, арнаутской гигантской жабы или разжиревшей на падали дельфионской крысы?
Сиротин с трудом проглотил застрявший в горле ком плохо прожеванного мяса и поспешно отхлебнул из вместительного золотого кубка. Конечно, он понимал, что его банально запугивают, однако сомневаться в том, что улыбчивый Найк вполне способен выполнить свои угрозы, не приходилось. О новом, внезапно вторгшемся в его жизнь мире Сиротин знал пока немного, но и известного вполне хватало, чтобы обмирать от ужаса под взглядом серых прищуренных глаз Найка.
– Вы ведь, кажется, большой любитель экзотических зрелищ, господин Сиротин? Надо признать, что Земля в этом смысле место довольно занятное, но, прямо скажем, не уникальное. Вы какие зрелища предпочитаете, Евграф Виленович: эротические, кровавые или магические?
– Эротические,– быстро отозвался Сиротин.– Кровавые после сытного обеда – пожалуй, слишком большое потрясение для пищевода.
– Ну, не знаю... – задумчиво проговорил Найк.– Когда совокупляются мохнатые девятиножки с Кандоуры, то зрелище способно подорвать любую нервную систему – даже такую устойчивую, как у вас. А уж брачные игры сиенских остроухов и вовсе порой заканчиваются трагически для любопытствующих. Войдя в раж, они вовлекают в процесс и зрителей, не считаясь с их желаниями.
– Я не совсем это имел в виду,– робко поправился Евграф.
– Тогда остается магия... – развел руками Найк.– Лично я могу порекомендовать вам поединок сигойских колдунов. Уровень, конечно, провинциальный, но на неискушенных производит впечатление.
– А это не опасно? – на всякий случай полюбопытствовал Сиротин.
– Безопасность зрителей гарантируется устроителями, хотя бывают издержки. Человеческая жизнь – сосуд хрупкий. Но вы не пугайтесь, Евграф Виленович, я буду рядом и постараюсь минимизировать негативный эффект.
Будь на то воля Сиротина, он, конечно, на поединок сигойских магов не пошел бы. К сожалению, выбора у него не было. В том смысле, что брачные игры сиенских остроухов привлекали его еще меньше.
Заботливый Найк порекомендовал Евграфу набросить на плечи плащ, ибо погода на Арбидоне ветреная и есть опасность подхватить простуду на местной арене, оборудованной явно не для приятного времяпрепровождения.
К немалому удивлению и огорчению Сиротина, на спектакль они отправились в самой обычной карете– как какие-нибудь вельможи века восемнадцатого или девятнадцатого. И лошади их везли самые обычные. Не говоря уже о кучере, который чем-то даже смахивал на таксиста рязанской национальности, возившего Евграфа по городу Кацапову.
– Арбидон – на редкость отсталая планета,– кивнул головой Найк.– Если бы не наше здесь благотворное присутствие, то местные обыватели наверняка деградировали бы до полного безобразия.
Сиротину, однако, не показалось, что присутствие на планете коллег Найка так уж безоговорочно благотворно для арбидонцев. Чем дальше они отъезжали от стен огромного замка, горой возвышавшегося над приземистым городом, тем меньше становилось дружеских взглядов, обращенных в сторону кареты, дверцы которой украшало изображение золотистого скорпиона.
– Десять лет назад Арбидон входил в империю гельфов. Лишь благодаря усилиям ордена удалось хоть как-то цивилизовать эту планету.
Евграф дипломатично промолчал. Для него Внеземелье было темным лесом, где за каждым деревом чудилась разинутая пасть монстра. И хотя большинство арбидонцев составляли люди, но среди них в значительном количестве попадались и иные особи – по преимуществу двуногие, вроде уже виденных Сиротиным в замке жабовидных пщаков.
Особенно не понравились Евграфу волосатые существа, весьма напоминавшие земных горилл, которые вели себя еще хуже жабовидных пщаков, постоянно указывая пришибленным арбидонцам, кто в их доме хозяин. Судя по знакам на синих и зеленых плащах, пщаки и волосатые обезьяны принадлежали к ордену Золотого Скорпиона. Вероятно, именно этим объяснялось их вызывающее поведение. Но к Найку и Сиротину, на плечах которых красовались черные орденские плащи, существа относились с подобострастием.
Выйдя из кареты, Найк накинул на голову капюшон с прорезями для глаз. Евграф последовал его примеру, тем самым сильно ограничив себе обзор. Впрочем, никаких неудобств это ему не доставило, поскольку не менее десятка услужливых рук поддерживали их с Найком на пути к ложе, предназначенной для почетных гостей. Трибуны для обычных посетителей располагались чуть ниже – вокруг довольно приличных размеров арены. Все сооружение напоминало стадион для проведения футбольных матчей. Правда, арену не украшала веселая травка, вместо которой повсюду валялся серый камень.
Свободных мест хватало, но народ все прибывал. У большинства приходящих выражения лица были далеко не радостными. С некоторым удивлением и опаской Сиротин заметил, что коренные арбидонцы занимают преимущественно первые ряды амфитеатра, тогда как их господа предпочитают размещаться как можно дальше от арены. Отсюда он заключил, что зрелище, скорее всего, будет небезопасным. Сам Сиротин сидел с Найком в почетной ложе чуть ли не на самом верху в окружении таких омерзительных рож, от которых он в любом случае желал бы держаться в стороне.
– А вы расист, батенька! – с кривой усмешкой сказал ему Найк.– Жизнь во Вселенной многообразна; надо принимать ее такой, какая она есть. И под мохнатой шкурой монстра может биться доброе сердце. Относительно доброе, конечно... Вы слышали, Евграф, что все в мире относительно?
– Слышал,– подтвердил Сиротин, но симпатиями к волосатым монстрам все-таки не проникся.
На арене загнусавили волынки, протопали, поднимая пыль, десятка полтора музыкантов, закружились в танце пестро разодетые люди, привлекая внимание почтенной публики. Начало сильно смахивало на праздник Урожая в отдаленном районе Черноземной области. Евграф было приготовился узреть вручение подарков отличившимся на уборке механизаторам, как музыкантов и танцоров словно ветром сдуло с арены.
Сигойские колдуны, вышедшие им на смену, особенного впечатления на Евграфа не произвели. Отметил он разве что изображения золотых скорпионов на длинных балахонах, болтавшихся на тщедушных телах.
Бойцы начали свой спор вяло, вызвав свист и насмешливые выкрики с трибун. Наконец зеленый балахон, раздраженный неуступчивостью оппонента в желтом, поднял руку, из которой вдруг сверкнула молния, с шипением пронзившая воздух. Евграф даже вскрикнул от неожиданности – и оказался единственным, на кого жест зеленого колдуна произвел впечатление.
«Желтый» ответил не менее эффектно. Две молнии сплелись в огненный клубок и ударили в арену, из которой вдруг проросли – иного слова Сиротин подобрать не смог – две огромные змеи, с шипением разинувшие на публику гигантские пасти.
Евграф хоть и сидел довольно далеко от места событий, струхнул не на шутку. Из первых рядов, где расположились арбидонцы, послышались вопли ужаса. Впрочем, змеи тут же исчезли в огненном вихре, поднятом сигойскими колдунами. Последние вдруг стали увеличиваться в размерах, угрожающе поигрывая устрашающими мускулами, проступавшими через раздираемую с треском одежду. Глядя на сошедшихся в смертельном поединке суператлетов, Сиротин только ахал да головой качал. Зрелище было почище голливудских боевиков, к коим он питал известную слабость.
И вновь зрители свистом выразили свое недовольство, что заставило колдунов подсуетиться и стремительно трансформироваться в совершенно неприличных существ с такими чудовищными мордами, что Евграф не сразу нашел, с чем бы их сравнить. То была дикая мешанина из острых, гнутых клыков, костяных пластин, словно броня облегавших чудовищные по мощи тела, и длинных, розовых до отвращения языков, которые то и дело вываливались из истекавших слюной пастей. Размерами монстры скоро превзошли слонов, явно претендуя на роль динозавров. Живых динозавров Евграф, конечно, не видел, но кое-какое представление о них имел.
Самым интересным было то, что, меняя облик, колдуны умудрялись сохрап п аа нять выбранный ими цвет. Во всяком случае, на одном из монстров пластины отливали синевой, а на другом – желтизной.
Рев, который издавали эти твари, заставлял опасно вибрировать сиротинские барабанные перепонки. Ярость соперников не знала предела. Кровь хлестала фонтанами, а куски вырываемого из гигантских туш мяса ошметками летели на трибуны, повергая несчастных арбидонцев в ужас.
Сиротину вдруг пришло в голову, что жители оккупированной планеты оказались тут в роли зрителей далеко не добровольно, но использовались в качестве живой защиты между расходившимися колдунами и истинными ценителями борьбы, расположившимися на верхних ярусах.
Очумевшие от взаимной ненависти монстры подустали, видимо, терзать друг друга и направили горящие взоры на несчастных арбидонцев. Клыки защелкали в зрительных рядах – под вопли пожираемых и улюлюканье ценителей. Сиротин в ужасе закрыл глаза, но тут в воздухе что-то просвистело, отчетливо запахло паленым мясом. По стадиону пронесся вздох то ли облегчения, то ли разочарования. Приоткрыв один глаз, Евграф увидел, как на арену падают охваченные пламенем туши, корчась в предсмертных судорогах.
– Увлеклись,– равнодушно прокомментировал Найк.– С сигойцами вечно случаются скверные истории, оттого их и не любят в ордене. Зато пщаки и рески от них без ума.
Евграф поднялся на подрагивавшие ноги и вяло потрусил следом за энергично шагавшим Найком, стараясь не смотреть на растерзанные тела несчастных арбидонцев, оказавшихся на свою беду вблизи от разъяренных монстров. Видимо, в этом жутковатом поединке предполагалось все же участие рефери: кто-то ведь расправился с озверевшими колдунами, лишив их не только надежды на победу, но и жизни.
Сиротин со страхом покосился на обгоревшие останки, валявшиеся на арене. Найк тем временем любезно приветствовал одетого в черный плащ человека, лица которого не было видно из-за опущенного капюшона. В прорезях посверкивали черные глаза, напугавшие Евграфа не меньше, чем только что увиденная кровавая драма. Судя по всему, это и был судья, прервавший поединок в самом апогее.
– Понравилось? – вежливо спросил Найк у спутника, удобно размещаясь в карете.
– М-мм... – неразборчиво промычал Сиротин, не рискуя нелицеприятным ответом огорчить любезного хозяина, обеспокоенного досугом гостя.– А из-за чего они так ожесточенно дрались?
– А кто их поймет, сигойцев? – пожал плечами Найк.– Синие и желтые кланы у них всегда враждуют – как кошки с собаками. Командор ордена запретил магические поединки на Сигое во избежание полного взаимного уничтожения, но одновременно разрешил потешать почтенную публику на других планетах. Сигойцы – одни из самых верных адептов нашего ордена; было бы неразумно слишком уж их озлоблять... Правда, магическая сила их невелика и весьма специфична. Тысячелетия междуклановой борьбы сформировали вид боевой магии, опасный нередко не только для врагов, но и для друзей. Чему вы и стали свидетелем, дорогой Евграф. Справедливости ради надо заметить, что сигойцы отнюдь не самые свирепые обитатели темных миров.
Сиротину вдруг захотелось на Землю. То есть домой ему хотелось давно, но сейчас почему-то особенно. В конце концов, его никогда не манили звездные дали. Ему еще в юные годы сказали, что таких не берут в космонавты, и он тогда ничуть не огорчился, предпочтя обделывать свои делишки на Земле... И надо же такому горю случиться: именно ему выпала «неслыханная честь» чуть ли не первому из землян оказаться на чужой планете! Чтоб ей пусто было!.. К сожалению, обитатели Внеземелья, похоже, горели неукротимым желанием заключить его родную планету в свои волосатые объятия...