Вы здесь

Революция лжи. 10. Самая разумная из всех форм (Артем Калышко)

10. Самая разумная из всех форм

И разверзлись небеса в четырех концах земли, и обрушились на головы смертных мор и глад. Запылала огнями твердь небесная, зашлись буйным пламенем моря и реки. Во всех краях и странах не найти было человека, которого обошла боль и утрата.

Примерно такие картины рисовало мое воображение в первые дни после разлуки. Распоясавшиеся сновидения позволяли себе и того больше. Ни в мире грез, ни наяву мне не было покоя.

Самое плохое Аня приберегла напоследок.

В сообщении, присланном уже после ее ухода, содержалось все то, что она постеснялась сказать с глазу на глаз. Оказалось, что для моего же блага нам лучше более не видеться, не звонить друг другу, не списываться и так далее. Это, видите ли, может пробудить во мне ложные надежды. Никогда, подчеркивала Аня, никогда нам уже не быть вместе.

Слово «никогда» приводило меня в отчаяние. О, какое же это страшное слово! Я стал чувствовать его схожесть с вечным ничто, со смертью. Разница лишь в том, что смерть предвещает конец всего, и хорошего, и злого, а никогда – только одной из частей жизни. Очень важной ее части.

Никогда – частный случай смерти.

Наплевав на весь белый свет, движимый вперед лишь желанием забыться, я бездумно растрачивал последние деньги на выпивку, ища забвенья в глубине ее горьковатых вод.

Подводные течения бросали меня из одного незнакомого бара в другой, смешивая вещи и людей в одно скучное, тошнотворное целое.

– В этом всем, – с увлеченностью отчаявшегося разъяснял я незнакомой девице, непонятно как оказавшейся рядом, – во всем, что нас окружает, нет совершенно никакого смысла! Все прах, все тлен – и эти столы, и эти стены, и посуда.

Она сидела молча, не перебивая. Я даже имени ее не знал. Слушала ли она меня, или думала о чем-то своем, не обращая внимания на помешанного рядом? Трудно сказать. В глазах все плыло и двоилось. От выпивки зрение превратилось в настолько бесполезное чувство, что полагаться я мог исключительно на слух. А она молчала.

– Все это, – продолжал я, – лишь звездная пыль, волею случая обретшая на мгновение форму. Через секунду она снова обратится в пыль. А эти люди вокруг! Посмотри – они же мертвы! Не сегодня – так завтра они окажутся под землей, и никто и ничто не вспомнит о них. Нас окружают мертвецы! А мы сами? Эх!

Закачав головой, я лихо наполнил рюмку, одним лишь чудом не разбив бутылку.

– Даже сама вселенная против нас, – не иначе, как воскресив в себе Лазаря, ухватился я за прежнюю нить повествования. – Она когда-то исчезнет, перестанет существовать, вернется к пред-начальному своему виду, вернее, к не-виду. И где тогда цель? Где Бог?

Словно Самсон, ухватившийся за колонну дворца, я сжал спинку стула и, прилагая титанические усилия, поднялся на ноги.

– Да здравствует небытие – самая разумная из всех форм существования. Я пью за то, чтобы приблизиться к смерти!

Сидевшая рядом девушка щелкнула зажигалкой. Маленький уголек разгорелся на кончике ее сигареты.

– Ты пьешь, – неожиданно сказала она, – потому что очень хочешь жить.