Глава 7
Допрос продолжался сутки с небольшими перерывами. За это время задержанный Сергей Лорес из лощеного вальяжного господина, барина и хозяина жизни, превратился в жалкое существо в мокром залитом кровью костюме. Существо, которое мучается болью в почках и желудке, судорогами в бедрах и икроножных мышцах, и всеми силами старается усидеть на табурете, но падает на пол, просит сигарету и не может поднести ее к губам, потому что руки ходили ходуном.
Лорес ответил на вопросы, назвал имя посредника, человека который предложил заказ на мужчину и женщину. По его словам, в первых числах июля ему позвонил некий Антон Жаркий, человек с серьезными знакомствами в преступном мире. Во время встречи и прогулки в уединенном месте Жаркий сказал, дело срочное, поэтому к обычной таксе, по двадцать тысяч баксов за одну цель, светит хорошая набавка. Процентов тридцать, а то и сорок.
По легенде Лорес водитель какого-то бизнесмена. Нужно встретить в Шереметьево вечерний рейс из Америки, мужчину и женщину, посадить в машину и довести до поселка «Лесное озеро». По приезде надо выгрузить из машины багаж туристов. А дальше – действовать. В сарае стоит небольшая бетономешалка, там же мешки с цементом, гравий и песок. Подвал дома не доделан, там есть подходящее место, с готовой опалубкой, где покойников можно залить бетоном.
Очень важно, чтобы трупы не могли идентифицировать. Надо изувечить лица, удалять родинки, бородавки, татуировки, отрезать пальцы – нет нужды, отпечатков этих людей нет в полицейской базе данных. После дела машину отогнать подальше и сжечь, от ствола избавиться. В документы убитых – не заглядывать, это условие заказчика. Паспорта, чековые книжки, банковские карты и все, что найдется в бумажниках, уничтожить. Лорес задал несколько вопросов, но Жаркий ничего толком не ответил. Может быть, он и сам ни черта не знал.
Лорес взял один день на раздумье, ему не понравилось, что посредник не дает никакой информации о будущих жертвах. С другой стороны, нужны были деньги. Лорес как раз собирался поменять машину, поэтому считал каждую копейку. Если бы не эта проклятая машина, он бы, наверное, и не взялся. На следующий день Жаркий передал ему ключи от «Фольксвагена» и загородного дома в поселке «Лесное озеро», а также пистолет и патроны.
Ровно в четыре вечера Лорес приехал в Шереметьево и встал в том месте, куда выходили пассажиры американского рейса. Он надел каскетку с длинным козырьком, чтобы в объективы видеокамер, установленные под потолком, не попало его лицо. Перед собой он держал картонку, на которой было написано «Фирма Лодж-Кэпитал». Женщина оказалась очень симпатичной, она говорила по-русски. Мужчина знал всего несколько слов и вставлял их к месту и не к месту. Особенно часто повторял «уважаемые господа», «с большим удовольствием» и «с новым годом». И смеялся, понимая, что сказал что-то не то и не к месту. Вообще он был веселый приятный парень. На кольцевой дороге они попали в пробку.
Когда вошли в особняк, Лорес понял, что не успеет переделать всех дел до полуночи. А в это время ворота закрывают, значит, придется выходить из машины. Не исключено, что охранник в будке его запомнит. Значит, надо заночевать в доме, дождаться утра, когда откроют ворота.
В морозильнике было полно замороженных продуктов, тут же, на полу, стоял ящик импортного пива. Лорес разогрел в духовке лозанью. Сели к столу, поели, выпили пива. Лорес не спрашивал, зачем и почему эти люди прилетели сюда из Америки. Он никогда не задает лишних вопросов. А сами гости о цели своего визита ни словом не обмолвились. Женщина рассказала какие-то забавные истории из своей жизни. Она хотела побывать на экскурсии в Кремле. Втроем они хорошо посидели, поболтали, посмеялись.
Время было за полночь, когда Лорес поставил в мойку грязную посуду. Первым он прикончил мужчину. Это произошло там же, на кухне. Мужчина увидел пистолет, открыл от удивления рот и сказал, думая, что Лорес шутит: «С новым годом». И получил пулю.
Хотел и женщину пристрелить там же, на кухне, но подумал, что уже сделал половину работы, устал и заслужил небольшой бонус. И в кармане штанов как нарочно завалялась пара презервативов. Женщину он изнасиловал на кухонном полу, а потом избил до потери сознания. Связал ей руки за спиной телефонным проводом, перетащил в большую комнату. Сам сел у телевизора, посмотрел футбол и выпил пива.
После просмотра футбола он изнасиловал женщину второй раз, но убивать не стал, может, еще захочется. Он разжег в камине огонь и уничтожил американские паспорта, не заглядывая в них, кредитные карточки, фотографии. И еще дорожные чеки «Американ экспресс» почти на полтора миллиона долларов. Конечно, слезы на глаза наворачивались, когда сжигал эти вещи. Но Лорес утешил себя мыслью, что чеки – это всего-навсего бесполезная бумага. Обналичить их могла только покойная хозяйка и никто другой.
Лорес не заглянул в документы – и это чистая правда. Таков уговор. Может только сказать, что паспорта были американские, синие с золотым тиснением. Кажется, женщина называла своего спутника «дорогой», его имени ни разу не произнесла. Впрочем, за точность Лорес не ручается, он слишком плохо понимает чужой язык. Из того бумажника он переложил в карман только немного наличных, чего деньгам пропадать.
Лег на диван и задремал. Проснулся глубокой ночью, женщина лежала на полу и смотрела в потолок. Пустой неподвижный взгляд, лицо распухло, на груди ссадины. Лорес прикончил ее и взялся за дело. Переоделся в джинсы и майку, сбросил тела в подвал, пошел в сарай, зарядил бетономешалку и заперся изнутри, чтобы соседи ничего не слышали. Бетон он спускал вниз ведрами, очень торопился. Работа закончилась уже утром. Лорес завернул тело женщины в небольшой коврик. Из-за этого коврика слой бетона сверху получился слишком тонким. Если наступить – бетон провалится. Но таковы были инструкции заказчика.
Лорес принял душ, тщательно убрал следы своего пребывания в доме и гараже. В полдень сел за руль и уехал. Он отогнал машину подальше от Москвы, на глухой лесной дороге сжег ее и вещи иностранцев, избавился от пистолета. Если бы не проклятая скрытая камера на въезде в поселок, менты не раскрутили бы этого дела никогда. Жаркий сказал, что видеосъемка в поселке не ведется, есть одна камера возле ворот, но она не работает. Лорес не стал проверять, поверил на слово. Это – еще одна ошибка, роковая, непоправимая.
Адрес Антона Жаркого Лорес не знал, но помнил его телефон. Надо было заставить Лореса позвонить своему работодателю, сказать, что есть неотложное дело и назначить встречу в уединенном месте. Но Лорес был в плохом состоянии. Он туго соображал и медленно выдавливал из себя слова. Так можно довести его нервного срыва, и все испортить.
Девяткин отпустил оперативников, которые помогали ему проводить допрос. Вызвал конвой, приказал доставить Лореса в камеру, накормить досыта, найти для него чистую и сухую одежду. И дать ему поспать шесть-семь часов, хоть правилами внутреннего распорядка спать днем запрещено.
Вечером Джон вошел в номер Радченко, сел в кресле у окна и стал обмахиваться журналом, хотя в комнате было прохладно.
– Есть еще какие-то нюансы, о которых мне нужно знать? – спросил Радченко. – Я еще не говорил с братьями. Но мне кажется: между тобой и Ольгой произошло что-то…
– Ну, есть одна штука… Короче, перед отъездом Ольги мы с ней немного повздорили. Я вернулся довольно поздно. Ужинал с одним приятелем. Я возвращаюсь, жду ее… Полночь, а жены нет. Чтобы скоротать время, я вытащил из бара бутылку. Ольга появилась во втором часу ночи и сказала, что была занята с клиентом. Я был немного на взводе. И ответил, не выбирая слов. В том смысле, что в час ночи с клиентами можно только трахаться, а не заниматься бизнесом.
– Вы помирились? – спросил Радченко.
– Не совсем. На следующее утро у меня не было возможности извиниться. Я ушел слишком рано. Я ей позвонил, но она сказала, что не хочет разговаривать со мной по телефону. У нас будет серьезный разговор, когда она вернется, но не раньше. Ольга сердилась, что в последний год я часто прикладываюсь к бутылке. Отсюда наши размолвки. Попросила ей больше не звонить. Черт, эта проклятая выпивка…
– Будем надеяться, что Ольга жива и здорова. Она заработалась и забыла, что время бежит. И очень быстро.
– И еще одна штука, – Джон почесал затылок. – Не хотелось тебе об этом говорить. Не хотелось, чтобы братья Ольги об этом узнали. Мне чертовские неприятно касаться этой темы.
– Говори, что мы дети…
Джон повертелся в кресле и выложил свою историю. Разлад Джона и Ольги наступил не только потому, что после увольнения из ФБР он выпивал слишком часто, а возвращался домой слишком поздно. Джон был по его словам неисправимым эстетом, ценителем всего прекрасного и, прежде всего, женщин. Злые языки повторяли, что он не пропустит ни одной юбки, что он перетрахал всех сослуживцев и подруг жены. В этом была доля преувеличения, но была и доля правды.
К сожалению, до Ольги доходили какие-то грязные слухи, как обычно в таких случаях с изрядной долей преувеличения. Ольга удивительно терпеливый человек, она прощала любовные похождения мужа, но лишь до поры до времени. И как раз в тот злополучный вечер, когда сама пришла домой очень поздно, после бурного выяснения отношений, она сказала, что больше прощать не может и не хочет.
Накануне ей донесли, что у Джона был секс с некой Ольгой Моулиш, русской женщиной, старшим экспертом нью-йоркского антикварного магазина. Она была замужем за американцем, потом развелась, сменила несколько друзей, но своего единственного мужчину пока не нашла. Джон не хочет снимать с себя вины, но напраслину возводить тоже ни к чему. На самом деле эта связь закончилась еще полгода назад, причем по инициативе Джона. Он испугался за себя, увлечение этой женщиной перерастало в глубокую душевную привязанность. Да, это было серьезное увлечение, но не настолько серьезное, чтобы он оставил Ольгу.
«Если я уволю из компании всех баб, с которыми ты трахался, то мне не с кем будет работать, – сказала Ольга. – Просто никого не останется. Разве только старушка, которая четыре раза в неделю поливает цветы и протирает пыль. До нее ты еще не добрался. Хотя, может быть, напьешься в следующий раз и решишь, что эта бабка как раз то, чего тебе не хватает. Ну, для полного счастья. А если я не уволю твоих любовниц, а просто поругаюсь с ними, – вокруг меня останутся одни враги. Этого я не хочу. Поэтому поступлю проще – разведусь с тобой». На этом разговор кончился. А утром уже не было возможности его продолжить, объясниться и принести извинения. Ольга ушла слишком рано.
Джон попрощался и пошел к себе. Радченко побродил по номеру, обдумывая, что делать дальше. Он решил, что о любовных приключениях Джона и нюансах семейной жизни братьям Наумовым знать необязательно.
Девяткин перекусил в столовой, вернулся в свой рабочий кабинет, запер дверь, лег на разложенный диван и провалился в бездонный колодец сна, похожего на глубокое забытье. Он проснулся во второй половине дня, позвонил в следственный изолятор и спросил, как дела у Лореса. Оказалось он до сих пор спит.
– Пусть просыпается, – сказал Девяткин. – И готовится к продолжению допроса.
Он сел за рабочий стол, заварил растворимого кофе и набрал телефон Тамары. Услышав ее голос, поздоровался, извинился за то, что свидание сорвалось по его вине. И завел разговор на общие темы. Месяц назад во время знакомства Девяткин, разумеется, не смог скрыть от дамы своего сердца, что имеет отношение к уголовному розыску. Но ума хватило не обмолвиться, что занимается расследованием убийств.
Тамара женщина впечатлительная, преподает рисование в художественной школе, если рассказать ей пару реальных историй из своей практики, две ночи спать не будет. Даже со снотворным. Сначала Девяткин вовсе не планировал говорить, что работает в МУРе, хотел придумать себе какую-то другую профессию, спокойную и безопасную. Ничего убедительного в голову не лезло. Ну чем может заниматься здоровенный мужик, у которого на теле две отметины от пули и полдюжины шрамов от ножа. Цветами что ли торгует, протирает штаны в офисе?
Придумал не ложь, а некую полуправду. Да, он работает в уголовном розыске, но его профиль – ловить воров карманников или заниматься квартирными кражами. Тамара оказалась женщиной любопытной и часто спрашивала о делах.
– Приходится пахать в две смены, – пожаловался он. – Жулья развелось… Неводом не переловишь. Допросы, допросы…
– И этим ты занимался все выходной? – в голосе Тамары слышалась нотка обиды и ревности. – Допросами? Неужели и ночью работал? Неужели нельзя эти допросы до понедельника отложить?
Кажется, Тамара хотела сказать другие слова, злые, обидные. Кстати, допросы в ночное время запрещены законом. И не вредно бы тебе, работнику МУРа, знать такие вещи. Впрочем, тонкостей уголовно-процессуального кодекса про ночные допросы Тамара не знала, – и слава богу.
– Честное слово, я был на работе. Поймали одного деятеля с кошельком на кармане. А он никак сознаваться не хотел. Сказал, что кошелек на полу в метро подобрал. И, как честный человек, нес в полицию, чтобы сдать.
– И что в итоге? – голос сделался мягче, человечнее. – Он сознался?
– Сознался, – Девяткин вытряхнул из коробочки кусочек пластыря, снял с него вощеную бумажку и заклеил сбитые костяшки пальцев на правой руке. – Куда он денется. Конечно, сознался. И все подписал, что надо.
– Ладно, поздравляю тебя с успехами в работе. Звони, когда поймаешь всех московских жуликов и появится свободная минутка.
Девяткин как раз вспомнил подходящую случаю остроту, но услышал короткие гудки. Он допил остывший кофе, выкурил сигарету и поднялся. Когда Девяткин вошел в следственный кабинет, Лорес уже полчаса, пристегнутый наручниками к столу, елозил на табурете. Он был одет в лохмотья, которые ему выдали в изоляторе вместо испорченного костюма: короткие тренировочные штаны, вытертые на коленях, и белую майку с надписью на груди: «Я люблю Париж».
Правое ухо было разорвано. Иногда из носа начинала сочиться кровь, он проводил под носом бумажной салфеткой и всхлипывал, словно готовился расплакаться. Дрожь в руках не унималась, кожа на лице, серая и пористая, была покрыта испариной. Девяткин угостил Лореса сигаретой, поднес огонек зажигалки.
– Сережа, если тебе плохо, я вызову врача, – голос Девяткина звучал мягко. – Вызвать?
– Мне хорошо, – Лорес глубоко затянулся дымом и вытер кровь с верхней губы.
– Если ты не можешь сейчас разговаривать с Жарким, давай перенесем это дело. Отдохни еще часа два-три. Поешь и поспишь. И тогда…
– Я сыт, – Лорес смотрел на Девяткина красными глазами и часто смаргивал, на ресницах висели слезинки. – Сколько мне обломится?
– Обвинение будет предъявлено только по одному этому эпизоду. Убийство без отягчающих. Ни изнасилования, ничего. Восемь лет получишь. Но не больше.
Лорес всхлипнул и вытер кровь салфеткой. Он попросил вторую сигарету, скурил ее до фильтра и сказал:
– Давай трубку.