Добрый немец
Иван Карлович Швей, старший мастер на сталелитейном заводе Функ и К°, был послан хозяином в Тверь исполнить на месте какой-то заказ. Провозился он с заказом месяца четыре и так соскучился по своей молодой жене, что потерял аппетит и раза два принимался плакать. Возвращаясь назад в Москву, он всю дорогу закрывал глаза и воображал себе, как он приедет домой, как кухарка Марья отворит ему дверь, как жена Наташа бросится к нему на шею и вскрикнет…
«Она не ожидает меня, – думал он. – Тем лучше. Неожиданная радость – это очень хорошо…»
Приехал он в Москву с вечерним поездом. Пока артельщик ходил за его багажом, он успел выпить в буфете две бутылки пива… От пива он стал очень добрым, так что, когда извозчик вез его с вокзала на Пресню, он всё время бормотал:
– Ты, извозчик, хороший извозчик… Я люблю русских людей!.. Ты русский, и моя жена русский, и я русский… Мой отец немец, а я русский человек… Я желаю драться с Германией…
Как он и мечтал, дверь отворила ему кухарка Марья.
– И ты русский, и я русский… – бормотал он, отдавая Марье багаж. – Все мы русские люди и имеем русские языки… А где Наташа?
– Она спит.
– Ну, не буди ее… Тсс… Я сам разбужу… Я желаю ее испугать и буду сюрприз… Тссс!
Сонная Марья взяла багаж и ушла в кухню.
Улыбаясь, потирая руки и подмигивая глазом, Иван Карлыч на цыпочках подошел к двери, ведущей в спальную, и осторожно, боясь скрипнуть, отворил ее…
В спальне было темно и тихо…
«Я сейчас буду ее испугать», – подумал Иван Карлыч и зажег спичку…
Но – бедный немец! – пока на его спичке разгоралась синим огоньком сера, он увидел такую картину. На кровати, что ближе к стене, спала женщина, укрытая с головою, так что видны были одни только голые пятки; на другой кровати лежал громадный мужчина с большой рыжей головой и с длинными усами…
Иван Карлыч не поверил глазам своим и зажег другую спичку… Сжег он одну за другой пять спичек – и картина представлялась всё такою же невероятной, ужасной и возмутительной. У немца подкосились ноги и одеревенела от холода спина. Пивной хмель вдруг вышел из головы, и ему уже казалось, что душа перевернулась вверх ногами. Первою его мыслью и желанием было – взять стул и хватить им со всего размаха по рыжей голове, потом схватить неверную жену за голую пятку и швырнуть ее в окно так, чтобы она выбила обе рамы и со звоном полетела вниз на мостовую.
«О нет, этого мало! – решил он после некоторого размышления. – Сначала я буду срамить их, пойду позову полицию и родню, а потом буду убивать их…»
Он надел шубу и через минуту уже шел по улице. Тут он горько заплакал. Он плакал и думал о людской неблагодарности… Эта женщина с голыми пятками была когда-то бедной швейкой, и он осчастливил ее, сделав женою ученого мастера, который у Функа и К° получает 750 рублей в год! Она была ничтожной, ходила в ситцевых платьях, как горничная, а благодаря ему она ходит теперь в шляпке и перчатках, и даже Функ и К° говорит ей «вы»…
И он думал: как ехидны и лукавы женщины! Наташа делала вид, что выходила за Ивана Карлыча по страстной любви, и каждую неделю писала ему в Тверь нежные письма…
«О, змея, – думал Швей, идя по улице. – О, зачем я женился на русском человеке? Русский нехороший человек! Варвар, мужик! Я желаю драться с Россией, чёрт меня возьми!»
Немного погодя он думал:
«И удивительно, променяла меня на какого-то каналью с рыжей головой! Ну, полюби она Функа и К°, я простил бы ей, а то полюбила какого-то чёрта, у которого нет в кармане гривенника! О, я несчастный человек!»
Отерев глаза, Швей зашел в трактир.
– Дай мне бумаги и чернил! – сказал он половому. – Я желаю писать!
Дрожащею рукою он написал сначала письмо к родителям жены, живущим в Серпухове. Он писал старикам, что честный ученый мастер не желает жить с распутной женщиной, что родители свиньи и дочери их свиньи, что Швей желает плевать на кого угодно… В заключение он требовал, чтобы старики взяли к себе свою дочь вместе с ее рыжим мерзавцем, которого он не убил только потому, что не желает марать рук.
Затем он вышел из трактира и опустил письмо в почтовый ящик. До четырех часов утра блуждал он по городу и думал о своем горе. Бедняга похудел, осунулся и пришел к заключению, что жизнь – это горькая насмешка судьбы, что жить – глупо и недостойно порядочного немца. Он решил не мстить ни жене, ни рыжему человеку. Самое лучшее, что он мог сделать, это – наказать жену великодушием.
«Пойду выскажу ей всё, – думал он, идя домой, – а потом лишу себя жизни… Пусть будет счастлива со своим рыжим, а я мешать не буду…»
И он мечтал, как он умрет и как жена будет томиться от угрызений совести.
– Мое имущество я ей оставлю, да! – бормотал он, дергая за свой звонок. – Рыжий лучше меня, пусть-ка тоже заработает 750 рублей в год!
И на этот раз дверь отворила ему кухарка Марья, которая очень удивилась, увидев его.
– Позови Наталью Петровну, – сказал он, не снимая шубы. – Я желаю разговаривать…
Через минуту пред Иваном Карлычем стояла молодая женщина в одной сорочке, босая и с удивленным лицом… Плача и поднимая обе руки вверх, обманутый муж говорил:
– Я всё знаю! Меня нельзя обмануть! Я собственными глазами видел рыжего скотину с длинными усами!
– Ты с ума сошел! – крикнула жена. – Что ты так кричишь? Разбудишь жильцов!
– О, рыжий мошенник!
– Говорю же тебе, не кричи! Напился пьян и кричит! Ступай спать!
– Не желаю я спать с рыжим на одной кровати! Прощай!
– Да ты с ума сошел! – рассердилась жена. – Ведь у нас жильцы! В той комнате, где была наша спальня, слесарь с женой живет!
– А… а? Какой слесарь?
– Да рыжий слесарь с женой. Я их пустила за четыре рубля в месяц… Не кричи, а то разбудишь!
Немец выпучил глаза и долго смотрел на жену; потом нагнул голову и медленно свистнул…
– Теперь я понимаю… – сказал он.
Немного погодя немецкая душа опять уже приняла свое прежнее положение, и Иван Карлыч чувствовал себя прекрасно.
– Ты у меня русский, – бормотал он, – и кухарка русский, и я русский… Все имеем русские языки… Слесарь – хороший слесарь, и я желаю его обнимать… Функ и К° тоже хороший Функ и К°… Россия великолепная земля… С Германией я желаю драться…