Вы здесь

Расскажу о своих земляках. Прощальный разговор (Н. А. Крамнистая, 2017)

Прощальный разговор

На стук дверь открылась сразу, как будто она меня ждала, но, увидев, растерянно улыбнулась: «А я жду больного, вы проходите…».

За два дня до отъезда из Тигиля мы договорились о встрече, чтобы на прощанье Валентина Михайловна дала последнее интервью нашей районной газете, так как была большим ее другом, всегда сама приносила статьи, как врач-окулист, а если приезжала из командировок, со спортивных соревнований, – делилась с читателями «Знамени Ленина», а сейчас и «Панорамы» впечатлениями, давала дельные советы.


В. М. Писаренко


Но интервью не получилось. Мы просто сели и поговорили с ней, забыв о времени…

Ей было только шесть лет, когда умерла мать. Детство пришлось на военное время, родную деревню немцы сожгли, ее сверстники, будучи детьми, испытали нужду, голод, холод. А после того как пришла похоронка на отца, трех сестер забрали в детский дом.

Государство могло гарантировать учебу в школе только до седьмого класса, а после выдали чемоданчик с самыми необходимыми вещами, и… до свидания, детский дом, здравствуй, самостоятельная жизнь.

В четырнадцать лет Валя Сахарова (девичья фамилия) поступила в Брянское медицинское училище на фельдшерское отделение. Три года промелькнули незаметно, и вот пришло время распределения: 10 человек поехали на остров Сахалин, а «семеро смелых» – на Камчатку.

– Раньше слово «Камчатка» произносили приглушенным голосом, как каторга, высылка и все в таком духе. У кого были родители, те дети не могли даже и думать о том, что их отпустят, а нас было семь человек детдомовских, и мы поехали туда, где труднее всего, где мы нужнее, – задушевно начала рассказывать В. М. Писаренко. – Когда добрались до Петропавловска-Камчатского, нас отправили еще дальше – в Палану.

В далеком 1957 году в столице округа открылся трахоматозный пункт – там и началась трудовая деятельность Валентины Михайловны.

– Помню первых своих пациенток. У них от трахомы было уже нулевое зрение. Говорили мне: «Нас уже много врачей лечили, но мы так и не стали видеть». Я начала их лечить по своей методике: по пять раз на день навещала их и все-таки добилась успехов – к «незрячим» начало возвращаться зрение.

А после Валентину Михайловну отправили работать в Воямполку, так как там не было ни одного медработника. Вот где пришлось проявить ей свою самостоятельность, находчивость. Даже операцию по удалению аппендикса пришлось сделать самой, так как было безвыходное положение. По телефону ей из Паланы давали указания, и она все манипуляции производила на живом человеке, а когда случились роды в чуме – приняла ребенка…

Мысль стать врачом не покидала ее. С детства она поняла, что ей не на кого надеяться, что всего надо добиваться самой, а знать в медицине больше того, что имела после окончания училища, ей хотелось всегда.

Поэтому-то и сбежала Валентина, буквально в прямом смысле этого слова, из Воямполки, так как районный отдел здравоохранения ее не отпускал. Ехала на оленях, в апреле, по последнему насту в Палану, чтобы оттуда на первом пароходе выехать в областной центр, а там и в Хабаровск, в мединститут.

Но на этот раз судьба была к ней благосклонна, и разрешили сдать экзамены в Хабаровский мединститут в Петропавловске-Камчатском. На экзаменах кроме обязательных вопросов к билетам были каверзные вопросы на смекалку, находчивость, на которые Валентина отвечала бойко.

Начались студенческие годы. Семнадцатирублевой стипендии хватало только на полмесяца, и Валя поступает на работу в детские круглосуточные ясли. Пять лет на 0,75 ставки медработника – и за это небольшая прибавка к стипендии, которой хватало на еду, самые скромные расходы на одежду и обувь. Со второго курса – отличница, но денег – 40 рублей – не хватало. Да и необходимостью стала работа, потребностью, отказаться от нее не могла еще и потому, что маленькие пациенты полюбили ее, а она сама привязалась к ним еще больше. Стали в институте уговаривать ее перейти на факультет педиатрии, но была непреклонна. Ей во что бы то ни стало надо было выучиться на врача-окулиста и вернуться на Камчатку, где остались ее не вылеченные от глазных болезней пациенты.

В 1966 году Валентина Михайловна после окончания института возвращается на Камчатку, в Тигиль, с дипломом, с мужем и первой дочкой – Леночкой.

Ей было 20 лет с небольшим, когда стала секретарем парторганизации.

– Когда же Вы успели в партию вступить?

– В 19 лет, в Палане. Была энергичная, молодая, вылечила первых больных от трахомы, и мне дали врачи Паланской окружной больницы рекомендацию, а когда в Тигиль приехала, Зинаида Васильевна Марченко (секретарь парторганизации) сразу сказала: «Вот и молодая смена мне пришла». Отказаться тогда было непозволительно. Мы все верили в партию. На секретаря парторганизации тогда возлагалась очень большая ответственность. А я всегда помнила, что государство меня воспитало, выучило и потому должна работать безотказно.

Командировки, семинары, съезды, рейды, – чего только не пришлось за сорок лет работы пережить Валентине Михайловне Писаренко.

– Была работа самоотверженная, кипучая. Нет, мы в свое время не считались с тем, кто и сколько дежурств отработал, за что заплатили, а за что нет. За мизерную зарплату работали, не уставая. Были ночные вызова, длительные неоплаченные командировки в национальные села, когда шла всеобщая диспансеризация населения, когда в каждом селе, табуне приходилось жить по 8–10 дней, чтобы выявить больных, провести курс лечения, увидеть результат, а самых тяжелых пациентов отправить в райцентр, в стационар.

Я горела, я тонула и из нарты выпадала, когда на собачках ехала из очередной командировки, но, видать, ангел-хранитель был со мной, не дал погибнуть. А вот дочь не сохранила, – Валентина Михайловна глубоко вздохнула, но слезы не проронила. Помолчали, а дальше Писаренко продолжала: – Помните, Семен Иванович Пасечник писал в газету статью с таким названием: «Как меня отучали улыбаться». А я бы могла рассказать, как меня отучали плакать. В детстве, знаете, я столько слез пролила! Нет, не от того, что меня обижали, кстати сказать, нас, трех сестер, в детском доме никто не обижал, даже кличек у нас не было.

Мне всегда было жаль тех, кого обижали, и, помню, заступалась за них, хотя была маленькая, но могла словом убедить обидчика. А с возрастом, когда поняла, что вся моя жизнь зависит только от меня, когда поставила себе цель: выучиться на врача, воспитать детей, всегда надеяться только на свои силы, – у меня выковался твердый характер. И никогда ни от кого не ждала милость.

А еще сильнее духом стала после смерти мужа. Старшую сестру не похоронила, так как не смогла выехать из-за задержки зарплаты, а вот к последней сестренке сейчас поеду, чтобы поддержать ее, безнадежную, уже облученную…

– Скажите, Валентина Михайловна, а трудно самой себя перевоспитывать?

– Мне еще в детском доме нравились отдельные черты характера у девочек, и я старалась быть похожей на них, и так всю жизнь у кого-то всегда перенимала то, что нравилось.

– Валентина Михайловна, а когда Вы подружились со спортом?

– Еще в училище посещала спортивный клуб, прыгала с парашютом, стреляла из мелкокалиберной винтовки и выбивала 49 из 50 очков, бегала на лыжах. Здесь, на Камчатке, когда бывала в табунах, научили метать чаут.

А с 1984 года меня всегда брали на областные соревнования по многоборью. Судьями учитывался всегда возраст в соревнованиях, и я приносила очки команде. Благодаря соревнованиям я увидела всю Камчатку, побывала во всех районных центрах.

– Мы знаем Вас как очень увлеченного человека, и все-таки какое ваше самое любимое занятие?

– Зимой (кроме зимних видов спорта) люблю рукодельничать. Хочу поблагодарить бескорыстную женщину – Наталью Геннадьевну Клинкову. Она научила меня и наших кружковцев многим видам рукоделия. Есть у нас еще такие люди, и низкий им поклон.

А вообще, всегда шла по жизни с целью: чего-то не знаю, – научусь. Смогла все-таки овладеть навыками вязания крючком, на спицах, а начинала Наташа кружок с плетения «макраме». Так и ходила каждый четверг обучаться, как в школе, получая при этом удовлетворение, а когда свяжешь вещь, и на душе светлеет – еще чему-то хорошему научилась. Но особенно люблю дарить. Вообще, когда отдаешь – становится как-то легче, и знаете, со временем оно к тебе возвращается, но уже сторицею. Мы на кружке могли обсуждать любые проблемы, было традиционное чаепитие в конце учебного года и выставки. Буду всегда помнить и скучать об этих четверговых вечерах. В этом году даже научились прясть и сучить нитки. И знаете, мысль пришла такая: коллектив, где работаешь, также должен быть как одна, но крепкая нить. Много разных характеров, каждый специалист на своем месте, а все делают одно большое дело, и тем он сильнее, чем крепче каждая нить.

Много мне пришлось пережить главных врачей, коллег по работе, и поняла, что все-таки, когда была большая цель, когда все мы имели будущее, когда, в конце концов, было чем лечить, когда каждый чувствовал, что он необходим на рабочем месте, и выплачивали вовремя заработную плату, – именно тогда получали удовлетворение от работы.

То, что случилось сейчас, в связи с «хитростройкой» Горбачева, трудно было и предположить. Я верила партии и долго не могла прийти в себя после того, что все мы узнали о ней. Но я-то жила честно, и меня упрекнуть никто не может в том, что не выполняла свой долг и как рядовой коммунист, и как секретарь парторганизации.

Долго мы еще беседовали. Интересный и неординарный человек Валентина Михайловна. На вид – хрупкая, маленькая женщина, а внутри – скала. Как будто оттачивала и закаляла свой характер в доменной печи. Таковы и ее высказывания о сегодняшней политике.

Но в беседе вернулись все-таки вновь к медицине, и не могла я ей не задать вопрос такого плана: «Припомните, пожалуйста, в каком году была поставлена точка на таком страшном заболевании глаз, как трахома? Ведь кроме Вас на этот вопрос никто не сможет ответить».

– К 1968 году в округе новых случаев этого заболевания уже не регистрировалось. Но все, кто прошел лечение, были под наблюдением. Это заболевание страшно тем, что даже через 20 лет из рубца может выйти вирус. Поэтому до сих пор у нас под строгим наблюдением люди, перенесшие трахому (хотя бы в детском возрасте).

Сейчас прогрессируют другие болезни глаз: близорукость, глаукома, а также травматизм. Ежегодные осмотры детей в школах показали, что сейчас из-за неполноценного питания все глазные болезни начинаются с раннего детства. После осмотров каждый раз обращалась в РОНО с методическим письмом: как сохранить зрение школьников, но не все мои советы, как врача-окулиста, выполнялись, в результате мы имеем на сегодняшний день ту картину, что есть – большой процент детей с отклонениями по зрению. Это, конечно, удручает.

– Валентина Михайловна, вы часто посещали национальные села района в последнее время. Какое впечатление у вас остается от того, в каких условиях сейчас оказались жители наших маленьких сел?

– С 1957 года знаю этот народ. Я тогда удивлялась условиям их жизни. Это очень трудолюбивые, добрые, человечные люди. И что с ними сделали? Им создали искусственные условия, вывезли из тундры и тем самым разлучили родителей с детьми, устраивали их с рождения в детские сады и интернаты, на полное государственное обеспечение, а в итоге оказалось, что не научили их работать, не привили им элементарные навыки своего ремесла, отучили от чаута, и что получилось сейчас? Выросли (и это не одно поколение!) инфантильные люди, без желания трудиться, только с желанием потреблять, как будто им все что-то должны. Была недавно в Седанке. Что ни мужик – пьющий, безработный. Изгородь валится у дома, а ему наплевать. Это как назвать? Каждый должен сам за себя отвечать. Если это женщина, должна в первую голову думать о том, есть ли у нее средства, чтобы родить и воспитать ребенка. Да, тяжелая сейчас наступила для них жизнь, но тем более должны собраться и подумать о том, как выжить. Если честно, мне страшно за этот народ. Но их сознание должно прийти к тому, что только от них самих все зависит. Они сильные люди и, думаю, вернутся к своим истинным промыслам.

– Насколько мне известно, Вы, Валентина Михайловна, глубоко верующий человек. Как и когда пришли к вере в Бога?

– К вере шла долго и мучительно. Но окончательно пришла после смерти Леночки. Кто не страдал, кто не терял близких тебе людей, тот никогда не поймет, что это такое. Да, пришла к Богу через страдания. Читаю Библию и соотношу себя с ней. Стараюсь жить по ее заветам вечным. Сила у меня от Бога. Много выпало мне испытаний, но когда была молодая, все переживали вместе с мужем. Сейчас мне уже 57 лет. Нет, я не немощная бабушка, но мне порой бывает очень тяжело, и тогда мне помогает ОН.

Вы не представляете, сколько мне морочили голову с выплатой компенсации за проработанные 40 лет на Камчатке. А сколько пришлось походить за своими честно заработанными отпускными и дорожными? Скажу вам честно, меня «футболили» как могли и первые лица района, и администрация нашей больницы, ее финансовые работники. А за что? Но я находила в себе силы, и никому не сказала злого слова. Библия – мой завет.

Конец ознакомительного фрагмента.