5
Интересно, что чьё отражение: море – неба или небо – моря?
Тетя Джавахир называла меня специалистом по абшеронскому небу.
Меня, любознательного первоклашку, это удивляло. «Как небо может быть абшеронским? Ведь у него нет ни конца ни края. В небе, как в море, можно плавать всю жизнь». Тетя Джавахир, ущипнув меня за нос, отвечала: «Меньше умничай, Финик. Лучше поди воды из колодца принеси и ярпыза[1] нарви. Чай заварю».
На Абшероне всегда, в любых ситуациях, пьют чай – в стаканчиках-армуду, с пряным сахаром-ногулом.
Зачерпнув ведром воду, жду, пока гладь успокоится, разровняется и на ней прорисуется небо – с пухлощекими облаками, стремительными чайками или сверкающими звездами. В детстве я больше всего любил абшеронские море и небо, а еще… ржавую железную кровать с матрасом-сеткой на нашей веранде – атрибут каждого абшеронского дома.
Отслужившие свое кровати выносили из дома, использовали на открытом воздухе. Одни застилали матрас-сетку марлей и сушили на ней инжир (перед тем как собрать его в мешки, плоды посыпали мукой). Другие превращали кровать в батут для детворы. Мы с братом, закутавшись в пледы, летними ночами вели на них разговоры. Обо всем на свете. На фоне наших голосов стрекотали цикады, шумело море.
Мама с тетей Джавахир, накормив и уложив домашних, подолгу болтали, улегшись на железной кровати. Я устраивался у них в ногах, рассматривая чернильное небо, считая звезды. Мама меня укрывала. «Ноги не вытаскивай, комары покусают. Засыпай, завтра в семь подъем, на море». Я не сводил глаз со звезд и размышлял: интересно, что чье отражение, море – неба или небо – моря?
«Мам, завтра будет жарко, смотри, какой яркий Млечный Путь. Значит, вечером тоже пойдем на море. Ура!» Джавахир дергает меня за ухо, мол, тише, все спят. «Сария, твой сын станет метеорологом или оперным певцом. Готовься». Мама улыбается. «Ради Бога. Лишь бы с любовью. Остальное не важно».