ЧАСТЬ II
Хронология боли
… – Ну не скажите! Степан Разин не был революционером, вовсе нет! – пылко возражала Александра, прогуливаясь со Степой. – Он вовсе не мечтал изменить общественный строй, он мыслил себя на месте царя! Пусть и не «всея Руси», а только казачества. Да и то, все революции делались и делаются для смены власти и режима, выгодного для революционирующих: отобрать, чтобы завладеть самим. Не вижу, чем тут восхищаться. Другое дело декабристы. Уникальный случай в европейской истории: они принадлежали к имущему классу и были готовы отказаться от собственных привилегий ради идеи справедливости!
– Разве они не хотели выгод для себя? – спросил он наобум.
– Возможно, хотели, рассчитывая занять при новом царе ключевые посты. Но все же не это ими руководило. Они собирались установить конституционную монархию в стране и отменить крепостное право! Согласитесь, это благородно, если учесть, что их собственное материальное благополучие основывалось на владении крепостными душами…
– А разве так бывает?
– Что именно? – немного нахмурилась Александра.
Он спохватился. Его вопрос прозвучал наивно, наверняка студент-историк так бы не спросил.
– Я хотел сказать, что не очень верю в такое бескорыстие. Люди обычно прикрываются разговорами о справедливости и всеобщем благе только для того, чтобы получше устроить свои дела.
Александра внимательно посмотрела на него. Конечно, юноша прав, но что-то в его словах ей не понравилось.
– А вам самому, Степан, никогда не приходилось что-то делать только из соображений справедливости?
– Приходилось, конечно! – воскликнул он живо.
– Ну вот видите. Так почему вы сомневаетесь в том, что другие на это способны? Хотя, учитывая место вашей учебы, вы как раз можете специализироваться по движению декабристов и найти документы, если удастся, которые подтверждали бы ваши слова… Подождете меня пять минут? Я зайду за детским питанием.
– Конечно, – ответил он.
– Только мне не хотелось бы, чтобы вам это удалось, – обернулась она в дверях магазина. – Я, например, твердо верю, что они пошли на это ради блага Отечества… Ну, потом поговорим!
Он проводил ее глазами. Александра углубилась в помещение магазина и остановилась у стойки с баночками, внимательно их рассматривая.
Он все правильно рассчитал! Александра пошла в магазин, машина стояла в пятидесяти метрах, дети радовались жизни и Пенсу. Все складывалось наилучшим образом.
…Александра ни с кем не дружила в том обычном понимании слова, которое предполагает тесное и регулярное общение. Болтовню она не любила, делиться своими секретами или проблемами потребности не имела, сочувствия или советов никогда не искала. Чего не скажешь о других, тех, которые постоянно чего-то хотели от нее. То порыдать в ее жилетку, то выманить совет, причем исключительно ради того, чтобы с ним спорить. Любителей данного жанра она с годами стала избегать: в юности простительно не уметь справляться со своими чувствами и с ситуациями, но в зрелые годы подобное неумение уже есть свидетельство душевного и умственного дефекта.
Тем не менее она знала, что каким-то образом влияет на людей, даже не вытирая их сопли и не поучая жизни. Человек, который думает сам, всегда услышит и чужую мысль. Примет ее или поспорит с ней – для того, чтобы эту мысль уточнить, увидеть ее в еще одном ракурсе. Вот таких разговоров и таких людей она не избегала. Таким людям можно было действительно помочь в чем-то разобраться. Не потому, что они глупее ее, а потому, что Александре давались точные формулировки мысли. Они-то и помогали тем, кто искал осмысления вещей.
С другой стороны, владея словом, Александра знала о нем очень много. Подмена одного слова другим рассказывала ей о тайных уголках души говорящего. Вот и сейчас она, рассматривая этикетку на розовой баночке с зайчиком, думала о фразе Степы: «А разве так бывает?»
Да, он быстро исправился: «Люди обычно прикрываются разговорами о справедливости и всеобщем благе только для того, чтобы получше устроить свои дела».
Верно, обычно. То есть очень часто. Но не всегда!
Тогда как первая фраза означала тотальное неверие. Она означала: никогда.
Но Александра знала, что человек, который считает, будто бескорыстия не существует, – небескорыстен сам. Иначе бы он точно знал: оно существует, – хотя бы в его собственной душе… Конечно, она не зря его спросила, случалось ли ему действовать лишь во имя справедливости, и он, естественно, ответил, что случалось.
Но поздно. Неосторожная фраза выдала его с головой.
И вытекало отсюда, что нужно ей к Степану присмотреться повнимательнее. Или даже не присмотреться, а прекратить с ним общение. Да, она чувствует глубоко запрятанную в нем боль и хотела бы ему помочь, да… Но на той его детской ране уже, видимо, изрядные нагноения. И с этим она справляться не умела. И не хотела. Так далеко ее благотворительные наклонности не простирались.
Обижать Степу она не собиралась, нужно будет отдалиться от него осторожно, аккуратно. Может быть, сменить часы прогулки. Или место. Сослаться на занятость, на срочную работу. В общем, разойтись с ним во времени и пространстве. Хотя даже немного жалко: малыши его полюбили. И Пенса тоже…
Расплачиваясь в кассе, Александра решила ничего не говорить Степану сегодня, но уже завтра постараться избежать новой встречи. В конце концов, она ему ничем не обязана. Свиданий ему не назначала. Он подождет-подождет и уйдет… А сейчас прогулку нужно сократить – сразу домой!
Она приготовила даже фразу о разболевшейся голове и уже выискивала его высокую фигуру глазами, чтобы фразу произнести…
Но Степана нигде не было видно. Не видно было и собаку.
Но, главное, не видно было коляски!!!
Мгновенно стало душно, в груди что-то завязалось в тугой узел, мешавший дышать. Она пробежала перед магазином в одну сторону, затем обратно. Коляски не было. Степана не было, собаки не было, да черт с ними! Главное, детей не было!!!
Ошалевшая от предчувствия беды, но все еще не веря в ее возможность, она кинулась к прохожим. Да только прохожие на то и прохожие, что они тут проходят. Никто ничего не видел.
НИКТО НИЧЕГО НЕ ВИДЕЛ!!!
– Степан!!! – кричала она. – Пенс, ко мне!
Никто не появился, не откликнулся на ее зов, только люди смотрели на нее, как на безумную.
«Степан, наверное, решил сделать круг вокруг дома! – мелькнула надежда. – Чтобы малыши не скучали!» Расстегнув шубку, она побежала. Поскользнулась, упала, ударилась; снова вскочила и снова побежала… Шуба развевалась, шарф выбился, волосы растрепались. Прохожие сторонились ее, оборачиваясь.
– Кирюша, Лиза, – хрипло шептала она на бегу, – найдитесь, пожалуйста, найдитесь!
И вдруг во дворе она увидела Пенса. Кинулась к нему.
– Пенс, миленький, – закричала она, – где твой хозяин? Где малыши, Пенс?
Сеттер отскочил от нее испуганно, затем, заняв оборонительную позицию – припал на передние лапы, – грозно зарычал.
– Пенс, ну ты что, не узнаешь меня? Пойдем к твоему хозяину, веди меня к нему, – проговорила она, озираясь по сторонам, в надежде углядеть в сумерках высокую фигуру Степана и коляску. – Идем, Пенс, пожалуйста!
– Что вам нужно от моей собаки? – Услышала она сердитый женский голос. – В чем дело?!
Александра словно очнулась. Перед ней стоял, ощетинившись, ирландский сеттер, да, но совсем не Пенс…
Она повернулась и пошла прочь.
– Женщина! – донеслось до нее.
Александра ненавидела это плебейское обращение, но сейчас ей было безразлично. Она даже не обернулась.
– Женщина, у вас что-то случилось?..
Случилось. Еще как случилось…
Александра снова побежала в сторону магазина. Может, Степан уже обошел дом и вернулся?
Нет. Никого.
Сквер! Степан решил погулять в сквере, как же она сразу не сообразила! Наверное, Пенс запросился по своим делам, вот он и пошел! Не мог же он оставить детей, он пошел с ними, ясное дело!
Александра бросилась через дорогу. Ей засигналила слева какая-то машина, но она даже не повернула головы. Тут же остервенело включилась другая, справа. Александра прибавила шагу.
…Она не поняла, что случилось. Ее сбила машина? Или она упала сама, почти под колеса? Она лежала на дороге, и над ней нависали заляпанные грязным снегом фары. И тут же над ее головой раздался отборный мат.
– Пьяная, что ли? – орал мужчина, подбегая к ней. – Ты, сука, дома бы нажиралась, бля!
Он грубо схватил ее, поставил на ноги.
– Целая?
Она посмотрела на свои ладони: они были грязными и красными. Наверное, разбила и коленки – щипало под брюками. Это все, что она ощутила, молнией проинспектировав свое тело в ответ на вопрос мужика.
– Ну, точно, пьянь! Или накачалась, – сплюнул он зло, заглянув в глаза Александры. – Пошла отсюда, дура, пока я тебя не прибил! Пошла, пошла!
Александра молча повернулась и побежала в сквер. В спину ей несся мат.
Прошло, наверное, еще полчаса, в которые она бегала по аллеям сквера, расспрашивала прохожих, снова возвращалась к магазину… Пока не поняла, что все бессмысленно. Дети пропали бесследно.
Рухнув на ледяную ступеньку аптеки, она закрыла лицо руками, пытаясь совладать с рвавшими горло и грудь рыданиями.
Алеша. Наших детей украли, Алеша.
Алеша, Алеша!!! Скорее!.. Она вытащила мобильный из кармана, чтобы набрать цифры, и заметила, что ей пришло sms-сообщение.
Никогда еще ей не было так жутко, как теперь! Даже тогда, когда она умирала от отравленной иглы.[4] Маленький конвертик в верхнем углу экрана был страшнее яда. Страшнее оружия. Страшнее смерти.
Негнущимся, враз онемевшим пальцем она нажала на кнопку. Буквы запрыгали перед глазами, она никак не могла прочитать их.
А когда прочитала – не могла поверить.
НЕ ВЗДУМАЙ СООБЩАТЬ В МИЛИЦИЮ ИНАЧЕ ДЕТЕЙ НИКОГДА НЕ УВИДИШЬ…
Если бы можно было взять и умереть на месте – она бы умерла. Это было бы легкое решение, куда легче, чем выносить невыносимое.
Но умереть она не могла.
Алеша не отвечал: «Абонент недоступен».
У них похитили детей, а Алеша «недоступен»?! Разве такое возможно?!
Но и на седьмой раз телефон был непреклонен: «Абонент недоступен».
Александра набрала его офис. Игорь, Алешин помощник, откликнулся сразу же…
– Александра Кирилловна, что же вы сидите на ступеньках, простудитесь!
Игорь поднял ее за локти, запахнул шубу. Ее почерневший взгляд, казалось, оставляет ожоги на его лице.
– Скажите мне, что случилось? На вас напали? Ограбили? Что?!
…Когда он услышал в трубке сдавленный голос Александры, он не сумел разобрать ни слова. Или она не сумела этих слов произнести. Игорь только понял, что случилось что-то ужасное и что она находится возле аптеки, близкой к их скверу.
– Александра Кирилловна, не молчите!
А вдруг ее изнасиловали? Как же ему разговаривать с ней… Это ведь дело такое… Деликатное…
Но, что бы ни случилось, он должен об этом знать! В отсутствие шефа он просто обязан помочь его жене!
Он осторожно тряхнул Александру за плечи.
– Прошу вас, скажите мне… Вас избили? Ограбили? Или…
– Да… Ограбили… Детей… – Он сглотнула. – Детей украли…
Игорь обомлел. Ничего себе…
Но позволить себе эмоции не мог: в этой ситуации он оказался единственным, чьи плечи внезапно всем своим грузом придавила ответственность – за первые шаги, первые действия, первую помощь. Никогда он не занимался сыщицкими делами самостоятельно, ни даже на пару с шефом, – он был всего лишь на подхвате, секретарем, помощником, ассистентом. Но сейчас первые и главные решения предстояло принимать ему, и только ему.
– Давайте-ка пройдем сюда…
Игорь заметил какое-то кафе неподалеку и, не дожидаясь согласия Александры, повел ее в помещение. К счастью, оно было пустынно. Усадил Александру, подошел к официантке и что-то сказал. Та расторопно побежала за стойку, и через минуту Александре принесли горячий кофе и пузатый бокал, на дне которого плескался коньяк.
Игорю было известно, что шеф любит коньяк. И неизвестно, что Александра предпочитает джин-тоник.
– Вам нужно согреться, – прокомментировал Игорь принесенные напитки. Александра не поднимала на него глаз, и Игорю почудилось, что она знает, что они прожигают. – Пейте, пожалуйста!
Лицо ее было в грязных разводах, но Игорь не решился сказать ей об этом.
Александра смотрела на свои ободранные руки. Перчатки она потеряла. Когда выходила из магазина, наверное. Или когда бежала. Какая разница. Странно, что сумку не потеряла. Ремешок цепко сидел в меховой складке на плече, вот и не потеряла. А перчатки потеряла. Поэтому руки ободрала, когда падала. Потому что перчатки потеряла…
Детей она потеряла, вот что.
– Что у вас с руками?
Наконец она посмотрела на него. Явно не понимая, о чем он спрашивает. Игорь обошел стол, осмотрел ее безвольные ладони, затем намочил салфетку в коньяке и обтер их.
Защипало. Даже слезы навернулись на глаза. Странно, дети пропали – слез нет. А кожу щиплет – есть.
– Пейте горячее. Вы не имеете права сейчас заболеть, согласитесь! – воззвал Игорь.
Наконец она придвинула к себе чашку, размешала кусочек сахара, пригубила. Игорь счел, что можно перейти к делу.
– Прежде всего: вы Сергею Громову позвонили?
…Сергей был давним другом Алексея Кисанова, еще со времен Петровки. Алексей ушел оттуда в девяностые: «не сошлись характерами» опер и милиция, пребывавшая в расцвете коррупции. Но Серега там так и остался – с его легким характером «пофигиста» он попросту не интересовался происходящим вокруг. Его почему-то не раздражали дураки, не возмущали подлецы – при одном условии, что они не мешали ему работать.
Впрочем, эта «пофигистская» легкость распространялась у Сереги и на отношения с женщинами, отчего он до сих пор холостяковал, ловко уворачиваясь от очередной охотницы связать его узами брака. Но дружба была для него священна. Они с Алексеем много раз выручали друг друга, сотрудничая по наиболее сложным делам.
Александра, конечно же, знала, что на Серегу можно положиться, но сейчас в ответ на вопрос Игоря удивленно раскрыла глаза, словно впервые услышала это имя. Ей нужен был Алеша, муж и отец ее детей, Алеша, только он! Она Игорю-то позвонила лишь потому, что он находился в офисе Алеши …
Кроме того…
Она протянула свой телефон Игорю:
НЕ ВЗДУМАЙ СООБЩАТЬ В МИЛИЦИЮ ИНАЧЕ ДЕТЕЙ НИКОГДА НЕ УВИДИШЬ.
– Похитители всегда этого требуют! Но считаться с ними – это ошибка, Александра Кирилловна! Нужно Громову сообщить, поверьте мне!
В отсутствие Алеши ей ничего и не оставалось, как поверить его помощнику. Она кивнула.
– Тогда я звоню. Или вы сами предпочитаете?
Александра лишь покачала головой. Игорь попросил ее сотовый, нашел исходящий номер сообщения, переписал на салфетку и, осмотревшись, ушел в туалет, где его не могли слышать два посетителя, бармен и официантки – посторонние люди, для которых подслушанная чужая беда станет всего лишь любопытным фактом из раздела «Происшествия», коими кормится многомиллионная аудитория ежедневно.
– Громов сам не может, к сожалению, – доложил Игорь, вернувшись. – Он сейчас на выезде. Но он выслал толкового опера, который скоро прибудет. А пока расскажите мне, Александра Кирилловна, как это случилось. Подробно.
– …А потом пришло это сообщение, – кивнула она на телефон. – Вот и все.
Игорю так и не удалось поймать ее взгляд, уплывавший куда-то на волнах боли, и он прикрыл ее руку своей, словно призывая слушать его внимательно:
– Записка означает, что дети живы! И что похититель намерен попросить за них выкуп. Такого рода угрозы очень характерны при киднеппинге. Поэтому – вы меня слушаете, Александра Кирилловна? – поэтому не надо так убиваться. Мы найдем их. Обязательно найдем! А пока скажите, откуда у него номер вашего сотового?
– Я сама ему дала… Когда в первый раз заходила в магазин. Чтобы позвал меня, если дети будут плакать…
– Он вам звонил хоть раз?
– Нет.
– Ну, ничего, у нас есть исходящий, с которого вы получили sms. Я его передал Громову. На Петровке быстро установят, кому он принадлежит, – продолжал Игорь. – Этот Степан неопытный и неосторожный преступник. Через пятнадцать минут мы будем знать о нем все, Александра Кирилловна! Выпейте пока коньяку, вам нужно успокоиться.
Она молча кивнула и пригубила бокал.
– Вы Алексею Андреевичу оставили сообщение?
– Нет… Он увидит, что я много раз звонила, и сразу меня наберет.
Ее рука лежала на телефоне, чтобы уловить первую же его вибрацию.
– Я думаю, что к этому моменту мы уже найдем детей!
Александра слабо улыбнулась. Она верила Игорю. Почти…
– Опишите мне пока Степана.
– Высокий, метр восемьдесят примерно. Шатен, волосы у него довольно длинные, судя по прядям, которые выбивались из капюшона, и вьются. Глаза карие… Он смуглый… То ли от природы, то ли загорел где-то…
– Кавказской национальности?
– Нет. Черты лица вполне славянские.
У Игоря зазвонил мобильный. «Да, я. Вот как? Записываю… Да, хорошо, спасибо, я на связи!»
Александра видела, как он нахмурился, и не смела спросить почему.
– Личность автора sms установлена. Но его зовут не Степан… А Евгений Фролов. Вам говорит о чем-нибудь это имя?
– Нет. Но он, наверное, и не Степан вовсе… Раз он задумал моих детей похитить, то и имя назвал вымышленное… Почему моих, Игорь? Наших с Алешей?! Мы не богаты, все сбережения вбухали в новую квартиру… Почему НАШИ ДЕТИ?!
– Богатые гуляют под охраной… Скорей всего, он знал, на что шел, и не собирается просить непомерный выкуп… Наряд милиции уже выехал к Фролову, скоро мы все узнаем, Александра Кирилловна! Заказать вам еще коньяку?
– Я еще этот не допила…
– Может, поесть что-нибудь?
– Ничего, Игорь, спасибо.
– Вы тут пока посидите, ладно? Я попробую найти свидетелей. Даже если его сейчас возьмут, свидетели для суда пригодятся!
Александра кивнула.
– Как только мне позвонят с результатом, я тут же сообщу вам, хорошо?
С этими словами Игорь покинул кафе, а Александра принялась цедить коньяк, пытаясь отогнать от себя дурные предчувствия.
Через сорок минут он вернулся.
– У меня есть две новости, хорошая и плохая. С какой начать?
– С хорошей.
Ее глаза снова прожигали дыры на коже Игоря.
– Я нашел свидетеля. Пенсионер видел из окна, как высокий мужчина в куртке с капюшоном открыл багажник черной машины «РАВ-4» – знаете, это «Тойота», похожая на небольшой джип…
– Без разницы.
– Он поставил туда двойную коляску. Туда же запрыгнула собака, и они сразу уехали.
– Номера?
– Он не обратил внимания…
– Если это хорошая новость… То какова же плохая?
Игорь вздохнул.
– Не такой уж неосторожный он оказался, к сожалению… sms была послана с мобильного Фролова Евгения Евгеньевича, четырнадцати лет отроду. Какой-то мужчина притормозил рядом с мальчиком, попросил разрешения позвонить с его мобильного: у его телефона якобы сели батарейки. Заплатил пацану пятьдесят рублей. Тот, конечно, согласился… Черный «РАВ-4», здесь показания совпадают, и это важно, так как в темноте темно-синяя машина тоже могла показаться черной… Номеров мальчик не запомнил. Описание лица похоже на то, которое дали вы.
Александра подняла на него глаза.
– Так где же хорошая новость, Игорь?
– Александра Кирилловна, пожалуйста, не отчаивайтесь! Завтра мы наведем справки в Историко-архивном институте, возможно, это даст какой-то улов…
– Он там никогда не учился. Теперь я понимаю это отчетливо… Бесполезно, Игорь. У него слишком большие пробелы в знаниях истории, которые он удачно прикрывал молчанием, словно раздумывал над моими словами… Но сейчас совершенно ясно: он просто не знал, что ответить! Боже, какая я дура, дура! Я ведь с самого начала чувствовала: что-то не то в парне, что-то темное… Но поддалась на его игру! Он был так добр с детьми… Мне казалось, что это искренне… Что он к ним действительно хорошо относится!
– Возможно, так и есть, – мягко перебил ее Игорь. – Это ведь очень трудно сыграть. Мужчины в моем возрасте равнодушны к маленьким детям, могу вас заверить. Они не умеют, как девушки, сюсюкать с любым младенцем… И если вы, мать, чувствовали, что Степан хорошо относится к малышам, то наверняка так и есть!
– Ты думаешь… Он не сделает ничего плохого детям?
– Нет, – убежденно ответил Игорь, скорее потому, что ему самому хотелось в это верить и, особенно, поддержать надежду Александры. – Он попросит за них деньги, это понятно, но зла им не причинит!
Александра удивилась краем сознания: новый Алешин помощник обычно был сдержан и как-то гладко вежлив, а сейчас проявил себя эталоном деликатности и отзывчивости. На досуге она бы непременно подумала над этим, но сейчас у нее не было досуга. Игорь ее не интересовал – ее интересовали дети. Их с Алешей дети, Кирюша и Лиза, две маленькие любимые личности, две большие частицы ее личности…
…Опер, присланный Серегой с Петровки, отыскал их в кафе. Дмитрий Мартынов, он же Димыч – Александра была шапочно знакома с ним, тоже давний приятель Алеши, хоть и не такой близкий друг, как Серега, – присел за их столик и вынудил ее заново рассказать всю историю. Выслушал, пощипывая пушистые усы, после чего, прихватив Игоря, отправился на осмотр места происшествия и поиски новых свидетелей. Удовлетвориться тем, что рассказал ему Игорь, он, профессионал, никак не мог: парень мог уйму важных вещей упустить!
Первым делом Димыч внимательно изучил фасады домов в округе, но, увы, ни одно заведение не располагало видеонаблюдением. Он обошел еще несколько подъездов и магазинов в поисках возможных свидетелей и даже нашел двух, которые, однако, ничего не добавили к уже сказанному пенсионером: черная машина, высокий мужчина в куртке с капюшоном, который поставил в нее коляску. Туда же запрыгнула собака, ирландский сеттер.
Негусто. Но многого Димыч и не ждал: в темное время суток помещения освещены, соответственно, в окно ничего не видно: стекла отражают свет. Уже повезло, что двоим отчего-то понадобилось смотреть в окно, причем не зажигая света, а третий свидетель, женщина, шла как раз домой и заметила сцену у машины.
– Значит, так, Александра, – деловито заговорил Димыч, когда они с Игорем вернулись за столик, этот импровизированный штаб. – Собаку мы быстро по кличке найдем через централизованную информационную систему. Она наверняка на учете. Прививки и всякое прочее. Тем более что пес породистый. Как, вы сказали, его звать, Пенс?
– Он его еще иногда Пылесосом называл…
– Странное имя для собаки.
– Пес любит, когда его пылесосят… Так сказал Степан. Но его кличка – Пенс. Хотя, Дим… Я думаю, что это неправда. Он назвал мне вымышленные имена – и свое, и собакино…
– Почему?
– Не знаю. Он про институт наверняка солгал.
– Ну, посмотрим. Запустим еще поиск по машине. Этих «РАВ-4» сейчас много развелось, но будем фильтровать поиск по признакам пола, возраста владельцев. От восемнадцати до двадцати двух примерно… Девицы эту модель любят, так что примерно половина сразу отсеется, дай бог. Дальше по цвету отфильтруем.
– Я видел только черные, – заметил Игорь. – Ни разу не попалась другого цвета. Хотя нет, как-то красную видел!
– Разберемся. Надеюсь, что тачка не угнанная… Пока давайте двигать на Петровку – сделаем фоторобот. Сможете, Александра?
– Постараюсь.
– А если у него сообщник? – встрял Игорь. – И он сейчас за нами следит? Чтобы убедиться, что его условия выполнены и что мы не заявим в милицию? Он может поехать за нами и увидеть, что мы едем на Петровку!
– Меньше увлекайтесь детективами, молодой человек, – усмехнулся Димыч в усы. – Даже если у него есть сообщник и даже если он тут подзастрял, следя за Александрой, то неужто вы думаете, что… – Димыч глянул на часы, – что он тут уже три часа толчется?
«Три часа. Три часа, как у меня отняли детей. А я все еще жива…» – подумала Александра.
– Уверяю вас, – продолжал Димыч, – как только он убедился, что сюда не прибыли машины с мигалками, он (если вообще тут был) уже давно убрался восвояси! Поехали, не будем терять времени!
Пока Александра сидела рядом со специалистом по фотороботам, выбирая носы, губы и глаза, Димыч навел справки о собаке. В Москве нашлось три пса по кличке Пенс, но ни один из них не являлся ирландским сеттером…
Он ничего не сказал Александре. Пообещал информацию завтра. Завтра вернется Леха Кисанов, как надеялся Димыч, и уж сам будет докладывать своей жене о неудачах. А на себя такую тяжкую обязанность Димыч брать не хотел.
Вконец измученная Александра вышла из здания на Петровке и села в машину Игоря.
– Может, вам лучше сейчас не быть одной? Вы ведь можете ночевать в офисе на Смоленке, Александра Кирилловна!
Она кивнула. Находиться в квартире, в которой нет детей, было выше ее сил. Лучше действительно поехать в старую квартиру Алеши, где располагался теперь его офис и где практически жил Игорь, занимая одну из комнат.
– Давай только заедем сначала ко мне. Я возьму зарядку для телефона. Алеша ведь позвонит…
Все это время она почти не снимала ладонь с аппарата, чтобы услышать первую же его вибрацию. Но он молчал, глухо и почти враждебно, словно нарочно не хотел связать ее с Алешей.
– Я думаю, что завтра похититель позвонит или записку пришлет с требованием выкупа, – добавил Игорь. – Я уверен, что с детьми все в порядке, Александра Кирилловна!
Она промолчала.
– Николай Петрович, извините, что не предупредил, но это только на один вечер! Моя подруга должна срочно лететь к родителям на Украину, папа ее в больнице, а няня с гриппом слегла. Сейчас ведь грипп пошел, эпидемия начинается! Вы сами-то как, хорошо себя чувствуете? А то, знаете, грипп – он такой, подкрадывается незаметно…
Всю эту речь квартирант произнес в прихожей, куда, помимо собаки, к которой Колян уже успел привыкнуть, втащил широкую двойную коляску. В ней сидело двое детей, с любопытством разглядывая новую для них обстановку.
– Э-э-э… – промычал Колян, не зная, что и сказать. На один вечер куда ни шло, не поднимать же бучу из-за этого. К тому же дети не плакали, что утешало. – Ну, давай тогда, раз такое дело… А мужа у нее нет, что ли? Чего тебя просит?
– Она мать-одиночка.
– Вот мужики какие пошли, настрогают детей, а сами в кусты… Никаких понятий! И у Васька моего дочка мается, одна ребенка растит… А завтра ты их куда же?
– Завтра я их… Завтра сестра приедет… Я детей к ней и отвезу. А сегодня можно, ладно?
– У тебя сестра есть? Ты не рассказывал!
– Да нет, подруги моей сестра.
– Ну, раз такое дело… Отец в больнице, говоришь?
– Да сердце вроде.
– Ну, тогда отчего же не помочь…
Николай Петрович иногда задавал себе вопрос: а что будет, если он сляжет? Приедет ли из Турции дочь ухаживать за ним? Или только на похороны поспеет?
На фоне этих невеселых мыслей дочь, поехавшая к больному отцу, ему нравилась.
– Тебе на работу разве не надо? Ты ж в ночную вроде?
– Я отпросился.
– Ну, раз так… – Николай Петрович не торопился уходить. – А двое их отчего?
– Двойняшки.
– А не похожи!
– Они не близняшки, а двойняшки. Это не одно и то же.
– Вот как… А плакать они не будут?
– Не думаю. Они спокойные.
– Ну, добро.
Николай Петрович отодвинулся наконец от коляски, и Митя поспешно ввез ее в свою комнату. Но хозяин исхитрился вкатиться без спросу за ними вслед. Хотелось ему то ли посмотреть, то ли как-то поучаствовать, то ли потрогать детские упругие щечки. Внуков-то своих ему не довелось нянчить, и теперь он с любопытством рассматривал детей. Таких маленьких он давно близко не видел.
– Помочь чем? – спросил он.
– Нет, спасибо.
Митя недовольно оглянулся на хозяина, но вслух ничего не сказал, и Николай Петрович сделал вид, что не заметил.
– А звать их как?
– Лиза и Кирюша.
Митя уже успел выпростать обоих из нарядных комбинезонов. Дети сидели на диване, с любопытством глядя вокруг. Собака пританцовывала возле дивана, но Митя прикрикнул на нее, и она понуро отошла в угол, улеглась на пол, громыхнув по старому паркету мослами.
– Будемте здоровы. – Инвалид подкатил поближе к дивану и взял обе крошечные ручонки в свою ладонь. – А меня Николаем Петровичем звать.
Кирюша выразил по этому поводу радость, подрыгав ножками, а Лиза кокетливо и гордо отвела головку в сторону. Такая малюсенькая, а туда же, подивился Николай Петрович. В крови у них это дело, у баб, видать!
– Они говорят?
– Нет еще, маленькие слишком.
Митя с трудом скрывал свое недовольство вторжением хозяина в его «апартаменты». Николай Петрович решил не злоупотреблять. Откатившись от дивана, он еще раз оглянулся – заметил баночки на столе, детскую одежду, сложенную на подоконнике, – и покинул комнату жильца.
– Слышь, ты, – говорил он спустя час на кухне, дверь в которую тщательно прикрыл, – слышь, Васян! Говорит, что у подружки неожиданно отец заболел, потому и детей взял.
– Бывает, – флегматично ответил Васян.
– Бывать-то бывает, да вот только детскую одежду я и раньше у него видел!
– И чего?
– А того! Значит, готовился! Заранее готовился, понял! И еда у него детская в баночках стоит на столе. Он не с ней пришел, она уже дома была у него, понимаешь?
– Нет… Куда ты клонишь?
– А туда, что странно это! Отец его подруги неожиданно в больницу слег, а у него в комнате уже все готовое для детей!
– Так, может, он давно собирался их взять к себе… Мало ли. Если подруга у него мать-одиночка, то, может, он раньше уже собирался с ними посидеть… А отчего-то не сложилось.
– Ну, может, – вынужден был сдаться Колян. – Хотя я что-то таких парней, чтобы сидели с чужими детьми, не видал!
– Так, может, она ему не подруга вовсе, в смысле что шуры-муры они не водят. А просто подруга, хорошая знакомая то есть. И она ему, может, платит за то, чтоб посидел?
– Шуры-муры он, как я понял, с хозяйкой собачки водит!
– Дак тем более. За деньги небось с малышней сидит. Бебиситтер называется.
– Это что же, как собака?
– Кто как собака?
– Ситтер.
– Ох, ну темный ты, Колян, то сеттер собака, а это ситтер – сидит, значит, с детьми…
Васян ему вечно кайф портил. Чуть только он увлечется какой-нибудь мыслью, так Васян непременно найдет, как обломать. Самое же неприятное заключалось в том, что Колян никогда не знал, что возразить другу. Отчего всегда получалось обидно: вроде Васян умный и прав, а он, Колян, дурак и не прав…
Николай Петрович лежал без сна и обижался, перебирая в уме их разговор на кухне.
И почему же это он не прав?! Ну ладно, пусть так: парень, который пудрится, такой вряд ли с подругой милуется. Тогда, как говорит Васян, она ему платит? Ладно, допустим. Но откуда у парня детская одежда? Сам купил? Но зачем, раз ему деньги платят? Не стал бы он свои тратить в таком случае, не стал бы! Подруга ему одежду дала? Но тогда бы он сегодня с вещами и притащился. С детьми, с авоськой вещей и с детскими баночками! А у него уже дня четыре как все это хозяйство в комнате находится!
Хотите – не хотите, граждане, а странность тут получается!
Беда в том, что Николай Петрович решительно не знал, какой вывод сделать из своих наблюдений. Оттого-то Васяну всегда и проигрывал…
Алеша позвонил только после полуночи. Она не спала – не спал и Игорь. Они сидели на кухне в квартире на Смоленке и пытались рассуждать, пытались осмыслить ситуацию.
Конец ознакомительного фрагмента.