11. Если с другом вышел в путь…
– Куда ты собираешься, муж мой возлюбленный? – спросила Света, подняв с пола рюкзак, уроненный Ромой.
– Да вот, в поход решил сходить. В лес.
– Далеко? Надолго? – ненавязчиво поинтересовалась жена, выворачивая рюкзак наизнанку.
Из вывернутого рюкзака на пол высыпались: кусок кристаллической соли размером с кулак, кремень да кресало. И ещё – шмат белой ароматизированной глины, с которой поутру умываться – одно удовольствие.
– Грибов, говорят, в нынешнем году – тьма. И это ещё слабо сказано! А ягод по количеству штук на квадратную сажень – и того больше, – уклончиво произнёс Роман.
Света положила рюкзак на двуспальную супружескую кровать. Внимательно посмотрела в глаза мужа и произнесла:
– Ну-ка, Ромик, выкладывай всю правду, как есть. Сердце женщины не обманешь. Женщина всё печёнкой чует.
Ромка и выложил. Всё. Светуля отнеслась к его рассказу спокойно, потом достала из комода и свой рюкзак и произнесла:
– Не мог бы ты сходить в дворцовый буфет и купить у князя Меншикова фисташек или на худой конец семечек?
– Для тебя хоть тыквенных! Я сейчас – мухой слетаю! – просиял Рома и выбежал, ища по карманам мелочь.
– Лучше уж комаром, мой королевич! – сказывают, эта светулина фраза была услышана прапрабабкой сказительницы народной Арины Родионовны и имела длинное поэтическое развитие.
Света с улыбкой посмотрела, как за выбежавшим мужем закрывается дверь комнаты, и рассудительно произнесла:
– Ну, а я пока манатки соберу. Благо, приданого кот наплакал!
Споро да весело меча вещички в рюкзаки, Светлана приговаривала:
– Так что, приходится рвать когти, как говорит наш шеф Михайло Иваныч! – так она поминала добрым словом волхва Долговязого Мишку.
Ромка из буфета вернулся не один. Следом за ним в комнату ввалились Лёха и его благоверная Люська. У обоих за плечами висели анатомические походные рюкзаки. А у Люси в руках красовался детский сачок для ловли бабочек, который чудесно дополняли две девчоночьи косички с большими белыми бантами, которые обычно мамы вплетают дочкам, когда ведут их первый раз в первый класс. Макияж Людмилы органично дополняла красная косынка, повязанная на шее лёхиной супруги на манер пионерского галстука. Впоследствии эта мода была заимствована у Люсеньки неисчислимыми внучатами Ильича и многочисленными детишками Отца Народов, людоведа и душелюба по жизни и в натуре.
Ромик протянул любимой пакетик с тыквенными семечками и произнёс:
– Цены у этого Меншикова – просто астрономические. Всё армейское месячное денежное довольствие в рублях пришлось этому кровососу за один пакетик отдать. Говорил я папе: не нужен нам интендант из Санкт-Питербурха – своих воров хватает.
– Не возводи, супруг мой, напраслину на невинного спекулянта. Сам знаешь, какие в Москве нынче цены. Москва тебе – не Великие Луки. К тому же, сказывали мне бабки на Птичьем рынке, что князь Меншиков не из питерских, а из московских родом: все ступени социальной лестницы от простого вора до второго в государстве лица прошёл.
Рома вполголоса возразил:
– То, что он рабоче-крестьянского происхождения, его не оправдывает: он, гад, нежареные подсунул!
– И это к лучшему, – улыбнулась Светичка. И продолжила: – Наверняка пресветлый князь Александро Васильевич о нашем благополучии пекутся. Знают, видимо, что по весне нам огород сажать. А тыквы, они в наших краях крупные вырастают. К тому ж, тыква – растение полезное до полной невозможности. Это тебе любой владелец индивидуального садового участка скажет, я уж не говорю о профессиональных колхозниках.
Долго ли, коротко ли, а, посидев на дорожку, благо Бутырский централ недалече был, отправились наши герои в лес. Когда они шли по людным улицам столицы к ближайшей станции метрополитена, из окон доносилось:
Идёт солдат по городу, по незнакомой улице…
И ещё:
Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее…
А входя в павильон станции «Динамо», четверо неразлучных друзей с душевным удовлетворением услышали, как жизнерадостный мальчик звонко запел:
На медведя я, друзья, на медведя я, друзья,
Выйду без испуга,
Если с другом буду я, если с другом буду я,
А медведь – с подругой!
Стоя на эскалаторе, Роман, притопывая в такт песне, произнёс фразу, которая, претерпев незначительную редакцию величайшего по всеобщему заблуждению русского поэта, стала через семь тысяч лет исторической:
– Ай да Шаинский, ай да сукин сын!
Света, добровольно взявшая на себя обязательство следить за чистотой языка своего супруга, больно наступила на ногу Ромке – и он послушно замолчал. Но историческая фраза – не воробей, вылетит – не поймаешь. Поднимающиеся навстречу по соседней ленте эскалатора фанаты ЦСКА, узнав своего кумира, заорали:
– Классно подмечено, Ромыч! – и, по-шаински дружно, хором добавили: – В мире нет ещё пока команды лучше ЦСКА!
Ромку и Лёху вдруг все разом наперебой заузнавали, стали выкрикивать приветствия, кричалки, частушки, лозунги, слоганы, рубаи, хокку, отдельно взятые слова, напоминающие междометия, наречия и местоимения… Короче, высказывали наилучшие пожелания. Неизвестно откуда появившиеся папарацци защёлкали затворами фотокамер – и метро озарилось магниевыми вспышками, а работница внизу эскалатора громко заверещала в мегафон, что в метро фотографировать категорически запрещено. Но на неё никто не обратил внимания в связи с разворачивающимся у всех на глазах историческим событием.
На платформе внизу пришлось устроить прощальный митинг, на котором, откуда ни возьмись, появился Владимир Вольфович Жириновский. Именно он произнёс последнее напутствие, касающееся всех – и уезжающих в лес, и остающихся в столице:
– Не врать и не бояться! – крикнул хронически неудовлетворимый вненародный лидер, выдержал паузу секунд пять и сказал главное: – Роман и Света! Чует моё сердце: наши солдаты будут мыть сапоги в Индийском океане!
После этого, войдя в раж и приняв образ, вождь либеральных демократов, которые нынче занесены в Красную Книгу, снял левый ботинок, присел там, где стоял, и, стуча каблуком по гранитному полу, заорал дурным голосом:
– Мы им покажем кузькину мать!
Находившиеся рядом, в том числе и Роман со своими спутниками, последовали его примеру. Стук стоял на станции такой, будто бригада метростроевцев аврально, в срочном порядке прокладывала отбойными и обыкновенными молотками новую ветку. После завершения спонтанного митинга каменные полы на платформе станции «Динамо» пришлось подвергнуть капитальному ремонту: гранит растрескался, а местами, в тех местах, где не был таинственным образом разворован неизвестными личностями, попросту раскрошился.
Применённый в метро метод забивания на проблему через шесть тысяч лет возобновил араб Мохаммед Сахиб, собирая своих нукеров в большой круг перед битвой с ортодоксами из Мекки. Метод дал результаты: мусульманство распространилось на значительных территориях. Метод Сахиб назвал туфлебитием, а сахаджа йоги запада в ХХ столетии от Рождества старшего брата того, кто наблюдает настоящий текст, переименовали в шубитинг. Стоит заметить, что метод сей – преимущественно коллективный. Наверное, по названной причине Н. С. Хрущев, попытавшийся использовать туфлебитие в одиночку во время своего широко освещённого в прессе визита в Америку, достиг совершенно диаметрального по сравнению с ожидаемым результата. А именно: кузькина мать была показана не им, а ему.
Жирной точкой, достойно завершившей стихийно возникшее массовое действо, был торжественный выезд из ворот подсобки подземной станции стандартной еврофуры с фирменным логотипом Volvo на морде кабины. Из кабины вылезли дальнобойщик Санёк и экс-королева Клушалья.
– Сынок, я вам поесть в дорогу собрала, – сказала Ромкина мама и толкнула шофёра в бок.
Санёк фотогенично улыбнулся и пообещал:
– Домчим в любую точку нашей необъятной Родины, мой принц! Бабки заплочены!
– Мамуля, это – лишнее, честное слово, – расстроил Клушалью сын. – Да и дорог там, куда мы направляемся, фактически нет.
– Как нет? И куда мне теперь всё это девать? – спросил Санёк.
Конец ознакомительного фрагмента.