Рай. Бин Фрай!. Часть четвертая (Владимир Буров)

Глава первая

Завод И. Тараканы и Домовой. Зайцы. Необходимо не только изображение, но и звук. Сер Пен. Хо уже помощник по финансовым вопросам. Далее, ПП приготовился к жертвоприношению.

Мари Шар на корте Майами. Сзади второй зиккурат. Профессора Во и Ас. Само Время – Фантом вранья. Прямой эфир и рассказ. Реклама – это любовь.

Эхнатон. Атон. Бог – один. Появление человека. Роман – это и есть правда. Метод Аса. Во и его метод унижения. Далее, побег по зимней тайге.

Подъем Пирамиды Солнца. Адам обращается к Терру. Пирамида поднимается все выше и выше. Модули на зиккурате вечности. Синдром первой очереди. Два центра знания. Куда делись российские триста граммов? Адам остается.

Упш не успел заикнуться о санэпидемстанции, как один из Тараканов поднял руку и крикнул:

– Присаживайтесь к нам! Ибо…

– Ибо мы все не съедим, – сказал второй.

Третий только улыбнулся. Кажется, издалека это было незаметно. Может, кто видел, но не я. Тем не менее, говорят, что он улыбнулся. Между прочим, это была она. И ее звали Монте. Она сбежала от мужа, великолепного режиссера, и вступала в отряд Мушкетеров. Точнее, не так:

– Она сбежала от великолепного мужа-режиссера. Некоторые говорят, что потеряла память, когда упала с яхты.

– Да, – сказала И, когда уже сели за стол, – у нас действительно есть Тараканы. Но вы в курсе современных тенденций энергетических воздействий на человека?

– Это вы насчет японской радиации, что ли? – спросил Уп, всегда интенсивно интересующийся политикой, особенно международной. Он положил себе небольшой кусочек краба, за потомством которых И здесь следила лично.

– Дело в том, – продолжала И, – что Тараканы это… Вы в курсе, кто это?

– Нет, – вразнобой ответили ребята. Вполне естественно, что они не знали о пользе в совместном проживании людей и тараканов.

– Тараканы – это Домовой.

– Сильно! – воскликнул ПП. Другие тоже удивились. Но конечно, не Пелевин. Для него мир диких зверей и домашних животных был как родной. Он и сам-то в прошлом был толи шестипалым цыпленком, толи мухой, толи тараканом.

Однажды Пели катался на лыжах. Он увидел на опушке около леса зайцев. Они обозревали поляну.

– Хорошо катается, – сказала Зайчиха. И добавила: – Только идет неправильно. Дурной вкус, и больше ничего.

Пелевин хоть и шел быстрым шагом – остановился. Он перевел дух и сказал:

– Я много раз говорил, что у Зайцев другой вкус. Это вкус опилок. Они же кору едят. Я ведь много раз об этом говорил. Более того, я можно сказать, только об этом и говорил:

– Зайцы вредят народному хозяйству. И хуже всего, что они навязывают вкус своего кикиморского парфюма детям младших классов. Классные дамы со вкусом опилок замучили наших детей.

Вроде бы:

– Обидно, досадно, но – слово на х в ослабленном значении – с ними, с Зайцами. – Но ведь по лесу пройти невозможно:

– Заполонили его лешие и кикиморы! – И смешно:

– И Зайцы туда же. Где их учат вкусу?! Ведь знают же – слово на букву б – что кору едят! А туда же:

– Мама! в надзиратели хочу! Мама! В надзиратели пойду! – Как казал бы Андрей Бит. – Надзиратель он все знает.

Он что хошь обозревает. В двух словах.

Но вот такие Зайцы-обозреватели и отравили Адама. Поймал как-то Змей Зайца-обозревателя школьной стенгазеты. И говорит:

– Я тебя съем, Зайц! Съем, если ты не поможешь мне отправить Адама за решетку.

– Нет, нет. Я его люблю. Я не хочу быть Зайцем-обозревателем. Ведь это все равно, что быть кикиморой в лесу. Меня потом дети бояться будут. А, впрочем, ладно. Что я должна делать?

– Ничего, – ответил З. – Ничего. Почти ничего. Просто дай ему.

– Что?!

– Просто дай ему яблоко, дура.

– Оно отравлено?

– Разумеется. Зачем я буду давать Адаму неотравленное яблоко?

– Ну да. Это понятно.

– Дашь?

– Дам. Но я, что буду от этого иметь? – спросила Зайчиха.

– Ты отправишься вместе с ним. И будешь говорить ему:

– У тебя дурной вкус.

– А почему этот вкус у него появится? Потому что яблоко было отравлено? Или потому что у него уже здесь, в Раю, был дурной вкус, и поэтому он съел отравленное яблоко. Как говорится, разбирался бы в парфюме, не съел бы яблоко, которое ты ему приготовил, и которое я ему дам.

Зе почесал хвостом затылок. Потом сказал, что не надо так заморачиваться, а то он сам потом не поймет, что сделал.

– Просто теперь ты будешь напоминать ему, что у него дурной вкус. Что бы он ни делал. Мол, настоящий, парфюмный человек никогда бы так не поступил.

– Имея все, имея Рай, так бездарно это потерять. Только имея врожденный привкус безвкусия можно было с такой жадностью сожрать это яблоко. Ты сумеешь, – добавил он.

– Да, действительно, – сказала Зайчиха, – иметь такие перспективы, быть, можно сказать, другом Самому и:

– Вылететь, как пробка из Рая. Это надо суметь.

– Прошу прощенья, – сказала И, – вы что об этом думаете?

– О чем? – спросил Пел, сообразив наконец, что И обращается именно к нему.

– Вы о чем думаете? Мы говорим о Тараканах.

– Думаю, вы правы, – сказал Пел, – Тараканы повышают производительность труда.

– Вот-вот, – сказала И, – когда мы переморили в газовых камерах практически всех тараканов – у нас упала производительность труда. А ведь всем уже известно, что к концу года мы должны выйти на миллион Даблов.

– В год? – спросил ПП.

– В год, – ответила И. – Мало?

– Думаю, пока хватит, – сказал ПП.

И только вздохнула. Она ведь не знала, что это сам ПП. Что он мог ей дотацию дать. Впрочем, вряд ли. Он сам привык брать дотации у олигархов. Чуть что:

– Дайте мне то, дайте мне се. У вас не убудет. Я не удивлюсь, что и Даблы также начали строиться. Изобрел Эйно – ученый из министерства Нано – этот самый Дабл. Да денег нет, чтобы его производить. И вот, пожалуйста, И дала денег. Купила всю технологию на корню. И сама стала производить легендарные Даблы. У меня, правда есть одно сомнение:

– Даже при стрельбе из лазерной винтовки изображается звук. Как говорится:

– Хоть пукни, но стреляй так, чтобы было слышно. – А в Дабле, говорят, ничего нет. Одна автоматика. Как ездить-то? В голове ведь много чего не умещается, но и мало тоже. Руками ведь все похватать хочется. Переключиться, так сказать, из миссионерской позы в классическую, древнюю.

Тараканы заказали музыку. На сцену вышел Миша. Так он всегда представлялся. Наверное, для того, чтобы не заподозрили:

– Этот парень:

– Не певец. – Тогда гонорар упал бы вдвое. Ведь певцу надо иметь имя. Как имела его Людмила Гурченко. Но сегодня она умерла. Жаль. Очень жаль. Но имя останется. Да и вряд ли она умерла. Здесь не умирают.

– Давай, Миша! – заорали пьяные Тараканы. И Миша дал:

– И в какой стороне я ни буду, по какой ни пройду я траве – друга я никогда не забуду. Если с ним повстречался в Москве-е.

(Здесь и других местах романа эта фраза – стихи В. Гусев)

Потом ребята начали танцевать. И что странно, как сказал Сори, их становилось все больше и больше.

Потом привели Пенка. Он был не против. Но парень только что лег спать. Его подняли.

– Ребята, вы че, я не могу. Голоса скоро не будет, чтобы у вас здесь петь. – Дело в том, что Серега пел здесь не только в концертном зале, но и прямо в цехах. Он сам на это нарвался. Сказал, когда за ним пришли:

– Хочу почасовую оплату. А ведь мне эта ваша буржуазная канитель ни к чему. Я работаю профессионально.

– Ну, окей, – ответил тогда Хо, только что вступивший в должность помощника И по финансовым вопросам. Я всегда говорил, что фильмы Голливуда сделаны по древней классике. Голливуд – это не место для упражнений русских критиков, а место, как сказал бы Ньютон, стоящее на плечах гигантов. Ибо:

– Куда ни посмотри – все повторяется. Все, что было сказано в Голливуде, повторяется здесь. Я помню побег из Шоушенка. И вот на тебе: этот Хо только недавно работал контролером ОТК, а вот уже занимается финансовыми отчетами И. Ох, доведет он ее до Цугундера. Хотя с другой стороны: куда уж дальше? Некуда.

– Я знаю, ты парень не очень бедный, – сказал Хо. – Тысяча в час тебя устроит?

Певец не стал торговаться. Он так и сказал:

– Я так всегда и беру: сто баксов за каждый мой год непоступления в Гнесинку.

– Сто баксов в час?

– Почему в час? Каждые шесть минут.

– Давай так. Недавно мне дали семнадцать лет. Скоро будет еще больше. Они не успокоятся, пока цифра моего срока не достигнет ста пятидесяти лет. И знаешь почему? Они боятся, что я проживу больше. Давай по сто долларов за семнадцать минут рабочего времени. Семнадцать умножаем на число дней, за которые был создан мир. Получаем сто.

– Я не понял, что такое эти сто? Ты меня не путай, банкир. Я певец, а не лох, которого можно запутать делениями и умножениями целых и не очень чисел.

– Все просто. Ну че ты паникуешь? Ты будешь получать не тысячу за шесть, а ту же, понимаешь ту же тысячу, но только за семнадцать. Но не простые семнадцать, а рабочие. Будешь петь не только на концертах, но и прямо на конвейере. Это тебе не пять часов в день, а если хочешь, то и пятнадцать. А то и семнадцать, – добавил Хо.

– Ты за кого меня держишь, комсомолец? Я не гастарбайтер. Чтобы по пятнадцать часов в день петь.

– Ты не гостарбайтер, и петь по пятнадцать часов в сутки не обязан. Но имеешь право. Тебе не надо будет больше искать работу. Вышел на конвейер, спел – получил. Плюс пять процентов от повышения производительности труда.

– Десять.

– Почему десять?

– Ну, по Ле-Ниниски. Чтобы была заинтересованность.

– Ладно. Вижу, ты тоже был комсомольцем когда-то. Пой певец за… восемь процентов от повышения производительности труда. Мы им наштампуем этих Даблов… Ролсс-Ройс закроют за ненадобностью.

Пенк запел:

– На призыв мой тайный и страстный. О, друг мой прекрасный, выйди на балкон. Так красив свод неба атласный, и звездный и ясный струн бечевен звон. Озари-и тьму ночи улы-ы-бкой, и я стан твой ги-и-бкий обниму любя. Мы одни-и! Никто не узнает, пока не светает, выйди на балкон. Звезд огни дрожат и мерцают! И ввысь посылают струны тихий звон.

– Друзья мои, – сказал Сер Пен. – Сегодня я бы спел здесь вместе с Людмилой Гурченко. Давайте споем вместе, споем за нее, как будто она здесь с нами. И он продолжал:

– Звезд огни дрожат и мерцают, и ввысь посылают струны тихий звон-н. Мы одни. Никто не узнает. Пока не светает. Выйди на балкон.

Тараканы встали и начали танцевать и обниматься. Они звенели бокалами и плакали.

– Откуда столько Тараканов? – спросил Уп. – Неужели они так быстро размножаются?

Далее, ПП приготовился к жертвоприношению.

Что-то произошло на Пирамиде Солнца. На третьем зиккурате Пирамиды Луны все присели. Они увидели в высоте прелестную женщину в сапфировом платье до самых пяток. Хороший цвет. Как спортивная комбинация у Марии Шараповой, когда вчера она выходила на корт Майами. Такая же, только длиннее и темнее, такого насыщенного сапфирового цвета. На голове у леди была золотая корона. Два луча поддерживали эту статую свободы. Один шел от пирамиды Солнца, другой от пирамиды Луны. Хина поставил ПП спиной к обрыву. Куда я буду падать, успел подумать ПП. Ведь сзади второй зиккурат.

Немой Жи привычно переложил дубину из одной руки в другую. Потом застучал по ладони. Это означало, что Жи говорит прощальную речь.

– Не болтай, – сказал Хина, – работать надо. – Жи застучал еще быстрее. Практически это было семь сорок. С выходом.

Но в голове ПП это отдавалось по-другому.

– Я всю ночь не сплю, а в окна мои ломится:

– Ветер северный умеренный до сильного. Я всю ночь не сплю, а в окна мои ломится ветер северный умеренный до сильного. Ла-ла-ла. Ла-ла.

Немой Жи неожиданно начал снижать темп. И дело не в том, в его буйной голове сработал какой-то тайный корпоративный код.

Это мушкетеры начали штурмовать зиккурат. Лев Толстой, Дартаньян, Монте и их отряд. По совету Хо И наняла этот отряд Мушкетеров.

– Зачем? – спросила она. – У нас есть две Пирамиды. На одной работают Хина и Немой Жи. На другой – сладкая парочка профессоров:

– Во и Ас.

– Но их многое объединяет, – сказал Хо. Вот пример того, как сам идеолог трепологии говорит правду. Точно три точки, необходимые ПП у него были. – Нужна альтернатива. Кто такие мушкетеры? Это люди, которые говорят правду, даже если она не совпадает с исторической правдой. Кардинал Ришелье, например, был более прогрессивный, демократичный деятель, чем практически бездеятельный король Людовик. Но, увы, правда есть и выше исторической. Кардинал обманщик и убийца, а король строгий супруг, имеющий право любить не только королеву. Этакий Олег Таб.

Или:

– Кто больше:

– Парень или девушка?

Говорят, однозначно, что парень. А девушка должна ему подчиняться. Но также однозначно можно сказать, что девушка только тогда подчинится парню, когда она сама будет первой. А так как первой она быть не может, ибо не знает с чего начать, что вообще надо делать. Следовательно, первым должен быть мужчина, но делать он первым должен дело не как первый, а как второй. Иначе она делать ничего не будет. Сделал первым, но этого мало. Надо еще доказать ей, что это не он был первым, а она. Собственно, и доказывать ничего не надо. Леди сама скажет, что она была первой. Почему? Ведь сказано же:

– Подчиняйся ему! – Она и подчиняется. Подчиняется ему, чтобы он был первым. Потом опять подчиняется ему, что она была первой, а он вторым.

Потом историки говорят:

– Это был он, а не она. Ибо на месте исторического действия мы нашли мужские тапочки. Увы, но это не доказательство. Она специально могла носить мужские тапочки или мужскую шляпу, как любовница Хемингуэя.

Один парень сказал, что самый устойчивый человеческий и исторический фантом – это вранье.

Многие думают, что в Библии много вранья. Врали, врали и врали. Зачем? Просто неумышленно. Переписывали раз, переписывали семьдесят раз семьдесят переписчиков. Ошибиться не мудрено. Они ведь не были очевидцами событий, описанных в Евангелии, значит, им приходилось додумывать, чтобы события выглядели понятно. Делали вставки, так как переходы казались им нелогичными. Это не говоря о том, что были не только переписчики, но и переводчики. И те, и другие весьма вероятно могли толком не понимать, о чем идет речь. Одни говорили:

– Я верю, но в Воскресение не верю. – Другие им отвечали:

– А тогда вы вообще не верите. – И именно эти люди, а не марсиане, не сверхсовременный компьютер занимался текстами Евангелия.

Тем не менее, все эти рассуждения совершенно не верны. Не верны, ибо само время, точнее сама конструкция текста является не убиенным фантомом вранья.

Все историческое время делится на два времени. На собственно историческое, то есть на прямой эфир, и на то, что было после большого взрыва. Это не похожие времена. Сколько времени длился прямой эфир, сколько живет частица в коллайдере? Очень малые доли секунды. А дальше что? Дальше мир уже не будет таким, каким он был в коллайдре, в прямом эфире. Представьте себе такси, в котором водители для рекламы раздают пассажирам карточки с номерами телефонов. Это прямой эфир. А после большого взрыва ситуация стала иной. Теперь уже не только раздают пассажирам карточки с телефонами, но и идет реклама по телевизору. Это большая разница. Было:

– Я знаю номер этого такси. – Стало:

– Я знаю, что все знают. Все знают номер этого такси.

Что меняется? Так как я знаю, что многие ездят на этом такси, то значит, оно престижное. А престижным оно стало почему? Потому что надежное, в нем много машин, так как всегда есть свободная машина. Если машина свободна потому, что нет заказов, то это ошибочный вывод: водители, не имея заработка, уволились бы, и машин стало бы мало. А если машин мало, то и не дождешься, пока за вами приедут. Следовательно, заказов много. И, значит, это такси, где Семерки, например, лучше такси, где машины классом выше, например, Рено Логаны. И тогда, как историческая, пойдет информация, что в такси, где были Семерки во время большого взрыва, то есть всего одно мгновенье, будет видно, как такси с Логанами.

Получается, что в прямом эфире это Семерка, а в рассказе это Логан. И никто ничего не врал. Само время изобрело этот фантом. И он, значит, уже не фантом, не выдумка, а:

– Это и есть реальность!

В прямом эфире был один автор, а после рекламы их стало два. Как только появляется прошлое, так появляются два автора. Автор и герой. Мир уже из просто мира становится:

– Театром.

Первое мгновенье – это прямой эфир, потом уже рассказ. Так как появилось прошлое. Потом и прямой эфир, и первый рассказ будут находиться в третьем рассказе, потом в четвертом. И так далее. И возникает дерево, о котором и говорил Иисус Христос. Дерево, вырастающее из самого маленького горчичного зерна. Из частицы, живущей в коллайдере. Из прямого эфира.

Время само превращает легендарную рабочую Семерку в Хаммер или в Дабл на воздушной подушке. И неизменной историей является только сама:

– Метаморфоза.

Напрасно многие думают, что они до сих пор частицы, живущие в коллайдере. Как сказал Экклезиаст:

– Все уже было. – Все уже в прошлом.

Мир меняется после рекламы. Следовательно:

– Реклама – это любовь.

Говорят, что по историческим данным, Иисуса Христа никто не знал. Не знал тогда, две тысячи лет назад. А сейчас знают почти все. Александр Мень возражал, что письменные свидетельства, что Иисус Христос был, есть. И он приводит два или три примера. Но это ничего не меняет. Все равно противоречие остается:

– Тогда это было ЧП районного масштаба, а сейчас мирового. Было событие, а сейчас это:

– Роман.

Вот я вам рассказал, как это происходит. Тогда этого не было, а сейчас есть, ибо, как сказал Иисус Христос:

– Дерево растет.

В принципе, можно сказать, что уже и тогда всё было. Как? Ведь не было между верующими отношений:

– Я знаю, что ты знаешь! – Просто:

– Я – верю.

Попытка первой рекламы была сделана Эхнатоном. Это попытка введения Единого Бога. В этом весь смысл единого бога. Если все знают, что бог один, то и информация ко всем поступает одна и та же. И каждый верующий уже может сказать себе:

– Я знаю, значит, знают и другие тоже самое. Я знаю, что все знают, что бог это Атон.

Тогда это не прошло. А Иисусу Христу это сделать удалось. Не имея Библии, люди уже были объединены. И посылка этому объединению была:

– Бог один.

Вера, невидимая со стороны, невидимая историками, тем не менее, уже тогда существовала. ЧП районного масштаба, таким образом, уже тогда было романом. Но невидимым для историков. Роман видели только верующие. Их объединял:

– Единый Бог. Он менял:

– Я знаю. На:

– Я знаю, что все знают. – Менял одинокий голос, голос:

– Вопиющего в пустыне на голоса:

– Автора и героя романа.

Можно сказать, что и человек появился благодаря вранью времени. Исторически существовал только Бог, а человек появился только тогда, когда появилось прошлое.

Человек появляется только в романе. Не зря Диккенс маленькие рассказы называл романами.

Следовательно, претензия, что Библия – это не правда, а художественное произведение, роман – не состоятельно. Ибо именно роман это и есть правда. Историческая правда.

В то время, когда мушкетеры штурмовали пирамиду Луны, пирамида Солнца отделилась от Рая и зависла. Действительно, она стала похожа на летающую тарелку. Как это и предсказал Сид. Странно, но именно на тарелку, а не на пирамиду. Дело в том, что пирамида крутилась, и создавался эффект тарелки. Пирамида сплющивалась и расширялась, как волчок.

Далее, что произошло на Пирамиде Солнца.

Эти ребята, Во и Ас, не сбрасывали людей с зиккурата, ибо…

Ибо они просто заговаривали людей до смерти. Еще раньше, на Земле, они доводили чувствительных студенток до обмороков. Таким запечатывающим зиккуратом у Аса была фраза:

– Это надо отчетливо понимать. – Как гвоздь она забивала в голову студентки только что преподанные знания. Девушки падали в обморок. Сначала думали, что от беспредельной любви. Но девушки на следующий день сдавали экзамен на отлично.

– Маг, – говорили некоторые шепотом. – Маг советского образования. – И действительно, этот парень часто спускался с кафедры весь в поту. Хотя не носил желтую кожаную куртку, как его напарник Во. Во сначала носил коричневую. Но потом понял, что не надо оригинальничать. Надо быть:

– Как все. То есть делать так, как делал академик Лысенко. Желтый это же ведь цвет Солнца. На него в первую и в последнюю очередь надеялся академик. Не считая, разумеется пчел и нашего друга Эстэ-Лина. Фразой, которой Во вгонял студенток в гроб, были слова:

– Твой рост ниже предполагаемых исторических обстоятельств.

Я тут может быть, сказал не совсем точно, что он загонял студенток в гроб.

А может быть, и правильно. Может быть, этот парень считал ребят, которых приносил здесь в жертву, своими бывшими студентками. Только там, на Земле, он доводил их, как и Ас, до обмороков, а здесь он использовал еще эффект Чарли. Имеется в виду Чарли Чаплин. Щурился, как кот, надевал длинные башмаки с загнутыми золотыми носами, несмотря на то, что был в своем обычном концертном серо-синем костюме, как у члена правительства. Его прием правильнее называть эффектом Фокусника, потому что Чарли Чаплин становился маленьким не для того, что потом умереть, а наоборот, он закреплялся на этом рубеже, на том рубеже, где уже нельзя проиграть. Все пули летят поверху. Ну, примерно, как Александр Матросов.

Во внушал обратное:

– Маленький человек не удержится. – Вот, как Шарапова сейчас:

– Что ни делай – бесполезно: мандраж не проходит. Все делается правильно, но все шары летят мимо. И обида у нее не проходит. Она думает:

– Почему нельзя играть по-человечески? Как все. Ведь противник не делает ничего особенного, а выигрывает. Почему ей надо унизиться до хлопка одной ладонью? Тем более, что она уже согласна и на это. Но не получается! Что собственно обидно? Обидно, что она обязана проиграть! Как будто кто заставил Машу подписать этот договор о проигрыше. Но явно, что не человек, а дух. Невидимый человек. Он заставляет ее проигрывать без предварительного уведомления. Остается сражаться, как самурай. Как:

– Том Круиз. – Но как сражаться, если рука дрожит и не держит меч? Прошу прощенья, ракетку.

Остается только молиться.

– Отче наш. Сущий на небесах. Да святится имя Твое, да придет царствие Твое. Да будет воля Твоя. И на Земле. Как на Небе. – Других вариантов нет. В самом человеке не осталось даже самой малой величины. Только память о Боге.

Пирамида поднялась, потому что сопротивление, оказанное Ксе, Сидом, и Адамом, оказалось очень сильным. Во не ожидал. Все знали, что эта пирамида, Пирамида Солнца является не антенной, связывающей Рай с Млечным Путем, как все Египетский пирамиды, и как Пирамида Луны, а это Космический Корабль. Но никто еще ни разу не видел, что он на самом деле может подняться вверх. Думали, что это просто легенда. Никто даже толком не знал, что надо сделать, чтобы поднять эту Пирамиду. Как никто не знает, что такое Золотой Меч, скрывающий Рай. Но оказалось, что сопротивление, которое оказали воздействию ученых Адам, Сид и Ксе, привело к возникновению Сиреневого Ветра. По другим данным его называли Фиолетовым. И он поднял Пирамиду.

Далее. Побег по зимней тайге.

Ас присоединился к Волу. Его отчетливые гвозди летели в жертв, как из скорострельного пулемета, который использовался немцами против конного корпуса русских, направлявшегося из-под Вишеры на Любань. Кстати, Том Круз сражался против пулеметов со скорострельностью двести выстрелов в минуту. Это не много, это в десять раз меньше, чем били пулеметы по коннице Гайда, выступившей из-под Вишеры На Любань. Но это уже было в девятнадцатом веке.

Адам приложил все силы, чтобы не улететь вниз с зиккурата. А это уже была не высота пирамиды. Это было в три раза выше. Пришлось обратиться за помощью к Терру.

Страшно отделяться от своего тела. Ни Ксе, ни Сид не смогли этого сделать. Только Адам. Ведь он был прирожденным Аватаром. Он вошел в пещеру, где сидел прикованный цепью Терр, и крикнул:

– Те! Те! Терр! – Дракон слетел вниз.

– Зачем я понадобился тебе, Адам? – печально спросил Терр. – Меня посадили в эту тюрьму, а ты не ударил палец о палец, чтобы помочь мне.

– Я не знал, – ответил Адам.

– Если ты не знал, значит, никто не знает, – ответил Терр. – Ты чего, собственно, хочешь?

– Останови Пирамиду Солнца.

– Это будет равносильно падению самолета. Вы разобьетесь.

– Может быть, есть возможность спрыгнуть с парашютами? – спросил Адам.

– Пирамида ведь крутится, правда? – спросил Те.

– Правда, – ответил Адам.

– Вас закрутит круговым потоком. Понимаете?

– Я понимаю, – сказал Адам. – Мы попадем в смерч. – И добавил: – Сейчас меня разбудят. Пожалуйста, быстрее, дай мне совет.

– Хорошо, я скажу, что надо делать в этой ситуации. Но ты пообещай, что в следующий раз, Адам, ты отпустишь меня.

– Окей, – поспешно сказал теоретик.

Адам надеялся, что он, Ксе и Сид сразу окажутся внизу, на земле, но скоро понял, что просто вернулся назад в свое тело. На Пирамиду Солнца.

– Он живой! – крикнула Ксе. Ветер то поднимал, то опускал, то крутил ее зеленые волосы вокруг головы. Сид с трудом приблизился.

– Они ушли через люк! – крикнул Сид.

– Он имеет в виду лекторов, – добавила Ксе.

– Люк закрыт, мы не можем туда попасть. Что нам делать, Адам?

– Пирамида поднимается все выше и выше. Мы погибнем. Сделай же что-нибудь, Адам.

– Все уже сделано.

– Ты уверен? Что-то не видно никаких изменений. Все по-прежнему очень плохо.

– Сейчас, сейчас, – сказал Адам, – все будет нормально.

– Так же сказал Адам, когда очутился на Земле, выпав из Рая, как птенец из гнезда, – сказал Сид.

Пирамида продолжала крутиться и подниматься все выше и выше.

– Мы погибнем. Это без вариантов, – сказал Сид.

– Я не знаю, с кем ты договаривался, – сказала Ксе, – но, пойми, он тебя обманул. Эх, Адам, Адам, а ведь я тебе так верила. Я даже когда-то мечтала стать твоей женой. Для тебя это было бы большим счастьем. Теперь, конечно, это уже невозможно. Ты обманул меня. Ты обещал. Как ты обещал спасти меня! Как ты клялся! Теоретик недоделанный. Чтоб тебя никогда не пустили в Рай. Адам! Ты должен, что-то придумать. Ты должен нас спасти.

– Я думаю. Пожалуйста, не мешайте. Представьте себе, что я Джек Лондон, живущий в своем большом парке. Чтобы дойти до моего дома вам понадобится несколько часов. При всем желании вы не сможете помешать мне додумать мою великолепную идею.

– Здесь должны быть отстреливающиеся капсулы, – сказал наконец Адам.

– И где, ты думаешь, они находятся? – спросил Сид. На гладкой поверхности пирамиды не было никаких выступов.

– Если здесь и есть катапульты, то они выводятся кнопками, – сказала Ксе. – Невооруженным глазом ничего не обнаруживается.

– Ракеты находятся на четвертом зиккурате, – сказал Адам.

– Мы не сможем туда забраться, – сказал Сид. – Слишком высоко. А мы не умеем летать.

– Я умею, – сказал Адам. – Не будите меня пять минут. Я выйду из себя и посмотрю, что находится за окнами четвертого зиккурата.

Он поднялся на четвертый, самый маленький уступ, называемый зиккуратом вечности.

Действительно, в окнах стояли модули. На них можно было улететь с Пирамиды Солнца.

Адам приблизился. Модулей было три, а в двух уже сидели люди. Это были Во и Ас. Как сказала одна девушка:

– Мне понадобилось две недели, чтобы понять, что происходит. – Ничего удивительного, они поднялись сюда на лифте, сделал вывод Адам. Но они захватили два двухместных модуля. Зачем? Только для того, чтобы меньше досталось нам. Тут ракеты ушли в Сиреневый Ветер.

Адам сел в третий, оставшийся модуль, и попытался запустить его. Увы, он был не всемогущим. Для запуска нужно было реальное тело. Он усмехнулся.

– Я свободен, но не могу улететь. О какой же свободе выбора говорят? Я хочу быть свободным, только будучи несвободным. А как свободный человек я не могу ничего сделать, чтобы спастись.

Он вернулся на Пирамиду Солнца.

– Мы уже очень высоко, – сказала Ксе. И добавила со слезами на глазах: – Теперь мы не сможем спрыгнуть даже с парашютами. Что будем делать?

– Богу молиться, – ответил Адам. – Многие считают, что Бог теперь уж не разговаривает с людьми. И напрасно. Разговаривает. Просто надо знать приметы, когда это происходит. Вы знаете о существовании синдрома:

– Первой очереди? – Не в том смысле, что вы имеете право быть первыми в каждой брачной ночи, а вы имеете право быть первыми в своей очереди в кассу универсама. Пятерочки там, или Копейки. Дело в том, что всегда находится кто-то, кто хочет пройти впереди вас. Он стоит за вами, думает, чтобы такое придумать, чтобы пройти впереди вас. Вы стоите, стоите вместе, уже прошло пять человек. Наконец подошла ваша очередь. Кассир уже смотрит на ваши товары, которых наименований так пять, шесть. Но вдруг, а точнее вы так и думали, эта дама говорит:

– Можно я пройду без очереди? У меня без сдачи. – И держит полный кулак мелочи. Стояли, стояли вместе двадцать минут и вот на тебе: как только подошла ваша очередь, она говорит:

– Можно я пройду вперед? – У вас среди покупок уже нет пластмассового тазика. В Пятерочках и Копейках есть отделы хозяйственных товаров. Там продают пластмассовые тазики, туалетную бумагу, такую мягкую, двухслойную, желтую, зеленую, белую. Раньше вы всегда брали тазик, чтобы спокойно стоять в очереди. Вы знали, если кто-то попытается пройти вперед, вы сможете надеть ему на голову этот тазик и не пропустить вперед. Теперь вы стали добрее. Вы уже не берете тазик, вы берете мягкую желтую двухслойную бумагу. По четыре рулона в упаковке с запахом полевых цветов. Исторически, я думаю, это правильный выбор. И ей бьете по голове, обгоняющих вас через двойную сплошную. Прошу прощенья, я имел в виду очередь в кассу Пятерочки.

– На тебе, на тебе, на тебе! Не лезь – слово на букву б – без очереди.

Теперь, я надеюсь, вы поняли, что именно в это время Бог смотрит на вас. Понимаете? Как только вы увидите, что кто-то лезет вперед вас без очереди:

– Улыбнитесь. – Ведь вы знаете уже, что на вас смотрит Бог. И вы улыбаетесь именно ему.

– Привет! – И Он тоже машет вам рукой:

– Привет, друг!

Обгоняющая вас дама думает, что вы улыбаетесь ей. Да ради Бога! Пусть думает, что хочет. Вы-то знаете, что разговариваете:

– С Богом. – Как это бывало и раньше. Давным-давно.

А иначе, сами по себе, вы не преодолеете этот Синдром Первой Очереди. Вы так всю жизнь и будете пользоваться пластмассовыми тазиками и, в лучшем случае, мягкой двухслойной туалетной бумагой. Вы пропустите сеанс связи с Богом. Кажется, так просто сказать:

– Да, пожалуйста, леди, проходите вперед, мне некуда больше спешить. – Нет, нет и нет! Ничего не выйдет. Вы сможете пропустить ее только:

– Улыбнувшись Богу.

Между прочим, именно поэтому, как доказал благородный Виктор Ерофеев, человек стал глупее. Не потому, как говорят некоторые биологи, что история режет самых умных, чтобы масса, как говорил Никита Сергеевич, была устойчива, а потому, как сказал Ньютон:

– Что не надо иметь мозг в тысячу шесть сот граммов, а достаточно всего тысячи триста граммов, чтобы:

– Встать на плечи гигантов. – Когда человек имел большой вес мозга в тысячу шестьсот граммов, он танцевал от печки. Всегда начинал историю заново. С семнадцатого года. Триста граммов мозга стали не нужны, так как этот вес заменила:

– Вера. – Вместо одного появилось два центра знания. Один у Человека – другой у:

– У Бога.

Эта теория верна везде, но, похоже, только не в России. Куда делись российские триста граммов? – Вот вопрос.

– Вот, я вам улыбнулся, и теперь я вижу кнопки лифта, который поднимет нас на четвертый зиккурат, – сказал Адам. Это были…

Это были незаметные плиты пола. Они были незаметны, потому что все плиты на первый взгляд, взгляд сверху, были одного цвета. Но Адам показал своим друзьям, как надо смотреть. Он приложил голову к полу. Как для молитвы. Но не стал стучать ей о желтые мраморные плиты, как обычно делают отчаявшиеся люди, а повернул голову в профиль.

– Сделайте, как я, – сказал он.

И они увидели у самой стены четвертого зиккурата две оранжевые, как спелые марокканские апельсины Бон и Клада, плиты. При чем здесь Клад? Это, как в песне: Бон их жарила, Клад их возил.

– Левая кнопка – это вниз. Правая вверх. На небо.

– Это если считать, с какой стороны? – начал было Сид, но Адам сказал, что сейчас эти шутки с теорией относительности не уместны, ибо плиты находятся у стены, как кнопки обычного лифта. Только что на полу. Левый это слева, и значит, это вниз. А правый наоборот.

Далее, Сид и Ксе улетают, а Адам остается. Для него нет места в двухместном модуле.

Глава вторая

Страховка спасает И жизнь. Антиматерия. Всё наоборот. Творческие союзы лучше нанотехнологий. Почему это произошло? Моя собачка и моя кошечка. Она наверху.

Теория Млечного Пути. Сладкая парочка. Право и лево. Перемещение людей без траектории. Где Иосиф? Дайте и нам сказать. Петля времени обслуживает прямую непрерывную последовательность. Неужели она может изменить мир?

Ксе и Сид. Надо ли загадывать желание? Куда вкладывать деньги на Марсе? Право на свой КК. Бурлаки на Волге.

И покачнулась. Она только что приняла душ, и прямо в магическом серебристо-желтом халате села за стол к ноутбуку. Дело в том, что хотя над Пирамидами стояла голограмма И, эта голограмма была тесно связана с живой И. Пирамида Солнца начала подниматься, И закачалась и начала падать вниз. Она бы непременно разбилась, если бы не страховка. Полгода назад на завод приезжал Нано вместе с Эйно. Уже перед самым отъездом И попросила Эйно проверить, как она сказала:

– Электронику. – Эйно проверил и сказал, что ничего улучшить не может. Они уже уезжали, когда Эйно сказал И:

– Я сделал вам страховку. В случае чего вы сильно не пострадаете.

– В каком случае? – не поняла И.

– В случае аварии, – ответил Нано.

– У нас не бывает аварий, – сказала И.

– Ну, я и говорю, что это страховка, – сказал Надо. – И да: не говорите о ней никому.

Далее, страховка спасает И жизнь.

Страховка заключалась в том, что после приезда Нано Голограмма стала связана не с самой великолепной И, а с ее копией. Имеется в виду не двойник, который был у Эстэ-Лина и у Хи, да и всех замечательных людей, имеющих власть и деньги. Например, сейчас стало модным иметь двойника у областных прокуроров. Чуть что не так:

– Это был не я. – И главное валить ни на кого не надо. Ибо:

– Это был не я. – Спрашивается:

– Почему эти ребята не имеют электронных двойников? Как И. – Ответ очень простой. Дорого. Пока что это еще очень дорого. Просто по техническим причинам. Недостаточно еще здесь развиты нанотехнологии. Я думаю, что Нано сознательно тормозит развитие, скажем так:

– Нанодвойников. – Ведь тогда концов вообще не найдешь. ПП тогда уже не сможет каждый день говорить о будущем разгроме коррупционеров. Ибо… Ибо, ибо их будет слишком много. Может быть, Эстэлин вместе со своим слугой академиком Лысенко для того и запрещали заниматься людям наукой, что это могло привести к таким побочным эффектам, как:

– Размножение двойников. Нанодвойников – это в отношении запрета кибернетики. И клонов – это в случае запрета генетики.

Для некоторых ребят, например, для Зю, Нано это антиматерия. Не зря он часто говорит, чтобы На вместе со своими нанотехнологами валил назад в будущее. Имеется в виду, чтобы Нано ехал к чертям собачьим на Марс.

И действительно, ведь дело уже дошло до обсуждений на уровне парламентских фракций, что надо ввести увеличение уровня народонаселения с помощью клонов. Просто так уже, к сожалению, не получается. Возражение ПП:

– Коррупционеры будут выдавать реальные генетические клоны за электронные. – Извините, но переписывать не буду, просто читайте:

– Все наоборот.

Думаю, как обычно, все сведется к обсуждению резолюции Зю об увеличении количества творческих союзов. И правильно, лучше уж вообще ничего не делать, чем заниматься нанотехнологиями. Почему? Думаю, что эти нанотехнологи приведут нас, в конце концов, к восстанию машин. Такие люди, как мы, перестанут их устраивать окончательно.

Голограмма наклонилась, упала вниз, и разбилась на осколки. Как зеркало. Но благодаря страховке, поставленной Эйно, И не получила, практически, никаких повреждений. Леди не узнала бы, что для нее сделал Эйно, если бы не заметила в компьютере изменение имени двойника. Вместо И, там стояло:

– И-а! – В древности, у племени, жившего здесь до ацтеков, такая метаморфоза с именем означала превращение из жреца в осла. С виду человек практически не менялся, но в душе понимал:

– Я стал ослом. – Он сидел дома, и часами думал:

– Почему это произошло?

Не знаю пока, при каких обстоятельствах это произошло, но это произошло с Адом. Он стал похож не на осла, правда, а на кота, с топорщ… – нет, это слово я не могу перевести – пусть будет просто:

– С модными всклоченными усами и оттопыренными ушами. – Может быть, даже ничего с ним такого особенного и не случилось, просто теперь это модно, вот и все. Но иногда ему снился сон. Он пишет сочинение на тему:

– Как я стал ослом? Я стал ослом, так как… – Что было дальше, Ади не знал. Он просыпался в холодном поту. Он всем рассказывал, что не помнит, что было дальше.

– Или ничего не было, или я не помню, – И нельзя сказать, что он врал. Когда потом он начинал вспоминать события прошлой ночи, то сам удивлялся:

– Откуда это? Неужели это на самом деле ему снилось? Как будто он родился на пересылке. Отец его агент ФБР застрелился в тысяча девятьсот двадцать девятом году во время американского дефолта. Он никак не мог вспомнить, почему? Скорее всего, думал Ад, она была бизнесменом, и во время этого обвала биржи, проиграла все свои деньги. Но на следующий день она… Нет, этот сон оборвался. Под утро уже он понял, что мать его была агентом НКВД. Она добровольно вышла замуж за агента ФБР. Пожертвовала собой ради работы. Он был арестован за разглашение секрета атомной бомбы, и осужден пожизненно. Она думала, что получит звание героя за многие годы страданий, связанных с жизнью в капиталистической стране, но вынуждена была умереть на пересылке во Владимирском Централе. Сын ее родился с усами. Он был котом. По мнению академика Лыско ничего другого и не могло выйти из союза членов совершенно разных сообществ:

– Капиталистического и Коммунистического.

Тогда это было удивительным. Сейчас, в век господства нанотехнологов, никого не удивила фраза Ксе, которая мечтала иметь двух детей в недалеком будущем:

– Хочу иметь – нет, не мальчика и мальчика, и не мальчика и девочку – хочу, чтобы у меня была собачка и… собачка. Но, может быть, я еще передумаю, – добавила леди. – По совету моего персонального наногенетика Павла Лобк я хочу иметь собачку и кошечку. Думаю, им будет весело вместе. Между прочим, сейчас это модно в большинстве семей мира.

Таким образом, перед самым пробуждением он смог дописать:

– Я стал ослом, так как долго не мог понять, кто я на самом деле. Я Кот. Настолько любящий Америку, что вынужден говорить глупости в России. Так как мой пала был фэбээровцем, а мама работала в НКВД. Если бы я жил в Америке, то естественно ничего не говорил бы об Америке, а только о России. Ну, чтобы соединить наконец-то вместе Х и У хромосомы. Америка – это она, а Россия, естественно, – это он. Ведь, собственно, почему американцы выдумали третий способ траханья? Потому что Россия, он, трахает Америку во всех положениях: и в мессионерском, и в классическом, древнем. Третий способ – это она наверху, нельзя не назвать противоестественным. Он не описан ни в одном из нормальных сообществ: ни у собак, ни у волков, ни у лисиц, ни у драконов, ни у гиппопотамов, ни у открытых английским премьер-министром орангутангов.

А И, открыв свой паспорт, только заметила, что ее имя совсем чуть-чуть изменилось. Не на:

– И-а, а на:

– Ир. – Смущало только то, что оно больше было похоже на мужское имя, чем на женское. Повреждение было, но не значительное.

– Мне повезло, – сказала сама себе И, теперь уже Ир. – Ай да, Эйно, ай да молодец! Только теперь придется чаще надевать мужской костюм.

Теперь посмотрим, где теперь находятся наши герои. Так, Адам… Пока его не видно. Ас и Во идут по тайге по направлению к хутору. А… вижу:

– Сид несет Ксе на руках по тайге.

Люди в этом таежном поселке высыпали на улицы, как рассыпавшийся по кухне горох. После долгого лежания пакет, где они жили, прорвался. Почему-то никто не хочет есть горох. Это описание облаков. Теперь диалог:

– Что это было? – спросил Кузьма.

– Это был… мама! Тунгусский Метеорит. – Кажется, это сказал его сосед Федот.

– Инопланетяне! – крикнула высокая охотница Марфа. И приготовилась нанести Федоту удар в челюсть справа.

– Это, наконец, провел свой эксперимент… Тесла, – сказал местный физик-теоретик. Кто бы это мог быть? Ясно, что когда-то этого чернобородого парня выслали сюда за… За что его собственно, выслали? За любовную связь с иностранной разведчицей? Нет, это уже только что было. Правда, там было наоборот. Разведчик был иностранный, а шпионка русская. За подрыв авторитета академика Лысенко, выпустившего на картофельные поля кур. Можно сказать, что он по совету Владимира Высоцкого выдал им талоны на усиленное питание. Только Высоцкий имел в виду картофельных селекционеров, мол, им надо бы давать талоны на усиленное питание, чтобы не ели одни картофельные обрезки, предназначенные для учебных посевов. Но академик решил дело в пользу кур. Ибо… ибо и куры будут сыты, и картофель спасен от нашествия червей. Правда, ученый не подумал в этом варианте ни о жизни червей, ни голодных селекционеров. Спасая одних, уничтожаем других.

Но вряд ли Адама – а это был, оказывается, он – выслали на Тунгуску за это. Скорее всего, за не имеющую официального автора теорию. Теорию о прилетах на Млечный Путь. Эта теория рассказывает об одновременном прибытии на Млечный Путь космических кораблей, независимо от времени их вылета. Хотя не исключено, что его опять соблазнила жена какого-нибудь профессора.

Любой вариант доказывает то, что время в разных системах движется по-разному. Один уже отсидел, а другие только что подъехали. Хотя Адам покинул Пирамиду Солнца позже, чем Ксе и Сид, а они позже сладкой парочки Во и Аса.

Исполинская Марфа схватила первых попавшихся пришельцев из другого мира, и вместе с Федотом затащила в дом.

– Кто это? – спросил Федот. – Опять лекторы с Марса?

– У тебя все с Марса, – почему-то мягко ответила Марфа. Федот почесал голову и задумался. Просто хотел вспомнить, когда это он говорил, что все прилетают сюда с Марса. Ведь сказал же Теоретик, что не обязательно:

– Все с Марса. – Могут появиться люди из Америки.

– Как это? – спросил Федот.

– Телепортация, – ответил Адам. – Вот жду здесь, когда Тесла проведет, наконец, свой Тунгусский Эксперимент.

– Это телепортированные, – сказала Марфа. – будут нам играть в телевизоре. А то, как сломался десять лет назад, так починить некому. – Она показала кулак Федоту. И сказала ребятам, Во и Асу:

– Давайте, полезайте в телевизор. – Она так потом их и называла целую неделю:

– Те и Ле. – Ребята ее плохо слушались. Или не слушались вообще. Например, Марфа им говорила:

– Хочу сегодня кино про судью Дреда. Она начинала шепотом считать, и показывать пальцем то на одного, то на другого. Это происходило каждое утро. Марфа выбирала судью Дреда, который потом, в большом, в человеческий рост прямоугольнике, называемом телевизором, должен бить преступника, незаконно захватившего управление деревней. Этот преступник, брат судьи Дреда, не раз возражал, что по-настоящему-то если рассуждать, надо бить по очереди.

– Нет, нет, я хочу, чтобы всех бил судья Дред.

– Ну, почему?! – возмущался брат.

– Он делает это лучше тебя. – А ведь они играли судью по очереди.

– Мы играем судью Дреда точно по очереди, – сказал Ас. – Зачем вы нас каждый день выбираете?

– Какая разница, – сказал Во, – между правым и левым?

– Это просто, с какой стороны посмотреть, – сказал Ас.

– Не думаю, что вы американцы, – сказала Марфа, а Федот подтвердил ее слова покачиванием головы. И она попросила пригласить для разъяснения ее позиции Теоретика.

– Друзья мои, – сказал Адам, – это только кажется, что Право и Лево – это в принципе одно и то же. Нет. Вот возьмем ноутбук. Если он настроен сразу печатать на русском языке, то это Право. Одно нажатие и:

– Пуск! – А если Лево? Что будет? Вот посмотрите, канители не оберешься. Компьютер настроен сначала включить печать на английском языке. Вы должны сначала его переключить на русский. Вы отвлеклись, и не знаете, сделали ли уже это переключение. Просто так проверить эту информацию вы не можете. Нажимаете на клавиатуру, и да, оказывается, вы уже сделали это переключение. Язык – русский. Но в другой раз вы подумаете, что переключение не сделано, а оно уже было сделано. Нажатие – и вы видите английский язык. Нужно опять переключать на русский. Конечно, можно посмотреть, какой установлен язык, без нажатия на кнопку клавиатуры. Но ведь вы делаете все автоматически, и не смотрите по сторонам, или вниз. Да и сам внимательный взгляд на надпись – это тоже нажатие на кнопку. Таким образом, Право – это автомат, а Лево требует размышлений.

– Я в это не верю, – сказал упрямый Ас.

– А я в это принципиально не верю, – сказал еще более упрямый Во.

– Я на это надеялась, – сказала Марфа. И добавила, обратившись к Адаму:

– Ты свободен, красавчик. И да: Федот, выдай ему полтора кило икры.

Простите, что?! Как я сразу не догадался. Это была Мэрилин Монро, а Федот ее Максим Максимыч. Не было акцента, как нет его при выборе языка: ведь мы думаем, что там:

– Всегда русский.

Я думал, что они все еще пьют пиво в сибирском ресторане. Но перемещение людей в пространстве и времени без видимой траектории, это еще не сказка. Сказка будет впереди. И начинается она в Библии. Это два противоречия. Неожиданное для земной логики исчезновение названного отца Иисуса Христа – Иосифа. Допустим, это был бы отец Ломоносова. Он уехал из дома учиться в город. Можно ли считать, что в его биографии отец уже не существует? За время учебы Ломоносова, за время его открытий отец его мог еще выловить хоть тысячу тонн рыбы и продать ее. Какое это может оказать влияние на возможность открытий Ломоносова? Кажется, что никакого. А вот если бы прошла информация, что отец его умер, это бы отразилось на его психике. Ведь даже по рукам можно определить:

– Умер ваш отец, или нет. – Значит, удар от этого события очень силен. Но, во-первых, в Библии акцент настолько силен, что даже очень маленькое событие окажет влияние на то, что будет думать, а точнее, что скажет Иисус Христос. Поэтому все ищут Иосифа. Где он? И во-вторых, в отличии от Ломоносова, кажется, что вся семья Иисуса участвует в его деятельности. Точнее, написано, что семья хочет участвовать, но Иисус не пускает их в дом. То есть в прямое участие. Но и стояние вне дома – это тоже явное участие. Такое впечатление, что полетами в космос занимается не только один Королев, но и вся его семья. Все хотят принять участие в строительстве ракет. Все хотят подать свой голос за ту или иную конструкцию ракеты. Пять надо двигателей или двадцать четыре?

– Дайте и нам сказать! – И вот получается, что Иосиф нигде ничего не говорит. И не умер, и не жив. Как это может быть? Все это спрашивают, и не находят ответа.

Второе противоречие – это исчезновение Самого Иисуса Христа. Неизвестно, где он был с двенадцати до тридцати лет. Ведь если узнать, где Он был, например, в Индии, то можно понять, что, собственно, Он говорил. О чем?! Можно дать Его словам большую конкретизацию. Можно было даже просто абстрактно, по школьному, написать, что Иисус ходил по синагогам, разговаривал с фарисеями и книжниками. Но не как учитель, а как ученик. Ну, чтобы войти в курс дела. Нельзя же просто так, от сохи, то есть от рубанка и топора, стать ученым. Нет, ничего этого не сделано.

Получается, что это ярко выраженное:

– Отсутствие. – Есть прямое указание на конструкцию Пространства и Времени. В этом времени нет никаких событий. Иосиф выступает в роли отца Иисуса, идет в буфет, выпивает пива с икрой, и едет домой.

А на сцене продолжается спектакль. Без него. Он уже сыграл свою роль. Кажется, что так. Но Иосиф продолжает ее играть, своим противоречивым отсутствием. Так же и Иисус своим восемнадцатилетним отсутствием. Может быть, даже можно доказать, что влияние Другого Мира не абстрактно. Как это попытался сделать Достоевский в Преступлении и Наказании. Не просто:

– Театральный буфет, пиво, икра, Пожарские котлеты с белыми грибами, маринованными в коньяке и белом вине, обжаренной с зеленью и чесноком, картошечкой. А:

– Иисус ходил по Райскому Саду и слушал рассказы Бога, о продолжении жизни на Земле.

– Еще всего три года, – сказал Он.

И после этого рассказа любознательный слушатель с интересом спросил:

– А что делали братья и сестры Иисуса, Иосиф, Мария? Где они были, пока Он учился у Бога перед решающим переустройством мира?

Получается, что они не делали ничего. Нет в кадре – значит, этого и не было. Петля времени. Время путешествия Иисуса по другим мирам отсутствует на Земле. Тут:

– Или, или.

Или Иисус отсутствует, или они присутствуют. Вроде бы:

– Ну, как это так? Мы в своей жизни ничего подобного не наблюдаем. Время в нашей жизни течет непрерывно и равномерно.

Но ведь этому нет доказательств. Для этой непрерывности могут быть нужны петли времени. Намного больше времени проходит, чтобы обеспечить эту временную линию, линию жизни человека.

Вот если бы я сейчас попытался рассказать, что было с Борисом Бером и четой Мэрилингов, то не рассказал бы другого: пленки, или времени, или пространства ведь только на один рассказ. Или-или. Получается, что человек повторяет судьбу электрона: он может перемещаться без траектории. И быть одновременно в двух местах. Или нигде. Вот как сейчас Уп. Не могу понять, куда он испарился.

Ле-Нин на это бы возразил. Физика физикой, но человек живет по другим законам, сказал бы он. Тогда бы я спросил его:

– Зачем тогда, милый друг, ты так настойчиво охотишься за чемоданчиком Бориса? Как будто ты Квентин Тарантино. Ведь там наверняка материальная, но неодушевленная вещь. Неужели она может изменить мир?

Ксе и Сид поселились у Кузьмы. Вместо того, чтобы приставать к уставшей леди, этот лысый, чернобородый дядька почти сразу поинтересовался:

– У вас есть деньги где-нибудь в Лондоне, или в Вашингтоне? Может быть в России?

– Нам не нужны деньги, – сказала Ксе. – Мы будем жить здесь, собирать орехи и получать удовольствие от любви. Не правда ли, Сид?

– Я не против.

– Для сбора орехов надо создать компанию, – сказал Кузьма. – У меня есть связи в Англии.

Влюбленные переглянулись и прыснули со смеху.

– Да делайте, что хотите, дорогой Кузьма, – сказала Ксе, – а мы пойдем собирать орехи.

– Думаю, вы будете разочарованы, – сказал Кузьма. – Без подготовки нарветесь на проблемы.

– Какие проблемы? – не понял Сид.

– Да любые, – ответил Кузьма. – От шишки, неожиданно падающей на голову, до встречи с неконтролируемым медведем.

– Тем не менее, мы хотим пожить в лесу, – сказала Ксе. И добавила. – Дикарями. Только нам нужна палатка, ружье… нам нужно ружье? – обратилась она к Сиду.

– Зачем? Мы не будем никого убивать, – сказал Сид.

– Да это и невозможно, – сказал Кузьма. – У нас нет оружия.

– Как же вы не боитесь диких зверей? – удивилась Ксе. Медведей, волков, орангутангов.

– Мы братья, – сказал Кузьма. – Он закурил толстую гаванскую сигару, сделал глоток французского коньяка Мартель, взял еще почти полную бутылку, посмотрел ан этикетку и добавил:

– Вы не верите?

– Нет, верим, – сказала Ксе. – Мы сами об этом мечтаем.

– Да, – подтвердил Сид. И добавил: – Как сказал поэт:

– Мишки, лисы и косые это сделали уже. – Теперь, так сказать, дело за нами.

– Все это так, – сказал, выдохнув огромное облако дыма, Кузьма. Он сделал это с таким вдохновением, как будто хотел изобразить из себя английского премьер-министра. – Но все-таки я советую вам взять окультуренный тур. Вас могут не понять.

– Я не понимаю, что может быть не так, – сказала Ксе. – Нас могут трахнуть, что ли? Называйте, пожалуйста, вещи своими именами. Мы уже большие.

– Нет, нет, – сказал Кузьма, – скорее может случиться наоборот, если вас интересует именно этот вопрос.

– Интересует ли нас этот вопрос? – переспросила Ксе. – Да. Только он нас и интересует.

– Нас интересуют и другие вопросы, – сказал Сид. – Например, рыбная ловля. Я надеюсь, рыбу-то ловить здесь можно?

– Разумеется. Как во всех цивилизованных странах. Вы ловите рыбу, смотрите друг другу в глаза, потом расстаетесь.

– Я должен ее отпустить?

Далее, надо ли загадывать желание?

– Вы можете загадать желание. Всего за десять долларов.

– Почему в такой глуши здесь в ходу не рубли, а доллары? – спросил Сид.

– Просто мы бережем рубли, – сказал Кузьма. – Мы покупаем на них недвижимость. И да:

– Если вы купите у нас тур, то сможете брать рыбу себе.

– Хорошо, – сказала Ксе. – Мы готовы купить этот тур. Только у нас нет денег, – добавила она.

– Нет, проблем, я дам вам в долг. Если вам будут нужны деньги, берите у меня. И никогда не берите у Хо. Это только недавно появившийся здесь банкир. Не знаю, откуда он свалился, говорит, что с Марса. Только у меня сразу возникает вопрос, откуда на Марсе деньги? Как известно, Марс необитаем.

– А он что говорит? – спросил Сид.

– Говорит, ему дали деньги, когда посылали на Марс. Еще в советское время, когда он был секретарем бюро комсомола. Для вас эти словосочетания являются тарабарщиной, а когда-то они имели смысл. Какой? Можно было поступить аспирантуру, можно было не работать на субботниках, можно было стать комиссаром стройотряда. А Хо послали на Марс. Он должен был вложить деньги там, Марсе.

– Но вы сказали, что на Марсе нет жизни. Куда вкладывать?

– Есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе тогда толком никто не знал. Но однажды в университет, где учился Хо пришла странная радиограмма.

– Сто миллионов рублей – это та сумма, которая необходима вам на Марсе. – Ну. Хо сразу в комитет. Какой уж комитет не помню. Комсомольский или Государственный. Как раз тогда готовили космический корабль на Луну. Торопились, чтобы не обогнал фон Браун. Ну, и решили послать космонавта не на Луну, а на Марс. Но не на тот Марс, о котором все болтают, что там, мол, все-таки должна быть жизнь. А в Млечный Путь. Была, оказывается, такая теория Циолковского, что легче долететь до Млечного Пути, чем до нашего, так сказать, родного Марса. Будто бы космический корабль на определенном расстоянии с третьей космической скорости резко ускоряется и уходит к Млечному Пути. На основании постулата, что все космические корабли прибывают в Млечный Путь одновременно. Из секретных исследований Шампольона было тогда уже известно, что космические корабли с Земли уходили к Млечному Пути не раз. С самых древних времен. Как только первый корабль прибудет в Млечный Путь, так там окажутся все.

Хо обещал вернуться с таким количеством золота драгоценных камней и невиданных технологий, что коммунизм стал бы реальностью. Никакие Арабские Страны не смогли бы сравниться с этой счастливой жизнью. Тогда уже стало ясно, что человек – это пьяница, сутенер, проститутка или вор. Следовательно, никакого участия в построении коммунизма он принимать не будет.

– Все сделают инопланетяне, – сказал Леонид на секретном совещании. И добавил: – Пусть люди делают, что хотят. Как арабы. Путешествуют, пьют, гуляют, играют в казино, ну, и самое главное, пусть побольше трахаются. Ибо… подождите, сейчас… сейчас, сейчас, как сказал Шекспир… человек это звучит гордо, он имеет полное право быть аристократом на своей Земле, Как… сейчас, сейчас… как Вернер фон Браун. Кем бы вы ни были, вы всегда имеете право запустить свой космический корабль на Луну.

Далее, мелким шрифтом шло пояснение для непонятливых и упертых:

– Если человек, ставший пожизненным аристократом, по глупости проиграет все свое золото и бриллианты в казино, то сто миллионов долларов ему должны вернуть. Если опять его кинут, как последнего лоха, то вернут ему уже девяносто миллионов долларов. И так далее, пока аристократ не опустится до десяти миллионов долларов. Они уже считаются несгораемыми.

Не как сейчас: человек приватизировал квартиру, по пьяни продал ее за пятьсот рублей, и назавтра его выселяют в барак без воды, света и туалета.

Как я уже говорил, за каждым человеком, если он хочет стать писателем, закрепляется право иметь пятьдесят тысяч читателей. Что будет с теми, кто не хочет читать, например, Пела Дженерейшен П? Например, Даш из секты Аум Сенрике1 на вопрос:

– Читали ли вы книги Пела? – Ответила:

– Нет.

– Почему?

– Когда все его читают – я не читаю. Вот, когда уже не будут его читать, тогда я посмотрю, что это такое.

Далее, ПП правильно отвечает на вопрос:

– Как правильно называется картина под кодовым названием:

– Бурлаки на Волге.

Еще когда Жи и Хина построили всех на Пирамиде Луны, ПП дал правильный ответ на вопрос, позволивший ему, Пелу, Сору и Машине спастись. Произошла задержка времени, и они дожили до Конца Лунного Света. Хина, считающий себя законченным умником вынес Картину.

А все уже стояли на краю третьего зиккурата.

– Скажите, кто эти люди? – спросил он. А Немой Жи, как прекрасная девушка на ринге между раундами, пронес Картину перед пленниками зиккурата.

– Бурлаки на Волге, – хотел сказать Машина. Но его опередил ПП. И это было очень здорово, так как Хина давал для правильного ответа всего одну попытку.

– Нет, – уже хотел сказать он. Но ПП ответил правильно:

– Это люди, отказавшиеся стать читателями книги Пели Дженерейшен П и книги Сори Тридцатая любовь Марины.

– И дело не в том, друзья мои, – как сказал Ле-Нин на одной из своих знаменитых лекций в Америке, – что этих людей наказали, чтобы принудительно сделать из них читателей книг Пели и Сори, или заставить их, как Даш, не писать книг в духе местного Аум Сенрике, то есть попросту говоря:

– В духе человеконенавистничества. А говоря по-русски:

– Не надо разбавлять правду на девяносто девять и девять десятых процента ложкой дегтя. Огромной такой ложищей! Зори от этого не будут Тихими.

Дело в том, что и при коммунизме после предполагаемого возвращения Хо с Марса будут существовать не только права, но и обязанности. У вас есть право не записываться на Пелевина или Сорокина. Вы вообще имеете право не подписываться ни на кого. Но тогда вас запишут другие. По остаточному принципу. В двадцатипятитысячники. Но особенно-то вы не пугайтесь, никто не заставит вас ехать в деревню и лезть там на пулеметы. Даже не так страшно, если на вас подпишется Во или Ас. В общем-то, конечно, вы посчитаете свою жизнь законченной. Но еще хуже, если вы попадете в лапы какого-нибудь Сартра, и он заставит вас наблюдать себя наблюдающим. Тут вам просто может не хватить университета имени знаменитого американского художника Михаила Шемякина. Что делать? Не знаю. А читать надо. Поэтому лучше сразу записаться на того, кого вы понимаете. Гегеля там, Канта или Юнга.

– Некоторые думают, – как писал в своей последней монографии Гайд, что при коммунизме не надо будет работать. Ошибаетесь. В субботу и воскресенье? Да. Это выходные, как и сейчас. И вы можете по старинке сидеть дома у телевизора с пивом, или с китайским чаем с зефиром, и смотреть сериалы. Радоваться в принципе за их остросюжетность и подбор актеров, и ругать за отсутствие финала. Но с понедельника – извольте:

– В Баден-Баден, во Францию на Ролан Гарос с Шара – это уже во вторник. В среду на матч Челси с Манчестер Юнайтед. В тот же день вечером вы уже должны бить в Москве в Большом Сиэте. Там сегодня поет Рубашкин. Можно бы назвать кого-нибудь другого, но зачем ради красного словца искажать правду. В четверг вы обязаны быть в Давосе, в пятницу в Куршавеле. Не забудьте найти время полежать на Гавайских островах, выпить и вложить деньги в офшор на Каймановых. И что самое главное, заметьте, никто не скажет вам, что вы всегда банально летаете только в Баден. Никто не скажет, что хотя бы иногда необходимо летать в Баден-Баден.

– Ведь вы учились в академии Шемякина. – Нет, пожалуйста, хотите в Баден – значит, полетим в Баден. Сегодня, а завтра – в Баден-Баден. Никакой дискриминации по умственным понятиям. При коммунизме все люди равны. Каждый, то есть имеет право не только на общеизвестный Баден-Баден, но и на свой личный Баден.

Более того, вы можете, так как имеете право, сняться одном фильме с Робертом де Ниро. Прочитать вместо него рекламу Амэрикэн Экспресс:

– В мире шоу бизнеса меня знают все, но в аэропортах, отелях и мотелях ко мне относятся, как к другим, то есть как к дерьму.

Насчет секса. Практически вы можете записаться на прием к любому человеку. И время ожидания, заметьте, не может превышать пяти лет. Как говорится, вы только успеете закончить университет – и она уже ваша. Пять лет мечтаний – это что-то да значит. Могут ли записываться женщины на прием к мужчине? Думаю, что да. Ведь Ева как-то же попала на прием к Адаму.

Следовательно… Следовательно:

– Бурлаки на Волге – это люди, не выполнившие свой долг. Они вовремя на записались на чтение еще ненаписанных книг Сори и Пели, и поэтому вынуждены читать современные детективы.

Работать инженерами, председателями колхозов будут инопланетяне. Это как в песне поется:

– На инженера учится. Ох, хороший инженер из него получится. – Песня про инопланетянина. Такая же есть песня про русского геолога и биолога:

– Держись, геолог, крепись биолог, ты Солнца и Ветра брат. – То есть очень далек, как Солнце и Ветер от финансирования.

Таким образом, получается, что Басманный и другие суды ошиблись, посадив Хо за слишком большие накопления в период предварительного накопления капитала. Он не зря пугал ПП чем-то таким огромным, что у него есть. Оказывается, это были не пустые слова… Мама! Все думали, что у него деньги в Швейцарских банках. А у него Золото Партии с марсианскими процентами! Теперь понятно, почему все говорили, что Золота Партии нет, что это миф. Конечно, миф, если наши деньги, приготовленные для осуществления коммунизма в отдельно взятой стране, улетели на Марс. На Марс из Млечного Пути. Теперь они вернулись. Это, наверное, то же чувство, которое испытала Марья Кириловна, когда поняла, что князь Верейский, который только что стал ее мужем, это известный освободитель трудового народа:

– Дубровский. – Дубровский, который, казалось, что давно остался в прошлом, как ее первый и последний любовник. Ее жизнь, казалось уже закончившаяся, вновь обрела смысл. Вы думали, что вы бедны. Бедны навсегда, как брокер, попавший в силки тысяча девятьсот двадцать девятого года. Когда случился знаменитый дэфолт. Оказывается, все не так плохо. Бабки-то, оказывается, никуда не пропали. Они есть. Куплю себе Феррари…

– Где только найти этого Хо? – задумчиво произнесла Ксе.

– Говорят, что если разделить все на всех, то никто ничего не заметит, – сказал Сид. – Денег не так много, как кажется.

– Это говорят нефтяные магнаты про нефтяные деньги, – ответила Ксе. И добавила: – Этих денег хватит. И вообще, знаешь что?

– Что?

– Я думаю, что у Хо не найдут денег, когда его поймают. И знаешь почему?

– Почему?

Ксе осмотрелась по сторонам. Но не увидела Хо, который следил за этой парочкой, и вовремя спрятался за толстое дерево.

Ксе еще раз взглянула назад, и нагнулась к уху Сида.

– Хо имеет с Марсом транзит. Понимаешь? Денег нет здесь. Понимаешь?

– Нет. Что-то ничего не пойму, – сказал Сид. И добавил: – Мы-то здесь при чем?

– То есть как? – воскликнула Ксе. Но подумав, она добавила: – Пожалуй, ты прав. Мы и так живем при коммунизме. Нам эти деньги не нужны. Нет, честно, лучше не будет.

– У меня ничего нет, – сказал Сид.

– У тебя есть я, – сказала Ксе. И добавила: – А у меня все есть. Че ты приуныл, рыцарь? Или ты мне не веришь?

– Ты мне изменяешь.

– Но тебе все равно достается больше всех.

– Че-то мне кажется, что я не могу быть этим удовлетворен, – сказал Сид. – Я выбираю… да, пожалуй, я выбираю не Лолиту, а ее мать Шарлотту.

– Ты не можешь… – Что хотела сказать дальше Ксе неизвестно. Из-за дерева вышел Хо и представился:

– Я Хо – Инопланетянин.

– Вы за нами следили? – спросил проницательный Сид.

Ответила Ксе:

– Конечно, следил. Я была почти уверена, что за нами кто-то следит. Это не обязательно могли быть вы, но среди людей всегда найдется сексуальный человек, наслаждающийся слежкой за парочкой, направляющейся в лес. Итак, – добавила она, – вы слышали, что я разгадала вашу тайну? Конечно, слышал, – сама же ответила на свой вопрос Ксе. – Думаю, теперь вы капитально зависите от… я бы сказала от нас, – она посмотрела на Сида, – но мы только что поругались. И я думаю, надолго. Я предлагаю вам сотрудничество. Хо хотел было уже ответить своей коронной фразой:

– У меня нет денег, – но Ксе опередила его. Она сказала, что прекрасно знает, она в курсе, что у него был банк.

– А сейчас у вас есть транзит с Марса.

– Ты хочешь, чтобы я тебя взял с собой на Марс? – спросил Хо.

– Да, – почти рявкнула Ксе.

– Я согласен, – сказал Хо.

Сид стоял, и как обычно, переминался с ноги на ногу.

– Он что-то затевает.

– А тебе-то что? – сказал Хо.

Сид тяжело вздохнул.

– Вот что я думаю, товарищ марсианин, – сказал Сид. – Я тебе ее не отдам. Мы будем стреляться.

– Стреляться? Хорошо. У вас есть пистолеты? Я готов хоть сейчас.

– Вы так говорите, потому что уверены:

– Пистолетов нет.

Прервана дуэль Хо и Сида.

Глава третья

Два Я. Несакральность власти.

Замечание:

– Машина остался в паровозе. А про паровоз еще не было ни слова. – Неужели был еще текст, и он пропущен?

Дуэль. Далее, ПП, Пел, Сор.

Машина. Рояль в кустах. Синдром вечного пролета. Два волхва. Эльдар поступает во ВГИК. Черная Норма Джин и блондэ Мэрилин Монро. Крассный – не совсем известное слово. Секрет китайского фарфора.

Квентин Тар. Кон Лиза Рай – новое масло для русского мотора. С пирамиды Солнца они уходили на паровозе.

Замечание на полях:

– А разве не с пирамиды Луны?

Из всех искусств для нас важнейшим…

Мелодрама. Русский человек заслужил халяву. Римейк Адама.

Машина и Николь Кид у Озера Байкал. Мэри переводит Мандельштама. Перевод под прикрытием. Марта и Вернер Фон Браун. Королев. Название ракеты – неизвестно. Женитьба в тайге. Таёжный способ заниматься сексом.

Тетя и Мотя в дубовых листьях бегут за паровозом. Двойная кабина пилота.

Инерциатор. Машина остановил паровоз. Рассказ Тети о своей мечте съесть Кулика. Вкус Демократии.

Извините, придется прервать этот рассказ. С телетайпа поступила информация, что Со опять что-то натворил. Сейчас посмотрим, что бы такое это могло быть. Ага, вот:

– Власть сакральна, – говорит он. – Следовательно, – добавляет этот ловец Кондолизы Райз, – она не может действовать сама против себя. Так как:

– Сакральность нарушится. – Ошибка здесь в том, как говорят студентам химикам:

– Вы не знаете механизма реакции.

Я человека не едино, а делится на две части. Всегда есть Я, которое пишет для всех, и Я, которое пишет для себя. Это было известно уже Ст-Лину Завоевателю.

– Мало ли, что все за меня, – говорил он Вару и Буди, – я хочу знать, что находится во второй части Я Что думает человек не для всех, а для себя.

Ники Богос, сидевший в это время в своем коронном месте под столом, запомнил только два слова:

– Семнадцатый съезд. – Очевидно, что это и был прием. Использованный Эстэлином для выявления того, чего он не слышит.

И в дальнейшем Эстэ-Лин постоянно выдумывал, или во всеуслышание разоблачал вредителей, дезертиров, диверсантов, врачей, ткачей, политработников, инженеров, рабочих и крестьян. Зачем? Ведь это должно было разрушить его сакральность. Но не разрушило. Не разрушило, так как сакральна не власть, а:

– Власть, окруженная влагами!

И об этом власть предупреждает. Например:

– Я ведь говорил вам, что нам не дадут спокойно работать.

Разница между властью и властью, окруженной врагами та же, что и между пространством первого Я и пространствами первого Я и второго Я вместе.

Попросту говоря, если король находит способ прорваться во второе Я народа, он устраивает этому народу красивую жизнь. Все вроде бы за. Но вот король узнает, что во втором Я, в Я для себя почти все против него. Только молчат и как бы охотно идут в колхоз, ибо это намного лучше, чем поехать в тайгу и замерзнуть там, или по дороге туда. Лучше всего в этом случае послать их на войну. Ну, а если нет такой возможности, то надо делать зачистку по направлению ткачей, врачей и других инженеров человеческих душ. В общем, по всем направлениям.

С таким вопиющим непониманием действительности Сяо никогда не найдет Кон Лизу Ра.

Бог так устроил человека, что даже Он Сам не может завладеть его вторым Я. Пока человек сам не сделает это добровольно. Второе Я – это закрытая информация. Но именно потому, что в этом пространстве человек не может притвориться, она является компроматом на него.

Король обязательно пойдет против своей сакральности. Если он доберется до информации второго Я, и она будет против него. Ведь тогда ему будет ясно, что никакой сакральности нету.

– Вы, видимо, не знали, что я профессиональный охранник, – сказал Сид. – У меня всегда с собой два пистолета.

– Вот так, значит, – резюмировал Хо. – Это будет не честная дуэль. Я сам имею право выбрать оружие.

– Выбирайте, – сказал честный Сид. И добавил: – Может быть, на дубинах? – Он показал на две большие палки, как будто специально стоявшие как раз рядом.

Хо ответил:

– Я выбираю рукопашный бой. Я Брюс Ли, а ты Чак Норрис, – добавил этот умный парень.

– Ну, хорошо, – тяжело вздохнул Сид. Почему Сид расстроился? Потому что победитель уже определен законом:

– Что написано пером, то не вырубишь топором. – А написано, что Чак Норрис проигрывает Брюсу Ли.

Далее, из леса выходит ПП, Пел и Сор. Машина остался в паровозе.

Сид сразу пошел на бедро с захватом. Хо не смог противостоять проходу под свою грудь. Но смог зависнуть на спине гиганта. Он крутился, как пропеллер вертолета, и не давал себя бросить. Секунданты опять развели их в разные углы. Здесь уместно задать вопрос:

– А кто народ? Кто секунданты? Ведь кроме благородной леди больше никого не было. Были. Просто из-за безобразия, которое вытворяет Сяо, я не успел сказать об этом.

Во время разговора о дуэли из леса появились два кудесника. Как будто специально. Как сказал бы Эльдар Рязанов:

– Два рояля в кустах. Откуда они берутся? – А ведь появляются они очень просто:

– Просто о них и рассказывается.

Первый парень по привычке вынул из шарманки большой овощной член, и приветливо помахал им. Что это могло означать? Я не знаю. Думаю, парень хотел объявить о возникновении нового синдрома. Синдрома вечного пролета. А может быть, он уже применял его вместо флага. Так сказать, просто махал в качестве приветствия. Что нес второй волхв? Сразу и не поймешь. Тоже член? Нет, вроде это что-то другое.

Далее, что же это было?

Да, это был второй, недавно появившийся волхв. Он называл себя грустным волхвом. Грустным потому, что считал:

– Что бы я ни делал, уверен:

– Толку не будет никакого.

При ближайшем рассмотрении стало ясно, что у этого грустного волхва под мышкой трехъядерный ноутбук. Фирменный японский ноутбук.

– Успел достать, до наводнения, – сразу сказал он. Тут надо сказать, что к неуместным шуткам этого волхва люди мира привыкли не сразу. Легче привыкнуть к шуткам Вани. Намного легче. Ведь человек по автомату ищет в каждом высказывании какую-то разумную логику. И когда сразу ясно, что ее здесь не только нет, но и быть не может, то на душе становится легко и приятно. Ибо ясно:

– Поиском правды заниматься не придется.

Собственно говоря, что такое правда? Правда – это связь между прошлым и будущим. Миг. И вот, когда Ваня принимал экзамены у Э. Рязанова при поступлении во ВГИК, он задал будущему режиссеру, казалось не решаемый вопрос.

– Дорогой Эльдар Александрович, – начал Ваня, – представьте себе, что вы прекрасная рыжая барышня… нет, лучше просто:

– Девушка. Прекрасная, я думаю, русская девушка. Но не черная, как Норма Джин, и не блондэ, как Мэрилин Монро, а чисто рыжая. Вы не кондуктор, поющий знаменитую песню Булаты Окуджавы про синий троллейбус, в который он не прыгает, а садится на ходу. Вы не знаменитый отец Ефремова, который водил троллейбусы по ночной Москве и такси под знаменитую песню Экзюпери, вы чисто пассажир. Не в том смысле, что вы лох, которого обуют в ближайшее время, а просто:

– Рыжая девушка в троллейбусе или в автобусе.

Перед вами задача. Сами вы, конечно, не можете догадаться, что это. А это грибы вешенки. Вы должны их найти в необъятной Москве.

Эльдар поднял руку.

– Я понимаю, – сказал Ваня-экзаменатор, – вы хотите задать наводящий вопрос. Отвечаю:

– Нельзя. Более того, я даже знаю, что вы хотите спросить. Вы хотите искать эти грибы в роли Михди. Отвечаю: нельзя. Ведь я вам уже говорил:

– Вы прекрасная рыжеволосая девушка.

– Можно начинать? – спросил абитуриент Э. Рязанов.

– Да, начинайте, дорогая, – сказал Иван.

– Ну вот взяли мы фотоаппарат, лимонад, сели в автобус и поехали в лес.

– Простите, Эльдар, какой лес? Вы в столице нашей Родины. В Москве!

– Хорошо, пусть это будет Кузьминский Парк. Высаживаемся. Как по туру Хэма:

– Костер, чай, пиво, квас. Кофе тогда не было. Тем более растворимого. Рыба в этом озере тоже не ловилась. Тем более красная форель. Взяли с собой серебристый хек. Зря, я говорил, надо было брать треску. За нее французы дают в море два веса. Она распадается на вкусные пластины, которые можно есть просто так под пиво или квас. Я так вообще люблю ее посолить, а потом есть живьем. Разумеется, не как Высоцкий тайменя, совсем свежего, а как медведь, когда он, то есть она полежит четыре дня и просолится.

Смотрю, значится, ее нет. Ясно:

– Ушла с учителем. Так и думал, что не устоит. Рыжие все такие… на экзамене я бы сказал:

– Уступчивые.

– Подождите, подождите, – слегка испугался экзаменатор. – Куда она ушла?

– Она ушла в лес с учителем.

– Я не в том смысле. Рыжая это вы. Вы поняли? Прекрасная рыжая девушка. Русская. Это вы давайте дальше.

– Дальше? Сейчас, сейчас. Моя подруга, рыжая…

– Я вам сказал:

– Это вы!

– Окей. Я просто хотела рассказать от имени моей подруги, которая была рыжей. Нет, нет, теперь я все поняла. Это я пошла с фотоаппаратом за учителем, который ушел в лес, то есть в глубину Кузьминского Парка с водительницей автобуса. Она же, эта водительница привезла нас в парк.

– Водительниц автобусов не бывает, – сказал экзаменатор. – Это сплошь одни мужики. И да:

– Это последняя поправка. Больше ошибаться нельзя.

– А то что? – спросил Эльдар Александрович.

– Это как в песне. Тогда:

– С экзаменов будешь уволен…

– Ну хорошо. Я продолжаю. Я иду за ними. За моим учителем и рыжей учительницей. Она была крассным руководителем в соседнем Б классе, и поехала с нами, так как ее класс тоже ехал в этом автобусе на природу. Ну, как обычно, это делали двумя классами. Простите, я опять ошиблась. Сейчас, сейчас, как сказал бы Вильям Шекспир, мы все исправим. Я сама иду с учителем, а за нами следят оба класса. У всех, разумеется, тоже фотоаппараты и кинокамеры. Вы спросите:

– С какой стати? И будете правы, ибо ответ на этот вопрос существует. И это:

– Был урок фото. Просто сегодня он проводился на природе. Практически никто не остался плавать на катамаранах. Все за нами. Почему? Как спросил бы царский генерал Ру.

Хороший вопрос. Дело в том, что многие считали:

– Наш учитель – гений. – Вы, разумеется, спросите:

– Какие ваши доказательства? Шварценеггер за такой вопрос вывернул одному наркоману ногу. А потом перестрелял почти всех остальных. И это вместо того, чтобы зачитать им права. Думаю, что и Олега Видова убил он. Хотя этот спорный вопрос.

Вот мы и решили – отвечаю на ваш вопрос – поискать эти доказательства. Как известно, гениев можно узнать по их дерьму. Еще Пушкин это доказал. Правда, он говорил не про гениев в буквальном смысле слова, а про козлов.

– Знал ты покойника? – спросил я его дорогой.

– Как не знать! Он выучил меня дудочки вырезывать. Бывало (царство ему небесное), идет из кабака, а мы-то за ним:

– Дедушка, дедушка! орешков! – а он нас орешками и наделяет. Все, бывало, с нами и возится.

Это был Бафомет, мистический Козел Тамплиеров. Он был гермафродитом. Понятно теперь, какими орешками он наделял своих адептов.

Некоторые считали, что учитель гермафродит. Но большинство в это не верили. Зато все считали, что у гениев дерьмо голубое. Примерно также, как у принцесс кровь голубая. Здесь, в России, гениев мало. А в Америке даже существует специальный тест на гениев. Точнее, не на уже готовых гениев, а на потенциальных, на тех, кто думает, что он гений, но до конца еще не уверен. В этом тесте надо ответить на вопрос:

– Смотрите ли вы в унитаз, прежде чем спустить воду. – Некоторые, разумеется, не раз слышали этот вопрос, но думали, что его задают просто так, для смеху. Нет, это под прикрытием черного юмора, стараются понять:

– Считаете ли вы себя гением, или нет?

Ну, значит, приходим мы на поляну, скрытую кустами. Он смотрит на меня, а я молчу: растерялась.

– Извини, я должен сходить в туалет. Еще раз прости.

Далее, он идет в кусты, а два класса тут как тут, высыпали на поляну с фотоаппаратами и кинокамерами. Внимания на меня не обращают никакого, а стараются незаметно снять учителя в кустах. Ну, чтобы понять, гений он фактический, или только так, прикидывается. Никакого разумного, научного умысла у них не было. Просто хотели шантажировать учителя, если он окажется не гением. То есть, если дерьмо у него не голубое.

Все.

– Все? – удивился экзаменатор Иван. – А где грибы?

– А! чуть не забыла. Перед тем, как попроситься в туалет, учитель набрал этих вешенок с пня, поджарил их на костре, как шашлыки, и съел. И да:

– Я посмотрела на часы:

– Двенадцать, – прошептала я.

– Хорошо. Только два замечания, – сказал Иван. – Во-первых, это не ваше личное сочинение, а изложение, цитата из гениального произведения Владимира Сори:

– Поднятая Целина. – Кстати вы не упомянули про большую банку магического айвового варенья, из которого делали соус для хека. Ну это ладно. А вот при чем здесь время. Вы посмотрели на часы, и сказали:

– Двенадцать.

– Просто так, с языка сорвалось.

– Ага. Понимаю. Еще вы не сказали, как написано у Сори:

– Дерьмо голубое, как китайская глина для фарфора. Ну, это уж совсем не важно.

– А может, это как раз и важно, – сказал Эльдар, – может быть, это как раз очень важно?!

– Вы думаете, что я только что вскрыл легендарную тайну производства голубого китайского фарфора? Я правильно вас понял? Думаю, я понял вас совершенно верно. И да:

– Можете идти.

– Куда?

– Снимать кино. Куда же еще? Ах, да. Вы же абитуриент. Идите и учитесь снимать великие фильмы про баню.

– Великие у меня не получится.

– Почему?

– Дерьмо не китайское.

– Что? Я ничего не понял.

– Дерьмо у меня не голубое.

– Ах так. Ну, ничего страшного. Не всем быть гениями. А про баню все-таки подумайте.

– Зачем, если я не гений?

– Дело в том, друг ты мой любезный Эльдар, что любое дерьмо, даже не голубое, надо, в конце концов, отмывать.

Не знаю, узнали ли вы моего дорогого друга Квентина Тарантино. Я имею в виду русского. Квентин Тарантино. Этот парень засиделся в роли Обломова, которая досталась ему в последнее время. Но как вылезти из теплой постели, если лежать надоело? Он купил 3-ядерный. Поругал японцев, что они, наверное, что-то не так сделали. Его начали обзывать дураком и так далее. Сяо, который был тут как тут, решил разогнать тему. Он сказал Квенту, чтобы тот сразу сделал пометку в своем новом компьютере.

– Какую? – не понял заново рожденный.

– Какую? Просто напишите, что ты этого не говорил.

Великолепное решение. Возмущенных стало еще больше. Теперь при каждом случае Со говорит:

– Между прочим, он этого не говорил.

Примерно такая же ситуация была с Кон Лизой Ра. Со сделал себе заметку:

– Кстати, она врет. – И каждый раз повторял эту фразу, как будто заливал масло в мотор:

– Между прочим, она врет. – И давай бегать по кругу, как заведенный.

Его – я имею в виду нового волхва – прозвали Квент Японский. Примерно также кого-то могли прозвать Василий Содомо-Гоморрский.

Все это было бы грустно, если бы не было так печально.

Квент решил стать волхвом. Но решил предсказывать не вперед, а назад. Как Гегель.

Далее, Квент становится секундантом Хо, а первый заблудившийся волхв секундантом Сида.

Но второй раунд не состоялся. Из-за кустов появился ПП.

С Пирамиды Солнца они уходили на паровозе. Этот паровоз остался здесь в тайге со времен Второй мировой войны. Войны, о которой эти ребята еще ничего не знали. Но таково течение времени.

Пирамида Солнца начала разрушаться. Они шли, как по минному полю. Вспышка справа. Вспышка слева. Взрыв. Еще и еще. Машина вынул из-за пазухи крылья. Он снял их со стены Ноева Кочега. Они там были не для того, чтобы спрыгнуть в случае чего с тонущего Ноева Ковчега, как летчик пассажирского лайнера мог бы прыгнуть, имея свой личный парашют. Ну, в случае чего.

Например, если никто не вернется, то лететь самому на поиски медных труб.

В данном случае была не вода, и не огонь, а то и другое вместе:

– Железная Дорога. А именно паровоз. То есть, медные трубы. Ибо именно на паровозе человечество въехало в кинематограф. Искусство новых веков, прославившее многих. Как сказал Ле-Нин:

– Из всех искусств, для нас важнейшим является чтение переводов фильмов Голливуда.

– Я бы хотел быть вашим секундантом, но ваши телохранители назначили почему-то этого фокусника, – сказал Квент.

– Они просто сделали это наугад. Думаю, они просто не узнали вас. И на самом деле: вы так изменились.

– Разговаривать с моим э… бойцом вы можете только через меня, милейший, – сказал фокусник с большим овощным членом. Он отстранил Квента, и предложил пройти к своему бойцу. – Идите, сделайте ему массаж рук.

– Я сам знаю, что мне делать. Массаж рук или ног. А может быть спины, – ответил Квент. И добавил:

– Не потеряй свой член.

Действительно, не понятно, зачем его показывать? Никакого развлекательного смысла. Только просветительский. Мол, не надейтесь на дядю, а:

– Думайте сами, решайте сами:

– Иметь или не иметь?

Уж поверьте мне.

Это ошибка. Как ошибочно показывать драму. Ибо драма – это общая установка. А ваша задача, как сказано в Библии:

– Ограничение. Так сказать, закон идеального газа. То есть реальна не драма, а:

– Мелодрама. – Что все, наконец-то и поняли. За исключением Фокусника. Он считает, что без ложки дегтя жить будет не интересно. Как при коммунизме. Надо, чтобы там было хорошо. Но… но при желании получить что-то сверх потребности там будет появляться овощной член. Нет халявы. А ведь русский человек заслужил ее больше других. Думаю, поэтому коммунизм и не состоялся. Там нет халявы. А ведь халява это и есть счастье. Бог дарует людям жизнь вечную не за что-то, а так просто:

– На халяву.

Нельзя давать камень вместо хлеба. А уж тем более показывать большой овощной член.

Овощной член в райском саду совершенно не уместен. Ведь как работают вместе Адам и Ева. Она начинает, и говорит:

– Драма. – Адам продолжает:

– Мелодрама.

Вроде бы возникает противоречие. Спрашивается, откуда тогда взялись люди? Но дело было так:

– Ева начинает свой рассказ в начальной школе. И она выдает стратегическую установку. А Адам защищает докторскую диссертацию, и в ней нет, не отрицает установку Евы, а уточняет ее, конкретизирует. Поэтому и говорит, собственно повторяет слова Евы, но в конкретном случае. И говорит:

– Мелодрама.

По сути дела, многие противоречия в Библии так и решаются. Утверждения Евы и Адама – это не два берега у одной реки. А утверждения эти находятся одно внутри другого. Как стратегия и тактика. Например, сказано было евреем, чтобы они шли из Египта, не оглядываясь. То есть, чтобы ни в коем случае не возвращались назад. И некоторые так и поступали. И ошиблись. Ошиблись и провалились сквозь Землю. Они спутали стратегическое направление с тактикой. Поворачивать назад можно. Но не просто так, не для того, чтобы идти назад в Египет, а для победы, то есть для продвижения вперед. От Египта.

Здесь тоже возникает противоречие:

– Начинает, рассказывает стратегическую линию не Адам, а Ева. Она начинает рассказ, продиктованный ей Древним Змием. А уж Адам только дает ответ. Он как бы:

– Не первый. – Он, кажется, что не генерирует идеи, а только уточняет их, то есть, по сути дела, делает:

– Римейк. – А это представляется, что плохо. Ибо второй это, очевидно, не первый. Недаром Филипп К. чуть с ума не сошел, когда ему открыли тайну:

– Он не первый, он делает римейки.

Рассматривая механизм этого взаимодействия, мы, однако, понимаем, что именно Адам обрезает абстракцию, и:

– Создает реальный мир. – Он отрицает утверждение Евы, не изменяя его. Потому что конкретизирует ее посылку.

Таким образом, в школе это драма, а в реальности это:

– Мелодрама. – Не наоборот.

Таким образом, Машина надел крылья и полетел через море огня. Наконец, он увидел паровоз в чаще леса. Около него бродила прекрасная девушка. Прекрасная девушка с ружьем.

– Кто бы это мог быть? – подумал Машина. – Человек с ружьем. Скорее всего, это телохранитель Ле-Нина. Собственно, кто сказал, что это обязательно должен быть мужчина? Хотя, может быть это и есть мужчина, переодетый в женщину, подумал герой. Но тут она спустилась к чистому, без каких бы то ни было отходом бумажного производства, озеру. И поплыла. Рыбы боялись ее коснуться. Она проходила сквозь них, как наполеоновский линкор, между рыбацких лодок. То есть, как отступающая из России армия Наполеона сквозь партизанские отряды Давыдова. – Красиво, – подумал, глядя сверху, Машина. И добавил: – Можно подумать, что она это Николь Кидман, а я начинающий киллер из банды Летучего Голландца. Она сейчас вылезет из воды, попросит белое махровое полотенце из гостиницы Космос, и скажет:

– Ай лав ю, май диэ чайлд. – Или наоборот:

– Ти мейня лубишь? – В принципе такого текста быть не может. Это неправильное чтение перевода.

– Ну как же неправильное? – скажет Леха. – Она так и говорила. – Ответ:

– Да мало ли что она так говорила. Она не профессиональный чтец перевода со своего языка на русский. Очень распространенная ошибка. Принцип правильного чтения перевода продемонстрировал один из четы Мэрилингов. А именно Мэри.

Далее, перевод Мандельштама в ритме вальса.

В своем переводе Мэри заменила Петербург на Ленинград, и не использовала стихи про адреса мертвецов. И вообще, можно сказать, сделала из заупокойной мессы веселый вальс. Брат поэта очень рассердился. Видимо, ему представлялось, что Ленинград – это путь в коммунизм, где таким, как его брат Осип хорошо не будет. А вместо того, что Осип Мандельштам находится на кладбище, можно подумать, танцуя этот вальс, что он был дважды героем Советского Союза. Как Покрышкин. И этот вальс посвящен ему. Герою, которого все боялись. Как только он появлялся в небе, немцы по всем радиоканалам, и даже в шифрованном виде на машине Энигма, передавали:

– В воздухе Покрышкин, в воздухе Покрышкин, в воздухе Покрышкин!

Мэри и доказывает, что веселый вальс, это не просто веселый вальс, а вальс:

– Победы. Вальс Победы Осипа Мандельштама. Его Бог ведь завещал ему:

– Побеждать.

Скажут:

– Да какая же это победа, если он умер неизвестно где в тайге.

Но вот Мэри же показала, что такая победа возможна. Правда, не безусловно, а при условии. При условии, которое высказала Мэри, может быть, и необдуманно, как Гегель, а наугад, назвав историка пророком, предсказывающим назад. Так же и она сказала:

– При условии любви к Осипу Мандельштаму. – Она выразила это словами, обращенными к брату Мандельштама:

– Вы не любили своего брата. Или наоборот, он вас не любил – не важно. А важно лишь, что:

– Победитель получает все. – Все радиостанции передают:

– Вальс Мандельштама. Танцует все!

В том числе и мертвые, адреса которых, может быть, забыты.

Вот это перевод, завещанный нам Богом.

А вы говорите, или даже возмущаетесь, что он неточный. Он как раз самый точный. По Библии.

Критерий правильного перевода рассказал Пушкин. Он сказал, что даже если вы:

– Царевна – Лебедь, – выходя на берег, молвите:

– Русским языком. – Не прикидывайтесь кикиморой ради точности.

– И все-таки непонятно, – как сказал бы Гобл, – как может иностранец говорить на чистом русском языке. Он что, работал под прикрытием. То есть на самом деле он был русским?

– Нет, он был американцем. Просто надо, наконец, понять, что говорит не он, а:

– Вы! Вы под прикрытием. Вы всегда работаете под прикрытием.

Можно заметить, что раньше всегда говорили русским языком. Имеется в виду дубляж. Нет, дорогой мой друг. Дублирование предполагает перевод на русский язык:

– По-нашему. В этом случае нам не интересно, как это там было у них, а важно, как это есть у нас. Возникает противоречие:

Конец ознакомительного фрагмента.