Рай. Бин Фрай!. Часть третья (Владимир Буров)

продолжение

Глава восьмая

А другой он говорит. Сверхсекретная связь миров. Тост. Сын за отца не ответчик. Текст – артефакт человеческого сознания. Твои три точки! Чаша Грааля, дарующая жизнь вечную. Точность. Двоичная Система. Принцип безошибочности Библии. Обратное невозможно.

Появление волхва.

Снились Дусины клеёнки цвета беж и нахальные шпиёнки с Бангладеш.

Прибытие нового гостя. Тридцатая любовь Марины.

Вчера закончилась война.

Дар Достоевского. Нет в жизни счастья.

– Я сделал вас свободными.

Язычники. Формула счастья по Библии.

Тактика для взятия Зимнего дворца.

Сокращено полстраницы

Чтобы увидеть его, закон о ССС – сверх секретной связи миров – нужен еще более мощный телескоп, чем был у современных ученых. Но Иисус Христос его увидел. И на основе этого видения рассказал, что такое покаяние.

Он сказал:

– Не ставьте памятников праведникам. – Тост – это тот же памятник.

Сокращена 1 стр.

Нет, пишет автор, слова, что сын за отца не ответчик – это чистая правда. Правда эта не абсолютная, а существует только при одном условии:

– Бога нет. – Эта установка Новой России после семнадцатого года, принимается учеными, как истина. И не оговаривается, а просто это хорошо, демократично, и принимается по умолчанию. И профессор Бонди по умолчанию вводит посылку:

– Бога нет. – И называет это наукой. И… И находит у Пушкина ошибку. Он даже не рассуждает, что, мол, Пушкин ошибся, если Бога нет, и прав, если Бог есть. Он говорит просто:

– Пушкин ошибся. – И ошибается сам на все сто процентов. Ибо Бог не исследуется здесь напрямую, а только рассматривается текст Пушкина. Чтобы быть правым профессор просто опускает очевидную истину:

– Вход в прошлое идет из настоящего. Прежде чем попасть в прошлое к Царю и Пушкину, надо сначала в настоящем поднять книгу. По сути дела, это и есть доказательство существования Бога. Но в данном случае можно и не поднимать этот телескоп, рассматривается просто текст. Так почему же отрицается существование этого текста, существование очевидного?!

Ответ до банальности дается простой:

– Текст – это артефакт человеческого сознания. Устроенного совершенно несовершенно. – Получается, прав был Черчилль, назвавший русских гиппопотамами.

Ответ, однако, еще проще:

– Нет веры в ССС. – Ведь Иисус обвиняет не русских, а евреев в отсутствии у них ССС – сверх секретной связи миров. Значит, это они орангутанги и гиппопотамы.

Вера отличается от науки не незнанием, а более длинным телескопом. У веры телескоп больше, чем у науки. И величина, на которую этот прибор длиннее есть величина перехода Гегеля. Величина перехода количества в качество. Значит, она невидима. А невидима, потому что находится вне человека. А где? В другом человеке. Это те же три точки, или три круга в другом человеке. Твои три точки!

Сын может ответить за отца только если он увидит в отце свои три точки. И только тогда отец твой может покаяться, если ты возьмешь вину его на себя. Это и есть Чаша Грааля. Дарующая жизнь вечную.

Отсюда и следует утверждение, записанное в Библии:

– Не придавайте большого, тем более решающего, значения историческим фактам и документам. – Почему?! Что достовернее исторического факта? Что достовернее прошлого? Ответ:

– Настоящее!

Именно об этом и говорит Иисус Христос, когда обвиняет евреев в язычестве. В том, что они ставят памятники прошлому, потому что думают, что его нельзя исправить. Не верят, что прошлое можно исправить настоящим.

Любой документ прошлого сомнителен. Вот третий волхв таскает с собой огромный том Британской энциклопедии. Зачем? Там документально зафиксирована его правота.

– Вот! – кричит он, – здесь все записано. – Но, как говорится, все, да не все. Умник Вася ссылается на свой том Британской энциклопедии, мол, не только поверьте, но и:

– Проверьте. – Только здесь, как в случае с Пушистым Профессором, та же двоичная система. Два процента пишем – восемнадцать на ум пошло. Если бы действительно стали проверять его том Британской энциклопедии, оказалось бы, что истина, о которой говорит Вася, находится не в этом томе, а в другом.

– Ничего страшного, – говорит он, – это можно съездить в Британию и посмотреть, как оно есть на самом деле.

– Так поздно будет, Вася, – говорит ему Со.

– Почему?

– Уже до этого просмотра отправят всех противников этого документа на лесосеку, – отвечает умнейший Со. – Пока вы будете читать, они будут лес валить для вашей энциклопедии.

Сокращено 2 страницы

Самая главная ошибка в том, что не видят ССС. А связь эта безо всякого анализа ДНК дает результат, однозначно показывает:

– Кто ты. – Так сказать, Детектор Лжи Вселенского Масштаба. И принцип действия этого детектора:

– Прошлое видно в настоящем. – И на этом принципе основана безошибочность Библии.

Сокращено 13 строк

Закон природы, закон мира, поясняет Иисус Христос своим ученикам:

– Видели ли вы Отца Моего?

– Нет, не видели, – отвечают с недоумением Апостолы.

– Вы видели Меня, как же говорите:

– Не видели Отца Моего? – Здесь нет вопроса. Ибо перед ними Отец в роли Сына. Сверх секретная связь в том, что Они едины. Смоктуновский в роли Гамлета. Гамлета зрители видят, а Смоктуновского нет. Почему? Ведь это очевидно! Нельзя. Это артефакт сознания. Нет, это действительно не смешно, ибо связь эта магическая.

Некоторые скажут:

Сокращено 10 строк

Но сами люди не знали, не верили в существование ССС, поэтому считали, что произошла:

– Трагедия.

Сокращено 2 страницы

Тут вышел шеф повар в кудрявом колпаке. Максим Максимыч обрадовался, что в его роли появились слова.

Виктор Евро тяжело вздохнул.

– Еще один волхв, – сказал он.

А Максим Максимыч обратился к повару:

– Скажи мне кудесник, любимец богов:

– Что сбудется в жизни со мною? И скоро ль на радость соседей-врагов могильной покроюсь землею? Скажи мне всю правду. Не бойся меня. В награду любого возьмешь ты коня!

– Твой конь не боится опасных врагов, твой щит на воротах Берлина, во веки прославится имя твое… Однако коня мне не надо.

Я свой вертолет уж имею давно, – продолжал повар. – Хочу подкупить самолетик.

– Чего же ты хочешь? – спросил Эс.

– Известно желанье народа. Как Николсон Джек, хочу я на пенсии быть владельцем своей бензоколонки.

– Кран хочешь. Да?

– Да.

– Давай тогда приз, дорогой!

– Пожалте. – Волхв пошарил, и неожиданно вытащил из черного с серебряными звездами сундука большой овощной член.

Мама! – Ибо и мамы присутствовали при этом волшебном превращении приза в овощной член с яйцами.

– Двадцать пять, – сказал Максим Максимыч. И добавил: – Без права показывать чудеса и фокусы. Пусть научится этот колдун, как надо делать чудеса, – он поднял вверх палец:

– На лесосеке. В солнечном Магадане. Там он сделает себе член еще больше. Из векового кедра, – добавил Максим Максимыч, хотя этих слов в сценарии не было.

– Правильно, – сказала Мэри, сидевшая в первом ряду, и захлопала в ладоши.

Макс кинул овощной член вдогонку убегающему повару.

Со закончил свое шоу, показав, кто же такой Эс. Он проорал своим луженым голосом, как огромный хвостатый дракон:

– Ме-р-р-ли-и-н-н!!!

И даже дамы в грязевом бассейне замерли с неумытыми лицами. Хотя до окончания шестого раунда оставалось еще несколько секунд.

В качестве финального аккорда прозвучала песня Высоцкого:

– Копоть, сажу смыл под душем. Съел холодного язя. И инструктора послушал. Что там можно?

– Что нельзя? – В общем:

– Снились Дусины кленки цвета беж.

– И нахальные шпиенки с Бангладеш.

– Дусь, а Дусь! Может, я без заграницы обойдусь?

(Здесь и в других местах стихи Владимира Высоцкого)

Виктор от усталости после тяжелого боя с Немым Жи потерял сознание.

– Что с ним? – спросил Со.

– Бормочет чего-то, – сказал Бродский.

– Что-то про Синдром Доси.

– Дось, а Дось? Может я без этих шоу обойдось? – прошептал писатель.

– Что?

– Он очнулся, – сказал Со.

Далее, Виктор оглядывается и видит Ксе, которая только что вылезла из грязевого бассейна. Он вскрикивает:

– Ай-ай, – и опять теряет сознание.

– Что случилось? – спрашивает Высоцкий.

– У меня с ним свои счеты, – говорит Ксе, и направляется в душ. Капитанская Дочка идет в ванну на противоположной стороне.

Кто из них будет объявлен победителем, пока неизвестно. Борис сбросил с себя роль, как заключенный наручники.

– Как только этим занимаются актеры?! – спросил он. – Я едва вылез из-под стула.

В заключение, Иосиф Бродский прочитал свои новые стихи. Потом он сказал:

– Поэтому не надо кричать, как Марья Гавриловна после поцелуя в церкви:

– Ай, не он! не он! – и падать без памяти. Доказано уже, что это был именно он.

Так же как в Гефсиманском саду это был Он. Хотя можно думать, что и здесь не Того узнали.

Между тем к ресторану прибыл новый посетитель. Сидящие у костра ребята очень обрадовались. Даже Соло перестал стучать лбом в дверь, и подошел поближе.

Далее, прибыл ПП – Последний Президент. Он приехал на темно-синем Роллс-Ройсе. В последнее время он в свободное от основной работы время, писал детективы. Как Агата Кристи. Ну, а что здесь особенного? Другие короли занимались вышиванием. Писать детективы тоже интересно. И главное по образу и подобию в этом случае полагается темно-синий роллс-ройс. Пусть не кабриолет, а классика, но все равно приятно. Имея этот любительский комплект легко и приятно путешествовать. Да и говорить правду тоже можно с легким сердцем.

Как они прорываются в ресторан под руководством профессионального разведчика?

Вместе с ПП прибыла группа имиджмейкеров. В количестве двух человек. Они предложили зайти в ресторан с черного хода. ПП внимательно посмотрел в лицо памятнику Пели, и сказал, что очень похоже. Потом удивился целой аллее статных мужиков.

– Тридцать три богатыря, – сказал он.

– Должно было быть тридцать, – сказал второй имиджмейкер. – Просто люди всегда думают о масонстве, а здесь другая идея.

– Какая же еще существует в мире идея, кроме масонства?

– Ну, как же? Любовь. Тридцатая любовь Марины.

– А это ее любовники? – сказал ПП, осматривая добрых молодцев. Почему им стоит здесь памятник?

– Это не им памятник, – сказал первый имиджмейкер.

– А кому? – спросил ПП. И добавил: – Марине?

– Это памятник автору, – сказал Пел. А именно он был первым имиджмейкером. И показал на второго имиджмейкера. Которым был соответственно Сори.

– Извините, к сожалению, я не могу сейчас продолжать рассказ о штурме этого Зимнего Дворца. Тяжелым камнем легла на грудь Гибель Помпеи. Именно так в черновой версии назывался фильм:

– Вчера закончилась война. – Мои ребята Абель и Сид не участвовали ни в грязевом шоу, в том смысле, что не делали ставок ни на Ксе, ни на Капитанскую Дочку, не слушали они и трагедию Венедикта Ерофеева:

– Язычники. – Они в это время смотрели кино по своему маленькому телевизору:

– Вчера закончилась война. – Так довольно интересно. Но допущена серьезная ошибка. Не использован дар Достоевского:

– Красота спасет мир. – А это означает, что нельзя добавлять ради реальности ложку дегтя в бочку меда. Конец этого фильма именно и показывает, что такое была Гибель Помпеи! Конец – делу венец. Это не украшение, не корона на голове, а конец меняет и все остальное, и середину, и начала, и завязку, и развязку, и кульминацию. Все теряет смысл. Ничто уже не достойно повторения. Это, вообще говоря, коронный номер всех сериалов:

– Нет конца! Нет, соответствующего, как в американском боевике, ответа на несправедливость, на преступление. Ответ замазывается. Но конец вообще ужасен. Даже:

– Ужасающий.

– Нет в жизни счастья. Потому что его действительно нет. Нет в реальности. Зачем мы будем врать? Можно, конечно, сочинить мелодраму. Но это о настоящем, или о будущем. Но прошлое-то, – улыбаются авторы, – не вернуть. Если уж оно было таким печальным, то, увы, что с этим можно поделать? Ничего. Как только зафиксировать. Зачем? Ну, может быть, для того, чтобы в будущем, в светлом будущем не повторилась эта Гибель Помпеи.

Зачем, ребята, думать о будущем? Уж думали и передумали об этом при коммунизме. Это можно сделать сейчас. Сейчас прошлое может быть изменено. Это в ваших силах. Бог же сказал вам:

– Я сделал вас свободными! – А Достоевский добавил:

– Красота спасет мир. – Это означает, что у художественного произведения своя правда. А добавление ложки дегтя под видом реальной фактуры – не вписывается в картину жизни. Этот же самый реализм и проявила жена Лота, когда обернулась в прошлое. Она окаменела. Также ужасается и каменеет зритель, увидев в конце фильма героиню с детками и нелюбимым мужем на фоне печальнейшего пленера. Я так надеялся, что мелодрама нанесет современный удар по прошлому. Уберет ту ложку дегтя, которую диктует правда. Я думал, что авторы все-таки захотят посмотреть со стороны красоты на прошлое. Одно слово:

– Язычники.

Вот собственно зачем эта – слово на х в ослабленном значении – делается? Почему? Просто авторы думают, что иначе будет скучно. Скучновато как-то. Слишком уже все будет хорошо. Надо еще немного помучиться. Здесь нарушается утверждение Библии, утверждение спасения, формула счастья:

– Поступайте, как в последний день. – Скучать, ребята, больше уже не будет времени. Поэтому делайте красоту сегодня. Вы больше не обязаны разыгрывать в своих сериалах Гибель Помпеи. Это же такой силы отрицательная энергетика! Зачем? Ведь конец всему делу венец!

– Да, – сказал Абель. И добавил: – Надо убрать перспективу.

– А это значит, – добавил Сид, – не надо изображать того, чего нет.

С какой стати изображается Поражение? Ведь была Победа! А вот, мол, такая и была победа, что лучше не стало. Пусть еще помучаются, не в Раю.

– Какую тактику вы мне посоветуете для взятия этого Зимнего Дворца? – спросил ПП, обращаясь к Пелу и Сору. Ребята не успели ничего ответить. Они только недавно работали имиджмейкерами последнего президента. Ле-Нин посоветовал им эту работу, пока он сам будет в отъезде. Дело в том, что Последний Президент должен был зарегистрировать собственную фирму. Ну, для того чтобы рубить бабло независимо от президентского оклада, чтобы когда-нибудь после отставки, к тебе не пришли прокуроры, которых ты лишил последнего куска хлеба, когда закрыл казино, дававшие этим прелестным людям последнюю надежду в жизни.

Поэтому он пришел в Бюро Регистрации коммерческих писателей – ну это просто так называется – на самом деле все пишут от души, по непреодолимой внутренней потребности. Он пришел и сказал толстой негритянке – это была не Кон Лиза Ра, и не та негритянка, которая тушила свет на своем торте в честь своего дня рождения, когда к ней зашла подруга Жана-Клода Ван Дамма, чтобы спросить о своем отце. Просто это была дымящая, как паровоз, симпатичная негритянка, которая всю последнюю неделю не имела ни с кем секса. А сказано по Радио Свобода, что он необходим три раза в неделю. Два – это уже проблема. Через несколько лет у вас может появиться неизлечимая болезнь. Но, как сказал один парень, необходимо еще каждый день пить стакан красного сухого вина.

– Секс – стакан, секс – стакан, секс – стакан, – и так каждую неделю. Тогда вы будете жить долго и счастливо. Если не забудете и в те дни, когда у вас нет секса, пить по стакану.

Она сказала, что фирму надо как-то назвать.

– Посоветуйте, как мне ее назвать, – сказал ПП.

– Хрен продакшен, – не глядя на него, ответила эта железная леди. – Мы вас проверим, и вы получите печать.

– Вы меня проверите? Я работал в разведке, в ООС и ЦРУ. Кстати, вы замужем? А то я вас тоже могу проверить. – У него, независимо от его личной воли, появился Синдром СЮ. Сергея Юрьена. Больные этим синдромом люди обязательно хотят трахнуть ту леди, у которой они что-то просят. Практически это не зависит от величины просьбы. Будь то просьба принять совсем немного поношенное пальто в ломбард, или просьба дать совет, как назвать свою фирму.

– Хрен продакшен. Хрен продакшен, мне это нравится. – Но ПП после этого случая перенес легкий стресс. Ему для последующих дел с этим делом посоветовали нанять двух известных парней, специалистов по этому делу. Они посоветовали взять Пела и Сора.

– Понимаете, ребята, – сказал им ПП, – так-то, в мире разведки и управления государствами, меня знают все, но как начинающего коммерческого писателя, как Черчилля, меня могут не узнать в аэропортах, отелях или борделях. Ко мне могут там отнестись, как ко всем. Как к дерьму. Поэтому. Поэтому я нанимаю вас, чтобы вы делали за меня все это. Окей? Окей. Тогда по рукам. Вы будете моей карточкой Амэрикэн Экспресс в непознанном мире коммерческой литературы.

Но ПП оказался упертым ба… Нет, не ба, а па. Пацаном. Он не принимал развернутую правку знаменитых американских писателей. Да, друзья мои, несмотря на то, что у каждого из этих ребят было в Сибири по персональному памятнику, в России их не читали. Как сказал наш друг Александр Ге, с которым сейчас у нас нет связи, не берет радиостанция, наверное, улетел на Марс:

– Все думают, что они бы тоже так могли, если бы захотели.

– А что же тогда сыграть? – спросили Пели и Сори.

– Мурку! – Вот так. Они понимают только Мурку. Все остальное они бы тоже смогли, если бы захотели. Все остальное, оказывается, проще, чем сыграть Мурку.

– Я хочу писать сам, – сказал ПП.

– Хорошо. Нет проблем. Пишите.

– Не могу. Мне, как Ван Гогу нужна натура.

– Извините, – сказал Пели, – тогда, получается, что вы выступаете против литературной общественности.

– Да, – подтвердил Сори, – считается, что сам человек писать не может.

Это доказал один издатель, ссылаясь на опыт всей своей жизни.

– Я сам, – сказал он, – всю жизнь писал за других. – То за Хру, то за Бре. И так далее. – Теперь пусть пишут другие. Дело даже не в том, что самому человеку писать запрещено, а просто сама природа Номо Сапиенса всей своей сущностью восстает против такого применения человеком своих сил.

И вот ПП решил доказать обратное, но потребовал натуру, с которой он будет писать сам. Собственно, для этого он сюда и приехал. Но пока что его ничто не вдохновляло. Он еще не знал, что его мечта близка к своему страшному осуществлению. Если бы его спросили после всего случившегося:

– Вы бы все равно решили стать знаменитым детективщиком, как Агата Кристи, если бы заранее знали, что за натуру вам приготовила судьба?

– Без комментариев, – ответил этот парень.

– Мы думаем, что надо зайти с тыла, – сказала внезапно подошедшая к группе Президента Тетя. Она курила сигарету с длинным мундштуком и была закутана в белый с узорами оренбургский платок.

– Нет, – сказал ПП, – возьмите эту куклу, и попытайтесь использовать вместо тарана. Она отошла без слова, но подумала:

– Нисколько не смешно. Или я уже теряю чувство юмора?

Далее, ПП называет код, которым открываются двери Зимнего Дворца.

– Красная и Черная.

Да, друзья мои, так просто. Правда, здесь был ньюанс. Надо было подойти и сказать:

– Я говорю пароль. – Потом говорите. Если вы ошиблись, или просто не знали пароль, раздаются пулеметная очередь. Да, правильно, она просто звучит. Три, семь или одиннадцать секунд. В простонародии – тройка, семерка, туз. Запомните эти цифры, пока есть люди, поддерживающие жизнь в казино. Никто не знает, сколько секунд выпадет вам. Сам Эйно ввел алгоритм непознаваемости в эту программу. Кстати, не надо так это реально удивляться, когда вы заметите легкую тавтологию, или еще какое противоречие. В этой книге использован Код Библии, открытый Александром Сергеевичем Пушкиным. Код этот является непробиваемым буфером:

– Сколько ни добавляй вранья – правда хуже не станет.

Для любителей российской словесности это можно изобразить, как:

– Предложение! – Каждое. Каждое предложение состоит из слов героя и из слов автора. Только на диктанте вы отделяете эти группы слов знаками: тире, запятая, двоеточие. Ибо так принято в школе, когда идет обучение. В жизни повторять это не надо. Не для того вас учат, чтобы вы это применяли на деле. Это только принцип устройства мира. На деле вы должны сами найти места деления предложения на слова автора и на слова героя. Когда Ле-Нин сказал:

– Учиться и учиться, – он имел в виду, что каждое следующее:

– Учиться, – является производной от предыдущего.

Попросту говоря, слова автора и слова героя отделяются:

– Противоречием! – Я уже говорил это, но не будет ничего страшного, если я повторю это еще раз.

Если вы видите ошибку – значит это слова героя. Ведь он имеет, как легендарный поэт Искренко, право на ошибку. А если все написано так, как пишите вы – это, соответственно это слова автора.

Поэтому ошибаются те, кто говорит:

– У вас нет школы. – Ну, потому что не там у вас поставлены точки с запятой. Но в том-то и дело, что школьные правила, примененные буквально не решат реальной проблемы. Нельзя доказать с помощью школьных правил, что Земля вертится. Дело в том, что слова автора и слова героя могут меняться местами! Можно ввести алгоритм, как Пушкин:

– Тройка – семерка – туз. – Здесь три слова автора, семь слов героя, опять слова автора, но их уже одиннадцать.

Информация, код, позволяющий определить:

– Кто? перед вами, – не видна невооруженным взглядом. Ибо она:

– В вас. – Поэтому сначала определяется, что три первых слова – это слова героя. Потом, после семи слов автора, уже ясно, что первые три слова были тоже словами автора. А после одиннадцати слов героя, вы понимаете, что семь – это слова героя, а три это слова автора. Вот так отличаются деления предложения:

– В школе и в реальности.

Отсюда вывод:

– Объективная реальность, объективная в том смысле, что считается существующей независимо от человека, – существует только в школе. А учатся, как сказал Ле-Нин не только в школе.

Теперь вы сможете войти в Зимний Дворец. Вы поняли, что сначала надо определить, сколько секунд будет звучать музыкальное вступление:

– Три, пять или одиннадцать. И если вам это удалось, то теперь уже надо понять, будут ли следующие семь секунд реальной пулеметной очередью, или тоже музыкой. И наконец, когда прогрохочет реальная пулеметная очередь, надо заранее догадаться:

– Пройдут ли пули поверх голов или прямо в голову.

В общем, понятно? Ну, и читать Библию надо также.

Это для Хомо Сапиенс с математическим уклоном. Как у Пушкина. А для умников Симонова-Масальского существует другая аналогия. Представьте себе, как говорил Моцарт, кикиморско-леший перевод американской трагедии в стиле… нет, не кантри, а в стиле мелодрамы. Этот кикиморский перевод характеризуется тем, что слова подлинника, там Роберта Де Ниро, или Квентина Тарантино, или Ким Бессинджер:

– Абсолютно не слышны. – И вместо этих голосов просто берется лопата и стекло. И выводятся узоры. Лопатой по стелу. Кажется. Кажется, что после этих узоров до подлинника не добраться. Это же утверждается и в отношении Библии. Многочисленные переводы и переписи говорят, исказили Библейский Текст до неузнаваемости. Но подлинный текст никуда не девается. Он просто закрыт переводом. Восстановить его очень трудно. Было бы легко, как говорит Стивен Спилб, если бы было оставлено звучание подлинника, пусть непонятное. Но нет, сейчас подлинник глушится полностью. Однако при большом желании услышать подлинник удается. Для этого сознание человека должно быть перестроено. Или по-другому:

– Настроено соответствующим образом. Оно, это сознание, должно автоматически воспринимать текст, как двойной текст. Как подлинник и закрывающий его перевод. Любой текст! Посылка возможности докопаться до истины здесь:

– Что и подлинник – это не подлинник, а тоже перевод.

ПП не надо было мучиться. Ибо:

– Он знал точный пароль.

Двери раскрылись, и они вошли. Потом и вся толпа повалила внутрь. Сид с Абелем даже не успели встать. Только успели выключить свой маленький телевизор. Только что был разговор о дресс-коде работников церкви. Что, мол, слишком много на них навешано злата и серебра. Слишком красиво. А красиво жить не запретишь.

Далее, Сид движется навстречу толпе, но вдруг останавливается. Он узнает ПП, телохранителем которого когда-то был. Он отступает в сторону, и придерживает рукой Абеля. Но этот бывший шпион и удачливый бильярдист, неожиданно схватил ПП за отворот Аляски – любимой одежды ПП – и уже хотел провести переднюю подсечку в падении. Мама! Собрал бы ПП пару столов. Это точно. Но Сид успел провести удар, называемый итальянцами:

Глава девятая

Удар Сокола. Футбольное предложение. Символы благородной леди. Борис планировал царствовать в России.

Три вопроса ПП. Большинство угрюмо молчало. Три точки в другом. Бронепоезд на запасном пути. Вера в футбол. Глушение перевода. Расшифровка Ле-Нинской установки:

– Учиться, учиться и учиться.

Третье Учиться Ле-Нина – Чаша Грааля.

Соцреализм – это дыра.

Конец фильма.

Далее экспедиция.

Хо. ПП не в состоянии устроить ему побег.

С одесского кичмана…

Тетя и Мотя следуют за экспедицией.

Земля – это Ковчег, сказал Адам. Секрет Ордена Тамплиеров. Тете и Моте не до смеха. Блан Б. Занимательные гонщики И не нужны. Ку Ли. Лаять здесь не обязательно. План культурно-обеденных мероприятий на неделю.

– Удар Сокола. – Между прочим, любимый удар Ильи Муромца. Удар этот проводится сверху. Этим ударом, тоже, между прочим, был убит старший сын царя Приама, Убит летающим Ахиллесом. Это было еще до взятия Трои. Можно и не взлетать, если вы с противником одного роста. А если ниже, то надо. Вообще говоря, лучше подпрыгнуть. Ваш меч поднимается высоко, высоко вверх, острие его склоняется за спину, и так это с огромной силой он наносится поперек лба противника. А если нет меча, как это часто бывает у русских, надо бить кулаком в лоб. В прыжке – если, конечно, вы не умеете летать, как Ахиллес – сверху. Как это сделал сейчас Сид великолепный. И покачнулся Абель, и пал, как благородный Гектор под копыта, прощу прощенья, под ноги Последнему Президенту России, на фиолетовый с белым в этом месте ковер Зимнего Дворца.

– Он жив? – спросил ПП, приподнимая голову Абеля. – Кажется, он убит.

– Кто убит? – спросил Абель, как Марк Бернес, и открыл глаза.

Далее, ему задают вопрос о Немом Жи, об образовании, что надо сделать как в футболе:

– Половина преподавателей в университетах должны быть неграми. Как в футбольной команде. Или бразильцами, или голландцами, что, в общем-то, не меняет дела.

Ксе прямо из душа бросилась к столику ПП. С полотенцем на голове и двухкилограммовой банкой черной в еще слегка влажных руках. Она не называла его, как это принято в Раю:

– Мой друг, а говорила просто:

– Мой дорогой друг. – Что это значило – никто не знал. Многие просили тут же провести пресс-конференцию.

– Вы любите совмещать приятное с полезным? – спросил ПП. – Нет? А я грешным делом люблю. Пресс-конференция – это приятно, а черная с баварским пивом и куриными ножками с розмарином, предварительно замаринованными в кефире – это полезно.

– Но только три вопроса, – сказала Ксе. – Она уже успела переодеться в бальное платье, надела на шею колье из розовых бриллиантов. На руки – наручники из белого, белого золота, символизирующие известную поговорку:

– Я твоя. – На ноги:

– Ножные ожерелья из черных алмазов. Они символизировали американскую поговорку:

– Ты подо мной.

Это было распространенное в последнее время тестовое блюдо. Мясо медиум, черный японский соус и белая орхидея в качестве сложного гарнира. Если человек достаточно уверен, что это хорошо:

– Ему блюдо нравится. – Примерно так же, как биллге-ская черная икра.

Сид сначала тоже сидел за столом по приглашению ПП, но удалился под предлогом, что:

– Кому-то надо охранять Зимний Дворец.

Со и Ла сели за стол ПП просто так. Ну, как будто их кто-то пригласил. Как будто они были членами. Членами будущей Олимпийской Сборной. Да и ПП знал, что Со, несмотря на то, что до сих пор не нашел Кон Лизу Ра, может в случае чего всегда направить понимание вопроса в выгодном для отвечающего направлении. А Ла нужен для того, чтобы подтвердить правильность выбранного для ответа направления.

Для Тети и Моти места, естественно, не хватило. Они сели за маленький столик у стены прямо под портретом ПП. В данном случае:

– Первого Президента. Первый-то, он Первый – только никто не знал, кто это был на самом деле. Это был не просто портрет ПП, а портрет ПП, здоровающегося за ручку с каким-то евреем. Многие думали, что это Авраам. Но это был Борис Бер. Он хотел жениться на дочери ПП, и в последствии, а точнее, вследствие этого подняться на самый верх. Брак расстроился из-за случайной размолвки. ПП ни с того, ни с сего начал орать:

– Бориску на царство?! Не бывать этому!

Были отобраны три вопроса.

Первый:

– Зачем в парламенте нужен Немой Жи?

Второй:

– Сколько негров надо добавить в русскую профессуру, чтобы можно было заняться реформой образования?

– Третий:

– Применение фразы:

– Не тут-то было! – Как взгляд с Марса.

– Нет, на самом деле, – сказал, приподнявшись из-за стола поэтов Венедикт Ерофеев. – Кстати, – добавил он, – я буду говорить не за себя, ибо просто не знаю, что тут можно сказать. Скажет мой герой, ваш современник:

– Виктор Евро-о!

– Итак, друзья мои, на повестке дня вопрос:

– Зачем народу нужен Жи, если он немой? Ответ:

– Он не нужен, так как его никто не понимает. – Виктор сел.

Встал Со. Он сказал:

– Друзья мои, товарищи. Думаю, что Жи нужен. Я поясню свой ответ. Если не будет немых ораторов, люди будут иметь СН.

– Си-Эн-Эн? – спросил Ад.

– Не Си-Эн-Эн, а СН – синдром неполноценности. Ведь большей частью люди применяют слова не для смысла. А для ввода смысловых слов, для связи слов, для акцентации смысла. В общем, для бессмыслицы. И вот эти, так называемые кавычки представляет в парламенте Немой Жи. Вроде ни к чему, совершенная бессмыслица, а надо. Людям легче жить. Они хоть и продолжают чувствовать себя немыми, как Жи, но уже начинают понимать, что жизнь их не лишена смысла.

Некоторые зааплодировали. Но большинство продолжало угрюмо молчать. Нахальное поведение немого Жи им надоело.

Опять поднялся Виктор Евро. Он сказал:

– Лучше жить без смысла, как орангутанг, чем жить со смыслом Немого Жи. – И добавил: – Некоторые неправильно думают, что Черчилль ругал русских, когда говорил, что они глупее орангутангов. Он их хвалил.

Бурные, продолжительные аплодисменты. Кто-то хотел еще прокомментировать эту ситуацию, но Ксе, сделав глоток шампанского, сказала, что с первым вопросом все ясно.

– А что ясно? – спросил Высоцкий. – Я ничего не понял.

– Ясно, что ничего изменить нельзя, – сказала Ксе.

– Непонятно тогда, зачем это надо было обсуждать, – с обидой сказал Виктор.

– Почему?

– Потому что это мы и так знали.

– Н-да, – сказал ПП. – Друзья мои, думаю, вы в курсе теории Относительности Эйно? Я так и думал. Согласно последним исследованиям в области нанотехнологий, стало известно, что враг нам нужен. Именно в нем находятся ваши три точки. Ваше отчужденное знание. Об этом знал еще китаец Ляо Цзы, знал Сократ и древние йоги. Только воспользовавшись знанием своего врага, вы можете победить. У нас нет врагов, мы мирные люди, но, как сказал Ле-Нин:

– Наш бронепоезд стоит на запасном пути. Три круга в другом – наш запасной путь. Теперь вы поняли, зачем нам нужен Немой Жи?

– Нет, – совершенно определенно сказал Виктор. И добавил: – Потому что это мистика.

– Закончили и быстренько перешли ко второму вопросу, – сказала Ксе.

– А что тут обсуждать, – сказал Максим Максимыч. – Все ясно. Футбол показал нам путь, по которому надо идти в будущее. Без настоящих образованных негров в университетах нам не обойтись, Вы видите:

– Сегодня наши футболисты играют в футбол.

– А раньше? – спросил Высоцкий, как при приеме в партию нового кандидата на лесосеке. – Точнее, тогда он сказал наоборот:

– А сейчас?

– А сейчас, как раньше футболисты, они думают только об одном:

– Что мы делаем здесь, на поле? Они не понимали смысла самой игры. Как будто это был гольф.

– Мы не настолько богаты, чтобы заниматься наукой. Да и вообще никто не верил в ее реальное существование. А если ее нет, зачем мучиться? Зачем нам образование? Ну, и добрый Эстэ-Лин в сорок восьмом году запретил его. Как недоступное русскому народу. Всех этих генетиков-менетиков, электронщиков-мионщиков, он отправил на пасеку. Ибо:

– Рабочим нужны пчелы, рабочим нужен мед. – А этих научных мух, дрозофил было приказано отстреливать, как лишних слонов в Африке. Жестоко? Да. Но зато другим удастся прожить жизнь так, что не будет больно за отсутствующее образование. Никто уже не скажет:

– Ты, парень, не отлично образован. – Теперь все говорят:

– У меня отличное образование. Или два. Отличных образования.

– Команде ученых нужны негры, как в футболе, чтобы, наконец, поняли, что это не игрушки. Забивать надо. А не бегать по полю в поисках смысла или творческого союза.

Опять встал Виктор Евро. Ксе поморщилась. Она сказала:

– Думаю и так все ясно. Науки у нас нет, потому что нет образования, а образования нет, потому что оно не нужно. Так как нет науки. Вместо науки идет второе образование, третье и так далее. Все пытаются выполнить завет Ле-Нина, совершенно не понимая его смысла.

– Учиться. Учиться. И учиться. – Тройка. Семерка. И туз.

– Пусть скажет, – кивнул ПП.

Виктор опять поднялся.

– Тройка, семерка, туз, – начал он, – это:

– Учиться, учиться и учиться.

– Слышали уже, – сказала Ксе. – Я сама это сказала.

– Учиться, учиться и учиться, – это значит:

– Учеба, наука – открытие!

– Великолепно. Как в Силиконовой Долине.

– Но есть проблема, – сказал он.

– Какая? – спросил ПП.

– Я не понимаю, почему наука и образование были запрещены.

– И какое же у вас есть предположение? – спросил ПП.

– Никакого. Точнее, одно есть. Я могу думать только, что здесь правил десант с Марса.

Многие поняли, что здесь нет науки, как естествознания, и занялись вещами, куда вроде бы не может проникнуть черная магия. Просто потому, что они просты, как таблица умножения. А именно:

– Переводами. И, мама! Попали в самое болото. Они думают, что делают простой, как таблица умножения перевод. Многие из них даже не понимают, что этот перевод плох. Некоторые понимают, что он плох. Но мало, кто понимает, что перевод вообще отсутствует. Его просто нет. Перевод полностью блокирован. Он глушится, как глушится Радио Свобода. Но кем, я все-таки не понимаю.

– Все, все, все! – Ксе хлопнула три раза в ладоши. Она заметила краем глаза, что Капитанская Дочка подняла руку, желая высказаться по третьему вопросу. Этого нельзя было допустить.

– Я скажу три слова в заключение, – сказал ПП. – Первое Учиться:

– Мы уж строим Силиконовую Долину.

– Второе Учиться:

– Мы уже пригласили в наши университеты преподавателей из Оксфорда, Гарварда и футболистов из Бразилии.

– А футболистов зачем? – спросила Капитанская Дочка. Она все-таки смогла вставить слово. – Их вроде бы и так уже хватает.

– Для численности. Теперь будет, как вы предлагаете пять на пять. И это только там, где профессора понимают, что им надо учиться, учиться и учиться. Там, где думают, что наше образование и так хорошее, только надо кое-где чуть подправить, будет два к восьми. На два наших восемь бразильцев. А то некоторые уже додумались до того, что, мол, и при коммунизме была вера. Ну, с некоторой натяжкой, не совсем укладывалась в общепринятые представления, но в общем соответствовала христианству. По инерции, так сказать. По инерции чего?! Разве Россия тринадцатого любимого года и не была разрушена за неверие. Так вот это мнение, это шапкозакидательство, что, мол:

– Мы не только сейчас верим, но в прошлом уже два, а не один раз верили, – будет разбавлено бразильцами два к восьми.

– Коммунизм – это то место, где нет веры принципиально. Это Вавилонская Башня, то есть стремление достичь результата своею собственной рукой. Своею собственной рукой – значит без перевода, без чужого, другого мнения. Это и называется смешением языков. Можно сказать, что:

– Коммунизм – это отказ от перевода. А еще точнее:

– В переводе отказано.

Вдоль дороги лес густой с бабами-ягами. Они блокируют перевод, не пропускают на дорогу, оставляя людям чистый разум. Свой чистый разум.

Третье Учиться:

Далее, что третье?

ПП что-то шепнул своей любимице Ксе. Она опять как фокусник три раза хлопнула в ладоши.

– Информация о Третьем Учиться засекречена, – сказала Ксе. И добавила с улыбкой:

– Только избранные будут иметь доступ к этой информации. Мы закрываемся, нет, не в том смысле, что мы закрываемся совсем, – она обвела ручкой кабак, – а мы от вас закрываемся в банкетном зале.

Банкетным залов здесь было два. Один у входа, другой у черного выхода. Так-то это были просто два угла. Но при нажатии кнопки:

– Банкет, – угол двенадцать на двенадцать автоматически огораживается двумя выдвижными стенками, довольно тонкими, в китайско-японском стиле, но звуконепроницаемыми. Со стороны можно было подумать, что это место для суши обслуживания. Однако именно здесь должна была быть спланирована секретная операция. Она должна была доказать существование Чаши Грааля. В переводе на русский язык это:

– Третье Учиться Ле-Нина.

– Ничего вы не добьетесь! – крикнул кто-то.

– Кто это? – спросил ПП, хотя двери уже двинулись навстречу друг другу под углом Пифагора.

– Бенедикт, прошу прощенья, Венедикт Ерофеев, – сказала секретарь Ксе.

– Но он же умер, – удивился ПП.

– Как видите, теперь опять жив. В роли Виктора.

– А! Ну, хорошо. Сейчас мы проведем тест на оптимизм.

– Кто здесь еврей? – спросила Ксе, предварительно прослушав ПП. – Никого, – подытожила она. Напоследок она внимательно посмотрела на Бориса, и задала второй вопрос:

– Кто хочет в Ханаан к теплому морю?

Встали все, как будто собрались петь Интернационал.

– Я уточняю вопрос:

– Под пули! – Все продолжали стоять.

– Стоят, – сказала Ксе. И добавила: – Хоть ногтем стеклышко барабань. Прорывается конный корпус из-под Вишеры на Любань. – Для красного словца мы не будем врать, что это были власовцы, хотя в тылу и у них стояли заградотряды. Только у конармейцев Гайда их не было.

– Куда вы ребята? У них же скорострельные пулеметы. Тысяча двести патронных гильз вылетает. В минуту! Поля можно выкашивать.

Реакция ПП? Не последовало. Двери закрылись. Перед этим все посмотрели картину Пикассо под названием:

– Конец фильма:

– Когда закончилась война. – Прекрасная девушка, прекрасный муж, дети, Волга, которая, правда течет что-то слишком долго. Но это бы еще ничего.

– А это что? – спросила Капитанская Дочка. – Дыра. Зачем здесь дыра?

– Она видна невооруженным глазом! – воскликнула Мэри.

– Зачем вы нарисовали дыру? – спросила Мэри.

– Социалистический реализм – это дыра в художественном произведении, – сказал Пикассо. И добавил: – Хотя в принципе я не обязан комментировать свое произведение.

– Почему? Так говорил Заратустра? – спросил Максим Максимыч.

– Так говорит Высоцкий.

Далее, экспедиция.

– Зачем нам эти демоны? – спросила Капитанская Дочка. Она была включена в состав экспедиции, вопреки настоятельному требованию Ксе:

– Не брать ее.

– Почему?

– Она будет плести против меня интриги.

– Она может быть нам полезна, – сказал Сори, чтобы успокоить великосветскую даму.

– Я не понимаю, чем?

– Если в тайге мы не сможем подстрелить медведя.

– Медведя?

– Если не подстрелим медведя – съедим ее, – сказал мрачно Пели.

– Это ужасно.

– А эти демоны опять с нами тоже для этого? Ну, чтобы их съесть в тайге, если не будет мяса? – спросила Капитанская Дочка.

Была набрана группа в количестве девяти человек. ПП, Ксе, Пел, Сор, Пикассо, Капитанская Дочка, Адам, Ад и Уп.

Собственно, зачем? Стоял простой вопрос перед членами президентского бюро:

– Что можно сделать для ПП? Описание какого события вдохновит его, как Хемингуэя вдохновила рыбная ловля, секс нескольких человек с одной и той же леди – правда, в разное время, – кофе в темном лесу, свежая клубника по утрам и бой быков. Да, и как эта леди, в конце концов, достается последнему еврею, за что ему, в конце концов, набили морду. Это финал в стиле экшен.

– Это похоже на исход евреев из Египта, – сказала Ксе. – Может вам, то есть всем нам пройти десять казней египетских? А вы их запишите. Ну, как Ван Гог. С натуры?

– Было.

– Кто это сказал?

– Я, – поднялся Адам.

– Кто это? – спросила Ксе, демонстративно не узнавая своего мужа.

– Лучше изобразить атаку русской армии на Любань, – сказал Сор. И добавил: – Если уж мучиться, то мучиться надо по-русски: бессмысленно.

– Нет, нет, нам нужна мистика, что-то такое необычное, а это для России норма. Что особенно в гибели конного корпуса, вышедшего из Вишеры на Любань? Это все равно, что описывать расстрел делегатов семнадцатого съезда. Все эти казни египетские мы уже проходили. Смысла нет. Все равно потом скажут:

– Ничего не было.

Тут ПП за ликером попросил, чтобы ему погадали на его три шестерки.

– Кто может сказать мне, в ком отчуждено мое мистическое знание? – И молчали все, как рыба об лед. Даже Ксе, хотя ей очень хотелось понять будущее. В конце концов, она не выдержала и сказала:

– Ваш мистический двойник – это Сократ. – Мама!

– Не пройдет, – сказал Пел.

– Почему?

– Сократ умер.

– Этот, как его? – сказала Капитанская Дочка.

– Кто? – спросил ПП.

– Он обратил на нее внимание! – подумала Ксе. – Надо делать что-то более радикальное, чем драка в бассейне с грязью, которая, между прочим, была ничем иным, как шоколадным кремом.

– Ляо Цзы, – сказала Капитанская Дочка.

– Умер, – сказал Сор.

– Да? Я не знала. Почему же тогда о нем столько болтают?

– Тогда это Билл Ге. Больше некому, – сказал Пикассо.

– Вы гадаете на кофейной гуще, – сказал ПП. – Здесь нужна магия.

– Хо, – сказал Адам.

– Хо-хо-хо, – засмеялись многие.

– Ваши три шестерки находятся у Хо, – повторил Адам.

Опять все, кроме Пела и Сора смеялись.

– Хо-хо-ха!

– Кто такой Хо? – спросил ПП. И добавил: – Тибетский Лама?

– Нет.

– А кто? Вы его знаете? Это член масонского ордена Розенкрейцеров?

– Нет, нет, – покачал головой Адам и с шипеньем открыл новую бутылку пива.

– Это магистр ордена Тамплиеров? – спросил ПП.

Разгадку поняли только двое. Сор и Пел. Но они молчали.

– Сейчас, сейчас я угадаю, – сказал Президент. – Так, построим логическую цепочку: вы пьете много пива, едите хлеб, мясо и рыбу. Вы немец. Нет? Ага. Ну, хорошо. Хлеб, мясо, рыбу и пиво давал строителям пирамид Хеопс. О! Вы:

– Фараон. – Простите, я хотел сказать:

– Он – фараон. Фараон Хо. – Молчание было ему ответом. Только шипенье новой бутылки пива нарушило затянувшуюся тишину. Наконец ПП понял, кого имеет в виду Адам. Он медленно поднялся, потом броском:

– Через бедро с захватом, – перевернул стол.

– Этого не будет! – закричал он. Потом пересел за другой уже накрытый пивными бутылками и черной стол, немного успокоился и добавил:

– Этого не может быть. – Он выпил большую шестисотграммовую бутылку пива. – Мне легче удавить его своими руками, чем читать в его душе.

– Вам не нужно будет читать в его душе, – сказал Адам.

– Угу, мне придется просто записывать его высказывания и анализировать их, – сказал ПП и выпил еще одну, правда трехсот тридцати граммовую бутылочку. Не-ет, если я его увижу, я его убью.

Взял слово Пел.

– В Библии написано:

– Возлюби врага своего. – Как вы думаете, зачем это написано? Потому что именно во враге находятся ваши три круга. И кроме вас это знание не может использовать никто.

– Даже тот, в ком они нарисованы, – сказал Пикассо.

– Похоже, здесь все понимают больше меня, – сказал ПП. И добавил: – Но он в тюрьме.

– Это и может стать целью вашей экспедиции, – сказал Адам.

– Я не понял, что вы сказали? – сказал ПП.

– Вы должны поехать в тюрьму, – сказал Пел.

– Зачем?

– Я не понял, зачем? Чтобы освободить его? Но это невозможно. Он осужден по закону. И я поклялся, что срок его отсидки в ближайшее время достигнет ста пятидесяти лет. Пусть все будет по-честному. Как в Америке. – ПП заплакал.

Все молчали.

– Он же, падла, хотел втоптать меня в грязь с помощью мирового зла. Он угрожал мне, когда я уже был Президентом. Что, мол, почему это так дешево? А это дорого. Он хотел со мной разобраться. Он хотел меня идеологически трахнуть перед всеми. Я не могу! Это выше моих сил.

– Я – слово на букву б – не студент, отказавшийся от поездки на картошку, и которого – слово на букву е – за это на заседании комсомольского бюро.

– Кто я? Какой-то недавно избранный Президент-медвежатник! А он? А он миллиардер из списка журнала Форбс! – Слово на букву Е – список Шиндлера!

Все молчали. Казалось, ругательствам не будет конца. И он еще не знал самого главного. Ведь он думал, что надо только заставить себя читать нелепые высказывания Хо. Нет, для того чтобы Хо начал заново учиться говорить, его надо было освободить. А как?

– А как? – спросил ПП, успокоившись. Он явно тянулся к магическим знаниям. Готов был уже почти переступить через себя. Готов, пока не услышал от Адама:

– Вы должны совершить побег.

– Что? Я не понял, что вы сказали?

– Вы должны устроить ему побег, – сказал Пел. ПП поперхнулся отличным немецким пивом. Рука его судорожно схватила черную розу, и бросила на персидский ковер банкетного зала.

– Зря вы так беспокоитесь, – сказал Сор, – это и будет ваш прямой контакт.

– Какой контакт?

– Прямой контакт Ван Гога. Вы сможете написать детектив с натуры. Это будет настоящая Агата Кристи.

– Я не смогу.

– Почему? Корвалол, валидол есть.

ПП попросил открыть банкетный зал.

– При мыслях о тюрьме у меня начала развиваться клаустрофобия, – сказал он. И добавил: – Пусть кто-нибудь споет хорошую песню. Надо расслабиться, и хорошенько подумать.

На сцену вышел Высоцкий и спел песню:

– Чуть помедленнее кони, чуть помедленнее. – Потом завыл Со:

– С одесского кичмана бежали два урькана. Бежали два урькана н-а-а во-о-лю-у! – ПП бросил в него хариусом. Певец его поймал, очистил и съел, как Кот Базилио. Только сказал:

– Папрашу бутылочку пива еще.

– И никакого пива. Чтоб ты сдох от обезвоживания в Синайской Пустыне, когда в составе израильского спецназа направишься в тыл египтянам, которые никак не хотят жить спокойно.

Они выехали ранним утром. Машины заранее перегнали на десять километров вниз к бриллиантовому руднику. Алмазов здесь было мало, добывать их было трудно, поэтому рудник был заброшен. Машины стояли за проволочными заграждениями, которые, правда, давно были обесточены. Алмазов нет, зачем тратить энергию.

Тихо, на загнутых снегоступах фирмы Байер, они двинулись в путь.

– Нас кто-то преследует, – сказал Пел. ПП обернулся.

– Тебе показалось.

Далее. За ними шли Тетя и Мотя. Их взяли, чтобы потом съесть в случае чего.

Для того, чтобы проникнуть на закрытый объект есть два варианта. Один – это подготовить штурмовую группу. С автоматами, гранатами, кошками, чтобы цепляться за горы, и появиться в расположении захватываемого объекта сверху. Второй способ тоже очень известный. Как сказал Адам:

– Надо самому сесть в тюрьму. Вы знаете, что значит сесть в тюрьму? Вы знаете, что такое сесть в тюрьму добровольно?

– Вы знаете таких? – спросил ПП.

– Это я. Я ведь вышел…

– Ты вышел родом из Эдема, ты вышел и упал…

– Сюда.

– И упал в Ковчет, – пропел Адам. Вы в курсе, что Земля – это Библейский Ковчег?

– Само собой, – сказала Ксе. И добавила: – Только размеры не совпадают. Длина к ширине должна быть шесть к одному. А здесь? А здесь круглая! Балда ты, Адам.

– Считать надо правильно, деточка, – сказал Адам. Он был слегка пьян после шести бутылок баварского. Поэтому выдал секрет Ордена Тамплиеров.

– Разделите длину окружности на радиус и получите заветное число Ордена Розенкрейцеров:

– Шесть! Ты со мной не спорь, мэм, я же ж физик-теоретик.

– Физик-теоретик, как кто? – спросила Ксе, чтобы посмешить людей перед устройством бригады на работу в тюрьму, где производили Даблы. Именно туда недавно перевели Хо. За что? Мне пока неизвестно. Наверное, адвокаты постарались.

– Как Ландау, – ответил пьяный Адам. И все громко засмеялись. Чему смеются, непонятно.

ПП с присущим ему юмором ответил, что Хо перевели на легкую работу потому, что:

– Он забеременел на зоне. – Это было очень смешно.

Но Тете и Моте было не до смеха. Они боялись, что их съедят раньше, чем они успеют забеременеть. Надо бы вроде бежать, но природная любознательность брала верх. Они не могли отказаться от участия в этом деле, даже ценой жизни.

Был выбран второй, более мирный путь. Решено было устроиться на работу на автомобильный завод Дабл. Как вольнонаемные они имели право на облегченные условия труда. Удалось устроить водителями Пела и Сора, а также Ада и Упа. Им была устроена проверка. Гонка по горам вокруг Зоны. Обе пары проиграли. И это позволило им устроиться на работу. На вопрос ответ был простой:

– Гонщики нам не нужны, – ответила И. – Это хорошо, весело, занимательно, но не для нас. Ведь гонщики могут украсть все наши сокровища.

Тетю и Мотю спросили:

– Кем бы вы хотели у нас работать? Надзирателями? Я имею в виду надзирателями за нравственностью, – сказала И.

– Мы бы хотели работать в музее восковых фигур, – сказала Тетя.

– Это отличная идея, – сказала И. – Только у нас нет пока что такого музея.

– Мы организуем, – сказала Мотя.

– Как? – спросила И.

– Мы будем сами стоять.

– Как, простите?

– Мы будем сами изображать знаменитых людей, – сказала Тетя.

– Вы сможете? – удивилась И. – И даже мужчин?

– Элементарно, – сказала Тетя.

– Вы не поверите, но некоторые изображают даже собак, – шепотом сказала Мотя. – И ничего.

– Что, ничего?

– Ничего, говорю, получается. Даже в Давосе один выступает. Этот, как его? Японец.

– Ку Ли.

– Ку Ли?

– Да. Талантливый!

– Действительно, лает!.. Как настоящий.

– И вы тоже будете лаять? – спросила И, – и закинула ногу на ногу. Она закурила, хотя думала, что давно бросила.

Тетя вздохнула. Потом еще немного подумала и сказала:

– Если надо будем.

– Да, я тоже согласна, – сказала Мотя.

– Нет, это не обязательно, – сказала И. – Я только для того спросила, чтобы увидеть ваш боевой настрой. Значит, так. Будете ориентироваться по обедам.

– По обедам? – спросила удивленно Тетя.

– Как это? – улыбнулась Мотя.

– Начнете завтра. Завтра у нас щи. Когда будут щи, вы будете фигурами, ну… скажем, Эстэ-Лина и Ле-Нина.

– Может быть, мы лучше будем показывать по праздникам их? Или хотя бы по воскресеньям? – предложила Тетя.

– Хорошо. Завтра как раз воскресенье. По воскресеньям у нас щи.

– Я бы лучше поставила по воскресеньям борщ, – сказала Мотя. – Я борщ люблю.

– А я люблю гороховый суп с вешенками и беконом. Потом, при подаче надо добавить немного молока фирмы Пар. Нет, это вкусно, действительно, – сказала Тетя.

– Да, это вкусно, – сказала И. – Но я люблю щи из свежей белой капусты со свиной лопаткой.

– Вы держите здесь свою свиноферму? – спросила Мотя.

– А вы думали, мы едим людей? – удивилась И. – Нет, конечно, нет. У нас своя свиноферма.

– Капусту тоже сами выращиваете для щей? – спросила Тетя. И добавила: – Морковь, свеклу, лук.

– Нет, это мы покупаем за капусту. Во Франции, в Америке, в Японии.

– Наверное, это дорого? – Кто это спросил? Ну, если не сказано, то это не важно. Ну, как Пикассо сказал:

– Кто-то из них. – Не нравится? Тогда считайте, что это вы сказали. Вы не говорили? Вы сначала хорошенько подумайте. Потом отвечайте.

– На понедельник мы поставим, действительно, суп гороховый с вешенками и беконом, молоком Пар, и, как следствие этого, вы будете показывать Василия Ивановича и Петьку.

– Я бы хотела сыграть Анку Пулеметчицу! – воскликнула Мотя.

– Анку сделаю я, – сказала И. – Ну, что вы смотрите? Я тоже должна когда-то развлекаться. И вообще, давайте сразу договоримся – не бойтесь, – она сделала успокаивающий жест рукой, – я не буду вас бить. Но женщин в нашем музее восковых фигур буду играть я.

– Мы только мужчин?

– Да.

– Почему?

– Ну, не знаю. Просто мне так нравится. К тому же, я знаю, вы любите изображать мужчин.

– Кого, например? – спросила Тетя.

– Толстого, Кой-Кого. Кстати их вы поставите в среду.

– А в четверг?

– В четверг? Бре и Хру.

– Нет, мы занимаемся только художественными деятелями.

– Неправда.

– Хорошо, неправда.

– Нет, ладно, мы сделаем этих ребят, – сказала Мотя. – Нам нетрудно.

– Я буду кукурузой, – сказала Тетя. И добавила: – До обеда.

– А после обеда?

– После обеда буду Венедиктом Ерофеевым, который пьет тройной одеколон. Нет, ну, не только чистый одеколон, а коктейли там разные. Например:

– Мечта Комсомолки.

– Из чего он состоит? – спросила И.

– Я не помню, – сказала Мотя. – У меня там записано.

– У вас есть состав коктейля Василий Иванович, Петька, Анка Пулеметчица? Я к тому, что когда вы будете изображать их, пусть они пьют те коктейли, которые они пили в Гражданскую Войну.

– Ну, я сейчас посмотрю свои записи, – сказала Тетя. – Вот, да:

– Василий Иванович спрашивает Петьку:

– Белая есть?

– Сейчас, Василий Иванович, расстреляем парочку белых – будет.

– А красное?

– Есть, Василий Иванович. Завтра бой, все сдали кровь.

– Зачем? – как бы спрашивает Василий Иванович. Как бы, потому что он в курсе, для чего сдается кровь перед боем. Вовсе не для того, чтобы использовать ее после боя для переливания крови. А чтобы белые, мать их, не видели нашей красной крови. У убитых уже не будет вытекать кровь. Ибо ее уже взяли до боя. Спартанцы надевали красную материю, чтобы враг не видел раненых воинов. Мы пошли другим путем.

– Смешать?

– Смешайте. Но не взбалтывайте. А то скажут, что мы с ними опять братаемся.

– Это из Высоцкого, что ли? – спросила И.

– Почему? – спросила Мотя.

– Ну, я думаю, вы слышали его песню:

– Десерт.

– Это про что? – спросила Тетя.

– Ну, про кровь. Кровь сосать решили погодить, ну, потому что вкусное на третье. На десерт, то есть. Так. – Продолжала И. – По субботам, у нас будет рассольник. А к нему… к нему, – она задумалась на секунду, – будут Ры, продающий ботиночки у Детского Мира, и Ма, сеющий плевелы в русскую землю. Да. Да? Да.

Глава десятая

Адам на химии.

Хина и Вол. Хэм с клубникой. Хедди Ламар и Барбара Стрей. Партизаны. По плодам их – узнаете их.

Музей восковых фигур.

Партизанские противоречия. Он слишком мал, чтобы быть великим. Уже – думали. Давным-давно.

Дети Со. Кон Лиза Ра. Нано. Где наша Чаша Грааля?

Миллиард так миллиард.

Фокусник номер два – Энигма. Немецкие и японские жены… для всех.

Русская тушенка. Из-под Вишеры на Любань. Танковая Бригада Гайда. Ученья идут.

Монтесума. Ученья Два. Гайд – написание курса евро на сегодняшний день. С Гайдом в соседнем Тигре. Корпус Гайда уже пошел на Берлин.

Адаму, как это часто бывает с умными людьми, опять не повезло. Он попал в горячий цех. Здесь руками таскали из печи диски для колес, и вешали их на проволоку сушиться. Здесь работали два партизана. Хина и Вол. Хина не надо путать с Хи, который воевал с нами в открытую. Этот парень был партизаном. Вместе с Волом. Их поймал иностранец, прибывший в Дабл с концертом. Здесь для почетных гостей предоставлялась услуга под названием:

– Хэм. – Как-то:

– Ловля форели, чай, кофе в лесу у костра. Утром свежая клубника. Вино, пиво, бой быков и прекрасная леди. Мужеподобного вида. Ну, как это принято у богатых. Хедди Ламар и Грейс Келли здесь были не в моде. Кстати Ксе и Капитанская Дочка загримировались при входе в Зону. Одна в Хеди Ламарр, другая в Барбару Стрейз. Ксе была недовольна. Она считала, что не похожа на Барбару.

– Абсолютно не похожа. С таким некрасивым лицом можно только петь. Но я ведь не пою. Как ни пыталась, пока у меня не получается. Максим Максимыч оказался удачлевее меня.

Гость закинул спиннинг и вытащил партизана. Как в песне:

– Эх, хвост-чешуя! Не знал он, бедный, что закончилась война.

– Со дня я вытащил живого партизана! Не знал он, бедный, что закончилась война. Эх, хвост-чешуя! Не поймал я ничего.

Ничего-то ничего, но партизан оказался реальным. Сначала он был поставлен мастером на сбоку Даблов, потом не прошел тест, который устроил ему Нано, приехавший на завод для внедрения новых нанотехнологий.

На вопрос:

– Хорошо ли поступил Горби, что разрушил СССР. Партизан ответил, что плохо. Зря, мол, он это сделал.

– Какие ваши доказательства?

– Несмотря на то, что я теперь живу хорошо, командую даблами, – он показал на рабочих, управляющих конвейером, – начал теоретик кибуцизма, – это была большая ошибка со стороны Горби.

Как говорили древние турки:

– Садись – два.

Почему? Явно нарушается народная поговорка:

– По плодам их – узнаете их!

В самом деле. Что сказал Партизан Хина? По сути дела, он сказал:

– Плоды хорошие, но создатель их все равно баран. Или проще:

– Плоды большие, а создатель их, как был маленьким – так и остался. – Здесь наблюдается явное противоречие.

Такое же противоречие находится в речи бывшего профессора по имени Вол. Он говорит:

– Был великий Наполеон – и дела его были велики. Был большой Ле-Нин – и дела его были большими. А Горби, как был маленьким – так и остался. Великие дела, которыми заправлял Горби были ему не по плечу.

В Библии речь идет не о том, что не надо ходить налево – направо ходите, когда пишется:

– По делам их – узнаете их. – Речь здесь идет именно об ошибке Партизана Хина и Партизана Вола. Эти ребята думают, что первую и вторую часть этого послания можно записать в одну строку. Как только встречаются большие дела, то всегда можно найти человека, которому они были по плечу. И человек этот обязательно должен быть большим. Нет! Он так остается маленьким. Если бы он был большим, то его увидели бы и так, без приметы. Без плода.

Плод и человек разделены. Человек – герой Романа. А плод его находится на полях. На полях книги, а не в тексте, как герой. Именно этого разделения и не видят партизаны. Они видят большой плод, и начинают подыскивать под этот плод большого человека. Это происходит потому, что ребята внушают себе посылку:

– Большому кораблю – большое плаванье. Большой плод может находиться только в большом человеке. Здесь убирается Вставка. Вставка, объединяющая первую и вторую часть этого Божественного Послания. Ребята хотят создать одну длинную нить, чтобы шить правильно и быстро. Не получится. Быстро шить надо двумя короткими нитями. Но возникает страх:

– Кто-то может влезть в разрыв, и помешать завершить дело. И это правильно. Разрыв опасен. Опасен, если не закрыт:

– Верой. Которая и связывает текст и заметку на полях.

Партизаны не принимают примету, хотя много раз сами повторяют ее. Не принимают, потому что не могут ее усвоить. Но ее и не надо усваивать. Она и должна быть отчуждена, как картина Ван Гога. Как говорится:

– Истина не только в нас, но и где-то рядом.

Вот это Рядом и не допускается. Не пишется в одну строку – значит, и не был этот человек великим.

Смотрите, что эти люди говорят:

– Благодаря Горби я стал великим депутатом. Тем не менее, я против него. Против в том смысле, что несмотря на его великое дело, он в моих глазах так и остался маленьким.

И все аргументы о миллионах тонн зерна и так далее – это просто липа. Можно привести десять аргументов за, и десять против. Имеется в виду таких далеких, марсианских аргументов, которые нельзя проверить. Ведь двести восемьдесят миллионов тонн ни о чем не говорят. Может народу доставалась всего одна десятая этих тонн, а остальное съедали драконы, жившие в подвалах Кремля. Ливийские там, вьетнамские, афганские. Их ведь надо кормить бесплатно, а то слушаться не будут. И так далее. Все это невозможно проверить. Эти абстрактные аргументы не являются аргументами. То ссылаются на Британскую Энциклопедию, то на:

– Свою книгу. – Фантастика! Это ни о чем не говорит, кроме направленности ума пациента. То есть о его партийности.

Второй Партизан явно пишет портрет Горби с самого себя. Вот уж Вол точно ездит на разные обеды, съезды, концерты, университеты, телевидение:

– Нравится! – Вы посмотрите, что за логика у этого профессора:

– Горби совершил великое дело: сломал Берлинскую стену, выпустил Соленого, несмотря на то, что большинство присекретарских ребят топали ногами в знак протеста. Но… жаль только, что слишком мал для этих великих дел. Его плечо намного ниже Берлинской Стены. Да и званий Героя СССР у него меньше, чем у Соленого. Резюме:

– Он слишком мал, чтобы быть великим.

Удивительно, что сам же говорит:

– По делам их – узнаете их. – Значит:

– Не смотри на рост, не смотри на плешины – смотри на дела его.

Какую хоть одну разумную мысль высказали эти партизаны? Никакой. Какая тут, на – слово ну х – Силиконовая Долина! Нет, никаких два к восьми. Один к десяти. Вратарь наш, а игроками должны быть в нашей Силиконовой Долине бразильцы.

Хина говорит, что надо было сначала подумать, а потом разрушать СССР. Милый, так думали уже. Никита Сергеевич думал кукурузой, Леонид Ильич думал продовольственной программой, Андр водкой и проверками в банях, Черн карандашами, Зю приводными ремнями. Так сказать, все давно готово, чтобы перейти к новой счастливой жизни, даже приводные ремни. Я так и не понял, что такое:

– Приводные ремни? Длинные цветные галстуки, что ли?

Однажды баба заказала мне сазана. Как никогда вдруг натяну-лося блесна! Со дна я вытащил живого партизана! Не знал он бедный, что закончилась война. Ля-ла-ла-ла-ла-ля-ля-ля-ля-ля. Ля-ля.

Вот вам ответ, почему все хотят в Израиль, под пули. Как говорится:

– Это я еврей! – Ну, а мне:

– Не шибко тут! Выйди вон из дверей.

Это не значит, что в России полностью отсутствует разум. Например, этих ребят, работающих дискодаблсменами, рабочие завода И, называли любовно:

– Долбоебами. – Значит, все понимали, что эти ребята рассуждают нелогично. Как погонщик кур и ловец пчел академик Лысенко, закрывший русскую силиконовую долину давным-давно. Давным-давно.

Между прочим, оба эти партизана были в прошлом детьми Со. Да, да, не удивляйтесь. Правда, приемными. Но все равно:

– По детям твоим – мы узнаем тебя.

Со и Ла тоже хотели попасть в эту историческую экспедицию. Они уже двинулись вслед за Тетей и Мотей, но по непредусмотрительности не имели загнутых кожаных снегоходов фирмы Байер. Но не это главное. Главное, что сбылась, наконец, мечта Сяо: он поймал Кон Лизу Ра.

В лесу, недалеко от Зимнего Дворца, они заметили прекрасную женщину. Она тоже увязла в снегу. Ребята решили не цепляться за хвост удаляющейся экспедиции, а исполнить свою мечту.

Они привели даму в ресторан, где в это время завтракали:

– Борис Бер, Мэрилин Монро, Максим Максимыч. Были и другие люди.

Сяо и Ляо приковали принцессу к столику, направили ей в лицо лампу с зеленым вращающимся абажуром, и сказали:

– Если скажешь правду, будешь есть это. – Сяо показал на красную розу. А Ляо на бутылку немецкого пива.

Тут неожиданно Со схватился за голову. Как будто его опять выгнали с телевидения за беспримерное поведение. Он увидел, что из-под парика, черного парика Кон Лизы Ра выбивается рыжая прядь. Было однозначно понятно, что перед ним немецкий шпион Нано. Мама! Пожалуй, это даже лучше, чем Кон Лиза Ра. А еще лучше судить их обоих сразу. В одном лице.

Нано шел с докладом к ПП о захвате русской силиконовой долины марсианами. Злобными хвостатыми существами с длинными острыми зубами. Он прекрасно понимал, что как человека с рыжими кудрями его могут принять за немца или за еврея, то есть за русского, как Екатерина Вторая и Петр Первый, и, вследствие этого обстрелять где-нибудь на дороге. Поэтому догадливый парень загримировался под прекрасную даму. Все смотрели на него влюбленными глазами и вежливо улыбались. Только собаки по деревням, где он проходил, лаяли на него.

– Где земля, которую ты украл у меня? – спросил Сяо.

– У тебя?

– Ну не у меня, у народа. Это все равно.

– Я роздал ее людям.

– Зачем? – Сяо налил себе пива, Ляо водки, положил с общего блюда красной, черной и по шесть кусков мяса, похожего на шашлык, но предварительно, то есть перед жаркой еще, замаринованного с розмарином. По системе Монте. Ох, эта благословенная Италия. Сэм Джанкана, между прочим, тоже был из Италии. – Ты вообще в курсе:

– Кто я?

– Нет. А кто ты такой?

– Я? Я Сэм Джанкана.

– А кто это? – спросил Нано.

– Это мафиози, который завалил Джона Кеннеди.

– Какие ваши доказательства?

– Без.

– Что без?

– Без доказательств.

– Скажите хотя бы за что?

– Он трахнул мою жену. Нет, ничего страшного, но он ошибся. Потому что это была моя любовница.

– А разве любовница лучше жены?

– Ну, ты даешь, парень. Сразу видно, что ты не немецкий шпион.

– Почему?

– Немцы умеют считать. А ты знаешь хоть, сколько лет моей жене?

– Нет.

– Вот и видно, мил человек, что ты стукачок. Почему? Потому что каждый нормальный человек хоть что-то знает. Ты, как оказывается, не знаешь ничего.

– Я могу сыграть Мурку.

– Не надо. Слышали уже. Сыграй лучше американскую народную песню:

– Я налетчик Беня-хулиган.

– Это о чем?

– Это о том, как ты взял наш национальный банк с огромным количеством золота и бриллиантов. Где деньги, я спрашиваю?!

– Проиграл в буру, – ответил этот Нано с наглой улыбкой.

– Значит, вы собрались просто на просто надо мной издеваться?

– Почему?

– По кочану.

– Нет, серьезно, как я мог взять наш национальный банк, когда он совершенно и абсолютно независим. Один безрукий, длинноносый перс до сих пор ходит по улицам, креститься и божиться, что не грабил его. И приводит аргумент, так сказать, декларацию о независимости центрального банка. Вывод: никто не мог его ограбить.

– Это очень интересно, – сказал Со и щелкнул пальцами. – Человек! Пива и итальянский шашлык. Два. Нет, три.

– Три? – спросил парень.

– Да, три. Может быть, сегодня, мы, наконец, узнаем правду.

– Разрешите прикурить?

– Извините. – Я могу его у вас купить? – Это Борис Бер подсел за стол, где пытали Нано.

– Его?! – сделал удивленное лицо Сяо.

– Это не он, а она. Вы ее не узнали? Это Кон Лиза Ра, – сказал Ляо.

– Нет, друзья мои, – ласково сказал Борис Бер, – вы опять ошиблись. Это не Кон Лиза Ра. Это мой нанотехнолог. Он шел ко мне.

– Зря вы его защищаете, Борис, – сказал Со. – Он же ничего абсолютно не дал народу.

– Зато дал его друг Гайд, – спокойно ответил Бер. – Сын Трудового Народа. Он, так сказать, был сын трудового народа.

– А этот значит, был:

– Трудового Народа Дочь. Кон Лиза Ра. Дала всем, кому только можно. И главное бесплатно. Но только не нам. Я уверен, что она знает, где зарыт клад, – продолжал Со. – Надо только как следует допросить его.

– Какой клад? Какой клад?! – повысил голос Нано.

– Столько раздать! – Со пальцем показал на подсудимого, – ну, не может быть, чтобы не взял себе небольшую Чашу Грааля. Уверен, что она у него. Этот парень забрал наше счастье, нашу родину, где мы все вместе жили. Никто не хотел уходить из нашей любимой коммунальной квартиры. Как хорошо-то было. И главное, была у нас наша Чаша Грааля.

– Где ты зарыл ее? – Со опять потянулся к кнопке электрошока.

– Подождите, – сказал Борис Бер. – Я же сказал:

– Я его покупаю.

– Ну, хорошо, во сколько вы оцениваете Чашу Грааля. Учтите, я за меньшие деньги его не продам. Я слишком долго его искал. Я слишком долго ее искал, – повторил гладиатор.

– Ну… во сколько вы его оцениваете?

– Говорите прямо, сколько вы хотели мне дать? Учтите, это очень редкий экземпляр. Он распродал всю Россию. Этого не смог сделать даже Столыпин. Столыпин не смог, а этот парень – легко. Во-вторых, у него должен быть клад. В-третьих, как природный масон, он знает, где Чаша Грааля. Приблизительно, вы теперь оценили его? Я сам думаю, что без членства в списке Шиндлера нам не обойтись. Начнем?

– Начнем с миллиарда, – опять начал Со. И добавил: – Кто больше?

– Начнем, – ответил Борис. – И на этом закончим. Миллиарда вам хватит за глаза.

– Мало. Это очень мало. Я буду в конце списка. В случае чего меня могут не спасти.

– Места не хватит в Ноевом Ковчеге.

Кстати, когда два раза подряд в диалоге встречается речь одного и тоже же человека, значит, была пауза. Так сказать, покурили, съели шашлык, выпили:

– Чай, кофе, квас? Эта пауза может быть очень долгой. Настолько долгой, что можно понять:

– Время, в котором идет съемка фильма, или написание Евангелия – не единственное. Как-то:

– Отсутствие Иисуса Христа в течение восемнадцати лет. Во времени Библии.

Ошибочно говорить:

– Тогда должна быть посылка:

– Мир многомерен. – Нет, друзья мои, нет. Это очевидно. Очевидно, если мы рассматриваем конкретный текст.

Как сказал один записной атеист:

– Библия – это художественное произведение. – И это правда. Ибо отличие художественного произведения от нехудожественного только в одном:

– Присутствие человека в тексте. В художественном. А в нехудожественном его вроде бы и нет. А где он тогда? Ответ:

– Остался за бортом Ноева Ковчега.

– Хорошо. Миллиард так миллиард, – сказал Со. – Но в эвро.

– Да ну, зачем вам евро. Это же дочка бакса. Вы должны знать.

– У Шекспира дочки пустили папу по миру. Здесь не может так случиться?

– Степень вероятности такого события очень мала. Это все равно, что положительно ответить на вопрос:

– Есть ли жизнь на Марсе?

Получается, что Нано нес в себе информацию о падении евро, так как знал о нападении марсиан на русскую силиконовую долину.

Далее, появление фокусника номер два. Он пытается перекупить Нано. В наглую. Такого количества денег у него нет. Но для фокусника убедить зрителей в обратном – это норма жизни. И это есть его профессия. Как же его звали? Очень похоже на имя фокусника у Диккенса. Сначала этот парень со всеми вежливо поздоровался.

– Здравствуйте, Нано Анатольевич.

– Здравствуйте, Сяо Иванович.

– Здравствуйте… э… Чай Императорский. Нет, нет, это по-Тибетски. – Он вынул из-за правого уха записную книжку в виде колоды карт. Щас, щас. Сейчас найду то есть. Так, Поз:

– Совсем заврался. Глубже надо пахать. Глубже. Думаю, что я умнее его. Намного умнее. – Нет, не то. Сим-Кидальский. Кто такой? А-а! Считает себя умнее Единого Государственного Экзамена. Но это вряд ли. Заразил меня Синдромом Дуси. Что это за синдром? Не помню. А-а! Является ли раб подчиненным своего господина. Представляете, я сказал:

– Нет. – Он меня заразил Синдромом Дуси. Я не мог сам такую чушь сморозить. Я же умный.

– Ну ты че там ищешь, фокусник? – спросил Со.

– Да нет, все нашел. Ваше имя, – он вытащил карту, – Эдуард Шестой, король Англии. – Борис открыл от удивления рот. – Но это как имя Президента Франции:

– Брюссельская Капуста. – Ну, вы че, не поняли? Это просто шифр. Слышали когда-нибудь о немецкой шифровальной машине:

– Энигма! – Нет? Теперь знайте. Это я. Будем знакомы:

– Энигма. – Будем знакомы:

– Энигма. Энигма. – Мой шифр никто не разгадает. Вы в курсе кто такой наш ПП? Нет? Я вам скажу. Только на ухо. – Он нагнулся к Со.

– Кто?! – изумился этот послушный гражданин. – Это очень интересно. Я сам пишу книгу о ПП, но этого не знал. Непостижимо.

– А что тут непостижимого? Спрашивается, откуда у нас столько немецких машин? Любых марок. Мог ли хоть какой-нибудь кудесник предположить, что в России будут немецкие машины? Нет.

Обычно говорили:

– Ну, почему у нас хотят выпускать Румынские машины?! – Говорили просто так, что, мол, иначе здесь и быть не может. Говорили:

– Почему не немецкие? – Ну, просто так, что, мол, жаль, что мы живем не на Марсе. Ну, в том смысле, что если бы мы жили на Марсе, у нас бы здесь, имеется в виду на Марсе, ездили немецкие тачки. И вот вам, пожалуйста! Они тут ездят. А спросите у кого-нибудь:

– Это Марс? – Глаза на лоб полезут.

– Я ничего не понял, – сказал Нано. – В чем секрет?

– Не обращайте на него внимания, – сказал Энигма, – это мой подчиненный.

– Прошу прощенья, – сказал Борис Бер, – вы его еще не купили.

– Это дело времени. Я уже давно считаю его своим рабом. И знаете почему?

– Почему?

– У меня Синдром Сима-Кидальского. Если человек мой подчиненный, я называю его своим другом. Это все равно что говорил Сократ:

– Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто твой раб.

– Кто? – спросил Нано.

– Я, – ответил Эни.

– Простите, но я уже ничего не понимаю, – сказал Борис Бер. – Могу ли я спросить, как меня-то зовут, согласно шифровальной тачке Энигма?

– А разве я еще не говорил? – Эни положил себе на белый мягкий хлеб маленькую черную розу. – Борис Английский.

– Но вы же только что говорили, что я Король Эдуард Третий?

– Это уже вчерашний день. По сегодняшней шифровке вы, – Энигма раскинул колоду, – вы:

– Морковь по-корейски.

– Действительно, – сказал Борис, – слово на букву х – догадаешься. Настоящая Энигма.

– Я бы ни за что не додумался до этого, – сказал Нано. И продолжал, несмотря на протестующие возгласы остальных членов:

– Тем более я бы никогда не догадался перевести слово:

– Раб, – как:

– Мой друг.

– Ну, это ясно, – невозмутимо сказал Энигма, – ты же не Лермонтов. Ха-ха.

– По отношению к дружбе, – сказал Нано, – подчинение это рабство. Именно так и думал Лермонтов.

– Да, наверное, – сказал Энигма.

– Так, почему же ты, зараза, сказал:

– Это абсолютно разные вещи: подчиненный и раб.

– Я уже говорил об этом, – сказал Энигма, – Кидальский заразил меня Синдромом Дуси. Ведь я, как истинно, русский человек, всегда хочу докопаться до самой истины, до дна. Ведь нам, русским, только бы лоб расшибить в поисках истины. Раньше мы остановиться не можем. До дна! Пей до дна! Пей до дна! Пей до дна!

– Но ведь вы, суки, отправили совершенно невинного человека в Гул. Он из-за вашего – слово на е – синдрома потерял дар речи. Вы понимаете, что человек не ожидал такой несправедливости от вашего римского архипелага. Вы его кинули. Кидалы!

– Браво. Но именно за этого главного судью теперь зовут:

– Сим-Кидальский.

– Я конечно знал, что многие больны Синдромом Дуси, – сказал Нано, – но не знал, что до такой степени. Вы хоть понимаете, зачем масоны образовали свое братство?

– Все равны! Зачем, спрашивается? Затем, что подчинение рождает рабство. – Продолжал Нано.

– Ну, я так и знал, что вы масон, – сказал Энигма.

Далее, фокусник Эни раскрывает секрет Борису и Нано, что немецкий канцлер это жена ПП.

– А жена? – спрашивает Со, немного подержав рот в открытом состоянии.

– Это его любовница.

– Не достаточно логично, – сказал Борис Английский. – Ибо: откуда тогда такое количество японских тачек? Не может же у не него быть две жены. Немецкая и японская?

– Я не понимаю, почему нет, – невозмутимо говорит Энигма. И добавляет:

– Он же не для себя старался, для всех.

– Не верьте ему! – крикнул Нано, – он не купит меня. Почему? – Как бы спросил бы царский генерал Ру. И сам бы тут же ответил:

– Потому что это он кидала. Ки-да-ла! Ки-да-ла! Ки-да-ла! Он кинул парня, которого за неправильный ответ – неправильный с точки зрения этого Кидалы – направили в Гулаг. Конечно, в этом случае виноват профессор Кидальский. Он мастер на такие подставы. Тем не менее, он воевал на Волховском фронте в корпусе Гайда. Был его адъютантом. А потом и комиссаром, за что потом приняли в МГИМО без экзаменов. Ведь тогда еще не было гуманитарных олимпиад. Если бы они были, его бы точно завалил какой-нибудь академик Лысенко. И вместо института отправился бы бывший князь в заградотряд, убивать своих. Не отмылся бы потом вовек. Работал бы в московском горкоме, получал пайки с красной и черной. Сервелатом, крабами, которых еще живыми упаковывали в банки. Специально для работников горкома, чтобы у них было больше злости, чтобы громче стучали ногами при появлении на трибуне Соленого. В общем, стал бы настоящим коррупционером. А за это теперь, как сказал ПП:

– Будем расстреливать. – Как в Китае. Тушенка получится! Из гладких, упитанных, со спортивными ножными мышцами от постоянного стучания ногами на съездах и пленумах, горкомовцев – объеденье! Не хуже, чем китайская.

– От частого поднимания рук тоже вкусные мышцы растут, – как всегда удачно заметил Со.

– Многие думают, что русские в атаке из-под Вишеры на Любань все погибли. Что их будто бы специально ставили, и ставили между двумя заградотрядами. Русским и немецким. Рядовые немцы в траншеях с ужасом думали:

– Зачем? – Они не понимали, зачем нужно ставить и ставить русских под скорострельные немецкие пулеметы. Что это за ритуал такой? Например, делали ли так древние Майя? Приносили ли они жертвы корпусами, армиями, фронтами? Или только намного более мелкими группами? Ведь никто толком не знает, чем занимался знаменитый Вара. Только недавно из ССА – сверхсекретного архива – стало известно, что Вара был официальным жертвоприносителем. Что удивительно он приносил в жертву и себя. Так было положено. Вел в бессмысленный бой полк, или дивизию, а то и корпус. И что удивительно, ни разу не был убит, только ранен. В чем тут дело, никто не знает. Бронежилет? Вряд ли? Скорее всего, он был колдуном. Это был, так сказать:

– Ученик Мерлина.

Колдовство это, как известно:

– Иллюзия. – Поэтому и запрещено Библией.

– Хороша иллюзия, – сказал, как всегда удачно, Со.

– На самом деле, реально, все было не так, – продолжал Нано. – Один из Корпусов Второй Ударной Армии под командованием Гайда прорвал… прошу прощенья, не прорвал, конечно, а обошел немецкую оборону у Любани, и начал громить немецкие дивизии в немецко-русском тылу. Тыл был немецким, потому что там уже стояли, быстро окопавшиеся в деревнях и селах немецкие батальоны. А русским, так как это была, друзья мои:

– Россия.

Конный корпус Гайда шел дальше и дальше. Дело дошло даже до самого Хи. Но тогда этот художник только махнул рукой. Он и Борман знали, что Ст-Лин обещал Германии на этом участке фронта только психические атаки, принятые в Гражданскую войну у царских генералов. Только жертвоприношение. Больше всех работы в этот период войны было у Вары. Много жертв приносилось.

Эстэ-Лину доложили, что Гайд ушел в тыл к немцам так далеко, что уже нельзя поддержать его ни патронами, ни китайской тушенкой.

– Тем лучше, – ответил Эстэ-Лин. – А то немцы жалуются, что мы поступаем нечестно. Обещали одно, а делаем другое. Так, мол, никакой войны не получится.

Гайд тоже понял, что с лошадьми далеко не уйдешь. Еды для них не было. Зато солярки для танков хоть отбавляй. В каждой русской деревне стояли нефтяные цистерны.

Ночью он окружил танковый корпус Гудериана. Точнее, штаб корпуса. Поступил так, как поступал еще в Гражданскую, командуя специальным полком в Армии Василия Ивановича. Прием этот назывался:

– Спартанским. – Окружался штаб, и наступление Армии задерживалось, а то и совсем срывалось. Гудериан под дулами уже пустых автоматов гайдовских конников приказал прибыть в штаб всему личному составу танковой бригады. Их расстреляли? Нет. Всех разоружили и заставили провести обучение конников на танкистов. Нет, вы представляете:

– Зима, метель, а Тигры и Пантеры штурмуют горы, долы и ледяные переправы в районах русских деревень. Все думали:

– Ученья идут! – Так оно и было. Только учились не немецкие танкисты, а записные конники Гайда.

Стоял вопрос:

– Куда ударить? На Любань, где проводились жертвоприношения русских солдат, даже не солдат, а просто:

– Русского народа. – Согласно международного договора.

Или идти. Куда? А куда надо?

– На Берлин, – сказал Гайд.

– На Берлин! – И это холодной зимой сорок второго года.

– На Берлин, – повторил Гайд, – Но сначала мы раздавим скорострельную немецкую оборону у Любани.

Когда это произошло, Вара, прибывший для очередного жертвоприношения, три дня смеялся за живот держался. Его рвало от рек крови, текущих с высоты около Любани. Рек немецкой крови. Вара несколько раз выходил из землянки, приближался к лаве, и пробовал кровь на вкус. Он сдавал ее на анализ, прибывшему с ним профессору Вишневу и всегда получал один и тот же ответ:

– Немецкая! – Откуда? Каждый современный читатель поймет удивление Монтесумы:

– Это все равно, что найти в современных магазинах только французский коньяк. Мартель или Камю.

Да, эта кровь была для русских солдат, наступающих из-под Вишеры на Любань, как французский коньяк. Мартель или Камю.

Хоть ногтем стеклышко барабань. То есть, смотри – не смотри на циферблат времени:

– Но наступает мобильная танковая армия Гайдара:

– Из немецко-русского тыла на Любань.

– Неизвестно, кто теперь будет строить мерседесы, – сказал Вара. Он сел на табурет, выпил один целую бутылку спирта, и, наконец, то есть только через три дня, позвонил Эстэлину.

– Мы это, мой друг Мерлин, взяли Любань.

– Пэ-рэ. Перездать! – Таков был короткий ответ.

Вара выпил еще одну бутылку спирта. Уже под привезенного с собой краба и бутылку Содовой.

На следующий день он приказал подняться на гору, и снять с немцев:

– С тех, что получше. Форму.

– Зачем?! – Сразу не поняли.

– Рассчитаться на первый – второй.

– Первый!

– Второй!

– Первый!

– Второй! Первый. Второй. Первый – Второй!

– Первые – это русские. Вторые – это немцы. Ра-а-зой-й-ти-сь! По боевым позициям! Русские остаются здесь, а немцы подымаются на гору. Всем ясна диспозиция?

Думали, это ученья. Оказалось, нет. Всем выдали настоящие, боевые патроны. Правда, русским поменьше, по семь штук, а немцам ящиками, без ограничения. Ну, чтобы было все, как взаправду, по-настоящему.

Уже вроде все получили паек. Немцам – тушенка и кофе, нам картошка, сухари и спирт. Да, если быть точным, немцам дали еще сигареты и шнапс. Нашим только махорку. В общем, нормально. Можно бы и не воевать. Так сидели бы и сидели в землянках. Правда, мы и не воевали. Повезло. Оказалось, что заградотряд не расстрелял пленных немцев. Приказано, мол, отправить их назад. Ну, тут все обрадовались. Отдали немцам опять все то, что у них взяли, а сами на снег. У первой по три патрона, у вторых по два, а у третьей атакующей колонны по одному. У четвертой штурмующей высоту линии патронов уже не было совсем. У пятой не было винтовок, только штакетник от заборов соседних деревень. У шестой и седьмой вообще ничего. Ребята шли налегке. Ну, это ничего, все равно потом им все достанется. Я имею в виду винтовки. Патронов, конечно, к тому времени уже не будет.

Жаль, что нам уж теперь никто не поможет. Корпус Гайда ушел на Берлин. Неужели это реально? Ну, я понимаю, что американцы и англичане пытались уже тогда добраться до Берлина, Но так это на самолетах. А тут танковая армия Гудериана вдруг взяла и повернула назад. На Берлин!

Но произошло чудо. Гайд услышал, что опять начался бой.

– Опять наши пошли в атаку. Из-под Вишеры на Любань, – сказал он, и посмотрел на часы. Он побарабанил по стеклышку Ролекса – трофей первого дня победы.

– К вечеру догоните нас, – сказал он.

Он послал десять танков опять на Любань. И опять немцы вынуждены были сдаться. И опять прилетел жертвоприноситель Вара. Опять сказал:

– Чем вы – слово на букву б во множественном числе – здесь занимаетесь!

Опять бросил на стол красную папаху, опять выпил бутылку спирта, и опять вместе с академиком Вишневым проводил пробы крови. И через три дня опять вроде бы начали всех делить на наших и на немцев. Тех, немецких немцев после второй танковой атаки почти не осталось. Но началась ранняя распутица, пришел, наконец, приказ:

– Отступать. – Решили, что пробиваться на этом участке фронта не целесообразно. Только хоронить убитых в бесчисленных атаках в направлении:

– Из-под Вишеры на Любань, – не стали. Решили:

– Власовцы. Они перешли на сторону немцев.

Правду говорить все боялись.

Далее, Энигма спрашивает:

– Так Гайд дошел до Берлина?

– Да, – отвечает Нано. – Он сделал первую надпись на стене Рейхстага:

– Погодите, – сказал Эни, – дай, угадаю:

– Перестройка, гласность, демократия.

– Нет. Он написал:

– Курс евро на сегодняшний день.

– До такого даже я не смог бы додуматься, – говорит Энигма. – Ведь тогда и евро-то не существовало. Даже в проекте не было.

– В общем, так, – вздохнул Нано, – Кидала – это ты, Энигма, а профессор имеет секретное имя:

– Сим – Волховский. Ведь он воевал вместе с Гайдом. Правда, при штурме Берлина получил ранение в голову, и с тех пор иногда у него едет крыша. Он принимает явно несправедливые решения. Из-за этого гибнут детские души, или им наносятся тяжелые травмы. Но взятием Берлина, и особенно победой при Любани, этот князь заслужил право на ошибку. Как Нина Искренко.

– Но ошибка ошибкой, – продолжал Нано, – а игнорировать ЕГЭ не позволено никому. Ибо:

– Не надо плодить коррупционеров. – Ведь, что такое коррупционер? Это обычный человек, но делающий все не по закону, единому для всех, а:

– По своему личному разумению. – И на примере Сима – Волховского мы видим, как может ошибаться даже человек, сражавшийся вместе с Гайдом в соседнем Тигре.

В хрусталь Ролекса барабань! Прорывается танковый корпус из немецкого тыла на нашу Любань.

– Между прочим, Сим – Волховский командовал теми десятью танками, которые атаковали Любань во второй раз, когда основные силы танкового корпуса под командованием Гайда уже пошли на Берлин.

Глава одиннадцатая

Далее, побег Хо. ПП загримировался под Гайда.

– Дяденька, дай рубль. У меня есть банк.

Кока-кола и свежевыжатые соки. ПП и И.

Далее, побег Хо.

ПП, чтобы его не узнали, загримировался под… под… нет, не могу сказать, потому что это очень секретная информация. Впрочем, для избранных это не секрет. Для них я повторю. Он загримировался под:

– Гайда.

Когда Хо увидел его, то очень испугался. Как будто увидел Тень Отца Гамлета. Так пугается член бюро комсомола на экзамене по экономике, увидев профессора. Ведь он, как всегда, ничего не учил – был на субботнике. Он, конечно, не подставлял плечо под бревно, которое тащил Ле-Нин. Он просто кричал:

– Дяденька, дай рубль.

– Да пошел ты на – слово на х в ослабленном значении – говорил обычно Ле-Нин.

Но неутомимый мальчик опять догонял вождя пролетариата, и опять кричал:

– Дяденька! Ну, что тебе жалко? Дай рубль.

– Иди, малыш, учи уроки. Может, быть, когда-нибудь тебе это пригодится. Кстати, ты где платишь взносы? На Старой Площади, или…

– Не заморачивайтесь, учитель! Я плачу и там, и там.

– Как Иуда?

– Дяденька, ну дай рубль.

– Лучше ты мне дай, – Ле-Нин остановился, внимательно посмотрел на комсомольца, и повторил:

– Давай, давай сюда, что ты там насобирал.

– Не, дяденька, не могу.

– Почему?

– У меня нет денег.

– Что? Я не понял, что?!

– У меня нет денег, – опять повторил Хо.

– Ну, – Ле махнул рукой. И добавил:

– Тогда нам не по пути.

– Но у меня есть банк, – сказал малыш.

– Банк? Банк – это хорошо. Банки мы скоро национализируем.

– Но я всем плачу. Так сказать, и направо, и налево.

– Вот-вот, а может появиться третья сила, которая меньше чем через десять лет возьмет власть в свои руки.

Ты вот всем платишь, – добавил Ле. – Но, всем да не всем.

– Кому я не плачу? – удивился банкир. – Тем, кто в законе?

– Да, верно.

– А кто у нас в законе?

– А ты не знаешь?

– Ну… Тем, кто в законе, я вроде плачу.

– Кому ты, банкир, не платишь дивидендов?

– Кому?

– Народу, – просто сказал вождь мирового пролетариата. – Забыл?

– Забыл. Я думал, это не обязательно.

– Вот и получается, мил человек, что ты стукачок. У меня просишь валюту, а дивидендов народу не платишь. Ведь все платят. А ты нет. Ну, что ты за – слово на х в ослабленном смысле – такой выискался?

– Но я плачу и на Старую Площадь, и… – пытался оправдаться Хо.

Это мгновенно пронеслось во внезапно оцепеневшем мозгу бывшего банкира. Банкира, у которого не было денег, но был свой банк. Это он прочитал в лице Гайда.

После обеда ПП решил посвятить Хо в план побега. Но бывший банкир не появился на рабочем месте. ПП пошел в столовую, где сегодня был суп Харчо, Солянка из осетра, Суп из белых грибов. Заведующей здесь была одна прекрасная дама, которая умела варить супы. Правда, не восемь, как в Кремле, всего три. Но это были такие три, что могли бы заменить все восемь кремлевских. На второе гамбургеры Черного Билла, на третье чай, кофе, квас. Все истинно русские напитки. Свежевыжатые соки здесь тоже были. Но их давали только работникам умственного труда. Ибо только они могли внушить себе, что это не только полезно, но и вкусно. Большинство считало, что соки не только не вкусны, но и сомнительно, что полезны. Ибо:

– Зачем все пьют Кока-колу, если свежевыжатые соки вкуснее и полезнее? – Это риторический вопрос.

ПП взял еще полпорции супа из осетра и два биллгейтсовских гамбургера. И правильно сделал, потому что как раз в это время в столовой появилась И. Он по привычке помахал рукой. Но И только равнодушно кивнула головой и прошла к сверкающей раздаче. Она взяла грибной и два биллге. Ну, и этот свежевыжатый. Так-то она была нормальной, но Синдрома Нины Искренко не удалось избежать и ей. Она совершенно спокойно села за его стол.

– Вы сели за мой стол? – сказал ПП.

– Ну, вы же махали мне рукой. – Она взяла ложку и начала есть суп из белых грибов, которые ее рабы – если вести научный отсчет по системе Лермонтова – собирали около ИТУ. – И да:

– Это не ваш стол, а мой. Я всегда здесь сижу.

– Да? А я думал, вы сели сюда из-за меня.

– Нет, нет, напрасно вы так подумали. Хотя действительно, вы кого-то мне напоминаете. Кого только не могу вспомнить.

– Может быть, этого, как его?

– Кого?

– Ну, этого.

– Прекратите мямлить! Я спрашиваю, кого?

– Вашего бывшего мужа.

– Мужа? Какого именно?

– Пели ведь ваш бывший муж.

– Не думаю.

– Тогда зачем вы дали ему Премию?

– Премию, значит. Не знаю. Это было в прошлой жизни. Вы на него не похожи, – добавила И. Она взяла одного билла с Новозеландской ягнятиной и сделала глоток Кока-колы со льдом. Прошу прощения, у нее же был свежевыжатый морковный сок с сельдереем. – Так вы приехали сюда зачем? Жениться на мне? А! Вы похожи на Гайда, – она даже засмеялась. – А то думаю, думаю, но никак не могу вспомнить.

– Так я и есть он, – сказал ПП.

– Нет, – засмеялась леди, – он сейчас руководит Силиконовой Долиной.

– Нашей? Не знал.

– Нет, не нашей. Американской. Вы что, с Луны свалились. Таких вещей не знаете.

– Не знаю.

– А кто знает?

– Пушкин. Он, как известно, ответил на вопрос:

– Почему не читают русских романов:

– А разве есть русские романы?

– Вы хотите сказать, что русской силиконовой долины не существует? – спросил ПП с недовольным видом.

– Не знаю, может быть и существует, только я об этом ничего не слышала.

– Ну, хорошо, – подумал ПП, – побег опасного преступника научит тебя изучать русскую историю. Ведьма.

– Что вы сказали?

– Надо помнить русскую историю.

– Вы зачем сюда приехали? Зачем устроились на мой завод?

– Ай лав ю, – неожиданно для самого себя сказал ПП.

У леди упала маленькая ложечка на пол, которой она вылавливала вишенки из принесенного ей персонального десерта. Она встала, и, пока ПП поднимал ее ложку, запела:

– Вот кто-то с горочки спустился. Наверно, милый мой идет. На нем защитна гимнастерка. Она с ума меня сведет. На нем погоны золотые, значок:

– Разведка, – на груди. Зачем, зачем сюда приехал…

– Зачем ты сюда приехал фэбээровец несчастный?

ПП, уже успевший поднять десертную ложечку начальника ИТУ, опять упал на колени. Потом он опомнился, гордо поднял голову, и, поднявшись, сказал:

– А при чем тут ФБР? Я из ЦРУ.

– Я так и знала, что здесь что-то не то. Просто так люди работать в тюрьму не приезжают. Попа-л-ся!

ПП понял, что дело зашло слишком далеко. Может запросто сорваться план побега. А значит и будущей счастливой жизни для него. Ведь в результате этого побега он наделся хоть что-то понять в происходящем. Может не получиться. Он ничего не мог придумать.

Далее входят Сор и Пел, с ними Машина с профессиональной кинокамерой. Они представляют ПП.

– Это Билл Ге, – говорит Сор. А Пел добавляет:

– Прибыл на ваш завод для внедрения новой электронной программы для управления и контроля безопасности у нового поколения Даблов.

И осмотрела всю группу иностранцев, потерла виски и предложила устраиваться поудобней.

– Перейдем в профессорский зал, – предложила она.

– Пригласите всю вашу экспедицию, – сказала И.

Считаем: Ад, Ксе, Уп. Ад тоже должен был быть в этой экспедиции, но в последний момент Сид, как начальник охраны, велел ему остаться.

– Почему? – спросил Ад.

– Ты слишком много болтаешь, – сказал Сид, – в такой важной экспедиции, как наша, это может повредить.

Далее:

Все думают, что это будет ученая дискуссия с дорогими кубинскими сигарами, формулами на доске, китайским чаем, маленькими биллами на шпажках, даже небольшим количеством контрабандного Киндзмараули.

Никто не знал, что это была ловушка. Всем действительно выдали вышеперечисленные яства. Но в последний момент произошло нечто никому непонятное. И вышла сделать последние распоряжения насчет тушенки.

– Зачем нам тушенка? – спросила… Подождите, кто это? Я думал, что это Капитанская Дочка. Но ее не было в числе приглашенных. А дверь уже заперлась.

– Зачем заперли дверь? – спросил ПП.

Далее потоп. Под ногами захлюпало.

– Скажите поварам, чтобы закрыли кран. Мать их. Когда вошли на кухню, то увидели всего одного повара. И то он не стоял на ногах, а валялся на карачках. Он, как обезьяна, не попавшая в список Шиндлера, пытался подняться на ноги, чтобы стать человеком, но опять падал в лужу

Как недавно стало известно, не все обезьяны превращались в человека, а только те, которые были в списке. В списке Шиндлера. Многие этого не знали, и спокойно продолжали есть бананы, клубнику, землянику, пить виноградное вино. В общем, все, что положено, кроме мяса. Даже рыбу не ели. Поэтому все были свободны.

– Грибы вполне могут заменить нам если не мясо, то, по крайней мере, рыбу, – сказал жрец по имени Отцы. Кроме выполнения обязанностей жреца этот огромный парень работал поваром. Как повар он уже высказался. Теперь, как жрец:

– Все, кто хочет войти в Список Шиндлера, не должны ругаться матом. Да, друзья мои, вы теперь не обезьяны, а люди. Точнее сказать, еще не совсем люди, а находитесь в переходном процессе.

– Пошел ты на – слово на х в ослабленном значении – сказала обезьяна по имени Леха Попугай. И он изобразил Отцы. Как? Он встал на карачки. Казалось бы:

– С какой стати. – Ведь Отцы огромный парнина стоял как столетний дуб под потолок.

Но неожиданно он покачнулся и упал. Встал на карачки, как предсказал Леха. Оказалось, что Отцы, этот огромный ледовый человек, падал на колени при первом же ругательстве.

Вот и сейчас Отцы не мог подняться с пола, потому что ПП почти беспрерывно молотил матом.

Отцы подполз к двери.

– Откройте, я не успел выйти.

В течении нескольких секунд он еще мог бы выйти. Надо было лишь нажать красную кнопку над дверью, но Отцы не мог встать из-за непрерывных вспышек русского мата. Никто бы не мог подумать, что он не дотянется до красной кнопки. Верзила двухметрового роста! И вот надо же: сила русского разговорного. Распространенного и здесь в Сибири директором Дома Актера поразила гиганта.

– Поднимись с колен! – кричал кто-то. Куда там! Этот парень вел себя или как пьяная скотина или как ребенок. Никто не мог толком понять.

Что же происходит? Вода была уже до колен, когда Пел подошел к ПП и сказал:

– Кажется, они поняли, кто мы.

– Как? – спросил ПП. – Кто нас предал?

– А может быть, и нет, – сказал подошедший с другой стороны Сор. – У меня такое чувство, что нас приносят в жертву.

– Ты это говоришь серьезно? – сказал ПП. И добавил: – Да нет, не может быть. Здесь не могут приносить в жертву людей.

– Я начинаю думать, что здесь может быть все, что было в истории, – сказал Пели. – Скорее всего, сегодня мы можем спастись. Вы знаете, что это? Это:

– Ноев Ковчег.

Далее, как они спасаются.

– Отлично! Значит, мы спасемся, – сказал, подходя Уп. – Ну, если это действительно Ноев Ковчег. А я думаю, что это так.

– Разве Ноев Ковчег – это подводная лодка? – удивилась Барбара Стрей. И добавила: – Мы же тонем. Это аквариум. Мы все превратимся в рыб.

Началась паника. Попытки Адама объяснить создавшееся положение временными трудностями привели к тому, что люди еще больше обозлились. Его захотели утопить еще до того, как вода достигнет потолка. Предводителем этого движения был Уп. Удивительно, что его поддержал Машина. Долго не могли угадать, кто вселился в этого красивого парня. Но потом поняли. Это:

– Это Ад. – Этот демон остался в Зимнем Дворце. Сид его оставил. Но вот, пожалуйста, оказывается, это было ошибкой. С расстояния демону легче вселиться в благородного машиниста. Бери его, не бери его с собой, а в самый неподходящий момент он тут, как тут. Надо было поменьше кушать. Я имею в виду Машину. Он съел целую камбалину, чтобы не болеть, а потом еще полуторный стейк из треугольников. Мясо было предварительно замариновано без лука, с одним однопроцентным уксусом. Кому-то с укусом не нравится. Но, как говорится:

– Не нравится – не ешьте. Главное надо понимать, что мясо должно созреть. Еще важнее понимать, что большим количеством жранья перекрывается путь еде под названием КВН. Еда эта называется в Библии:

– Которую вы незнаете. – Еда великолепная, но многие по привычке, стараются скушать еще и все то, что попадается под руку. КВН не пропускает демона внутрь человека, а с обычным стейком Ад или Уп легко создают проникающий не только в желудок, но и в сердце комплекс. В древности экстрасенсы называли этот комплекс:

– КПВ – комплекс патологического вранья. – Противостоять ему может только сердце Дон Кихота.

– На турнире, на пиру, иль на охоте. Ходит слава о бессмертном Дон Кихоте. Ла-ла-ла-ла-ла-ла. Ла-ла-ла-ла-ла.

Дон Кихот мог бы спасти их. Барбара Стрей, несмотря на преклонный возраст вцепилась в хвост машинисту и тяпнула так, что голливудский любимец отпустил наконец ее любовника Адама. ПП так ударил широким плавником Упа, что тот опустился на дно, как лопнувший мыльный пузырь. Вероятно, ПП принял его за террориста. Оно в принципе так и было. Ублюдочное племя. Завертелась такая карусель, что никто уже почему-то не думал, как спастись. Вот так Ноев Ковчег! Даже любимцы публики Сор и Пел начали выяснять отношения.

– У меня больше магии, – сказал один из них.

– Нет, нет, нет, – сказал Пел. – У меня, конечно же, намного больше. – Они ударили по паре раз друг друга плавниками.

– Справа в челюсть вроде рановато, – сказал один из них.

– Неудобно как-то, – сказал Сор, – первый заплыв.

Спрашивается:

– Откуда взялись плавники, хвосты, заплывы? Они превратились в рыб, что ли? Как предсказывал кто-то.

Нет, это были русалки. Все стали русалками. Не как это обычно принято:

– Одни дельфины, а другие русалки, а:

– Все русалки. – Как это стало возможно? Просто одни стали русалками мужского рода, а другие так и остались со своим природным женским.

Все поняли, наконец, что все они русалки, и начали резвиться, как дети. Они обнимались, целовались, некоторые даже начали при всех трахаться. Ну не совсем при всех, а где-нибудь на кухне под плитой, или в морозилке, как Стивен Сигал. Правда, он там не трахался, потому что было не с кем. В холодильнике Нико ждал террористов. Почему в холодильнике? Так спокойней.

Получается, что во время потопа смогли спастись только те, кто стал русалками. Это был не корабль, а Подводная Лодка. Может быть, даже желтая. Хотя вряд ли. У ЖПЛ недостаточно логики. Здесь считается:

– Никто не хочет того, что для него будет плохо. Люди не звери.

Очевидно, что это неверно. Ибо:

– Многие хотят, чтобы им было плохо. При посылке:

– Чтобы соседу было еще хуже. – В Желтой Подводной Лодке это не учитывается. Как говорится:

– Не разумом единым жив человек. Но и непостижимыми обрядами злых жрецов.

– Я бы остался здесь жить, – сказал Машина. И добавил: – Но боюсь, меня ждут в Голливуде. – Это было бы смешно, если бы не было так грустно. Ибо:

– Никто не знал, как выйти отсюда.

Наконец, высказался Пел:

– Выход должен быть обозначен цифрой семнадцать.

– Где он?

– Почему семнадцать? – спросил ПП, который сам был дважды семнадцатым.

– Цифрой семнадцать помечен вход внутрь Земли, – сказал Сор.

– Почему все-таки это семнадцать? – спросила Барб Стрейз. Как все знают в ее роли:

– Ксе.

Адам был тут. Он ее просветил:

– Семнадцать – это центр.

– То есть? Я не понимаю, почему семнадцать – это центр. Ответьте, пожалуйста.

– Как недавно стало известно, душа человека и производных от него существ, как-то: медведей, волков, лис, зайцев, ворон, сов, сорок и леших с кикиморами находится не в сердце, а в желудке. Это значит ниже, чем предполагалось. Центр – это органы воспроизведения. Бог Ацтеков Кецалькоатль был лишен души путем удаления у него органов воспроизведения.

Таким образом, некоторые занимались стратегией, а именно:

– Подвергали анализу устройство мира. – Другие, независимо от первых, искали в этом шлюзе, как сказала Ксе:

– Органы.

– Что бы такое это могло быть? – спросила девушка, сделавшая сенсационное открытие в Северной Корее.

– Туалет, – сказал Сид. Он почесал голову, чтобы никто не смеялся над его гениальностью.

– Не прикидывайтесь дураком, Сид, – сказал Адам. – Это неверное предположение. – Бесполезно. Все бросились в туалет. Потом в душ, потом в спальню. Никаких признаков выходного отверстия.

Уп заметил, что над красной кнопкой, которую безуспешно пытался нажать еще до Потопа высокий человек Отцы, висит символ Солнца, картина:

– Подсолнухи. – Эта картина означает, что здесь находится парадный выход.

– Значит. Значит, – продолжал ПП, – должен быть и черный ход. Как в Пиковой Даме. Ну, если у меня есть логика. А очевидно, что это так.

– Мне тяжело дышать, – сказала Ксе. – Не хватает воздуха.

– Должен всех предупредить, – сказал Уп, – Кислорода в этой Подводной Лодке осталось всего на двадцать минут. Да, господа мои, пи… я хотел сказать, конец – близок.

– Что вы предлагаете? – спросил ПП. – Молиться?

– Именно так, сэр. Помолимся богу солнца, и как один умрем в борьбе за это.

– За что именно? – спросил ПП. – И где борьба? Я не вижу.

– Бу… простите:

– Борьба внутри!

Далее шифровка Пушкина.

Адам вынул книгу, которую часто носил с собой и передал ПП.

Он прочитал:

– Наконец он вошел в кабинет, ощупал за обоями дверь и стал сходить по темной лестнице, волнуемый странными чувствованиями. По этой самой лестнице, думал он, может быть, лет шестьдесят назад, в эту самую спальню, в такой же час, в шитом кафтане, причесанный царской птицей, прижимая к сердцу треугольную свою шляпу, прокрадывался молодой счастливец, давно уже истлевший в могиле, а сердце престарелой его любовницы сегодня перестало биться…

Под лестницей он нашел дверь, которую отпер тем же ключом, и очутился в сквозном коридоре, выведшем его на улицу.

Опять все, как полоумные начали бегать по комнатам.

– За спальней должен быть кабинет, – сказал Сор.

Они опять вошли в спальню.

– Здесь нет кабинета, – сказал Уп.

– Может быть.

– Что может быть? – спросил ПП.

– Может быть, здесь была перестройка? – сказал Пел.

– Точно! – сказал Сор. – Уверен, что здесь все переделано. Где могла быть спальня?

– Вот она! – И Адам показал на Ван Гога. На картину Ван Гога:

– Луна. – Две лошади, парочка. Можно сказать, что это перевод хита Квентина Тарантино про бой в летнем кафе с вампирами. К семье, которая едет неизвестно куда, подсаживаются два великолепных парня, и… И жизнь продолжается. Но уже не на Солнце, а на Луне. Жизнь с заднего входа.

– Если мы отсюда выйдем, наша жизнь начнется с заднего выхода, – сказал Сор.

А Пел добавил:

– Как у Ноя.

ПП надавил на картину.

– Ни-че-го.

– Нажмите сильнее!

– Сильнее не могу, – сказал ПП.

– Давайте все вместе, – сказала Ксе. – Давайте, давайте! – Все уперлись в стену, на которой висела картина Луна Ван Гога. – Подождите, подождите! Не надо толкать вразнобой. Прошу действовать по моей команде. – Леди встала сбоку.

Некоторые могут не понять, как это русалки могут упереться в стену, встать сбоку, читать Пушкина, и так далее. А все просто: это с позиции наблюдателя Нерусалки что-то может показаться необычным. Но такого парня там не было. И быть не могло, он бы просто утонул. Поэтому никто здесь ничему не удивился. Как сказал Эйно:

– Наблюдатель тоже был внутри. Противоречий он не увидит. Для него их просто нет.

К удивлению всех, стена наклонилась.

Далее:

– Где ключ от двери?

– Здесь заперто, нужен ключ, – сказал Машина. Он первым приблизился к бронированной двери.

– У нас был шанс на спасение, – сказал Уп, – а теперь его не стало. Дверь бронированная. Как будто специально для нас сделано.

– Действительно, дышать становится все тяжелей и тяжелей, – сказал ПП. И добавил: – Наверное, в это время Ной выпустил голубку. Боялся, что все задохнутся.

– Нам это не грозит, – сказал Уп. – Мы не знаем, откуда он ее выпускал. И уж теперь никогда не узнаем. Ведь у него был ключ. А откуда ключ?

– От любовницы, – сказал Машина. И добавил: – А у нас нет ни жены, ни любовницы. – Но в это время в дверь постучали. С той стороны. Это была Капитанская Дочка. Ее мама здесь работала, как уже, в общем-то, говорилось:

– Зав столовой. Ну, если человек когда-то готовил, умеет и любит это дело, то работа для него найдется. Пусть ему уже много лет. Все равно найдется. Пусть в Сибири. На заводе И.

Здесь странным получается, что Голубка уже была выпущена.

Зав столовой и Капитанская Дочка встретились, как родные.

– Ты как здесь? – спросила заведующая.

– Я… я не могу сказать тебе откровенно, зачем я здесь, – сказала Маша. – Будем считать, что я приехала на этот завод в составе экскурсии.

– Здесь не бывает экскурсий, – сказала мама.

– Ну, это не совсем экскурсия, – сказала Маша. – Просто я приехала сюда на работу. Работать, так сказать.

– Это очень хорошо. Так я не поняла:

– Ты будешь здесь работать? Или временно работать?

– А есть разница?

– Очень большая.

– Будем считать, что я здесь для того, чтобы дать концерт. Может быть, несколько концертов.

– А! Понятно. Какой спектакль вы даете?

– Ты хочешь получить контрамарку?

– Нет. Ну, что ты. У нас здесь почти все бесплатно.

Далее, как называется спектакль?

– Похищение Персефоны.

– У вас все роли распределены? Нет, я понимаю, конечно, все занято. Но я имею в виду, может быть, кто-нибудь заболел? Ты знаешь, я всегда мечтала сыграть роль Цереры.

– Мама! В данном случае важнее роль Голубки, чем роль Царицы.

– Да, ну хорошо. Тогда беги. Беги, Маша, беги!

– Какой пароль?

– Нет пароля.

– А как же тогда я узнаю его?

– Я милого узнаю по походке. Он носит… – ну ты помнишь слова Гари Су, что артиста узнают по его роли. Меня узнают по моему меню.

Маша подбежала к заднему выходу и начала стучать в дверь.

– Это моя бывшая жена, – сказал Машина. И он крикнул:

– Поверни рычаг вправо!

– Почему вправо? – прошептала Ксе. Вправо защелка закроется намертво. Влево. Кричи:

– Влево.

– Здесь надо решить, какое направление главное, – сказал Машина. – Надо попросту решить:

– Кто в доме хозяин. Я или моя жена?

– Это ваша бывшая жена, – сказал Уп.

– Вы предлагаете не слушать ее? – сказал Машина.

– Да.

– Но кажется, она ничего еще не говорила.

– Это подозрительно.

– Я поворачиваю рычаг вправо! – крикнула Маша.

– Вправо означает завернуть, – сказал Пел. – Не думаю, что это означает: открыть. Скорее, наоборот:

– Закрыть.

– Думаю, надо считать от того, кто открывает, – сказал Адам. – Она должна крутить влево.

– От себя, вы имеете в виду?

– Она сама разберется, – сказал Сор. Но Маша крикнула:

– Мне с чьей стороны считать?

– Все, мы здесь погибнем! – воскликнула Ксе и упала в обморок.

– Крутите влево! – Это крикнул Адам.

– Вас не поняла. Прошу повторить, – ответила Маша.

– Влево! Влево! Я сказал. Представьте, что вы откручиваете пробку у пивной бутылки.

– Влево? А влево здесь некуда крутить.

– Как? – не понял ПП. – Что же вы нам голову морочите, Голубка?

– Во-первых, я не Голубка, а во-вторых, я только сейчас заметила, что крутить это колесо можно только в одну сторону.

– А именно? – спросил Уп.

– А именно вправо. Я говорила, что мне нужен пароль! – в отчаянии воскликнула Капитанская Дочка.

– Ты говорила, что у тебя нет выбора? – крикнул Машина.

– Гайд тоже говорил Солжу, что существуют ситуации, когда не действуют никакие теории, кроме одной:

– У нас не было выбора.

– Так тем лучше, – сказал Машина. – У тебя нет выбора: поворачивай вправо.

– А! Чтобы потом надо мной смеялись и ругали?

– Кто будет над тобой смеяться?

– Не знаю, кто будет смеяться надо мной, если я открою вам дверь, но кто смеялся над Гайдом, я знаю.

– Кто?

– Я помню, как дочка Эла счастливо улыбаясь, говорила:

– У нас не было выбора, Гайда надо было уволить. – Барыня, мать ее! Как будто Сын Трудового Народа обязан служить или не служить этим боярам. Явно, что она пыталась показать действие теории, точнее практики Гайда на нем самом.

– А потом меня будут ругать, как сына Гайда.

– Ты какого – слово на букву х в ослабленном значении – здесь катаешься на велосипеде, пащенок?! Посмотрите, он здесь катается на велосипеде, а его папа ограбил весь Советский Союз.

– Простите, я не могу открыть вам. Я боюсь.

– Она боится, – сказал Машина. – У нее синдром.

– Какой? – спросил ПП.

– Не знаю. Надо подумать. Этих синдромов развелось, как собак, которых еще не доели китайцы.

– Много, что ли? – спросил ПП.

– Нет, уже не очень много.

Обитатели Ковчега один за другим начинают терять сознание. Упу снится приятный сон. Как будто он получил бесплатную путевку в кап. страну. Он приходит к управляющему отелем и просит дать ему путевку на три дня.

– Что именно вы желаете? – спрашивает Борис Бер. Почему-то именно он сегодня снится древнему демону. Впрочем, это уже не в первый раз.

– Тур Хема.

– Клубника, рыбалка, отдых в лесу с хорошим кофе, жареной на огне форелью, и опять клубника.

– А бой быков? – удивляется Уп. – Должен быть бой быков.

– Бой быков? – переспрашивает Борис и в раздумье чешет затылок. – Да, конечно, – говорит он. И добавляет: – Но обычным боем быков сегодня никого не удивишь.

– Что тогда вы предлагаете вместо обычного боя быков?

– Нет, мы и предлагаем бой быков, – говорит Бер, – в модернизированном варианте. В роли быка Немой Жи, а в роли матадора Валери Новод. Вы удивлены?

– Нет, – печально ответил демон, – я почему-то так и думал. Только почему Валерия? Я думал, что о ней уж все забыли.

– Так больше некому, – тоже печально ответил Борис.

– Ну хорошо.

– Ну хорошо.

– А! Чуть не забыл. Вот чудила с Нижнего Тагила. А это будет?

– Что?

– Ну, это, как его? Сладкое?

– Сладкое? – сначала не понял Борис. – Киндзмараули к клубнике, что ли? Будет. И сладкие сливки тоже будут.

– Нет, ну что вы. Это-то понятно. Само собой разумеется.

– А что тогда? Покататься вместе с Николь Кидман в отдельном самолете? Она стюардесса, а вы симпатичный, как Том Кр пилот?

– Нет, ну что вы, это, наверно, дорого. Нет, мне бы что-нибудь попроще.

– Хотите на пляже? Дикая природа, прозрачная, как в озере Байкал вода. Она раздевается, практически до гола. Нет, нет, я ошибся. Она раздевается абсолютно до гола. Вы молодой, еще только начинающий член. Член мафиозной группировки Летучего Голландца. Страшное дело. Но вы смелый от природы парень. Но даже и вам немного страшновато. Тем не менее, вы преодолеваете все сомнения. Не без помощи сверхсексуальной леди.

– Нет, спасибо. Это, наверное, тоже очень дорого. Мне бы чего-нибудь попроще.

– Ну а чего тогда, я не знаю, – растерянно говорит Борис Бер.

– Ничего особенного. Так классика.

– Расстрелять, что ли, кого-нибудь?

– Не надо. Зачем вы спрашиваете, у вас должен быть классический сценарий.

– Напомните, пожалуйста. Я что-то подзабыл классику, – говорит Борис Бер.

– Ну, что вы не помните? В конце драка. Хем бьет этого наглого еврея по морде за то, что тот очкарик нагло увел у Хема его любимую женщину мужского типа.

– А! Драка из-за графини?

– Да, это должно быть обязательно включено. Как в классическом варианте.

– Пожалуйста, конечно. Хотя в принципе у нас это по желанию.

– Хорошо. Напишите, что я желаю.

– Тогда, как любитель классики, вы должны знать, что тот очкарик еврей – мастер спорта по боксу.

– То есть это будет такая здоровая еврейская морда? – уточняет Уп.

– Да, – отвечает Борис Бер. И добавляет:

– Ну, как это сказано в классическом варианте.

– Нет, тогда не надо.

– Я люблю импрессионистов. – Продолжаю я. – Дайте мне билет на выставку картин Ван Гога:

– Луна и наше Солнце.

Далее, будет ли, наконец, открыта дверь Ноева Ковчега, или все утонут, как все?

Глава двенадцатая

Семья должна оставаться в зрительном зале. Две ошибки Грибоедова. Асаф в роли Саула. Лучший путь. Программа минимум и программа максимум. Кто будет читать? Старообрядцы. Ночь. Соседка. Тетя и Мотя. Кто не читает – тот не ест. Деление людей на… Какие яблоки самые вкусные? Жаль, никто не верит в свои же пророчества. Господи, когда же я, наконец, увижу что-нибудь хорошее?

Вправо или влево? – взгляд с разных сторон Ноева Ковчега. Синдром тигра.

Далее, есть ли живые?

Пирамида Солнца и пирамида Луны. По банке айвового варенья каждому. Дорога мертвых. Клетки на Т-образном перекрестке. Синдром Единицы. Марк и Синдром Золушки. Где красота. Синдром Молчания и Гена. Стаффордширский Терьер – Погремушка Исиды.

На зиккурате Луны. Немой Жи и Хина. Волчок смерти.

– Дорогие друзья, – наконец сказала Капитанская Дочка, – я все-таки решила открыть вам дверь. И знаете почему? – Тишина. Как на безымянной высоте, когда погибли все немцы после беспрецедентной атаки корпуса Гайда.

Такая же тишина была, когда Эл с лицом, переделанным на семейном совете в лицо Хи, объявил об отставке Гайда. Такая же тишина наступила для отца Гайда, когда он упал с инфарктом, услышав об этой отставке.

Такая же тишина была, когда Эл, как побитая собака, с поникшей головой выходил к народу и говорил:

– Он еще вернется. – Это было пророчество. Ибо:

– Он и не уходил.

Эх, не зря Иисус так противился участию семьи в поисках правды! Семья превратила Эла из пророка в ничто, в предателя. Из него как будто вынули чип, который вставил бог в обезьяну, чтобы превратить ее в человека. И он сам это знал. Знал и очень печалился. Видимо, и его поставили перед выбором:

– У тебя, Эл, нет выбора!

Семья должна присутствовать в Ноевом Ковчеге. Но, как известно, Ноев Ковчег был разделен на две части. И семья, как семья Иисуса, должна находится не на сцене, а в зрительном зале.

Тишина была в зрительном зале, когда Грибоедов вышел на сцену, и сказал Пушкину о Борисе Годунове, что, мол, там есть две ошибки. Первая:

– Текст пьесы пишется двумя разными языками. Современным и языком, стилизованным под архаичный, древний язык. И, следовательно, нарушается единство произведения. – Фантастика! Ведь присутствие двух языков очевидно. Первый – это язык автора, живущего в современности. Второй – это язык героя, жившего в древности.

– Их два, потому что их всегда два. Язык автора и язык героя. – Виктор Пели. Неизданное.

Вторая ошибка Пушкина:

– Герой описан, как дурак, а на самом деле он был умным.

Те же претензии предъявляются и к Дюма. Исторический кардинал был намного лучше того, которого мы видим. Пишется не как это было, а:

– Все наоборот! Ну, как в кино, когда папа и сынок поменялись местами. И у них нет никакой печали по поводу того, что это не соответствует исторической истине. Один теперь вместо того, чтобы ходить в офис и заниматься закупками выгодной продукции, шпарит на ударных инструментах, а другой вправляет мозги, привыкшим к разумным идеям, работникам конторы, где когда-то работал его папа. Собственно, он сам теперь папа.

Другой исторический пример:

– Асаф – в роли Саула – тоже хотел быть честным и умным. Но. Но Бог не дал ему этой возможности. Бог нарочно помутил его разум, чтобы умный Асаф, становился дураком и гонял по горам Давида. – Это Библия. А потом историки нароют, что Асаф, как и кардинал Ришелье, был очень умным историческим деятелем. Ну и что?! Ведь разум его принадлежит не только ему одному, но и:

– Богу.

И, следовательно, исторические поступки могли происходить не только по правилу, как сказал бы Олег Акимов, но и:

– Согласно исключению из правил.

И уже тем более, как у Пушкина, разум служителя церкви должен быть доступен участию Бога. То есть умный будет еще умней, если:

– Будет поступать:

– Как дурак.

Некоторые скажут:

– Ну, чтобы так считать, надо верить в Бога. – Ответ:

– Это если рассуждать абстрактно, схоластически. Бог есть, или нет? А если рассматривать конкретный текст, то участие Бога будет:

– Очевидным.

Конечно, как сказал Экклезиаст:

– Это очень печально. – Ибо:

– Только совершая ошибки, человек познает мир. Хомо Сапиенс вынужден использовать самого себя, как инструмент своих теорий. Как Асаф. Не хочет, а надо. Мир должен быть познан. Поэтому Асаф, несмотря на удивление многих, причислен к рангу более высокому, чем выдающиеся исторические деятели.

Далее, они выходят из Ковчега. Как моряки подводной лодки, всплывшей на поверхность в последний момент.

Информация о двух ошибках Грибоедова взята героем. из лекции князя Вяз-Сима.

Маша преодолела страх, сравнимый со страхом человека, вдруг узнающего, что лучший путь для России – это путь Польши, Венгрии, Словении.

Как?! Великая Россия и габровский юмор братьев наших меньших? Ужас! И это, как стремление к будущему. Что это нам даст? У каждого будет, ну пусть не по три машины, как у рядового Брунейца, а по одной хорошей немецкой или японской тачке. Квартира с настоящим евроремонтом, а не Под евроремонт. Мебель пусть не из Карельской березы, но из дерева, а не из опилок. Колбаса, фрукты, овощи, как делают для людей, а не как на корм скоту. Счет в банке триста тысяч долларов, как у бежавших в Америку от нашей веры раскольников. Это программа минимум. Программа максимум – это возможность написать роман, напечатать его и получить за него деньги. Спрашивается:

– Откуда деньги? – Ведь это означает, что роман будут читать! Мама! Кто? А вот это и есть программа максимум:

– На каждого писателя должно выделено от десяти до пятидесяти тысяч читателей. Ну, чтобы деятельность его была рентабельна. Где их взять? Как сказал друг писателя Лима, Михаил Шем:

– Надо их обучить. – Фантастика. Это примерно тоже самое, как сказал бы Колумб:

– Надо обучить людей есть корешки, а не ядовитые вершки у картофеля. Тогда они будут сыты и счастливы. Сыты, потому что картофель очень вкусный, если:

– С сольцой его намять. – И счастливы, потому что они до этого додумались.

Царство умных и сытых людей. Пожалуй, ради программы максимум стоит идти по пути Польши. Вот если бы точно знать, что результат будет достигнут. А так не идеи о великой России, ни фирменных польских кроссовок. Ведь альтернатива польскому разумному благосостоянию это альтернатива гайдаровскому премьерству:

– Хотели, как лучше, и это получилось, как всегда:

– Только для себя. То есть без базара.

Пусть будет несправедливое распределение богатств в пользу тех, у кого свой рынок. А те, у кого нет базара, пусть стучатся лбом в стену. Ведь они не сильно будут стучаться, так как кое-что у них есть. И для всех будет существовать идея о великой России. Каждый будет иметь в себе силы сказать:

– Ну, бараны! – Когда он смотрит кино.

А так ведь у них не будет даже сил сказать:

– Какой я баран! Ни кроссовок, ни коммунизма.

И все-таки я за Польшу. Приду, скажу:

– Запишите мне пятьдесят тысяч читателей. Пятьдесят ведь можно?

– Разумеется, – ответят мне. И без базара они будут читать мои книги. Неужели так бывает? Говорит же Молчановский:

– В Америке можно делать, что хочешь. И никто вас не остановит, как будто вы идете на красный свет, никто не скажет:

– Слово на х в ослабленном значении! – Это не Лолита, читать не будут. – Ведь, если все можно, то значит:

– Это кому-то нужно. – Или каждый имеет по сто миллионов долларов и пишет, и печатает свои произведения в кажущемся ему разумном количестве. А читают их, или нет:

– По барабану. То есть безразлично. – Нет, первый вариант мне нравится больше. Вот приехали старообрядцы в Америку, сеют, пашут, а спрашивается:

– Кто будет покупать их хлеб по разумным ценам? Кто даст им сельхоз дотацию? Получается, кто-то находится, кому это надо. Это получается надо каждому приезжему писателю выделить такую дотационную рекламу, что для него всегда найдется пятьдесят тысяч читателей. Не найдется, значит, каждый член правительства будет читать за десятерых.

Значит, Маша преодолевает польский синдром, и поворачивает рычаг влево. Как бы отворачивая гайку. Мама! Столько времени чухаться, и повернуть не туда, думает она. Маша переносит тяжесть своего тела в другую сторону… все, вот она свобода нас встретит радостно у выхода.

Маша получает удар тупым предметом сзади. Оказывается, есть еще люди, находящиеся по ту сторону. Писатель Петров говорит, что свобода это, когда можно зайти к соседке ночью. При условии, что председатель в это время выехал в район за ЦУ. А как только его машина появится из-за пригорка, все прячутся в норы, как мыши. Понятно? Итак, кто же у нас сегодня в роли председателя колхоза, неожиданного вернувшегося из командировки? Кто сегодня ограничил нашу свободу, наше право на спасение? Здесь надо заметить, что по версии писателя Петрова, вы зашли ночью не к жене председателя, а просто к соседке.

А это были Тетя и Мотя. Им надоело изображать в музее восковых фигур знаменитых людей, и дамы вышли на Пикадили. Так называлась здесь вторая по значимости улица этого завода-города. Вся в цвету. Здесь росли розы, дальше лилии, потом опять лилии, и здесь опять розы.

Неожиданно они увидели противника. Они обернулись. Сзади, на музее – библиотеке они повесили плакат:

– Кто не читает – тот не ест. – Правда, договор с зав столовой они еще не заключили. Но при коммунизме, говорят, так и будет.

Забыв о благородных читателях, дамы побежали к нарушительнице. Спрашивается:

– Зачем? – Просто из чувства врожденного благородства, которому ненавистно все, что нарушает покой мирно спящих граждан. Будь то лай невоспитанной в культурных традициях собаки, или стук в чужую дверь. Они посчитали, что Маша стучит не туда, куда надо. Они посчитали себя престарелыми американками, непрерывно следящими за всем происходящим вокруг.

Маша очнулась и возмущенно сказала:

– Что вам здесь надо?

– Мы не узнали вас, – сказала Мотя.

– Мы думали, что это кто-то другой, – сказала Тетя. И добавила: – Но зачем вы стучали в эту дверь?

– Не ваше дело! Убирайтесь отсюда, проклятые шпионки! – разозленная ударом сзади резко сказали Маша.

– Просто врожденное чувство справедливости не позволяет нам пройти мимо, – сказала Мотя.

– И я к этому присоединяюсь, – сказала Тетя.

Маша махнула рукой, встала и… – Она забыла, что делать.

– Что я должна сделать? – спросила она.

– Мы не знаем, – ответили дамы. – Мы видели только, как вы пытались открыть дверь столовой. Но это вход для персонала. Вам надо было зайти с обратной стороны.

– С обратной? – Маша дошла до края, и посмотрела за угол. Потом вернулась обратно. – Нет, здесь выход. Вспомнила! Я должна повернуть рычаг, открывающий эту… этот выход. Вы мне поможете?

– Чем мы можем помочь тебе, дочка? – спросила Тетя, хотя сама уже тоже недавно стала похожа на дочку. Вообще люди здесь делились не на старых и молодых, а на:

– Склонных к патологическому вранью и склонных к этому менее.

Маша потеряла сознание и упала на ступени, ведущие к заветному выходу. Она протянула вперед руку, как Анка-пулеметчица, изображая Василия Ивановича во время празднования очередной победы над царскими генералами.

– Куда она показывает эта рука? – спросила Тетя.

– В светлое будущее без Голливуда, – смело ответила Мотя.

– Нет, я конкретно спрашиваю. Сейчас, куда она показывает? Вправо, или влево? – Мама! Чуть опять не началась эта проблема с выбором. А все почему? А все потому, что русская марксистская наука не изучает эту проблему. Принципиально не изучает. А зачем, когда и так все ясно? Иного нет у нас пути:

– В коммуне остановка.

– Я не знаю, – ответила Мотя.

– А я думала, ты все знаешь, – ответила Тетя. – Что будем делать?

– Может быть, произвести обрезание?

– Кого мы будем обрезать?

– Я имею в виду, давай обрежем свои… мысли.

– Хорошо. Что это значит?

– Поступим не как лучше, а как хуже. Понимаешь?

– Да. Открывают обычно влево, а закрывают вправо. Значит, для того чтобы открыть дверь, мы должны повернуть это колесо вправо.

– Правильно. Давай. А где у нас право?

– Нет, нет и нет! На этом мы не будем зацикливаться! Сено – это оно – значит это мужчина. Солома – это она, значит это женщина, и это лево.

– Почему мужчина – это право? Я думаю, наоборот:

– Женщина – это право, а мужчина – это лево. Ведь он чаще, чем женщина ходит налево. И вообще… я думаю, мужчина – это второй ребенок. И, можно сказать, нежданный.

Маша очнулась и поползла по девяти ступенчатой лестнице наверх. Сначала ей казалось, что она летит на Марс. Это девяти ступенчатая ракета, она точно долетит до Марса. Маша счастливо улыбается. Она поет песню:

– Обещали космонавты и мечтатели, что на Марсе будут яблони цвести. С собой у нее два кило яблок, правда, китайских: Фуджи. Почему вдруг такая честь? Выбор яблок происходил демократически. ПП, изображая в этот день из себя абсолютно трезвого Эла, зашел в Пятерочку, осмотрел яблоки, выставленные на продажу, и решил, что:

– Эти сочнее, красивее, и:

– Я думаю, они окажутся вкуснее других.

Так и вышло. Все по-честному. Ведь перед посещением Президента все названия с яблок сняли. Некоторые говорили, что надо было решать не так, а через Академию Наук. Но те получали ответ от этих, что в Академии коррупция больше, чем в универмаге. Многие считали, что китайцы покрыли дефицит российского бюджета за пять последних лет только за то, чтобы полететь в качестве яблок на Марс. Маша уже съела один килограмм. Уж очень они были сочные и вкусные. Тем более их похвалил сам ПП. Реклама, как и любовь, не последнее дело. Они меняют вкус яблок. А яблоки в свою очередь меняют жизнь в Раю. Это общеизвестно.

На восьмой ступени Маша схватилась за сердце. Дело в том, что вместе с ней летел на Марс автор песни, которую она пела. Ему говорили:

– Не надо, парень. Ты слишком стар для этого дела. – Но он настоял на своем праве.

– Я хочу помолодеть, – сказал он. – На Марсе, как предполагают, люди начинают молодеть, а не стареть. Там все наоборот, – засмеялся он.

Но восьмая ступень отделилась. Предполагалось, что до Марса хватит семи ступеней, даже, может оказаться, и шести. Но случилось худшее. Марсиане оказали сопротивление полету ракеты. Марсиане, в которых не верила боязливая коррумпированная академия. Прекрасный писатель, автор марсианской лирической, погиб. Погиб, как и мечтал в космосе, в полете на Марс. Он был пророком. Жаль, никто не верит в свои же пророчества.

Потом ей показалось, а может быть, так это и было, что она ползет по девяти ступенчатой лестницей в свою квартиру. Как это возможно?

– А! Это же моя квартира. Такие квартиры я видела только в Лондоне. Наконец-то сбылась моя мечта: я имею свою хибару в Лондоне. – Счастье было так близко. Но на восьмой ступеньке, когда у нее чуть не остановилось сердце, Маша поняла:

– Она все еще здесь, как Александра Матросова перед амбразурой пулемета. Господи, когда же я, наконец, увижу, что-нибудь хорошее? – Она схватила за ногу, стоящую рядом Тетю. Молодая женщина наклонилась, запрыгала на одной ноге, попыталась опереться на руку подруги Моти, но никак не могла за нее схватиться. Все время промахивалась. Наконец, она потеряла равновесие и начала падать. По пути она схватилась за колесо, открывающее дверь, и повисла на нем. Фантастика! Судьба до сих пор не решила:

– Спасутся ли люди, попавшие в Ноев Ковчег?

– Или нет.

Тетя попыталась подняться. Ее черные блестящие туфли заскользили по гладкому покрытию. Колесо повернулось влево. Еще немного и Ковчег будет блокирован навсегда. Но Тетя перехватила руку, и рычаг опять пошел вправо. Но казалось только для того, чтобы повернуться с разбега еще дальше. Все, кажется, это конец. Нет, Тетя отпустила одну руку, и перевернулась на живот. Колесо пошло обратно. Мотя, наконец, захотела помочь подруге. Она сделала шаг по направлению к Тете, споткнулась и упала на Тетю. Рефлекс сработал. Это был прирожденный рефлекс. Тем не менее, его все равно можно назвать:

– Синдромом тигра. – Человек, обладающий им, готов разорваться на части, но добычу свою все равно не выпустит. Так и Тетя продолжала держаться за это колесо судьбы, хотя на нее упала Мотя. И упала сильно, как партнер по реслингу. Она могла бы почувствовать себя Сильвестром Сталлоне, а свою Мотю Микки Рурком. Это в первом раунде. А во втором наоборот. Наконец колесо задрожало и пошло влево. Но совсем немного. Оно остановилось, как бы… все-таки как бы. Как бы, раздумывая, и покатилось, покатилось вправо. И его уже ничем нельзя было остановить. Судьба приняла свое решение.

Дверь открылась. Вода, как при окончании Потопа, стала быстро убывать. А куда? Она хлынула на улицы города, образовав цунами, как в Японии. И Тетю, и Мотю, и Капитанскую Дочку смыло, как будто здесь их никогда и не было. За водой повалил дым. Когда из подводной лодки валит дым, и выползают люди, ясно:

– Они еще живы, но через несколько минут умрут.

Далее, есть ли живые?

Далее рассказывается, что спаслись все, кто был в Ноевом Ковчеге. Но это могло произойти только благодаря вмешательству сверхъестественных сил, живших на этой территории. Какая была персонификация этил сил, никто не знал. Но были люди, выражавшие мнение этих сил. Контакт видимых людей с невидимыми происходил на зиккуратах двух видимых пирамид. Пирамиды Солнца и:

– Пирамиды Луны.

Для того, чтобы этот контакт произошел необходимо сделать:

– Жертвоприношение.

И все почти сразу поняли, что люди спаслись из Ноева Ковчего именно для этого контакта земных существ с невидимыми небесными. Нет, здесь точно не утверждается, что невидимые существа – это небесные жители. Просто говорится, что они невидимые и живут здесь. Теперь стало ясно, что не просто так, для красного словца было написано на воротах завода:

– Нет, не печальное:

– Оставь Надежду! А просто:

– Вода, Огонь и Медные Трубы.

– Теперь я понимаю, зачем только что заново покрасили ворота завода, – сказал Сорокин.

– Зачем? – спросил Сид.

– Вероятно, что нас принесут в жертву, – сказал Сор.

– Дадут каждому по банке айвового варенья, – сказала Ксе, – и сбросят в огонь.

– Да, – сказал Адам, – это весьма вероятно.

– Почему? – спросил ПП.

– Потому что воду мы уже прошли, – сказал Пел.

Уп добавил:

– Огонь нам не пройти.

Они шли по дороге, в начале которой было написано:

– Дорога Мертвых.

– Я просто не понимаю юмора этого заводообразующего города, – сказал Машина. – Уму непостижимо, зачем называть улицу:

– Дорога Мертвых?

– Видимо, здесь считается:

– Человек имеет право знать, куда он идет, – сказал Сид.

– Я думаю, здесь написано, что человек имеет право знать:

– Кто он, – сказал ПП. Очень умно, ничего не скажешь.

Далее клетки на Т – образном перекрестке между пирамидами Солнца и Луны.

– Ой, Вань, смотри какие клоуны! Я, Вань, такого же хочу. – Неизвестно, кто это сказал, но все встали, как вкопанные.

Они шли по дороге, которая называлась:

– Дорога Мертвых.

– Я не понимаю, зачем нужно было так называть эту приятную улицу? – спросила Ксе.

– Думаю… нет, я не знаю.

– Думаю, нас ведут к этим Пирамидам, чтобы принести в жертву, – сказал Пелевин.

– Вы хотите испортить нам настроение? – спросил Машина. – Впрочем, если это так, то здесь я сниму лучшие свои снимки.

– Если вас не казнят первым, – сказал Уп.

– Думаю, вас не казнят вообще, – ответил Машина.

– Потому что вы вызываете у меня подозрение. Думаю, вы засланный казачок.

На всех были праздничные одежды. После Потопа на экспедиционном корпусе почти ничего не осталось. Так одни тряпки. После душа… прошу прощенья, после бани с бассейном и буфетом, где продавали холодные и теплые бутерброды с ростбифом и желтой рыбой, черной, пивом и белым сухим вином, их привели в магазин, похожий на секонд-хенд, но очевидно, что все вещи здесь были новыми. Это не были красные и желтые плащи, применяемые для жертвоприношения, а хорошая спортивная форма. Можно было даже подумать, что все это сняли со сборной России, отправлявшейся на Олимпиаду. Может быть. Но тогда возникает вопрос:

– Где тогда эта сборная?

– Я сразу подумал, – сказал Сори, – что не зря заново покрасили забор завода. Точно, думаю, произойдет что-то плохое.

– Да, – сказал Уп, – нам выдадут по банке айвового варенья и сбросят с зиккурата Пирамиды.

– Банка айвового варенья является в моих произведениях не только символом везенья и благополучия в рабовладельческом обществе, надеждой на счастливое будущее, но и меткой времени, – сказал Сори.

– Что это значит? – спросил ПП.

– Дело в том, что это идет повтор, – добавил Сор. – Перемотайте, пожалуйста, пленку.

Многих разморило. Так со стороны можно было понять то, что многие в этой процессии попадали на Т – образном перекрестке. Слева здесь была красная Пирамида Луны, а справа желтая Пирамида Солнца. Но дело было не в усталости, и не в пирамидах. Уп, стоя на коленях, сказал почти шепотом:

– Карл Маркс и Фридрих Энгельс! – И многие поверили! Фантастика! Почему? Синдром Единицы.

Я вот до сих пор не могу понять, почему тройка на автобусе издалека кажется единицей? Что у них общего? Понятно, что половина информации находится на автобусе, а другая половина в голове. Но все равно странно: ведь тройка это далеко не единица. Получается, что существует Синдром Ожидания, или Синдром Единицы, заложенный в человека с древних времен, практически с семнадцатого года. Ведь собственно, что такое Синдром? Это Хроника. Например, существует русская поговорка:

– Помолчи – за умного сойдешь. – Так вот Синдром Сильвестра Сталне – это омерта, хроническое молчание. Не просто надо молчать иногда, чтобы сойти за умного, а молчать всегда. Омерта! И это правильно. Ибо, что вообще умного можно сказать?

Один известный парень в России это понял, и стал знаменитым:

– Немым Жи. – Теперь он стал всегда умным. Как Сильвестр Сталне. А так был дурак дураком. Просто болтливая скотина.

Упали, конечно, не все. Машина только присел на колено от ужаса. Ксе на обе ноги. ПП, Пели и Сори только пошатнулись. Один Сид устоял на ногах. Он вперился в клетки, и минуть пять смотрел не отрываясь. Потом тряхнул головой и сказал:

– Здесь написано, что это:

– Марк и Гена. Если читать слева направо, – добавил он.

Вот Гене можно было бы прописать Синдром Молчания. Было хорошо, да. Но сколько можно? Хватит, парень.

Но начнем с Марка. Здесь другой случай. Он еще с детства был болен Синдромом Золушки. Но это бы еще ничего. Есть люди больные болезнью Альцгеймера, есть люди больные болезнью Дауна. Что тут поделаешь? Природа. Но Марк пошел против Достоевского. Теперь он сидит здесь, в клетке, сложив ножки по-тибетски. Я не знаю, что это: голограмма или это на самом деле живой Марк. В принципе это ничего не меняет. При современном развитии электронного дела копия может чувствовать то же, что и подлинник. Как сказал бы папа Капитанской Дочки.

Кто такая Золушка? Это леди в скрытом виде. Это скрытая внешним видом Красота. Внешним здесь называется стиль драмкружка. И артистом, таким образом, называется тот, кто этим народным искусством владеет. Все остальное не искусство, и таким образом:

– Не Красота. – Получается парадокс:

– Красивую называют Некрасивой. – И народ интуитивно против этого. Он говорит:

– Называют меня Некрасивою. Так зачем же он ходит за мной?! И в осеннюю пору дождливую провожает с работы домой? – Это весьма логичные вопросы к Марку. Он говорит:

– Некрасивая, а люди наоборот. – Спрашивается:

– Вы с кем любители Кино и Театра? С народом, или, как сказал артист Евстигнеев, с игрой по вечерам, после работы, в народных театрах? Как недавно стало известно в Голливуде эта ваша игра никому не нужна. Все эти жесты руками и ногами, перед тем, как что-то сказать:

– Никому не нужны. Ибо это просто – слово на букву х в ослабленном варианте – для драмкружка. Оставьте эти драматические жесты для режиссера. Пусть он думает, как вас понять по словам вашим. Таким образом:

– Марк не увидел Золушку. А именно, он не увидел Красоту Ирины Алферовой. Как известно из сказок Андерсена, это большой грех.

Марк, конечно, сказал на суде, что он неправильно понял. И это верно:

– Он все неправильно понял.

Второй, Гена осужден за то, что не дотянулся до Синдрома Молчания. Он не понял, что такое Стаффордширский Терьер.

Далее, что такое Стаффордширский Терьер?

Стаффордширский Терьер – это Погремушка Исиды. Русские, как древние люди, больны молчанием.

– Ты че молчишь, как бык? К тебе люди обращаются! – Бесполезный упрек. Человек просто не знает, как говорить правду. Он нем, как Немой Жи. Но этот парень, Немой Жи, стал немым, чтобы поумнеть. Именно до этого он был настоящим немым, болтая без умолку скотообразную чепуху. Стаффордшиский Терьер будит в нас Человека Разговаривающего. Как это делала в древности Погремушка Исиды. О да Е Александра Сергеевича Пушкина.

– Она рисует на стекле заветный Вензель:

– О да Е. – Буква Е, вписанная в О – это и есть вид Погремушки Исиды.

Стаффордширский Терьер – это червяк, это змея, это дракон. Это волк, поросенок и лев. Когда он слегка рычит – не пугайтесь, ибо именно в это время происходит ваш контакт с ним. Вы думаете, он на вас злится? Верно. Но почему? Он не злится, он просто не доволен, что вы не поздоровались с ним. Как будто он ходит тут сам по себе. Для своего собственного удовольствия. Нет, он учит вас разговаривать. Встречая его на узенькой дорожке зимой, говорите:

– Какой красивый! Какой хороший! – И обязательно улыбайтесь ему, как спартанец спартанцу. Иначе вас могут принять за солдата Артаксеркса.

Иногда носите с собой кусочек сосиски. Хотя он не любит сосиски, но обязательно у вас съест ради уважения. Лучше, конечно, если при встрече с ним у вас будет кусочек курочки, который вы несете с работы домой для своей собаки. Много не надо давать. Совсем чуть-чуть. Если вы увидите его с балкона – кричите ему. Он вам обязательно ответит и будет рад вашему приветствию. Он лишний раз убедится, что в этом городе он не чужой, что здесь живут люди, которые любят и знают его. При этом он будет с вами обниматься, и обязательно станцует вместе с вами и без вас. Он будет прыгать вокруг вас, как будто встретил здесь своего родственника: древнего человека. Не выпрыгиваете на него резко из кустов. Он вас не искусает, но обругает обязательно.

Древние не любили резких движений и болтающих резко и громко людей. Покупайте ему на день рождения новую подушечку и одеяльце. А также мягкую косточку. Но не думайте, как Гена, что он много ест. Стаффордширского Терьера надо уговаривать, как важного гостя в ресторане, чтобы он съел предложенную ему пищу. Надо объяснить ему, что входит в состав его сегодняшнего блюда. Морковка или капустка, полезная для пищеварения, немного печеночки, или другого мяска, рис, растительное и двадцать граммов сливочного масла. Он может, конечно, все это слушать, но не есть. Тогда дайте ему пару отварных сосисок, или насыпьте сухого корма. Как Билл Ге любит иногда поесть гамбургеры, так Стаффордширский Терьер любит иногда сосиски и сухой корм.

Утром обнимайте его. А после прогулки делайте энергетический массаж. Для этого представьте, что между рук у вас воздушный шар. Попружиньте его, чтобы энергия начала пульсировать между правой и левой рукой. Слегка прикасайтесь руками к его волосам, достигая кожи. Через правую руку вы будете отдавать ему свою энергию, а через левую получать от него информацию, как научиться разговаривать. Всегда обнимайте его, прежде чем сказать:

– Беги, Барс. Беги, Барсик. – После этого он очень радуется, прыгает на диван и сбрасывает с него все свои, и не свои подушки. Диван он считает своим, так как каждый раз перед выходом на прогулку, обтирает диван своим носом, чтобы при возвращении кошка, или какой-нибудь другой зверь или человек не завладели им.

А Гена битых полчаса рассказывал, что Стаффордширский Терьер съел у него всю еду, а потом еще кусал за пятку. Мол, он для смеха выделил главное. Чтобы было смешно надо это преувеличить. Так, милый Гена, не то ты преувеличил. Живи лучше с попугаем, это будет для него не так обидно.

Вроде бы, ну что такого особенного сделал Гена? Тем более, что рассказывал хорошо, находя продолжение в кажется закончившемся уже времени. Дело в том, что Гена совершил не сознательную, а подсознательную, прирожденную ошибку. Кто ему ее природил, привил не знаю. Может быть, он посчитал, что медные трубы для него уже закончились? Гена показал склонность к:

– Патологическому вранью.

Так же, как и Марк, не разглядев Золушку, показал подсознательную склонность к патологическому вранью.

А ведь их задача была обратной:

– Рассказывать правду.

Ясно, что у них не было учителя:

– Стаффордширского Терьера.

Он умер, мечтая, как и все мы, чтобы время не кончалось.

– Что вы сказали? – спросил ПП.

– Я говорю, что одна буква:

– М, – в имени Карл Маркс, делает Марка, похожим на него. А буква:

– Г, – в имени Гены, делает его похожим на Фридриха Энгельса.

– Значит, – подытожил Пели, – в составе единицы есть часть, такая, как буква:

– М, – в имени Карл Маркс, который является тройкой. И можно по одной этой букве узнать единицу, Марка, как тройку, а именно Карла Маркса.

– Тоже можно сказать и про Гену, – добавил Сор. – Всего лишь одна буква:

– Г, – дает нам возможность ошибиться в имени. И заорать во все горло вместо:

– Гена, родной! Что ты делаешь, мать твою?! – Просто:

– Фридрих Энгельс.

Также ошибся Германн при выборе карты. И получил Пиковую Даму вместо Туза. Также почти все потеряли деньги в 1929 году в Америке. Их деньги утонули в Уолл Стрит.

– Как нам не ошибиться? – спросил ПП.

– Ты… то есть, я имею в виду вы хотите сказать, что есть разница между этими Пирамидами? – спросила Ксе.

– Очевидно, что разница есть, – сказал Машина. – Он уже успел сфотографировать Пирамиду Луны, и сейчас настраивал аппарат, чтобы взять в объектив Пирамиду Солнца.

– А в чем разница? – спросил Уп.

– Думаю, Пирамиду Солнца мы не увидим на фотографии, – сказал Адам.

– Вы уверены?

– Нет, подождите, – сказала Ксе, – с одной стороны у нас:

– Лунная Соната. – С другой Аппассионата. Я правильно поняла? Значит, идти надо направо, как показывает Гена.

– Я не понял, почему? – спросил Сид.

– А ты не суйся со своим умом, – ответили Ксе, – телохранитель. – А ведь он был ее мужем когда-то. Я даже не уверен, что они развелись по-настоящему. – Но добавила: – Лунная Соната очень печальная.

– Почему? – опять спросил Сид.

– По определению.

Далее:

– Куда они идут? – И воспоминание о Столовой – Ноевом Ковчеге, где они встретили Монте, Льва Толстого и Дартаньяна.

Как и следовало ожидать, экспедиция разделилась. Разделилась, несмотря на то, что на втором фото Пирамиды Солнца не было, как и предсказывал Адам. Что-то, правда, на ней было. Как утверждал Сид:

– Это летающая тарелка. – Но ему не верили. Говорили, что на тарелку совсем не похоже. К видимой невооруженным глазом Пирамиде Солнца пошли трое: Сид, Адам и Ксе.

– Как говорится, ей всегда больше всех надо, – сказал вслед удаляющейся троице ПП.

Собственно, зачем они шли к Пирамидам.

Они и сами не знали. Прошла информация, что здесь они могут выйти из Зоны. Им удастся вернуться домой. О похищении Хо все забыли. ПП, конечно, помнил, но пока молчал. В сопровождении Пела и Сора он направился к Пирамиде Луны. Сегодня ее обслуживали двое ребят. Это были:

– Немой Жи и Хина. Один из них читал проповедь на непонятном языке, Ацтеки на таком не говорили. Другой репетировал волчок смерти. Он быстро крутился, и, когда резко останавливался, то на приговоренного смотрело не только лицо, но тело жреца, обрамленное длинными перьями. А на лице была маска. И человек чувствовал, что сердце его, еще фактически находящееся в груди – уже вынуто.