Разыскания к изначальной Руси. А почему не обязательно так. Разыскания об Изначальной Руси. (тетрадь 1: Далее за Манифест) (Л. А. Исаков)

Пролог

Ответы ОТВЕТСТВЕННЫХ ЛИЦ на письмо Президенту Российской Федерации историка Л. Исакова о культурно – цивилизационном преступлении, уничтожении памятника федерального и международного значения ТУРБИНСКИЙ МОГИЛЬНИК в Пермском крае

/Текст воспроизводится без адаптации, в том виде, в котором он был опубликован завершающей главой книги БАСНОСЛОВИЯ И РАЗЫСКАНИЯ О НАЧАЛЕ РУСИ/

Начнём…

Итак, что же обнаруживается после столь долгого подхода к стержню темы, тому, что вызывает тревожащее рябление на всяком заявляемом ныне на неё представлении. Я особо выделяю ОБНАРУЖИВАЕТСЯ, не приискивается по безотчётному зову, не в результате охоты по следам прошедшего зверя – по неслышному происку грибника с лукошком, который туда – сюда тыкается, шевелит – ворошит палочкой, и нате – груздей не находит, а все всем говорят – тут они…

1.Состояние темы славяно – русского этногенеза и оформления первой формы великорусского народа – Древнерусской Народности – совершенно неудовлетворительно в отношении срока оформления проблемы и превращения её в центральный пункт отечественной историографии. При большом, пусть неровном, пристрастно политизированном внимании общества Имперская, Советская и Российская историческая наука так и не смогла выйти за пределы, наложенные на рассмотрение развёртывания истории Древнерусского Общества и Государства пристрастной вставкой в ПВЛ эпизода с «призванием варягов» при Мстиславе Великом игуменом-летописцем Выдубицкого монастыря Сильвестром – не вышла за пределы 9 века как даты государственного оформления древнерусского общества, и это при многократном, почти назойливом прокламировании долговременных внутренних причин, порождающих побудительные факторы этого процесса. Попытки такого рода на основе проникших в ПВЛ, как и отложившихся в зарубежных источниках, свидетельствах о значительно более раннем сроке генезиса древнерусского общества и государства, основываются в конечном итоге на миграционной модели происхождения русско – славянской основы, которая в настоящее время является господствующей.

И в главном: сложение Древнерусской народности; и в практически историческом: о конкретном течении этого процесса, завершаемого созданием государства, как фактом открытия социума самому себе – утвердилось одно и то же положение: славяно – россы прямо переселенческий мигрирующий элемент с Дуная (О. Трубачёв), Южной Польши (В. Седов), Южно – Балтийского побережья (от М. Ломоносова до Антинорманистов); слепившиеся в что-то путное по внутренним закономерностям развития союзно-племенных общностей в народность при политическом оформлении через автохтонную династию Кия и Киевичей (с 6 века – по Б. Рыбакову), через Рюрика и Рюриковичей (с 9 века по классической формуле Норманизма – Антинорманизма, пристрастно – воинствующих только к «национальности» своих персонажей).

Как то не принимается в расчёт, что славяно – россы, «хлебники» связанные своими полями, принципиально отличны и от ариев – «коровятников», и от «овцеводов», скифы они, монголы или гунны; и от «свинарей» – германцев, цикл хозяйственного оборота которых с разным энтузиазмом топает – хрюкает – блеет – мычит вместе с ними. Для земледельца доступна только «миграция» в форме бегства с подселением или в самопродажу за кусок хлеба…

Иной подход, выводящий Древнерусское общество из автохтонного субстрата, преимущественно Приднепровья, развиваемый в теоретическом плане Б.А.Рыбаковым в 1940—1960-е годы, к сожалению был свёрнут: по установлению неславянского характера – при декларируемых от плохой игры некоторых элементов сходства – Трипольской (2 тыс. д.н.э./иллиро-фракийцы), Зарубинецкой (3 век д. н. э. —2 век /индо-иранцы), Черняховской (2—4 в./готы-германцы) культур, умозрительно положенных в основание теории; утверждению воззрения на славянский характер только Волынцевской культуры в этом регионе. Показалось, что препятствие следованию линии автохтонизма непреодолимо – работы в этом направлении прекратились и особенно на теоретическом уровне; лопаты по прежнему копали уже в унисон с миграционными постулатами – материал теперь интерпретировался под этнографию вильцев, сорбов, слезян.

Проблема оказалась всецело в руках МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКИ УБЕЖДЁННЫХ миграционистов – евроманов типа Клейн – Петрухин – Машинский. Или ни видящих иной картины в возникшем калейдоскопе лингвистического, археологического, этно – фольклорного материала подобно О. Трубачёву и В. Седову, следовавших своим наблюдениям над источниками – и не замечающих, что они влекутся только их наличным состоянием; и о том, что оно именно наличное свидетельствует какая – то неустранимая спорность, не рождающая истины.

Следует признать, неоригинальная как теоретик и недаровитая как полевой археолог литовка М. Гимбутас возобладала над историографическим ареопагом Российской Академии Наук, и единственно своей принципиальной твёрдостью в отстаивании восточно – европейского автохтонизма «балто – славянской языковой общности 3—2 тыс. д. н. э.»; как следствие, она сейчас наиболее цитируемый в мире автор по славяно – русскому этногенезу при том, что все составляющие её «теории» не более чем доступно – популярное изложение содержания полевых и теоретических работ Брюсова, Рыбакова, Третьякова и проч. цензового состава российских историков первой половины 20 века., в целом Национальной школы Российской Археологии и Этнологии, оформившейся к 1900 годам и утвердившейся к 1950-м. Затруднительно даже выделить кого-либо из этой замечательной плеяды исследователей, с разных сторон открывавших обозрению Исторической Науки её новый историографический континент – Евразию. Увы, в наличии возникшей неопределённости – впрочем и оглядки на Миграционное Поветрие, охватившее в 1920—1940-е годы западных коллег – это не стало той выдержанной основой, которая помогла бы ориентироваться в возникшей ситуации. Случилось то, что случилось: западные исследователи, пережив миграционные влечения, несколько диковатые в расписанной Европе, если не вертеть её Берлинским или Римским циркулем, повернулись к автохтонизму и много – много позаимствовали из русско – советского опыта – отечественные, шельмуемые за «автохтонизм» квасными изоляционистами демо – дилетантской сворой, рассеялись аки дым… Немало тому способствовала какая-то непонятная неприязнь московских историков к Б.А.Рыбакову, по общему убеждению ведущему лидеру советской исторической науки 1960—80 гг.; неприязнь, принимавшая почти патологические формы у В. Седова и А. Формозова – причин тому я не знаю… Впрочем, и в 19-м, и в 20-м веке сколь же много раз оправдывалась для русских поговорка: что имеем – не ценим; потеряем – плачем…

Из чего, и в отношении чего должен оформляться новый взгляд на русско – славянский этногенез, заявляемый пока в отношении Древнерусской народности кануна и начала оформления её в государственно – политическое тело, субъект исторического – чем не стали большинство известных народностей и народцев планеты?

2.Постоянные, уже не менее 150 лет, неудачи привязки славяно – русской аттестации к каким-либо археологическим культурам Центральной Европы на линии Балтика – Адриатика, существовавшим ранее 6 в. и Пражско – Корчевской культуры сами по себе поднимают вопрос о принципиальной ошибке назначения региона генезиса славяно – русского этногенеза по современной картине территориального распределения языковых семей, совершаемой в следовании традиции средневековья по днесь; о реальности не генезиса славянских народов в этом районе, а о его «славянизации» в достаточно позднее время, не ранее 5 века; признание славянского субстрата на территории от Днепра до Эльбы, Саксонского Леса и Баварских Альп следствием мощного миграционного потока, открытого смещением германского варварского мира за Эльбу как следствие гуннского нашествия 375—454 годов, забросившего вестготов с Днестра в Испанию, вандалов с Одера в Африку, бургундов с Вислы в Галлию; переместив восточную границу германского мира с линии Дон – Припять – Висла на линию Эльба – Саксонский Лес – Венский Лес…

3.Надо наконец гласно вывести из научного оборота миф о т.н. «балто – славянской языковой общности»: немало поколебленный ак. О. Н. Трубачёвым, данными лингвистики установившим очень поздние, в эпоху железного века, т.е. не ранее второй половины 1 тыс. д.н.э. языковые контакты славян и балтов; и окончательно ЕСТЕСТВЕННОНАУЧНО ПОХОРОНЕННЫЙ средствами ДНК-генеалогии профессором А. А. Клёсовым, установившим:

а).генетическое родство «балтов» (пруссы, литовцы, латыши) с финно – угорским антропологическим компонентом носителей гаплогруппы N1C1;

б).выделение «балтов» из финно – угорского генетического массива во 2 тыс. д.н.э., отмеченное появлением новой гаплогруппы N1C1—L550.

Как следствие, возникает вопрос о смене языка финно-угорской группы у «финно – балтов» на язык индоевропейской группы у балтов. Два обстоятельства в этой проблеме существенно важны для целей изучения славяно – русского этногенеза:

а). Переход будущих балтов на индоевропейские языки происходил в виде усвоения его индоарийской формы: в этом смысле балто – литовский наиболее близок к классическому санскриту Древней Индии – естественно полагать и длительную территориальную смежность финно – балтов и индоариев, но при этом ограниченную периодом конца 3—сер. 2 тыс. д.н.э., когда индоарии ушли в Индию;

б). Но второе место по близости к санскриту среди индоевропейских языков занимает великорусский, что также полагает какую – то историческую территориальную смежность в тех же временных рамках, если увязывать выделение группы славянских языков во 2-м тыс. д.н.э. и уход индоариев в Индию не позднее 1200 года д.н.э…

Нам достаточно много известно о генезисе финно – угров в 4 тыс. д.н.э. в районе Алтая и последующем миграционном дрейфе на запад по полосе лесостепи с выходом к Финскому заливу в 2 тыс. д.н.э., где они окончательно поделились на финно – угорскую Северо-Балтийскую и балтскую Южно – Балтийскую общность.

Нам в целом известно, что в своём движении они скользили по северной окраине Индоевропейского Степного мира той поры; пребывавшего к 2000 году от Карпат до Минусинской котловины – и восприятие финно – балтами индоевропейских языков ИМЕННО В ИНДОАРИЙСКОМ ВАРИАНТЕ положительно решает вопрос о наличие индоарийского субстрата наряду с индоиранским в Великой Евразийской степи, как бы не изощрялись эквилибристы от филологии Топоры – Ивановы это опровергнуть.

Нам НИЧЕГО НЕ ИЗВЕСТНО о месте генезиса славяно – русских этносов, кроме одного факта, относящегося более к Балтской языковой общности: терминологию железного века они переняли от славян, при том, что находились в состоявшемся виде в выразительной близости от центров Латенской и Гальштадтской культур (кельты), Ясторфской культуры (германцы), а готское переселение 1—2 века прошло прямо в протяжку западной и юго – западной границы их расселения (если конечно «рассудку вопреки, наперекор стихиям» следовать канонической версии Иордана – баснописца готских королей, приплывших из Скандинавии на трёх лодках в устье Вислы и от того уж промаршировавши до Крыма и Дона). К замечанию в скобках: г-да германисты вкупе с собратьями скандинавистами, Т. Джаксон и проч, ГДЕ ВЫ ВЫЧИТАЛИ В СКАНДИНАВСКИХ ИСТОЧНИКАХ ТАКИЕ СТАТУСНЫЕ ИМЕНА – ТИТУЛЫ ГЕРМАНАРИХ, АЛАРИХ, ГЕЙЗЕРИХ, ТЕОДОРИХ, немедленно исчезнувшие в обороте Евразии по крушению Готской державы Амалов; при том, что готский субстрат сохранился в Северном Причерноморье до 13 века? Разве не очевидно, что это всё северо – германцы, почти те же, что с фишками Кимвров и Тевтонов искали Рима во 2 веке д. н. э.?…Теперь во 2-м веке вспоровшие европейский варварский мир по диагонали Море Северное – Море Чёрное… Коли в недостатке образования, ПРОСВЕЩАЮ, ЧЁРТ БЫ ВАС ПОБРАЛ, «КАНДИДУТКИ» С «ДОКТОРИШКАМИ», что титул РИХ/РЕКС/король появился в военно – бандитско – демократической Скандинавии только с принятием христианства: до того были атаманы – конунги.

…Но вот эта иноэтническая, а по воспринятой терминологии «славянская заслонённость» балтов от иных влияний, индоиранских, скифо-сарматских, кельто-германских даёт уже объективные свидетельства об ареале протославянских этносов по крайней мере для периода 7 в. д.н.э. —2 в.,если исходить только из реалий железного века в Западной Евразии; и опустить этот показатель до 15 века д. н. э., если принять в расчёт и «санскритскую окраску» русско – славянского языка. Кстати, это становится дополнительным подтверждением индоарийского, а не индоиранского характера культуры Синташты – Аркаима западной части Андроновской археологической провинции, вопреки утверждаемых большинством современных исследователей индоиранской интерпретации ВСЕЙ АНДРОНОВСКОЙ КУЛЬТУРНО – АРХЕОЛОГИЧЕСКОЙ ОБЩНОСТИ Урало – Алтайского региона. Иных районов пропитаться санскритом одновременно и славяно – россам, и финно – балтам просто нет… При этом если финно – балты ПЕРЕНИМАЛИ индоарийскую культуру, будучи представителями иного генофонда, то протославяне носители той же гаплогруппы R1A1, как и индоевропейцы Аркаима (R1a1—Z93), что предрасполагает к выводу о прямом выделении протославян – россов из индоарийской общности, продолжению её наследования – в том числе и особенно важного для наших текущих целей территориального.

…Сводя к сумме, можно с некоторой степенью основательности гипотезировать, что в период 30—20 веков д. н. э. действительно существовала некая опосредованная балто – арийско – протославянская общность, в которой финно – балты были напрямую связаны с индоарийцами, вызревавшим телом внутри которых оформлялись протославяне – россы (причину использования такого составного этнонима поймёте позднее). По установленной территориальной привязке центров т. н. Страны городов Синташта – Аркаим в Южном Зауралье к этому маркеру я и сопоставляю территорию генезиса славянской языковой группы, выделяющейся из расходящейся индоевропейской языковой общности; полагая её исходно смещённой к западной, едва ли не Приуральской, окраине Индо – Арийского ареала. Прилагаю к этому ассоциативный фрагмент – примите его как притчу. В классическом санскрите есть любопытное слово dakṣiṇa/дакшина, имеющее значение «правый», «южный», а также «любезный», т.е. в прямом обращении создающее двусмысленную коллизию: «вправо» или «на юг», при этом и ценностно окрашенную, куда будет «любезней»? На «дакшина» ушли арии из Аркаима в 1550 году д. н. э. – но кто и куда выбрал путь, на Юг или Запад?…

4.Таким образом, ВЫДЕЛЕНИЕ ПРАСЛАВЯН – РУСИ из общего фона культур Срубно – Андроновского круга прокламируется в западном ареале его индо-арийской ветви; в широкой зоне от Приуралья до Поволжья, и от линии границы лесостепи несколько южнее Камы – Белой до Северных Увалов; территория которого несёт мощный пласт древнейших гидронимов, не читаемых из финно-угорских и палеоевропейских языков, и рядом исследователей идентифицируемых как индоевропейские (ак. Соболевский, Жарницкая). Но с важным типологическим отличием исходного субстрата: его социально – экономический и культурно – бытовой комплекс основывался на рыболовстве, вытягивающем все остальные составляющие хозяйственно – бытового уклада: оседлость, земледелие, придомное скотоводство; широкая мобильность и устойчивость на великих реках Евразии – подлинная цивилизация речных долин. В том же санскрите есть настораживающая деталь: одно и тоже слово обозначает и рыбу и мясо (мамса), и соответствует «мясу» славян, балтов, германцев (мимс, месо). Это подтверждается наблюдением Б. Грекова о главном источнике получения животного белка у восточных славяно-россов 8—10 веков через рыбу… Вот любопытно, армяне – хайки, первые исторически удержавшиеся индо-европейцы Малой Азии древнейшим оберегом благополучия на дорогах устанавливали каменные изображения рыб вишапы – полагаете, это опосредованное моление о воде? А не память ли о «Хлебе Насущном» из эпохи жизни на берегах великих рек?

5….Откуда есть пошла Русская земля…

В отчаянной полемике сокрушить ненавистный «норманизм» наши «антинорманисты», т.е. «норманисты-шиворот-на-выворт» насчитали в Центральной Европе 4 «Руси» вместе с Киевской, как – то не очень вдумываясь, что это не собственный термин источников, а навешивание своего представления на упоминаемых там этнологических Русиев, Рутенов, Русин, Ругов, Русских, т.е. вошедших в Европу РУССКИХ, которых она перелицевала в славян… Но СУЩЕСТВЕННО, Земли Русов, подобно Дойчланду или Инглэнду, источники не знают, и такого разъяснения избегает даже самый упёрный «антинорманист», хотя тем и грезит – РУССКОЙ ЗЕМЛИ западнее Днепра ранее 10 века нет. По совокупности же её отыскание равнозначно находке и Земли Рутенов германских источников, и Земли Русиев греческих хроник, и Земли-ал-сакалибов арабских описаний, т. е. ИСХОДНОЙ ТОЧКОЙ того, что Европа назовёт СЛАВЯНСКИМ МИРОМ В 6 ВЕКЕ. Поэтому я использую определения: «русо-славяне», «славяно – русские», а «русские» в двояком смысле, как этноним Древнерусской народности 10—12 веков и исторических Великороссов с 13 века.

К каким только археологическим культурам Центральной Европы 1 тыс. д.н.э. —4 в. не приписывали славянство: Лужицкой, Полей погребльных урн, Пшеворской, Тшинецкой, Подклёшевой… – по итогу это оказывалось подселением славян к иллиро – фракийцам, кельтам, германцам, балтам, индоиранцам, новоизобретённым палеоевропейцам от иберов до финно – угров… Нашли только в Пражско – Корчевской культуре 7—8 веков с наличием большого дулебского субстрата с Днепровского Правобережья… При занятной ситуации: следов смещения Пражского, изрядно кельтизированного населения, в Приднепровье НЕТ – цепочка протянувшихся следом миграции Волынского населения археологических памятников, дополняемая свидетельствами редких письменных источников, как и этнонимами нескольких славянских племён, вошедших в чешскую народность, ЕСТЬ.

В общем, если извлекать славян из невидимости до 6 века, то самое продуктивное последовать рецепту невесты из «Женитьбы» Николая Васильевича Гоголя: смешать кельтов Лужицкой культуры с щепоткой гетов – иллирийцев Пшеворской, влить по вкусу готов – германцев Вельбарской, поставить на медленный огонь, слегка помешивая…

– Ба, забурлила СЛАВЯНСКАЯ РЕЧЬ!

Это не шарж, это дословное изложение славянского этногенеза неким к. и. н. А.А.Виноградовым… Как говаривал горьковский Лука: ни одна блоха не плоха – все чёрненькие, все прыгают…

А что собственно в Приднепровье?

– Зарубинецкая культура 3 в.д.н.э. —2 в.: создатели бастарны И СЛАВЯНЕ;

– Черняховская культура 2—4 в.: создатели готы, геты, гепиды И СЛАВЯНЕ;

– Киевская культура 2—5 в.: создатели балты И СЛАВЯНЕ;

– Колочинская культура 5—7 в: создатели балты ИЛИ СЛАВЯНЕ /гидронимика по О. Трубачёву тем не менее БАЛТСКАЯ/;

– Пеньковская культура 6—нач.8 века: создатели булгары И/ИЛИ СЛАВЯНЕ (в кратких византийских известиях АНТЫ; этноним воспринят из индоиранских языков: «светлые», как впрочем и скифы, сарматы, готы… – В ОБЩЕМ ЕВРОПЕОИДЫ).

Как тут не забурлить русской речью с тюркским матом…

Но здесь же возникает первый лучик в необратимо сгустившейся тьме: частное наблюдение Б.А.Рыбакова над текстами ПВЛ, в которых топоним «Русская земля» употребляется в двух смыслах: широком, как наименование всей территории Древнерусского государства; и узком, как обозначение полосы лесостепи от Киева до приблизительно р. Воронежа, по правобережью которого тянется линия поселений-крепостей, обращённых фронтом на восток.

В продолжение эта линия упирается в Самарскую Луку и огромную Именьковскую культуру 4—7 веков, по современным представлениям развернувшуюся к 4 веку на пространстве от Камы до Самары и от Среднего течения Суры до среднего течения Белой…

6. С Востока – Свет!

Обратите внимание на смену культур 1 тыс. в Средоточии бассейнов великих рек Евразии: Камы, Волги (которая вообще-то Кама, или такой же конструкт как «Амазонка с притоком Укаяли»), Оки, Белой:

– Пьяноборская культура 2 в. д.н.э. —4 в. возникшая на территории Ананьинской культурно исторической общности по Каме и Белой… Городища двух типов: маленькие крепости-укрытия по окраинам культуры и большие в центральном районе. Население вело комплексное хозяйство, сочетающее охоту, скотоводство, рыболовство, бортничество и земледелие. Возрастает роль железа. Широко распространена бронза.В облике пьяноборцев, в отличие от монголоидных ананьинцев, преобладает европеоидный компонент./таскаю цитаты/ Для лучшего обозрения оперирую материалами только Чегандинского варианта культуры, кроме прочего отметившего свою территорию огромными валами, очень похожими на Змиевы Валы в Приднепровье.

– Азелинская культура —III V веков в Волго-Вятском междуречье. Сформировалась на основе традиций пьяноборской культуры. Места обитания представлены селищами и городищами. Всё хозяйство основано на пашенном земледелии, животноводстве, охоте и рыболовстве. Грунтовые могильники, с ингумационными захоронениями, ориентированные головой на север. /Крайне редкая индоарийская традиция/. Мужские погребения скрывают в себе многочисленное оружие – копья, топоры, шлемы, кольчуги и мечи

– Славкинская культура 2—4 веков на Самарской Луке, в настоящее время признанная первым этапом Именьковской культуры (??? – Этап ДА, но Первый ли?)

– Именьковская культура 4—7 веков, по современным представлениям развернувшуюся к 4 веку на пространстве от Камы до Самары и от Среднего течения Суры до среднего течения Белой…/цитирую самого себя/…Вообще-то размеру территории, сопоставимому с Киевской Русью 882 года это уже не культура, а культурно-историческая общность… В 7 веке население ПОКИДАЕТ БЕЗ ВИДИМЫХ ПРИЧИН /полная Аналогия Синташте и Аркаиму/ территорию культуры в Среднем Поволжье (600 только установленных селищ и городищ) и перемещается в междуречье Дона и Днепра, где возникает ПЕРВАЯ БЕССПОРНО СЛАВЯНО – РУССКАЯ ВОЛЫНЦЕВСКАЯ КУЛЬТУРА, раскрываемая в летописях как племенная народность «СЕВЕРА»…

Данный факт настолько убедителен, что самый крупный «евроман» славянского этногенеза ак. Валентин Седов вынужденно аттестовал славянский характер Славкинско – Именьковской культуры 2—7 века в Поволжье; правда, немедленно привязав Славкинцев к Зарубинецким беглецам от готов, а Именьковцев к Черняховским беглецам от гуннов, т.е. как бы слепил «славян» из иллиро – фракийских бастарнов и германцев – готов …Ситуация ребёнка в ЗАГСе:

– Мать полька, отец немец – что писать?

– Пиши Русский…

Но одно искушение оказалось всё же сильнее пристрастий честолюбивого академика: слишком очевидна была связь подмеченной Б.А.Рыбаковым в 1953 году «Русской земли» в «узком смысле» и Волынцевской «северы», испоместившейся в ней в 7 веке… Цитирую из обзора:». Опираясь на работы лингвистов – сторонников иранской (Абаев 1973: 435—437) и индоарийской (Трубачев 1993) версий происхождения этого имени, ученый высказал предположение о том, что оно было наряду с другими иранскими этнонимами усвоено славянами в период славяно-иранского этнокультурного симбиоза в рамках черняховской археологической культуры. Затем в ходе гуннского нашествия русы мигрировали в Среднее Поволжье, откуда в конце VII – начале VIII в. переместились на юго-запад, став основой волынцевской культуры. Таким образом, эндоэтнонимом «именьковцев», согласно поздним работам В. В. Седова, было имя русь, а волынцевскую археологическую культуру он отождествил с Русским каганатом письменных источников (Седов В. В. 1998; 1999: 50—82; 2002: 255—295).

Ах, как разрывается душа между очевидным Востоком и лелеемым Западом – и как трудно было переступить через себя, признать правоту и приоритет ненавистного Б. Рыбакова…

Имеет значение объективное наблюдение археологов: Левобережная Восточная «севера» стояла на выразительно высоком культурном уровне, в частности при изготовлении посуды использовался и гончарный круг, а Ютановское городище содержало самый крупный металлургический комплекс Восточной Европы (утверждение его «тюркского» происхождения рядом авторов опровергает генная экспертиза насельников городища: они оказались европеоидами с гаплогруппой R1a1a1b2a2 (Z2124)) – Правобережные Западники Пеньковской культуры изготовляли посуду только ручным налепом и обходились минимумом железных орудий преимущественно огрублённых форм.

Далее я не буду оглядываться на славянизацию Европы и изобретать способы, как СЛАВЯНО – РУССКАЯ ИМЕНЬКОВСКАЯ КУЛЬТУРНО – ИСТОРИЧЕСКАЯ ОБЩНОСТЬ ФИЛЬТРОВАЛАСЬ ТУДА: расстояние от Балтики до Чёрного моря по прямой порядка 1200 километров – проходить можно каждым из них.

…Скупые последние следы Волжской Руси усматривают в тех ас – сакалиба Волжской Булгарии, которые упоминаются в составе подданных хана Альмоша в 922 году; и «Пуртасовой Руси» русских летописей Владимиро – Суздальского круга 12—нач.13 века.

Но всё ли это?

7.Третье царство восточных славян.

Что значит этноним «севера», с которым носители Волынцевско – Роменской культуры явились вниманию летописца? В настоящее время после длительной настороженности и «ходов конём» лингвисты преимущественно сходятся во мнении, что наиболее обоснована теория ак. О. Трубачёва, и этноним возник всё же от обозначения сторон света, т.е. это «северяне». М. Жих нашёл как бы и прямой намёк в летописи, где описывая распределение 12 восточно-славянских племенных союзов, летописец приписывает к разделу о кривичах фразу «оттуда же пришла и севера», т.е. в интерпретации Жиха с «северной по отношению к Киеву стороны».

Но «севера» к Левобережью Днепра пришла из Поволжья, т.е. с ВОСТОКА – остаётся только признать, что это воспоминание ИМЕНЬКОВСКОГО ВРЕМЕНИ и это именно в Поволжье они пришли с СЕВЕРА. точнее всего ПРИПЛЫЛИ по великой реке.

Последнее сразу обращает внимание на другую группу источников: в арабо-армянских географических сообщениях 10 века, но восходящих к свидетельствам 9-го, указывается на существование у восточных славян 3-х государственных образований: Куявия /Киев/, Славия /объединение племенных народцев во главе с ильменскими СЛОВЕНАМИ с центром в так и не найденном СЛОВЕНСКЕ/, и Арсания – Артания с центром в Арсе – Арте… С первыми всё ясно, но загадочная Артания 150 лет полощется в кулуарной полемике; впрочем, уже выскочила и на площадную известность. В последние годы, перебрав за 150 лет все мыслимые и немыслимые варианты, и не зная, за что бы ещё схватиться, схватились за богоспасаемый город Ростов и раскопанное рядом Сарское городище: основание приблизительно такое – у них в названии тоже есть буква «Р»! Точнее, по автору версии бостонскому украинцу Омелья́ну Ио́сифовичу Прица́ку, «R»…

Между прочим, при массе издержек, вызванных переотложенным состоянием известия, оно весьма определённо и имеет мало общего с «песьеглавцами» путевых баек; привязано к определённому пункту и поводу: столице Волжской Булгарии и её рынкам. Вот оно:

Сами же они спускаются по воде для торговли и не сообщают ничего о делах своих и товарах, и не позволяют никому следовать за собой и входить в страну их. <…> Вывозят из Арсы черных соболей, черных лисиц и олово (свинец?) и некоторое число рабов.

Истахри, «Китаб ал-масалик ва-л-мамалик», 970-е годы

Значит спускаются, т.е. водой с севера – это где-то в верховьях бассейна Волги – Камы… А ведь есть странное известие в ПВЛ, оформленное в той же троичности, довлеющей над памятью летописца!

Живописуя вокняжение Рюрика на Руси, он не ставит его единоличным правителем – автократором, что было так важно его патрону, Мстиславу Великому, ради которого, как доказал Шахматов, была сделана в нач. 12 века, и сделана весьма грубо, вставка «с призванием варягов» в летописный текст. Нет, усложняя задачу, он вписывает ВОКНЯЖЕНИЕ РОДА, сам же попадая немедленно в затруднение, а что потом делать с сородичами, о которых он НИЧЕГО НЕ ЗНАЕТ…

Итак, Рюрик сел на Ладогу, Синеус на Белоозеро, Трувор на Изборск… И вот тут возникает уже сознаваемое недоумение: Белоозеро Древней Руси при исключительных условиях по своей географической и ландшафтной отстранённости просто ЗА ПРЕДЕЛАМИ какой – либо ситуации не только с Ильменя – Нево, но преимущественно и вообще Древней Руси – достаточно сказать, что до него не дотянулись даже татаро – монголы в 13 веке; и в канун стояния на Угре Иван 3-й спрятал здесь своё семейство от превратностей судьбы… Это настолько несуразная деталь, что в последние годы Машинский перемещает княжение 2-го Рюриковича на т.н. восточный Белый Берег Ладожского озера (в ту пору имевшего куда как более высокий статус Русского моря) приблизительно в устье Свири в какое-то своё Белоозеро…

Не становясь на сторону «ума» или «безумия» тем не менее следует заметить, что весь корпус ПВЛ свидетельствует: летописец везде оперировал с единственным и нам известным Белоозером (ныне райцентр Белозёрск Вологодской области). Домописателю Рюриковичей почему-то очень важно исходно утвердить этот пункт за ними, но тем самым он приоткрывает его безотносительную и несколько неожиданную значимость: упомянутый существующим в 862 году, он «выше» новостроя – Новгорода, по летописи основанного Рюриком в 865/872 г. (в действительности в 889-м), и «главнее» Изборска (Синеус в перечислении указывается вторым, т.е. по возрасту и рангу, по праву родового наследования выше Трувора).

А как с Киевом, который в 862—866 годах при обретении его Аскольдом и Диром был «городок мал» (ПВЛ), а первое достоверное строение на его территории датируется по дендрохронологии 887 годом?

В 10-м веке Белоозеро было больше Киева и Новгорода, занимая площадь в 20—40 гектаров (Рюриково городище 870 года 3,5 га.; Киев 900 года не более 12 га.); и даже в начале 13 века со своими 54 га. он был крупнейшим городом Северо – Восточной Руси, настолько важным, что белозёрский князь Глеб Василькович женился на внучке хана Батыя…

М-да…

Но ещё более выразительны для начала эры данные антропологии и лингвистики:

– Ак. Алексеев установил, что современное население этого региона по краниологии является потомством не славянских переселенцев 10—11 веков, оставивших после себя курганные погребения уже с христианской ингумацией, а значительно более древнего европеоидного субстрата, практиковавшего ингумацию в бескурганные грунтовые могилы, и обитавшего здесь не позднее 5 века.

– По наблюдениям лингвистов Белоозеро находится в центре мощной древней гидронимии, не читаемой из финно-угорских и балтских языков, но демонстрирующих близость к архаической форме индоевропейских, в предположении ряда авторов (Соболевский, Седов) возможно, какой-то диалект не разделившегося протославянского…

Ну и последнее средство, гадание на кофейной гуще топонимики, т.к. кроме одной «Артании» в данном случае ничего объективного нет.

И сразу вопросительный знак: по особенностям передачи индоевропейской фоники на семито-арабских языках, возникает ТРИ озвучивания арабского текста в индоевропейскую речь Артания, Арсания; а по очевидному затруднению передачи 2-й согласной на арабский т.е. какой-то непроизносимый для семитов звук, нечто и «Т» и «С», т.е. скорее всего «Ц»/ то и «АрЦания».

Последнее очень удобно, т.к. сразу обращает к Русскому Северу, средневековое население которого в широкой полосе Верхневолжья от Сити и Мологи отличались неповторимой особенностью произношения, выговаривая «Ц» вместо «Т», за что и прозывались от соседей «сицкарями». Тянуть – заглядывать далее в «государство Арцава» где-то в Малой Азии N-ного тысячелетия д. н. э., как это принято ныне, не будем…

В последнее десятилетие наблюдается пристрастие к варианту «Арсава», хотя современные к арабской записи армянские переводы предъявляют «Артаву», ориентируя на неё. Причина простая, в этом случае топоним сразу читается из индоиранских/скифских языков: «арс»= «медведь», что также ориентирует на Верхневолжье с его устойчивым культом косолапых. Но символьно – фоническое означение здесь другое: способность мишки к стремительному прыжку, большему по скорости чем у больших царственных кошачьих – табуированное русско – славянское название медведя «бер» подчёркивает отстранённо-недобрую окраску силы.

Артания, Артания… Можно много, очень много наговорить, но более это будет зависеть не от объективного содержания материала, а от настроения поутру – с какой ноги встал. Например, вытягивать из индоевропейского АРТ/тот же медведь/:Арта=Берлога, Артания=Медвежий рай… Или припомнить короля АРТура, по кельтско – бритски АТТЕСТОВАННОГО МЕДВЕДЯ.

Итак: Куявия/КИЕВ, Славия/СЛОВЕНСК, Артания/БЕЛООЗЕРО (?)…

Вечная русская тоска по БЕЛОБЕРЕЖЬЮ…

Есть, правда, ещё один нерассмотренный вариант, если эти «медвежата» спускались по Каме – вопрос открытый: по концу Чегандинской культуры огромный край от Белой до Печоры, странно преувеличенная в отношении своего нынешнего положения в Археологии и Историографии «Пермь Великая», как бы засыпает до 1700 года… – ну разве там 90% мировых находок художественного иранского серебра, красующихся в музеях мира, как будто местные комяки в древности не знали иного применения драгметаллам, кроме как хранить их для экспозиций будущих тысячелетий; как не ведали и того, что делать с куницами, соболями – горностаями и всей прочей таблицей Менделеева Среднего Урала… Положились ждать Петра Великого?

8.Тени у Боричёва взвоза.

Ну наконец и добрались до без пяти минут к 860-му году. Осталось только убедиться, что причалили к тому берегу, пристани, народу…

В сущности, Валентин Васильевич Седов приготовил – положил весь материал к моей постройке, своей теорией Русского Каганата 8—9 веков у «северы» Волынцевской культуры признав и её выдающуюся роль в становлении Древнерусской государственности, Киевской Руси, и – вне своего желания, уже одной констатацией данного факта, предъявленным пакетом прекрасно прошитого материала – выдающуюся роль именьковцев Востока в становлении славянского мира, пусть пока только в его одном, восточно – славянском разделе. Ничего, коготок увяз – всей птичке пропасть!

Но лукав, лукав академик – вероятно, между Алеханом Яковлевым и Сигурдом Шмидтом иначе не выживешь: за всё про всё, в том числе и за эпохальное открытие Перыни в 1951 году, удостоившись вожделенного «действительного члена» только в 2003 году, с тем, чтобы умереть, съевши какой – то гадости в Словении, в 2004-м… Без грубости, с печалью: Король и шут.

Поэтому, дописывая предпоследний пункт, я вынужден проверять В.В. другим источником, тоже пристрастным, но к другим лицам и ситуациям: ПВЛ.

К середине 9-го века проблемы древнерусского этногенеза и становления Древнерусской Государственности сгущаются к одному региону, Приднепровью, к которому сжимаются выталкиваемые из Центральной Европы Отставшие и Замыкающие Индоарийцы Евразии – Новгородское Разводилово вполне очевидно вторично для Летописца, строящего систему ПВЛ от «смысленных полян», и только позднейшим вставным эпизодом в начале 12 века проводя «варяжский стежок»; также и у В.В., в повествованиях которого о «Русской земле» как-то стал не нужен и тихо свернулся Новгородский Хвост. Это вполне согласуется с арабскими источниками, наряду с «великодержавием» Куявии – Славии – Артании проводящими и камерно – региональную линию «Русского Троецарствия» из Куяба – Джерваб – Селябе, расшифрованную лингвистами как Киев – Чернигов – Переяслав (Южный); и подчёркнуто привязанной к Среднему Приднепровью. Это впечатление стало в чём – то роковым для Б.А.Рыбакова: он так и не смог выйти из-под обаяния этих известий, столь удобно надстраивающих Древнерусский этнос и Государственность вершиной пирамиды, восходящей от трипольцев 2 тыс. д.н.э.; и как-то не исполнился всего размаха ситуации: все 3 центра привязаны к линии Днепра, но только за одним из них, Черниговом на Левобережье, проступает «Русская земля» в генеалогическом, узко – исходном смысле… И то, что должен был сказать «автохтонист» Б. Рыбаков, сказал «миграционист» В. Седов.

Сказал отчётливо, хорошо, в нарастающем развороте на главное – всё более разжигаемый, вне своих «евроманий», идеей «Русского каганата» от Дона до Днепра, от Северского Донца до Оки, уже охватывающего метастазами постволынцевских культур и Вятичей, и Радимичей, и Полян на Правобережье; и от него, отставляя всяких «варягов», производя зтнонимикон «русь», строя пока ещё обрубленную парадигму Восток – Запад наличному флюсу Север – Юг становления Древнерусского государства – уже не в концептуально – континентальном, а в регионально – практическом смысле.

Это был огромный прорыв, в который никто не пошёл – историческое сообщество, разбивавшее голову 1000—летним Киевопоклонством и 200—летними штудиями по накатанной дорожке из Новгорода в Киев, из Киева в Ладогу инстинктивно зажало уши, когда послышался явственный треск многих – многих мостов и мосточков.

Мне в этом созидательном проломе легко и удобно: кое-где надо подтесать торчащие клыки; кое-что, например поднятую обрушением пыль, перетерпеть: сама опустится; кое-что громко объявить – объезд не нужен, проход здесь!

В целом по В. Седову (и ПВЛ) ситуация в момент оформления политического единства восточно – славянского поля определялась соперничеством дулебского (древляне, дреговичи, бужане, волыняне), эападного Правобережного крыла пражско – корчевской общеславянской общности; южной «антской» группы уличей от Днепра до Днестра и тиверцев от Днестра до Дуная, но с важным умалчиваемым по настоящее время обстоятельством: до середины 9 века вся степь от Днепра до Дуная входила в Булгарскую державу Крума – Омуртага, и до середины 10 века, во всяком случае тиверцы, пребывали в Болгарском царстве Симеона Великого и всегда могли вызвать на помощь знаменитую булгарскую тяжёлую конницу, громившую византийские армии у Афин и Константинополя, и венгров на Южном Буге – к счастью, и уличи и тиверцы были предельно скромны в своих пожеланиях: только оставьте нас в покое… А с востока надвигался крепнущий Русский Каганат носителей культур волынцевского круга, охвативший северян, вятичей, радимичей, эрдзян-мордву Поочья; и который по изысканиям О. Трубачёва и В. Седова уже идентифицировал себя этнонимиконом «„русь“, живущая на „Русской земле“».

Первоначально более преуспели Правобережные корчевцы – дулебы, у которых около 750—800 гг. арабские источники отмечают образование мощного государства Валинана/Волынь правителя Маджака, значимость которого приравнивали к Византийской империи и Хазарскому каганату – скорее всего это было военно – эфемерное объединение дулебских племён вокруг талантливого вождя, немедленно распавшееся по его смерти из-за соперничества его 5 сыновей – если это только не реминисценции по сходным обстоятельствам крушения державы Атиллы, последняя деталь очень выразительна, совпадающая с полным составом дулебского этно-союза по В. Седову (кроме 4 уже указанных он убедительно относит к пражско – корчевскому кругу и «смысленных полян» правобережного района Триполья).

Преимущество складывается на стороне Левобережья и по смещению материальных памятников Волынцевского круга на запад В. Седов обоснованно делает вывод о переходе «руси» на Правобережье, и в частности о вовлечении в их объединение «полян» («ныне называемых „русь“» по ПВЛ), как и об установление контроля над районом Киева/Боричёва взвоза до реки Ирпень.

В этот момент Русский Каганат становится опасным всем своим соседям: Хазарии, с которой он сталкивается на Северском Донце и Дону, и основывает поселения на Азовском побережье; Византии, опасающейся крушения Хазарского каганата, главного своего союзника в непримиримой схватке за мировое первенство с Багдадским халифатом; Дунайской державе Великих Булгар, зримо начинающей терять наследие Кубрата: Степь от Днепра до Дуная, где выгуливают – полируются кони и богатыри непобедимой конницы боилов.

Необходимость как-то смягчить обстановку инициировала отправление первого «русского посольства» 837 в Константинополь, и отмеченного в Бертинских анналах уже возвращающимся другим путём через Германию – можно вполне согласиться с В. Седовым, что при всей внешней доброжелательности к послам, продемонстрированной в письме императора Феофила к кайзеру Людовику Благочестивому, посольство было заранее обречено на провал: Хазария была слишком важным козырем в руках Византии против мировой державы арабов. В 830—840-х годах византийцы начинают оказывать широкое военно-техническое содействие союзнику в строительстве и обновлении крепостей в Подонье и верховьях Северского Донца, в настоящее время представленное 25 фортификационными сооружениями от Азовского моря до Тихой Сосны, крупнейшее из которых образцовый Саркел. Насколько важным было это строительство для хазар говорит оплаченная цена: возвращение отдавшихся каганату в перипетиях гражданско-религиозного конфликта 9 века об иконопочитании Херсонеса и Крыма византийцам…

Ответом «руси» стала серия военных и военно-морских нападений на Крымские и Малоазиатские владения Византии в 840-х годах, отсутствующие в документах Константинопольских ведомств, но отложившиеся в житийных описаниях местных святых Стефана Сурожского (о разгроме князем «Бравлином» Крымского побережья от Судака до Херсонеса) и Георгия Амастридского (о захвате русскими Амастриды и опустошении провинции Пафлогонии в Малой Азии).

И, наконец явление широкому всемирному обозрению, атака 18 июня 860 года на Константинополь – в течении недели русские громят пригороды и окрестности величайшего города Европы, опустошают побережье Мраморного моря, после чего удаляются с огромной добычей невозбранно. Становится очевидно, что если Хазария ценна как друг, то Русь столь же опасна как враг, – применяться надо к ним обеим; и если с первой положили дружить, то со второй надо хотя бы не враждовать. Как следствие, какие-то переговоры, встречи, что-то заключили (полагаю, тот торговый договор, который потом Киево-Печёрская братия переадресовала на Олега и его НИКОГДА НЕ БЫВАЛЫЙ ПОХОД С ПРИБИВКОЙ ЩИТОВ К ЧУЖИМ ГОРОДАМ). Здесь летописец сорвался с наезженного, и вписал, что знал, а именно, ЧТО ПОХОД 860 ГОДА СОВЕРШИЛ ОСКОЛД КИЕВСКИЙ /по подозрению Б.А.Рыбакова, ВЫХОДЕЦ С БЕРЕГОВ ОСКОЛА/.Добавлю к интуиции мэтра одно замечание: в старорусской дохристианской традиции каждый человек имел два имени, одно настоящее, старательно таимое, чтобы не попасть под КОЛДОВСКОЙ наговор, другое гласное уличное «рекло» – кличка для мира; при переходе к христианству эта традиция сохранялась до 13 века, только имён стало уже 3,таимое христианское, оглашаемое гражданское, и уличное рекло… Например, жена Александра Невского по христиански Феодосия, по граждански Ростислава, по «реклу» Смарагда. Поэтому вполне возможно, что в обороте ходило прозвище – «рекло» князя – героя «Осколец»… И ослепительное завершение этого эпизода, принятие князем Осколдом святого крещения с именем Николай, о чём умалчивает и ПВЛ и В.В., но свидетельствует патриарх Фотий из 867 года и патриарх Игнатий из 870-го… ПЕРВОЕ КРЕЩЕНИЕ РУСИ.

Странные вещи начинаются в этом пункте с академиком – он вдруг впадает как бы в студенческий испуг на экзамене от наговорённого, и начинает сбивчиво доказывать, что тем не менее хазары как-то – вероятно, походами своих крепостей – разгромили Русский Каганат, так что в 882 году Олегу пришлось его освобождать… А поход 860 года мог состояться только из Киева. Прямая цитата: «Определить, где была столица Русского Каганата, пока не представляется возможным. Не исключено, что таковая в этом зарождающемся государстве ещё не сформировалась, подобно тому как не было столицы в раннем Франкском государстве, где резиденции властителей были разбросаны по его территории. Но если единый административный центр в Русском каганате всё же имелся, то он мог быть только в Киеве. Древнейшее городище его, расположенное на Старокиевской горе, имеет культурные отложения 8—9 веков.»

Право, об «отсутствии столицы» неудобно даже упоминать: академик за 60 лет своих штудий так и не исполнился духом Русской государственности, которая вырастала из Убежища – Обороны – Князя-Охранителя и лепилась вокруг Ставки – Столицы; и «перековался» на западный лад, где государство развивалось из Домовладения и Хозяина – Мажордома, разъезжавшего по своим домам.

О «киевской древности»…Вот скромное признание П. Толочко, копавшего всю жизнь поднесь Киев: «по настоящее время в Киеве не обнаружено зданий, датируемых ранее 887 года»… Создание «Русского каганата» Г. Вернадский – как обычно для него переписав на «норманнов» – относит к 825 году: В. Седов не возражает, но приканчивает каганат задолго 882-го при том, что герой 860 года Осколд принимает изменническую смерть в Киеве в 882 году…

Зацикленность последнего мэтра советской исторической науки на Киеве совершенно расходится с подтверждаемой практикой летописной традицией, всегда связывавшей «северу» не с Киевом, а с Черниговом, к которому выразительно тянулось и Поочье с Рязанью, и Степь до Азовского моря и Тьмутаракани, т.е. всё Левобережье, доминирование которого он так выразительно раскрыл… Есть и прямые конкуренты, например Битицкое городище на Псёле 8 века, «по масштабу своего влияния сопоставимое с Киевом». И как тут не привести свидетельство Наджиба Хамадани, персидского энциклопедиста 12 века, благодаря индоиранскому фарси имеющего куда – как большую возможность точно воспроизвести огласовку древнерусских топонимов: «Русы многочисленный народ… Большие города там: Кийава, Черниг, Харка и Сарук», в которых видят Киев – Чернигов – Харьков – [Новгород-] Северский. Сразу привлекает внимание, что сторонний глаз из далёка видит из 4 крупнейших русских городов 3 именно в СЕВЕРСКОЙ РУСИ… Между прочим, топоним «Харьк [а] [ов]» на Востоке связывают с именем мифической сестры Атиллы Харьки/Лебедь, которой он построил город в Степи…

Седов уклонился от рассмотрения наблюдения Б. Рыбакова, связывавшего имя последнего дорюрикова князя Южной Руси с топонимическим рядом Ворскла, Оскол, т.е. с коренными землями северы – РУССКОЙ ЗЕМЛИ В «УЗКОМ СМЫСЛЕ» – но вряд ли стоило игнорировать строки летописи, что Олег – «Освободитель» наложил на северян «дань лёгкую», что свидетельствует об её особом положении; и это выразительно повторилось по подведении итогов Гражданской войны 1015—1026 годов, когда победители разделили Русь на 2 удела: Ярославово Мудрое Правобережье и Мстиславово Храброе Левобережье, подтверждая Двусторонность Руси по Киев – Чернигов.

…Итак, в конце мая 860 года 360 кораблей русского флота кагана Осколда отправляются проучить и примучить к миру и ладу Константинополь…

Откуда?

Скорее всего с побережья Азовского моря – прямой путь по Днепру был перехвачен от Дуная до Днепровских порогов Дунайской Болгарией эпохи Великих Ханов и её федератами…

С тем и передаю вам нарождающегося младенца…

****

9.ИТАК – тем, кто что-то не понял; усомнился; поленился пройтись по всему тексту…

Я утверждаю:

А).Становление праславянского и древнейшей формы славяно – русского этноса произошло в Северо – Восточных регионах европейской части России, в Средоточии великих рек Западной Евразии Камы, Волги, Оки, Белой – в период 15 в. д.н.э. —2в.

Б).С 3 в. д.н.э протославяне – россы начинают занимать весь бассейн Волго-Камья, оформляя группу культур европеоидного населения, которые к 4 в. сливаются в т. н. Именьковскую культурно-историческую общность.

В).С 4 по 6 век, следуя в шлейфе гуннского нашествия, они устремляются в Центральную Европу на земли, освободившиеся после избиения кельто – германо – фракийских автохтонов кочевниками, образуя слоёный пирог славянских субстратов, разнящихся сроками и глубиной вхождения на запад; от Днепра до Ютландии, Эльбы, Саксонского Леса,

Баварских Альп, Дуная; с 6 века вселяясь по собственному почину на Балканы, и уже известные сирийскому автору 6 в. как RUZZI…

Г).В 4—6 веках на основе славянского пирога складывается Первая Центрально-Европейская Славянская культурно-этническая общность, Пражско – Корчевская археологическая культура; при широком участии «дулебского» субстрата из Приднепровья.

Д).В 7 веке нашествие новой волны кочевников, охватившее зону Лесо – Степи и Леса до долготы Камы – Белой, и в которой можно предполагать угро – мадьяр, вынуждает Именьковцев сместиться из Среднего Поволжья в полосу лесо – степей от верховьев Дона до Левобережья Среднего Днепра, к 9 веку конституируясь здесь как «„русь“ в „Русской земле“».

Е). Славяно-русское население северного Волго – Камья выходит из-под непосредственного обозрения. Гипотезирую, что им было создано протогосударственное объединение, известная медвежьеобразная «Артания» арабо-армянских известий 8—9 веков, крайне враждебная к степному миру и недоверчивая к иностранцам, идентифицируемая древнерусским Белоозером летописных известий ПВЛ о начале Руси, и связанным с Верхнекамьем по составу поступающих из неё на рынки Волжского Булгара товаров.

Ж).Оставшееся на средней Волге русско-славянское население становится «ас-сакалиба» Волжской Булгарии 8—13 веков, правитель которой Альмош назван посетившим в 922 году страну Ибн-Фадланом «царём сакалиба», в отличие от 3-х прочих соправителей из тюрок и угров. Другая часть русско – славянского населения стала основой «Пуртасовой Руси» мордовского племенного союза 10—13 веков.

З).В начале 9 века «русь» -севера создаёт Первое «Русское» государственное образование «Русский Каганат», в период расцвета в середине века занимавший территорию от верховьев Северского Донца до Киевско – Полянского Правобережья, от Поочья до Азовского моря; ознаменовав своё вступление в Политический Большой Мир серией военно – морских походов и зарубежных посольств 830—860-х годов.

И).Последний и самый известный поход Начальной «Руси», нападение на Константинополь 18 июня 860 года, осуществил и возглавил первый письменно удостоверенный ПВЛ каган-князь Осколд, по успешному завершению военно-политической задачи похода, установлению нормальных равноправных отношений с Византией, по свидетельствам уже византийских источников принявший христианство, т.е. ставший Первокрестителем Руси.

Вступая в полемику с устоявшейся традицией цензовый историк безусловно обязан обратиться к тому корпусу материалов-источников, который заложил её основания. Его собственное представление лежит в рамках игры ума, а более точнее, в области предосудительного самовольства, пока он не установил и утвердил хотя бы одно из трёх, или в совокупности, положений, следующих из источников, равно общих ему и предшественникам:

1.наличие иных, нежели принятые в рассмотрение предшественниками, следований из материалов и текстов;

2.объективную неполноту источников, делающую неизбежной зыбкость всех иных предположений за пределами их дословного содержания, в преодолении которого должна быть заявлена методика расширения их круга до определённо однозначного толкования;

3.установление в совокупности повседневно накапливаемых фактов достижения уровня такой полноты, который разрывает ограничения старого основания – впрочем, не снимая, а включая их в новое теоретическое обобщение, убирающее с них умозрения всеобщности.

Представляется, что к настоящему моменту установление «славяно – русского» характера славкинско – именковских археологических культур Среднего Поволжья 3—7 в., при отсутствии каких-либо основательных идентификаций такого рода в отношении археологических культур Средней Европы ранее конца 6 в., сразу подспудно настораживает в отношении вариаций общей теории славяноского, в том числе и восточно – славянского этногенеза в этом районе; теории, исповедуемой синклитом славистики и русистики от Шафарика до Б. Рыбакова, В. Седова и О. Трубачёва. Представление о значительно более восточном этногенезе ВСЕСЛАВЯНСТВА, чем это представлялось даже сторонникам частичного восточно – славянского автохтонизма на Днепре от М. Ломоносова до М. Гимбутас становится вполне реальным если не заслоняться от факта устойчивого вытеснения культур монголоидных носителей культурами европеоидного субстрата начиная с 3 в. д.н.э. в порядке следования: Пьяноборская – Азелинская – Славкинская – Именковская… И появление европеоидных носителей которых антрополог ак. С. Алексеев установил в районе Северо – Восточного Верхневолжья до 5в. Право, в отношении сконструированного мной 3-го пункта вопрос принимает уже характер оценки меры – достаточно ли?

На основании чего теоретические историки, выступая предтечей археологов, и в чём – то лингвистов, этнологов, антропологов, делают вывод о славянском присутствии в Центральной Европе ранее нашей эры? В сущности, если разложить весь накопившийся ворох материалов по полочкам, он сводится к двум свидетельствам, восходящим к К. Тациту и Иордану; всё прочее вырастает из опосредованных штудий: данные глоттохронологии, относящие выделение славянских языков из индоевропейских во 2 тыс. д.н.э., что считается основанием опрокинуть датировку свидетельства Тацита на 1000 лет в отношении географии этого этногенеза, выразительно яркий тому пример. Впрочем, он ещё «как – то обоснован», хотя бы на уровне «дед любил бузину, в Киеве бузина – дед из Киева», но право, когда выдающийся лингвист О. Трубачёв ищет «славянские корни» гидронимов на «-ва» Центральной Европы (Ондава, Влтава, Морава,..) без всякого обращения внимания на финно – угорскую практику (Пскова, Даугава, Нева, Сылва,…) это очень настораживает, особенно на фоне развиваемой одно время, а потом старательно замалчиваемой теории древнейшего финно – угорского субстрата населения Европы, ныне открываемого вновь как «палеоевропейский».

Логика открытия «славян в Европе» заявлена В. Суровецким (1824) введена в оборот П. Шафариком соединением в один конструкт двух свидетельств:

1.О наличии неких «венедов» в центрально – европейском районе, полагаемых между «феннами», «сарматами», «германцами», «певкинами», на которых они совершают периодические набеги… «Отнести ли певкинов, венедов и феннов к германцам или сарматам, право, не знаю, хотя певкины, которых некоторые называют бастарнами, речью, образом жизни, оседлостью и жилищами повторяют германцев. Неопрятность у всех, праздность и косность среди знати. Из-за смешанных браков их облик становится все безобразнее, и они приобретают черты сарматов. Венеды переняли многое из их нравов, ибо ради грабежа рыщут по лесам и горам, какие только ни существуют между певкинами и феннами. Однако их скорее можно причислить к германцам, потому что они сооружают себе дома, носят щиты и передвигаются пешими, и притом с большой быстротой; все это отмежевывает их от сарматов, проводящих всю жизнь в повозке и на коне (Публий Корнелий Тацит /Годы творчества: 90-е – ок. 120 гг/. О происхождении Германцев и местоположении Германии)».

2.Утверждение тождества венетов и славян в книге «О происхождении и деяниях готов» готского историка Иордана (первая половина VI в.),широко пользовавшегося материалами придворного историографа готских королей Италии Теодориха Великого и Аталариха Кассиодора, «История готов в 12 книгах» которого не сохранилась. Иордан дважды упоминает славян:

…«В этой Скифии первыми с запада пребывает народ гепидов, который окружен великими и славнейшими реками. Ведь по северу и по его области растекается Тисия (совр. Тиса) с юга же [его] отсекает сам великий Данувий, с востока – Флутавсий, который, будучи стремительным и изобилующим водоворотами, неистовствуя, катится в воды Истра. В их [т.е. рек] окружении лежит Дакия, укрепленная [расположенными] наподобие венца крутыми Альпами. У их левой стороны, которая склоняется к северу, от истока реки Вистулы на огромных пространствах обитаем многочисленное племя венетов. Хотя теперь их названия меняются в зависимости от различных родов и обитания, преимущественно они все же называются славянами и антами. Славяне живут от города Новиетуна [традиционно отождествляется с г. Новиодуном, совр. Исакча, на правом берегу Дуная] и озера, которое называется Мурсианским [?], вплоть до Данастра и на севере до Висклы; болота и леса заменяют им города. Анты же, самые могущественные из них, там, где Понтийское море делает дугу, простираются от Данастра вплоть до Данапра. Эти реки удалены друг от друга на много переходов».

…«После избиения герулов (германские племена, потерпевшие в 512 г., поражение от гепидов и лангобардов и ушедшие из Среднего Подунавья на свою историческую родину, в Ютландию) Германарих также двинул войско на венетов, которые, хотя и достойные презрения из-за их [плохого] вооружения, но могучие численностью, с начала попробовали сопротивляться. Но ничего не значит множество негодных для войны, особенно когда с попущения Господня наступает многочисленное [хорошо] вооруженное войско. Они же, как мы сказали в начале нашего изложения или в каталоге народов, произойдя из одного корня, породили три народа, то есть венетов, антов и славян, которые, хотя теперь свирепствуют всюду, по грехам нашим, тогда, однако, все подчинились власти Германариха».

В. Суровецкий соединил эти известия ещё с одним наблюдением: в финских и германских языках распостранён этноним «вене» в отношении славян, что достаточно обосновывало предположение на уровне состояния источников на протяжении всего 19-го и первой половины 20-го века. Возражения А. Шахматова были просто неприличны по своей «западнической» пристрастностью. Обосновать разумной контр – парадигмы протославянской основе устойчивой группировке этнонимов венды-венеты-вандалы в Центральной Европе он не смог. Логическую основательность конструкта подтверждало то, что в Иоакимовском списке в родословии легендарных правителей Словенска/Новгорода упоминается «Вандал, дед Буривоя», а устойчивость, что в настоящее время даже ряд немецких авторов склоняются к мнению о славянском содержании племенного союза вандал, постоянных противников готов.

Вердикт о соответствию теории бытию вынесло только дальнейшее развитие исторической науки, т.е. он возникает из историографии, разрешилось ли умозрение плодотворным результатом или опровергнуто… ИЛИ? Вывод возникал из мучительного непреходящего ИЛИ?

Первоначально на положениях Суровецкого – Шафарика стал выстраиваться замечательно вдохновляющий ряд: к венетам Тацита – Иордана (1—6 в.) естественно и немедленно привязывались «энеты» Геродота (6 в. д.н.э.), поставщики янтаря с Балтики в бассейн Средиземного моря на северное побережье Адриатики (район современной Венеции), выведенные туда по легендарной традиции героем Агенором из Трои (12—11 в. д.н.э.) … Это как – то смущало, было чрезмерно расширительно – Егор (Георг) Классен не смутился. Но венеты Бретани Цезаревых Записок о Галльской войне обжигали, в этом было что – то чрезмерное; академическая наука остановилась в немом подозрении – аутсайдеры ярились дальше и уже и этруски Северной и Центральной Италии вводились Е. Классеном в состав «протославян». В целом академическое сообщество боязливо устранилось от задания прямого вопроса: являются ли Агеноровы «энеты» 12 века д. н. э. каким – то древним субстратом-предшественником Геродотовых «энетов» 6 века д. н. э.,а те прародителями южно-балтийских «венетов» Плиния – Тацита 1—2 в., в которых в 6 в. Кассиодор и Иордан открыли «славянское начало»? И в каком отношении они пребывают с вполне материальными западными венетами Бретани, которых истреблял Цезарь, и с восточными «венетами», которые заплывали к римскому побережью на северо-западе Галлии при Ливии Друзе…?

Наличный материал и в 19-м и в 21-м веке достаточно определённо и, самое главное, объективно свидетельствует о наличии некоего агрегатного этноконструкта 12 в. д.н.э. —6 в., охватывающего своим влиянием всю Западную и Центральную Европу, от Дарданелл до Бретани, от Балтики до Адриатики… А и только ли? А «ваны», просвещавшие «асов» – гаутов/готов в Скандинавии? Увы, адекватного отражения его в историографических умозрениях в форме осознанной постановки «энето/вендо/венетской проблемы в той значимости и полноте, с которой её этноним охватывал Центрально – Западноевропейский регион, не последовало. Венедов расчленили по полочкам субдисциплин: Энеты 12—5 в.д.н.э. стали малопосещаемой окраиной античности; венды/вандалы 1—5 в. поделили славистика с германистикой, но занятно, по диагонали – ближе к 1 в. германцы, поближе к 6 веку славяне; бретонских венетов Цезаря отпустили на сомотёк, в безбрежное море пост-гальштадтских археологических культур, в конечном итоге дрейфующих в галло – кельтов: другое его наблюдение о негерманском характере ост – эльбского населения отнесли к пользе «славянских венетов»…

Отказ от концептуальной целостности решения «венедского вопроса» породил Басенно – Крыловскую ситуацию Лебедя, Рака и Щуки, вполне очевидную, если от неё не заслоняться, уже в 19-м веке; и тот же Е. Классен вполне обоснованно обрушивался на академических коллег за противоестественное топтание на полпути, всецело переводя «венетов» в рамки славянского этногенеза, чем, кстати, устранял главную проблему современной этнологии: соединение этнического материала с датой выделения славянской языковой семьи из общей индоевропейской во 2-м тыс. д.н.э.. Право, «филологическая дыба», которой подверг топонимику Дунайской долины, затоптанную десятками вселений и геноцидов с 5 тыс. д.н.э., О. Трубачёв для «извлечения» западных славян из района Балатона и «восточных» из долины Тисы, куда как сомнительна в этом отношении, и рождает изрядное подозрение, что такими методами можно извлечь «славян» откуда угодно, хоть из долины Нила… В целом для 19 века это представление было наиболее обоснованным, пусть и парой строк свидетельства Иордана – все иные не имели и тех.

Беда скапливалась постепенно, десятилетиями: всё разрастающиеся поиски ничего не добавляли к этим строкам, а успехи германистики неуклонно отжимали «славянскую линию» к более поздним датировкам от 1 в.. В более насторожённых кругах академической славистики, преимущественно российских, озабоченных привязкой Несторовых Варягов к какому-нибудь балтийскому славянству, и не получающих подтверждений по «венетской» линии, начинается дрейф к иному ориентиру: широкое распостранение этнонима «рутени/русии» в раннем средневековье 7—10 в. по восточному пограничью империи Каролингов обращало внимание в сторону Птолемеевых «ругов», упомянутых им в общем перечне этносов Южной Прибалтики вместе с «венетами», материальным памятником которым явился Рюген – Руян, славяно – ободритское население которого в 10-м веке как бы свидетельствовало и о «славянизме» ругов 1 в. т.е. в целом методологическое проецирование теории Суровецкого – Шафарика на более узком пространстве хронологии и камерных целей.

Но развитие археологии Центральной Европы, которая скорее закапывает, чем раскапывает «праславян»: установление преимущественно кельтской основы гальштадтских и постгальштадтских археологических культур 10—3 в.д.н.э.;устойчивое развитие «германского мира» на основе генезиса Ясторфской культуры 6 в.д.н.э., вытесняющего и сменяющего «кельтский мир» на этих территориях, по итогу вышедшего на ориентиры Рейна, Дуная, Вислы к 2 в., – необходимо смещало научную, не спекулятивную, славистику к 6—7 веку, к эпохе прямых письменных (Иордан, имп. Маврикий) и материальных (памятники Пражско – Корчевской археологической культуры) свидетельств оформления славянского субстрата в этом регионе.

Как итог, налицо парадоксальная ситуация: мы неоглядно оперируем данными глоттохронологии из лингвистики, свидетельствующими о древнейшем генезисе славянской языковой семьи из неразделённого индоевропейского праязыка (не позднее 2 тыс. д.н.э. – дебатируемые современные представления о большой древности индоевропейского языкового единства 5—3 тыс. д.н.э. ещё более смещают эту дату в глубь) – и практически не заглядываем, кроме теоретических и спекулятивных штудий, ниже 6 века. А коли заглядываем материалистической археологической лопатой – славян там не находим вот уже 2 века!

Объективно же ситуация выглядела совершенно неприглядной:

– к 3 в. Центральная и в значительной мере Восточная Европа были неславянскими: гунны столкнулись с германским миром в 375 году не на Эльбе – Инне, а на Дону (остготы), Днестре (вестготы), Висле (бургунды);

– древнейшая гидронимия Центрально-Европейской равнины от Припяти до Эльбы не этимологизируется из славянских языков, как, впрочем, и из германских; ряд авторов пытаются её извлечь из иллиро-фракийских, но такие топонимы как Висла, Варшава остаются нечитаемыми;

– гидронимия бассейна верхнего Днепра выводится из балтских языков (О. Трубачёв); ДН-гидронимы (Дунай, Днепр, Дон…) черноморского бассейна идентифицированы как индоиранские/скифские (В. Абаев);

– гидронимия Чешского Массива изобилует названиями, ближайшие аналоги которых присутствуют в финно – угорских языках…

…и только идентификация «славянского характера» Славкинско – Именковской культуры Самарского Поволжья 2—7 в. В. Седовым разорвала тучи – С ВОСТОКА СВЕТ!

Обратимся ещё раз к тому, что неприкаянно путало и путалось под ногами зарождаюшейся славистики в 19-м веке.

Венды – их принимали/не принимали в «славян» под разным обличьем, от эпических энетов Агенора до вполне реальных вандалов Гейзериха – что же это такое, указываемые Геродотом на Немане, латинскими авторами в устье По (свидетельством чему Венеция); найденные Цезарем в Бретани; прописанные Иорданом на Висле?

В избирательном выборе увязки адриатических энетов Агенора и прибалтийских венетов Плиния – Тацита с «Янтарным путём» от Данцигской бухты до Адриатического побережья; Аполлоновым циклом ежегодных хождений Светлого Бога с Олимпа в Гиперборею они присутствуют, и даже подозреваются археологически (М.Б.Щукин) отражением «чем-то и как-то в нечто таком» – пишу иронически, собственная практика научила относиться скептически к идентификации этносов по горшкам, да и по носам «эллинского типа». Существенно выразительное отличие «венетов» Тацита, заявляемых им континентальным сухопутным народом, даже полубродячим грабительским народцем, промышляющим на всех соседей, который у Иордана засвидетельствован уже совершенно бродячими примитивными шайками – и приводимыми Плинием свидетельствах о заплываемых в Дальнюю Галлию «венетских» кораблях из Прибалтики. Последнее совершенно совпадает с описанием наблюдения Юлия Цезаря «венетов» Бретани, искусных моряков, корабли которых на исключительно парусной тяге опередили на целое тысячелетие состояние европейских флотов. По значительным подробностям, приводимым в латинских известиях, римские наместники относились настороженно к этим эпизодам, и, кажется, подозревали в них попытки установить/восстановить связи балтийских венетов с атлантическими, м.б. взаимные…

И Цезарь, и выдающийся английский военно-морской историк Ф. Джен единодушно свидетельствуют о выразительной слабости кельтов в мореплавании и судостроении, вплоть до того, что островные бритты ещё в 4 в. не выходили за пределы устричных отмелей, пользуясь ивовыми корзинами, обтянутыми кожей; на подобных «кожаных» судах пробавлялись ирландские монахи и в 6 в. Это настораживает против прямого отождествления «венетов» античных авторов с пост-гальштадтскими кельтами, между 8 и 3 в. д.н.э. прошившими своими миграциями из района Чехии – Австрии пространство до Ирландии, Испании, Малой Азии, Волыни. Существенно, что и античные авторы, современники кельтских нашествий, никогда не ставили их в какую-либо связь с полумифическими «энетами»… В целом, как отражение некой европейской этнической общности, рваные куски которой остаточно присутствуют от Литвы и Адриатики до Бреста, кажется более плодотворным обратить внимание именно на «морскую» составляющую «венедской проблемы»: в реальном плане демонстрации конкретным этносом она проступает именно в тесной связи с морским побережьем.

Обратимся к общему этнологическому составу списка Плиния – Тацита народов Центральной Европы от Рейна до Немана и от Дуная до Балтики в его Северо – Восточном регионе; списка, из которого извлекают «исходные славянства» притом, что ни Плиний, ни Тацит ничего славянского там не замечают.

Бросается в глаза, что жившие приблизительно в совпадающее время (22—79 гг.) – (55—120 гг.) они приводят существенно разные его версии: у Плиния восточную часть Южной Прибалтики занимают «эстии…,во всём схожие с германцами», кроме языка, который «…ближе к британскому», т.е. к диалекту кельтского —в Тацитовом списке «эстиев» нет, но появляются некие «фенны», дикие бродячие охотники – собиратели, живущие в шалашах и подобии гнёзд, использующие стрелы с наконечниками из рыбьей и звериной кости; следует сразу отметить, ничего подобного, кроме антропонима, в указанном регионе не было уже более 1000 лет., если учесть, что век металла даже в южной Финляндии начался во 2-й пол. 2 тыс. д.н.э..

Соотнося с современными реалиями, «эстиев» Плиния следует идентифицировать как современных эстонцев – но последние единственный финно – угорский, т.е не индоевропейский по языку, народ Южной Прибалтики, и самый восточный из всех, т.е. скорее всего уже за пределами его обозрений..Родственные им по антропологическому типу более западные пруссы, литовцы, латыши также принадлежат к иной, балтской, языковой семье, пусть и индоевропейской очень древней квази-санскритской характеристики, но, разумеется, не кельтской. Их территориальная дислокация по южно-балтийскому побережью приобрела современный характер по археологической интерпретации очень рано, уже во 2 тыс. д.н.э., но южная граница распостранения по данным гидронимии спускалась в бассейн Припяти – Днепра до линии Десны (О. Трубачёв),при этом именно западно – балтская ветвь. Представляется, что «эстии» Плиния Старшего более предпочтительны как современные балты – но кого имел в виду Тацит под антропонимом «феннов», на которых рыщут «венеты» в районе, где ничего подобного не обнаруживается?

Следует отметить, что население Южной Прибалтики довольно однородно в антропологическом отношении, при этом литовцы и эстонцы ближе друг к другу и несколько отличаются от латышей, сближающихся со средне – днепровским мезокранным типом; и в целом заметно противостоят северо – балтийскис финнам – суоми, сохраняющим слабо выраженную палеоазиатскую монголоидность, столь красноречивую у лапландцев. Тем не менее все вместе они являются носителями одного генотипа N1C1, оформившегося на Алтае в 4 тыс. д.н.э., продвинувшегося в Прибалтику и разделившегося на локусы во 2 тыс. д.н.э. по расхождению носителей по южному и северному побережью (А. А. Клёсов). При этом финны и лапландцы сохранили алтайский локус, южные прибалты, вне зависимости от языков, приобрели общий новый L550.

В целом описания Плиния и Тацита хорошо дополняют друг друга: Плиний даёт снимок более раннего состояния знаний латинского мира о Германии, ведя изложение от границ империи вглубь, всё более расплывчато, и по особенностям римских экспансий, прошивавших Германию от Рейна до Эльбы, Каттегата, Судет преимущественно с запада на восток – Тацит пользуется знаниями, полученными не только в военных кампаниях Друза, Тиберия, Германика, Корбулона, но и в мирных контактах, устойчиво возобладавших со времени Тиберия в 1—2 веке, когда германцы не только широко вступали в римские вспомогательные войска, но нередко вместе с племенными царьками спасались на территории империи от победивших соперников, как например опаснейший поначалу враг римлян Моробод. В обозрениях Плиния реальная Германия присутствует не далее Эльбы и южной части Ютландского полуострова —Тацит более или менее представляет всю Германию от Римского лимеса до Балтики на севере с начатками знаний о Скандинавии, и на восток до Вистулы/Вислы. Плиний, в общем, не имеет представления о соотношении Германии и Сарматского мира – для Тацита оно вполне очевидно, как и о неком средостении между ними, куда он поместил «венетов», отметив значительное влияние на них сармат, приписав этому ухудшение их физического типа, вероятно имея в виду распостранение сарматской практики деформации черепов, наблюдаемых для последних с 3 в. д.н.э., т.е. задолго до гуннов. Этот фрагмент очень близок описанию гуннов 4 в. у Аммиана Марцеллина, и подобно ему облик «венедов», претерпевших такую операцию он оценивает, как безобразный. И Плиний и Тацит в различающихся диспозициях отмечают довольно широкое наличие кельтского субстрата в населении Германии, при чём на всей территории: на Рейне, балтийском побережье; нередко к ним исследователи относят и Тацитовых лугиев Центральной Германии, в этнониме которых полагают присутствие имени кельтского бога Луга – но существенно, что Тацит не относит «венетов» ни к германцам, ни к сарматам и умалчивает об их кельтской принадлежности. В целом он полагает их деградирующим народцем, постепенно утрачивающим свою внешнюю самоидентификацию.

Большой вопрос вызывает отсутствие в перечне народцев Германии готов\гаутов, которые по писаниям Иордана должны были уже высадиться в «устье Вистулы», с тем, чтобы при 5-м короле Филибере начать трансевропейский поход от Балтики до Чёрного моря, которого достигнут в 200-230-х годах, а ещё ранее в 215 году выйдут к Дунаю. Следуя дословно сообщению Иордана о готах, которые основали «Готоскандзу» в устье Вислы, потом перешли в основанный Филимером «Ойум», а оттуда устремились в Причерноморье, в 200 году разгромив западных сармат, «Иордановы готы» должны были закрепиться в Германии уже не позднее конца 1 века, но ни Плиний, не Тацит их не знает – есть «гутоны», которых совершенно бессовестно объявляют готами «из Тацита», при этом опуская другую часть его сообщения: гутоны пребывают за лугиями, южнее ругов и лемовиев, дословно «44. За лугиями живут готоны, которыми правят цари, и уже несколько жестче, чем у других народов Германии, однако еще не вполне самовластно. Далее, у самого Океана, – ругии и лемовии…». Независимо от того, являются ли лугии германцами или этимологически перекованными кельтами район их бытования хорошо локализуется современным Лаузицем, нынешним местопребыванием «лужицких сорбов» в междуречьи Эльбы – Заале у Рудных гор, т.е. вкупе с несущим память о ругах балтийских островом Рюген определяющим местопребывание гутонов (и я вполне согласен с теми авторами, которые видят в них «иордановых готов», названных Тацитом в греческой огласовке) не устьем Вислы, а районом Тацитовой Центральной Германии по среднему течению Эльбы – Одры. Только в подобной комбинации столь живописные сцены Иордановых столкновений готов с ругами могли иметь место – на операционной линии Готеланд – Готланд – Висла они просто расходились с ними географически, если только не отворачивали для бессмысленной драчки с юга на запад.

Следует взглянуть на эту дилемму с другой более высокой позиции: движение из центра Германии приводило в возбуждение, электризовало весь германский мир, вовлекало ближних и дальних, врагов и друзей – экспансия сторонней силы в протяжку по окраине Германии, тех же скандинавских готов по погранично – спорной Висле, вряд ли вызывала общую консолидацию «за» или «против», оставалась преимущественно частным делом. Между тем мы наблюдаем совершенно другую картину: как по мановению волшебной палочки смыкаются в общий с ними строй злейшие враги готов руги и вандалы, ненавидящие друг друга лангобарды и геты …бросаются на Римский мир и Мировую конфедерацию сармат.

Кто мог в 200 году уничтожить Сарматскую державу от Вислы до Урала, сбросить римские легионы с линии Карпат за Дунай: Германский мир, только что, подобно Великой империи парфян в Азии, остановивший римскую экспансию в Европе на линии Рейна – или римский лимес дрогнул и поджался перед 3 челноками вшивых поедателей рыбы, коснеющих скандинавских наследников культуры «кьёккомедингов» (мусорных куч), ссадившихся в болоте устья Вислы?

Я не случайно употребляю это уничижительное название «чёлн», именно так Тацит описывает известный ему тип балтийских судов: двухштевневая лодка без палубы, мачты и парусов, с вёслами на уключинах по верху борта, т.е. низкобортная и маломореходная, приспособленная преимущественно к плаванию в узостях рек – и Тацит хвалит её способность одинаково плыть вперёд и назад – и в протяжку морского берега, не сверх того… Вы что-то слыхали об «Античных викингах»? Я нет! – Лишь с изобретением частично палубных в носу и корме судов с центральной мачтой, оснащённой простым прямым парусом, скандинавы приобрели средство большой морской экспансии и открыли эпоху викингов, но это случилось только к 8 веку. Можно прямо сказать, до этого большое европейское мореплавание было представлено финикийцами, греками, римлянами и… венедами (хотя бы бретонскими), о которых мы только гадаем.

Можно полагать, что оформившиеся в Центральной Европе и Западном Поморье/Померании готоны, руги и лемовии с развитым институтом наследственного династического вождества,,описанного Тацитом, и вероятно уже со сложившейся традицией статусного имясловия (Филимер, Витимир,..) развивающуюся в направлении имён – титулов (Германарих, Аларих, Гейзерих, Ардарих,…); уже коснеющего в отчуждённую от общества машину протогосударства – они и явились теми готами, что начинают сминать античную Европу обрушившейся вовне энергетикой социального напряжения. Но строго следуя Тациту, вандал Иордана можно в наибольшей степени сопоставить с «венетами» Тацитова списка, т.е. с пограничным элементом где-то на Висле, и что особенно важно, по указанию Клавдия Птолемея в соседстве с готонами/гутонами. Это вполне совпадает с направлением германской экспансии на Юг и Юго – Восток, пресекаемой на западе неприступным в 1—3 веках Рейнским лимесом, где их вторжению сплочённо противостояли и Рим и Галлы, объективно одинаковые жертвы германского варварства. Совершенно иную картину являла обезлюдевшая после Траянова нашествия Дакия, и слабеющая рознью разноязычных и разнокультурных этносов Сарматия – и куда теперь ударил пар раскипевшегося германского котла.

А нет ли возможности привязать к сухим Тацитовым известиям полумифические Иордановы описания начал Готской Истории?

Есть прямое материальное свидетельство: разгромленные лангобардами в Паннонии ГЕРУЛЫ, явившиеся в Восточной Европе вместе с готами и гепидами, ушли на родину в Ютландию. А тогда, и в полном соответствии со ЗДРАВЫМ СМЫСЛОМ, движение гаутов/готов/готонов из исходной Скандзы (если оно имело место) проходило скачками в Ютландию (2—5-км. через Зунд) – Среднюю Эльбу – Верхнюю Вислу, диагональным маршем вспарывая Европу, и необходимо сметая Островных Ругов Восточно – Датских островов, Венетов/Вандалов долины Вислы и проч., проч., проч.; и поднимая Центрально – Европейские варварства, по внутренним состояниям перекипевших социумов, в которых низы ещё не хотят, а верхи ещё не могут сколотить машины государства, готовых ринуться куда угодно из околотков, где брат режет брата, сосед жжёт соседа – дайте только толчок… Право, Ютландия, Балтийско – Датские острова, междуречье Эльбы – Одры куда как предпочтительней для пресловутого «острова Ойум», которого ищут, и никак не могут найти в Восточной Европе между Вислой и Днепром.

Что же остаётся после этого в осадке?

Вильбарская археологическая культура Повисленья от Данцигской бухты до Бескид, наскоро приколоченная к «готам скандинавским» почему – то вдруг перевесивших в пристрастиях мятущихся «О новизне» кандидудок и докторишек вполне реальных бургундов, что спасаясь гуннов сбежали оттуда в 5 в. на Рону и Марну, оставив по себе нетронутыми ещё более загадочные топонимы, нечитаемые из германских языков…

Нет ничего подходящего под рукой?

А не лучше ли предположить, что это всё то же мерцающее этническим образование, что от «энетов» Геродота до «эстиев» – «венетов» Тацита собирало и собирает, возило и возит янтарь с Балтики в пресыщенное Средиземноморье… Добавлю, в более широком районе – вдруг открывшиеся в 20 веке на Волыни огромные залежи янтаря включают и район Сана – Луги – Западного Буга в этот оборот, сминающий тот или иной набор частной племенной местечковости в общее тесто «новой археологической культуры».

Итак, по рассмотрению материалов Плиния Старшего, Тацита и текстов Иордана, относящихся к 1—2 веку, вместо оснований к мосту на «славянский берег» получается только набор проблем: «венетская», «готская»… И «методологическая»: как от них перебросить «славянскую дощечку», по которой перейти, если она объективно зависает в воздухе без видимой этно – археологической опоры в Центральной Европе ранее 6 века?

Иордан нашёл простейший и как оказалось, самый устойчивый в наличном обороте способ решения методологической проблемы декларацией «после этого – значит, по причине этого». Если славяне (склавины, анты) появились после «венетов» и «где-то там» – значит, они венеты/=произошли от венетов!

Но и это утверждение у него тоже какое-то двойственное: в одном месте своей «АполоГЕТИКИ» он свидетельствует, что склавины и анты это лишь различные наименования венетов, как бы переименованные с западной и восточной точки зрения «венеты» – с другой, что венеты, склавины и анты произошли из одного корня…

Кто-то Четвёртый?

Или всё же сам – третей?

Не будем уличать своемысленного автора в логической ошибке, и в том, что Некие Иные могли вклиниться между 2 и 6 веками в сочление Венеты – Славяне и перехватить Отцовство/Материнство Вторых, но обратим внимание на другое: «венеты – славяне» Иордана мало совпадают географически с венетами античных авторов, которые привязывают их к реке ВИСТУЛЕ, ныне утверждаемой, как Висла – у Иордана «от истока реки Вистулы на огромных пространствах обитаем многочисленное племя венетов. Хотя теперь их названия меняются в зависимости от различных родов и обитания, преимущественно они все же называются славянами и антами. Славяне живут от города Новиетуна [традиционно отождествляется с г. Новиодуном, совр. Исакча, на правом берегу Дуная] и озера, которое называется Мурсианским [?], вплоть до Данастра и на севере до Висклы; болота и леса заменяют им города. Анты же, самые могущественные из них, там, где Понтийское море делает дугу, простираются от Данастра вплоть до Данапра. Эти реки удалены друг от друга на много переходов»…

Вполне очевидно, что для Иордана ВИСТУЛА и ВИСКЛА вполне разные реки; так это, или не так на самом деле, но он вполне очевидно «тексту вопреки, наперекор стихиям» совершает подлог, отождествляя «венетов» и «славян», и понятно, почему: ему очень хочется включить славян в державу Германариха, увеличивая её блеск и мощь, но нет материала – поэтому он вводит их в «венетов», которые несомненно были смяты готским нашествием, проходившим через сердце их территорий на Висле.

Но чем, впрочем, отличаются нынешние методики от Иордановой, когда ак. В. Седов или д. и. н. С. Алексеев берут Пшеворскую археологическую культуру, быстренько заявляют её «венедской» и – как бог из машины – извольте, славяне… Правда, вместе с германцами – братики-близняшки наверное.

Итак, что мы имеем ко 2-й половине 4 века: Бургунды на Висле; Бастарны на Пруте; Тайфалы, Герулы, Гепиды, Склиры на Дунае; Грейтунги на Дону; Тервинги на Днестре… В середине продукт непорочного зачатия (Русским Духом – по Аполлону Григорьевичу Кузьмину) – СЛАВЯНЕ!?

Следует добавить ещё одно частное замечание, неглубокое: естественно, что германский мир, с 6 века имевший славянских соседей НА СТАРОЙ ВЕНЕДСКОЙ ОКРАИНЕ, прозвал их «вене»; неудивительно, что 700 лет проседавшие под германским игом балты и финны восприняли немецкий термин вене=славяне…

Ну-с, из кого будем делать славян 1—5 веков?

В 6-м веке они и сами появятся без нашей помощи, как-то и где-то без шума и кривотолков оформившиеся по 2000—летней мерке своего глоттогенеза. И вот появившиеся —совершенно правильно, Аполлон Григорьевич – по именем РУССКИХ на всемирный подиум.

Ра=Кама+Волга+Ока=Русь?

Обозревая лесостепной мир от Карпат до Алтая невольно обращаешь внимание на одно бросающееся в глаза при чтении источников обстоятельство, впрочем, заметное даже и на современной географической карте —или виснущее на слуху, коли на уши не наступил Академический Медведь: от Карпат до Приазовья древнейшая гидронимия, восходящая корнями ко 2—1 тыс. д.н.э. имеет чётко выраженную ирано-скифоидную окраску на «дн…» / «водный поток» по этимологии В. Абаева/ (Дунай, Днестр, Днепр, Дон…) – ситуация достаточно резко меняется с переходом к Заволжью, где гидронимия решительно переменилась к тюркской основе, но господство индо – иранского населения на протяжении 3 тыс. д.н.э. —5в. даёт основание предполагать, что исходно-древнейший пласт гидронимии был также ирано – скифоидным. При этом как западная, скифоидная, так и восточная, тюркоидная, гидронимии достаточно устойчивы и консервативны: гидронимы или сохраняются или вполне объяснимо исторически меняются, как например сакско – иранский Яксарт стал тюркской Сыр-Дарьёй, иранский Окс/Ратха/Аратха обратились в Аму-Дарью с вполне сохранившейся памятью о том, что некогда пребывал и индо-иранским Вахшем, удержав это имя в качестве притока. То же самое Обь (от иранизма «Об» – вода), Иртыш, в котором усматривают контаминацию иранизма «Ир» – стремительный с тюркизмом «тыш» и т. д. и проч. Естественно, я беру лишь те выразительные примеры, которые наиболее полно демонстрируют моё наблюдение, и даже упрощаю их, не раскрывая всего богатства связанных с ними этимологических иллюзий – наличие такой общей подпочвы под разноцветьем местной гидронимии само по себе становится обоснованием к заявленному постулату.

На этом фоне становится интригующе интересным выразительное зияние, рассекающее пополам это единое поле: иранская подоснова гидронимии разом прерывается в районе, где она должна быть наиболее представительной по логике, географии, истории, в самом центре степного мира в районе дороги народов между Уралом и Каспием, центральной артерией которого является Волга. Можно сразу и решительно утверждать, что всё навязываемое ей обнимающим иранским этимологическим полем в голове у филолога и историка является во всяком случае сомнительным – уже древнейшие свидетельства такого рода у Геродота, Плиния Старшего, Аммиана Марцеллина, записанные в самый разлив ирано – скифоитного моря по южно-русским степям прямо выгораживают этот регион из зоны общего влияния.

Древнейшее из известных исторически достоверных названий современной Волги «Ра», документированное в этом виде античными авторами и сохранившееся в форме «Ра (ва)» в мордовском языке. По обычному для восточных финно – угорских наречий обозначению текущих вод прибавлением служебной частицы «ва» следует признать полное совпадение исторического и текущего названий объекта. Знаменательно, что обычно так разноречивые филологи в данном случае довольно единодушно усматривают в этом гидрониме отпечаток не иранского а индо-арийского диалекта расходящейся прото – индоевропейской языковой семьи, т.е. утверждают не скифский, но индоевропейский характер древнейшего субстрата носителей ямно – катакомбно – срубного комплекса археологических культур в этом регионе. Было бы по меньшей мере преждевременно привязывать Ра к священной реке санскрита Ранхе, особенно помятуя, что авестийские тексты отождествляют последнюю с Аму – Дарьёй/Оксом/Аранхой; но в то же время наличие и в исторические времена поблизости с этим регионом индо – арийских синдо – меотов Восточного Приазовья (языковая идентификация О. Трубачёва) никак нельзя игнорировать.

Небесполезным является ещё одно замечание, которое я бы назвал феноменом «Амазонки с притоком Укаяли»: следуя логике, назначая название реке, её истоком следует брать исходный пункт самого протяжённого из её притоков, слиянием которых она и оформляется как итоговый результат – и если бы открытие Амазонки происходило не исторически, а логически и юридически, то она бы называлась Укаяли, а Амазонка только пребывала в составе её малознаемых притоков. Но познание Амазонки началось именно исторически, т.е. с того, что попало ранее в общественный оборот, с Амазонки, и от того она и разворачивалась, оказавшись по итогу двухголовым змеем «Амазонкой с притоком Укаяли»; как и «Миссисипи с притоком Миссури», или даже 3-головым, как «Обь с притоком Бией/Катунью/Иртышом», которую числят от слияния Зеи и Катуни…

Этот феномен часто повторяется в указанном нами районе между Волгой и Алтаем. Так, если следовать логике (и юриспруденции), то Обь следовало бы переименовать в Иртыш, который к моменту впадения в неё уже набирает двукратно превосходящую длину, нежели вся Обь.

Для историка это наблюдение разворачивается целым букетом следствий:

1.Обь, Бия, Катунь, Иртыш изначально не входили в обозрение некой социальной общности, вырастали из обозрений отдельных социумов – народцев;

2.Та общность, которая открывала великую реку как свою «Обь», возобладала в её целостном постижении, но восходя вверх по течению реки, соединила её в общее представление с постижениями других общностей, автономно осваивавшими её как «Бия» и «Катунь»;

3.Обь в целом, т.е. с Бией и Катунью, осознана общим комплексом ранее, нежели в него включился Иртыш;

Т.о. определяющий пункт её географической социализации, как и ведущий социум этого процесса, находился на верхнем течении Оби ниже по течению места слияния Бии и Катуни, и выше устья Иртыша.

4.С переходом в лесную зону, т.е. ниже впадения Иртыша, множественность регионально – этнических названий реки свидетельствует, что полного её освоения до прихода русских переселенцев в 16—17вв. не произошло – бассейн как целое осваивался не в меридиональном, а в широтном направлении в точно фиксированном природном ландшафте степи и лесостепи.

По совокупности этих замечаний следует признать, что Обь в целом, «Обь с притоком Иртышом», была открыта движением степных социумов, державшихся одной ландшафтной зоны, определённо благоприятствующей скотоводству, ДВИЖЕНИЮ, НАПРАВЛЕННОМУ С ВОСТОКА НА ЗАПАД в главном направлении, и с равнин в горы при устоявшихся условиях.

Без особого ухищрения можно приписать этот маршрутный лист миграциям европеоидных иранцев – скотоводов, заинтересованных в реке более как в водопое, нежели ареале комплексного освоения ресурсов речных долин, по их богатству и стабильности воспроизводства создающих условия перехода к оседлости (рыба, самовосстанавливающийся плодородный лёсс).

В то же время было бы неразумно исключить пусть и не возобладавшие подвижки такого рода, и Сейминско – Турбинской культурно-исторический феномен, стартовавший именно от Алтая во 2 тыс. д.н.э., при этом В СЕВЕРО – ЗАПАДНОМ НАПРАВЛЕНИИ по течению Оби, и выявленные к настоящему времени основные памятники которого тесно привязаны к узловым пунктам долин Оби, Чусовой, Камы, Оки прямо к тому настораживают: в этом случае вполне очевидно представление, что спускаясь по доступным пространствам Оби от предгорий Алтая к малым рекам – волокам Зауралья – Приуралья, эти загадочные первооткрыватели, на одном дыхании перелетевшие пространство от Алтая до Ботнического залива, в такой же последовательности формировали и представление об Оби: недоступные (и ненужные) Бия и Катунь – Обь – устье Иртыша – Обь… Правда на их великолепном бронзовом оружие, единственном свидетельстве о них, среди массы изображений нет ни одного челна – только лошади, но все их могильники найдены на мысах рек. Вся же культура в целом после бесплодных попыток её к чему – то привязать постулирована как «культурно-исторический феномен» – в рамках же «феноменологии» возможно всё.

Эти прикидки могут оказаться полезными для прояснения возможных ситуаций в дальнейшем изложении…

Возвращаясь к гидронимии Поволжья следует сразу отметить, что сама Волга имеет несколько этно – исторических названий, частично бытующих по настоящее время, т.е. сохраняет следы многократного, где смежного, где перекрывающегося своего открытия мёртвыми и живыми этносами, со следами заимствований, географических экспансий и контр – экспансий, переводных формул, нечитаемых клише… Это индоарийская Ра, тюркская Итиль, финно-арийская Рава русская Волга, не будем вдаваться в уводящие частности только для иллюстрации в общем очевидного.

Но пример с «русской Волгой» требует особого прояснения. Устойчивые попытки – увы, восторжествовавшие к середине 20-го века – привязали гидроним к финно – угорскому кругу языков. Но уже М. Фасмер, в нарушение обычной своей склонности выводить топонимику Русской Равнины по возможности от кого угодно, только не от русских (и в этом смысле надо ему отдавать должное, как ОБЪЕКТИВНОМУ КРИТИКУ позвоночно – слепого русочванства), вынужден был признать, что ни тюркские, ни финно – угорские источники ничего убедительного не дают; в то же время не рассмотренное Фасмером наличие корневой основы «волг» в языке западных славян (польская «вилга», чешская «велга») в значении «вода» (и прямой тюркский дериват «Итиль» – «Большая Вода») победительно толкают к протославянской лексике гидронима с основой на «волог/волг»: нечто «волглое»/жидкое/влажное. Очень выразительны в этой связи такие гидронимы Верхневолжья, как реки Волога, Воложка, Вологда и пр.

На таком широком поле обоснованной становится возможность построить некоторую достаточно огрублённую хронологически ранжированную схему смены этих названий и по смене гидронимов отчасти приоткрыть движение и смену этносов в регионе, в теоретическом плане более достоверную, нежели извлечение народов – «язык» из безгласия археологических культур.

Из современных носителей языка автохтонными и древнейшими признаются финно – угорские народы, а среди них первенствующей современная мордва, оформлявшаяся как языковая общность в первых веках нашей эры в междуречье Волги и Оки на общем поле т. н. Городецкой археологической культуры, из которой выводят кроме того исторических мещёру, мурому, мари, мери… Но существенно, что главные гидронимы в мордовском языке Ра (Вогга) и Ока не финно-угорские, а заимствованы: первый из какого-то древнего индоевропейского языка, при этом не иранского скифоидного, а индо – санскритского круга; второй извлекают из «балтских», а в последнее десятилетие и прямо из индо-арийских (этимология на основе индоевропейской АКВЫ/вода). Т.е. вопреки автохтонному посылу заимствованная от БОЛЕЕ ДРЕВНЕГО ИНДО – САНСКРИТСКОГО ИЛИ АРИЙСКОГО НАСЕЛЕНИЯ, о наличии которого свидетельствует широкое распостранение топонима ИЗВАРА (санс. «святилище»/ «место встречи богов») как на всей территории Городецкой культуры, так и на север и северо – восток от неё и ставит под сомнение «балтские корни» индо – санскритских гидронимов верховья Оки. «Балтизмы» такого рода ещё более обесценились после того, как данными ДНК – генеалогии было установлено генетическое родство т.н. «балтов» с финно – уграми, т.е. в целом «балты» оказались «ариизированными» финно – уграми, отличающимися от них только наличием локуса L550 митохондриальной ДНК. Т.е. доводя до конца – они результат культурно – языковой ассимиляции уральских народцев некими древними индоевропейцами санскритского языкового типа, при этом более ранними насельниками на этих территориях, о чём свидетельствует сохранение древнейшей из опознанных на данной территории САНСКРИТСКОЙ ТОПОНИМИКИ.

Здесь возникает одно очень любопытное обстоятельство, постоянно путаещееся у разных авторов, но как-то ускользающее от серьёзного разбора. В «Гетике» Иордана в числе народов, подвластных готской державе Германариха 4 в. указаны некие «морденс», которых по месту в перечислении среди расшифрованных достоверных соседей отождествляют с мордвой. Свидетельство о размере державы в описании Иордана давно признано апологетически преувеличенным и недостоверным; полагают, что итальянский гот, писавший через полтора века после крушения Готской державы в Причерноморье, использовал какое-то географическое описание Балтийско – Каспийского региона с перечнем обитающих там народов.

Но исторически «мордва» как единое целое не существовала вплоть до 20-го века, лишь в 1930 году соединившая в рамках автономной государственности этно – племенные народцы «эрдзя» и «мокша»; и тем более в момент исхода из тени Городецкой культуры в составе целого букета мери, мари, муромы, мещёры, полного числа которых мы даже и не знаем: данные цветы известны лишь потому, что легли и засохли в русских летописях. И например, арабские путешественники 8—9 века, посещавшие Булгарское ханство, описывают «эрдзю» и «мокшу» как совершенно разные народы – и лишь авторы ПВЛ 11 века фиксируют «мордву» как обобщение в том составе, в котором она утвердится в 1930-м году.

Вполне естественно задаться вопросом, как Иордан в 6 веке узнал то, что не знали, потому что этого не видели, не было, арабские авторы 9 века? И тем не менее на том же составе материала усматривали русские 11 века, непосредственно соседившиеся с мордвой так, что в союзе с эрдзянским князем Пургешем вели 40-летнюю войну с мокшанским Пургасом, за которым стояло Булгарское ханство…?

Достаточно подробно закалькированная территория Черняховской археологической культуры, к которой привязывают исторических причерноморских готов, никогда не контактировала с Городецкой; более того, весь комплекс материалов свидетельствует, что восточная граница империи Германариха не могла далеко отрываться от линии Днепра, и разве что спорадическими кампаниями входила в степные пространства, в глубине которых конные ополчения степных народов в целом преобладают над пешим «вооружённым народом» германской военной организации 2—4 веков. Это само по себе снимает предположение о прямом наблюдении готами ситуации в Поволжье – только через опосредованные свидетельства. Но при этом такого рода богатства, что можно прямо утверждать, по сравнению со знаниями Тацитовой эпохи был открыт иной мир – крушение скифо – сарматского господства сняло иранскую завесу на такую глубину обозрений континента, которые сопоставимы со всей европейской географией античности 1 в.

Любопытно, как комментируют наши ДИНы. ситуацию морденс – мордва с русского конца:

1.Это прямое заимствование из Иордана русских книжников, которые уж далее сами «сеют разумное, доброе, вечное», так что рязанский мужичёк 12 века, видящий вокруг себя только мерю, эрдзю, мещёру, мокшу, мурому, чешет в затылке:

– Мордва, так мордва – Не верь глазам своим!…

…Текст «Слова о полку Игореве», где «девы готские поют время Бусово» непреложно свидетельствует, что Былинно – Начальная Лазоревая Русь, та, что вплоть до 12 века полагала символом красоты Синий Цвет, с Иорданом или без Иордана Готские Времена знала.

…Но тут сразу интересная ситуация: заимствование напрямую возможно было только при непосредственном контакте с готами на протяжении 2—4 веков – — после ни спасающемся паническим бегством от гуннов в Европу готам, ни славянам, шевеления которых как бы усмотрели там только в 5 веке необходимости и даже возможности в этом не представлялось.

Вариант, что явившиеся «приблизительно с 8 века» славяне пражско-корчевской археологической культуры, начали осваивать окружающие пространства и народы «по Иордану», и коли чего-то там не находили, следовали тексту 300-летней давности, а не наличному состоянии? Расскажите-ка вы это своему психоаналитику…

2.Русская «мордва» оформилась независимо от готских «морденс» по корневой основе «морд»/человек мордовского языка присоединением славянской обобщающее – собирательной (и зачастую эмоционально окрашенной) частицы «ва». Но такая же корневая основа есть и в языке других финно – угорских народов Поволжья и Прикамья: чувашей, марийцев, удмуртов – почему-то общий хомут надели только на 2 из них, что рождает ситуацию китайской головоломки: было бы понятным, если так переписали один народ или весь состав наличной языковой группы. Тем более, что в практических вопросах Средневековая Русь вела себя так, как будто народов было всё же двое. По очевидной ущербности этого конструкта возникают поползновения переписать в «мордву» одну «эрдзянь», но что тогда делать с русско – финским топонимом «Рязань»/Эрдзянь, в котором вплоть до 1054 года на расстоянии 50 метров друг от друга согласно функционировали православная Троицкая церковь и Святилище 4-ликой богини местных народов.

Интереснее же всего, что сама корневая основа «морд», что в «мордве», что в «морденс» согласно признаётся не финно – угорской, а индоевропейской, по наиболее распостранённому мнению, индоиранской, заимствованием от скифо – сармат. Но тогда что уж скрывать, такая же корневая основа лежит и в древнерусском «с/мерд» и в том же круге понятий смерть-смертный-человек по дихотомии отношений Бессмертный/Смертный, что необыкновенно расширяет область её бытования, вплоть до Франции, где оно завершило свой социальный спуск до «marde»/дерьмо, т.е. то, что произведено «мард»… В нашем случае однако возникает новая проблема, кто же так напитал этой корневой основой например удмуртов: исторические скифы никогда не достигали центра их этногенеза в междуречье Вятки-Чепцы, а та же Городецкая культура ушла из зоны степного индоиранского влияния в 6 в. д.н.э. немедленно по приходу скифов? Не будем пока полемизировать в филологической гуще, какого характера эта корневая основа, индо-иранского или индо-санскритского, или восходит к эпохе неразделённых индоевропейских языков, приписываемые которой памятники Среднего Стога 4 тыс. д.н.э. носят следы интенсивных поисков разрешения проблемы жизнь/смерть (посмертная обрядность, ритуальные изображения сверхъестественного и проч.). Существенно для наших целей другое: если эти господа потчились доказать, что этот корень появился в древнерусском языке из индоиранских, то они немедленно должны согласиться, что протославянское население присутствовало на территории восточнее Карпат и Вислы уже в период 7 в. д.н.э—2 в.,т.е. в период, в котором его в Центральной Европе уже и не ищут.

После перечисления того, что заявлено по данному вопросу с мало – мальски наличной долей научности позвольте высказать собственное соображение – а почему бы не обратиться собственно к реалиям того, что бесспорно в наличии: собственно к финно – угорским языкам? Признавая/Не признавая заимствование откуда-то корневой основы «морд», сама она по факту присутствия в них является объективно их собственной; и признавая её в этом смысле «финно – угорской», не следует ли так же оценить и конечную «ва», а тогда антропоним становится прозрачно читаемым: «морд»+ «ва»= «человек»+ «река»= «люди реки»/ «речные люди»… Были же такие термины в старорусской антропонимике «черемиса луговая», «черемиса горная»… Народы же в целом были разные: чуваши и марийцы.

Подведём открывшиеся промежуточные итоги:

1.Финно-угорские народы Поволжья и Прикамья уже в момент своего этногенеза испытывали заметное влияние некоего индо-европейского субстрата, утверждаемого за индо – иранский, чему решительно противоречит остаточная индо – санскритская топонимика региона, в большей части не имевшего прямых контактов со Скифо – Сарматским степным миром носителей иранских языков; при решительной изоляции всех центов этногенеза от подобных влияний. Наличие индо-санскритской гидродинамии на территории этих народов свидетельствуют о бытовании здесь предшествующего индо – арийского субстрата, и как пример одной исторически известной линией которого были носители т.н. сейминско – турбинского культурно – исторического феномена 17—16 в. д.н.э.

2.Наличие подобных же «иранизмов» в древнерусском языке свидетельствует об очень широком распостранении этого явления и побуждает обратить сугубое внимание на те гнёзда индо – санскритской гидродинамии, которые некритично приписывают неким «балтам», по современным данным являющимся только давно индоизированными финно – уграми. Даже принимая на веру утверждение об остаточных «иранизмах» древнерусских диалектов следует ОКОНЧАТЕЛЬНО утвердиться о наличии проторусского субстрата на Русской равнине уже до периода ранее 2в.,когда иранские степные державы были окончательно разгромлены готами; учитывая же, что для этой эпохи никаких «славянских» следов в Центральной Европе не найдено, этот субстрат следует признать и протославянским.

3. Во 2 веке происходит 3 важных события в истории Западной Евразии: в Поволжье под ударами неведомого вторжения терпит крушение Городецкая культура, открыв путь этногенезу эрдзи, мокши, мари, мещёры, муромы и мери; и на Самарской Луке появляются поселения Славкинской археологической культуры, признаваемой ныне славянской. В 200 году готы разгромили сармат где-то на правобережье Днепра.

4.Если два народа, утверждают что – то оригинально неповторимое о неком 3-м, чего кроме них другие знающие этносы не повторяют, и один из них непосредственно граничит с этим 3-м,а другой пребывает от того далее за ним, самое естественное предположение, что именно ближний является источником подобных сведений, а дальний только воспринимает их от него – т.е. это протославяне/русь просвещали готов о «мордве», нежели готские писания учили их о «морденс»…

…И всё же почему возник этот искусственный языковой конструкт, обезличивающий два вполне реальных автономных племенных народца? И к ним ли он исходно относился, или к кому – то иному, прежде бывшему? И протославяне ли были его авторами – или это наследие ещё более глубокой индоевропейской общности, перенесённое на субъекты иной исторической эпохи, даже географии?

…Известно, что попытки привязать к славянскому субстрату какие-либо археологические культуры от Трипольской 3 т. д.н.э. до Зарубинецкой 4 в. оказались несостоятельны. Откуда пришли Славкинцы?

В целом к Волге вполне применимы наблюдения над феноменом «ОбьVCИртыш»: она также открывалась по сегментам с разных сторон консолидирующихся к ней народами и народцами, существовала в разных обличьях, и если «юридически» Обь следует конституировать Иртышом, то Волга от Казани безусловно Кама, имея меньшую длину к моменту слияния, 900 метров ширины против 3 км. (до строительства каскада Вожско – Камских ГЭС), и передавая 1 часть воды на 2. Самые неприятные разочарования фикцией «Великой Волги» произвели на меня непосредственные встречи с ней в Нижнем Новгороде, Ярославле и Твери – бог мой, ей надо тянуться до Сылвы и Чусовой, не говоря уже о Белой!…

В то же время, в отличие от Оби, через это дробящее разноцветие всегда проступала некая этимологическая схватывающая общность. Можно констатировать, что если названия малых рек – притоков Волжско – Камского бассейна имеют вполне различимые этнографические признаки преимущественно из финно-угорских (Сылва, Гайва, Москва), часто из тюркских (Агидель, Итиль, Атиль), «балтских» (Жиздра, Пахра, Угра), славянских (Меча, Белая, Вятка, Осиновка) языков, то главные магистральные потоки в этимологическом и этно – историческом смысле стёрты и не прояснены, порождая форменный истерический букет лингвистических штудий, недостоверный в целом уже по их количеству и размаху метаний. Я всё более склоняюсь к мысли, что только ИСТОРИЧЕСКОЕ поэтапное без скачков через эпохи развёртывание и распутывание всего клубка связанных с тем или иным гидронимом известий может решить этимологические проблемы Волги, Камы, Оки, Двины, Сухоны и проч., т.е. полагающее по меньшей мере равноправное, а то и ведущее участие в этих работах историка против нынешней практики передоверяться филологу, садисту над префиксами – суффиксами, плодящего ежеминутно для своих извращений «новые законы» от потолка.

Но если мы в настоящее время не можем утверждать на основе этимологии современных Волги, Камы, Оки о наличии давнего представления общности того, что сейчас подразумевает как единство «Большой Волги», в отличие от Оби, которая была открыта в таком виде только русскими на рубеже 16—17 веков, то наличие феномена индо-санскритской «Ра» у финно-угорской мордвы, этногенез которой связан с междуречьем Оки и Волги, очень много говорит о наличии этой общности уже ко 2 веку на пространстве от устья до впадения Оки, т.е. и в древнейшем представлении главной была Ра-Волга, Кама только притоком…

Мы ничего не можем прямо сказать, поднимался ли гидроним «Ра» выше устья Оки, перенятое одновременно с Ра мордвой от «балтов» название которой свидетельствует, что она Ра не считалась. В то же время наличие в области Верхней Волги однокоренных гидронимов на «волг-» (Волга, Воложка, Вологда) свидетельствует, что именно здесь оформился утвердившийся современный гидроним и отсюда он продвинулся с русскими в 16 веке, покрыв марийский Юл, мордовскую Раву, татарский Итиль…

Я не буду разбирать и раздражаться на то обилие диковатых этимологий, которыми пытаются затушевать очевидную нечитаемость массы гидронимов Верневолжья на «-га», «-да», «-гда». Уже потому, что они присутствуют чересполостно, а то и вперемежку с вполне достоверными гидронимами – угоризмами на «-ва» очевидно бессмысленное дублирование последних иными служебными частицами в рамках одной языковой системы – это другая языковая семья. Выражу сомнение и в славянской интерпретации названия через корневую основу «волг»/волглый /. название Волга (ст.-сл. Вльга) произошло от праславянского*Vьlga, ср. во́лглый – волога – влага. За славянскую версию происхождения названия говорит наличие рек Влга в Чехии и Вильга в Польше/: будучи формально обоснованной, она никак не выделяет объект из всех прочих рек – они все «волглые»/мокрые, и это определение вряд ли подходит для выдающегося объекта. Конечно, название рек Сухая в этом смысле куда как выразительны, и они встречаются.

Учитывая большой объём топонимического материала, большую консервативность гидронимов, можно утверждать, что «Ра» утрачивается выше Оки: три претендента на её продолжение Кама, Ока, Волга резкой отграниченностью названий перекрывают ей путь наверх. В то же время «славянская версия» Волги обращает внимание к другому роду поисков, как представителя индоевропейской языковой семьи – нет ли чего на более широком круге обозрения?

С конца 19-го века Б.Г.Тилак, Н.К.Рерих, ак. А. И. Соболевский, В.Н.Никонов последовательно отмечали наличие мощной индо – санскритской топонимии в центре и на севере Русской равнины, и с 1950-х годов поддержанные Р.В.Риши, Н. Гусевой, С. Жарниковой, Е. Галкиной. Около 150 санскритских топонимов для района Крыма – Приазовья обнаружил О. Трубачёв. Большую насыщенность Русского языка и культуры санскритскими параллелями установлена в фундаментальных исследованиях В. Топоров и Т. Елизаренкова. На уровень историографического материала выводит эту тематику Г. Бонгард-Левин.

Было бы странно уклониться от обращения к этой группе материалов.

И вот они, любопытные совпадения гидронимов русского Северо – Востока и их санскритские параллели, извлечённые из словников С. Жарниковой:

Варила /варила – дающий воду*

Важа / важа – сила, быстрота, шум воды*

Варз /варз – поливать, осыпать дарами *

Валга / валгу – приятный, прекрасный *

Вель / вела – граница, предел, речной берег *

Дан /дану – капля, роса *

Ира /ира – освежающий напиток*

Индига, Индега, Индоманка/ инду – капля *

Карака /карака – сосуд для воды *

Кала /кала – черный, темный

Лала /лал – играть, переливаться

Куша /куша – священная трава, вид осоки

Падма / падма – цветок кувшинки, лилии, лотос

Панка (озеро) /панка – ил, тина

Сагара /сагара – впадающий в море, ручей

Сара /сара – сок, нектар, вода

Сухона /сухана – легкопреодолимая

Харина /харина – гусь, золото

Шона / шона – река

Этимология Волга/санс. валга: приятная, прекрасная/ достаточно выразительно напрашивается сама по себе. Но это как – то не приближает нас к Ра, если только это не эпитет – заместитель…

М-да… Кама, Волга, Ока —три сливающиеся реки, и тем не менее вполне автономные в представлении их народа – открывателя. Вступая на почву зыбких аналогий: ведь нечто подобное уже есть в Евразии: Семиречье, Пятиречье, одно у Алтая, другое у Гиндукуша – Гималаев; и при этом связываемое со становлением в одном случае и итоговым утверждением в другом индо – санскритского этно – исторического субстрата. В отношении первого идёт нескончаемый коммунальный спор, индо – иранское оно или индо – санскритское; в отношении второго полная ясность… Впрочем, почти неразличимое совпадение языка Ригведы (15—10 в. д.н.э.) и древнейших частей Авесты/Гаты (10—7 в. д.н.э.) делают эти научные словопрения как бы и беспредметными для эпохи 2 тыс. д.н.э.; как в частности и мои происки против индо – иранизмов: вполне вероятно, расхождение «санскритизма» с «иранизмом» ещё не произошло… Конечно, невозможно делать какие – либо предположения, если одна группа филологически ударенных авторов заявляет, что гидроним «Кама» возник из удмуртского корня «кам»/вода, т.е. из финно – угорских языков, а другая устанавливает, что сам корень возник из опосредствования названия гидронима «Кама», который является следом древнейших этносов другой языковой семьи – и что очень соответствует исторической картине несущегося потока археологических культур, характерного для этого региона с неолита до 1 тыс. включительно. В целом при отсутствии вразумительных материалов вопрос принимает характер схоластического диспута, что ранее, яйцо или курица – и решается за пределами логики пронзительностью интуиций.

Конец ознакомительного фрагмента.