Разновидности зла. 11 июля 2013 года. Территория Британской Индии. Медресе Хаккания (Александр Афанасьев, 2014)

В этих краях, перенаселенных, переполненных жестокостью, не было места ни правде, ни жалости. Местный народ, не такой уж плохой, по сути, постоянно кто-то угнетал: сначала это были жадные раджи, потом не менее жадные англичане. Теперь на смену англичанам пришли худшие угнетатели из возможных: ведь верно сказано, что нет худшего хозяина, чем бывший раб. Лишившиеся права содержать нормальную, профессиональную армию в Индии, тем более на границе с Российской империей, по бисмаркскому урегулированию, англичане мгновенно перестроили ряды. Колониальные силы, раньше состоявшие из профессиональных частей и туземных полков, были перестроены: теперь туземные полки выдвигались на первый план, их численность быстро росла. Мгновенно было снято ограничение на служебный рост, и за год появились генералы и полковники из местных. Хорошо известно, что редкий раб мечтает о свободе – обычно раб мечтает иметь своих рабов. Так и получилось: туземные полки, составленные из бывших крестьян, под командованием офицеров из местных в жестокости и насилии над людьми буквально за год превзошли англичан.

Прежде чем рассказывать дальше, остановлюсь на том, чем таким была армия в Британской Индии и почему все получилось так, как получилось, уход британской армии из Индии обернулся не свободой, а еще большим насилием и угнетением. В отличие от Российской империи Британия воспринимала Индию как колонию и не развивала ее, но наживалась на ней. У британцев не было никакого желания содержать так оккупационные силы, и даже Министерство по делам колоний не очень-то хотело знать, что происходит в «жемчужине колониальной Империи». Последний министр по делам национальностей, отставной бригадир армии Ее Величества, сэр Бэзил Хоути начинал еще с утра и к обеду был в таком состоянии, что невозможно было решить ни один мало-мальски серьезный вопрос: до этого он работал послом и пристрастился на этой службе к выпивке. В то же время в Индию то и дело ехали отпрыски обедневших, но влиятельных родов Британии, девизом которых на колониальной службе было «каждому по девушке и одному лакху[8] в день». Опустошения, которые они проводили на индийской земле, были сродни опустошениям, какие могут принести кролики на капустной грядке.

Для того чтобы содержать оккупационную армию, при этом не слишком сильно тратясь, было придумано, что армии – конкретно по полкам и бригадам – передавались большие участки плодородной земли, причем вместе с крестьянами. Британцы, кичившиеся тем, что они борются с рабством и показывавшие пальцем на Россию с ее долго не отменявшимся крепостничеством, сами совершенно спокойно приписывали крестьян к земле и заставляли на ней трудиться за часть урожая. Сначала все это использовалось для того, чтобы обеспечить кормом кавалерийских лошадей и пропитать солдат и офицеров полков, затем кавалерийских лошадей не стало, и теперь пропитание выращивали и на продажу. В стране, в которой две трети территории составляют непригодные к хозяйствованию горы и непроходимые джунгли, любое пропитание на любом базаре шло на ура, и в двадцатом веке страну периодически посещал голод. Потом кому-то очень умному из офицеров-хозяйственников пришла в голову великолепная идея: засадить отведенные для своей бригады земли опиумным маком и заставить крестьян собирать его. Что ж, британской аристократии не впервой промышлять и наркоторговлей, с Китаем было все то же самое, пока Китай не отобрала Япония.

Потом, когда стали формироваться туземные полки, землю начали передавать и им, но в гораздо меньшем количестве. От этого рождалось недовольство, туземные полки были недовольны и требовали себе таких же наделов, причем такие требования выдвигали британские офицеры, стоящие командирами над ними. В самом деле, почему у моего однокашника по Сандхерсту Тома тысяча гектаров под опиумным маком, а я, такой же британский офицер, только командующий туземным полком, и двухсот не могу себе позволить. Не в последнюю очередь именно этим обусловлена была низкая стойкость туземных полков, через которые как каток прошли подразделения русской армии, в ходе блестящей трехдневной операции взявшие один из крупнейших городов региона – Карачи, стратегически важный порт и отрезавший от территории Британской Индии восьмую часть без особых потерь.

После поражения Его Величество, Король Англии Эдуард Девятый принял быстрые и жесткие решения, мало кто оценил тогда, в восстанавливающемся после мировой войны и обмена ядерными ударами мире, их смертоносность. Британская Индия была официально разделена на Северную и Южную, раздел проходил примерно по линии раздела между мусульманами и индуистами. Северная Индия объявлялась особой территорией, где правит военная, а не гражданская администрация. Спешно организовывались новые туземные полки, им передавалась земля – и после первого же урожая цена героина в мире понизилась вдвое, так много его было. Новые генералы и полковники, выходцы из местных, спешно и жадно осваивали новый рынок. Многие из них голодали в детстве, и поэтому сейчас они не могли наесться.

Но существовали ведь и простые люди! Те самые, которые работали на этих опиумных плантациях издольщиками. Свою долю товара, опия-сырца, они были вынуждены либо продавать этим же генералам и полковникам по монопольно низким ценам, либо перерабатывать в героин и отправлять на север, в Россию. На этом пути, ведущем в Россию через Афганистан и всю Азию, их ждали электронные глаза поисковых систем беспилотников и дирижаблей, боевые вертолеты и самолеты, снайперы и пулеметчики казаков и спецназа, поисковые собаки и мины-ловушки. Товар делили на десять частей и отправляли по десяти разным маршрутам – и хорошо, если один-два достигал цели, а ведь этот товар был единственным, что было у этих людей, единственным, что можно было продать и им обеспечить семью. Все с тревогой ждали сообщений гонцов: там забит караван, и тут забит караван. Некоторые теряли все, что имели, да еще и оказывались в долгу перед переработчиками, и их ждал голод. Так здесь рождалась ненависть к русским, которой тут никогда до этого не было.

Тут же активизировались и деобандисты. Феномен деобандизма нужно было понимать, чтобы вообще понимать происходящее в регионе. В начале двадцатого века сложилась чрезвычайно опасная ситуация, когда все мировые центры ислама – Мекка, Медина, Кербела, Казань, Константинополь – оказались под прямым и опосредованным контролем русских. Британцы, имевшие тогда до сотни миллионов мусульман в Индии и Афганистан в приоритете, сильно обеспокоились этим обстоятельством, потому что духовный контроль над их территориями оказывался в руках русских, а это было недопустимо. Следовало предпринять меры к созданию собственного, признанного хотя бы своим населением исламского центра – и он был создан.

15 мухаррама 1283 года хиджы[9] в городе Деобанде был заложен первый камень в основание Дар уль-улюм Деобанд – исламского университета и медресе. В отличие от многих других – это медресе было бесплатным (считалось, что оно существует на пожертвования верующих), что сразу привлекло к нему большое количество верующих, желающих отдать для обучения детей: ведь стать муллой в голодной Индии означало никогда не знать голода! Шестьдесят шестой год девятнадцатого века был годом особенным: Британия сумела собрать «концерт держав» и напала на Россию в Крыму, но добилась на удивление немногого, притом понесла тяжелые потери. Мало кто знает, что британцы настаивали на продолжении войны, отторжении Кавказа и Средней Азии, но Франции, возглавляемой тогда Наполеоном Третьим, территориальное усиление извечного врага Англии было совершенно не нужно, и она категорически отказалась участвовать в планировавшемся Кавказском и Среднеазиатском походах. В итоге Крымская война закончилась практически ничем, нулевым результатом с тяжелыми потерями обеих сторон[10]. Британский кабинет министров по итогам войны подал в отставку.

Тогда стала рождаться идея нового похода – удара британской армии через Афганистан по Средней Азии и дальше, через степи – на Восток с целью отрезать от России всю восточную ее часть и значительную часть Сибири. Одновременно с этим объединенный флот (Британия, Япония, возможно, что и Франция или США) должен был высадить десант на Владивосток, мстя тем самым за провал разбойного налета контр-адмирала Прайса[11]. Для этого нужно было захватить Афганистан, вплотную подойдя к русским границам, но не только. Британцы поняли, что Россию невозможно победить военной силой, ее предварительно нужно разложить изнутри. Европейскую часть России разлагал «радетель за народ» и по совместительству педераст А. И. Герцен[12], сожительствующий в Лондоне с неким Огаревым, а вот разносить заразу агрессивного ислама по Средней Азии, Кавказу, если получится, то и до бывшего Казанского ханства, было поручено деобандистам.

Идея похода на север потерпела крах в Афганистане, но школа деобандизма осталась и добилась значительных успехов в деле распространения исламистской заразы. В Деобанд стекались тысячи верующих со своими сыновьями – в том числе из Персии, Афганистана, Средней Азии, с Кавказа. Школа постепенно приобретала вес в мусульманском мире, здесь работали десятки видных ученых-богословов. Первоначально британская колониальная администрация жестоко преследовала деобандистов, пытающихся создать какое-то политическое движение, но начиная с двадцатых годов они посыпались как из рога изобилия: «Джамаат улема ислам» – Объединение ученых и духовенства, «Хаксар Тахрик» – Движение обездоленных, созданное как благотворительная организация, «Таблиги Джамаат» – Общество пропаганды[13]. В начале сороковых, чувствуя приближение новой войны, деобандисты по невидимому сигналу активизируются еще больше. Мавлана Абдуль-Хак, один из наиболее агрессивных лидеров деобандистов, разошедшись во взглядах с умеренными, уезжает на север страны, где в местечке Ахора Хатак, пригороде Пешавара, создает печально знаменитое медресе Хаккания, где проповедуют уже откровенно террористические идеи. В 1943 году другой радикальный проповедник, Саид абу-л-ала Маудуди создает «Джамаат и ислами» – Исламское общество, откровенный рассадник терроризма. Он же пишет книгу «Исламский закон и конституция», где отрицает любую светскую власть, любое светское государство и развивает теорию исламского государства – государства, живущего только и исключительно по законам шариата, во главе которого вождь и совет асхабов, наиболее выдающихся представителей исламской элиты. Им же было введено в обращение понятие «талиб» – оно означает не только студент, в более широком понимании оно означает «стремящийся, требующий, ищущий». Исламская элита нового халифата обозначалась Маудуди как «талибан и гайят», стремящиеся к совершенству. Отношения между ними и Аллахом и между ними и остальным обществом должны были укладываться в принцип «ибадат»[14] – рабское подчинение.

Поход на Восток, не состоявшийся в семидесятые годы девятнадцатого века, не состоялся и в сороковые годы двадцатого. Помешало появившееся сначала у немцев, а потом и у русских ядерное оружие: в критический момент немцы открыто пригрозили атомными бомбежками Лондона. Полностью готовая террористическая инфраструктура, которая должна была посылать боевиков-фанатиков на территорию, подконтрольную России, осталась на территории Британской Индии. Часть из деобандистов продолжала подчиняться указаниям британских спецслужб, а часть, в том числе большая часть учеников медресе Хаккания, объявила британскому господству в Индии террористическую войну. Они потребовали отделения от Британской Индии населенных мусульманами территорий и провозглашения на этих землях государства Пакистан, что в переводе значит – Государство чистых. Под ударами британской армии и спецслужб многие бежали в самоуправляемую Зону племен, в Афганистан и даже дальше, некоторых выловили в Средней Азии уже русские. Террористическая война продолжалась с переменным успехом до тех пор, пока русские не разбили британцев и не заставили их демилитаризовать Индию. Буквально за пару лет, восстановив позиции в Северной Индии, теперь самоуправляемой территории, деобандисты понесли свою заразу дальше, по всему Востоку, Ближнему, Среднему. Они даже не пытались объединиться с русскими против британцев – вместо этого моуллави Абдалла Рахмани объявил России джихад и призвал всех правоверных, живущих под пятой русистов, убить Его Величество, Императора Николая Третьего, и создать на Восточных территориях России исламский халифат по заветам моуллави Маудуди. А такие слова были не те, что можно прощать…

– Аллах акбар! Руси – ма каталах! Аллах акбар! Руси – ма каталах![15]

Разъяренная толпа, размахивая черными флагами с шахадами, катилась по Хайбер-Роад, похороны очередных бандитов, ликвидированных точным ударом ракеты с русского беспилотника, собрали не меньше десяти тысяч человек. Ислам запрещает хоронить мертвых в гробах, и убитых, обернутых в чистые белые простыни, несли на чем-то напоминающем носилки, несли на руках, над толпой. Полиция не просто бездействовала – полиции не было, она разбежалась из этой части города, чтобы не попасть под удар. Шли быстро, над толпой колыхались запрещенные флаги, зеленые – цвет ислама и еще хуже – черные, с белыми надписями на них арабской вязью шахада! Точно такие же повязки были на головах у многих правоверных – широкая лента, повязывающая волосы, на ней было написано: нет бога, кроме Аллаха, и Мохаммед пророк его. Достаточно было и оружия – от палок до автоматов. То тут, то там – то хрустело стекло: грабили лавки, которые держали не мусульмане, то жалким, заячьим вскриком оканчивалась жизнь человека, которому не повезло быть кяффиром и которому не повезло оказаться на пути толпы. Разъяренная толпа катилась по широкой улице, оставляя за собой разбитые стекла, искореженные машины и искалеченных, оплывающих кровью на асфальте людей…

В одном из мест севернее Хайбер-роад, на последнем этаже одного из немногих высотных зданий в Пешаваре, высота которого была достаточной, чтобы видеть форт Бала-хиссар в Старом городе, в квартире стояли два стола, составленных друг с другом. Поверх этого сооружения лежал матрац, вперед положили упругие, с наполнителем на основе поролона диванные подушки, чтобы создать опору для цевья. Увы… мешка с песком, который лучше всего подошел бы в такой ситуации, тут не было, его негде было купить и некогда набирать. Зато, у тех двоих, которые лежали на столе уже несколько часов, сменяя друг друга у винтовки, было много чего другого. Винтовка «Barrett M107А1» с прицелом «BORS» и штатным глушителем, не влияющим на точность попадания, оптической системой «Celestron», не «Цейс», конечно, но тоже ничего. Наконец у них была карманная метеостанция «Kestrel 4000NV», первоначально разрабатывавшаяся для туристов, но за последнее десятилетие ставшая неотъемлемой частью снаряжения любого снайпера по всему миру…

Было жарко. Опасаясь, что все, что происходит, происходит с ведома британцев и полицейские вертолеты, кружащие над городом, высматривают в том числе и снайперов, они оборудовали позицию так, как ее оборудуют в боевых условиях. Стол с позицией для стрелка – ни в коем случае не с балкона, выставив ствол на метр на улицу. Балконная дверь не открыта, а приоткрыта, перед их укрытием они повесили два больших полотна ткани, чтобы видно было только ствол и часть цевья… пойди разбери, что это такое. Вчера Бес прошелся по городу, залез на пару крыш и примотал там к антеннам небольшие куски зеленой ткани – старый трюк, позволяющий снайперу узнавать силу и направление ветра без «Кестраля». Сейчас было почти полное безветрие, что несказанно радовало обоих лежащих бок о бок на импровизированной стрелковой позиции людей. Все-таки ни Бес, ни Араб не были настоящими снайперами. Меткими стрелками – да, безусловно, даже чрезвычайно меткими стрелками. Но не снайперами, способными попасть в цель одной-единственной пулей с двух тысяч ста пятидесяти метров. Для того, чтобы сделать такое, недостаточно просто тренироваться, нужно быть одаренным от Бога.

Но таких снайперов в распоряжении командования специальных операций на этом направлении не было. Верней, быть-то были, но ни один из них не говорил по-арабски как на родном языке, не знал пушту, не понимал сказанное на урду, не умел совершать намаз, не воевал вот почти уже двадцать лет на Востоке. Поэтому послали их.

– Крайняя гастроль… – Араб оторвался от соломинки, через которую он потягивал сок, – хватит с нас.

– Иншалла, – пожал плечами правоверный Бес. Чего только не прошедший за свою жизнь, бывший хулиган из Казани, ставший не бандитским авторитетом, а подполковником русской армии, Бес в последнее время сильно заинтересовался исламом, он читал книги, какие ему удавалось добыть, говорил с авторитетными богословами и даже допрашивал пленных, ведя подчас с ними многочасовые богословские споры. Вера не мешала ему продолжать войну – тех же деобандистов, осквернителей веры и переносчиков заразы, он считал поправшими святое дело ислама, опоганившими Коран и за это заслуживающими смерти.

Арабу было жарко, душно, он видел через прицел то, что творится на улице, и типично арабское, фанатическое «иншалла» его разозлило. Даже если это слово произнес его друг и напарник вот уже два десятка.

– Ты туда глянь, – раздраженно сказал он, – это что, тоже «иншалла»? А?

– Это от сатаны, – терпеливо и беззлобно сказал Бес, – ты меряешь этих людей по нашим меркам, ты не хочешь понять, почему они так поступают. Если мы родились в стране, где армия защищает людей, то они родились в стране, где армия их угнетает. Они никогда в жизни не видели ничего хорошего ни от англичан, ни от военных, ни от полицейских, они знают, что закон это не для них, что их никто не защитит, кроме их рода да вот этих вот подонков, которые толкуют Коран как им вздумается и дают фикхи[16], хотя не имеют на это никакого права.

– Ты слышишь, что они кричат? Смерть русским!

– Слышу, брат. Но они имеют на это право, ведь мы убили людей из них. И собираемся убить еще кое-кого. Но это честная игра.

– Это не игра. Уже не игра. Они убивают нас. Лично я в детстве понял только одно: когда здороваешься с арабом, вторую руку держи на рукояти пистолета, вот и все.

– Успокойся. Ты прав, брат, это – уже не игра…

Черный «Даймлер Соверен», роскошная, слишком роскошная для этого места машина, выехала на дорогу с территории одного из самых крупных имений в Хаятабаде, дорогом пригороде Пешавара, но гражданском, военные жили в районе «Хайбер-клуба». Следом за ней на дорогу выехал черный «Рейндж Ровер», старый, но бронированный, раньше он ездил в кортеже губернатора этого района, а потом был продан с торгов вместе со многим другим имуществом. Покупатели остались неизвестными.

В салоне «Даймлера» сидел на водительском месте человек, по виду моложе сорока, высокий, худой, бородатый. Он не имел при себе ни сотового телефона, ни коммуникатора, ничего подобного – только ключи от машины, от этого самого «Даймлера», за рулем которого он ехал. Его охраняли всего четыре человека – четыре до зубов вооруженных и преданных бойца, каждый из которых являлся убежденным деобандистом. Пешавар был опасным местом, кишащим беженцами, которых прогнали пуштуны со своей земли после того, как русские захватили ее[17], торговцами, пришедшими неизвестно откуда, всякими темными людьми. Но ему здесь нечего было опасаться. Потому что его звали моуллави Абдалла Рахмани, и он был предводителем этих людей, обездоленных, озлобленных, готовых убивать и умирать. Он был одним из лидеров «Джамаат и ислами» и единоличным лидером созданного им не так давно военного движения, названного по книге моуллави Маудуди Талибаном. Ему нечего было опасаться, даже если бы он решил пойти до Хайберской крепости пешком – любого, кто посягнул бы на него, разорвали бы на месте.

Вчера налет русских беспилотных самолетов, которые обнаглели до того, что наносили удары и по лагерям на территории Британской Индии, привел к тому, что амер Ажаз Мушашак и с ним все, кто собрался на вечерний намаз в одном из лагерей, стали шахидами на пути Аллаха. Русская ракета – не обошлось без предателя! – попала в дом, совершенно такой же, как и десяток других рядом, когда молящиеся еще не успели дочитать и первого раката. По исламским канонам, погибших надо было похоронить до захода солнца, но удар был нанесен, когда солнце уже скрылось на западе, и получалось, что погибших надо похоронить до следующего заката. Амер Мушашак был удачливым, отмеченным благословением Аллаха воином, не так давно он взорвал целый автобус, где ехали русисты, и он погиб точно так, как должен погибнуть любой, кто стремится в рай, – смертью шахида. Теперь сам Мушашак был в раю, вероятно, он сидел в окружении тех, кто стал шахидом до него, рассказывая новости с Джихада, но даже мертвым он был еще нужен. Его смерть должна была послужить примером для молодых и знамением для всех остальных. Он, моуллави Рахмани, собирался еще раз выступить перед народом и сказать – нас не победить. Не сломить. Не убить. Конец империи нечестивых, неверных близок – и следующую создадут они.

Моуллави Рахмани и не думал скорбеть по павшему соратнику, как не скорбел здесь по нему никто, ни те, кто нес сейчас трупы на руках по улицам города, ни те, кто готовился пойти путем павших, чтобы найти и свою смерть. Русские кое-что не понимали. Они держали удары и наносили удары ответные, как вчера, но это невозможно было остановить ракетами и минами, подложенными на дороге. Даже те, кто пал в этой неравной борьбе, продолжали бороться мертвыми. Взорванные, повешенные, расстрелянные, сгоревшие заживо – они продолжали борьбу, их портреты висели на стенах домов, записи их подвигов на видео продавались в любой лавке и переписывались с телефона на телефон. Когда погибал кто-то из русских, русские скорбели, оплакивали павших. Когда погибал кто-то из его людей, остальные радовались, потому что он попал в рай, проторив дорогу и им. Возможно, он скажет Аллаху доброе и про них, ведь молитва шахида, павшего на пути Джихада, будет выслушана в первую очередь!

Машина, за рулем которой был моуллави Рахмани, выехала на Хайбер-роад и остановилась. Несущая убитых толпа приветственно взревела, в небо взметнулись черные флаги и портреты, на которых был он – моуллави Рахмани.

– Гнездо – всем группам Мосин. Гнездо – всем группам Мосин. Наблюдаю цель, возможно, особо важный объект. Цель движется направлением на юго-восток. Всем группам Мосин принять готовность один, повторяю – всем группам Мосин принять готовность один.

В зале боевого управления, расположенном в Багдаде, группа офицеров скопилась у большого монитора, на который давал данные спутник, один из спутников двойного назначения, вращающихся на орбите, он был размером с рейсовый автобус и носил имя «Легенда-26». Сейчас спутник находился в двух с лишним сотнях километров на границе Афганистана и Британской Индии, он медленно продвигался вперед, и его объективы отслеживали цели на земле. Широкополосный был направлен на Пешавар, отслеживая обстановку в городе, узкополосный отслеживал движение кортежа из двух машин, пробирающихся по улицам Хаятабада.

– Он свил гнездо у самой границы – недовольно заметил один из офицеров, – по нашим данным, он скрывается где-то в Тагмане.

– Еще бы… – заметил другой офицер, – этой информации два дня как минимум, а это все равно что миллион лет. Это умный парень, он никогда не ночует два раза в одном и том же месте…

– Я тоже стараюсь не ночевать два раза в одном и том же месте, – пошутил стоящий чуть позади основной группы майор, но его шутку никто не поддержал, и она погасла, как огонек свечи на сильном ветру.

– Мы можем определить номер его машины? – спросил старший по званию здесь полковник у сидевшего за пультом оператора.

– Попробую, господин полковник.

Изображение поплыло, становясь все размытее и размытее – нужно было сфотографировать машину, точнее, нужную ее часть на максимальном разрешении, а потом очистить картинку. Раньше все это делалось вручную и занимало время, теперь система глобальной слежки «Ермак» делала все сама, стоило только нажать на кнопку.

Изображение вернулось в свое нормальное состояние…

– Надо немного подождать, господин полковник, ракурс нехороший.

Полковник ничего не ответил…

Машина сворачивала на Шахра-роад.

– Господин полковник, вы только посмотрите, что делается! – крикнул один из операторов центра.

– Дайте изображение сюда. Держите машину под контролем.

– Есть.

Изображение сменилось. От того, что представляла собой Хайбер-Роад, кровь стыла в жилах, даже несмотря на то, что они находились в паре тысяч километров от этого места – все равно у многих побежали мурашки по коже. Те из русских, кто служил на Востоке, часто образовывали семейные династии, и у половины, находящихся в зале, здесь же служили отец, брат, дядя, дед. Они прекрасно представляли себе, насколько страшна толпа, но еще страшнее толпа на Востоке. Эти тысячи людей, что идут с черными флагами и несут на руках тела, – среди них есть десятки, сотни таких, как те, кто вчера стал шахидом. И это будет повторяться раз за разом.

Никто не собирался сдаться. Никто не собирался сложить руки. Но все равно было очень страшно.

– Да помилует их Господь… – негромко сказал кто-то, хотя вот этим помилование Господа как раз и не было нужно. Им нужно было, чтобы было «по их», и для этого они готовы были смести с лица земли все что угодно.

– Господин полковник, автомобильный номер! – громко сказал кто-то. – Михаил Евгений Сидор пять три пять, номера федеральных территорий. Записаны за Даудом Сингхом, торговец, другой информации по нему нет.

– Левые… – раздраженно бросил кто-то.

– Пробейте по базе, может, там еще что-то есть, – распорядился полковник, – выйдите на связь с Мосиным-один, пусть доложит о возможности работать.

Араб вдохнул полной грудью, задержал дыхание и резко выдохнул. Потом еще раз. С каждым вдохом он уменьшал количество вдыхаемого воздуха, но старался выдохнуть до конца. Его опыт подсказывал ему, что лишний кислород в крови весьма отрицательно сказывается на меткости выстрела.

– Наблюдаю цель. Автомобиль черный, марки «Даймлер». Медленно продвигается вперед.

– Дистанция?

– Две ноль восемьдесят, увеличивается.

Это был невозможный выстрел. Безумно дальний выстрел. Выстрел на грани возможного. Еще десять лет назад людей, которые решились бы на такой выстрел, можно было пересчитать по пальцам одной руки.

– Цель закрыта.

– Подтверждаю, цель закрыта.

В прицел Араба, поставленный на Х24, максимальное увеличение, попал пацан лет двенадцати. Он шел перед толпой, вышагивал гордо, что-то кричал, потрясая воздетой вверх рукой. Неизвестно, кто додумался пустить перед толпой двенадцатилетнего пацана, но зрелище было страшное.

Вырастет, и…

– Машина остановилась. Цель остановилась.

– Ждем… Дистанция?

– Два сто. Два сто три.

Там, в двух километрах от них, толпа окружила машину…

Он любил фокус. Простой фокус, который всегда проходил на ура. Он вышел из машины, держа руки в карманах, и тут же машина мигнула фарами и щелкнула защелками центрального замка, запираясь. В одном из его карманов лежал пульт дистанционного управления автосигнализацией, но для этих темных людей это было все равно что знамение Аллаха.

А тот, кто знал про автосигнализацию, помалкивал. Понимал, что нет ничего хуже, чем попасться на глаза разъяренной, жаждущей не правосудия, но крови толпе.

– Аллах акбар! – выкрикнул Рахмани.

– Аллах акбар!!! – тысячеустно громыхнуло в ответ.

Рядом был форт Бала-Хиссар, массивное, светло-бурое сооружение причудливой формы, во времена оные привлекавшее немало туристов. С одного из фортов, сверху, очень удобно было выступать…

– Цель исчезла. Цель ушла из зоны видимости.

– Да вижу… – досадливо сплюнул Бес, – он появится. Появится…

Нервы… Только спокойно. Нервы – лишнее для стрелка, только не нервничать. Спокоен, как лед, спокоен как скала. Время – всего лишь река, оно течет плавно, но неотвратимо. Течение само вынесет тебя туда, куда предопределено.

– Гнездо вызывает Мосина-один. Мосин-один, ответьте Гнезду.

Бес чертыхнулся.

– Гнездо, Мосин-один на приеме. Цель не видим, повторяю – цель не видим.

– Мосин-один, это Гнездо, цель подтверждена, у нас есть добро. Мы наблюдаем цель, она закрыта от вас и движется. Как только увидите цель – огонь по готовности.

– Гнездо, это Мосин-один, вас понял.

Ни о каких согласованиях с Генеральным штабом или даже с Его Величеством – об этом и речи быть не может, только в синематографе показывают, как во время специальной операции кто-то поднимает трубку и срочно требует на связь Президента или того пуще – Его Величество. Обвинительное дело моуллави Рахмани оформил Генеральный прокурор, после чего Священный Синод одобрил обвинение, а Верховный суд на закрытой сессии объявил Рахмани и всю его группировку вне закона. Это значило, что любой подданный имеет право и даже обязан убить объявленного вне закона на месте, как только ему доведется встретить его.

– Правоверные! Братья мои! – Толпа заволновалась. – Сегодня мы с вами предаем земле шестерых наших братьев, ставших шахидами на пути Аллаха! Но не считайте, что эти люди, принявшие смерть, мертвы! Нет, они живы! Пророк Аллаха, саллаллаху алейхи ва саллям, однажды сказал своим асхабам следующие слова: «Не считай же покойниками тех, которые были убиты во имя Аллаха. Нет, живы они и получают удел от Господа своего, радуясь тому, что Аллах даровал им по милости Своей, радуясь тому, что нет причин для страха и печали у тех, которые еще не присоединились к ним. Они радуются милости и щедрости Аллаха, тому, что Аллах не оставит верующих без награды, которую они заслужили»[18]. Кто из нас, ничтожнейших рабов Аллаха, посмеет усомниться в этих словах?!

– Аллах акбар! – взревела толпа.

– И сказано также в великом Коране: «Пусть сражаются во имя Аллаха те, которые покупают будущую жизнь в этом мире. Тому, кто будет сражаться во имя Аллаха и будет убит или победит, мы даруем великое вознаграждение»[19]. Возрадуемся же за наших братьев, правоверные, ибо они уже в раю и осыпаны милостями Аллаха! Аллах акбар!

– Аллаху акбар!

– Сам Пророк, саллаллаху алейхи ва саллям, со всей искренностью души желавший стать шахидом на пути Аллаха, неоднократно говорил: «Я бы принимал участие во всех военных операциях, не оставаясь в стороне ни от одной из них, если бы не опасение за то, что моей общине придется туго. Я бы желал стать шахидом на пути Аллаха, чтобы затем неоднократно, будучи воскрешенным, вновь принять смерть шахида!»[20]

– Не думайте, что Всевышний не видит наших бед и несчастий, то, что вы прозябаете в нищете и многие из вас даже не имеют средств на то, чтобы совершить хадж. Это – наказание за то, что долгие годы мы жили, склонив головы, как животные, под ярмом безбожников и многобожников! Но тех, кто ступил на путь Аллаха и идет по нему, ждет великая награда, ведь сказано: «Сегодня ночью я увидел во сне двух людей. Подойдя ко мне, они помогли мне взобраться на дерево, а затем привели в какой-то дом. Дом тот был невиданной мною красоты и богатства. Потом те два человека сказали мне: «Этот несравненный дом является дворцом шахидов»[21]. Такой дворец готов принять всех павших на пути Аллаха! Аллах акбар!

– Дальность.

– Две ноль девяносто восемь. Он неподвижен.

– Ветер?

– Почти безветрие. Около нуля.

Хоть это…

Араб еще раз посмотрел на баллистический калькулятор, входящий в стандартное оснащение прицела «BORS», чтобы еще раз убедиться, что остальные поправки – на давление, на высоту над уровнем моря, на перепад высоты между стрелковой позицией и целью – он ввел правильно. Все это он ввел заранее, потому что это были неизменные величины.

– Мосин-один, это…

Бес вырубил рацию.

– Огонь по готовности. Давай.

Араб досчитал до трех, и когда моуллави Рахмани замер в неподвижности с выброшенной вверх и вперед рукой, указывающей в сторону ненавистной ему Русни, – он как раз призывал собравшихся последовать примеру уже павших, идти и искать смерть шахида на севере, – Араб выстрелил…

То, что произошло, запомнили все. Разогретая фанатичными, страстными призывами одного лишь человека, пророка двадцать первого века, призывающего к новому Джихаду, к великим походам и великой крови, толпа внимала сказанному как посланному свыше откровению. И человек этот, одинокая, одетая в белое, подсвечиваемая восходящим солнцем фигурка на каменном форте с многовековой историей, и вправду казался новым мессией, который выведет этот затравленный, униженный народ из многолетнего рабства. И вдруг человек этот начал падать в ореоле света и брызгах крови, он упал на зеленую траву под стенами форта и покатился по ней – и толпа издала один слитный выдох. А потом началось страшное: кто-то бросился к павшему на пути Джихада пророку, и то, что Джихад этот был джихадом слова, было уже неважно. Сильные руки подхватили изуродованный труп с вырванной крупнокалиберной пулей грудной клеткой и понесли над толпой. Без савана, безо всего люди несли изуродованный труп на кладбище, по пути грабя, поджигая и убивая. Его так и похоронили – без надлежащего савана, в одной из могил, – могилы копали для шестерых, но похоронили семерых. Люди плакали, не стесняясь слез, орали, выкрикивали ругательства и проклятья, потрясали сжатыми кулаками. Многие измазались в крови нового пророка, а кто-то всеми силами старался протолкаться вперед, чтобы омочить хоть палец в крови убитого и провести этим по своей одежде и по головной повязке – шахаде, принимая на себя, таким образом, месть. Не меньше сотни человек затоптали насмерть, толпа катилась по улицам, оставляя за собой затоптанных и искалеченных. А потом кто-то крикнул: бей! – и толпа, страшная в своей слепой ярости, ринулась убивать. Англичан здесь почти уже не было, но тем немногим, кто рискнул остаться, суждено было испытать всю силу слепой ярости толпы, и то, что у многих были дробовики, винтовки, и даже автоматы и пулеметы, мало что могло изменить. Бросились грабить и убивать в центре, там было несколько отелей и мест, в которых собирались иностранцы, в основном журналисты. Страшная смерть ждала застигнутых стихией полицейских – кого-то затоптали насмерть, кого-то разорвали на куски, кого-то заживо сожгли. А кто-то бросился грабить и убивать богатые кварталы, в основном военные, и наткнулся там на шквальный автоматно-пулеметный огонь. Солдаты и офицеры, бывшие крестьяне и их угнетатели, стояли в одном строю, выпуская пулю за пулей во взбунтовавшийся город, потому что отлично понимали: эти – не пощадят, и бывшие крестьяне понимали это лучше других. Разграбили все лавки в центре города, потом пошли по окраинам, изнасиловали и растерзали всех женщин, которые рискнули в тот день появиться на улицах города без паранджи, и даже некоторых, кто рискнул появиться на улице в парандже. Ненависть, копившаяся десятилетиями злоба, сдетонировала, как пороховой погреб линкора, – и на улицах Пешавара, считай за час с небольшим, воцарился настоящий ад.

Конец ознакомительного фрагмента.