Разгром. Глава 2. Об окопах и траншеях (Виктор Суворов, 2009-2016)

Давайте сразу признаем, что Первая мировая война была бестолковой. Грязи много, крови много, толку мало. Самоистребление наций. Самоубийство Европы.

В результате Первой мировой войны рухнула Российская империя. На черепки разлетелась. Со звоном. Прямо как глиняный горшок – с воза да на булыжник.

Вскоре подломились ноги у Германии и Австро-Венгрии.

Завершилась война разрухой, голодом, безобразиями толпы, переворотами и революциями, падением нравов, взрывом преступности и бандитизма, массовой проституцией, эпидемиями тифа, холеры, сифилиса, небывалым размножением крыс и вшей. В трех великих империях был напрочь разрушен механизм государственной власти. Улицы городов кишели безногими инвалидами, наглыми беспризорниками, нищими, дешевыми шлюхами, мелкими ворами, шулерами и аферистами. И не выходи ночью под разбитые фонари.

Былое величие было поругано, оплевано, втоптано в грязь и в кровь.

Кстати, Франция тоже была весьма близка к этому. Ей крупно повезло. Под самый победный финал во Франции высадились американские войска. Они были той самой последней соломинкой, которая переломила хребет германскому верблюду. Вслед за солдатами на Европейский континент ринулись американские бизнесмены. Был бы спрос, будет и предложение. А спрос был колоссальным. Европейский рынок бурлил и засасывал в себя всё, словно водоворот вслед тонущему дредноуту. Американскому бизнесу раздолье: Европа хватает все!

Случилось так, что Францию быстро насытили хлебом, маслом, сахаром и мясом. Нет голода – нет и революции. Кроме того, холопам радость: мы победили! Не было бы американской тушенки – была бы революция. Порезвились бы. Снова на потеху толпе началось бы публичное отсечение голов на площади Согласия.

Но в 1918 году Францию пронесло.

А Британии было и того лучше: и радость победы, и тушенка американская. Главное – войны не было на британской земле. Не было разрухи. Вдобавок ко всему, британские войска возвращались домой без оружия. Перед тем, как солдата посадить на корабль, у него отбирали винтовку и патроны. На всякий случай.

Но даже и в Британии после Первой мировой войны чуть не полыхнуло. Чего стоит одна только Всеобщая стачка 1926 года, крупнейшая забастовка в истории Британии, длившаяся десять дней, когда встал весь транспорт, остановились заводы и шахты, закрылись магазины, лечебницы, школы, когда озверевшая толпа ринулась на улицы.

России не повезло больше всех. Наш солдат, как и миллионы его собратьев, бросив окопы, пошел домой, не забыв винтовку с патронами. Тащить ее неудобно. Длинная. Потому наш находчивый солдат при первой возможности из винтовки делал обрез.

Делалось это так. Приклад отпилить. Это проще всего. Затем надо отпилить кусок ствола. Это труднее. Сталь, из которой делают стволы, особо прочная. После этого на обрубок ствола надо насадить новую мушку. Для этого выплавляли свинец из пули и капельку расплавленного свинца капали на кончик ствола. Если она попадала неправильно, то, как капле и положено, скатывалась. А та, которая капнула правильно, застывала.

Вот и все. Можно начинать Гражданскую войну.

И она полыхнула так, что Первая мировая со всеми ее ужасами показалась прекрасной сказкой.

Отчего же такой итог?

Отчего Первая мировая война имела столь странное течение, столь печальный финал и столь жуткие последствия?

Оказалась она совсем не такой, какой ее представляли и планировали в высоких кабинетах. Стратеги всех стран ошиблись. Никто из них такой войны не желал, к такой войне не готовился. Никто не предполагал и не предвидел, что война выльется в многолетнюю тупую бойню. Все готовились к другой войне.

Противника можно сокрушить или измотать. Соответственно этому, существует стратегия сокрушения и стратегия истощения, измора. Это как бой на ринге. Тут два варианта. Либо подцепил левой вражью челюсть, и враг, громыхнув зубами, отлетел в дальний угол под канаты. Либо два огромных потных вонючих мужика в изнеможении наваливаются друг на друга. Ноги у обоих подкашиваются. То один другого в спину перчаткой ткнет, то другой ответит. На большее сил нет. Если один упадет, то и другой не устоит, ибо опоры лишится.

Кроме этих двух вариантов может возникнуть огромное количество самых разнообразных сочетаний и комбинаций, но все они будут лишь вариациями стратегий истощения или сокрушения.

Генералы любят стратегию сокрушения. И не только потому, что это красиво. Дело в том, что война не любит продолжительности. Это изрек мудрый китаец Сунь Цзы пару тысяч лет назад. Затяжная война изматывает армию и население страны, разоряет экономику, истощает казну, ведет к моральной деградации, к разрушению устоев общества. Потому лучше побеждать врагов решительно и быстро. Не затягивая.

Со времен Франко-прусской войны 1870–1871 годов в штабах крупнейших европейских стран готовили планы сокрушения противника, но Первая мировая война в конечном итоге оказалась войной на истощение. Генералы готовились к решительным маневрам, но после короткого периода маневренной войны все армии попали в глухой беспросветный позиционный тупик. Хозяином на поле боя стал пулемет. Он изрыгал столько огня, что мог остановить любые массы наступающей пехоты и кавалерии. Тот, кто не успевал укрыться от его губительного огня, погибал.

Справедливости ради надо добавить, что пулеметам весьма успешно помогали магазинные винтовки. В своем развитии стрелковое оружие перешагнуло тот проклятый рубеж, когда на заряжание уходило больше времени, чем на прицеливание. Теперь стрелок вел точный огонь на сотни метров, при этом на перезаряжание винтовки уходили секунды. Это давало возможность обороняющимся стрелкам даже без пулеметов истреблять и останавливать превосходящие массы наступающих противников.

А еще появились скорострельные полевые пушки, которые своим огнем разбивали и разгоняли любые незащищенные скопления войск.

Спасение можно было найти только в земле. Безо всяких команд и указаний все армии вдруг остановились. Вопреки генеральским планам и замыслам. Наперекор диспозициям и приказам мудрых штабов. Солдаты всех воюющих армий, не дожидаясь приказов, начали зарываться в землю. По обе стороны фронтов происходило одно и то же. Процесс пошел. Окопы соединили траншеями, а траншеи – ходами сообщения. Перед траншеями натягивали колючую проволоку. За первым рядом траншей отрывали второй ряд. За ним – третий. Потом – и четвертый…

Выбить противника из траншей могли только гаубицы. И они свирепствовали. Ответом на их злобный лай было дальнейшее развитие системы окопов и траншей. Армии еще глубже зарывались в землю, наращивали брустверы, укрепляли крутости траншей хворостом, жердями, досками, устраивали водосборные колодцы, перекрывали участки траншей бревнами и засыпали их сверху землей, рыли новые окопы, плели новые колючие сети, усиливали блиндажи и убежища вторым накатом бревен, третьим, седьмым, двенадцатым…

В Первую мировую войну и немцы, и русские, и французы, и австрийцы вошли с радостным предвкушением быстрого сокрушения своих противников. Но Его Величество Пулемет охладил пыл всех любителей быстрых блистательных побед. Пулемет остановил всех наступающих, всех успокоил. Короткий период маневрирования сменился бесконечно долгим, на четыре года, стоянием на месте. На Западном фронте без перемен. И на Восточном тоже.

Великолепные стратегические замыслы не сбывались, сражения распадались на тысячи, десятки и сотни тысяч мелких затяжных боев в разных местах. Стратегия выродилась в бесконечные стычки, в которых гибли миллионы, но никому никакой пользы от этих стычек не было. Грубо говоря, война превратилась в солдатский мордобой. Талантливые стратеги ощутили себя биржевыми воротилами на блошином рынке: их знания, их талант и опыт тут применения не находили. Тут другие масштабы, другие правила и законы.

Все это привело к многолетнему безнадежному жестокому и бессмысленному кровопролитию: кто дольше выдержит.

Первая мировая война велась солдатами, унтерами и младшими офицерами в траншеях, а генералам на той войне никак не находилось работы. Ситуация наподобие той, когда пророк забрался на бочку и зовет человечество объединить усилия для достижения великой цели, а мимо валит равнодушная толпа: у каждого свои заботы. Так было в Первой мировой войне: солдаты рубили, кололи, резали друг друга, не зная, что кто-то где-то в высоком кабинете рисует красивые стрелки прорывов и охватов. Война по существу шла без участия генералов. Все генеральские расчеты и планы тут же увязали в непролазной грязи изрытых воронками полей.

Еще в самом начале ХХ века в ходе Русско-японской войны возникло понятие сплошного фронта. Он представлял собой оборонительный рубеж, на всем протяжении занятый войсками, прикрытый огнем и инженерными заграждениями. Первый пример: в 1905 году сплошной фронт 3-й армии (российской) простирался на 155 км.

В ходе Первой мировой войны десятки километров сплошного фронта превратились в тысячи. Колючая проволока ставилась в десять, двадцать, а то и в пятьдесят рядов, а за теми рядами – первая траншея, вторая, за ней третья, и далее до бесконечности.

В ноябре 1915 года по первой траншее Русской армии можно было пройти от Балтийского моря до Чёрного. По первой траншее Германской армии на Западном фронте можно было пройти от побережья Северного моря до границ Швейцарии. И по британско-французской – тоже. Все воюющие армии устраивали в глубоких норах командные пункты и госпитали, склады боеприпасов и церкви, кухни, пекарни, прачечные, электростанции и пункты водоснабжения, туалеты, сапожные мастерские, узлы связи, почтовые отделения, бани, дома (вернее – блиндажи) терпимости и все остальное, без чего не может функционировать здоровый армейский организм.

Однажды мне попался снимок германских позиций времен Первой мировой войны, сделанный с французского аэроплана. Это нечто невообразимое: настоящая паутина траншей от переднего края и на много километров в глубину. Все это изрыто воронками многолетнего артиллерийского разгула. Артиллерия свирепствовала, но проломить такую оборону было невозможно.

И вот вопрос: почему никто не высмеял Жукова после того, как он вписал в свой эпохальный шедевр очевидную глупость о том, что высшее руководство Красной Армии слепо цеплялось за опыт Первой мировой войны и готовилось вести войну по старым рецептам?

Покажите мне, непонятливому, ту несокрушимую советскую оборону 1941 года от моря до моря, с траншеями в десять – пятнадцать рядов, с непролазной колючей проволокой, с блиндажами и убежищами, с подземными командными пунктами и узлами связи, с лазаретами и прачечными, с сортирами под перекрытием в пять накатов и землянками политпросвещения вместо походно-полевых домов терпимости. Покажите мне оборонительный рубеж, который на всем его протяжении занят войсками, прикрыт огнем и инженерными заграждениями. Пусть не от Балтики до Чёрного моря, и пусть даже не в 1000 километров, не в 500, и не в 100. Покажите мне хоть где-нибудь сплошной оборонительный рубеж, ну хотя бы в 10 километров, занятый войсками, которые изготовились к отражению вражеского наступления.

Весной 1941 года Красная Армия свои оборонительные позиции колючей проволокой не оплетала. Да она и не возводила никаких позиций. А все, что возвели ранее, было к лету 1941 года брошено за ненадобностью, засыпано землей и поросло бурьяном. Колючая проволока была только на границе, и была это не армейская проволока, а чекистская. Но пограничники ее борзо снимали и сматывали.

И с траншеями та же картина. Пусть кто-нибудь из историков назовет мне номер хотя бы одной советской стрелковой дивизии, которая накануне нападения Германии отрыла траншеи полного профиля и заняла оборону. Пока никому не удалось отыскать ни одной советской армии, ни одного корпуса, ни одной дивизии, ни одного полка, которые бы накануне войны с Германией сидели в траншеях. Из этого следует, что ни один командующий армией, ни один командир корпуса, дивизии, полка и ниже за опыт Первой мировой войны не цеплялся.

Мало того, Полевой устав (и ПУ-36, и ПУ-39), Боевой устав пехоты (БУП), Наставление по инженерному обеспечению операций и все остальные документы, которыми руководствовались войска и штабы, не только не рекомендовали отрывать траншеи, но и прямо это запрещали. Одиночная или парная стрелковая ячейка – вот основа обороны, но только на короткое время и только на второстепенных направлениях. Теоретически. А на практике в большинстве стрелковых частей у солдат даже и лопат не было. В боевых документах, в генеральских мемуарах и в рассказах ветеранов повторяется один и тот же сюжет: когда припекло, пехота рыла траншеи касками. У саперов лопаты были, а вот у пехоты, которая под огнем окапывается, – не было.

Как все это связать с канонизацией опыта Первой мировой войны и подготовкой к ведению войны по старой схеме?

В 1920–1930-х годах выдающейся военный историк и теоретик стратегии Александр Андреевич Свечин предлагал встретить вражеское вторжение обороной, выбить танки противника, перемолоть его дивизии, дать противнику выдохнуться, растратить резервы, топливо, боеприпасы, растянуть коммуникации и только после этого переходить в контрнаступление.

Свечин рассуждал просто. Вот на тебя прет свирепый буйвол, но у тебя – хижина. Запри дверь перед ним! Пусть он рогами в дверь врубится! Пусть увязнет! И вот тогда – твое время! А бежать ему навстречу, даже с вилами или с топором, не стоит. Можно нарваться. Наступать на врага можно, если он слаб. Или спит. Но если силен и наступает сам, то его следует встречать обороной, непроходимой и непробиваемой.

Казалось бы, мудрость-то в чем? Нужно ли быть стратегом, чтобы такие вещи понимать? Достаточно было посмотреть фильм «Чапаев» – вернее, самый зрелищный и самый драматичный его эпизод: могучей поступью под барабанную дробь идет враг, сильный, обученный, дисциплинированный, уверенный в себе и в победе. Над вражьими рядами плещется на ветру черное знамя с серебряным черепом. Стоит ли бросаться на врага в этот момент?

Нет, не стоит. Анка-пулеметчица подпускает врага все ближе и ближе, а потом с предельно короткой дистанции убийственным огнем дробит боевой порядок супостата. И только после того, как враг дрогнул, когда планы его нарушены, а боевые порядки смяты, из-за холма на лихом коне во главе кавалерийской лавины вылетает Чапаев Василий Иванович и творит разгром.

Свечин предлагал именно так действовать в большой войне.

Бездарный лизоблюд и карьерист Тухачевский обвинил Свечина в пораженческих настроениях, в пособничестве врагу. Тухачевский развернул садистскую травлю Свечина и всех, у кого была смелость вспоминать об обороне. Тухачевский возглавил дикую свору таких же, как он сам, безграмотных, узколобых злобствующих клеветников. На мудрого теоретика Свечина, который осмелился смотреть правде в глаза и иметь собственное мнение, обрушился поток оскорблений, наветов и доносов в ОГПУ – НКВД: мол, Свечин намерен отдать инициативу в руки врага, а это стратегическое вредительство!

В результате в 1930 году Свечин был арестован, но отпущен, затем, в 1931 году, арестован повторно, осужден на 5 лет лагерей, в 1932 году снова освобожден (и даже вернулся на военную службу), 30 декабря 1937 года опять арестован, обвинен в участии в контрреволюционной организации и в 1938 году расстрелян на полигоне «Коммунарка».

В 1937 году расстреляли и Тухачевского, но формальным поводом для этого стало сфабрикованное дело об антисоветской троцкистской военной организации, готовившей насильственный захват власти в СССР, а не вредительские теории и действия Тухачевского, прямо подрывающие боеспособность Красной Армии. В результате безумные теории Тухачевского не получили должной критической оценки; у него нашлись подражатели и продолжатели. Главным из них был Жуков: наступать! наступать! наступать!

И только Гитлер, нанеся сокрушительный удар, заставил руководство СССР опомниться. 15 июля 1941 года пал Смоленск. В этом районе Западная Двина и Днепр текут параллельно – грубо говоря, с востока на запад, образуя своеобразный «коридор» на Москву. Потом Двина резко поворачивает на север, Днепр – на юг. Двина и Днепр – мощные водные преграды и естественные оборонительные рубежи, на которых при грамотном руководстве можно было остановить любое вторжение. И только в районе Смоленска остается беспрепятственный с географической точки зрения проход к Москве. В стратегии этот район именуется Смоленскими воротами. Падение Смоленска во все века означало, что противник «вышиб дверь», и путь на Москву открыт.

Именно это случилось летом 1941 года. Не прошло и месяца с момента нападения Германии, а враг уже стоял у ворот столицы, и на его пути не было ни крупной реки, ни канала, ни укрепленного района, пусть даже недостроенного или брошенного. Руководство Красной Армии отреагировало на такое развитие событий правильным решением.

Была издана директива Генерального штаба о переходе к прочной обороне. И если бы в той обстановке эта директива была выполнена и на занимаемых рубежах была создана глубокоэшелонированная оборона, глубокого прорыва противника к Москве не случилось бы. Но от войск постоянно требовали предпринимать частые наступательные действия, которыми они изматывали не столько противника, сколько себя. (Красная звезда. 1 декабря 2006 г.)

Тут у нас целая охапка вопросов.

Отчего же директива о переходе к прочной обороне была издана только 15 июля? Отчего ее не издали 22 июня, сразу после нападения Германии? Отчего такую директиву не издали 21 июня, когда, как уверяет Жуков, у него отпали все сомнения, и ему стало ясно, что нападения не миновать? Отчего такую директиву не издали 1 февраля 1941 года, в день, когда Жуков принял должность начальника Генерального штаба?

И если, в конце концов, ее издали 15 июля, то какой же идиот требовал от войск «предпринимать частые наступательные действия, которыми они изматывали не столько противника, сколько себя»? И как на такие действия реагировал начальник Генерального штаба генерал армии Жуков, если видел, что его директиву кто-то осмелился не выполнять?

Жуков на это никак не реагировал, ибо сам, лично, срывал выполнение собственной директивы. С одной стороны, директива Жукова требовала от армии зарыться в землю. С другой стороны Жуков продолжал слать в войска приказы на контрнаступление: давай-давай! Ура! Вперед!

И даже после того, как Сталин выгнал Жукова из Генштаба (по причине полной профессиональной непригодности для работы в штабах) и отправил под Ельню, сей «великий стратег» занимался тем же – гнал свои дивизии, корпуса и армии в самоубийственные атаки:

Как и в начале войны, все имеющиеся и подходящие резервы использовались не для наращивания глубины обороны, а для усиления соединений первого эшелона и проведения контратак и контрударов, которые в условиях господства противника в воздухе и слабого огневого обеспечения не давали положительных результатов. (Красная звезда. 1 декабря 2006 г.)

Если боец с винтовкой или пулеметом идет в атаку, то тело его полностью открыто для пуль и осколков. Он не может нести на себе много боеприпасов, он запыхался и выбился из сил, он ведет огонь с ходу или с короткой остановки (то есть не прицельно). Он ведет огонь по целям, которые видны плохо или вообще не видны. За каждым новым бугорком для него открывается совершенно новая картина, которую нужно охватить взглядом, оценить и принять решение. Под убийственным огнем.

А тот, кто сидит в траншее, имеет боеприпасов в достатке. Его тело укрыто от пуль и в значительной степени – от осколков. Ему не страшен танк: он пройдет над окопом, обвалит стенки в одном месте, и только. Боец, сидящий в траншее, ведет прицельный огонь. У него много сил, дыхание ровное, местность перед ним знакомая, расстояние до местных предметов промерено…

Тот, кто сидит в траншее, может использовать пулеметы. У него неиссякаемый запас патронов, и он косит вражескую пехоту целыми батальонами. А наступающие тащат пулеметы на себе. И запас патронов. А пулеметы страшно тяжелые. Пулемет сначала надо установить. Пока установишь, враг тебя в решето превратит. В немецких архивах во Фрайбурге[9] хранятся жуткие документы о многочисленных случаях помешательства немецких пулеметчиков на Восточном фронте: скосил Ганс сто Иванов, еще сто, и еще, а они все лезут и лезут. Это не война. Это – безумие. От жуковского безумия у немцев мозги набекрень съезжали.

На Синявинских высотах под Питером, например, похоронено 128390 советских бойцов и командиров. Казалось бы, потери незначительные. для Красной Армии положить 128 тысяч мужиков в одной операции было обычным делом. Мы за ценой не постоим. А бабы новых нарожают. Однако даже газета «Красная звезда» (11 декабря 2001 года) признаёт, что учли и похоронили тут только малую толику погибших; кости остальных мусором по окрýге валялись.

У немцев тут оборонялись два полка 28-й легкой пехотной дивизии. Полки под огнем зарылись в землю. Немцы, как в Первой мировой войне, отрыли окопы, траншеи, ходы сообщения, возвели блиндажи и деревоземляные огневые точки, обшили траншеи бревнами, перекрыли сверху участки траншей, превратив их в подземные галереи, замаскировали, прикрыли подступы колючей проволокой и минными полями, построили ложные огневые точки и огневые позиции ложных батарей.

А русские все перли и перли. В 1941-м, 1942-м, 1943-м году. А немцы их косили и косили. То-то у немецких пулеметчиков крыша ехала от такой работы.

Так ведь если бы так было только на Синявинских высотах!

Парадокс заключался в том, что в 1941 году наступавшая германская армия била Красную Армию обороной. Встретив сопротивление, немцы немедленно останавливались и отрывали окопы и траншеи, действуя по принципу «пот бережет кровь»:[10] лучше отрыть десять метров траншеи, чем метр могилы. А Красная Армия под водительством гениального Жукова каждый раз бросалась на рожон.

Выбив советские танки огнем с места (то есть методом Анки-пулеметчицы) и перемолов пехоту, немцы без сопротивления шли дальше. Снова встретив сопротивление, тут же останавливались, зарывались в землю, и все повторялось с самого начала.

Красная Армия располагала всеми преимуществами обороны, но она два года губила себя наступлениями и контрнаступлениями.

Но жизнь все же кое-чему учила советских военачальников.

13 октября 1941 года перед лицом надвигающейся катастрофы Сталин приказал сформировать 10 (десять!) саперных армий, укомплектовать их рабами ГУЛАГа, а во главе поставить лагерных вертухаев высшего ранга.

10-й саперной армией, например, командовал старший майор госбезопасности М. М. Мальцев. (Старший майор ГБ носил ромб в петлицах и соответствовал по званию армейскому комбригу.)

3-й саперной армией командовал знаменитый строитель всех сталинских каналов от Беломорско-Балтийского до Волго-Донского[11], заместитель начальника ГУЛАГа старший майор ГБ Я. Д. Рапопорт.

Не завершив формирование, саперные армии вгрызлись в землю. Они построили неисчислимое множество блиндажей, огневых сооружений, позиций артиллерии, укрытых наблюдательных и командных пунктов, установили проволочные и минно-взрывные заграждения небывалой протяженности, отрыли тысячи километров траншей и противотанковых рвов от Архангельска до Астрахани во много рядов. Это и позволило остановить немцев у стен Москвы в декабре 1941 года.

А потом началось советское контрнаступление, которое снова обернулось для Красной Армии кровавым финалом. Даже «Красная звезда» (1 декабря 2006 г.) вынуждена признать:

К сожалению, в последующем зимнем наступлении в январе – марте 1942 года наши поспешные, не подготовленные наступательные операции не давали должных результатов и вызвали неоправданно большие потери.

Жаль, что «Красная звезда» не назвала имя того советского полководца, который гнал на убой сотни тысяч бойцов и командиров в этих «поспешных, не подготовленных наступательных операциях, которые не давали должных результатов и вызвали неоправданно большие потери». И если на такие действия этого полководца толкал глупый Сталин, то куда в этом случае девалась хваленая принципиальность означенного «гения стратегии»?

Весной 1942 года с грохотом и большой кровью провалилась еще одна грандиозная наступательная операция советских войск в районе Харькова. В результате на южном фланге советско-германского фронта возникла гигантская пробоина, не занятая войсками Красной Армии. В этот пролом ринулись германские армии. Путь к Волге и на Северный Кавказ был открыт.

Жизнь вновь заставила Красную Армию вспомнить об обороне. В конце лета 1942 года на подступах к Сталинграду строились четыре оборонительных обвода: внешний, средний, внутренний и городской. В изнурительных боях советские войска измотали противника и только после этого перешли в контрнаступление. И одержали грандиозную победу, слава которой не померкнет в веках.

На следующий год на Курской дуге Центральный и Воронежский фронты возвели по 5–6, один за другим, оборонительных рубежей. Позади войска Степного фронта возвели еще один рубеж обороны, а за ним по левому берегу Дона был построен Государственный рубеж обороны. Общая глубина инженерного оборудования местности достигала 250–300 километров. Проломить такую оборону (при условии грамотного руководства и стойкости обороняющихся войск) было невозможно даже теоретически.

Вот бы в 1941 году иметь хотя бы половину или даже треть такой обороны!

Опыт войны показал, что Свечин был прав. В 1943 году советское командование преднамеренно отдало инициативу противнику: наступайте, ребятки, посмотрим, что у вас получится. Мы вас, наступающих, как Анка-пулеметчица, растерзаем, потом разгром учиним.

Жуков после войны бахвалился: это я Сталину подсказал, как надо было действовать в 1943 году! Встречать врага обороной!

Решение действительно мудрое. Только где была эта мудрость в 1941 году? Уж слишком поздно она проявилась. Два года дурацких наступлений на сильного противника обескровили страну и армию, потому на третий год пришлось думать головой. Вот тогда Жуков – а, вернее, кто-то другой в Генеральном штабе – и вспомнил про теории Свечина: а почему бы в оборону не встать, не отдать бы инициативу в руки врага, не выбить его танки, не обескровить его в изнурительных боях, а уж потом самим перейти в наступление?

Так и сделали. В результате германским танковым войскам раз и навсегда переломили хребет и отучили их наступать.

А мудрость Свечина Жуков выдал за свою собственную.

Первая мировая война была жуткой, тупой, беспросветной мясорубкой, однако полученный опыт создания непроходимых оборонительных рубежей стал бесценным. В 1930-х годах следовало ту оборону изучать и делать выводы. Следовало отбросить ненужное и добавить то, чего требовало время. Окопы и траншеи Первой мировой войны выдержали экзамен на прочность. Следовало только подходы к ним прикрыть противотанковыми и противопехотными минными полями, добавить войскам зенитной и противотанковой артиллерии. А в остальном ничего плохого (если мы намерены защищать свою землю) в том опыте не было. Царь Николай, каким бы глупым его не рисовали, германца к Ревелю, Смоленску, Киеву, а уж тем более к Москве, Севастополю и Петрограду не пустил.

Но даже если в ходе Второй мировой войны у пехоты вдруг не оказалось бы ни мин, ни противотанковых пушек, выкурить ее из траншей, окопов и блиндажей вовсе не так просто. Что в 1941 году изменилось в сравнении с временами Первой мировой войны? Авиация перешла на принципиально новый уровень развития, появились танки в больших количествах. Но ни танки, ни авиация особого вреда войскам, которые зарылись в землю, причинить не способны.

Не оттого случился разгром 1941 года, что Красная Армия цеплялась за опыт Первой мировой войны и слепо ему следовала, а оттого разгром произошел, что опыт Первой мировой войны, опыт обороны в стратегическом масштабе был отвергнут, осмеян, оплеван и забыт.

Если бы в руководстве Красной Армии держались за тот опыт, то у солдат летом 1941 года были бы лопаты. Уж этого-то добра в социалистическом отечестве на великих стройках коммунизма хватало. Если бы держались за опыт Первой мировой войны, если бы его канонизировали, то германская армия 22 июня 1941 года уперлась бы в несокрушимую оборону. И косили бы русские немцев так, как немцы косили их на Синявинских высотах.

В 1943 году Красная Армия в чистом поле под огнем противника за три месяца создала оборонительные рубежи, опираясь на которые, смогла отразить сверхмощные удары германских войск, на вооружении которых были тяжелые танки. Прикинем, какую оборону можно было бы возвести не за три месяца, а за два десятка лет, с 1920 по 1941 год.

На войне противник все видит, все подмечает, огнем мешает работам, и технику инженерную на переднем крае использовать невозможно. Все руками приходится делать. А вот если бы от опыта Первой мировой не отказались, то строили бы оборону в мирное время, вне соприкосновения с противником, с использованием самой современной инженерной техники. И было бы два сплошных фронта от моря до моря – вдоль старой границы и вдоль новой.

Если в 1943 году германская армия не смогла проломать возведенную за три месяца оборону даже тяжелыми танками, то как бы она ухитрилась в 1941 году прорвать оборону, возведенную упорным трудом за двадцать лет и танков тяжелых не имея?

Накануне германского вторжения в Советском Союзе не готовились и даже не планировались оборонительные операции фронтового или стратегического масштаба. Мало того, этот вопрос не рассматривался даже и теоретически.

В 1940 году в Советском Союзе было только три генерала с пятью звездами в петлицах: Жуков, Мерецков, Тюленев. Тюленева Сталин знал еще со времен Гражданской войны. И вот в декабре 1940 года на совещании высшего командного состава встает генерал армии Тюленев и заявляет, что теории обороны у нас нет (Накануне войны. Материалы совещания высшего руководящего состава РККА 23–31 декабря 1940. С. 209).

Через две недели после этого Сталин назначает Жукова начальником Генерального штаба, еще через две недели Жуков вступает в должность. Судьба дала ему уникальную возможность исправить ситуацию.

По рассказам Жукова, Сталин страшно боялся войны. Кроме того, старый боевой товарищ Сталина генерал армии Тюленев открыто, в присутствии всего высшего командного состава Красной Армии заявил, что в Красной Армии оборона в стратегическом масштабе не рассматривалась даже теоретически.

Вот бы Жукову и воспользоваться моментом.

Вот бы и подсказать Сталину, что надо делать, где спасения искать.

Вот бы Жукову сделать хоть что-нибудь! И в теоретическом плане, и в практическом.

Вот бы приказать своим подчиненным в Генеральном штабе, в штабах военных округов и армий готовить варианты оборонительных операций и контрударов.

Вот бы объявить конкурс среди преподавателей и слушателей военных академий на простую, четкую и толковую теорию оборонительной войны.

Вот бы приказать войскам рыть траншеи и окопы. С февраля 1941 года и до германского нападения успели бы нарыть куда больше, чем на Курской дуге.

Что же делал Жуков?

Для обороны страны – ничего.

А после войны обвинил весь высший командный состав в непонимании сути войны: «они», мол, войну не так готовили.

Красную Армию оплевывали прощелыги всех родов и оттенков. Над ней глумились негодяи всех мастей и рангов. Однако никому не пришло в голову высмеивать ее за то, что она, слепо следуя опыту Первой мировой войны, к лету 1941 года заплела колючей проволокой, словно паутиной, Карелию, Прибалтику, Белоруссию, Украину и Молдавию, отрыла тысячи километров траншей, возвела сотни тысяч огневых точек и блиндажей.

Ибо не было этого!

До этого додумался только Жуков. Но обвинения Жукова необоснованы и глупы. Жуков явно не знал, что представляла собой Первая мировая война, рассказов боевых товарищей не слушал, кинохронику не смотрел. И Ремарка не читал.

Сегодня в России, в том числе на государственном уровне, много говорят о необходимости защиты исторической правды о Второй мировой войне от любых попыток искажения и извращения. В 2009–2012 годах в стране работала даже специальная Комиссия по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России, созданная при Президенте Российской Федерации. Все это правильно. Давно пора ударить по негодяям и проходимцам всех мастей, которые клевещут на свою армию и свой народ. Начинать надо, конечно, с мемуаров Жукова. Заявления Жукова и его многочисленных соавторов о том, что «многие из тогдашних руководящих работников Наркомата обороны и Генштаба слишком канонизировали опыт первой мировой войны», – это искажение исторической правды и злостная клевета на Красную Армию.

Генерал армии Гареев, яростный защитник Жукова и Тухачевского, сообщает о ситуации в 1941 году следующее:

Не были выполнены даже первоочередные инженерные работы. Ведь еще в 1930-е годы те же идеологи выдвинули лозунг, что траншейная система – это пережиток Первой мировой войны. Дескать, для революционного солдата траншеи не нужны. (Красная звезда. 1 декабря 2006 г.)

Досадно, что генерал Гареев не назвал «идеологов» революционно-наступательной стратегии по именам. Какие-то недоумки без имен и званий оказались от траншей, потому-то и случился разгром.

Вот она, тухачевско-жуковско-гареевская школа во всей красе. Выходит, что перед войной и в первом ее периоде Красная Армия по вине каких-то неизвестных кретинов полностью отказалась от траншей, то есть всецело отвергла опыт Первой мировой войны. О, глупцы!

Все тут правильно. Так и было. Но тот же Гареев восхваляет Жукова, который объявил на весь мир, что Красная Армия по вине каких-то анонимных олухов мертвой хваткой вцепилась в опыт Первой мировой войны и никак от него не хотела отказываться.

А вывод все тот же: о, глупцы!