Разгром. Глава 1. О канонизированном опыте (Виктор Суворов, 2009-2016)

История советско-германской войны никогда не будет написана.

И на архивы тоже рассчитывать не приходится. Они давно и основательно прочищены. А то, что в них и осталось, исследователям недоступно.

Поэтому ответ на вопрос о причинах поражения Советского Союза во Второй мировой войне остается искать в мемуарах сталинских маршалов и генералов. Прежде всего – в мемуарах Жукова. Из всех военачальников и деятелей партии и советского государства, оставивших опубликованные воспоминания, он был самой крупной фигурой. В момент нападения Германии на СССР он возглавлял Генеральный штаб – мозг армии. Вся информация, все секреты – все было в его руках. Потому мемуары Жукова – важнейший источник.

Но беда в том, что в каждом новом издании воспоминаний Жукова уровень мерзости неуклонно повышается, а подлость густеет. Не забираясь в самые последние издания, в которых гнусность становится непролазной, обратимся к самым ранним образцам «переосмысления» уже написанного, утвержденного и опубликованного материала.

Радикальная переработка первоначального текста воспоминаний Жукова началась сразу после выхода первого издания, и уже второе издание разительно отличалось от первого. В первом издании, например, было заявлено, что у высшего руководства Красной Армии была полная ясность в вопросе о характере грядущей войны:

В целом военная теория тех лет, выраженная в трудах, лекциях, закрепленная в уставах, в основном была, как говорится, на уровне времени. (Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. М: АПН, 1969. С. 215[3].)

А второе издание было дополнено заявлением о том, что в этом вопросе у высшего руководства Красной Армии была полная неясность:

Меня иногда спрашивают, почему к началу войны с фашистской Германией мы практически не в полной мере подготовились к руководству войной и управлению войсками фронтов? Прежде всего, я думаю, справедливо будет сказать, что многие из тогдашних руководящих работников Наркомата обороны и Генштаба слишком канонизировали опыт первой мировой войны[4]. Большинство командного состава оперативно-стратегического звена, в том числе и руководство Генерального штаба, теоретически понимало изменения, происшедшие в характере и способах ведения второй мировой войны. Однако на деле они готовились вести войну по старой схеме. (Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. М: АПН, 1975. Т. 1. С. 319.)

Вот, оказывается, в чем причина грандиозного разгрома Красной Армии в первые месяцы войны с Германией: «многие из тогдашних руководящих работников Наркомата обороны и Генштаба» оказались дураками. Военная теория, оказывается, была «на уровне времени», но она существовала сама по себе, а высшие руководители РККА «канонизировали опыт Первой мировой войны» и готовились вести войну по старым рецептам и сценариям.

Здо́рово.

Но только на первый взгляд.

А мы обратим внимание на мелкую, мало кому заметную стилистическую неувязку. Читаем цитату еще раз. Пропустим слова «не в полной мере». В языке советской бюрократии это словосочетание было эквивалентом выражения «отдельные недостатки», что означало полный провал.

Жуков вопрошает: почему мы не подготовились к руководству войной?

И отвечает: они готовились вести войну по старой схеме.

За подготовку страны к войне отвечает Наркомат обороны и его стержневая структура – Генеральный штаб. И вот в мемуарах Жукова выясняется, что войну готовили таинственные «они». А гениальный полководец Жуков, который был начальником Генерального штаба и заместителем наркома обороны, парил где‑то в вышине.

Бездарные «они» готовились воевать по отжившим рецептам Первой мировой войны. В высшем военном руководстве царил беспробудный идиотизм, но гениальный начальник Генерального штаба, ко всему этому слабоумию отношения не имел. Он, великий, гневно разоблачает: «они» ничего не соображали!

А мы спросим: а сам-то Жуков держался за отжившие рецепты и схемы Первой мировой войны или не держался?

Честный человек в данной ситуации должен четко установить свое место в происходящем. Ему следовало определиться.

Надо было прямо и честно признать: да, я, Жуков, ничего не понимал, придерживался устаревших взглядов на характер грядущей войны. От меня, начальника Генерального штаба, непонимание сути распространялось вниз и вширь. Потому, когда весной 1941 года под моим руководством перерабатывались оперативные планы Генерального штаба, были допущены ошибки, которые и привели к позорному разгрому Красной Армии в первые месяцы войны с Германией, в результате которого так называемая «великая Победа» в исторической перспективе обернулась позорным поражением Советского Союза – необратимой деградацией, развалом страны и вымиранием ее населения.

Или же заявить нечто противоположное: я, Жуков, все правильно понимал, но Красной Армией заправляли идиоты (Иванов, Петров, Сидоров), придерживавшиеся устаревших взглядов.

Во втором случае следовало представить документы, которые обличали бы Иванова, Петрова и Сидорова и показывали бы, что мудрый и храбрый Жуков изо всех сил боролся со сторонниками старых схем ведения войны.

В любом коллективе существуют неписаные законы. Одно из незыблемых правил в любой социальной общности людей во все времена состояло в том, что никто не имел права бросать другому обвинения без доказательств – тем более обвинения большинству, не называя никого конкретно.

Представьте, что в армейской казарме нашелся умник, который походя обронил: большинство из вас воры! И на том умолк. Или в тюремной камере кто-то ляпнул: большинство из вас – стукачи и крысятники…

Такого забьют сапогами. Немедленно. Потому как у правильных пацанов за базар принято отвечать.

Так вот, Жуков объявил своих боевых товарищей, соратников, командиров и подчиненных недоумками, которые не понимали простейших вещей. Имен не назвал. Объявил только, что их было большинство. Таким образом, обвинение пало на всех. Поди докажи, что ты не такой олух, как все, что ты – не из большинства.

Еще бы ничего, если бы Жуков назвал исключения: вот, мол, Чижиков и Пыжиков все правильно понимали. Тогда, исключив из общего списка высшего командного состава этих «положительных героев», мы получили бы имена отрицательных. Но Жуков швырял булыжники сразу во все огороды: мол, незачем для кого-то делать исключение, все они такие. Кроме самого Жукова.

Написав «они», Жуков вычеркнул себя из списка остолопов. Давайте же ненадолго согласимся с этим «великим стратегом» в том, что большинство высших руководителей Красной Армии накануне нападения Германии на СССР были кретинами, попытаемся найти хоть какие-нибудь исключения.

Вот высшее руководство Генштаба в первой половине 1941 года:

• Начальник Генерального штаба – генерал армии Жуков Г. К.

• Первый зам начальника Генерального штаба – генерал-лейтенант Ватутин Н. Ф.

Заместители начальника Генерального штаба:

• по мобилизационным вопросам – генерал-лейтенант Соколовский В. Д.,

• по разведке – генерал-лейтенант Голиков Ф. И.,

• по политболтовне – корпусной комиссар Кожевников С. К.

Кожевников отпадает сразу. Его работа в Генеральном штабе заключалась в том, чтобы контролировать генералов: дабы водку не пили (или пили, но в меру), дабы вместо пьянок читали классиков марксизма-ленинизма.

Если корпусной комиссар Кожевников и был полным кретином, если он и представлял превратно характер предстоящей войны, то ничего страшного в этом не было. К выбору способов ведения войны он не никакого отношения не имел.

Заместитель начальника Генерального штаба генерал-лейтенант Голиков тоже не имел никакого отношения к выбору способов ведения войны. Его работа – добывать сведения о противнике. А уж как с тем противником надо расправляться – не ему решать. Кроме всего прочего, Жуков, вспоминая войну и размышляя о ней, никогда не акцентировал внимания на том, что Голиков был его заместителем, как бы дистанцируясь от работы военной разведки. Так что Голикову претензий предъявлять не надо.

Генерал-лейтенант Соколовский тоже отпадает. Он был заместителем Жукова по мобилизационным вопросам. Характера и способов ведения современной войны он тоже не определял. А со своими обязанностями справлялся: за первую неделю войны с Германией в обстановке всеобщего хаоса, развала и паники Соколовский сумел обеспечить призыв более пяти миллионов резервистов, по существу заменив разгромленную кадровую Красную Армию новой армией.

В ходе войны Соколовский находился на высших штабных и командных должностях, причем часто под прямым командованием Жукова. В битве за Москву он был начальником штаба Западного фронта, которым командовал Жуков. В Берлинской операции – заместителем командующего 1-м Белорусским фронтом, которым был Жуков. После войны Соколовский получил звание маршала. Никогда у Жукова не было претензий к Соколовскому. Никогда Жуков не объявлял, что Соколовский не понимал характера и способов ведения современной войны.

Вот вам первый результат: у начальника Генерального штаба первый заместитель и три заместителя. Всех троих заместителей (Кожевникова, Голикова и Соколовского) из «черного списка» Жукова вычеркиваем, ибо если они и были глупы, если они действительно ничего не понимали, то все равно валить вину за разгром Красной Армии в первые месяцы войны с Германией на них нельзя. Прямого отношения к руководству войной и управлению войсками фронтов они не имели.

Планы войны в Генеральном штабе Красной Армии накануне нападения Германии на СССР готовили:

1. генерал армии Жуков, начальник Генштаба;

2. генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин, первый заместитель начальника Генштаба;

3. генерал-лейтенант Г. К. Маландин, начальник Оперативного управления Генштаба.

Приглядимся.

Генерал-лейтенант Ватутин был одним из самых образованных и самых талантливых советских полководцев. Окончил военную школу, кроме того – высшую военную школу, военную академию имени Фрунзе, затем оперативный факультет той же академии и Военную академию Генерального штаба – итого две военные школы и три академии. Показал себя выдающимся стратегом, отличился как на штабных, так и на командных должностях.

На должность первого заместителя начальника Генерального штаба Красной Армии генерал-лейтенант Ватутин был назначен в начале 1941 года. В тот момент ему не было и сорока лет.

Во время войны Ватутин поражений не имел. Осенью 1941 года, командуя оперативной группой, он нанес контрудар по корпусу Манштейна, чем спас Ленинград от захвата. (А славу спасителя Ленинграда Жуков потом приписал себе[5].)

В Сталинградской стратегической наступательной операции Ватутин командовал Юго-Западным фронтом, вместе с Рокоссовским замкнул кольцо окружения.

В Курской битве Ватутин командовал Воронежским фронтом, который принял на себя один из двух ударов германских танковых масс. И устоял. И перешел в решительное контрнаступление.

Далее Ватутин успешно командовал 1-м Украинским фронтом при форсировании Днепра и освобождении Киева. Этот фронт действовал на главном направлении войны: Сталинград – Берлин. Этому фронту суждено было штурмовать Берлин, но уже без Ватутина.

В феврале 1944 года генерал армии Ватутин был тяжело ранен. Вместо него фронт возглавил Жуков, а Ватутин скончался в госпитале. Не подлежит сомнению, что уже в 1944 году Ватутин был бы маршалом, Героем Советского Союза и кавалером ордена «Победа». Это один из трех «сталинских витязей»[6]: Рокоссовский, Ватутин, Черняховский. И никто никогда не упрекал Ватутина в непонимании характера современной войны, в слепом следовании отжившим схемам и стереотипам.

Теперь обратим наш взгляд на начальника Оперативного управления Генерального штаба РККА генерал-лейтенанта Маландина.

Оперативное управление в любом штабе – это нечто вроде сборочного цеха на заводе. Работает огромный завод днем и ночью, а готовая продукция выходит только из сборочного цеха. Как весь завод работает только на сборочный цех, так и весь штаб (в данном случае – Генеральный) работает в интересах только одного своего подразделения – Оперативного управления. Отсюда выходит готовая продукция – планы военных действий. Есть в Генеральном штабе и другие управления: разведывательное, организационное, мобилизационное, топографическое, укомплектования войск и прочие, но они характер грядущей войны не определяют и войну не планируют.

Все планирование войны было сосредоточено в руках этой руководящей тройки: Жуков, Ватутин, Маландин. Все, что было связано с планированием войны, шло только через них. Это главный фильтр. Без их разрешения ни одна бумага, касающаяся планов предстоящей войны, из стен Генерального штаба выйти не могла.

Все трое приступили к выполнению своих обязанностей 1 февраля 1941 года. Интересно посмотреть, кем они были месяцем раньше.

На 1 января 1941 года Жуков был командующим войсками Киевского особого военного округа.

Ватутин – начальником штаба Киевского особого военного округа.

Маландин – заместителем начальника штаба Киевского особого военного округа.

Сталин справедливо считал, что в случае смены курса недостаточно сменить только руководителя какого-либо ведомства. Надо менять и всю его команду. При назначении на новую должность Сталин, как правило, давал новому руководителю возможность подобрать себе помощников и сформировать собственную команду. Именно так и поступил Сталин 13 января 1941 года, назначив Жукова начальником Генерального штаба. Жуков помимо прочих привел за собой из Киева своих ближайших помощников Ватутина и Маландина, а те, в свою очередь, – своих людей.

Жуков перетянул из Киева в Москву и многих других генералов. Создается впечатление, что весь руководящий состав штаба Киевского особого военного округа (КОВО) перебрался в Генеральный штаб. Например, начальник Мобилизационного отдела штаба КОВО генерал-майор Н. Л. Никитин занял пост начальника Мобилизационного управления Генштаба, начальник отдела укрепрайонов штаба КОВО генерал-майор С. И. Ширяев был назначен начальником отдела укрепленных районов Генштаба. Список этот длинный.

И если руководящий состав Генерального штаба оказался укомплектованным людьми, которые, как заявляет Жуков, не понимали характера современной войны, то спрашивать за это надо не с каких-то неведомых олухов, а с самого «Маршала Победы»: уж таких умников ты сам выбирал и ими комплектовал высшее руководство Генерального штаба.

Жуков расставлял своих людей не только в Генеральном штабе, но в других ключевых структурах Наркомата обороны (НКО). Например, накануне войны по рекомендации Жукова начальник артиллерии Киевского особого военного округа генерал-лейтенант артиллерии Н. Д. Яковлев стал начальником Главного артиллерийского управления НКО. И если он «слишком канонизировал опыт Первой мировой войны», то только благодаря Жукову его занесло на столь высокий пост в советской артиллерии.

Шутки в сторону: и Николай Федорович Ватутин, и Герман Капитонович Маландин, и Николай Дмитриевич Яковлев в слепом копировании опыта Первой мировой войны никем не замечены и не уличены. Заявления Жукова о том, что кто-то в Красной Армии цеплялся за опыт Первой мировой войны, – гнусный поклеп. Ни одному защитнику Жукова пока не удалось выявить ни одного генерала Красной Армии, который в теории или на практике следовал этому опыту.

Поднявшись еще на одну ступеньку, присмотримся к тем, кто находился на высшем уровне военной иерархии Советского Союза – к руководству Наркомата обороны.

Народный комиссариат обороны – грандиозная структура. Но все же на вершине этой гигантской пирамиды совсем мало места.

Перед войной наркомом обороны был Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко. Его первым заместителем был Маршал Советского Союза С. М. Будённый. Кроме того, маршалу Тимошенко подчинялись еще четыре заместителя:

1. начальник Генерального штаба генерал армии Г. К. Жуков;

2. зам по артиллерии Маршал Советского Союза Г. И. Кулик;

3. зам по укрепленным районам Маршал Советского Союза Б. М. Шапошников;

4. зам по боевой подготовке генерал армии К. И. Мерецков.

Заподозрить Маршала Советского Союза С. К. Тимошенко в том, что он готовился вести войну по схемам Первой мировой войны мы не можем. Нет оснований.

После Гражданской войны Тимошенко служил в основном в Белорусском и Киевском военных округах на должностях командира кавалерийского корпуса, заместителя командующего войсками округа и командующего войсками округа. Именно в этих военных округах отрабатывали новые методы ведения войны. Именно в этих округах, в том числе и при самом активном участии Тимошенко, проводились грандиозные войсковые учения с глубокими танковыми прорывами и выброской многотысячных воздушных десантов. Это даже отдаленно не напоминало Первую мировую войну.

В сентябре 1939 года Советский Союз вступил во Вторую мировую войну. Тимошенко командовал Украинским фронтом в составе трех армий (5-я, 6-я и 12-я). Украинский фронт во взаимодействии с Белорусским наносил удар в спину Польской армии, которая героически пыталась остановить движение Гитлера на Восток. 12-я армия Украинского фронта в составе одного танкового и двух кавалерийских корпусов, трех стрелковых дивизий и армейской авиации по существу являлась фронтовой подвижной группой.

Оставим в стороне вопросы политики и морали. Мы разбираем вопрос, цеплялся ли маршал Тимошенко за опыт Первой мировой войны или не цеплялся. Так вот, ничего общего с Первой мировой войной в действиях советских фронтов осенью 1939 года не было.

В январе 1940 года все войска, которые застряли в снегах Финляндии перед линией Маннергейма и на других направлениях, по приказу Сталина были объединены в Северо-Западный фронт. Командующим фронтом Сталин назначил Тимошенко, и тот решительно изменил ситуацию. Под командованием Тимошенко Северо-Западный фронт взломал линию Маннергейма. Тимошенко был удостоен звания Героя Советского Союза, а через два месяца после завершения Финской войны был произведен в Маршалы Советского Союза и назначен наркомом обороны СССР.

Прорыв линии железобетонных укреплений был осуществлен впервые в мировой истории. Ни у кого такого опыта раньше не было. Прорыв линии Маннергейма никак не вписывается в опыт Первой мировой войной.

Заняв пост наркома обороны СССР, Маршал Советского Союза Тимошенко готовил Красную Армию к решительному и быстрому прорыву сильно укрепленных железобетонных оборонительных районов и рубежей, к стремительному броску в глубину вражеской территории. Об этом свидетельствуют рассекреченные документы. Главный из них – заключительная речь Тимошенко на совещании высшего командного состава Красной армии 31 декабря 1940 года. Вот самое главное в этой речи, своеобразное кредо маршала:

Красная Армия и наше высшее командование должны быть подготовлены как к действиям в маневренных условиях, так и к прорыву современных железобетонных оборонительных полос с самого начала войны с тем, чтобы сравнительно быстро развить этот прорыв, выйти на маневренный простор и полностью использовать преимущества подвижных соединений в маневренной войне… Высокий темп операции обеспечивается массированным применением мотомеханизированных и авиационных соединений, используемых для нанесения первого удара и для непрерывного развития удара в глубину. (Накануне войны. Материалы совещания высшего руководящего состава РККА 23–31 декабря 1940. М.: Терра, 1993. С. 339–340.)

Можно было бы сказать: надо готовиться к отражению агрессии, к обороне своей страны. Но Тимошенко такого не говорил и об этом явно не думал.

А можно было бы сказать: надо быть готовыми как к обороне, так и к наступлению. Но и этого нет в выступлении наркома Тимошенко. Его позиция: надо быть готовым как к наступлению на слабого врага (Румынию), так и на сильного, который укрылся за железобетонными укреплениями (как германские войска в Восточной Пруссии). Тимошенко требовал готовить войска как к прорыву вражеских железобетонных оборонительных полос, что в оборонительной войне совершенно не нужно, так и к стремительному броску в глубокий вражеский тыл. Именно этим он и занимался (весьма успешно) в Финляндии и Польше незадолго до своего выступления на совещании. Теперь на очереди был кто-то еще.

То, что Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко не канонизировал опыт Первой мировой войны, видно из его приказов, указаний и речей, произнесенных за закрытыми дверями. А еще более отчетливо – из его действий. Пример: 21 марта 1941 года Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко направил Сталину план аэродромного строительства в приграничных районах. 24 марта было принято постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР, в соответствии с которым строительство аэродромов для Красной Армии возлагалось на НКВД. Во исполнение этого постановления в составе НКВД создавалось Главное управление аэродромного строительства – ГУАС (Приказ НКВД № 00328. Система исправительно-трудовых лагерей в СССР. 1923–1960. Справочник. Сост. Смирнов М. Б. М.: Звенья, 1998. С. 100–101).

Было развернуто одновременное строительство 254 аэродромов – в основном на недавно «освобожденных» землях Литвы, Латвии, Эстонии, Западной Украины, Молдавии и Западной Белоруссии. На каждом аэродроме строилась бетонированная взлетно-посадочная полоса длиной 1200 и шириной 80 метров. К строительству привлекли 199674 заключенных из исправительно-трудовых колоний[7], 44490 заключенных из лагерных подразделений, 51920 осужденных к исправительно-трудовым работам, 16017 военнопленных (Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Фонд 9414. Опись 1. Дело 1165. Листы 32–45. Опубликовано там же). Не иначе, Семён Константинович Тимошенко вспомнил опыт Первой мировой войны и напомнил его товарищу Сталину с товарищем Молотовым…

Только один этот пример показывает, что Маршал Советского Союза Тимошенко готовил новую войну вовсе не по сценариям Первой мировой. Не было в Первой мировой войне бетонированных взлетно-посадочных полос, тем более в таких количествах.

Понятно, те планы войны никогда не будут открыты. Исследователям удалось найти только никем не подписанные и не утвержденные черновики. Но и этого достаточно. Черновики эти – наброски планов внезапного нападения на Германию, а вот планов оборонительных операций пока никому найти не удалось – даже черновых набросков.

И еще. Даже не утвержденные и не подписанные черновики планов нападения на Германию заставляют вспомнить об одном простом факте: ни один командир от батальона и выше никаких документов не составляет и сам их не пишет. На то у него есть штаб, который документы готовит. Любой подготовленный штабом документ первым подписывает начальник штаба. А уж потом – командир.

Даже если кому-нибудь когда-нибудь удастся найти документ, изобличающий маршала Тимошенко в том, что он цеплялся за опыт Первой мировой войны, то и тогда не нужно будет злорадствовать. Вспомните, что сам Семён Константинович Тимошенко никаких документов не составлял. На то у него был начальник Генерального штаба. Его имя вы знаете.

Был у наркома обороны первый заместитель, Маршал Советского Союза С. М. Будённый, которого советская пропаганда после смерти Сталина называла «бездарным кавалеристом», тянувшим армию назад: уж он-то явно за опыт Первой мировой мертвой хваткой держался!

То, что Будённый за тот опыт не держался, я покажу чуть ниже. Но прежде объясню, какую роль в Красной Армии традиционно играл первый заместитель командира. По давно установившейся традиции первый зам является двойником командира. Это относится и к первому заму наркома обороны. Нарком убыл в Кремль, на войсковые учения, на испытательный полигон, на рекогносцировку в район государственной границы, а за него «на хозяйстве» остался первый зам. Решать возникающие вопросы первый зам мог и обязан был только в том же духе, что и сам нарком. Иначе будет разнобой. Иначе вертикаль власти раздвоится. Таким образом, нарком и его первый зам – это как бы единое существо, хотя и в двух лицах. Первый зам наркома обороны Маршал Советского Союза Будённый не мог и права не имел гнуть собственную линию вопреки наркому Тимошенко.

Все это приходится вновь и вновь повторять и пережевывать для того, что еще раз подчеркнуть: две ключевые фигуры в Наркомате обороны – это сам нарком и начальник Генерального штаба, то есть полководец и глава «мозгового центра». Накануне нападения Германии на СССР это были Тимошенко и Жуков. Но вовсе не Будённый.

В Красной Армии старшинство определялось не воинским званием, а занимаемой должностью. Например, 15-м стрелковым корпусом 5-й армии летом 1941 года командовал полковник И. И. Федюнинский, а его заместители и командиры дивизий были генералами. И ничего. Ходили по струнке, отдавали честь полковнику и покорно выслушивали его матюги.

Так вот, накануне нападения Германии на СССР из пяти заместителей наркома обороны трое были маршалами, но несмотря на это, генерал армии Жуков был самым старшим из них в должностной иерархии.

И вот почему.

Артиллерия – бог войны. Но обязанности заместителя наркома обороны по артиллерии заключалась в том, чтобы планировать пути развития артиллерии, направлять работу конструкторских бюро и испытательных полигонов, размещать заказы на военных заводах, принимать готовую продукцию, распределять ее по войскам и хранилищам, готовить кадры артиллеристов, руководить подбором и расстановкой кадров, готовить резервы личного состава и материальной части на случай войны и так далее. И надо сказать, что со своими обязанностями Маршал Советского Союза Кулик Григорий Иванович справлялся. По крайней мере, ни в Германии, ни в Великобритании, ни в США, ни в Японии равных ему артиллеристов не нашлось, и столь мощной полевой артиллерии, как в СССР, ни в одной стране мира не было ни накануне Второй мировой войны, ни во время нее.

А вот к решению вопроса, выдвигать ли артиллерию большой и особой мощности к границе или отводить ее за Днепр, зам наркома обороны по артиллерии Маршал Советского Союза Кулик отношения не имел. Тут все решал Генеральный штаб: если с самого первого момента войны планируем рывок через границу, то, ясное дело, всю артиллерию к границе выдвигаем.

И в вопросах размещения стратегических запасов боеприпасов решающее слово принадлежало Генеральному штабу. Если Генеральный штаб планирует главный удар из Львовского выступа на Краков и далее на Бреслау, то каждому понятно, что там, у границ, и запасы надо копить. Заместитель наркома по артиллерии при выполнении этой задачи отвечает только за то, чтобы боеприпасы нужных типов и калибров в установленных количествах оказались в установленное время в соответствующих районах.

И так во всем. Если война планируется на чужой территории, если предполагается прорывать полосы железобетонных укреплений, то Генеральный штаб заказывает бетонобойные снаряды. Задача заместителя наркома обороны по артиллерии – разработать такие снаряды, испытать их, обеспечить размещение заказов на их производство, приемку, хранение, доставку, проконтролировать правильность применения, подготовить артиллеристов к использованию таких боеприпасов. Да не забыть о том, что у такого снаряда иная траектория, потому надо разработать для них соответствующие таблицы стрельбы, и сетки в оптических прицелах должны быть иными. Значит, всю оптику надо менять на тысячах орудий…

Если же мы готовимся останавливать танки противника, то нам нужны не бетонобойные, а бронебойные снаряды, и тогда зам наркома обороны по артиллерии делает все то же самое для их появления и использования в войсках.

Интересно, что в мемуарах Жукова есть такой сюжет: война началась, а с бронебойными снарядами проблема – их нет. И тогда великий Жуков принимает смелое решение: стрелять по танкам бетонобойными![8] Вот какой хитрый! Вот только не разъяснил мемуарист Жуков своим читателям, кто же перед войной требовал производить бетонобойные снаряды вместо бронебойных. И зачем вообще потребовались бетонобойные снаряды, если на нашей земле нет и быть не может вражеских бетонных фортификационных сооружений.

Итак, Григорий Иванович Кулик был маршалом, однако не определял характер грядущей войны. И если бы он даже и придерживался устаревших взглядов на характер грядущей войны, то ничего страшного в этом не было. От него планирование боевых действий не зависело. Этими вопросами занимался Генеральный штаб.

Действия заместителя наркома обороны по укрепленным районам Маршала Советского Союза Шапошникова тоже полностью зависели от планов Генерального штаба. Если Генеральный штаб не намерен обороняться на своей земле, то укрепления на линии Сталина никому не нужны. Потому никто бы не разрешил заместителю наркома по УР тратить народные средства на содержание в готовности ненужных укреплений. И опять же, если Жуков планировал нанести главный удар из Львовского выступа на Краков, то много укреплений ему в районе Львова не нужно. Потому их тут и строили в минимальном количестве или не строили вовсе.

И боевая подготовка тоже полностью зависела от планов войны, то есть от того, что затевал Генеральный штаб. Если планы были наступательными, то в соответствии с ними зам наркома обороны по боевой подготовке генерал армии Мерецков учил войска форсировать реки, прорывать укрепленные полосы, вводить в прорыв мощные танковые соединения, высаживать морские и воздушные десанты. А обороняться учил только те войска, которые находились на Дальнем Востоке и в Закавказье.

Таким образом, все заместители наркома обороны, включая и первого зама, все вместе взятые, при всех их заслугах, наградах, званиях и титулах, никак не могли повлиять на выбор характера и способов ведения грядущей войны – в отличие от наркома обороны и начальника Генерального штаба.

И вот вопрос: так кого же Жуков относит к числу высших руководителей Наркомата обороны, слишком канонизировавших опыт Первой мировой войны? Кого это он нарекает загадочным термином «они»?

Высший командный состав Красной Армии на протяжении всей Второй мировой войны – это кавалеристы. (Бывших кавалеристов, как известно, не бывает. Солдат – всегда солдат. Кавалерист – это на всю жизнь.) Среди них – Маршалы Советского Союза Будённый, Ворошилов, Малиновский, Мерецков, Рокоссовский, Тимошенко, генералы армии Баграмян, Соколовский, Ерёменко, которые после войны стали маршалами. И командующих танковыми армиями назначали из кавалеристов: Рыбалко, Богданов, Катуков, Романенко, Лелюшенко.

После Гражданской войны кавалерия дала импульс развитию советских танковых войск не только в направлении поддержки пехоты, но прежде всего в направлении создания мощных самостоятельных танковых соединений для стремительной маневренной войны.

Само развитие Красной Армии после Гражданской войны опровергает лживые вымыслы Жукова и его продажных соавторов о том, что накануне нападения Германии на Советский Союз кто-то в руководстве Наркомата обороны и Генерального штаба якобы слишком канонизировал опыт Первой мировой войны.

Красная Армия за опыт Первой мировой войны не держалась. Об этом говорит развитие бронетанковых войск. Красная Армия первой в мире начала формировать мощные бронетанковые соединения для самостоятельных стремительных действий, для ведения не позиционной, а маневренной войны, для нанесения глубоких сокрушительных ударов.

Красная Армия еще в 1930 году первой в мире создала воздушно-десантные войска. К началу Второй мировой войны она обладала во много раз большим числом подготовленных парашютистов-десантников, чем все остальные страны мира вместе взятые. Как же можно утверждать, что советские военачальники держались за опыт Первой мировой войны?

Красная Армия единственная в мире имела на вооружении бронированный штурмовик Ил-2. Его назначение – огневая поддержка танковых клиньев, вспарывающих вражеские тылы.

Красная Армия единственная в мире имела на вооружении танки БТ для стремительных бросков по автострадам. Как это можно увязать с опытом Первой мировой войны?

Красная Армия единственная в мире имела на вооружении плавающие танки в достойных упоминания количествах. Это тоже из опыта Первой мировой войны?

Заявления Жукова о полной несостоятельности советской стратегии накануне германского вторжения доказывают только одно: либо Жуков ничего о советской стратегии и об этих достижениях не знал (с чем мы никак не можем согласиться), либо он нагло врал читателям в своих воспоминаниях.

И если сам Жуков опыт Первой мировой войны не канонизировал, а кто-то неведомый, кого никак вычислить не удается, этим грешил, то возникает неудобный вопрос: почему Жуков молчал?

В декабре 1940 года состоялось совещание высшего командного состава Красной Армии. Сталин присутствовал на совещании, но в его работу не вмешивался. Каждый из присутствующих мог говорить то, что хотел. Для того Сталин совещание и собрал, чтобы выслушать своих полководцев, не мешая им, не перебивая. Почему же Жуков не воспользовался удобным моментом? Почему не сказал о том, что некоторые военачальники слишком канонизировали опыт Первой мировой войны, что готовились вести войну по старой схеме? Почему Жуков не призвал смотреть на вещи по-новому?

В январе 1941 года, получив пост начальника Генерального штаба, Жуков обязан был свое понимание ситуации донести до Сталина, до членов Политбюро, до наркома обороны, до своих подчиненных. Ему следовало написать докладную записку Сталину: у нас тут готовят войну по старым схемам Первой мировой. Жукову следовало собрать новое совещание руководящего состава Красной Армии и категорически заявить всем командующим округами, флотами, армиями и флотилиями, что надо готовиться к новой войне, а не к той, которая давно отгремела.

И вот всем защитникам Жукова вопрос: а где документ?

У вас, господа-товарищи, есть доступ ко всем секретным архивам. Вот и разыщите докладную записку Жукова, представьте на всеобщее обозрение его грозные приказы о том, что некоторые советские военачальники вредительским образом готовятся вести войну по старой схеме и что от устаревших схем надо решительно отказываться. Где такие документы?

Нет их.

Их нет потому, что Жуков стал таким умным уже после драки, и причина разгрома Красной Армии в 1941 году была в том, что ее застали врасплох на границах в момент изготовки для нападения на Германию, а вовсе не в подготовке к ведению войны «по старой схеме».