Вы здесь

Развитие науки финансового права в России. Раздел 1. Развитие российского юридического образования и школа финансового права (А. М. Лушников, 2013)

Раздел 1

Развитие российского юридического образования и школа финансового права

Чтобы быть хорошим преподавателем, нужно любить то, что преподаешь, и любить тех, кому преподаешь.

В. О. Ключевский (1841–1911), русский историк

Сразу оговоримся, что в нашу задачу не входит написание истории образования в целом или даже юридического образования в какой-либо его части. Наша задача гораздо скромнее, а именно: дать краткий очерк финансово-правовой составляющей юридического образования в России на фоне развития всей высшей юридической школы в обозначенный период. Коснемся мы и преподавания финансово-правовых дисциплин в неюридических вузах. Это необходимо для того, чтобы постоянно не возвращаться к комментариям по поводу специфики того или иного исторического периода, особенностям функционирования вузов, системе научных степеней и званий и др. Кроме того, школы финансового права формировались преимущественно на базе юридических факультетов университетов и юридических вузов, что делает необходимым рассмотрение данной проблематики. По сложившейся традиции университеты с момента их учреждения были не только учебными заведениями, но и научными центрами.

Нашу задачу облегчает то, что литература по истории как высшего, особенно университетского, образования в целом, так и юридического образования в частности, не обделена вниманием исследователей[15]. Это же касается истории отдельных вузов и факультетов[16].

Глава 1

О школах финансового права

Юридическая наука начала формироваться в России достаточно поздно относительно стран Западной Европы, а активная фаза этого процесса пришлась на середину XVIII – начало XIX в., параллельно с развитием системы высшего юридического образования. Еще позже началось выделение самостоятельной науки финансового права. В связи с этим изучение российского финансового права через формирование и становление его научных школ и учебных дисциплин позволяет воссоздать относительно полную картину развития данной науки в целом. Между тем это развитие представляет собой длительный и сложный процесс.

При этом известную сложность представляет определение круга персонажей данного исследования в связи с ретроспективной дискуссионностью самого предмета науки финансового права. Трудность его осмысления заключается в том, что первоначально данная наука формировалась в рамках камеральных наук, политической экономии, а затем выделившейся из нее финансовой науки. Только с последней из них наука финансового права размежевалась во второй половине XIX в., причем это размежевание первоначально было неполным и достаточно непоследовательным.

Нередко финансовая наука (наука о финансах) и наука финансового права отождествлялись. Наука финансового права могла рассматриваться и как юридическая часть финансовой науки[17]. Как справедливо отмечает А. Н. Козырин, произошедшая во второй половине XIX в. дифференциация финансовой и финансово-правовой наук так и не смогла полностью освободить предмет науки финансового права от политических и экономических проблем[18].

«В науке финансового права правовой, политический и экономический элементы нераздельны», – писал профессор Демидовского юридического лицея И. Т. Тарасов. «В ней анализ законов хозяйственных явлений и анализ правовых норм, определяющих государственно-хозяйственную сферу, идут рука об руку»[19]. Профессор Петербургского университета В. А. Лебедев полагал, что политэкономия изучает общие законы народного хозяйства, а финансовая наука, опираясь на нее, исследует строй государственного финансового хозяйства, его средства и способы удовлетворения государственных потребностей. При этом юридически-догматическое изучение финансового законодательства и есть финансовое право, а изучение правил финансового хозяйства с экономической и политической сторон составляет финансовую науку[20].

Несколько иной токи зрения придерживается наш современник С. В. Запольский. По его мнению, «появление новой отрасли правоведения – государственного хозяйства, ставшего впоследствии финансовым правом, вряд ли можно объяснять неким отпочкованием». Далее ученый подчеркивает: «Финансовое право XIX–XX вв. – глубоко самостоятельное явление развития общества, связанное с предыдущим этапом скорее всего лишь осмыслением опыта и отказом от ранее существующих юридических форм». По его предположению, «финансовое право в историческом ключе возникло вследствие накопления в обществе некоего значительного демократического потенциала, достаточного для проникновения публичной власти в денежно-имущественную сферу. Не движение денег как таковых, но деятельность государственной администрации во имя общего блага служит изначальной целью науки государственного хозяйства – финансового права. Умеренность и разумность налогов, экономность в расходовании государственных средств, содействие экспорту и импорту, финансовое стимулирование производства, осуществление социальных программ – эти и другие подобные им лозунги навсегда нанесены на знамя финансового права – иным оно и не могло быть, возникая в свое время как следствие и инструмент демократических преобразований»[21].

Однако в любом случае проблематика финансового права имела многочисленные пересечения с политэкономией, наукой о финансах, отчасти полицейским правом, государственным правом. Такая «многослойность» делает необходимым поиск истоков финансово-правовой мысли также в политэкономических исследованиях, а затем и в работах по финансовой науке, полицейскому и государственному праву. Специалисты по отечественной истории также не обходили вниманием финансово-правовые аспекты отечественной и всемирной истории. Это, соответственно, расширяет круг персонажей данной книги.

Подчеркнем, что в досоветский период деление ученых на юристов и экономистов по научной специализации было до известной степени условным. Так, до 1902 г. в России отсутствовало специализированное экономическое образование, а профессиональных экономистов готовили преимущественно на юридических факультетах университетов, где предмет «политэкономия» преподавался как основная дисциплина наравне с юридическими науками. Этому способствовало и то, что экономическое образование в России изначально содержало в себе обширную правовую составляющую. Так. на экономическом отделении Петербургского политехнического института, где впервые давалось высшее экономическое образование, на науки экономические было отведено 42 часа, а на юридические науки – 31 час. На естественнонаучные и технические дисциплины выделялось всего 17 часов, а на остальные – существенно меньше[22]. Характерно, что с 1907 по 1915 г. это отделение издавало «Известия Санкт-Петербургского политехнического института» с характерным подзаглавием «Отдел наук экономических и юридических». Число публикаций по экономике и праву (прежде всего, финансовому) в этом издание было примерно одинаковым, а некоторые авторы готовили публикации и по экономической и по правовой проблематике. Похожая ситуация сложилась и в других русских экономических вузах. В частности, в 1913–1917 гг. в Московском коммерческом институте не только был прекрасный подбор преподавателей экономических дисциплин, но и работали многие ведущие специалисты в сфере финансового права, в частности И. Х. Озеров, П. П. Гензель, А. А. Соколов и др., о которых будет сказано ниже.

В дореволюционный период переход преподавателя с кафедры политэкономии на кафедру финансового права, равно как и обратно, не был редкостью. Более того, научные дискуссии по проблемам финансов в тот период были своеобразным спором «между славянами», так как все его участники имели юридическое образование (до начала XX в.), хотя, естественно, с различной специализацией. Выпускники экономических факультетов и вузов впоследствии имели хорошую правовую подготовку.

Понятие «школа», в том числе в применении к праву, является неоднозначным. Во-первых, под ней понимают направления научной мысли и педагогической практики, созданные отдельными выдающимися учеными или группами ученых, разделяющими сходные методологические установки (например, историческая школа права). Во-вторых, достаточно часто ограничиваются только национальными школами права. Оба эти подхода обоснованны, а существование российской школы финансового права несомненно. В-третьих, научные школы привязывают к определенным университетским городам, научным центрам или даже регионам. В этом смысле говорят, например, о московской, петербургской, ярославской, казанской, киевской школах. Именно в данном контексте мы можем констатировать существование региональных школ финансового права в рамках единой российской школы финансового права.

Оговоримся, что мы склонны объединять научные и образовательные школы. Они характеризовались единством кадрового состава, известной зависимостью обоих видов деятельности от мировоззренческих и научных установок, зависимостью направлений научной работы от педагогических потребностей, системой координационных и субординационных отношений, организационным единством научных и педагогических работников в рамках учебных структур (кафедра, факультет, вуз и др.). В этой части мы не можем согласиться с разделением таких понятий, как «научная школа» и «педагогическая школа», как предлагается некоторыми исследователями[23]. Все это позволяет говорить нам о единой юридической «семье» или, как в данном случае, российской школе финансового права, но включающей в себя относительно обособленные, со своими научными традициями школы финансового права, сформировавшиеся в научных университетских анклавах. В последнем случае такую школу, на наш взгляд, образуют три компонента:

1) личностный (учителя, ученики, администрация, технический персонал учебного заведения, научно-исследовательских учреждений и др.). Определенное значение для характеристики школы имеют ее основатель или основатели, обстоятельства и время основания, последующие лидеры. Важны ее качественный и количественный состав, предмет и методология научных исследований, формальные показатели научной работы (число научных публикаций, научные степени и звания и др.), наличие учеников – продолжателей научных исследований и др.

В финансовом праве такие школы были относительно немногочисленными и насчитывали в дореволюционный период, как правило, немногим более десяти исследователей, связанных «научным родством». После 1917 г. естественная преемственность в рамках юридической школы была во многом нарушена, а в некоторых случаях и искусственно прервана.

Мобильность преподавательского состава в российских вузах (прежде всего, в университетах) была относительно небольшой по сравнению, например, с германскими университетами. Самые выдающиеся ученые получали приглашение в столичные вузы, остальные же меняли место работы в порядке перевода, в качестве взыскания или когда в учебном центре, прежде всего новом, была острая нужда в преподавателе данной дисциплины. Это позволяло молодым преподавателям занимать профессорскую кафедру или начинать с доцентуры при отсутствии вакансий в своем вузе. В советский период ротация научных кадров до середины 50-х гг. прошлого века могла быть связана с такими экстремальными проявлениями, как «укрепление» кадрового состава отдельных вузов через принудительные переводы и даже ссылка или высылка отдельных научных деятелей. Впоследствии преобладало так называемое плановое распределение научно-педагогических кадров, утратившее в 70-х гг. почти всякий динамизм.

Еще менее характерной была смена места обучения для студентов, которая осуществлялась почти исключительно в вынужденном порядке (как дисциплинарная мера или способ наказания (исключение из университета), эвакуация в период войны и др.). Примечательно, что только в Варшавском, Дерптском и Томском университетах, а также в ярославском Демидовском юридическом лицее был разрешен прием выпускников не только гимназий, но и духовных семинарий. Это наложило отпечаток на социальный состав студенчества данных вузов;

2) материальный (материальная база учебного процесса: библиотеки, аудиторный фонд и др.). Практически все университеты располагались в губернских центрах (кроме Одессы и Дерпта), где находились губернаторы и попечители учебных округов, жандармерия и центр местного дворянского общества, затем – губернские земства и органы городского самоуправления. Центром губернии был и Ярославль с его Демидовским юридическим лицеем. Все это позволяет говорить об относительно развитой и достаточно однородной материальной базе учебного процесса. Этим Россия существенно отличалась от стран Западной Европы, где университеты первоначально создавались преимущественно в небольших городах. Это касается, в частности, Англии (Оксфорд (конец XII в.), Кембридж (1209)) и Германии (Геттинген (1734), Марбург (1527), Тюбинген (1477)). Университеты в столицах (Лондон (1836) и Берлин (1810)) были созданы существенно позднее. Университеты в крупных английских (Бирмингем, Ливерпуль, Лидс, Шеффилд, Бристоль) и немецких (Франкфурт, Кельн, Гамбург) городах формировались уже в XX в.

Отметим, что в общем объеме денежных средств города (расходы студентов по месту учебы, книжная торговля и издательское дело, зарплата преподавателей и обслуживающего персонала, материальные затраты вуза и др.) финансы российских вузов (кроме Дерпта) занимали не очень существенное место. В советский период университеты и юридические вузы располагались почти исключительно в Москве и Ленинграде, либо в столицах советских республик (союзных и автономных), или в областных центрах;

3) социокультурный (социальная и культурная среда в городе или населенном пункте, где располагается учебное заведение или научное учреждение). Преподаватели и студенты были интегрированы в местную общественную среду: снимали квартиры или комнаты, пользовались бытовым обслуживанием, давали частные уроки или преподавали в других местных учебных заведениях (в том числе в гимназиях, школах, народных университетах). Они посещали театры и концерты (либо сами устраивали театрально-концертные представления), сотрудничали с местными благотворительными, профессиональными и научными организациями. Впоследствии они участвовали в земском и городском самоуправление, в местных партийных организациях (прежде всего, кадетских). Городскими головами Казани, Одессы, Москвы и Дерпта уже во второй половине XIX в. стали профессора местных университетов. Представители юридических факультетов традиционно достаточно тесно сотрудничали с городскими службами. С 1858 г. они получили разрешение читать публичные лекции, а с начала XX в. организовывали и публичные диспуты. Немало представителей юрфаков принимали активное участие в деятельности местной печати. В советский период университетская общественность сохранила свое место в советских и партийных структурах.

Определенное значение имели даже архитектурные особенности зданий и учебных аудиторий, символизм профессиональной одежды, религия и нравственные устои местного населения, учеников и учителей, особенности языка, в том числе профессиональной терминологии, и принятых корпоративных норм поведения. Все это в совокупности создавало неповторимую атмосферу высшего учебного заведения, которой дышали как ученики, так и учителя. Данные компоненты в различных городах и регионах России имели существенные отличия, а в некоторых из них даже являлись уникальными.

При этом нет оснований причислять конкретного ученого непременно и только к определенной региональной школе финансового права. Традиционно многие преподаватели за свою академическую карьеру вели занятия в двух-трех, а иногда и более вузах. Например, Ярославль в силу ряда специфических причин, о которых будет сказано в соответствующем разделе данной книги, а также географической близости постоянно притягивал к себе преподавателей Московского университета, часть из которых многие годы служила в Демидовском юридическом лицее и Ярославском государственном университете. Некоторых ученых можно причислить сразу к нескольким региональным школам финансового права, например московской, петербургской, ярославской, харьковской. Принадлежность к школе – не прописка и не штамп в паспорте, а этап научного и педагогического творчества. При некоторой условности понятия в такой трактовке «школа финансового права», на наш взгляд, имеет полное право на существование.

Подчеркнем, что при спорных вопросах «научного районирования» персонажей данной книги мы отдавали приоритет вузам (и соответствующим школам), где ученые преподавали курс финансового права или финансово-правовые спецкурсы, формировались как исследователи-финансисты, готовили публикации (или их наибольшее число, или главнейшие) по финансовому праву. Некоторый субъективизм в распределение персоналий по школам по определению неизбежен, что нами, безусловно, признается. При этом ряд школ (московская, киевская, казанская и др.) были выражены наиболее рельефно, некоторые (петербургская, харьковская и др.) прослеживаются достаточно четко. Другие (дерптская (юрьевская), варшавская, томская и др.) только намечались, заявляя право на свое самостоятельное существование. Однако все они представляли относительно обособленные феномены.

Еще раз подчеркнем принципиальное положение. При несомненной важности научного «районирования» все ученые – специалисты в сфере финансового права России принадлежали и принадлежат к единой школе. Она имеет, в свою очередь, «общую родословную», общие корни. Но как в любой семье каждый ребенок, каждая региональная школа финансового права имеет свой индивидуальный характер, свою судьбу. При этом каждая школа российского финансового права, – будь-то московская, казанская, дерптская и т. д., – это «птенцы одного гнезда». Помимо очевидной научно-педагогической, языковой, ментальной, нормативно-правовой основы (как базы исследований) близости представителей российской школы финансового права, их объединяет общность исторической судьбы и тесное персональное пересечение. Так, И. Я. Горлов (1814–1890) одним из первых начал читать курс финансового права и написал первое фундаментальное исследование по теории финансов. При этом он был выпускником юридического факультета Московского университета (1833), получил ученую степень в Дерптском университете (1838), был экстраординарным профессором Казанского университета (1838–1847) и только затем перевелся в Петербургский университет, где стал ординарным профессором, а затем и деканом (1860–1863) юридического факультета. Бывшие профессора Демидовского юридического лицея, покинув стены данного вуза, продолжили преподавательскую деятельность: А. А. Исаев (1851–1919 (1924?)) – в Петербургском университете, Э. Н. Берендтс (1860–1924?) – в Императорском училище правоведения (Петербург).

Единство российской школы финансового права обеспечивалось и ее общим «немецким акцентом», когда влияние немецкой школы изначально было преобладающим, а затем неизменно существенным, о чем мы уже писали выше. Не случайно германский ученый В. Рошер выделял «немецко-русскую» школу политэкономии, из которой еще полностью не выделилось финансовое право. К представителям этой школы, в частности, причислялись персонажи нашей книги Е. Ф. Канкрин, Г. (А. К.) Шторх, Х. А. Шлецер. При этом немецкое влияние было не только опосредованным, но и вполне прямым. Так, Е. Ф. Канкрин многие годы был министром финансов России, Г. Шторх преподавал в Петербурге, затем служил в ведомстве иностранных дел, впоследствии являлся академиком (по разряду политической экономии) и вице-президентом Петербургской академии наук. В этом смысле они причастны к формированию петербургской школы. В числе первых преподавателей политической экономии Московского и Харьковского университетов, рассматривающих проблемы финансов, соответственно были X. Шлецер и другой немец – Л. Х. Якоб.

К тому же в науке финансового права никогда не было острого противостояния региональных школ, хотя некоторые их особенности прослеживаются. Отметим, что научное «районирование» в финансовом праве, как, впрочем, и в других отраслях, никогда напрямую не было связано с административно-территориальным и национальным делением. Оно обосновывалось именно тремя вышеназванными факторами, которые и определяют понятие «школа». Не отрицая особенностей развития науки финансового права в различных регионах Российской империи и СССР, мы не склонны специально выделять, например, украинскую или польскую школы в соответствии только с национальным признаком, хотя выделение, например, киевской и харьковской школ не вызывает сомнений. В этом плане финансисты Украины кооперировались преимущественно с учеными Центральной России, причем это сотрудничество было взаимовыгодным. Так, выпускник Киевского университета (Университета Св. Владимира) И. Т. Тарасов (1849–1929) многие годы преподавал в Демидовском юридическом лицее, а затем – в Московском университете. В советский период тот же путь из Киева в Москву проделал В. И. Лисовский (1904–1997). Одновременно шел и обратный процесс. Например, корифей одесской (новороссийской) школы С. И. Иловайский (1861–1907) был выпускником Петербургского университета. В литературе отмечались следующие общие моменты в биографии харьковских профессоров начала XX в.: «… почти каждый из них служил в разные годы в университетах разных городов, петербуржцы едут в Харьков, харьковские специалисты отправляются на несколько лет служить в Дерпт (Тарту), Киев, Москву, Петербург, Ярославль и пр. Многие харьковские профессора защитили магистерские и докторские диссертации в Московском университете, многие были связаны работой и учебой с известным Демидовским юридическим лицеем в Ярославле. Такой обмен был не редкостью, ибо условия крупных городов, бытовые и материальные в том числе, не слишком разнились, а в итоге обмен информацией научных школ был значительный»[24].

Следовательно, у нас есть все основания анализировать развитие относительно единой российской (дореволюционной, советской и постсоветской) школы финансового права. Этот анализ осуществлен через изучение развития региональных ответвлений общероссийской школы. Это касается московской, петербургской (ленинградской), ярославской, казанской, томской, дерптской (юрьевской), варшавской, киевской, харьковской, одесской школ финансового права. Достаточно привести лишь несколько примеров, для того чтобы подтвердить вышеназванный тезис.

Так, совершенно очевиден особый путь развития дерптской школы финансового права. До реформы 1889 г. на юридическом факультете Дерптского университета преподавание ограничивалось преимущественно чисто юридическими предметами – гражданское и уголовное право с соответствующими процессами. Преподавание же таких предметов, как политическая экономия, финансовое право, полицейское право, не проводилось. В учебных планах эти дисциплины не включались в перечень главных обязательных предметов. Они лишь были рекомендованы студентам-юристам для посещения лекций без сдачи экзаменов и испытаний по этим предметам. Между тем названные дисциплины включались в учебные планы студентов других факультетов. Начиная с 1803 г. проводилась подготовка камералистов (экономистов) на технолого-экономическом разряде (отделении) философского факультета, а с 1850 г. – на историко-филологическом факультете. Там же и формировались соответствующие кафедры: кафедра политической экономии, кафедра камеральной науки, финансов и торговли. Соответственно такая организация учебного процесса и кафедр предопределяла и направленность научных исследований проблем финансового права (законодательства). Вряд ли эти исследования могли приобрести самостоятельность и обособленность от вопросов политической экономии и камеральных наук. Они могли рассматриваться попутно в рамках изысканий ученых-политэкономов и ученых-камералистов.

Более того, дореформенный Дерптский университет своим учебным процессом, нравами, языком преподавания (немецкий язык), научно-преподавательским составом был гораздо ближе к германским университетам, чем к российским. Отметим, что все университеты России, особенно в начале их истории, привлекали к преподаванию иностранных ученых, но ни в одном из них это привлечение преподавателей из-за границы не проводилось столь долго и широко, как это практиковалось в Дерптском университете. Так, кафедру политэкономии и статистики, которая после реформы 1889 г. из состава историко-филологического факультета была переведена на юридический факультет, в разное время занимали такие известные ученые, как А. Вагнер, Г. Кнапп, Г. Дитцель (1829–1884), с именами которых мы еще неоднократно встретимся на страницах данной книги. Вероятно, это послужило основанием для учреждения в конце 1827 г. в Дерптском университете «Профессорского института», имевшего целью подготовить, притом из русских людей, контингент будущих профессоров, необходимых для университетов России. Как писал Н. П. Яснопольский, «для осуществления этой задачи Дерптский университет оказался очень удобным для того времени мостом, соединявшим университеты России с заграничными вообще и в особенности с германскими»[25]. Ранее мы уже упоминали о профессоре Казанского и Петербургского университетов И. Я. Горлове. Сюда следует добавить и других профессоров Петербургского университета, прошедших «Профессорский институт», а затем преподававших предметы юридического факультета (с включением в них политической экономии и статистики). Это И. И. Ивановский (1807–1887), B. C. Порошин (1811–1868) и др.

При всей важности отнесения ученых к той или иной школе для нас более насущным является создание «коллективной биографии» (просопографии) российских ученых – специалистов в области финансового права. Это научное направление относительно новое для российской науки, хотя достаточно распространено на Западе (В. Шредер, X. Нимейер и др.). Просопография понимается как «эмпирическое исследование коллектива личностей в его общественном контексте с помощью индивидуальных биографий членов этого коллектива». Исходным в этом смысле является утверждение о том, что отдельный человек, тем более ученый, своеобразен. В то же время он универсален, определяется не только с индивидуальной, но и с общественной точек зрения. В связи с этим мы видим своей задачей создание такой «коллективной биографии», которая давала бы характеристику не только всем ученым-финансистам, но и каждому в отдельности. С другой стороны, надо показать, как биография каждого отразилась в биографии поколения, а коллективная судьба и исторический контекст проявились на жизненном пути и в научном наследии каждого.

Глава 2

Развитие отечественного юридического образования и преподавание финансового права

2.1. Досоветский период: от стадии ученичества к «золотому веку»

Изначально юристов готовили на юридических факультетах университетов: Московского (1755), Дерптского (существовал с 1632, вновь открыт в 1802), Казанского (1804), Харьковского (1805), Варшавского (1816–1831, 1869–1915, эвакуирован в Ростов-на-Дону, именовался Донским (1915), затем – Ростовским университетом), Петербургского (1819), Киевского (Университет Св. Владимира) (1834), Новороссийского (в Одессе, образован на базе Ришельевского лицея, действовавшего с 1817) (1865), Томского (1888, юридический факультет открыт в 1898), Пермского (1916). В Саратовском университете (1909) юридический факультет был открыт уже в советский период. Своеобразное положение занимали юридические факультеты еще двух университетов: Гельсингфорского (переведен в 1828 из Або) (Гельсингфорс (Хельсинки), Финляндия) и Виленского (1579 как академия, юридический факультет открыт в 1641, преобразована в университет в 1803) (Вильно (ныне Вильнюс), Литва). Первый из них, строго говоря, не являлся российским университетом, хотя и именовался Императорским Александровским университетом в Финляндии, а его выпускники имели права выпускников российских университетов. Преподавание велось сначала на шведском, а затем и на финском языках. Нам не известно о значимых финансистах общероссийского масштаба[26], обучавшихся или преподававших там, чему изрядно способствовал и языковой барьер. Виленский университет был закрыт в 1832 г. и возобновил свою работу только в 1919 г. уже на территории Польши. Университеты до начала 1917 г. именовались Императорскими, что для краткости нами будет обычно опускаться.

Подчеркнем, что изначально юридические факультеты (называемые некоторое время отделениями (факультетами) нравственных и политических наук) занимали в структуре университетов ведущее место как по статусу, так и по числу студентов. Так, даже в начале XX в. в Петербурге, Киеве и Варшаве на юридических факультетах студентов училось больше, чем на остальных факультетах, вместе взятых[27]. Всего в университетах доля обучающихся юриспруденции составляла около 40 % общего числа учащихся. Высокий статус этих факультетов определялся тем, что в глазах власть предержащих они являлись, прежде всего, кузницей кадров для государственной службы. Характерно, что уже в Утвердительной грамоте Московского университета (1804) закреплялось, что в нем будут преподаваться науки «как общие, каждому человеку нужные, так и особенные, служащие к образованию гражданина для разных родов государственной службы»[28].

Аналогичные нормы были закреплены и в уставах других университетов. Студенты-юристы традиционно держались обособленно и до начала XX в. были наиболее пассивными в общественной жизни по сравнению со студентами других факультетов. По воспоминаниям П. Н. Милюкова, студентов-юристов «считали будущими карьеристами и дельцами»[29]. Для таких суждений были некоторые основания, однако в начале XX в. общественная активность и этой категории учащихся существенно повысилась. Впрочем, юридические факультеты до конца существования императорской России оставались в некоторой степени элитарными, с наиболее существенной дворянской прослойкой.

Специализированными юридическими высшими учебными заведениями являлись: Александровский лицей (открыт в 1811 как царскосельский лицей, с 1843 Александровский лицей в Петербурге, с 1848 давал высшее юридическое образование), Императорское училище правоведения (1835, Петербург), Лицей князя Безбородко (г. Нежин (1832), получил юридический профиль в 1840, преобразован в историко-филологический институт в 1875), Лицей Цесаревича Николая (Катковский) (1869, Москва). Демидовский юридический лицей вел истоки от открытого в 1805 г. в Ярославле Высших наук училища. В качестве юридического вуза Демидовский юридический лицей давал высшее юридическое образование с 1870 г. Кроме того, в 1867 г. в Петербурге образована военно-юридическая академия (с 1908 – Александровская военно-юридическая академия). В ней изначально преподавалось финансовое право, а в числе ее профессоров был В. Г. Яроцкий (1855–1917) (о нем см. далее). Это было военно-учебное заведение со всеми его атрибутами. Из остальных юридических вузов наиболее закрытым было Училище правоведения. Оно было организовано по типу закрытого пансиона и подчинялось напрямую Министерству юстиции.

Впоследствии юридические факультеты были открыты на высших женских курсах: Киевских (1872–1886, с 1906), Московских историко-филологических и юридических В. А. Полторацкой (1906), Петербургских (Бестужевских) (1906), Петербургских историко-литературных и юридических Н. П. Раева (1906), Варшавских (1909, эвакуированы в Ростов-на-Дону в 1915).

По университетской программе юридических факультетов функционировали негосударственные учебные заведения, предназначенные для обучения как мужчин, так и женщин: Психоневрологический институт (1907), Московский городской университет им. А. Л. Шинявского (1908), Московский частный юридический институт (1915).

Кроме того, финансовое право преподавалось в коммерческих институтах: Киевском (1906), Московском (1906), Высших коммерческих курсах М. В. Побединского (Петербург, 1906, с 1917 – Торгово-промышленный институт), Петербургском (1906), Харьковском (1912 – коммерческие курсы, с 1916 – институт). Преподавателей, в том числе правовых и камеральных дисциплин, готовил Петербургский педагогический институт (1804–1819, 1829–1859), при котором существовало отделение (факультет) наук философских и юридических, где преподавались, в частности, политическая экономия, политическое право, коммерческие науки. Вероятно, одним из первых курс «Право финансовое и коммерческое» на этом факультете прочитал известный государственный деятель и ученый М. А. Балугьянский (1769–1847). Также одним из первых преподавателей финансовой науки в Петербургском университете (в составе которого изначально был философско-юридический факультет) стал его ученик по педагогическому институту профессор М. Г. Плисов (1782–1853), а среди выпускников этого пединститута был Е. Г. Осокин (1819–1880), в последующем профессор Казанского университета.

При Петербургском политехническом институте (открыт в 1902) действовало экономическое отделение (затем – факультет), а при Рижском политехническом институте (1862) функционировало коммерческое отделение, где также преподавалось финансовое право. Финансовое право преподавалась и в других политехнических институтах (Варшавском, Киевском, Донском (в Ростове-на-Дону)).

Система научно-исследовательских организаций и обществ, связанных, в том числе, с правовой наукой, в досоветский период только формировалась. Относительно длительную историю имели Императорская Петербургская академия наук, Вольное экономическое общество и Русское географическое общество. В третьей четверти XIX в. при университетах (первоначально при Петербургском, Московском и Казанском) и юридических вузах начали создаваться юридические общества. Действительные члены этих обществ активно занимались научно-исследовательской работой, а сами общества регулярно издавали журналы и труды.

По Утвердительным грамотам Московского, Харьковского и Казанского университетов (1804) они присваивали «степени или достоинства»: кандидатов (аналог современного диплома с отличием), магистра (аналог современного кандидата наук) и доктора. Преподавателям при этом присваивались следующие ученые звания: ординарный профессор, экстраординарный профессор, адъюнкт. Профессор или адъюнкт, «беспорочно и усердно в звании своем 25 лет прослуживший», удостаивался имени «заслуженного». Эта система была распространена и на другие университеты. По уставам этих университетов (1804) в составе отделения (факультета) нравственных и политических (или нравственно-политических) наук преподавались, в числе прочих, право естественное, политическое и народное, а также дипломатика и политическая экономия. Пионером в этой части выступило Ярославское училище высших наук (предшественник Демидовского юридического лицея), где по Уставу 1805 г. должна была преподаваться политическая экономия и наука финансов[30]. В целом данные университетские уставы были достаточно демократичными и оставляли простор для некоторых академических свобод (выборность ректора, профессуры, университетского суда). В 1824 г. данный Устав был распространен и на Петербургский университет[31].

Новый университетский Устав 1835 г. единодушно оценивается как реакционный (ограничение университетской автономии, упразднение университетского суда, усиление правительственного контроля за преподаванием), однако он разделил преподавание предметов «политэкономия и статистика» и «законы о государственных повинностях и финансах». Теперь они формально могли преподаваться на двух разных кафедрах, однако их четкого проблемного разграничения так и не произошло.

Согласно этому Уставу существовавшие ранее факультеты нравственно-политических наук упразднялись и вместо них создавались юридические. Такие изменения были связаны, в том числе, с увеличением потребности в квалифицированных юристах в условиях завершившейся систематизации отечественного законодательства. При этом новый факультет лишился кафедр философии, политической экономии, финансов, статистики. Соответственно, они вошли в состав философского факультета. Юристы эти дисциплины изучали, по сути, по программе этого факультета.

В Петербургском университете кафедра законов о государственных повинностях и финансах начала функционировать фактически с 1836 г., что впоследствии имело место и в других университетах. В Московском университете в 1839 г. учреждается отдельная кафедра государственных податей[32]. Эти кафедры можно считать предшественницами кафедр финансового права. На юридических факультетах Петербургского, Казанского и Харьковского университетов были учреждены также кафедры хозяйственных и камеральных наук. Общеуниверситетский Устав 1835 г., по мнению ряда исследователей, задачу университетского образования студентов юридического факультета рассматривал весьма узко, так как «преследовал цель сделать политически безопасным преподавание юридических наук».

Подготовка на юридических факультетах стала носить более специальный характер, так как они должны был готовить «не ученых юристов, а чиновников, притом вполне благонамеренных»[33]. С середины 40-х гг. XIX в. на юридических факультетах в той или иной мере шел процесс специализации студентов по двум разрядам (отделениям): собственно юридическому и камеральному (административному). В Петербургском и Казанском университетах такое разделение специализаций состоялось еще в середине 40-х гг., а в Киевском и Харьковском – в 60-е гг. XIX в. Соответственно, на юридическом факультете Петербургского университета в 1843–1860 гг. имелся особый камеральный разряд (отделение), готовивший выпускников к «службе хозяйственной или административной». Центральными дисциплинами при этом стали финансовое законодательство и политическая экономия. Это был своеобразный камеральный факультет столичного университета, через который прошел ряд известных финансистов, в частности Ф. Г. Тернер (1828–1906)[34].

Кстати, усердным защитником идеи о разделении юридического факультета Киевского университета на два отделения: юридических наук и государственно-административных наук, выступил известный профессор, а впоследствии государственный деятель Н. Х. Бунге, в то время занимавший должность декана юридического факультета. Отметим, что для Киевского университета в 1842 г. был принят особый Устав. На основании этого Устава по инициативе юридического факультета курс политической экономии был признан обязательной дисциплиной для студентов-юристов.

Своеобразным камеральным факультетом Московского университета стал Демидовский лицей, образованный на базе Ярославского училища высших наук в 1833 г., который, в свою очередь, послужил базой формирования Демидовского юридического лицея. Согласно высочайше утвержденному мнению Государственного Совета от 9 августа 1833 г. главные познания для учащихся этого лицея должны были составлять науки юридические и камеральные[35]. Последние содержали в себе совокупность многих технических, экономических и финансовых сведений, необходимых, как предполагалось, для подготовки чиновников сферы управления государственными имуществами и финансами. Конгломерат этих сфер охватывался общим понятием «камера»[36]. Остальные дисциплины рассматривались как общеобразовательные, «суть уже второстепенные»[37]. В связи с установленным профилем подготовки студентов в лицее вводилось преподавание, кроме прочего, финансов и политической экономии.

Университетский Устав 1863 г. зафиксировал замену преподавания «законов о государственных повинностях и финансах» на предмет «финансовое право». Это открыло путь к созданию кафедр с таким же названием. Однако кафедры в разных университетах могли именоваться и иначе: «кафедра теории финансов», «кафедра русского финансового права» и др. Первоначально такие кафедры появились в Московском, Казанском и Новороссийском университетах, но это мало отразилось на их научной специализации и взаимодействии с кафедрами политэкономии и статистики.

Среди ученых степеней выделялись кандидаты права, магистры и доктора, а ученые звания включали в себя доцентов, экстраординарных профессоров и ординарных профессоров. Сохранился институт заслуженных профессоров. Это был самый демократичный Университетский устав за всю историю Российской империи, который последовательно исходил из принципа выборности ректоров и деканов факультетов, университетской автономии, подходу к коллективу вуза как корпорации. Был восстановлен университетский суд. По этому Уставу число кафедр и предметов, преподаваемых на юридических факультетах, возросло в два и более раз. На юридических факультетах были восстановлены кафедры, а в учебных планах – экономические и философские дисциплины. Н. П. Яснопольский писал, что «равноправность предметов юридических, политических и экономических составляет существенную характерную черту устава 1863 г.»[38]. Более того, этот Устав создал условия для специализации кафедр и преподавания на юридических факультетах предметов юридических, государственных и экономических.

Следующий общеуниверситетский Устав 1884 г., по мнению Н. П. Яснопольского, остановил ход развития преподавания на юридических факультетах в направлении его дифференциации и широты плана подготовки специалистов. Ученый считал, что этот план даже сделал некоторый шаг назад[39]. Так начался «обратный процесс» слияния юридических и государственно-административных отделений (разрядов) и учебных планов юридических факультетов, где такое разделение ранее было произведено.

В соответствии с последним дореволюционным университетским Уставом 1884 г[40] на всех юридических факультетах следовало иметь кафедры финансового права. После этого нововведения университетские преподаватели стали переименовывать свои дисциплины, курсы сообразно названию той кафедры, которую они занимали, – финансовое право[41]. При этом был введен институт приват-доцентов, которые находились за штатом, не имели гарантированной нагрузки и жалованья, а их вознаграждение складывалось из средств, внесенных студентами за посещение занятий. Экстраординарные, ординарные и заслуженные профессора, а также штатные доценты по-прежнему находились в штате и имели стабильную нагрузку и зарплату. Система ученых степеней стала двухзвенной: магистр – доктор. Только в Варшавском и Дерптском (Юрьевском) университетах по-прежнему присуждали степень кандидата, однако она стала аналогичной диплому 1 степени всех иных университетов.

При всей реакционности этого Устава, отменявшего университетскую автономию, выборность ректоров, деканов и профессоров, отрицавшего корпоративность преподавателей и студентов вузов, он имел и позитивное значение. В частности, к преподаванию через приват-доцентуру можно было привлекать большее число преподавателей, вводить альтернативные курсы и др. Некоторое смягчение Устава 1884 г. актами 1899 и 1905 гг. оставило неизменным его охранительную направленность. Примечательно, что с января 1905 по сентябрь 1906 г. из-за революционных событий практически все вузы были закрыты, а для Варшавского университета эта пауза затянулась почти на три года. Отметим, что вышеназванные университетские уставы (1804, 1835, 1863 и 1884 гг.) не распространялись на ряд университетов, в частности Дерптский. Свои уставы имели и специализированные юридические вузы. Отличался и порядок их подчиненности. Университеты находились в ведении Министерства народного просвещения, так же как и Демидовский юридический лицей с Лицеем цесаревича Николая. Однако Александровский лицей относился к Ведомству учреждений императрицы Марии, а Училище правоведения подчинялось непосредственно Министерству юстиции и имело полувоенную организацию.

В 1906–1907 гг. в университетах на юридических факультетах осуществлялся переход в преподавании от курсовой системы к предметной. Так, в Московском университете на юридическом факультете все предметы были разделены на две группы: общую, обязательную для всех студентов, и специальную, которая включала курсы по трем специальным отделениям (отделение государственных наук, отделение цивилистических наук, отделение экономических наук). В общую группу обязательных дисциплин включался общий курс финансового права, а на отделении экономических наук читался специальный курс финансового права. Кроме того, П. П. Гензель в 1907–1908 академическом году вел теоретический специальный курс «История развития финансового хозяйства и новейшая финансовая политика на Западе, сравнительный анализ западноевропейских и русских бюджетов». В 1906 г. ординарный профессор Московского университета И. Х. Озеров был перемещен в Петербургский университет на кафедру финансового права, но ввиду недостатка в преподавателях остался в то же время в Московском университете приват-доцентом по кафедре финансового права[42].

Юридический факультет Петербургского университета, по плану, выработанному факультетом, разделялся на два отделения – юридическое, а также экономических и государственных наук. Общие курсы по всем предметам, ранее обязательным, должны быть прослушаны студентами обоих отделений, а ряд обязательных специальных предметов – обязательны лишь для студентов данного отделения. Так, для студентов государственно-экономического отделения вводились обязательные курсы: «Социальная политика в области рабочего вопроса» (В. Г. Яроцкий), «История экономических учений» (М. А. Курчинский).

Однако не все университеты в полном объеме перешли от курсовой системы преподавания к предметной. Так, в Киевском университете специализации учебных планов преподавания и разделения факультета на отделения, как, например, в столичных университетах, не проводилось. Юридический факультет Новороссийского университета также не счел возможным ввести предметную систему в полном объеме и разделить факультетские предметы на специальные отделы ввиду недостаточности наличного состава преподавателей. Финансовое право в то время там читал приват-доцент В. Н. Твердохлебов[43].

Кратко остановимся на системе подготовки научных кадров. Выпускников, окончивших курс и обнаруживших склонность к научным исследованиям, оставляли на соответствующих кафедрах на два года, по официальной терминологии, для «усовершенствования в науках и подготовки к профессорскому званию». При этом стипендия могла назначаться (т. н. «профессорские стипендиаты»), а могла и не назначаться. Это можно считать некоторым аналогом современной аспирантуры. Многие из проходящих научную подготовку направлялись в зарубежные командировки, прежде всего в Германию, где работали под руководством известных профессоров в ведущих университетах. Материалы к своим магистерским диссертациям они собирали также и за рубежом, в том числе в лучших библиотеках. В их числе можно назвать библиотеку Британского музея (Лондон), Королевскую библиотеку (Берлин), Национальную парижскую библиотеку и др. После этого соискатель научной степени сдавал магистерский экзамен (испытание), состоящий из двух частей: главный предмет (аналог современной специализации) и «дополнительные предметы», профиль которых зависел от главного. Все это отчасти сходно со сдачей кандидатского минимума. После его успешной сдачи лицо именовалось «магистрантом» и допускалось к защите магистерской диссертации («магистерскому диспуту»), которая, как правило, должна была быть опубликована в виде книги. Ученая степень присваивалась университетом и дальнейшему утверждению не подлежала. Социальный статус магистра был достаточно высок: ему могло быть присвоено почетное потомственное дворянство, а при поступлении на государственную службу присваивался чин IX класса (титулярный советник). Он приобретал права на замещение должности доцента, приват-доцента, экстраординарного профессора. На должность приват-доцента могло претендовать лицо и не имевшее ученой степени, но известное своими учеными трудами и сдавшее магистерские экзамены.

Докторская диссертация могла стать продолжением магистерской, однако предполагала более высокий научный уровень, сопровождалась «докторским диспутом» (защитой) и присваивалась университетом. После защиты докторской диссертации хорошо зарекомендовавший себя экстраординарный профессор мог претендовать на должность ординарного профессора, а последний после 25-летней профессуры удостаивался звания «заслуженного профессора». В исключительных случаях за особые научные и педагогические заслуги магистр мог стать ординарным профессором. Широта и межотраслевой характер изучения проблем финансового права, как уже указывалось, приводил к тому, что специалисты в данной сфере защищали магистерские и докторские диссертации по различной научной специализации. Это относится к исследователям, получившим ученую степень по политической экономии (присуждается с 1827) (Г. Д. Сидоренко, Л. В. Ходский, А. Я. Антонович, В. Г. Яроцкий и др.), полицейскому праву (присуждается с 1867) (К. К. Гаттенбергер. И. Т. Тарасов, Д. И. Пихно, М. Д. Загряцков и др.). Непосредственно по финансовому праву первая защита магистерской диссертации состоялась в 1868 г. (В. А. Лебедев), а докторской диссертации – в 1871 г. (И. И. Патлаевский)[44]. Всего до 1917 г. было защищено 13 докторских диссертаций по финансовому праву.

Подчеркнем, что нагрузка профессора юридического факультета обычно составляла 4–5 часов в неделю, много времени оставалось на научную работу. Кроме того, при содействии вуза можно было организовать зарубежную научную командировку или поездку по России с научной целью. Таким образом, условия для научной работы достаточно существенно отличаются от современной ситуации. К сожалению, в худшую сторону отличается и уровень подготовки современных аспирантов, как и уровень научных работ в целом. При этом не стоит идеализировать и дореволюционный период. В то время также немало было и ремесленников от науки, для которых научная работа заканчивалась защитой магистерской диссертации, а чтение лекций осуществлялось по «желтым листкам» своих давних записей. Однако среди героев этой книги таковых нет.

Напомним, что наука финансового права сформировалась в России только во второй половине XIX в. Зарождалась данная наука в лоне политической экономии, науки о финансах, отчасти даже государственного и полицейского права. На протяжении всего XIX столетия вопросы о соотношении науки финансового права, финансовой науки и политической экономии, соотношения финансового права и государственного, полицейского права разрешались неоднозначно. Шел процесс обособления, приобретения самостоятельного статуса наукой финансового права и учебной дисциплиной финансового права, имеющими свой предмет изучения и правового регулирования. В этот же период складывались и научные школы финансового права, как правило, на базе ведущих университетов. Но при этом с очевидностью прослеживается взаимообусловленность развития этих школ в едином процессе формирования российской школы финансового права. Особенно ярко процесс «самоопределения» финансового права в тот период просматривается на примере издаваемых учебников по финансовому праву, поскольку они содержали авторское видение предмета и системы финансового права, о чем будет сказано ниже.

В качестве промежуточного вывода отметим, что российская школа финансового права, интегрированная в систему высшего, прежде всего университетского, юридического образования, в начале XX в. находилась на подъеме как по качественным, так и количественным показателям. В 1916 г. только на юридическом факультете Московского университета обучалось более 4 тыс. студентов, а общее число студентов-юристов в стране составляло, вероятно, около 20 тыс. человек. Советские вузы (даже с учетом невиданной ранее массовой заочной формы обучения) эту цифру смогли превзойти только во второй половине 40-х гг. XX в. Качественный уровень выпускников в целом соответствовал европейскому, а тщательный отбор и штучная подготовка магистрантов позволяли иметь научные кадры самого высокого уровня. Конец XIX – начало XX в. смело можно назвать «золотым веком» отечественной юридической науки, в том числе финансового права. К сожалению, впоследствии качественные показатели финансово-правовых исследований резко снизились, и в настоящее время даже о «серебряном веке» остается только мечтать.

Это не должно затушевывать и очевидные недостатки данного периода. Высшее образование по-прежнему оставалось монополией мужчин, за исключением женских вузов и части действовавших на общественных началах вузов со смешанным составом. Не были отменены ограничения на поступления в университеты выпускников духовных семинарий (кроме Дерптского и Варшавского университетов, а также Демидовского юридического лицея), оставалась квота на поступление евреев. В целом, политический режим с опаской относился к увеличению числа вузов и студентов, что приводило к искусственному сдерживанию их роста. Не редкостью было и прямое вмешательство политиков в дела вузов, что приводило к ряду кризисов. Наиболее яркий пример – увольнение из университетов в 1911 г. около 130 преподавателей (в том числе около четверти всей доцентуры и профессуры Московского университета) в знак несогласия с политикой тогдашнего министра народного просвещения Л. А. Кассо. кстати, в прошлом университетского профессора.

Первая русская революция и Первая мировая война негативным образом отразились на юридической школе и юридической науке. Попытки Временного правительства провести реформы в данной сфере были во многом блокированы продолжающейся войной, нарастающим социально-экономическим кризисом и дефицитом времени. Примечательно, что в его состав входили отметившиеся на ниве финансового права министры и товарищи министров А. И. Шингарев, М. В. Бернацкий, М. И. Фридман и др. Все они стали персонажами данной книги.

Выводы

1. Система высшего юридического образования в России начала формироваться в начале XIX в. В этот же период начинается преподавание курсов с элементами финансово-правовой проблематики. Оно осуществлялось либо в рамках политической экономии, либо автономно, как «права финансового» или «науки финансов». Организационно не предмет, не кафедры финансового права первоначально не выделялись. Впоследствии финансовое право преподавалось преимущественно на юридических факультетах университетов, в специализированных юридических вузах, в коммерческих институтах, система которых сложилась в начале XX в., а также на экономическом отделении Петербургского политехнического института. Однако проблема разграничения финансового права с финансовой наукой и политической экономией в досоветский период так и не была решена. Она остается дискуссионной, до некоторой степени, и в настоящее время.

2. Университетский Устав 1835 г. разделил преподавание предметов «политэкономия и статистика» и «законы о государственных повинностях и финансах». После этого они формально могли преподаваться на двух разных кафедрах в рамках юридических факультетов университетов, однако их четкого проблемного разграничения так и не произошло. Это положило начало формированию кафедр законов о государственных повинностях и финансах (в Московском университете – кафедра государственных податей). Эти кафедры можно считать предшественницами кафедр финансового права. На юридических факультетах Петербургского, Казанского и Харьковского университетов были учреждены также кафедры хозяйственных и камеральных наук, где одной из ведущих дисциплин стало финансовое право. Своеобразным камеральным факультетом Московского университета стал Демидовский лицей в Ярославле. На юридическом факультете Петербургского университета в 1843–1860 гг. имелся особый камеральный разряд, готовивший выпускников к «службе хозяйственной или административной». Центральными дисциплинами при этом стали финансовое законодательство и политическая экономия.

3. Университетский Устав 1863 г. зафиксировал замену преподавания «законов о государственных повинностях и финансах» на предмет «финансовое право». Это открыло путь к созданию кафедр с таким же названием первоначально в Московском, Казанском и Новороссийском университетах, однако это мало отразилось на их научной специализации и взаимодействии с кафедрами политэкономии и статистики. В соответствии с последним дореволюционным университетским Уставом 1884 г. все юридические факультеты должны были иметь кафедры финансового права. После этого нововведения университетские преподаватели стали переименовывать свои дисциплины, курсы сообразно названию той кафедры, которую они занимали, – финансовое право. Такая ситуация сохранилась до завершения досоветского периода.

4. К 1917 г. была создана достаточно стройная и эффективная система подготовки преподавательских и научных кадров, в том числе по финансовому праву. Она включала в себя оставление лучших выпускников на два года для «усовершенствования в науках и подготовки к профессорскому званию» при соответствующих кафедрах. Затем предполагались сдача магистерских экзаменов, защита магистерской и докторской диссертаций, а также зарубежные командировки в лучшие европейские университеты и научные библиотеки, а равно научные поездки по стране. Широта и межотраслевой характер изучения проблем финансового права приводил к тому, что специалисты в данной сфере защищали магистерские и докторские диссертации по различным наукам, в частности политической экономии и полицейскому праву. Непосредственно по финансовому праву первая защита магистерской диссертации состоялась в 1868 г. (В. А. Лебедев), а докторской диссертации – в 1871 г. (И. И. Патлаевский).

2.2. Советский период: взлеты и падения

Общей литературы по истории советского образования достаточно много, однако в большинстве своем она была подготовлена в 50–70-х гг. XX в. со всеми вытекающими последствиями[45]. Несколько беднее литература по истории советского юридического образования и отдельных юридических вузов[46]. Однако ее наличие позволяет воссоздать общую канву его развития. Тем не менее можно констатировать, что история советской высшей юридической школы еще ждет своих исследователей.

Надо отметить, что естественное и техническое образование, несмотря на все пережитые катаклизмы первой половины XX в., смогло в советский период сохранить свои традиции и даже их приумножить. К сожалению, этого нельзя сказать о юридическом образовании. Начнем с того, что отношение новой власти к юристам было сугубо отрицательным, ибо они считались наиболее преданными «слугами самодержавия», стержнем старого государственного аппарата. Широкое распространение получила фраза А. Бебеля о том, что «юристы – самые реакционные люди». С легкой руки В. И. Ленина адвокаты определялись как «либеральная сволочь», а их, как и всех юристов, предлагалось взять в «ежовые рукавицы». В связи с этим победившие большевики изначально планировали не реформировать, а сломать всю старую систему подготовки юридических кадров, к чему они и приступили при первой возможности.

В «Известиях ЦИК РСФСР» от 26 декабря 1918 г. было напечатано следующее сообщение: «Ввиду полной устарелости учебных планов юридического факультета и несоответствия их новым запросам жизни народный комиссариат по просвещению постановил упразднить юридические факультеты и закрыть все отпущенные на них кредиты с 15 января 1919 г.»[47].

Симптоматичным стало возражение на это видного юриста, последнего ректора Демидовского юридического лицея и первого ректора Ярославского университета В. Н. Ширяева (1872–1937). Он писал: «Юридические факультеты до сих пор были главными рассадниками для подготовки деятелей в общественно-административной и главным образом в судебной отраслях; для этих отраслей деятельности юристы являлись наиболее пригодными по своей научной подготовке. Теперь эта подготовка признается устарелой и не соответствующей запросам жизни. Признается устаревшей и не соответствующей новым запросам жизни вся существовавшая до сих пор система юридического образования»[48]. Являясь воспитанником и активным деятелем дореволюционной юридической школы, ученый сохраняет к ней высокое уважение. Но если новые деятели, полагает автор, усматривают в старой системе юридического образования какие-то серьезные изъяны, то вопрос надо ставить о ее разумном формировании в соответствии с новыми запросами жизни, а не об упразднении как таковой, что граничит с безрассудством.

При этом старая система явочным порядком начала разрушаться уже с 1 октября 1918 г., когда Декретом СНК РСФСР были упразднены все ученые степени и звания, кроме званий профессора и преподавателя, причем по существу без всяких формальных требований для их замещения. «Подготовка к занятию профессорской должности» (аспирантура) также была отменена. Одновременно были ликвидированы или преобразованы в государственные все бывшие негосударственные вузы. Так, в здании крупнейшего Московского городского университета им. А. Л. Шинявского, закрытого в конце 1918 г., разместился Коммунистический университет им. Я. М. Свердлова, а затем оно отошло Высшей партийной школе при ЦК КПСС, в которых юридических факультетов или отделений, естественно, не было.

Впрочем, начиналось все достаточно радужно. Единовременно были отменены все сословные и национальные пережитки (в том числе квоты на поступление евреев в университеты), женщины получили равные образовательные права с мужчинами, высшее образование стало бесплатным, для лиц с низшим образованием в 1919 г. были организованы рабочие факультеты. Искусственно сдерживаемый ранее рост числа вузов и студентов был преодолен, и только в 1918–1920 гг. было образовано 15 новых университетов. Так, на базе Демидовского юридического лицея формируется Ярославский государственный университет (1918), начинают функционировать Азербайджанский (Баку) (1919), Воронежский (1918), Дальневосточный (Владивосток) (1920), Иркутский (1918) университеты. Императорский Московский университет был поименован 1-м Московским государственным университетом. До 1930 г. существовал и 2-й МГУ (без юридического факультета), из которого затем было выделено три отдельных института.

Относительно автономное руководство советской Украины пошло своим путем, и уже в 1920–1921 гг. на базе Киевского, Одесского (бывшего Новороссийского) и Харьковского университетов было создано несколько узкопрофильных институтов. Однако юридический институт был выделен только из состава Харьковского университета. Одновременно в этих городах создаются институты народного хозяйства, сформированные преимущественно на базе бывших коммерческих институтов, в которых были правовые отделения (факультеты). Эти отделения в 20-х гг. стали основными центрами подготовки юристов на Украине. Кроме того, юридические отделения этих институтов в начале 30-х гг. готовили выпускников по довольно экзотической специальности «юрист-экономист». Забегая вперед, отметим, что вышеназванные украинские университеты были воссозданы только в 1932 г., однако первоначально без юридических факультетов.

При этом даже открытие университетов приурочивалось к юбилею Октябрьской революции 1917 г. и сопровождалось ритуальными политическими заклинаниями[49]. Разнобой в учебных программах и зависимость читаемых курсов от персонального состава преподавателей не позволяют сделать глобального обобщения. Однако на конец 1918 г. на большинстве юридических факультетов преподавалась наука о финансах и политэкономия, существенно реже читалось финансовое право. В большинстве университетов сохранились кафедры науки о финансах, но кафедры финансового права были ликвидированы.

Фактическая ликвидация юридических факультетов началась уже в конце 1918 г., однако любой власти были нужны знающие администраторы. Это предопределило решение Коллегии Наркомпроса РСФСР в марте 1919 г. о создании факультетов общественных наук (ФОН), Положение о которых тогда же и было утверждено[50]. ФОНы должны были заменить юридические факультеты и исторические отделения историко-филологических факультетов университетов. Они были призваны готовить «революционно-советские» кадры для нового правоохранительного и управленческого аппарата. Естественно, это предполагало замену старых преподавательских кадров на новые, советские, которых первоначально взять было негде. Новые факультеты общественных наук в разных университетах были созданы в конце 1919 – середине 1920 г. Определенную автономию в рамках ФОНа юристы сохранили, имея свое правовое (политико-юридическое) отделение во главе с деканом. Немаловажно и то, что были созданы экономические (социально-экономические) отделения, ставшие прообразами экономических факультетов, где также преподавалась наука о финансах и ряд других финансовых дисциплин. Выпуски осуществлялись по мере сдачи установленного перечня экзаменов и зачетов, а с 1923 г. вводились государственные испытания (экзамены) для выпускников. Отметим, что с 1919 по 1924 г. финансовое право в качестве отдельной учебной дисциплины не преподавалось, однако на некоторых правовых отделениях ФОНов читались спецкурсы по бюджетному праву, а наука о финансах преподавалась на экономических отделениях.

При этом допуск к обучению всех желающих независимо от предварительной подготовки (кроме «классово чуждых элементов») в условиях острого недостатка преподавательского состава, да еще в условиях Гражданской войны, практически парализовал учебный процесс. Тем не менее после ее завершения В. И. Ленин сделал вывод, что «старая профессура» (а другой не было) не воспитывает, а «развращает» молодежь, обучая ее «старому буржуазному хламу», и этому «разврату» надо положить конец[51]. Второй стороной этого процесса стали сословные и классовые ограничения на получение образования. Сначала они касались детей представителей «бывших господствующих классов» (капиталистов, помещиков, священников, офицеров), затем – кулаков, «врагов народа», представителей «подозрительных» национальностей и др. Формально они были отменены во второй половине 30-х гг., но реально просуществовали до середины 50-х гг., а в более мягкой форме сопутствовали всему советскому периоду.

Процесс свертывания юридического образования совпал с введением режима жесткой экономии в период нэпа и «общим урегулированием сети высших учебных заведений». Отметим, что профессора, да и студенты-юристы, постоянно находились под угрозой сокращения и их не покидало чувство неуверенности в завтрашнем дне. Свои «буревестники революции» находились и в рядах самой университетской профессуры. Самым ярким из них стал А. Г. Гойхбарг (1883–1962), бывший в 1922–1925 гг. заведующим кафедрой гражданского права и деканом правового отделения 1-го МГУ[52].

По его мнению, «с окончательным упрочением коллективизма исчезнет не только гражданское право, но и право вообще», и оно будет заменено «планомерной организацией»[53]. По сути, это вело к отрицанию права и замене его непосредственным государственным и судейским усмотрением[54]. Впоследствии он дошел до того, что открыл еще один «опиум для народа». А. Г. Гойхбарг писал: «…право есть еще более отравляющий и дурманящий опиум для того же народа»[55].

Идея о ликвидации юридических отделений и ФОНов в целом была реанимирована в начале 1922 г., но в более широком контексте и в связи с общим сокращением сети вузов. Это соответствовало и общей стратегии по свертыванию системы широкого университетского образования и перехода к узкотехнической подготовке специалистов. Отсюда уменьшение числа университетов и рост численности профильных институтов: педагогических, сельскохозяйственных, индустриальных и др. В 1922–1925 гг. было принято решение о ликвидации ФОНов университетов (сначала Томск, Саратов, после Ленинград, Москва и остальные), а затем и некоторых университетов в целом. Такая судьба постигла, в частности, Ярославский и Северо-Кавказский (Ростовский) госуниверситеты. Хотя на базе последнего, среди прочих, открывается Финансово-экономический институт. Таким образом, подготовка юристов к 1925 г. сосредоточилась в небольшом числе факультетов права и хозяйства (с правовым отделением) или на факультетах советского права (строительства и права) университетов, прежде всего Московского и Ленинградского, которые выделились из ФОНов. С 1927 г. при 1-м МГУ впервые начало вводиться заочное обучение. Экономические отделения ФОНов после ликвидации последних были либо упразднены, либо слиты с экономическими отделениями других вузов. Так, экономическое отделение ФОНа Ленинградского университета в 1924 г. было слито с экономическим факультетом Ленинградского политехнического института.

Однако отмена прежнего финансового законодательства и необходимость формирования нового дали для науки финансового права неожиданный и позитивный эффект. Если раньше ученые-финансисты не всегда активно включались в экспертную и консультативную деятельность, изучали узкоприкладные или теоретические проблемы, то в условиях правового вакуума сложилась обратная ситуация. Многие ученые старой школы существенно интенсивнее, чем ранее, занялись именно финансовым законодательством, что привело и к некоторой «юридизации» изучения всех финансовых проблем. Этим объясняется и определенное изменение направления научных исследований ряда ученых, достигших значительных научных высот в различный сферах экономики и права в дореволюционный период. Именно в советскую эпоху они вплотную занялись проблемами финансового права (В. В. Святловский, И. М. Кулишер, С. А. Котляревский, М. Д. Загряцков и др.), которое сначала было менее политизированным, чем государственное или административное право, а также политэкономия.

Одновременно происходили и некоторые другие позитивные изменения. Так, с 1925/26 учебного года возобновилось преподавание финансового права в качестве отдельной учебной дисциплины, и такая практика сохранилась до 1929–1930 учебного года. После ликвидации ФОНов специальные финансовые отделения были открыты при Ленинградском политехническом институте, Московском и Ленинградском институтах народного хозяйства и Московском промышленно-экономическом институте. В 1925 г. проведен пятый набор на Центральные финансовые курсы (г. Москва) (300 человек), причем с 1926 г. набор на эти курсы должен был проводиться и в Ленинграде (еще 200 человек).

Кроме того, по инициативе Г. Я. Сокольникова (о нем см. далее) в 1921 г. создается Финансово-экономическое бюро Народного комиссариата финансов (Наркомфина, НКФ) РСФСР, в рамках которого функционировал Институт экономических исследований (ИЭИ) (создан в середине 1919 г.) со специальной финансовой секцией. Институт стал органом разработки финансово-экономических вопросов, в котором подвергались предварительному обсуждению основные проблемы финансового хозяйства страны, а также законопроекты по этой части. В этом он был похож на Ученый комитет царского Министерства финансов. ИЭИ должен был выполнять: 1) программы, выработанные по соглашению с НКФ, Госбанком и Госстрахом; 2) задания коллегии НКФ и ее отдельных членов; 3) отдельные поручения управления НКФ, Госбанка и Госстраха[56].

Впоследствии было создано и Ленинградское отделение института. С Институтом экономических исследований сотрудничали такие авторитетные специалисты старой финансовой школы, как: М. И. Боголепов, А. И. Буковецкий, П. П. Гензель, В. Я. Железнов, К. Я. Загорский, М. Д. Загряцков, С. А. Котляревский, И. М. Кулишер, И. Х. Озеров, М. А. Сиринов, М. Н. Соболев, А. А. Соколов, Л. Н. Яснопольский и др. С ними мы еще встретимся на страницах этой книги. С уходом Г. Я. Сокольникова в 1926 г. с поста наркома финансов СССР окончилась и история Института, закрытого в 1927 г.

С 1925 г. для подготовки научных кадров были открыты аспирантуры. Впрочем, число аспирантов-юристов к началу 40-х гг. не превышало 300, что сопоставимо с дореволюционными показателями числа «оставленных для подготовки к профессорскому званию», а в 1946 г. их было всего около 100. Начала формироваться система научных юридических учреждений. В 1923 г. основана Секция советского строительства Коммунистической академии, а в 1925 г. на ее базе формируется Институт советского строительства. В 1936 г. последний был включен в систему Академии наук СССР (АН СССР) и с 1959 г. именуется Институтом государства и права АН СССР (ИГПАН), ныне – ИГП Российской академии наук (ИГП РАН). В 1925 г. создается Государственный институт по изучению преступности и преступника (с 1931 г. – Государственный институт по изучению преступности, с 1933 г. – Институт уголовной и исправительно-трудовой политики). Затем он расширяет профиль и в 1936 г. переформировывается во Всесоюзный институт юридических наук (ВИЮН), с 1963 г. – Всесоюзный научно-исследовательский институт советского законодательства (ВНИИСЗ), с 1988 г. – Всесоюзный научно-исследовательский институт советского государственного строительства и законодательства. С 1991 г. он переименовывается в Институт законодательства и сравнительного правоведения при Верховном Совете РСФСР, а с 1993 г. – в Институт законодательства и сравнительного правоведения (ИЗ и СП) при Правительстве РФ. На базе экономической секции Коммунистической академии в 1930 г. формируется Институт экономики, находящийся с 1936 г. в ведении АН СССР. С 30-х гг. функционировал еще ряд исследовательских учреждений, в частности Научно-исследовательский институт финансов. Напомним, что в 1924–1930 гг. действовала Российская ассоциация научно-исследовательских институтов общественных наук (РАНИИОН), в рамках которой работал еще один Институт экономики и вышеназванный Институт советского строительства.

С 1934 г. начала восстанавливаться система научных должностей и званий, которая к началу 40-х гг. приняла форму, сохранившуюся до недавнего времени. Это преподаватель (ассистент), старший преподаватель, доцент, профессор. Ученые степени составили двоичную систему: кандидат наук – доктор наук, а сами защиты на их соискание стали осуществляться с 1938 г.

Финансово-правовая специализация до 90-х гг. не выделялась из административного права, а в рамках экономической науки с 1939 г. защищались диссертации по финансам, денежному обращению и кредиту[57]. Даже в первых из них наличествует финансово-правовая составляющая. Так, А. И. Буковецкий и Н. Н. Ровинский (о них см. далее) защитили докторские диссертации в 1940 г., соответственно, на темы: «Финансовые взаимоотношения Турции и России» и «Государственный бюджет СССР». В изучение проблем финансовых учреждений свою лепту внесли и цивилисты. Так, в 1944 г. P.O. Халфина (1909–1998) защитила кандидатскую диссертацию «Правовое положение государственного банка СССР». С 1937 г. были заново введены госэкзамены, а рабочие учебные планы приобрели относительную стабильность.

Параллельно с начала 30-х гг. активизировались своеобразные процессы концентрации и специализации экономического и юридического образования, связанного с изучением финансовых дисциплин. В 1930–1931 гг. создается сеть финансово-экономических институтов, наиболее крупные из которых открыты в Москве, Ленинграде, Казани, а также в Ростове-на-Дону, Харькове, Саратове, Иркутске, Ташкенте, формируется Всесоюзный заочный финансово-экономический институт в основном с 3–4-годичным сроком обучения. В Москве и Ленинграде формируются плановые институты. Отчасти это была реакция государства на отчаянное состояние, сложившееся с кадрами профессиональных финансистов. Так, на конец 1925 г. из почти 18 тыс. работников средней и высшей квалификации от помощника фининспектора и выше только чуть больше 3 тыс. человек имели высшее образование, а у 12 тыс. не было даже систематической низшей подготовки. При ежегодной потребности в 500–600 финансистов вузы выпускали только около 100, что непрерывно ухудшало и без того низкие качественные показатели. Выпускники правовых отделений в это число входили крайне редко[58].

На 30-е гг. пришлись педагогические эксперименты: и без того короткий срок обучения был дополнен коллективным заучиванием и мудреным «лабораторным методом». По сути, знания большинство студентов получали в результате преимущественно самостоятельной работы. В этот же период развернулась борьба с разного рода «уклонистами» от линии партии, что не прибавляло времени на учебу. Бывали случаи, когда парткомы принимали решения о роспуске целых кафедр во главе с беспартийными профессорами. Таким образом, студенты-коммунисты могли «чистить» кадровый состав и определять структуру кафедр.

Вот как об этом писал А. Г. Зверев, студент Московского финансово-экономического института (МФЭИ) в 1930–1933 гг., а впоследствии многолетний нарком (министр финансов) СССР: «Некоторые ученые-экономисты являлись в прошлом акционерами или прямыми совладельцами различных фирм и предприятий. Им была присуща своя система взглядов на народное хозяйство… Это столкновение разных точек зрения приводило к резкой критике сохранившихся еще в нашей экономической науке пережитков прежних взглядов. В дискуссионной литературе бытовали особые термины: юровщина, соколовщина, озеровщина»[59]. У А. Г. Зверева такая постановка вопроса не вызывает никаких сомнений, и он добавляет: «Взгляды сторонников этих теоретиков в конце 20-х годов проникли в вузовские учебники, пособия и лекции. Стояла, однако, задача не только всесторонне разработать в противовес им теорию социалистических финансов, но и правильно обучить практиков финансового дела… С этой целью была организована сеть финансово-экономических институтов и курсов»[60].

Получается, что и финансово-экономические институты были организованы в противовес университетам, где «окопались специалисты буржуазного типа». Суждение достаточно странное, но не оригинальное. Примечательно и то, что в своих мемуарах А. Г. Зверев не назвал ни одной фамилии преподавателей МФЭИ, хотя среди них были не только будущие «враги народа», но и его будущие товарищи по Наркомату финансов – В. П. Дьяченко, Н. Н. Ровинский и К. Н. Плотников. Впоследствии в Ленинградском госуниверситете (ЛГУ) в 1939 г. на базе исторического факультета создается первое в СССР отделение политической экономии, преобразованное в 1940 г. в политико-экономический факультет ЛГУ. Это положило начало восстановлению экономического университетского образования. Погоня за количественным ростом кадров привела к таким экзотическим мерам, как решения о создании во второй половине 30-х гг. Ленинградских педагогического финансово-экономического и учетно-экономического институтов или финансового факультета при Московском институте кооперативной торговли.

Постановлением ВЦИК РСФСР от 20 апреля 1931 г. «О мероприятиях по подготовке и переподготовке кадров советского строительства»[61] из состава университетов были выведены факультеты советского права. На их базе создавались институты советского права и институты советского строительства в Москве, Ленинграде, Саратове, Казани, Иркутске (в 1934 г. переведен в Свердловск) и др. Все они передавались в ведение Наркомата юстиции РСФСР и имели трехлетний (с 1934 г. – четырехлетний) курс обучения. План их набора составлял 1490 человек, что сопоставимо с наборами только Московского и Петербургского университетов в дореволюционный период. Институты советского права в 1936–1937 гг. были преобразованы в юридические институты. Примечательно, что на базе факультета советского строительства и права МГУ было создано сразу два института: Московский институт советского права и Московский институт советского строительства. Первый из них в 1937 г. преобразуется в Московский юридический институт, второй в том же году реорганизован в Институт государственного права и государственного управления, а в 1938 г. – в Юридический институт Прокуратуры СССР. Наконец, в 1941 г. оба института были объединены в один Московский юридический институт.

К середине 40-х гг. юридические институты были также в Минске, Алма-Ате, Харькове и Ташкенте. В 1931 г. на базе Московского института советского права создаются Центральные заочные курсы советского права (с 1933 г. – Центральный заочный институт советского права, с 1935 г. – Центральный заочный правовой институт) с рядом консультационных пунктов в других городах. С 1937 г. он именуется Всесоюзным юридическим заочным институтом (ВЮЗИ), обучавшим около 6 тыс. студентов в заочных отделениях и секторах по всей стране. После некоторой трансформации ВЮЗИ был преобразован в 1994 г. в существующую ныне Московскую государственную юридическую академию.

Заочное образование на многие годы стало численно преобладающим в советской системе высшего юридического образования, хотя было весьма проблематичным в ходе коротких сессий за 3–4 года из практического работника с образованием, как правило, ниже 7 классов подготовить хорошего специалиста. Ситуация усугублялась тем, что до начала 50-х гг. даже на заочных отделениях более половины от общего числа учебных часов отводилось на марксистско-ленинскую подготовку. При этом во второй половине 40-х гг. в большинстве вузов имелось по 1–2 профессора-юриста, а полный комплект профессоров и доцентов был только в юридических институтах и на юридических факультетах Москвы, Ленинграда и Харькова.

Юридический факультет МГУ был восстановлен в 1942 г., а ЛГУ – в 1944 г. Соответственно, Московский и Ленинградский юридические институты влились в составы этих факультетов в 1954 г. Тогда же и другие юридические институты вернулись в качестве факультетов в состав своих университетов (Казанского, Ташкентского, Казахского, Белорусского). Самостоятельность сохранили Саратовский и Свердловский (ныне – Саратовская и Екатеринбургская государственные юридические академии), а также Харьковский юридические институты. На начало 1946 г. в стране было всего 9 юридических институтов и 10 юридических факультетов университетов с числом учащихся около 9 тыс., что было катастрофически мало.

Отметим, что с 1946 г. система юридического образования стала развиваться более рационально, без «революционных» шараханий из стороны в сторону. Это было связано, в частности, с осознанием почти полного провала ставки на ускоренные темпы подготовки юридических кадров на краткосрочных курсах, зачастую заочных. Высшее юридическое образование, в значительной части заочное, в то время имели не более 20 % прокурорских работников и судейского корпуса, не говоря уже о следственном аппарате и милиции. Дореволюционная высшая юридическая школа не только оказалась качественно лучше, но и даже количественно превосходила советскую. Отчасти началу позитивных изменений положило Постановление ЦК ВКП(б) от 5 октября 1946 г. «О расширении и улучшении юридического образования в стране»[62].

К середине 50-х гг. сложилась относительно стройная система высшего юридического образования, сохранившаяся до конца советского периода. В специальных юридических институтах, прежде всего Свердловском, Саратовском и Харьковском, на 4-годичных курсах готовили преимущественно будущих работников прокуратуры и правоохранительных органов. Заочное образование концентрировалось в ВЮЗИ, а срок обучения увеличился до 4–6 лет. В университеты были возвращены юридические факультеты (например, в Ростовский в 1947 г.). Они имели 5-летний (6-летний на вечернем отделении) курс обучения. В новых университетах юрфаки, как правило, были изначально (Киргизский (1951), Башкирский и Дагестанский (1957)). К концу советского периода юридическое образование давали 52 юридических факультета университетов и специализированных юридических вуза с учетом филиалов. Для справки: в начале 2012 г. это число составляет около 1300.

Все эти перипетии имеют прямое отношение к заявленной нами теме. Можно констатировать, что школа финансового права, как, впрочем, вся финансовая и юридическая наука, а также соответствующее образование в советский период переживали перманентный кризис. Этот сюжет требует отдельного рассмотрения, но то, что финансовое право «растворялось» то в государственном, то в административном праве, очевидно. Этому способствовало и то, что значительная часть государственных доходов в то время имела неналоговый характер (продразверстки, реквизиции, конфискации, принудительные займы и др.). С 1930–1931 по 1938–1939 учебный год финансовое право в юридических вузах не преподавалось, т. е. его официально просто не существовало ни в качестве учебной дисциплины, ни в качестве науки. С 1938–1939 гг. формально возобновилось его преподавание, что ознаменовалось принятием соответствующей Программы курса в 1938 г. До этого государственное право традиционно делилось на государственное право в широком и узком смысле, причем финансовые правоотношения в этом контексте относились именно к государственно-правовым в широком смысле. От такого деления секция государственного права Института права АН СССР отказалась только в 1939 г.[63]

При этом относительно сбалансированная Программа по советскому финансовому праву была утверждена только в 1940 г.[64] Однако даже в ней говорилось о «государственно-правовом характере советских финансовых правоотношений» (п. 2). Это положение подверг критике известный отечественный цивилист В. К. Райхер, последовательный сторонник самостоятельности отрасли и науки финансового права. Он констатировал в 1940 г.: «Наука советского финансового права является одной из самых юных наук в системе высшего юридического образования… Еще не издано ни учебника по финансовому праву, ни хотя бы учебного пособия, охватывающего сколько-нибудь широкий круг финансовых институтов»[65]. Примечательно, что первый учебник по советскому финансовому праву был опубликован в том же 1940 г., а одним из его соавторов был В. К. Райхер, о чем будет сказано в дальнейшем. До середины 50-х гг. велась своеобразная «борьба за выживание» этой науки и научной дисциплины. При этом в литературе обоснованно утверждалось о том, что финансового права как самостоятельной отрасли определенный период времени не существовало[66].

Значительная часть видных ученых-финансистов в 30-е гг. были репрессированы, а оставшиеся в живых были лишены права преподавания. Разбалансированное в ходе экономической штурмовщины первых пятилеток финансовое хозяйство представляло собой сомнительный объект изучения в контексте финансового права. Достаточно сказать, что до 1941 г. государственный бюджет СССР включал в себя только средства союзного бюджета и бюджетов союзных республик, и только с этого времени стали включаться и средства местных бюджетов. Примечательно, что в ходе первой дискуссии о системе советского права (1938–1940) неоднократно высказывались мнения о том, что самостоятельной отрасли финансового права не существует[67], хотя официально с 1941 г. Академия наук СССР признала финансовое право самостоятельной отраслью.

Совсем не случайно в 30-е гг. специалистов в области финансов перестали готовить на юридических и экономических факультетах университетов, и в массовом порядке создавались юридические и финансово-экономические институты, о чем уже упоминалось выше. Эти институты напрямую подчинялись, соответственно, Наркоматам юстиции и финансов СССР, а образование в них давалось узкоспециальное и даже утилитарное. Стране, как тогда считалось, нужны были напористые налоговые инспекторы и политически грамотные бухгалтеры, но никак не специалисты финансового права с фундаментальной университетской подготовкой. Финансовое право при этом, как уже указывалось, в 30-х гг. отдельно не преподавалось, а в дальнейшем занимало, мягко говоря, не самое важное место. Оно преподавалось на кафедрах под витиеватым названием «советское строительство, административное и финансовое право» (с начала 40-х гг.), а затем – «административное и финансовое право».

Некоторое оживление интереса к проблематике финансового права в 50-х гг. XX в. очевидно. Однако оно не привело к началу «золотых годов» финансового права, даже в его советском варианте, как об этом иногда указывается в литературе[68]. Более того, некоторые теоретики права, в том числе С. С. Алексеев, О. С. Иоффе и М. Д. Шаргородский, до начала 60-х гг. отказывали в существовании финансовому праву как самостоятельной отрасли права[69].

И дело здесь не в количестве или качестве ученых-финансистов. Напротив, ученые того периода работали даже в более сложных интеллектуальных и организационных условиях, чем их российские предшественники. Их вклад в отраслевую науку достоин всяческого уважения и благодарности. При этом надо помнить, что потребность в финансовом праве всегда сопряжена хотя бы с элементами рыночной экономики, запросом на «тонкую настройку» хозяйственного механизма, относительно справедливое перераспределение средств, балансировку расходов и доходов. В советский же период при тотальной государственной собственности на средства производства государственные предприятия как плательщики налогов в идеологических эмпириях едва ли не совпадали с государством – сборщиком налогов, одновременно формировавшем и расходовавшем бюджеты всех уровней. Кроме того, в начале 60-х гг. отменяются налоги на доходы физических лиц, а значительная часть доходов по-прежнему продолжает иметь неналоговый характер. Это позволило повторно реанимировать идею о полной ликвидации налогов[70]. Если сюда добавить крайнюю идеологизированность и узость интеллектуальной свободы, то можно констатировать следующее. Во второй половине XX в. советские ученые относительно активно исследовали проблемы финансового права, однако их возможности были сильно ограничены в силу как объективных, так и субъективных причин.

Осознание важности финансового права произошло уже в постсоветский период, а отдельные кафедры финансового права в юридических вузах начали функционировать с середины 90-х гг. К тому же бурная революционная эпоха явно не способствовала активизации научных изысканий. Постоянные войны, политические дискуссии, идеологическая травля, перерастающая в репрессии, сформировали новый тип советского ученого. Он отличался не только классическими качествами, присущими научному работнику, но и политическим чутьем к «колебаниям линии партии». В 30–50-х гг. это был вопрос физического выживания, а в дальнейшем он во многом определял научную и административную карьеру.

Марксистская идеология оказала существенное влияние на процесс развития отрасли и науки советского финансового права, о чем будет сказано отдельно. Было бы явным преувеличением, как это делалось в советский период, связывать формирование «подлинной, истинно научной» науки финансового права именно с марксизмом-ленинизмом и с советской научной школой. Другой крайностью было бы полное отрицание или односторонне негативная оценка влияния данной идеологии на изучение финансово-правовой проблематики. К этой проблеме мы еще вернемся на страницах данной книги.

Выводы

1. Система советского высшего юридического образования, как и преподавание финансового права, в первые 30 лет своего существования находились в состоянии перманентного реформирования. Еще в конце 1918 г. на большинстве юридических факультетов преподавалась только наука о финансах и политэкономия. В большинстве университетов сохранились кафедры науки о финансах, однако кафедры финансового права были ликвидированы. Юридические факультеты стали закрываться в конце 1918 г., а в марте 1919 г. принимается решение о создании факультетов общественных наук (ФОН). Определенную автономию в рамках ФОНа юристы сохранили, имея свое правовое (политико-юридическое) отделение во главе с деканом. Немаловажно и то, что были созданы экономические (социально-экономические) отделения ФОНов, ставшие прообразами экономических факультетов, где также преподавалась наука о финансах и ряд других финансовых дисциплин. Система подготовки научных кадров ликвидируется в 1918 г. (начала восстанавливаться в 1925 г.), упраздненная система научных степеней и званий реанимируется с 1934 г., а в полном объеме – только к началу 40-х гг.

2. В начале 20-х гг. XX в. был взят курс на уменьшение числа университетов и рост численности профильных институтов: педагогических, сельскохозяйственных, индустриальных и др. В 1922–1925 гг. были ликвидированы ФОНы университетов. Таким образом, подготовка юристов к 1925 г. сосредоточилась в небольшом числе факультетов права и хозяйства (с правовым отделением) или на факультетах советского права (строительства и права) университетов, прежде всего Московском и Ленинградском. Экономические отделения ФОНов после ликвидации последних были либо упразднены, либо слиты с экономическими отделениями других вузов. В начале 30-х гг. они послужили базой создания финансово-экономических институтов.

3. В 1931 г. из состава университетов были выведены факультеты советского права, а на их базе созданы институты советского права и институты советского строительства. Все они передавались в ведение Наркомата юстиции РСФСР. Институты советского права в 1936–1937 гг. были преобразованы в юридические институты. В стране на начало 1946 г. насчитывалось 9 юридических институтов и 10 юридических факультетов университетов с числом учащихся около 9 тыс., что было катастрофически мало.

4. С 1946 г. система юридического образования стала развиваться более рационально. В 1954 г. большинство юридических институтов влились в юридические факультеты университетов, а система высшего юридического образования приобрела очертания, сохранившиеся до конца советского периода.

5. Школа финансового права, как, впрочем, вся финансовая и юридическая наука, а также соответствующее образование в советский период переживали периодические кризисы. Финансовое право во многом утратило самостоятельность, «растворялось» то в государственном, то в административном праве. С 1931 по 1939 г. финансового права официально просто не существовало ни в качестве учебной дисциплины, ни в качестве науки, а до середины 50-х гг. велась своеобразная «борьба за выживание». Впоследствии оно преподавалось на кафедре «советское строительство, административное и финансовое право» (с конца 40-х гг.), а затем – «административное и финансовое право» (с середины 70-х гг.).

6. Осознание важности финансового права произошло уже в постсоветский период, а отдельные кафедры финансового права в юридических вузах начали функционировать с середины 90-х гг.