Глава 5
Морозы не спадали, но это никого не пугало. Хорошо было уже то, что поутихли ветра и выпал обильный снег, что для этих мест было большой редкостью. Прошёл уже месяц моего пребывания в части. Время пролетело мгновенно, и казалось, что иной жизни у меня не было. Зимнюю «мабуту» надевали лишь однажды – на стрельбы, и, слава богу, о знаках различия никто даже не думал вспоминать. Служба шла своим чередом. Мы мёрзли на полевых занятиях, мёрзли в казармах, дома тоже – как уже упоминалось – согреться возможности не было. Боролись с замполитами рот – такими же молодыми лейтенантами. Эту категорию офицеров не любил никто. Комбаты – за то, что те при любой провинности бежали в политотдел прятаться за спину своего начальника. Ротные – за то же самое, а еще потому, что юные воспитатели личного состава пытались делать замечания даже им – опытным спецназовцам. Мы, командиры групп, всячески отлынивали делать работу замполитов, которую те пытались на нас взвалить.
Неуютным вечером офицеры батальона сидели в ленинской комнате в ожидании очередного бестолкового совещания. Лейтенант Виноградов сосредоточенно заполнял ведомость социалистических обязательств роты. Всего перед ним лежало пять листков с таблицами и цифрами. Долго ковыряясь и перекладывая их с места на место, Вова вдруг вскочил и выбежал в спальное расположение. От скуки Боря Месяцев обернулся к рабочему месту замполита, поменял ведомости местами и произнёс:
– Ну, всё, теперь он тут до утра не разберётся!
Едва Месяцев успел занять своё место, как точно так же внезапно появился Виноградов и вновь принялся за работу. В первый момент он ничего не понял, потом задумался, повертел бумажки в руках и обречённым голосом вымолвил:
– Ну, всё, я теперь тут до утра не разберусь. Поняв, что над ним подшутили, он сквозь дикий хохот прокричал, обращаясь к Боре:
– Месяцев, это вы? Покажите мне ваш конспект на завтра.
Таким образом Вова хотел расквитаться с подчинённым – ведь формально он был заместителем командира роты. Борис поднялся с места, поднёс к его носу внушительный кулак и произнёс:
– Ща как дам в бубен.
Нашей роте с замполитом почти повезло. Вова Виноградов, хотя и слыл бестолковым офицером, свою часть работы исполнял добросовестно и честно. Проводил политзанятия, организовывал выпуски «боевых листков», заполнял социалистические обязательства и ходил ответственным по воскресеньям. На этом его рабочие функции заканчивались, и начинались расплывчатые воспитательные. В общем и целом вполне замполит соответствовал армейской мудрости: за всё переживал, но ни за что не отвечал. При этом к начальнику политотдела ябедничать не бегал, за что его и уважали, хотя Володя частенько становился предметом шуток и розыгрышей.
Неизвестно, чем бы закончился этот первый и единственный конфликт, если бы не команда дневального, призвавшего офицеров батальона прибыть в канцелярию комбата. Совещание началось рано, и мы уже предвкушали непозднее возвращение домой.
Командир батальона Александр Фёдорович Козуб, едва принявший эту должность, на этот раз был подозрительно хмур. Он посмотрел на часы и без всяких предисловий произнес:
– В 20.45, через час, построение офицеров в расположении. Форма одежды зимняя, прыжковая, снаряжение и вооружение по штату.
Подобным заявлением он вверг нас в недоумение дважды. Во-первых, никто не ожидал, что предстоит некоторое мероприятие, судя по всему, полевое, и тем более без личного состава. Во- вторых, фраза «снаряжение и вооружение по штату» вызывало как минимум недоумение.
Дело в том, что за каждым командиром группы числилось столько оружия, снаряжения и технических средств, что унести его всё и сразу не представлялось возможным. В каждом отдельном случае командир брал то, что было необходимо, в зависимости от выполняемой задачи. Форма одежды тоже могла быть любой, а оружие – иностранного образца. Как бы то ни было, в положенное время мы стояли в коридоре, сгибаясь под тяжестью того, что смогли унести. Только теперь выяснилось, что, согласно приказанию комбрига, сформировано несколько офицерских групп для отработки норматива по тактико-специальной подготовке «поиск».
Начало учений назначено на 21.30. Комбат стал командиром группы, ротные – старшими разведчиками, вместе с должностью получив по громоздкому прицелу ночного видения в придачу. Мне повезло, я оказался просто разведчиком, в отличие от Бори, ставшему разведчиком-гранатомётчиком со всеми вытекающими последствиями. Замполиты, как водится, остались в казарме присматривать за личным составом.
Возле автопарка, куда мы прибыли, в свете фар, не обращая внимания на крепкий мороз, расхаживал подполковник Иванов. Сунув одну руку в карман, другой ловко забрасывал в рот семечки, он внимательно наблюдал за постановкой задачи начальником штаба и за раздачей топокарт. Не дожидаясь, пока обе офицерские группы займут места в автомобилях, комбриг сел в свой уазик и покинул расположение гарнизона. Тем временем мы, быстро выполнив команду «по местам», уселись в кузове ГАЗ-66. Машина тронулась и медленно двинулась в сторону ворот КПП.
Более опытные офицеры начали резво разоблачаться, сбрасывая ненужное снаряжение. Я тут же сообразил, в чём дело, и последовал их примеру. В щель между тентом и бортом кузова полетели противогазы, подсумки, приборы ночного видения. Короче, всё то, что никак не могло пригодиться в предстоящих учениях, а снаружи старшина роты с тремя бойцами ловко собирали в развёрнутую плащ-палатку все выброшенные вещи. Через мгновение автомобиль, минуя КПП, набрал скорость и двинулся в морозную забайкальскую степь.
Примерно через два часа машина остановилась и, едва офицеры высадились, умчалась, оставив нас на пронизывающем ветру. Тут нас ожидал очередной сюрприз. Командир группы комбат Козуб, вместо того чтобы сориентироваться на местности и приступить к постановке задачи на поиск, начал раздеваться. Именно тогда мы узнали, что на время движения меховой подклад штанов обязательно снимался. Зато при первой же длительной остановке его обязательно надевали, сохраняя тепло от ходьбы. Переодевшись и приторочив подклад к РД (рюкзаку десантника), мы толпой зашагали к ближайшей деревне, огни которой виднелись вдалеке. Это тоже показалось мне странным, ибо, несмотря на сжатые сроки норматива, комбат явно не спешил на поиски ракеты.
Надувной макет американского «Першинга», который на местном сленге назывался «гондон», должен был заранее выставить старший помощник начальника оперативно-разведывательного отделения капитан Рудой.
Добравшись до околицы деревни, группа остановилась на отдых. Для этого как нельзя лучше подошёл недостроенный бревенчатый сруб. Высота его была не более полутора метров. Если в нём расположиться сидя, то он вполне защищал от постороннего глаза и пронизывающего ветра. Пламя костра со стороны также не было видно. При этом достаточно было подняться во весь рост, и вся местность оказывалась как на ладони.
Капитан Егоров, удивив всех, достал бутылку белого вина, чем вызвал бурный восторг товарищей. Вино было мгновенно выпито, и мы приступили к ужину. Закуска была достаточно проста, как то: десяток разномастных домашних бутербродов, пара-тройка банок тушёнки и сгущенного молока, на десерт маленькие шоколадки из сухого пайка. Чай кипятить не стали, запив тепловатой водой из фляжек, которые здесь в сорокаградусный мороз хранили за пазухой.
Первым поднялся капитан Егоров и произнёс:
– Ну что? Двинулись искать место для ночлега? Как-то незаметно Сергей Петрович начал руководить действиями группы вместо комбата Козуба. Фраза нашего командира роты вновь нас удивила. Я наклонился к Сане Зайкову и шёпотом спросил:
– Шура, а мы чего, «гондон» искать не будем?
Тот молча только пожал плечами в ответ, а ротный тем временем достал карту и принялся её внимательно разглядывать. Затем аккуратно свернул её и сказал:
– Выдвигаемся в Единение. Тут напрямую через сопки пять километров.
Мы выбрались из сруба, и капитан Егоров повёл нас вокруг хребта по дороге. Памятуя о том, что по дорогам рыщет суровый комбриг на машине, Сергей Петрович назначил из числа молодых лейтенантов головной и тыловой дозоры. Так мы узнали ещё одну мудрость, напрочь опровергающую известную геометрическую теорему. Эта поговорка – не каждая прямая короче ломаной, соединяющая её концы, – была главным правилом передвижения по гористо-холмистой местности.
Несмотря на то что расстояние оказалось в два раза больше, чем напрямую, преодолели мы его гораздо быстрее, чем если бы двигались, преодолевая подъёмы и спуски. Оказалось, что нашей целью была котельная на окраине посёлка. Мудрый Петрович по карте нашёл ближайшее село, где таковая имеется, и повел нас именно туда.
Мы гуськом шли по дороге, предвкушая за поворотом тепло и отдых. Усталость брала своё, мороз крепчал. Наконец, миновали поворот и в лунном свете увидели чудесный, как нам тогда показалось, пейзаж. Яркие звёзды, темные силуэты изб, столбы белого дыма из печных труб, безмолвие. Однако что-то в этой ночной картине было не так. Так и есть! Не хватало одного: точно такого же столба белого дыма из трубы котельной.
Открыв скрипучую дощатую дверь, мы вошли внутрь. Кто-то из офицеров подсветил фонариком и щелкнул выключателем. Свет загорелся. Кирпичные стены были покрыты изморозью. Котельная не работала, и уже давно. Выбора не оставалось, и нам пришлось, поднявшись по крутой лестнице, расположиться на ночлег в заброшенной бытовке.
Не могу сказать, сколько пробыл в забытье, но проснулся я не от холода. Приоткрыл глаза и увидел своих товарищей, приплясывающих и приседающих в тщетной попытке согреться. Прикрыв замерзающий нос меховой рукавицей, я вновь уснул.
Едва забрезжил рассвет, мы, невыспавшиеся и помятые, продолжили движение по маршруту, известному только капитану Егорову, но поиском «ракеты» это точно нельзя было назвать. Наконец, когда окончательно рассвело, группа остановилась на короткий отдых. Срок выполнения норматива подходил к концу, а спешки по-прежнему не наблюдалось. Пока разводили костёр, два офицера связи, исполнявшие обязанности радистов, развернули радиостанцию. Капитан Егоров достал клочок бумаги и передал его комбату. Тот, в свою очередь, поглядывая в смятый обрывок листка, составил шифрограмму и отдал радистам.
Я подсел к Боре Месяцеву Борис с удовольствием поглощал мясо из банки и ничуть не был удивлён загадочными действиями командиров.
– Боря, – спросил я его, – это чего вот сейчас происходит?
– Как это чего? Координаты в центр сейчас передадим и на пункт сбора двинемся, – невозмутимо отозвался он, не прерывая аппетитной трапезы. Затем, понимая моё удивление, поведал, что ответственный за постановку «гондона» капитан Рудой – однокашник Петровича – заранее передал тому координаты «ракеты». Егоров выдержал время, необходимое для выполнения норматива на «отлично», и передал «разведанную» информацию комбату, а тот через офицеров-радистов – в штаб бригады. Череповецкое училище спецрадиосвязи готовило отличных специалистов.
Теперь оставалось только добраться до нужного места. Благо, что оно было точно известно. День был солнечный и морозный, и мы, разбившись по парам – так удобнее беседовать «за жизнь», – бодро зашагали к цели по просёлочной дороге.
Капитан Рудой выставил свой объект с умом, поэтому разведгруппа по пути заглянула в сельмаг и прикупила пару бутылок спирта. Тогда в забайкальских сёлах продавали эту горячительную жидкость в запечатанных сургучом бутылках по цене 11 рублей 50 копеек. На этикетке так и было написано: «питьевой спирт». Выпив его без закуски, заедая лишь снегом, уселись на ГАЗ-66 и, довольные собой, отправились в часть.
На разборе учений выяснилось, что все офицерские группы выполнили норматив на «отлично». Иванов сидел, как всегда недовольный, чувствуя подвох. На следующий год он изменил правила учений, упростив их донельзя. Просто-напросто через три часа плутания в наглухо затентованной машине по ночным дорогам Забайкалья высадил группы посреди леса и, не выдав топокарт, приказал быть на построении бригады в 9.45 следующим утром. Не опоздал никто.