Глава третья
Целая река беженцев длиною в сорок тысяч футов текла через блеклый ландшафт Джокулла, а вдалеке, над развалинами Виллджамура, откуда она брала свой исток, черным пятном на сером дождливом небе маячил небесный город. Странное это было зрелище – смирение перед неизбежной смертью соединялось в нем с волей к действию. То есть люди уже привыкли думать о смерти, однако никто еще не был готов умереть.
Фулкром, бывший следователь инквизиции Виллджамура, который подал в отставку еще до крушения города, но неожиданно для самого себя оказался во главе колонны беженцев, развернул лошадь и стал всматриваться в горизонт, туда, куда они направлялись. Впереди лежали холмы, местами покрытые лесом, сквозь который им предстояло пробраться, но за ними не было уже ничего, кроме бескрайней тундры. Прямо по направлению его взгляда стая гусей описала медленный круг, и Фулкром на секунду испугался, приняв их за нечто другое, опускающееся на землю.
На периферии его взгляда возникла девушка с черной челкой.
– Скучал? – спросила Лан.
Фулкром радостно улыбнулся:
– Ну как все прошло?
– Нормально, сегодня утром уже легче, не то что вчера вечером. Никаких серьезных угроз. – Ее тонкое лицо было сплошь забрызгано грязью, волосы растрепались. Черный обтягивающий костюм Лан, некогда известный как форма Рыцарей Виллджамура, превратился в обычную одежду, хотя занималась она тем же, что и раньше, – помогала людям избежать беды. И в работе у нее недостатка не было.
– Хм, – протянул Фулкром.
– Что?
– Не нравится мне, когда нет совсем никакой угрозы. Обычно это предвещает какую-нибудь гадость.
– Оптимист ты мой!
– Просто я пытаюсь мыслить рационально. Неправильно, когда там, наверху, нет никаких признаков жизни. – Фулкром показал на небесный город. – Сколько уже таких затиший мы повидали, и каждое заканчивалось нападением, еще более страшным, чем все предыдущие. Почему теперь что-то должно измениться?
– Зато в периоды такого затишья, как сейчас, нам удается убедить людей двигаться быстрее, – возразила Лан. – И уйти дальше. А ведь это уже кое-что, правда?
– Да знаю я, – вздохнул Фулкром. – Просто жалко, что у нас так мало экипажей. А ведь к нам, что ни час, добавляются люди из других городов и поселков. Я никогда и не подозревал, что на Джокулле живет столько народу. Кстати, а где Тейн?
– Понятия не имею. Мы были вместе, когда уходили от столкновения вчера вечером. Но он двигается медленнее. Я оставила его, думала, он сам доберется.
Фулкром кивнул и окинул взглядом происходящее. Поток румелей и людей тянулся мимо, захватывая в себя отдельных индивидов, точно отступающая волна. Несколько тысяч выживших превратились сначала в десять тысяч, те – в двадцать, потом в тридцать, по мере того как жители городов и деревень, через которые они шли, присоединялись к ним в надежде избежать грядущего истребления.
Сначала рост числа беженцев пугал Фулкрома. Потом он понял, что чем их больше, тем лучше, – значит, у их цивилизации еще есть шанс.
– Что будем делать дальше? – спросила Лан, с легкостью вскакивая на коня Фулкрома за его спиной. Обняв его одной рукой, она прижалась к нему. От этого ему стало легче – правда, ненадолго: Лан сильно переменилась с тех пор, как они покинули Виллджамур. Она точно расцвела в пути; теперь, когда люди то ли забыли о том, кем она была в прошлом, то ли перестали придавать этому значение, у нее явно прибавилось уверенности.
– Просто пойдем вперед, я думаю, – сказал он.
– Но мы уже почти дошли до побережья. Что мы там будем делать? Когда небесный город окажется прямо у нас над головами? Пустимся вплавь?
– Надеюсь, – Фулкром развел руками, – фра Меркури что-нибудь придумает.
– Похоже на мольбу о божественном вмешательстве, – заметила Лан. – Вот уж никогда не думала, что ты верующий.
– Это потому, что раньше рядом с нами не было никого, хотя бы отдаленно похожего на бога.
– Раз уж о нем зашла речь, чем он сейчас занят? – поинтересовалась Лан.
– Да кто его разберет? Когда мне что-то нужно, я прихожу к нему и прошу, и он выполняет мою просьбу, если у него есть настроение, а бывает и так, что он меня как будто даже не слышит. Так что моя надежда на то, что мы поплывем, когда доберемся до воды, основана, в общем-то, только на вере.
– Значит, и ты все же бываешь оптимистом, – сказала Лан и поцеловала его в шею.
Земляных экипажей, этих левиафанов, созданных фра Меркури из самой плоти земли, стало теперь двадцать два. По его команде они возникали из почвы огромными островами, и грязь стекала с их боков, точно вода, а разная рухлядь превращалась в колеса, которые тут же сами собой вставали под их огромные подбрюшья.
На движущиеся острова набивались сотни людей, многие сидели на самом краю, опасливо прижимаясь друг к другу. Каждый тянула лошадь ростом выше церковного шпиля.
Фулкром с Лан за спиной подъехал к головному экипажу. Было холодно – впрочем, как всегда, – а двигаться все равно было необходимо. Монотонно гремели мерно вращающиеся гигантские колеса.
– Похоже, он вполне уютно устроился в нашем мире. – Лан показала на фра Меркури, стоявшего на холке одной из передних гигантских лошадей.
Фра Меркури – существо, призванное в этот мир жрецом, который сам его уже покинул, был на голову выше Фулкрома. Лицо его состояло из двух половин – костяной и металлической, и там, где они встречались, не было видно никакого шва или сращения – два материала естественно перетекали один в другой. Два вполне человеческих глаза, смотревших с этого чуждого по строению лица, обезоруживали знакомой простотой. Он носил темно-синий плащ, который странным образом включал в себя и другие оттенки, а под ним – плотно облегающий темный костюм, в котором Фулкром готов был заподозрить его собственную кожу.
– Для бога он необычайно скромен. Если он, конечно, бог.
– Не знаю, какая у него роль, – покачала головой Лан, – но я все равно рада, что он с нами.
Фулкром тоже не уставал благодарить судьбу за то, что она послала им этого таинственного фра Меркури. Ведь он не только создал массивные земляные экипажи, которые так облегчали им отступление, но всякий раз, когда с небесного города следовала очередная атака, вступал с нападающими в бой – нешуточный подвиг для такого старого и хрупкого человека.
Всякая остановка в пути давалась трудно и медленно, и, хотя люди шли уже несколько дней, торможение по-прежнему оставалось для их обоза сложным искусством.
Фулкром вынимал из кармана красную тряпицу, привязывал ее к палке и поднимал над головой, точно флаг. Показав таким образом солдатам, сопровождавшим головной экипаж, свое намерение остановиться, он во весь опор скакал в хвост колонны беженцев. Вот и теперь в плаще, развевающемся у него за плечами, и с Лан за спиной он мчался мимо грязных, замерзших, напуганных граждан империи. На ходу он размахивал своим импровизированным красным флажком и кричал солдатам, которых просил сопровождать колонну верхами – как для защиты, так и для поддержания духа беженцев, – чтобы те остановились.
Проезжая мимо, он видел, как десятки людей сразу хватались за поводья лошадей-великанов и начинали тянуть их что было сил, чтобы животные остановились. Постепенно в ответ на их усилия гигантские шаги сначала укорачивались, а потом и вовсе прекращались, и экипаж останавливался. Все, кто был на нем, глядели немного ошалело, точно вдруг пробудились ото сна.
Фулкром еще некоторое время продолжал скакать вдоль обоза, задерживаясь подле каждой абсурдно громадной четвероногой твари, чтобы убедиться, что ее пассажиры все поняли и начинают процесс остановки, и только тогда ехал дальше. Когда все экипажи встали, он еще раз проехал вдоль всего каравана, подняв вверх руку и растопырив пальцы. «Пять часов» – означал этот жест. Пять часов на отдых.
Остановки в пути делались нечасто – и из-за спешки, и из-за угрозы нападения пришельцев, которые преследовали их по пятам. К счастью, небесный город двигался медленно и сейчас был не более чем темной точкой на вечереющем небе, так что Фулкром решил рискнуть и, разбив лагерь подле экипажей, дать людям отдых. Каждую ночь он не сводил глаз с горизонта за их спинами, бдительно следя за тем, чтобы не подпустить летающий город слишком близко.
Развели костры. Поставили самодельные палатки. На каждого беженца отмерили скудный паек, начали готовить ужин. Теперь, когда все оказались на земле, самое время было заняться больными и ранеными; Фулкрому удалось сколотить из беженцев профессиональную медицинскую бригаду, так что теперь можно было позволить себе роскошь делить страждущих на тех, кому помощь требовалась немедленно, и тех, кто мог немного подождать.
Фулкром был глубоко тронут и обрадован тем, как много кочевников, прежде живших в вечном страхе перед империей, предлагали теперь свою помощь ее пострадавшим гражданам. Они подкармливали их мясом добытых животных, отдавали им шкуры для тепла. Такая душевная широта произвела на Фулкрома глубокое впечатление: беженцы ничего не могли предложить кочевникам взамен, а те ничего и не ждали. Они просто привозили им свои дары, а сами растворялись в вечерних сумерках.
Люди бродили вокруг костров под темнеющим небом, и каждое лицо, на которое падал отблеск огня, хранило угрюмое выражение.
Хорошо хотя бы шок прошел. Поначалу многие из беженцев непрерывно тряслись и подвывали, точно безумцы, или просто не могли вымолвить ни слова. Однако теперь из состояния крайнего испуга большинство перешло в следующую стадию – угрюмого приятия реальности. Жизнь стала такой. И надо либо приспособиться к ней, либо умереть.
В краткие мгновения передышки Фулкром обычно болтал с солдатами, которым удалось вырваться из Виллджамура, и с теми из особенно политически ангажированных типов, которые смогли отодвинуть партийную рознь на второй план и направить свою энергию в русло активной помощи согражданам.
«Что ж, – думал про себя Фулкром, – в конце концов, анархисты в какой-то мере получили именно то, чего хотели».
Виллджамура больше не было. Император погиб. Совет не столько разогнали, сколько истребили. А вся колонна беженцев представляла собой, в сущности, не что иное, как сообщество самоорганизованных ячеек с равным распределением власти. Именно к этому стремились анархисты, хотя вряд ли ценой подобных разрушений. И то ли поэтому, то ли потому, что необходимость держаться вместе была очевидна для каждого, но в пути почти не возникало проблем, связанных с неравенством и эксплуатацией, от которых так часто страдали жители в Виллджамуре.
А еще воспоминания Фулкрома о городе были подпорчены его собственными страданиями последних дней. Он не мог забыть, как его бросили в камеру, как во время пыток отбили хвост, и все из-за каприза императора.
Наконец он вместе с другими старшими офицерами и сам устроился возле костра, куда к ним подошли сначала Лан, затем наконец Тейн. В краткие мгновения отдыха человек-кот предпочитал держаться в стороне – в основном из-за внешности, которой он стеснялся, не зная, что о нем подумают. Ведь среди беженцев у Лан и Тейна не было прежнего преимущества – их квартира на вершине утеса, обеспечивавшая им анонимность, осталась в виллджамурском прошлом.
Здесь им приходилось все время быть среди людей, а значит, постоянно сталкиваться с их страхом перед ними, перед их непохожестью на других.
– Тейн, – окликнул его Фулкром. – Где ты был сегодня?
– В задних рядах по большей части, – ответил тот спокойно.
– Потасовка была? – спросил Фулкром.
– Нет, – сказал Тейн, сгибая и разгибая руку так, словно у него затекли мышцы. – Для меня ничего не было. Но людям в самом конце все равно приходится туго, они там почти без прикрытия. – Тейн повысил голос, из которого начисто исчезли мягкие, мурлычущие нотки. – Все солдаты спрятались впереди, подальше от небесного города.
Двое солдат в форме городской стражи обернулись на его слова, показав лица с трехдневной щетиной.
– Что он там несет? – пробурчал один из них.
– Я говорю, – продолжал Тейн, – что вы боитесь оставаться в задних рядах и защищать людей, потому что там то и дело появляются любопытствующие парочки иноземных охотников, которые похищают больше людей, чем во время организованных атак.
– Все не так просто, – вмешался Фулкром. И тут же обратился к солдатам: – Извините его. Пожалуйста, не обращайте на его слова внимания.
– Не обращать внимания? – фыркнул Тейн. – Да эти чертовы идиоты напрочь забыли, что значит работать.
Солдаты, быстро поднявшись, затопали к Тейну, едва не опрокинув Фулкрома в грязь.
Пока Фулкром восстанавливал равновесие, Тейн уже обнажил когти. Вскочив с места, он занял боевую стойку: ноги на ширине плеч, руки разведены в стороны, словно для объятия.
– Ну давайте, подходите поближе, ребятки. Поближе, не бойтесь…
Вдруг что-то пронеслось в воздухе и оттащило Тейна в сторону. Это была Лан, она уволокла Тейна в лес, а Фулкром уже бежал к разъяренным солдатам.
Поравнявшись с ними, он миролюбиво протянул руки:
– Прошу вас, джентльмены, нам не стоит драться друг с другом. Тейн очень напряжен – он совсем недавно потерял близкого друга, коллегу, его рана еще очень свежа. Мы все сейчас переживаем не самые легкие времена.
– Кто из нас ничего не потерял? – проворчал один из солдат. – Мы все потеряли друзей, родных, семьи, дома – все, ради чего мы жили и работали годами. Думаете, нам не больно?
Тейн стоял, склонив голову и бурно дыша. Лан помогала ему справиться с внезапной вспышкой гнева, столь неожиданной для Фулкрома. Если кто из героев Виллджамура и отличался вспыльчивостью, то это был Вулдон, а никак не Тейн. Но Вулдон погиб, прикрывая отступление жителей гибнувшего города.
Возможно, Тейн мучился чувством вины за то, что не оказался в нужный момент рядом с другом. От недавней стычки с солдатами ему явно полегчало, Фулкром это видел. И то хорошо, ведь здесь, среди беженцев, у него не было ни повода, ни возможности острить, быть в центре внимания и вообще играть роль сердцееда, светского льва, завсегдатая модных вечеринок. Жизнь изменилась разительно и бесповоротно.
– Ребята, идите к костру, – позвал Фулкром. – Погрейтесь, поешьте мяса: кочевники принесли.
– Ладно. – Солдаты устало повернули назад, к костру. Собравшиеся вокруг зеваки еще некоторое время глазели на них, с любопытством ожидая, что будет дальше, но скоро разошлись и они.
Фулкром подошел к Тейну и Лан.
– Тейн, – начал он, – я знаю, я тебе теперь не командир, но по Бор знает какой причине люди решили, что многое здесь зависит от меня. Здесь немало таких, кто слабее тебя не только физически, но и духовно. Этим людям нужны поддержка, утешение, надежда, им надо помочь поверить в то, что жизнь еще не кончена, что за пределами этого путешествия их ждет что-то хорошее. Поэтому каждый раз, когда ты вот так срываешься, всем вокруг вера в добро дается тяжелее. И это сильно усложняет нашу задачу. Ты понимаешь?
Тейн поднял голову и посмотрел на него со всем достоинством, доступным ему в данной ситуации. Фулкром видел, что с его языка уже готова была сорваться колкость или просто презрительное замечание, однако он удержался и промолчал, и, с точки зрения Фулкрома, это было лучшее, что он мог сделать.
Положив руку на плечо Тейну, он заглянул ему прямо в глаза. Кошачьи зрачки расширились, шерсть на лице трепетала от ветра. Тейн изрядно оброс с тех пор, как под влиянием культистских технологий преобразился в человека-кота, однако собственного достоинства и самоуважения в нем нисколько не убавилось. Даже теперь, после некрасивой стычки с солдатами.
– В чем дело? – мягко спросил его Фулкром.
– Тебе не кажется, что все, что мы делаем сейчас, совершенно напрасно? – ответил тот своим привычным тоном завсегдатая светских вечеринок. – Всего пару дней назад мы еще могли строить планы и находить в них хоть небольшое, но все же утешение. Теперь пропала и такая возможность. И что нам остается делать, а?
– Продолжать путь, – отвечал Фулкром. – Мы устраиваем привалы, во время которых к нам подходят еще люди, мы принимаем их в свои ряды, охраняем от возможных нападений и все вместе движемся дальше. Так и надо продолжать. Нельзя оглядываться, нельзя думать о худшем, хотя готовиться к нему следует.
Где-то вдалеке поднялся и завыл ветер. Небо стало цвета индиго, пламя костров румянило темноту под деревьями, в воздухе пахло жареным мясом. Люди у ближних костров ели, а подле них лежали поверх одеял короткие мечи и кинжалы – на случай внезапного нападения.
Было очень холодно – даже толстая румелья кожа не спасала Фулкрома, и он дрожал. Подошла Лан, обняла его за пояс, положив голову ему на грудь, и Фулкром в который уже раз задал себе вопрос, как бы он справлялся со всем этим, если бы не она.
Его разбудили крики.
Он сбросил одеяло и резко сел. Лан была уже на ногах, она откинула простыню от входа, в палатку ворвался шум: одну сторону лесной поляны, где они остановились на ночлег, занимали земляные экипажи, другую – заполняли сбегавшиеся отовсюду люди.
Фулкром, пошатываясь, поднялся, отряхнул одежду. Скатал одеяла, запихнул их в небольшую сумку, которую забросил себе за спину, наклонился за стрелами, арбалетом и ножом.
– Что там происходит?! – прокричал он, хотя никого из солдат поблизости не было.
Вместе с Лан они растерянно всматривались в нависшую над лагерем темноту – костры уже успели прогореть и превратиться в тлеющие кучки пепла. Над лесом стояла одинокая луна, проливая на землю слабое сияние. Не меньше сотни человек разом пытались спрятаться за плотно стоявшими экипажами. И лишь совсем немногие солдаты ехали в другую сторону, обнажив оружие.
– Ты видишь Тейна? – спросила Лан.
– Нет. Это что, нападение? Я ничего не вижу.
Лан вытянула шею и посмотрела вверх:
– По крайней мере, не с воздуха. Сейчас посмотрю, в чем дело. – С этими словами она подскочила к ближайшему экипажу, ногой оттолкнулась от его гигантского колеса, легко взмыла ввысь и скрылась из виду.
«Эх, будь у меня такие способности», – подумал Фулкром, давя ногами комья замерзшей грязи. С сильно бьющимся сердцем он устремился к группе людей – мать, отец и несколько ребятишек торопливо тянули через поляну тележку с пожитками.
– В чем дело? – спросил их Фулкром.
Отец, худощавый бородач в растянутом свитере, встал и жестом велел своей семье двигаться дальше.
– Я вас догоню. – Затем, повернувшись к Фулкрому, продолжал: – Говорят, какие-то твари вылезли из дальнего конца леса и нападают на нас, сэр.
– Твари? – переспросил Фулкром. – Какие именно твари?
Мужчина, устало глядя на него, пожал плечами:
– Сам толком ничего не знаю. Как мне сказали, так я и передаю. Придется убираться отсюда еще до рассвета, вот и все.
– Ну хоть как они выглядят, тебе говорили? – настаивал Фулкром, подавляя в себе желание схватить мужичка за шиворот и встряхнуть как следует, чтобы тот проснулся. – Надо же мне иметь хоть какое-то представление.
– Говорят… говорят, сэр, что на нас напали призраки, вот все, что я слышал, клянусь. – Мужчина повертел головой из стороны в сторону, высматривая своих.
– Хорошо, спасибо, – вздохнул Фулкром и жестом отпустил его.
Бегущих все прибывало, и румель стал останавливать других и расспрашивать о том, что они видели. И опять ему говорили о духах, призраках, светящихся тварях. Но это были лишь слухи, сведения из вторых, а то и третьих рук, что совсем не устраивало Фулкрома.
Он бегом бросился к началу каравана. Там было тихо, несколько десятков солдат ждали, приготовившись к нападению, но сами в бой вступать не спешили – напротив, нерешительно топтались возле костра. За ними, стоя у копыт передней лошади, вглядывался во тьму Брат Меркури.
Солдаты вытянулись, отдавая Фулкрому честь.
«Какого черта они тут телятся?» – раздраженно подумал тот на бегу. Вслух сказал так:
– Всем добрый вечер, на западном краю каравана тревога. Люди ждут помощи.
– Мы не знаем, что нам делать, – отвечал солдатик помоложе. – Нам никто не отдавал никаких приказов.
– Хватайте мечи и луки и дуйте им на подмогу! – рявкнул Фулкром.
Двое переглянулись, до другого, постарше, кажется, дошло:
– Надо собрать всех, кто носит цвета империи, как раньше.
– Вот именно, – кивнул Фулкром, – и побыстрее. До меня дошли странные слухи – что-то насчет призраков. С такими нам еще не приходилось иметь дело.
Солдаты разделились: одни пошли за лошадьми, другие двинулись пешком. Караван стоял почти на краю леса, за ним простиралась обширная травянистая степь, сменявшаяся тундрой. И то и другое покрывал глубокий снег. И ни одного огонька вдали – ни города, ни даже деревни, только тьма и тьма, сколько хватало глаз.
Фулкром направился к фра Меркури, огибая по пути копыта гигантских лошадей, которые стояли удивительно тихо, словно изваяния.
Когда фра Меркури заговорил, его слова раздались прямо у Фулкрома в голове: «Что тебе еще нужно?»
– Кажется, на наши задние ряды напали. Люди говорят, что убийцы похожи на призраки – они прозрачные.
Фра Меркури задумался, не меняя выражения лица.
– Вы слышали, что я сказал? – спросил Фулкром.
«Конечно. Мне нужно время, чтобы вспомнить язык».
– Они из Поликароса? – продолжал Фулкром, пользуясь словом, которым обозначал небесный город фра Меркури.
«Да, – был ответ. – Я знаю, что они такое».
– Они опасны?
«Да, опасны».
– Вы сможете нам помочь?
Казалось, этому человеку – или этому полубогу – стоило немалых усилий дать положительный ответ. Странно, почему же он совсем не спешит?
«Я пойду с тобой, если так надо».
Оседлав двух черных кобыл, они двинулись к западному концу каравана. Фулкром восхищался грациозной посадкой фра Меркури в седле и легкостью, с которой тот управлял животным. Чем дальше на запад они продвигались, тем быстрее бежали навстречу им люди и тем более напуганными они выглядели.
Фулкром внимательно вглядывался в лес перед собой, но деревья стояли слишком плотно, не давая ничего разглядеть. Он уже стал думать, что совершил ошибку, решив заночевать с беженцами в лесу. Хотя в свое время ему казалось, что лес надежно укроет их со всех сторон, заодно обеспечив топливом для костров, а может быть, и пищей. Усилием воли он подавил в себе чувство вины: откуда он мог тогда знать, с чем они тут столкнутся.
Лица встречных были теперь не столько напуганными, сколько страдальческими; издалека доносились дикие крики, наконец Фулкром различил сквозь тьму какие-то светящиеся объекты.
– Ох ты… – вырвалось у него. – Что теперь делать?
Они достигли самого края каравана. Солдаты в цветах Джамуров и примкнувшая к ним городская милиция, всего около сотни, выстроились в одну линию, разделив поляну на две части. Лучники расположились по флангам и осыпали оттуда стрелами открытое пространство.
Приблизившись к солдатам, Фулкром из-за их спин увидал светящиеся бело-голубые фигуры, действительно очень похожие на призраков; они размахивали мечами. Безликие, с телами, представлявшими собой сплетения сухожилий и мышц, начисто лишенные кожи, на которых не было никаких доспехов. Только мечи в их руках производили впечатление вполне натуральных: огромные кривые лезвия мерцали, излучая собственный свет.
Двух джамурских солдат вдруг вышвырнуло из строя, и они отлетели назад; их руки, покрытые пузырями ожогов, кровоточили. Один потерял сознание сразу, другой вопил, его лицо было перекошено жуткой болью. Он кричал:
– Жжется, жжется, ой как жжется, уберите!
Его отнесли в сторону, где его крики перешли в хныканье.
Фулкром обшаривал взглядом ряды военных и гражданских в поисках Лан. Вот она, слава Бору, на крайнем левом фланге, вытаскивает двоих из зоны столкновения в безопасное место. Только тут Фулкром заметил мертвые тела – трупы мирных жителей лежали повсюду.
Как их много… на этот раз мы точно пропали.
Первая линия солдат двинулась вперед, позади них тут же сомкнулись щиты, прикрывая следующий ряд. Из седла Фулкрому хорошо было видно, как человеческие воины приближались к врагу, вызывая его на бой. Воины-призраки, кажется, не знали никакой дисциплины; они дрались, как кровожадные дикари, поэтому солдатам приходилось по большей части отражать их атаки. Духи все прибывали: еще двадцать, а то и сорок вышли на поляну сзади, из-за деревьев. Небесного города нигде не было видно, так что Фулкром не мог понять, откуда они появляются.
– Фра Меркури, – позвал он. – Пожалуйста, помогите. Дайте совет, что нам делать? Как их остановить?
Сначала полубог оставался недвижим, молча наблюдая за происходящим. Вопросов Фулкрома он словно и не услышал, но все же дал наконец своей лошади шенкелей и пустил ее в объезд неширокого джамурского строя.
Солдаты тем временем сделали шаг назад и снова сомкнули щиты, а лучники выпустили тучу стрел с флангов. Ни одна из них не поразила цель: все они пронзали призраков насквозь и втыкались в землю за ними, не причиняя ни малейшего вреда.
Тут на поле сражения появился фра Меркури и выехал сразу на самую его середину. Фулкром слышал, как он скомандовал джамурцам держать строй, а лучникам не стрелять. После этого он натянул поводья своей лошади, заставив ее остановиться, и вокруг сразу стало удивительно тихо. Призрачные воины перестали порхать по поляне и начали, похоже, совещаться друг с другом, сопровождая свои реплики плавными жестами. Их уже стало так много, что ночь на поляне как будто закончилась. Поначалу они просто роились в воздухе, паря́ и перетекая из точки в точку, но наконец определенно двинулись к фра Меркури, хотя и более настороженно и не столь стремительно, как раньше.
Фра Меркури, не сводя глаз с приближающихся силуэтов, внезапно завыл низким вибрирующим басом; почти мелодичный вначале, его голос быстро перешел в надсадный рев.
Духи замерли на месте и как-то потускнели. Когда фра Меркури смолк, в них не осталось почти ничего сверхъестественного, зато заметно прибавилось плоти. Он протянул руку, и Фулкром потрясенно наблюдал, как меч вырвался из хватки джамурского солдата, полетел по воздуху и сам лег в протянутую длань полубога. Тот стиснул рукоять, сошел с седла на землю и пешком двинулся навстречу бывшим духам, которые сбились в кучу, точно перепуганные дети, и со страхом наблюдали за его приближением. Он поднял вторую руку, и еще один меч, вспоров воздух, покорно лег в нее.
Пока Фулкром силился осознать происшедшее, фра Меркури метнулся вперед и погрузил одно лезвие в грудь ближайшего врага. Едва меч коснулся его груди, как тот начал краснеть в точке соприкосновения, пока не вспыхнул изнутри ярким пламенем. Громко визжа, он заметался взад и вперед по поляне и наконец скрылся вдали, пылая, точно факел. Еще несколько устремились за ним вдогонку; едва они показали фра Меркури спины, как тот швырнул им вслед второй клинок, наподобие копья: достав еще одного из бегущих, меч вызвал новую вспышку пламени и пронзительные крики. И снова фра Меркури воздел обе руки вверх, точно пророк, и еще два меча выскользнули из рук ближайших солдат и покорно легли в его раскрытые ладони. Так, одного за другим, фра Меркури отогнал всех призрачных воинов; последний, горя́ и завывая на ходу, скрылся за опушкой леса.
Удовлетворенный результатом, фра Меркури не спеша вернулся к своей кобыле и, не дожидаясь благодарностей и похвал, медленно тронул ее на восток, в обход джамурских солдат, которые молча глядели ему вслед, вытаращив глаза и широко разинув рты.
«Благородный поступок, – думал Фулкром, – зажечь погребальный костер для павших».
Пятьдесят три мертвых тела – все, что удалось обнаружить, – почти все со страшными ожогами или жуткими рваными ранами от столкновений с призраками. Те, кто выжил, сильно страдали от боли, многие долго не приходили в сознание.
Возвращаясь назад, к беженцам, Фулкром заметил Лан: она стояла на краю леса на коленях, обхватив руками чье-то бездыханное тело. Подъехав ближе, он увидел, что она дрожит, а по ее щекам текут слезы. Тело на сырой земле у ее ног было ему хорошо знакомо.
Тейн…
Он сделал глубокий вдох и склонился над ними.
– Он без сознания или… – начал Фулкром, указывая на тело Тейна.
Из-за сумерек и темной формы Тейна он не сразу смог понять, сколько крови потерял человек-кот, но глубокая резаная рана справа под ребрами сообщила ему все, что он хотел знать. Рука Фулкрома легла на плечо Лан.
– Он умер, – только и смогла выдавить она.
Фулкром помог ей подняться.
– Мы не всегда ладили, – заговорила Лан, – но он был одним из тех, на кого я могла положиться. Почему это должно было случиться именно с ним…
Фулкром ничего не ответил. Ему всегда было трудновато работать с Тейном: еще в Виллджамуре тот показал себя чрезмерно жестоким, хотя и эффективным борцом с преступностью. Что, однако, не мешало бывшему следователю испытывать к своему подопечному почти отеческие чувства, и теперь он был глубоко опечален.
– Ты видела, как это произошло?
– Он спас около дюжины людей от этих белых тварей, – сказала Лан, не выпуская Фулкрома из объятий. – Потом нашел клинок и бросился на них; тут его, видно, и достали. Я была на той стороне поляны, когда услышала его крик, – слишком далеко, к тому же наши пытались нападать, кругом была ужасная суматоха, и я не успела. Только когда бой передвинулся дальше, я смогла отыскать его. Он умер почти сразу после того, как я перенесла его сюда. Он умирал так тихо, – казалось, он не может произнести ни слова. Так странно.
Костер сложили наспех. Собрали весь более или менее сухой хворост, какой можно было найти в отсыревшем лесу, сложили в кучу, на нее уложили тела, завернув их в лохмотья, собранные по людям – кто что смог выделить для благого дела. Столб черного дыма поднялся над лесом и тут же отклонился ветром назад, в сторону Виллджамура, унося с собой к бывшему дому едкий запах горящей плоти. Фулкром сделал попытку уговорить фра Меркури вернуть к жизни Тейна, но богочеловек не обратил никакого внимания на его просьбы и просто удалился. Пришлось положить его тело на костер вместе с остальными.
Люди робко подходили проститься, и Фулкром видел, что многим из них не терпится покинуть это место, как и ему самому. Некоторые спрашивали, не безрассудно ли это – разводить такой костер, который лучше всякого маяка покажет преследователям их нынешнее местоположение, на что Фулкром отвечал всем одинаково: судя по всему, обитатели небесного города и так прекрасно осведомлены обо всех передвижениях беженцев, так что нет смысла из-за них отказывать павшим в последнем долге.
Костры необходимо было зажечь. Нельзя просто так бросать своих мертвых.
Фра Меркури тоже пришел на церемонию, но, сколько Фулкром ни расспрашивал его о том, что случилось, кто были те твари, что напали на беженцев, и каким образом он избавился от них, человекобог молчал. Для него это происшествие было не более чем мелким неудобством. Он стоял и глядел в огонь, отблески которого отражались в правой, металлической стороне его лица.
Фулкром и Лан подошли ближе и стали в обнимку: Лан положила голову ему на плечо, а он накрыл ее их общим одеялом.
– Как мы теперь доберемся до побережья? – шепнула она.
– Пока он за нас, – Фулкром кивнул на полубога, – не все потеряно. Вопрос в том, надолго ли это. Ради того, чтобы он попал в этот мир, было принесено немало жертв, а мы до сих пор не знаем ни кто он такой, ни что ему здесь нужно, ни, тем более, входит в его намерения довести нас до побережья или нет.