Наша политика – национал-прагматизм
Во Франции демократии нет!
(из интервью Марин Ле Пен телеканалу «RT», 10 июня 2011 г.)
– Марин Ле Пен намерена выиграть на первом туре президентских выборов во Франции в следующем году. Она утверждает, что Франция находится на грани революции. Мадам Ле Пен, какую тактику, как вы считаете, выберет Николя Саркози, чтобы не позволить вам одержать победу?
МАРИН ЛЕ ПЕН, лидер партии Национальный фронт: Знаете, я не думаю, что такой риск есть. Если человек честен и защищает свои собственные идеалы, нет причин волноваться. Самая серьезная угроза в связи с Николя Саркози это то, что он может снова сделать то, что сделал в 2007 году, а именно – ряд крайне жестких заявлений на тему угроз, регулирования миграционных процессов и европейского протекционизма. Однако эти заявления не пойдут дальше риторики, это просто пустые слова.
Как-никак, в ходе четырех лет его президентства и еще девяти лет его пребывания на посту главы системы безопасности – ведь он был министром внутренних дел до того, как стать президентом, – он, собственно говоря, не делал ничего. Как я ему много раз говорила, у него громкие слова и слабые руки. Однако французы часто склонны заблуждаться, считая, что может быть, в этот раз он выполнит свои обещания. Но по большому счету он не выполнил ни единого обещания их тех, что давал во время своей кампании в 2007 году.
– Какой эффект окажет на выборы во Франции арест Доминика Стросс-Кана?
– Стросс-Кан – в некотором роде символ. Символ универсализма, высшего класса, не отягченного этическими нормами. Он – символ истерического ультра-либерализма, и в этом смысле он просто показательный кандидат был.
Однако с человеческой точки зрения, с учетом того, что он из себя представляет, тот факт, что он был нейтрализован, не должен вас успокаивать. Дело в том, что вследствие этого Николя Саркози получил дополнительный глоток воздуха. – Из-за того, что электорат Доминика Стросс-Кана и Николя Саркози частично совпадает, потому что они выступают за одинаковые громкие идеалы.
– Еще до ареста Стросс-Кана несколько женщин подавали жалобы на сексуальные домогательства с его стороны, однако французские СМИ отказывались расследовать эти случаи – о чем это говорит?
– Да, существует проблема падения общественной морали. Со своей стороны я призываю граждан Франции вернуться к строгости в этих вопросах. Французы должны снова стать взыскательными. Послушайте, стоит отметить, как-никак, что все пять ушедших в доставку министров в этом году ушли из-за конфликта интересов. Господин Блан, господин Жуандэ, господин Ворт и даже Фредерик Миттеран – никого из них не вынудили подать в отставку.
Пять министров в ходе одного года и шесть тех, кто заслуживает того, чтобы остаться, это слишком много для одного правительства. Более того, не стоит забывать, что именно Николя Саркози назначил Доминика Стросс-Кана министром финансов Франции, хотя был вполне в курсе заявлений о его распутном поведении. Однако он пошел на риск возможного скандала – скандала, который бы запятнал всю Францию.
– Много ли французов обычно отказываются голосовать на выборах, и какую долю голосов вы ожидаете завоевать?
– Это зависит от выборов. Число не участвующих в голосовании доходит до 20 %, иногда до 60 %. Это значительная цифра. Стоит сказать, что высокие должности во Франции по очереди занимают люди, которые никогда не выполняют своих обещаний. Так что в какой-то момент французам просто надоело. Еще один феномен, существующий в западных странах сегодня, это то, что экономическая власть превалирует над властью политической. Так почему французы должны куда-то там идти голосовать за своих правителей, если очевидно, что эти правители бессильны и что страна управляется теми, кто обладает экономической властью? Вот почему, чтобы заставить французов пошевелиться, им необходимо объяснить, что политика должна перехватить инициативу у экономики.
Ну и, в довершение всего, во Франции нет демократии. Давно настала пора перестать рассказывать себе сказки. Миллионы французов вообще никак не представлены в Национальном Собрании, хотя их голоса обычно составляют от 15 до 20 %. И в то же самое время, депутаты есть у Коммунистической партии, хотя они получают лишь 5 % голосов. И поскольку далеко не каждый француз полагает, что выборы вообще что-то значат, он воздерживается от голосования.
– Вы говорили об инициативах поддержки этнических меньшинств во Франции. Что это означает?
– Их тысячи, потому что сегодня все предприятия, в особенности крупные, подписывают документ, который предписывает им нанимать людей разных культур и разного происхождения, что означает что француз, бедный француз с французскими корнями, оказывается позади других. Я полагаю, что это грубое нарушение республиканского принципа равенства. Я верю, что, неважно какого цвета кожа или какое у кандидата происхождение, должность должен получать тот человек, который ее заслуживает. Согласиться с тем, что кто-то должен получать работу только из-за цвета своей кожи, из-за своей национальности или религии, – это абсолютное противоречие основным ценностям Франции.
Это означает, что если вы иностранец, у вас лучшие шансы на трудоустройства, чем у гражданина Франции. Глава одной крупной французской компании выпустил заявление, которое вызвало много шума. Он сказал, цитирую: «Лично я, при прочих равных условиях, предпочитаю брать на работу человека по имени Мухаммед, а не Франсуа». В результате французы подвергаются дискриминации в своей собственной стране! Этот мир встал с ног на голову.
– Какими будут последствия, если иммиграция во Францию продолжится теми же темпами?
– Во-первых, мигранты затребованы на должностях с низкими зарплатами. Понимаете, рынок труда говорит сам за себя. Здесь речь идет о спросе и предложении. Это помогает иностранным гражданам прибывать в нашу страну и работать за копейки, снижая тем самым уровень зарплат. Это их труд использовался более 30-и лет.
Во Франции более пяти миллионов безработных. Как возможное такое, что закон позволяет еще двум сотням тысяч людей в год приезжать в страну с пятью миллионами безработных? Эти безработные вынуждены делать все что угодно ради выживания. Кто позволяет им выживать? Государство, которое очевидно провоцирует рост дефицита и так далее. Я думаю, что иммиграция в том виде, в каком она сейчас существует, это сущий бред.
Я думаю, что текущая ситуация связана с нашей колониальной историей. Владимир Путин был очень прав, когда сказал, что через 20 лет Франция станет колонией своих бывших колоний.
По сути, мы наблюдаем месть со стороны этих народов. Францию заставляют ощущать себя виноватой, ей говорят – «вы кучка негодяев, колонизаторов, работорговцев, вы не имеет права препятствовать тем, кто приезжает во Францию». Французы смирились с массовой иммиграцией. И сегодня они в курсе, что эта масштабная иммиграция чревата гигантскими проблемами: проблемами государственного финансирования, самосознания и совместного существования. Послушайте, что они говорят – многие из этой молодежи просто ненавидят Францию, теперь, когда они добились независимости. Можно подумать, что они будут развивать свои собственные страны, демонстрируя, что без нас им лучше.
– Что вы думаете о том, что Италия позволяет тысячам североафриканцев попадать во Францию через свою территорию?
– Итальянцы пользуются системой, Шенгенским договором, Европейским союзом. Они знают, что любой нелегал, получивший статус в любой стране ЕС, может с этими документами попасть в любую страну ЕС. Они говорят – «вообще без проблем! 80 % тунисцев хотят попасть во Францию, мы дадим им документы, и они от нас уедут». Именно это они и делают. Дают статус нелегалам, и они все перебираются во Францию.
– Стоит ли румынам и болгарам позволить свободно передвигаться в границах Евросоюза, как это сейчас обсуждается в Европарламенте?
– Это будет трагедия. Это дополнительная иммиграция. Очевидно, что это станет сигналом для масштабной миграции, в особенности цыган. Получается, Николя Саркози зря пел и плясал и заявлял по мировым телеканалам – посмотрите, я оттесню цыган обратно к границе! Границы не будет существовать. Теперь они смогут прийти и поселиться во Франции, как они того хотят, однако их значительное количество, и мы знаем, что они очень бедны. Франция является самой привлекательной страной ЕС, поток иммигрантов устремится именно к нам, и это будет грозить последствиями – конфликтами совместного житья, сосуществования. А люди уже с трудом уживаются.
– Французское правительство заявляло, что война в Ливии займет дни или месяцы. Какого развития событий ожидаете вы?
– Сейчас операция ведется абсолютно за рамками международного законодательства, мы должны перестать говорить чепуху. Это больше не является установлением бесполетной зоны.
Мы заняты миссией свержения лидера и режима. И с этой целью мы бомбим, посылаем вертолеты, а завтра, очевидно, пошлем наземную армию.
Речь уже не идет о гуманитарных вопросах, это гражданская война, в которой мы приняли одну из сторон, это племенная война, которая объективно не имеет к нам отношения, если конечно не считать, что Франция, и другие державы, имеют право вмешиваться во внутренние дела той или иной страны. Мы не выберемся из этой войны, мы в ней завязнем. А, кроме того, я готова спорить, что, к сожалению, режим, который придет после режима Каддафи, будет исламистским. И, к сожалению, это будет крайний исламизм, поскольку мы хорошо знаем, что повстанцы в Бенгази в большинстве своем являются бывшими бойцами джихада, которые принимали участие во всех недавних войнах.
– Французские адвокаты работают над исками к Саркози по обвинению в военных преступлениях от лица ливийских семей, которые потеряли своих детей в результате французских бомбардировок. Вы их поддерживаете?
– Франция – страна больших табу. Когда что-то не по душе политической элите, не является политкорректным, это не говорится вслух. Французский народ не знает о том, что от бомб НАТО погибают сотни, тысячи людей. Этого никто не знает. И даже сын Каддафи, который не является мне другом, я никогда с ним не встречалась, у меня нет с ним ничего общего, но – его жена и трое детей были убиты в результате натовского удара по их дому. И никто не сказал ни слова, как будто ливийские дети это не настоящие дети.
– Вы хотите, чтобы Франция вышла из еврозоны. Почему евро это плохо даже для Франции?
– Приговор евро вот-вот будет подписан. Это означает, что те, кто создавал эту валюту, были неправы, и они затянули много других людей в этот провал на экономическом и социальном уровне. Так оно и есть. Евро умрет, я думаю, что лучше предусмотреть эту смерть, чем страдать от этой гибели, а это будет реальный экономический и социальный хаос.
Однако они нам говорили – евро обеспечит рост, занятость, подъем покупательской способности, позволит нам противостоять влиянию доллара. Извините, однако еврозона сегодня слабейшая в мире, она практически банкрот.
– Германия недавно отказалась от своих атомных объектов. Три четверти французов заявляют, что они против атомной энергетики. Как вы поступите с ядерной энергией, если станете президентом?
– Я думаю, что сегодня Франция не смогла бы справляться без атомной энергетики. Она имеет большое значение для нашей национальной независимости. Так что целью должно являться инвестирование в исследование и разработку альтернативных источников энергии. Однако мы не можем планировать отказ от атомной энергетики к 2022 или 2025 году, как это делает Германия, которая готовилась к этому отказу в течение довольно долгого времени.
Мы находимся в предреволюционной ситуации
(интервью Марин Ле Пен «Комсомольской правде», 11 декабря 2012 г.)
Марин Ле Пен, депутат Европарламента и дочь знаменитого французского националиста Жан-Мари Ле Пена, – типичная «папина дочка», его краса и гордость. В 2011-м была избрана президентом Национального фронта французской ультраправой партии, которую почти сорок лет возглавлял ее отец. Высокая ледяная блондинка, в которой есть что-то от амазонки, – с низким, хрипловатым голосом и умением держать дистанцию между собой и миром. Реалистка и умница, укротившая собственный темперамент непреклонной волей. Ее внешняя сдержанность в сочетании с внутренним накалом чувств создают харизму, легко подчиняющую себе и мужчин, и женщин. Когда ее что-то увлекает, она жадно, по-мужски затягивается сигаретой, а в светлых холодных глазах вдруг вспыхивают огоньки. Но к делу…
– Как вы оцениваете деятельность Евросоюза?
– В действительности ЕС задумывался как противовес США и новый политический игрок на геополитическом поле, – говорит мадам Ле Пен. – Но американская модель интеграции, «плавильного котла» не может быть применена в Европе. Экономически Евросоюз также потерпел катастрофу. У нас самый слабый экономический рост за последние десять лет! Евро, задуманный в качестве инструмента, финансирующего европейскую политическую целостность, не состоялся в качестве единой валюты, пригодной для всех. Есть такое выражение: костюм слишком мал для одних и слишком велик для других. Единственная страна, которой «костюм» евро пришелся впору, тютелька в тютельку, – это Германия. Она играет на валютном поле и постоянно выигрывает.
К чему привело создание Евросоюза? К тому, что у европейских наций забрали суверенитет и шаг за шагом, постепенно передали его в руки технократам, которых никто не избирал и которые ни перед кем не отвечают! (Технократ – высококвалифицированный научно-технический специалист. В наше время к технократам относят также и представителей финансовой элиты. Слово «технократ» приобрело ругательное значение в 2011 году, когда международное банковское лобби с благословения ЕС сумело привести к власти в странах-должниках своих людей – нынешнего премьер-министра Греции банкира Лукаса Пападимоса и премьер-министра Италии финансиста Марио Монти. В обеих странах фактически произошел государственный переворот, при котором от власти были отстранены законные, избранные народом представители. – Прим. «КП»).
Что мы имеем сейчас в лице ЕС? Новый Советский Союз. У нас псевдодемократия, при которой вы можете говорить, даже кричать, только вас никто не слышит. Вспомните историю с европейской конституцией. На референдуме французы ответили «нет» конституции, но она все равно существует! Хотим мы этого или не хотим. Европа управляется европейской бюрократией, которая не только не интересуется мнением народов, но и работает против них. В экономике к власти пришли неолибералы, полностью развалившие систему социальной защиты населения. А наша внешняя политика целиком подчинена США. Это ясно видно на примере отношений Евросоюза с Россией, которую мы, европейцы, фактически отвергаем как некий чуждый элемент. А без России европейская идентичность не может быть полноценной. Если мы, в самом деле, намерены строить единую великую Европу, она должна тянуться от Лиссабона до Владивостока.
– В одном из своих интервью вы сказали, что восхищаетесь Владимиром Путиным…
– Не совсем так, – чуть задумавшись, отвечает француженка. – Он мне глубоко интересен как политик. И вызывает уважение тем, как он пытался противостоять группе олигархов, присвоивших себе национальные ресурсы России.
– Вы имеете в виду дело Ходорковского?
– Я бы не стала сейчас говорить о конкретных примерах. Но, безусловно, при Путине засилье олигархов было уменьшено. У нас во Франции сложилась похожая ситуация, как в допутинской России: кучка европейских олигархов держит в руках национальное богатство, но никто не рискует начать против них борьбу.
– Когда создавался ЕС, в воздухе витала идея рождения нового «европейского человека» по примеру «советского человека». Возможно ли вообще создание новой идентичности?
– Это утопия. Мечта всех глобалистов – создать людей, у которых нет никакой связи со своей родиной, традицией или историей. «Человека разумного» превратить в «человека глобального», лишенного национальной идентичности и равнодушного к духовным ценностям. В основе этого лежит идея коммерции. Человеком, оторванным от своих корней, легко управлять, а главное – из него можно сделать идеального потребителя и раба.
Глобализация производит товары, используя труд рабов, с тем, чтобы продать их безработным. Эта сумасшедшая экономическая система, зарабатывающая на социальном бесправии, должна быть отвергнута с точки зрения гуманности. Китайская рабочая сила – это уже слишком дорого для капитала! Теперь китайцы требуют достойную заработную плату, а капитал движется дальше, в Бангладеш, чтобы найти там новых рабов. Но когда безработные прежде богатого западного мира не смогут покупать даже дешевые товары, произведенные рабами, вся система рухнет! Вот почему нужно возвращаться к сильному государству, восстанавливать границы, вводить таможенные пошлины и препятствовать свободному, никем не контролируемому движению капиталов. Финансовый сектор, погрязший в спекуляциях, нуждается в строгом государственном контроле.
– После Второй мировой войны главной головной болью Европы была Германия. Одной из целей создания Евросоюза являлся контроль над немецкой державой и ее потенциальной мощью. Что мы имеем сейчас? Германию называют новой хозяйкой Европы. Не пугает ли вас, француженку, этот факт?
– Как минимум настораживает. После войны Германия была унижена, сидела тихо и пыталась не высовываться. Она выплатила все долги, добилась своего объединения после краха СССР и теперь находится в явно доминантной позиции. В сущности, Германия сейчас навязывает свою точку зрения более слабым странам. И не секрет, что она поднялась за счет периферий, таких как Греция, продавая им свою продукцию за евро – валюту, которая выгодна единственно Германии.
– Что бы вы сделали на месте греков?
– В XXI веке греки попали в настоящее долговое рабство, которое было отменено в Афинах за пять веков до нашей эры. Им придется выйти из зоны евро и вернуться к собственной валюте. Безусловно, будет хаос, его не избежать. ЕС создавался для того, чтобы в Европе воцарился мир, а мы фактически находимся сейчас в состоянии экономической войны, когда страны беспрерывно обвиняют друг друга. Немцы упрекают греков в лени, а греки заявляют, что немцы их использовали и нажились на них.
– Перейдем ли мы от экономической холодной войны к горячей?
– Мы находимся в предреволюционной ситуации. Глобализация и свободное движение капиталов устанавливают для рабочих всего мира законы джунглей, условия беспощадной конкуренции. Будет ли это война между нациями или война народов против их собственных элит? Скорее второе. Вот поэтому я говорю о революции, а не войне. Глобализация создала маленький класс людей, сверхолигархов, которые владеют всем и держат мир в своих руках. Назовем этот класс плутократией. Народ пытается протестовать, а протесты неминуемо приведут к взрыву.
Элемент конфликта в глобализации заложен также в открытии границ, в массовой миграции населения, во втором великом переселении народов, которое полностью меняет идентичности и образ жизни людей. В арабском мире кипит «революция животов», революция голодных, люди бегут в Европу из Ливии, Египта, Туниса. Мы, конечно, не можем бомбить лодки, на которых плывут беженцы, это немыслимо, но мы должны вести политику предотвращения миграции. Чтобы у иностранцев не было интереса иммигрировать во Францию. У нас в стране к иммигрантам лучше относятся, чем к французам. Они легко получают гражданство, социальную помощь, дотации на жилье, бесплатные медицинские услуги и образование. Им даже легче найти работу. Государство обязывает крупные предприятия брать на работу людей разных культур и разного происхождения. Из соображений политкорректности компании предпочитают нанимать парней по имени Мухаммед, а не Франсуа. Налицо грубое нарушение принципа равенства. Франция – самая благоприятная для иностранцев европейская страна. Это насос, который втягивает все большее количество иммигрантов. Если мы обрубим этот насос привилегий и льгот, иностранцы сами не захотят приезжать. Как это сделать? Каждый вновь прибывший должен жить только на собственные доходы, а не на помощь государства. Приоритет при найме на работу должен отдаваться французам, иностранцев брать на работу только при условии, что француза это место не привлекает. И надо разобраться с законом «о воссоединении семей», когда к одному иммигранту, нашедшему работу, через пару лет приезжает толпа родственников. За последние тридцать лет благодаря программе «воссоединения семей» во Францию официально прибыли десять миллионов человек! Каждый год легально прибывают двести тысяч человек, а нелегально – почти столько же. (Неудивительно, что число безработных теперь выросло до семи миллионов!)
Другой вопрос – наша идентичность. Французская революция полностью секуляризировала наши ценности, и вероисповедание во Франции – частное дело. Государство не должно поддерживать и спонсировать религии. Католики, протестанты, евреи – все следуют этому правилу. Единственные, кто выступает против, – исламские фундаменталисты, которые пытаются навязать нам религиозные законы в публичной сфере. В исламе не существует разницы между мирской и духовной жизнью, и мусульмане не желают уважать французский принцип светского государства. Ислам легко идет рука об руку с глобализацией. Почему? Что у них общего? Ислам как глобальная религия отрицает государственные границы и национальную идентичность. А наша французская идентичность – христианская. Нравится это кому-то или нет. И Франция должна уважать свои христианские истоки. Я не хочу, чтобы в нашей стране было столько же мечетей, сколько и церквей. Я не желаю соблюдать некий «религиозный баланс». Если мусульмане хотят иметь новую мечеть, пусть сами за нее и платят. Государство не должно давать на это деньги. И нельзя вводить дополнительные официальные мусульманские праздники, нельзя позволять в государственной школе раздельное обучение для мальчиков и девочек или отдельные мужские и женские часы для посещения бассейна. Есть старое выражение: «Когда ты в Риме – делай как римляне!» А наше нынешнее правительство принимает все условия, которые ему пытаются навязать мусульмане. Надо напомнить им, где проходят границы. Или мы проиграем битву еще до того, как ее начнем.
– Вы сейчас в точности повторяете слова Саркози накануне прошлых выборов!
– (Вспыхивает.) Нет! Это он в 2007 году в точности повторял то, что говорили лидеры Национального фронта! Он украл идеи нашей партии, чтобы добиться победы на выборах. Это политическое мошенничество!
– О войне в Ливии французы иногда говорят как о персональной победе Саркози. Мол, Франция снова стала военной державой.
– Участие в войне в Ливии – национальный позор Франции! Это племенная война, в которую французы постыдным образом вмешались и дали оружие в руки фанатикам-исламистам. Не секрет, что повстанцы Бенгази в большинстве своем являлись бойцами «Аль-Каиды», джихадистами. Саркози обеспечил им победу, и сейчас с помощью французского оружия они уничтожают оппозиционеров. Это срам!
– Если вы станете президентом Франции, какими будут ваши первые и главные действия?
– Первым делом я верну национальный суверенитет нашей валюте. Франция должна выйти из зоны евро, начать чеканить франк и изгнать монополистов с финансовых рынков. Второе: необходимо разделение банков по роду деятельности – на коммерческие депозитно-ссудные, где люди хранят деньги и в которых запрещены рискованные финансовые операции (с последующей частичной национализацией этих банков), и на инвестиционные, которые зарабатывают на рисках. (То, что предлагает мадам Ле Пен, – это фактически возвращение к американскому закону Гласса – Стигалла времен Великой депрессии, остановившему финансовые спекуляции. Идея принадлежала Рузвельту, едва ли не в одиночку боровшемуся с алчным банковским лобби. Закон 1933 года разделил банки на те, которые готовы рисковать, заниматься инвестициями и сомнительными спекуляциями, и те, что управляют вкладами населения, а, следовательно, должны минимизировать риск. Отмена этого закона Клинтоном в 1999 году (а в Европе разделение банков отменили еще в 1980-х) положила начало эпохе «финансовых пузырей» и мировому финансовому кризису. Возвращение к закону Гласса – Стигалла – спасительная и крайне разумная мера, на которой настаивают все честные, независимые финансисты. – Прим. «КП»).
И третья мера – умный, продуманный протекционизм и полный контроль границ, чтобы регулировать движение капитала, товаров и людей.
– Для этого вам придется выйти не только из Евросоюза, но и из ВТО!
– Я готова выйти из любых договоренностей, которые представляют угрозу нашим национальным интересам. Вообще вся бреттон-вудская система, предоставляющая огромные привилегии доллару, дышит на ладан. (Бреттон-Вудское соглашение 1944 года создало новую форму денежных отношений и расчетов, согласно которой доллар наряду с золотом стал главной мировой валютой. В результате соглашения, которое, кстати, СССР отказался подписать, США добились валютной гегемонии и полной долларизации мировой экономики. Возник так называемый золотодолларовый стандарт (35 долларов за одну тройскую унцию золота), впервые поставленный под сомнение президентом Франции Шарлем де Голлем. Генерал подогнал в порт Нью-Йорка корабль, набитый «зелеными фантиками» (всего 750 миллионов долларов), и потребовал обменять их на золото. Американцы де Голля прокляли, но деньги поменяли. А вскоре США в одностороннем порядке отказались от золотого обеспечения доллара. Гениальное жульничество всех времен и народов! – Прим. «КП»).
Весь мир оказался в заложниках у доллара, у бумажной валюты, ничем не обеспеченной. Посмотрите на Китай, эту осторожную, ответственную страну, которая повсюду скупает золото и серебро. Мир настоятельно нуждается в резервных валютах или даже в полиметаллической валютной системе. Мы должны покончить с чрезмерными привилегиями, предоставленными доллару.
– Я не хочу вас пугать, но любой человек, выступающий против власти доллара и мирового правительства в лице банкиров, закончит как Джон Кеннеди. Президент США, восставший против Федеральной резервной системы, был застрелен публично, на глазах у всего мира.
– Я также помню о судьбе Шарля де Голля, который в одиночку вел войну с долларом. Революция 1968 года во Франции была специально организована с целью лишить де Голля власти. Но я не боюсь. Жанна д’Арк умерла в 19 лет, но успела совершить великие дела. А мне уже 43 года. Чего же мне бояться?
– Есть более унизительные и куда менее красивые способы убрать людей. Вспомните, что случилось с главой Международного валютного фонда Домиником Стросс-Каном! 3 апреля 2011 года он выступил с важной концептуальной речью, в которой бросил вызов доллару и принципам свободного финансового рынка. А уже 14 мая его арестовали по подозрению в изнасиловании горничной.
– Стросс-Кан – слабохарактерный мужчина. Я женщина, и у меня нет подобных грешков.
– Но что мы, женщины, можем сделать в абсолютно мужском мире политики?
– Очень многое. Мы твердо стоим на земле и по природе своей реалистки. Женщины не могут улететь в высокие сферы и потеряться там, потому что они – матери. Мы ответственны за детей, а значит, и за мир, в котором они будут жить. Мы не витаем в облаках.
Я выступаю против системы
(из интервью Марин Ле Пен газете «Le Figaro», Франция, 10 апреля 2012 г.)
Le Figaro: Как вы оцениваете ход вашей первой президентской кампании?
Марин Ле Пен: Кандидатов в президенты нередко упрекают в том, что они стараются избежать неудобных тем. Но ко мне, как я считаю, подобная критика не относится. Я говорила о проблемах, которые беспокоят всех французов: евро, покупательной способности, протекционизме, фундаментализме, иммиграции. Если кто-то из кандидатов и высказал четкую позицию по этим ключевым вопросам, то это я. Тем не менее, наши сограждане становятся жертвами коммерческой конкуренции СМИ. Новостные редакции вырывают из полуторачасового выступления всего несколько фраз, которые способны наделать шума. Комментарии журналистов стали предельно предсказуемыми. По сравнению с президентской кампанией 2007 года ситуация заметно ухудшилась.
– Николя Саркози, по-видимому, вновь удалось привлечь на свою сторону часть ваших избирателей…
– У французов отнюдь не короткая память. Они вспомнят о катастрофических результатах Николя Саркози в области безработицы, покупательной способности, безопасности и иммиграции. Уходящий президент напоминает мне лентяя, который целый год бьет баклуши, а за две недели до экзамена пытается любыми способами завоевать расположение учительницы. Если к нему относятся снисходительно и переводят в следующий класс, он снова начинает расстраивать всех преподавателей. Для Николя Саркози экзамен – это президентские выборы. Это происходит раз в пять лет. Я хочу обратиться к французам и сказать им: не будьте снисходительны к уходящему президенту, накажите его.
– Согласны ли вы с его предложением о проведении референдума по вопросу об иностранных мигрантах?
– Николя Саркози вообще не стоило бы произносить слово «референдум». Он самым циничным образом пошел против решения французов, которые на референдуме 29 мая 2005 года сказали «нет» европейскому конституционному договору. Одним из его первых решений было принятие в парламенте Лиссабонского договора, где прописаны практически все пункты, против которых высказалось население страны на референдуме. Кроме того, за пятилетний срок его президентства ситуация с нелегальной миграцией только ухудшилась. За прошлый год на территорию Франции проникли 203 000 нелегалов.
– То есть, вы не поддерживаете никаких реформ Николя Саркози даже, например, тех предложений, которые касаются статуса предпринимателя?
– Сейчас мало кто говорит об огромных привилегиях, которые Николя Саркози предоставил крупным компаниям. Теперь в центрах городов могут быть открыты крупные магазины. Другими словами, это означает гибель для малого бизнеса. А потребители при этом даже не получают снижения цен. Во всех областях экономики уходящий президент ослабил позиции независимых предпринимателей в угоду крупным компаниям.
– Жан-Люк Меланшон не смог украсть у вас роль главного противника власти?
– Жан-Люк Меланшон является частью системы, с которой он, по его словам, ведет борьбу. Он исполняет роль популиста от социалистов, которому поручено постоянно оскорблять кандидата «Национального фронта». Он хочет создать русло для народного недовольства и направить его так, чтобы укрепить позиции Франсуа Олланда. 20 лет назад Бернар Тапи играл ту же роль загонщика для Франсуа Миттерана. В этом нет ничего особенно революционного. Когда я вижу, как Жан-Люк Меланшон набрасывается на меня на пару с главой профсоюза Medef Лоранс Паризо, то говорю себе, что кандидат от «Левого фронта» явно не вызывает беспокойства у воротил нашего бизнеса. Повышенное внимание СМИ к нему – это всего лишь временное явление. Центры изучения общественного мнения утверждают, что за меня готовы проголосовать, по меньшей мере, 16 % избирателей. Те, кто утверждает, что он способен обойти меня, либо некомпетентны, либо не чисты на руку.
– Вы не намереваетесь оказать поддержку Николя Саркози или Франсуа Олланду, если те продолжат борьбу во втором туре?
– Оба этих кандидата предлагают по сути одну и ту же политику. Единственное отличие – это стиль их кампании. Франсуа Олланд понимает, что продвигается вперед по зыбучим пескам. И боится пошевелить и пальцем, чтобы не увязнуть в них. Николя Саркози в свою очередь анонсирует по двадцать новых мер в день и даже вновь повторяет свои несдержанные предвыборные обещания 2007 года. Мы уже видели, чем все это оборачивается. Оба кандидата пытаются привлечь избирателей не с помощью своих программ, а благодаря критике соперника. Франсуа Олланд стремится выплыть на волне «антисаркозисма». Николя Саркози делает ставку на страх перед левыми. В то же время оба они готовы пожертвовать французским народом ради еврозоны. Как один, так и второй готовят планы жесткой экономики, которые доведут Францию до состояния Греции. В результате мы получим массовую безработицу, стремительное падение покупательной способности французов и резкое снижение уровня жизни среднего класса. Я просто не могу поддержать кандидата, который реализует противоположную всей моей программе политику. Если во втором туре сойдутся Николя Саркози и Франсуа Олланд, я не буду советовать моим сторонникам, за кого отдать голоса.
– Но разве кандидат от СНД не нравится вам еще меньше, чем его противник-социалист?
– Дело в том, что Николя Саркози был у власти последние пять лет, или даже почти десять лет, если принять во внимание его работу в Министерстве внутренних дел. Он, а не левые. Социалисты хотя бы объявляют свою программу во время кампании и реализуют ее, если им удается победить на выборах. Кандидат от СНД в свою очередь говорит нечто совершенно обратное тому, что он сделал после победы. При всем этом, я борюсь с Социалистической парией уже очень давно. Я несколько лет говорила о мафиозной группе, которую организовали некоторые депутаты-социалисты в Нор-па-де-Кале. Благодаря мне и Стиву Бриуа (Steeve Briois) мэра-социалиста Энен-Бомона удалось сместить с должности и отправить за решетку.
– Разве вы не заинтересованы в поражении Николя Саркози, которое могло бы позволить вам принять участие в переустройстве правых сил?
– Николя Саркози – это единственный, кто несет ответственность за то, что ожидает нас в будущем. Он не станет новым президентом Республики и уйдет из политики, передав всю полноту власти левым. Я же со своей стороны никогда не пойду на союз с СНД на июньских парламентских выборах. Тем не менее, я готова принять всех, кто все еще верит во Францию, откуда бы они ни пришли, при условии, что они осознают вред ультралиберализма и выступают против иммиграции. Мы хотим собрать всех тех, кто хочет вернуть Франции ее валютный, территориальный и личностный суверенитет.
– Не стал ли ваш отец обузой для вашей кампании? Действительно ли он хочет, чтобы вы добились лучших результатов, чем он в 2002 году?
– Жан-Мари Ле Пен делится со мной огромным опытом, который он накопил за 50 лет политической жизни. Это свободный человек, который не привык прогибаться под диктатурой навязываемых извне идей. У него есть только одна задача: подъем Франции, который обеспечит моя победа на выборах.
– Сожалеете ли вы о том, что присутствовали на бале в Вене по приглашению близких к Австрийской партии свободы студенческих организаций, после которого вас обвинили в поддержке неонацизма?
– Это дело – скандал чистой воды. Если хоть немного присмотреться к обстоятельствам, то становится ясно, что эти обвинения, которые выдвинули ультралевые группы и получающие от них финансирования ассоциации, такие как SOS Racisme, всего лишь клевета. АПС – это популистская, патриотическая партия, которая выступает против иммиграции и евроцентризма. В Австрии ее поддерживают 30 % избирателей.
– Вы сами называете себя «популистом». С чем это связано?
– Элита использует этот термин, чтобы выразить свое презрение к народу, к его стремлениям и опасениям. Во Франции народу приходится мириться с решениями своих руководителей. Но об этом последние 30 лет почему-то забывают. Хотя демократия – это правление народа, избранное народом и для народа. Если это популизм, то и я – популист.
– Вам не кажется, что это слишком простая и удобная позиция?
– Быть единственным кандидатом, который выступает против системы, отнюдь не просто и неудобно. У меня складывается впечатление, что я попала в фильм-катастрофу и играю роль того, кто говорит властям: «Нам нужно срочно принять радикальные меры, иначе нам грозят ужасные бедствия!» Но все хотят только продолжать делать бизнес, и катастрофа неизбежно наступает… В таких фильмах после трагедии начинают искать того, кто напрасно пытался бить тревогу. Но я не хочу покорно ждать катастрофу, я хочу ее предотвратить. Кризис отнюдь не позади, а перед нами. Я выступаю за демократическую, патриотическую и мирную революцию. А политика Олланда и Саркози может привести к революции «а-ля Меланшон», которая не будет ни демократической, ни патриотической, ни мирной.
Конец ознакомительного фрагмента.