Глава 3
Во двор дома на Сущевском валу Гуров въехал без одной минуты пять. У второго подъезда «сталинки» его дожидались те, кого он хотел видеть. Стас Крячко неторопливо прохаживался перед капотом своего заезженного «Мерседеса», изредка задумчиво поглядывая на не выражавшую особой радости и энтузиазма парочку, смирно стоявшую на тротуаре.
Опрятно одетая круглолицая полная женщина в пуховике и серой вязаной шапочке, с пакетом в руках, возрастом где-то сразу за пятьдесят, выглядела более испуганной и растерянной, чем ее спутник. Она теребила в руках носовой платок, часто поднося его к лицу и протирая уголком то кончики губ, то виски. Молодой человек в длинном темном велюровом плаще и с кожаной папкой в руках, лет двадцати пяти, морщил лоб и нетерпеливо смотрел то на Крячко, то на наручные часы. Надо полагать, это были, как и обещал старший Зеленский, его помощник и домработница Тимофея.
Крячко, заметив выехавшую из-за угла машину Гурова, махнул ему рукой. Лев Иванович припарковал «Пежо», почти уткнувшись решеткой радиатора в задний бампер «Мерседеса». Крячко официальным басом представил Льва Ивановича присутствующим:
– Старший оперуполномоченный по особо важным делам полковник Гуров Лев Иванович.
Произнося должность, Стас сделал ударение на слове «особо», отчего женщина испуганно округлила глаза и стала нервно отирать платочком щеки, а вот молодой человек повел себя иначе – несколько раздраженно и высокомерно дернул головой. Крячко представил женщину:
– Татьяна Владимировна, домашняя хозяйка Тимофея Зеленского.
– Домработница, – автоматически поправила Крячко женщина и испуганно прикрыла ладошкой рот.
Молодой человек, задрав подбородок, сухо представился сам:
– Помощник депутата Государственной думы Зеленского Олега Эдуардовича Якушин Дмитрий Ростиславович. Видите ли, – он задрал рукав и аккуратно постучал указательным пальцем по стеклу часов, – у меня сегодня со временем напряженно…
Гуров решил с ходу осадить мальчика. Он наморщил лоб и немного дурашливо переспросил:
– Помощник, это как? Подай-принеси, что ли? И если можно, чуть короче с регалиями, а то я и без них в именах часто путаюсь. Так как вас правильно кличут: Дмитрий Олегович или Эдуард Ростиславович?
Молодой человек не ожидал такой реакции. Он по-мальчишески стушевался, чем скинул с возраста лет пять, и несколько растерянно повторил:
– Меня зовут Дмитрием… Ростиславовичем Якушиным.
– Вот теперь мне все понятно, – радостно констатировал Гуров. – Коротко и без путаницы – Дмитрий. А я просто Лев Иванович. Обойдемся без званий. С полковником Крячко вы уже познакомились? Его имя-отчество…
– Просто Станислав, – перебил его Крячко.
– Можно звать просто Станиславом, – согласился Гуров. – Мы, с вашего разрешения, с ним чуть-чуть пошепчемся – накопились кое-какие дела. Вы уж поскучайте минуточку без нас…
Гуров и Крячко отошли на несколько шагов в сторону.
– Что узнал, что сделал? – коротко спросил Лев Иванович.
– Обнаружился счет Зеленского в банке. Официально все подробности по нему можно будет получить только завтра. А неофициально могу сообщить, что прошлой ночью со счета через банкомат была снята некая сумма. Как я получил эту информацию, лучше не спрашивай!
– Вот даже как? – задумался Гуров. – Значит, потянулась ниточка… И что же будем делать?
– До утра потерпим. Без санкции суда банк нас на порог не пустит. Даже если и попытаемся поднять на ратный подвиг банковских клерков, потратим массу сил и энергии, а выиграем не более двух часов. С утра одновременно предупредим их, чтобы готовились, и получим санкцию суда. Может, придется просить разрешение не только на доступ к банковским тайнам, но и квартирным, чтобы все было официально… – мотнул головой Крячко в сторону дома.
– Ты, Стас, наверное, прав, хотя засвербило – аж мочи нет, – мечтательно сказал Гуров. – Однако придется подождать до завтра… Еще что-то у тебя есть?
– «Ауди» Зеленского подали в розыск. У дома, как видишь, – Крячко широко повел рукой вокруг себя, – машины данной марки не наблюдается. Вот, пожалуй, и все.
– У меня тоже кое-какая информация появилась. Правда, толку от нее мало. Еще больше путает картину, – скептически поджал губы Гуров. – Между первым и вторым выстрелом в Зеленского прошло как минимум восемь минут. Вот такие пироги…
– В принципе, можно объяснить, – наморщил лоб Крячко. – Время, чтобы обчистить карманы, необходимо? А выпытать код кредитной карточки?..
– Две минуты, пускай три… – согласился Гуров. – Вряд ли Зеленский разыгрывал из себя Зою Космодемьянскую под дулом пистолета, уже заполучив одну пулю в бедро. Остается еще не меньше четырех минут. Куда их деть? Есть версии?
– Пока отсутствуют, – легко сдался Крячко. – А гадать на кофейной гуще не в моих правилах.
– Вот и мне пока ничего толкового в голову не лезет, – вздохнул Гуров. – Ладно, не будем зря терять время. И народ застоялся… Ну что, господа, – обратился он к помощнику Зеленского и домработнице. – Наверное, пришла пора подняться в квартиру Тимофея Олеговича. Татьяна Владимировна, ключи от двери у вас?
Женщина засуетилась и полезла в пластиковый пакет. Гуров остановил ее:
– Пожалуйста, не спешите и не волнуйтесь. Потом достанете, у дверей. И примите мой совет: в таких сомнительных сумочках ключи и кошельки лучше не носить. Если пакет сам не порвется, так в автобусе в давке какой-нибудь карманник обязательно вытянет. Знаете, сколько их сейчас развелось?
Домработница часто закивала:
– Да, у моей подруги недавно в троллейбусе…
– Про подругу потом, – остановил женщину Крячко. – У меня к вам вопрос. Вы когда последний раз убирались в квартире Зеленского?
– В пятницу. Я прихожу по понедельникам, средам и пятницам. В среду генеральная уборка, а по понедельникам и пятницам только пылесосю и протираю полы, – доложила женщина.
– Все понятно, больше вопросов нет, – улыбнулся Гуров, подхватил ее под локоть и повел к подъезду. – Сейчас мы с вами займемся другим делом. Более важным, хотя, может, и не очень приятным. Как поется: вперед и вверх, а там…
Крячко и помощник Дмитрий двинулись за ними. Лев Иванович на ходу внимательно оглядел здание. Оно представляло собой классический вариант дома времен конца сороковых – начала пятидесятых годов. Сталинский ампир с мощной лепниной на фасаде и голая, не очень аккуратная кладка из силикатного кирпича, смотрящая во двор, были обычным делом. Часть широких окон уже белела пластиком, но в основном рамы оставались деревянными и крашеными. Этот дом, похоже, к разряду элитных не принадлежал, хотя и числился не в последних. Сумерки уже брали свое и кое-где за шторами горел свет.
Гуров пробежал глазами по окнам. На втором этаже колыхнулась занавеска, и ее уголок отошел в сторону. Глаза Льва Ивановича встретились с глазами пожилой женщины. Можно даже сказать – очень старой. Она застыла в окошке сухоньким лицом, кротко и внимательно оглядывая идущих к подъезду людей.
Старый лифт с металлической громкой дверью неспешно вознес их на четвертый этаж. Домработница вышла на лестничную площадку первой и привычно повернула налево. На ходу достав связку ключей из пакета, она подошла к массивной деревянной двери и попыталась вставить один из ключей в замочную скважину. Крячко перехватил ее руку и добродушно сказал:
– Какая же вы прыткая, Татьяна Владимировна! Погодите немного…
– Люди торопятся, а потому ошибаются, – поддержал его Гуров. – Одну секундочку, мы посмотрим, все ли в порядке с дверью.
Сначала он сам осмотрел замки, потом уступил место Крячко. Видимых следов взлома не выявлялось. В общем-то, Гуров и не рассчитывал их увидеть. Ключей у убитого Зеленского не обнаружили, следовательно, если преступник и проник в его квартиру, то, без сомнения, дверь топором не крушил, фомкой косяк не отжимал и отмычками замок не терзал.
– Я вас попрошу, уважаемые, – обратился Гуров к домохозяйке и помощнику, – когда зайдете в квартиру, ничего не трогайте, с места не сдвигайте и не роняйте. Можно и нужно внимательно смотреть по сторонам и отвечать на наши вопросы. Всем все понятно? Тогда, Татьяна Владимировна, открывайте дверь.
– Я боюсь, – неожиданно задрожала губами домработница и прижала руки с зажатыми ключами и сумкой к груди. Похоже, до женщины наконец дошло, что случилось с хозяином и зачем она здесь находится.
– Бояться вам нечего. Тимофею Олеговичу уже не поможешь, и в квартире преступник не засел, нас дожидаючись. Это самый обычный осмотр. Мы просто пройдем и поглядим, все ли там на месте или что-то исчезло, – попытался успокоить ее Гуров.
– Н-не могу, – с трудом ответила женщина, и ее глаза быстро налились слезами.
– Тогда прошу вас, – повернулся к помощнику Гуров. – Мы сегодня выступаем в роли гостей, поэтому открыть дверь нужно кому-то из родных или близких Тимофея Зеленского, – пояснил Лев Иванович. – И пригласить нас… Таковы уж формальности.
– Но я же не близкий и не родственник, – удивился помощник.
– Вы прибыли по поручению родственников, поэтому имеете на это право. Да открывайте скорее, – рассердился Гуров.
Молодой человек безразлично пожал плечами и взял связку ключей из рук домработницы. Он быстро нашел нужный, вставил его в замочную скважину, повернул и открыл дверь. За ней показалась еще одна, металлическая. Несмотря на то, что на ней красовались три добротных замка, ни на один из них дверь закрыта не была и более того – зияла щелью.
Помощник удивленно вытянул шею, глядя на темнеющий прогал, а потом повернулся, вопросительно взглянул на полковника и, догадавшись, что нужно сделать, шагнул назад.
Гуров многозначительно переглянулся с Крячко. После двадцати лет совместной службы они понимали друг друга без слов. Крячко шагнул вперед, занял место слева от двери и мягко отстранил в сторону помощника депутата.
– Татьяна Владимировна, подскажите: Тимофей Олегович часто оставлял железную дверь незапертой? – спросил Гуров.
– Да вроде никогда не оставлял, – ответила домработница. – Я такого не помню. Может, не на все замки закрывал, но так, чтобы открытой оставить – никогда не было.
– Спасибо за информацию. Ну что, можно нам войти? – вежливо через плечо вопросил Гуров.
– Пожалуйста, проходите, – безразлично согласился молодой человек, видимо, усвоивший необходимость своего присутствия.
– Татьяна Владимировна, подскажите, пожалуйста: в каком месте в прихожей расположен выключатель? – шагнув через порог квартиры, не оборачиваясь, спросил Гуров.
– На стене слева, только руку протяните, – подсказала домработница.
Гуров нашарил рукой выключатель и зажег в прихожей свет. Бра осветил небольшой уютный холл с встроенными шкафами и изящным полированным столиком на изогнутых резных ножках.
Пол был застелен однотонным серым ковролином. Из прихожей широкий коридор с выходящими в него дверями уходил в глубь квартиры так далеко, что его окончание терялось в полумраке. Жилище Тима Зеленского малым метражом явно не страдало, хотя и являлось пристанищем холостяка.
На столике в холле стоял телефон «Панасоник». Рядом лежала аккуратная стопка корреспонденции – все больше рекламные проспекты и газеты. Сверху примостилась пара нераспечатанных писем. В уголке у самого порога сиротливо приткнулись комнатные тапочки. Больше глазу остановиться было не на чем.
Ковролин с виду казался чистым. По крайней мере, явных или скрытых следов Гуров на нем не обнаружил. Он шагнул вперед, давая место Крячко. Станиславу вполне хватило десяти секунд, чтобы пробежать взглядом по прихожей, после чего он негромко бормотнул для себя или для Гурова что-то вроде:
– Нет проблем… – Потом Крячко обернулся и пригласил в квартиру домработницу и помощника.
– Напоминаю всем: ничего руками не трогать, с места не сдвигать, не ронять, только смотреть и замечать неладное, если таковое увидите, – еще раз проинструктировал их Гуров и обратился к домработнице: – Я тоже, как видите, ничего не трогаю и даже за ручку двери берусь, обернув ладонь носовым платком. Татьяна Владимировна, подскажите, какое расположение комнат в квартире?
– А вот сразу за прихожей слева кухня, вернее, столовая, а за ней кладовая. В кладовую ход из коридора и из кухни. Вот эта дверь справа – в гостиную. Дальше будет кабинет Тимофея Олеговича, а как раз напротив кабинета – его личная спальня и далее еще одна – гостевая. Вот и вся квартира.
– Кто бы подумал – всего лишь четырехкомнатная, а конца и края не видать, – усмехнулся Стас.
– Большая жилплощадь, – согласилась домработница. – Тут, говорят, раньше профессор известный жил. Чуть ли не Герой Социалистического Труда и какой-то там лауреат. Таблички с улицы на стене видели: «В этом доме жил…»? На одной из них про бывшего хозяина и написано. Говорят, что он…
– Про профессора поговорим потом. Сейчас слушай мою команду, – скомандовал Лев Иванович. – Все чинно и спокойно следуют за мной. Будем по порядку осматривать комнаты. Слева у нас столовая. Зажигаем свет. А вот и выключатель. Смотрим. Приличная столовая, потянет на поле для гольфа. Татьяна Владимировна, что-то непривычное вы видите? Может, непорядок какой? Все как обычно? Посуда в раковине… Ну, это не криминал, хотя в дальнейшем, может, и понадобится узнать, кто из нее ел-пил. Всегда так оставлял? Значит, все в порядке! Двигаем дальше. Следующая остановка – кладовая. Не торопясь смотрим, все вокруг замечаем. Ничего подозрительного не видно? Имущество, банки – на месте?
Тогда шагаем далее.
Крячко замыкал шествие и в помещения не заходил, оставаясь в дверях. Хотя он так же, как и другие, внимательно оглядывал комнату, коридор оставался под его наблюдением. Поход по квартире продолжался.
– А вот гостиная. Осторожно, здесь ступеньки. Планировка старая, а ремонт качественный. Рояль какой интересный. От прежнего владельца в наследство достался или же сам Тимофей Олегович на нем музицировал? При вас никогда не садился? Значит, от профессора перешел…
Предпоследним объектом осмотра оказалась спальня хозяина. Пожалуй, она была наиболее обитаемым уголком в квартире и, более того, оказалась тем местом, где подозрения сыщиков обрели реальность.
Распахнутая дверь зеркального шкафа-купе, небрежно висевшие на стуле брюки и рубашка рассказывали всего лишь о скорых сборах Зеленского. И покрывало, наспех наброшенное на широкую двуспальную кровать, выдавало обычную мужскую неаккуратность. Было заметно, что уже после того, как его постелили, на нем и сидели, и лежали, а возможно, и стояли. А стояли, потому что к картине над кроватью подобраться иначе было нельзя…
Пейзаж в пастельных тонах со сжатым полем, одиноким деревом и повозкой, двигающейся из ниоткуда в никуда, висевший над кроватью, в настоящее время являл вид открытой дверцы. Рама была прикреплена петлями к стене с одного края. Картина, кроме художественной ценности, если таковая действительно имелась, дополнительно выполняла роль ширмы для стенного сейфа. Сам же сейф в настоящее время вид имел совершенно пакостный. Он был распахнут настежь, и ключи, видимо, уже не нужные ни законному владельцу, ни тому, кто последним ими пользовался, торчали из замочной скважины. Никаких денег, ценностей и бумаг его недра не содержали. Он был абсолютно пуст.
– Стас, загляни для порядка в гостевую спальню. Вот только сердце мне вещует, что ничего для нас полезного мы там не обнаружим. Самое интересное, похоже, уже нашли… Татьяна Владимировна, вы знали о существовании этого сейфа?
– Да, конечно. Я и картину от пыли протирала, и его тоже.
– А Тимофей Олегович при вас его когда-нибудь открывал?
– Никогда, – отчаянно замотала головой женщина. – Сейф при мне всегда закрытым был. Неужели вы на меня думаете?
– Никто на вас ничего не думает, – успокоил ее Гуров и перевел взгляд на вернувшегося Крячко.
– Ничего интересного – чистота и порядок, – доложил тот и подошел к сейфу. – Достойная игрушка. Как-то попадалась на глаза… Швейцарская моделька. Титан, два замка высшей степени сложности плюс код. Если еще и в стену надежно вмонтирован, выдержит и домушника, и «Муху», и РПГ-9. Только прямой наводкой из противотанковой стодвадцатьпятки можно взять.
– Увы, как видишь, открыли без пушки, – нахмурился Гуров. – Ну что, господа, осмотр закончен. Можно покинуть помещение. Завтра прошу к десяти ноль-ноль прибыть сюда. Будем делать обыск по полной программе. А вас приглашаем понятыми. Санкцию, надеюсь, к этому времени мы успеем получить. А теперь все на выход. Свет выключаем, входные двери закрываем и опечатываем. Стас, у тебя для опечатывания все есть? Тогда шагай, забирай из машины. Что случилось, молодой человек?
Последний вопрос относился к помощнику депутата. Он сидел на корточках и что-то разглядывал под кроватью.
– Что такое, Дмитрий? – переспросил Гуров. – Вы что-то увидели?
– А вон, посмотрите, там шприц использованный лежит и еще какая-то папка, – сообщил молодой человек.
Нагнувшись, Гуров рассмотрел то, что обнаружил Дмитрий.
У спинки кровати валялся пустой двухкубовый шприц с иглой. А у самой стены лежала раскрытая пластиковая папка средней толщины с прозрачными файлами, заполненными бумагами. Путь следования шприца под кровать проследить было трудно, а вот папочка с бумагами запросто могла туда попасть, выпав из сейфа и скользнув в прогал между стеной и кроватью.
Гуров развернул носовой платок, который держал в руках, и аккуратно постелил на пол у кровати. Потом встал на него коленями и, нагнувшись, как можно дальше засунул голову под кровать. Несколько секунд он провел в таком неудобном положении, рассматривая файл с воткнутым в него стандартным листом. Потом вытащил голову, встал на ноги и огладил помявшиеся на коленях брюки.
– Какие-то деловые записи. В них больше цифр, чем слов, – сообщил он Крячко. – Думаю, содержание папки на срочность раскрытия преступления вряд ли повлияет. А вот шприц, мне кажется, свеженький… Татьяна Владимировна, не подскажете: последнее время Тимофей Олегович ничем не болел?
– Да вроде нет, не болел, – растерянно покачала головой домработница.
– И шприцы выброшенные в мусоре вы никогда не замечали? – внимательно глядя на женщину, спросил Крячко. – Случайно когда-нибудь.
– Это вы про наркотики, что ли, говорите? Не кололся ли ими Тимофей Олегович? – догадалась женщина. – Да вы что? Как можно? Никогда ничего такого не было и быть не могло. Винцо, водочка – это бывало. Но какой же мужик без водочки-то… А то – наркотики! Тоже себе придумали.
– Все понятно, – подытожил речь домработницы Гуров. – Вопросов больше нет. Ну все, господа, двигаемся на выход.